Без права на эмоции

Глава 7

Ночью я проснулась от какого-то шороха, который доносился с улицы. Поглядев на Андрея, который мирно спал подле меня и решив его не будить, я накинула на плечи шаль и тихонько выйдя из комнаты спустилась по лестнице на первый этаж и открыв входные двери вышла на улицу, не забыв прихватить с собой пистолет. Во дворе было тихо и лишь собака изредка поскуливала, поднимая свои уши у глядя в сторону хозяйственных построек, затем снова мирно устраивалась в своей конуре и закрывала глаза, совершенно не обращая на меня внимание. Вскинув пистолет, я прислушалась, вглядываясь в кромешную тьму, рассеиваемую лишь слабым освещением, идущим от одиноко взирающего на землю месяца. Так я простояла минут десять, но ничего более подозрительного не услышав, хотела было уже направиться в дом, как за постройкой, в которой находился подвал, что-то упало и послышалось какое-то шиканье. Обойдя дом, я решила зайти к постройке с другой стороны, дабы не быть замеченной. Прижавшись к стене и едва ступая на цыпочках, я подошла довольно близко и увидела впереди себя две маленькие фигурки, которые быстро что-то прятали в стоящий на земле мешок.

− А-ну стоять, − вскинув пистолет проговорила я на немецком языке.

Фигурки выронили из рук что-то на землю и осторожно повернулись ко мне. И каково же было мое удивление, когда перед собой я увидела двоих мальчишек лет восьми. Окинув взглядом заднюю стену постройки, я поняла, что мальчишкам удалось ее разобрать и они оттуда благополучно вытащили продукты и складывали их в мешок.

− Немецкая швабра, − проговорил один из них другому, который тут же его одернул, со злостью поглядывая на мой пистолет.

− Отчего же сразу швабра? − перейдя на польский спросила я.

− Ты чего, и на польском говоришь? – буркнул мальчик в сером пиджаке.

− Говорю, − с улыбкой ответила я.

− Так ты наша что ли? – не унимался он.

− Да какое наша. Подстилка немецкая она, наши в таких домах не живут, − сплюнув на землю зло сказал его подельник.

− Так, во-первых, я не швабра и не подстилка. Ясно вам? – строго проговорила я. – А во-вторых, быстро говорите, что тут такое происходит? – вскинув пистолет решила припугнуть я острых на язычок мальчишек.

Ребята переглянулись и спустя минуту молчания один из них нехотя сказал:

− Мы продукты хотели вынести. Мамка наша заболела, на работу не ходит уже как месяц поди. Припасов совсем не осталось никаких. Помрет она, если питаться будет плохо, так доктор сказал. А питаться то чем? Немцы так просто на хлеб деньги не дают. Не работаешь – не ешь. Мы-то вон хоть с Васькой, то лебеду погрызем, то клей с дерева, то рыбу какую поймаем в речке да на костре сжарим, а она чего? Ей молоко надо, да хлеб, да тушенку может хоть немного. Ну вот мы…а так бы никогда, − проговорил мальчишка и засопел носом, пытаясь сдержать накатывающие слезы.

− Фройляйн, отпустите, пожалуйста. Мы больше никогда сюда не полезем, клянемся. Только отпустите. Иначе мамка без нас сгинет. Мы же все, что у нее осталось после гибели бати, − проговорил другой пацаненок, которого звали Васькой.

Опустив пистолет, чему мальчишки были несказанно рады, я посмотрела на дыру в стене и на лежащий на земле мешок и сказала:

− Показывайте, что взяли.

Мальчишки вывалили из мешка на землю с десяток банок тушенки и сгущенного молока, картошку, морковку, бутылку масла и несколько яблок. Окинув это добро взглядом, я вздохнула и поглядев на мальчишек сказала:

− Так, сорванцы. Берите по две банки тушенки и молока, остальные верните назад, заподозрят так, если много сразу пропадает. Все остальное можете брать тоже с собой.

Мальчишки переглянулись и Васька быстро прошмыгнув в постройку вернул на место то, что я сказала.

− А теперь заложите дыру в стене. Аккуратно. Чтобы не было видно ничего.

Когда парнишки все сделали, Васька окинув меня недоверчивым взглядом спросил:

− Ты отпустишь нас?

− Отпущу, только сначала вы мне скажете, кто вы и как вас зовут.

− Я Васька, а это мой младший брат Гришка. Мы погодки. Мамка наша учительница бывшая. Сейчас на заводе работает, на посуде рисунки рисует. Краска вонючая там, ей нельзя таким дышать, поначалу держалась, а потом слегла вот. Теперь мы кормильцы. Хотели устроиться на работу, да кто ж возьмет нас. Везде говорят малы еще, − проговорил Васька с нотками отчаяния и злости в голосе.

Я поглядела на мальчишек и прикинув в голове разные варианты сказала:

− Я возьму вас на работу.

− Ты? – недоверчиво окинув взглядом проговорили мальчишки.

− Да, я. Мне нужны в городе незаметные глаза и уши. Если вдруг проследить нужно будет за кем-то или еще что. Справитесь с этим?

− Конечно! – резво воскликнул Васька.

− А платить сколько будешь? – все еще так же недоверчиво спросил меня его брат.

− Не бойся, не обижу, − улыбнувшись ответила я и потрепала его по засаленной голове.

− А когда приступать нужно будет? – не унимался Васька.

− Приступать нужно будет тогда, когда мне нужно будет. Пока ничего такого делать не надобно. Главное, чтобы вы из дома никуда ни ногой до тех пор, пока я на вас не выйду. Гулять в пределах двора и не дальше. Вы мне адрес свой скажите, а я вам завтра завезу деньги и продукты, чтобы вы более не шастали по дворам чужим. Идет? – строго проговорила я.

− Идет, − проговорил Васька и назвал мне адрес.

− А как собаку-то вы приручили, что она на вас не реагирует? – с усмешкой спросила я.

− Так это же Валдай. Бывший хозяин всегда с ним гулял подле реки, и мы часто там бегали. Он нас знает. Хороший был хозяин у него. Теперь, поди, уже и в живых нет. Немцы поганые сгноили, − зло проговорил Гришка.

Посмотрев на мальчуганов мне стало не по себе от их совсем не детских выражений глаз, наполненных жизненными проблемами, которыми обычно озабочены мы, взрослые. Сейчас же передо мной стояли двое мальчишек, которым по возрасту положено было еще в мяч гонять, а они думали о том, как поднять на ноги единственного родного им человека, их мать.

− Ладно, забирайте себе припасы и марш домой. Завтра я либо сама привезу то, что обещала, либо человека пришлю. И не шастали чтоб более по чужим домам. А то так немцы поймают да расстреляют вас за банку тушенки, тогда точно матери помочь не сможете, − строго отчитала я ребят и они, утвердительно закивав головой, забрали мешок и прошмыгнув в отверстие в заборе скрылись из виду. Я же поднялась к себе в комнату и тихонько пробралась в постель.

− Ты где была? – строго спросил Андрей порядком напугав меня.

− Я думала ты спишь! – подскочив на кровати воскликнула я.

− Спал. Потом услышал шум на улице и открыв глаза увидел, что тебя нет.

− Я ребят поймала. Продукты стащить пытались. Я им пообещала, что завтра привезу им припасы и деньги, а они взамен у нас на подхвате будут вдруг чего.

− Оль, ты забываешь, кто ты здесь. О чем ты думаешь? Мы не можем сейчас всем помочь, а если нас заподозрят, то и вообще в жизни никому уже не поможем никогда, поскольку будет украшать собой виселицу, − строго отчитал меня мужчина.

− Андрей, я очень осторожна, не переживай так.

− Я еще раз тебе говорю, прежде чем что-то сделать, советуйся со мной, − все так же хмурясь сказал мужчина.

− Я сама в состоянии принять решение, товарищ майор. Не надо со мной, как с маленькой обращаться, − обидевшись сказала я и отвернувшись от Андрея натянула на себя одеяло, давая понять, что разговор наш окончен.

− Ох, Соколова, как была вредная, такая и осталась, − проговорил Андрей, обняв меня и крепко прижав к себе.

Утром к нам в комнату зашел Гордеев, который уже более-менее пришел в себя после ранения.

− Извините меня, что вышел из строя так надолго. Рана оказалась намного сложнее, пришлось поваляться в постели, − проговорил он.

− Да ты и сейчас бледный еще. Уверен, что нормально себя чувствуешь? – спросил его Андрей, окинув взглядом.

− Уверен.

− Тогда смотри, что мы имеем на сегодня. Всеми операциями по ликвидации наших ребят заведовал совсем не фон Герцен, как оказалось, а штурмбанфюрер Гюнтер фон Риц, следовательно, он должен знать, кто предатель среди наших. А то, что он есть, сомнений не вызывает, слишком многие операции были сорваны здесь. Фон Герцен вел другие дела здесь, часто отлучался и Гюнтер исполнял его обязанности,− проговорил Андрей, показывая документы Гордееву. – Мало того, для чего-то было все выставлено так, будто бы это именно Герцен вел все дела. Ума не приложу, зачем это нужно было. Какая разница, кто из фрицев ликвидировал их по большому счету. Ели бы он не обмолвился насчет того, что он был в Познани тогда, мы бы и не знали всего этого. А так я считаю, нужно найти этого Гюнтера и проверить. Но только так, чтобы он не догадывался об этом. Не нужно привлекать внимание к тому, что мы здесь ищем.

− А вы не думали, что тот, кто сдал всех наших и о нас знает? – предположил Гордеев.

− Не думаю. Операция засекречена была на должном уровне. Никто не знал, куда нас направят. Только мы, Туз, Нина, отец Оли и еще два человека из НКВД. Более никто. Все, кто знал о проваленных операциях, все на этот раз остались в неведении. И в Польше кроме одного, очень надежного человека, никто не знает, что Миллер, Штольца и Штайнера будем играть мы, русские, − отойдя к окну ответил Андрей.

−Не нравится мне этот ваш интерес к тому, что находится на втором плане. – недовольно сказал Гордеев закуривая сигарету.

− Гюнтер систематически отводил взгляд от себя и переводил стрелки на фон Герцена. Зачем? Тебе не интересно? – спросил Андрей.

− Мне-то может и интересно. Да только из этого осиного гнезда нужно живыми выбраться, что само по себе сомнительно. А если мы копать начнем, то можем разворошить это самое осиное гнездо и тогда операцию точно завалим.

− Мне даны полномочия самому принимать решение. Поэтому, ты навестишь окрестности завода, где работала наша пропавшая радистка и попытаешься узнать хоть что-то о ней. Мы же с Олей возьмемся за Гюнтера, надо прощупать рыбку. Туз с Нинкой пока по-прежнему по карте работают. Если мы сейчас не попытаемся понять, кто сдал наших, то последующие направленные сюда ребята будут посланы на верную смерть, ты сам это понимаешь, − строго сказал Андрей.

− А ты, Оля, что думаешь? – спросил Гордеев у меня.

− Я? Я все как товарищ майор скажет, мне самой думать не разрешается, − безразлично кинула я в ответ.

− Вы чего, снова поссорились? – усмехнулся Гордеев, и Андрей в ответ только бросил недовольный взгляд на него.

− И еще, у нас теперь еще девчонка появилась. Оля ее из Аушвица вытащила, подарок для себя такой у фон Герцена выпросила, дескать в служанки. Так вот, раз ты у нас слабое звено со своей рукой теперь, девчонка будет на тебе пока. Познакомься с ней да присмотри, − с усмешкой сказал Андрей.

− Да видел я вашу девчонку. На Лесю мою больно похожа, когда той было столько же, − проглотив комок в горле сказал Гордеев, поскольку в начале войны потерял дочь и жену в бомбежке. – Пригляжу. Не переживайте.

− Спасибо вам, − сказала я, положив на плечо мужчины руку.

− Молодец ты, Ольга, смогла хоть одну душу спасти из того ада, − ответил Гордеев.

− Ладно, давайте все по своим делам расходиться. Время то идет, а мы что-то пока на месте топчемся, − недовольно сказал Андрей, надевая свой пиджак.

− Как скажете, товарищ майор, − наигранно улыбнулась я, поскольку после его вчерашнего выговора была еще достаточно зла на него.

Гордеев едва сдерживая улыбку окинул нас с Андреем взглядом и пошел к себе. Мы же с Андреем вышли на улицу и мужчина, ухватив меня крепко за руку, прижал к себе.

− Ольга, хватит дуться. Ну как маленькая, честное слово. Я ничего тебе такого вчера не сказал, чтобы ты так себя вела! – проговорил он.

− Ну конечно не сказал. Ты всего-навсего лишь снова перешел на тон строгого преподавателя, каким был тогда, требуя беспрекословного подчинения и выполнения задания. А я больше не твоя студентка, я взрослая и сама могу принимать решение, − гневно ответила я.

− Ты не студентка, это верно. Но ты забываешь, что здесь я твой командир и ты должна советоваться со мной, прежде чем что-то делать!

− Хорошо, как скажете, товарищ майор, − прошипела я в ответ и сев в машину громко хлопнула дверью.

Через пол часа мы уже были в штабе немцев. Фон Герцен еще не появлялся, и мы устроились в приемной. Секретарша сделала нам кофе, кокетливо стреляя глазками в сторону Андрея.

− Милая Кристина, скажите, пожалуйста, что вы думаете о штурмбанфюрере Гюнтере фон Рице? – подсаживаясь ближе к ней спросил Андрей.

− Я? Не знаю даже, −захлопав своими длинными ресницами проговорила девушка.

− Вам господин фон Герцен говорил ведь, что вы должны всячески нам помогать в нашем репортерском деле, ведь так? – проговорил мужчина.

− Да, говорил, − осторожно ответила девушка.

− Ну и что вы можете сказать о господине фон Рице? Вы ведь работали с ним, когда он замещал вашего начальника, – уже более строгим тоном спросил Андрей.

− Работала, да. Но ничего особенного сказать не могу о нем. Требовательный, строгий, немногословный.

− А приходили ли к нему люди, которые обычно не появляются здесь при господине фон Герцене? Особенно во время его последнего отъезда.

Девушка нахмурила лоб и спустя пару минут молчания сказала:

− Да, приходил как-то один мужчина. В гражданском. Очень хорошо говорил на немецком, но с едва уловимым акцентом. У меня слух хороший, поэтому и различила это. А так и не скажешь, что не немец. Я только поэтому его запомнила.

− А описать его сможете? – спросила я.

− Нет, к сожалению. У меня ужасная память на лица. Помню только что темноволосый был, статный такой. Может военный. У них обычно выправка такая. Но этот в гражданском был, так что не знаю, может и ошибаться могу. На вид ему лет сорок пять или пятьдесят.

− А о чем они говорили, может слышали? Хоть что-то, − спросил Андрей.

− Я не подслушиваю разговоры, господин Штольц, − обиженно ответила девушка.

− Я не говорю о подслушивании, милая Кристина. Так может, фразу какую мимолетную услышали или еще что, − улыбнувшись своей коронной чарующей улыбкой, от которой таяли все девушки нашего курса, спросил Андрей.

− Когда кофе заносила, то да, услышала конец фразы …кроме него-некому. Да. Так и сказал тот мужчина и они оба замолчали. Вот собственно и все. Ничего более не слышала, − пожав плечами закончила секретарша.

− Хорошо, спасибо вам большое, − ответил Андрей, поцеловав руку девушке.

В этот момент зашел фон Герцен и мы прошли к нему в кабинет.

− Вы сегодня рано, − сказал немец.

− Да, служба. Сами понимаете, − ответил Андрей, кладя на стол документы, которые мы с ним изучали дома.

− Скажите, господин фон Герцен, а где можно увидеть Гюнтера фон Рица в нештатной обстановке так сказать, − спросила я.

− В нештатной? Даже не знаю. Я кроме ресторана никаких мест не посещаю, но там Гюнтер практически не появляется. Скорее всего, его можно найти в салоне мадам Лели. Это своего рода кабаре, туда офицеры захаживают чтобы развлечься, − окинув меня взглядом, будто бы я сама была из такого заведения, проговорил немец. – А вы его в чем-то подозреваете?

− Нет, пока только проверяем, − уклончиво ответил Андрей.

− Да его нет смысла проверять. Только время тратите зря. Он верен рейху на все сто. Благодаря ему столько русских диверсантов было обезврежено. Этим никто не может похвастаться из нас. А он мастер в охоте на них. Так что, − проговорил фон Герцен.

− Это мы уже поняли. Но он нигде не указывает своего информатора, а это странно. Даже вы не знаете, кто доставляет такую информацию. И, кроме того, когда вас повысят, то ведь он займет ваше место?

− Да, он. Но в этом нет ничего удивительного. Гюнтер хороший солдат.

− Всех хороших солдат нужно проверять еще тщательнее, чем плохих. Вы знаете это, − сказала я.

− Знаю, мисс Хильза. Но также знаю и то, что очень много хороших солдат пали беспричинно от того, что ваша служба посчитала их заслуги сомнительными, так сказать, − прищурив глаза сказал мужчина, которому мы явно были здесь, как кость в горле.

− Господин фон Герцен, мы просто делаем свою работу и не более. Мы с Вернером всегда остаемся беспристрастными и прежде чем что-то докладывать наверх, всегда тщательно проверяем. Вам не за чем злиться на нас, − проговорила я тихо, подойдя к немцу и заглядывая ему в глаза.

После того, как я узнала, что этот человек не был причастен напрямую к гибели Димки у меня к нему возникла некая симпатия что ли. Я не могла объяснить, с чем она была связана. Может с тем, что я видела, с какой он долей неприязни относился к личностям Штольц и Миллер, поскольку знал, что это были за люди. Возможно, меня впечатлило то, что он, рискуя своим положением и жизнью, вытащил девушку-еврейку из Аушвица. Не знаю, в чем была причина, но я по крайней мере могла теперь находиться спокойно подле него, не желая каждую секунду пристрелить. Теперь мои мысли занимал совершенно другой человек, который уж точно должен был ответить за то, что сделал с нашими ребятами и Димкой.

Фон Герцен посмотрел на меня и нахмурившись сказал:

− Я знаю, мисс Миллер, что это ваша работа. Извините меня за резкость, просто у меня было не очень легкое утро.

− У вас что-то случилось? – спросила я.

− Нет, ничего такого, что касалось бы работы. Так, личное, − ответил мужчина.

− Вальтер, не переживайте. Я вам пообещала насчет того, о чем мы с вами говорили. Ваша женщина будет в безопасности, как бы не сложилась ваша судьба, − проговорила я лишь только с одной мне ведомым подтекстом. – Вы верите мне?

− Благодарю, − только и ответил немец, мельком взглянув на Андрея, который едва скрывал то, что совершенно не был в курсе нашего с фон Герценом разговора.

− А сейчас нам нужно идти, если вы не против, − проговорил сухо Андрей и обняв меня за талию практически вытащил из кабинета.

Выведя меня на улицу и отойдя от штаба Андрей крепко прижал меня к себе и елейно улыбаясь сказал:

− Соколова, ты сведешь меня с ума. Ты что там наобещала этому немцу?

Я, пожав плечами рассказал о нашем с ним разговоре, касающемся его любовницы-еврейки.

− Оля, что ты делаешь? Ты думаешь Миллер молчала бы, узнай она о том, что человек такого уровня укрывает еврейку, у которой будет ребенок от него? Ты не думаешь, что такое твое поведение станет подозрительным для фон Герцена? Миллер безжалостная особа, повернутая на своих удовольствиях, шагающая по головам всех, кто так или иначе был замечен в расхождении взглядов с фюрером. Она бы в два счета смела фон Герцена, ты это понимаешь?

− Андрей Владимирович, − проговорила я и подойдя к мужчине обняла его за шею и нежно поцеловала в губы. – Вы рассуждаете сейчас как мужчина. А мне, как женщине, кажется, что фон Герцен наоборот стал более расположен к Миллер, когда увидел, что она уважает любовь, а не пытается кровожадно всех и вся сожрать вокруг. Он не такой, каким его представили в донесении. Я это еще в Аушвице поняла, когда он разрешил мне девочку забрать. Но тогда я мурашками покрывалась от ненависти и не особо обращала на мелочи внимание. А потом, когда узнала, что он девчонку-еврейку вытащил оттуда, поняла, что метод пряника с этим человеком даст лучший результат, чем метод кнута. Да и Димкину команду не он приказал уничтожить. Я к чему это все говорю. Если правильно все обыграть, может можно будет с помощью его девчонки заставить работать на нас? Если не его вывезти в Москву, а ее? Его повысят, он будет ценным источником информации. А работать он будет на нас, если будет знать, что девчонка и его ребенок в безопасности в Москве. А вывезти вместо него Гюнтера, который, как я понимаю, знает ох как много всего интересного. Как думаешь?

− И давно ты такой вариант рассматривать начала? – спросил с усмешкой Андрей.

− Только сейчас, когда увидела, как он переживает о ней и о своем ребенке, − сказала я потеревшись носом о щеку мужчины.

− Ты такая спокойная сейчас, Оля, отчего? – спросил меня Андрей совершенно не о том, о чем я ожидала.

Поразмыслив я ответила:

− Гюнтер знает, кто сдал команду. И поскольку тот человек – не фон Герцен и ценности как таковой не имеет, значит его можно убрать, когда он выведет нас на информатора. Я приблизилась к тому, о чем мечтала с дня того черного известия, поэтому эмоции сами как-то уравновешеннее стали. А может потому, что ты рядом, − проговорила я, прикусив нежно губу мужчины.

− Ты должна понимать, Оля, что убив того, кто виновен в гибели твоего мужа, ты спокойствия не обретешь. Это не приносит удовлетворения. Да и убить человека не так легко, как кажется, каким бы он негодяем не был, − проговорил Андрей, гладя меня по щеке.

− Я знаю. Точнее не знаю, а предполагаю, что так оно и есть, как ты говоришь. Но это настолько личное для меня, что я прям чувствую, что моя рука не дрогнет. И дело не только в Димке, я потеряла еще и малыша своего из-за всего этого. Я так долго не могла забеременеть и когда наконец это случилось, не смогла сберечь его из-за того, что испытала такое потрясение. Это такая боль, ты даже не представляешь себе. Он жил во мне, понимаешь, жил, мой малыш. И в одно мгновение я лишилась его. Если бы я была сильнее, я бы сберегла его. А я слабая! Я оказалась слабой и из-за этого потеряла его! Поэтому моя рука не дрогнет. Я сама хочу себе дать понять, что от меня тоже многое зависит, я хочу всю жизнь помнить о том, что такое наши слабые стороны, − разревевшись проговорила я.

Я никогда ни с кем об этом не говорила. Эта тема была запретной и такой больной для меня, что я упорно о ней молчала даже на терапии с психологами. Потерянный ребенок был моим маленьким миром, о котором не хотелось делиться ни с кем. И потеря этого маленького мира, о котором я грезила все то время, пока носила малыша, была для меня подобна концу света. Если со смертью Димки я кое-как смирилась, то вот с потерей малыша не могла. Но я настолько глубоко упрятала в себя эту боль, что мне казалось, скажи я хоть слово о ней, меня снова накроет той волной кипучей печали и безысходности, из которой я еле выбралась. Поэтому и не хотела произносить ни слова, касающегося такой опасной для моего сознания темы. Но сейчас, стоя подле Андрея, мне впервые за все это время захотелось сказать о том, что я чувствовала. Возможно потому, что знала, что и он, потерявший дорогого ему человека поймет меня, как никто другой. Возможно же, я поделилась с ним всем тем, что накипело у меня на душе потому, что мне было так спокойно рядом с ним. Я была словно снова та маленькая девочка, сидящая на коленках у папы и ощущающая то непоколебимое сильное мужское плечо, на которое всегда можно опереться и не бояться ничего – ни своих страхов, ни слабостей, ни опасностей. С Димкой все было иначе, тогда меня захватывала бурлящая лавина любви, страсти и эмоций. Жизнь не дала нам пройти разными ее дорогами, поэтому я не знала, как бы я чувствовала себя подле него в такой вопиющий момент, наполненный горем. С Андреем же было все по-другому. С ним было…спокойно и не страшно. Не страшно плакать, не страшно идти вперед, не зная, что там за поворотом жизненного пути, не страшно быть просто собой, со всеми теми переживаниями и горестями, наполнявшими меня.

Андрей обнял меня, сотрясаемую сдерживаемыми столько месяцев рыданиями по потерянному маленькому сокровищу и тихо сказал:

− Все пройдет, Оля. Мы это переживем.

Услышав слово «мы», я заревела еще пуще прежнего, поскольку поняла, насколько мне нужно было это «мы», насколько я хочу жить и знать, что это «мы» будет длиться долго и станет «я» только потом, когда мы станем стариками и кто-то из нас раньше покинет этот мир, а другой будет ждать того мгновения, когда спустя какое-то время это «я» снова превратится в «мы» там, в глубокой синеве безмолвного неба, наполненного душами тех, кто взирает на нас, живущих на земле.

− Чего-то я совсем расклеилась, − хлюпая носом проговорила я, вытирая слезы платком Андрея.

− Ты не расклеилась, ты выговорилась, − ответил мужчина с нежностью во взгляде.

− Ой, не смотри ты на меня так, иначе я опять реветь буду, − уже смеясь сказала я и прижалась к сильной мужской груди. – Ладно, пойдем. Работать надо, а то мы так с нашими эмоциями совсем расслабимся здесь, − проговорила я и взяв Андрея под руку мы с ним двинулись по направлению к тому месту, где ждал нас Туз.

В этот раз около фонтана Туз встретил нас в образе художника, который рисовал Нинку. Подойдя и заглянув на мольберт, я присвистнула, увидев, что на меня с полотна взирает надменным взглядом своих больших, словно блюдца, глаз Нинка:

− Да ты художник, Игорь! Твой сын в тебя значит пошел!

− Что, красиво? – недоверчиво спросила меня Нина.

− А то! Как фотография, − ответила я.

Девушка надменно посмотрела на Туза и нахмурила брови.

− Она думала, что я ее в виде какой-нибудь козы нарисую, − смеясь ответил Туз, прищурив глаза.

− У вас что, опять война что ли? – удивленно спросила я.

− У меня – нет, у нее – да, − ответил мужчина, едва сдерживая смех.

− Нина, ну что ты так опять? – с осуждением сказал Андрей.

− А что сразу я? – возмущенно спросила Нинка и по ее дрожащим губам я поняла, что произошло что-то из ряда вон выходящее.

− Так, идите-ка погуляйте, а мы пока с Тузом перекинемся парой фраз, − сказал нам с Ниной Андрей и мы отошли к фонтану.

− Нин, ты чего? – обеспокоенно спросила я у девушки, поскольку в таком состоянии ее никогда не видела и вообще никогда бы не подумала, что эта надменная красотка умеет так переживать.

− Оль, я кажется влюбилась, − с наворачивающимися на глаза слезами проговорила она, нервно бросая в фонтан мелкие монеты.

− Ты? В кого? – удивленно спросила я, и когда Нинка не ответила я в недоумении перевела взгляд на что-то серьезно обсуждающего с Андреем Туза. – В Туза что ли?!

− Да, в него, − дрожащими губами проговорила девушка.

− Вот так новость! − засмеялась я. – Растаяло сердце снежной королевы!

− Не смешно, − надув губы сказала Нинка.

− Ну, а ревешь то ты чего? Или Туз тебе не пара считаешь? – с насмешкой сказала я, вообще не представляя себе, какая может быть из них пара, с таким-то характером, как у неё.

− Это не я так считаю. Это он так сказал мне вчера, − начиная всхлипывать сказала девушка.

− Что, так и сказал? – удивилась я, поскольку по тому, как Туз смотрел на Нинку мне и то было понятно, что и она ему нравилась очень.

− Да. Так и сказал. Дворовой король и принцесса из дворцовых палат не могут быть вместе. Они друг другу не пара, − прошептала Нинка и по ее щекам потекли слезы. – И я ему в ответ гадостей столько наплела, что стыдно прям теперь.

− Слушай, − нахмурив брови и подумав пару минут проговорила я. – Не думаю, что он прям это и имел ввиду. Скорее всего, он не хочет начинать ваши отношения из-за того, кем он является. Он ведь понимает, что если у тебя с ним будут отношения, то это бросит на тебя тень. Ты ведь из какой семьи, Нина. Папа – капитан милиции, мама – преподаватель истории в университете. А кто Туз сейчас? Криминальный авторитет из семьи репрессированного начальника. Если мы выполним задание, то мой отец поможет очистить биографию его и у него будет возможность начать жизнь заново. А пока этого не будет, Туз вряд ли захочет жизнь тебе портить, − покачав головой сказала я.

− А мне все равно, кто он! Понимаешь? – усевшись на край фонтана сказала Нинка, мельком бросив взгляд в сторону Туза. – У меня ни к кому еще таких чувств не было, Оля. И не будет, я знаю это. Мне очень трудно завязывать отношения с мужчинами, ты ведь знаешь какой у меня характер. А он единственный из всех, кто очень легко к моим взбрыкиваниям относится. И мне хочется становиться лучше именно подле него. Ты представляешь, Оля? Я хочу быть лучше, чем я была на самом деле все это время. Он всегда может что-то такое спокойно сказать, от чего мне и злиться уже не хочется, все сразу отступает. Он удивительный человек. Я никогда таких не встречала, − Нинка говорила и говорила, а по ее щекам текли слезы, которые она то и дело смахивала своими ладонями.

− Слушай, ну так скажи ему все это. То же, что и мне сказала сейчас, − проговорила я.

− Да как я ему скажу такое?! Он же мне ясно дал понять, что у нас с ним ничего не может быть.

− Знаешь, что я поняла, Нина, за свою столь недолгую, но такую насыщенную эмоциями жизнь. Лучше сказать сейчас, чем не сказать никогда. Даже если ты и не услышишь в ответ того, чего желаешь, твои чувства должны быть высказаны. Так будет лучше.

− Правда, что ли? – недоверчиво спросила девушка, поглядывая из-подо лба на меня.

− Я бы так сделала. А решать тебе.

− Ладно. Скажу, сегодня же вечером скажу ему, − уверенно кивнув головой проговорила Нинка, вытерла слезы и поправив прическу встала с фонтана.

− Ну вот и хорошо. А теперь пойдем, нужно обсудить кое-какие моменты рабочие, − улыбнувшись и потрепав Нинку по плечу проговорила я, и мы с ней вернулись к мужчинам.

Туз при виде заплаканных Нинкиных глаз нахмурился и покачал головой, но промолчал и взяв карандаш начал дальше рисовать ее.

− Значит так. Завтра мы с Олей попробуем пробраться к нашим в партизанский отряд. Нужно выйти на связь, чтобы добиться пересмотра нашей цели, − сказал Андрей выложив мои соображения насчет того, чтобы завербовать фон Герцена. – А сегодня нужно бы попасть в кабаре мадам Лёли. Фон Герцен сказал, что Гюнтер там завсегдатай. Ты не знаешь, что это за заведение? – спросил он, обращаясь к Тузу.

− Отчего же не знаю. Знаю. Лёля Войцеховская, знаменитая в определенных кругах мамка. Еще до войны у нее было здесь подпольное заведение с девочками, выпивкой и разнообразными развлечениями. Кто в карты любит играть, кто с девочками развлечься, кто просто посмотреть на развлекательные номера, которые ставят ее танцовщицы – все туда ходили. Теперь, я так думаю, ничего и не изменилось, − не глядя на нас проговорил Туз вырисовывая Нинкины губы на портрете.

− А ты, я так думаю, самый заядлый клиент был у нее, когда находился в Кракове, − с сарказмом проговорила все еще сердитая на мужчину Нинка.

Карандаш в руке Туза на мгновение замер и мужчина, нахмурив брови, посмотрел на нее и сказал:

− Я, Нина, исколесил такие злачные места, о которых ты даже и не слышала никогда, засыпая на шелковых простынях своей мамы. Вот почему я тебе и сказал вчера, что дворовые с дворцовыми не пара. Для тебя это все дико и неприемлемо. Для меня же было в порядке вещей. Вы меня никогда не поймете, барышня.

Нинка испуганно захлопала своими ресницами и тут же покраснев от стыда тихо сказала:

− Прости, пожалуйста. Я не хотела.

Туз все так же хмурясь окинул ее недовольным взглядом и продолжил рисовать.

− А что ты можешь сказать об этой самой Лёле? – решив не обращать на перепалку спросил Андрей.

− Ежи, один из моих бывших, с которым я сейчас наладил отношения, захаживает к ней сейчас, я у него прощупаю почву, чтобы знать наверняка, как она к фрицам относится. А так, раньше она была хорошей бабой, надежной. Никогда не принимала чью-либо сторону, всегда оставляла для себя право выбора. Действовала только так, как сама считала нужным. За это ее все уважали. К девочкам своим хорошо очень относилась, они у нее как сыр в масле катались. Никогда гнилых мужиков не подпускала к ним. А сейчас как, надо узнать.

− У тебя времени узнать все – до вечера. Вечером все идем к ней в заведение. Тебе, Игорь, надо наладить отношение с Лёлей, чтобы узнать, с кем обычно общается Гюнтер у нее. Мы же с фройляйн Миллер, − с усмешкой проговорил Андрей, окинув меня взглядом, − как любители всяких развлечений пойдем смотреть на представления ее девочек. Если получится, то тебе, Нина, нужно будет обратить на себя внимание Гюнтера, дабы подцепить его на такой нужный нам крючок.

Услышав, что предстоит ей сделать, Нинка испуганно посмотрела сначала на меня, потом на Туза и неуверенно сказала, обращаясь к Андрею:

− А если я не смогу? Одно дело играть с вами, Андрей Владимирович, а совсем другое цеплять немца.

− Ты сможешь, − окинув взглядом ее ответил Туз. – Чтоб такая, как ты и немца не смогла подцепить?

− Это что ты имеешь ввиду? – возмущенно спросила Нинка.

− Да ничего ужасного я не имею ввиду, успокойся. Я просто говорю о том, что такую красавицу ни один офицер не пропустит, − усмехнулся Туз, видя, как задела его реплика девушку.

Нинка покраснела и опустила глаза.

− Весело тут у вас, − хмыкнув проговорила я, уж очень забавно смотрелись эти оба вместе.

− Нина, нам нужно выйти на этого человека, поэтому постарайся, я тебя очень прошу, − строго проговорил Андрей. – И еще одно. Если нам дадут добро насчет фон Герцена, то нужно будет его девчонку выкрасть и посадить на самолет на пару с Гюнтером. Поэтому вам нужно будет проследить за ее домом и за ней самой, дабы знать досконально ее распорядок дня. Куда, когда она ходит, с кем встречается и встречается ли. Нужно знать все до мельчайших подробностей.

− А если подключить к этому еще и мальчишек, которые ночью приходили? – осторожно спросила я.

Андрей окинул меня взглядом и сказал:

− На твоих мальчишек у меня другое планы будут, не переживай, без работы не останутся. Но об этом позже. А теперь расходимся и встречаемся у мадам Лёли в семь вечера.

Андрей обнял меня за талию, и мы с ним направились вдоль аллеи по направлению к штабу.

− Андрей, я обещала мальчишкам, что сегодня занесу им деньги и продукты, − остановившись осторожно сказала я, понимая, что мне может влететь от него снова.

Мужчина только бровью повел и покачав головой ответил:

− Хорошо. Сейчас машину нашу заберем и купим что-то им, да поедем. Раз уж обещала.

Я взвизгнула и повесившись ему на шею расцеловала его в обе щеки.

− Только обещай, что впредь все свои добрые дела будешь совершать только после одобрения их мною, − уже более строго сказал мужчина.

− Честное слово, обещаю, товарищ майор, − прочирикала я, довольная уже только от той мысли, что Андрей вообще разрешил мне помочь тем голодным мальчишкам.

Спустя несколько минут наша машина мчалась по адресу, который оставили мне юные воришки. Не успели мы остановиться возле нужного нам дома, как к машине сразу же подбежали мои ночные друзья, которые явно целый день провели в ожидании моего визита. Выйдя из машины, мы с Андреем остановились напротив них и окинув взглядом переглянулись. Мальчишки были такими худенькими, одетыми в потертую одежду, что сразу стало понятно, что моя помощь им была как манна небесная.

− Мамка просила вас в дом, − шмыгнув носом проговорил Васька. – Она поблагодарить вас хочет за продукты.

− Ну, ведите к мамке своей, − усмехнувшись проговорил Андрей и ребята как воробышки запрыгали по лестнице, приглашая нас войти.

Пройдя в дом я на минуту оторопела. Внутри была такая чистота и порядок, какие я редко где встречала. Белые занавески на чисто вымытых окнах, выстиранные красивые разноцветные дорожки на полу, милые небольшие подушки, отделанные ручной вязкой, как картинки взирали на нас с дивана, до блеска начищенный самовар на круглом столе, накрытом белоснежной вязаной скатертью. Это была не квартира, это был какой-то кукольный домик, настолько все смотрелось мило и необычно. Из соседней комнаты к нам вышла невысокая худенькая женщина лет сорока, укутанная в теплую шаль. Вид у неё был усталый и болезненный и я поняла, что наша помощь именно здесь как нельзя кстати пришлась.

− Здравствуйте, меня зовут Хильза, − улыбнувшись представилась я. – А это мой друг, Вернер фон Штольц.

Женщина неуверенно улыбнулась и увидев едва уловимый испуг в ее глазах до меня только тогда дошло, что мы в ее глазах то были немцами, которые зашли в ее дом, и чего от нас ждать она не знала.

− Вы присаживайтесь, − приятным голосом пригласила она нас за стол и когда мы сели, налила нам и себе из самовара чай. – Меня зовут Ксения Бордовская, − представилась она. – Я бы хотела поблагодарить вас за вашу доброту и попросить прощения за своих сорванцов. Они у меня хорошо воспитанные. Только сейчас так случилось вот, что я не могу зарабатывать нам на жизнь и они, решив таким образом помочь мне, влезли в ваш дом.

− Нет, не извиняйтесь. Все мы знаем в каком положении сейчас люди здесь. А если еще и беда постучалась в дом, то вообще невозможно себе представить, как можно выжить в такое время, − успокаивающим голосом проговорила я.

Женщина окинула меня взглядом с некоей опаской, и мне стало неловко от этого.

− Я вам здесь деньги принесла, хватит на пару месяцев, я думаю, − проговорила я, кладя перед женщиной на стол пачку немецких денег. – И в коридоре мы оставили коробку с продуктами.

− Зачем вы все это делаете? – спросила женщина испуганно посмотрев на меня. – Вы ведь немцы.

Я в тот момент, по большому счету, вообще не представляла себе, что отвечать этой побитой жизнью молодой женщине, сердце которой уже не верило в какую-то человечность. Спас ситуацию Андрей, который понимал, что наш поступок нужно было как-то объяснить, чтобы не возникало ненужных вопросов.

− На самом деле, у нас к вам есть пара вопросов. Как обмолвился ваш сын, вы работали на заводе художником. Возможно вы пересекались там с девушкой одной, ее звали Катерина Стрижнова. Невысокого роста, светловолосая, худенькая такая. Она на упаковке работала, − спросил мужчина, пытаясь узнать хоть что-то о нашей пропавшей радистке.

По лицу женщины пробежала тень облегчения, поскольку непонятная наша помощь обрела свою причину. Нахмурив брови она спустя минуту молчания ответила:

− Да, была такая девушка. Она забирала у нас после сушки самые хрупкие предметы и работала на их упаковке. Дружить я с ней не дружила. Так, могла перекинуться парой ничего не значащих фраз. Поэтому ничего о ней сказать не могу определенного. Знаю только, что она резко перестала приходить на работу и ее заменили. В чем причина – тоже не знаю.

− А с кем она дружила или может тесно общалась с работы с кем-то? Может мужчина какой к ней приходил или встречал ее после работы? – спросила я.

− Не знаю даже. Время сейчас такое, понимаете, все стараются держаться обособленно. Она часто после работы шла домой в компании Златки из бухгалтерии. Они, кажется, с ней в одном доме жили. А мужчина, да. Один раз только приходил искал ее, наверное, после того, как она бросила работу. Хотя могу и ошибаться, это же когда уже было, − пожав плечами сказала женщина.

− А описать его вы не можете?

− Не могу точно сказать, не особо обратила тогда внимание на его вид. Высокий такой, темноволосый, кажется. Около пятидесяти лет ему на вид. Одет в обычную гражданскую одежду. Сигару курил еще. Его тогда Галина, та которая на проходной работает, отругала, чтобы он подальше отошел от двери. Поэтому я на него и обратила внимание. А так, собственно, и все. Больше ничем вам помочь не могу, − грустно посмотрев на нас сказала женщина, отпивая из чашки чай.

− Ничего, спасибо и на этом, − улыбнулась я. – Вы нам очень помогли.

− Да чем я-то помогла? Это вы вот, − со слезами на глазах сказала она, кивнув в сторону лежащих денег. – Мы погибли бы без вас.

− За мальчишками только смотрите. Если еще попадут в такую ситуацию, не факт, что на их пути встретятся такие люди, как Хильза, − вставая строго проговорил Андрей.

− Теперь я на поправку пойду, смогу теперь за ними получше присматривать. Да и они напуганы очень после своей выходки. Спасибо вам еще раз, − поблагодарила нас женщина и мы покинули ее дом.

− Высокий, темноволосый значит, − проговорил Андрей, сосредоточенно ведя машину.

− Как думаешь, тот же, который к Гюнтеру приходил? – спросила я.

− Скорее всего. Знать бы еще хоть какую-то примету.

− Ты по-прежнему считаешь, что это только кто-то из наших? Может нет? − осторожно сказала я.

− Нет, Оля, это однозначно кто-то из наших. Немцы не могли в таком масштабе срывать все, что здесь намечалось. Наша крыска где-то подтачивает, наша, − с нотками злости проговорил Андрей.

С тяжелыми мыслями я уставилась в окно, безразлично смотря на мелькающие городские пейзажи. Мысль о том, что кто-то из наших мог сдать Димку и его ребят, да и всех остальных, кто погиб здесь, так и не выполнив задание, паршивым червячком ненависти подтачивала меня изнутри. Самое страшное, что этот кто-то мог быть кем угодно. Возможно даже я, отец, Андрей или еще кто лично знал этого ползучего гада, поскольку информация утекала такого уровня, что становилось ясно, что человечек с самих верхов черпал ее и сливал фрицам.

Проезжая возле поворота на центральную площадь, мое внимание привлекла понуро бредущая толпа людей, подгоняемая немецкими солдатами. Люди были на вид такими несчастными и истощенными, что мне стало не по себе. Здесь были все, начиная от женщин с младенцами на руках, и заканчивая согнутыми от старости стариками. Андрей замедлил ход машины и остановился у обочины.

− Это евреи? – тихо спросила я.

− Да, перегоняют скорее всего куда-то.

− Сволочи, как скот гонят, − с ненавистью проговорила я.

В этот момент какой-то молодой парень достал из кармана небольшой пистолет и выстрелил в не ожидающего такого поворота события солдата. Немец рухнул замертво и в толпе началась паника. Все начали пытаться бежать, спасая свою жизнь. Солдаты же открыли огонь, стреляя во всех без разбора. Люди падали, но все равно пытались скрыться от палачей, понимая, что их в любом случае ждет смерть в руках немецких карателей. Женщины бежали крепко обнимая своих малышей, молодые пытались помочь старикам, которые в свою очередь отталкивали их, давая понять, что им и так жить осталось недолго. Спустя минуту на улицу влетел грузовик и пара десятков вооруженных немецких солдат высыпала наперерез убегающим. На улице началась настоящая бойня. Не жалели никого, ни стариков, ни детей. Не прошло и пяти минут как все были убиты. Более сотни человек всего за несколько минут словно и не было на этом белом свете. Я сидела в машине в каком-то кошмарном оцепенении, не в силах поверить в то, что видела. Когда улицу укрыла тишина, знаменуя собой конец кровавой бойни, из грузовика вышел высокий молодой офицер и обходя побоище из пистолета добивал тех, кто еще подавал хоть какие-то признаки жизни. Метрах в пятидесяти от нашей машины среди других тел погибших людей приподнялась женщина и, склонившись над своим ребенком, закрыла его собой. Офицер увидел это и направился к ней, медленно, словно растягивая удовольствие до того момента, как прервет еще одну жизнь.

− Андрей, − беспомощно прошептала я, посмотрев на мужчину.

− Оля, мы не можем помочь, − хриплым голосом ответил он.

Я же, недолго думая, открыла дверцу машины и выпорхнула быстро наружу, не дав Андрею опомниться.

− Миллер, − гневно окликнул он и тоже вышел из машины.

− Господин офицер, − громко позвала я немца, который уже взвел курок и направил пистолет на женщину и ребенка.

− Черт, − услышала я позади себя гневную реплику Андрея.

− Господин офицер, − широко улыбаясь я соблазнительной походкой направилась к месту побоища.

Мужчина перевел взгляд на меня и опустил оружие.

− Слушаю вас, мисс, − с интересом смотря на меня проговорил мужчина.

− Господин офицер, − подойдя близко к нему я протянула ему свою руку и представилась. – Я Хильза Миллер, редакция газеты «Ангриф». Можно вас на пару слов?

− Да, но сейчас не совсем подходящий момент. Вы сами видите, чем я занят, − ответил офицер.

− О, дорогой господин офицер, сейчас как раз подходящий момент! Мы с моим напарником видели все, что сейчас происходило из окон нашего автомобиля. Это ужасающее зрелище. Столько злости и неповиновения в этих людях, − на ходу придумывала я свою речь, которую бы этот палач мог принять. – У меня возникла идея. А что если вы оставите в живых эту женщину и ее ребенка и заставите ее рассказать в гетто, чем может закончиться очередное такое непослушание со стороны ее людей? Вы ведь знаете, что информация, донесенная из первых рук всегда самая коварная, − хищно облизав свои губы, накрашенные кроваво-красной помадой и поведя бровью сказала я немцу.

Мужчина недоуменно посмотрел на меня и недовольно нахмурив брови ответил:

− Можно и оставить.

В этот момент к нам подошел наблюдающий до этого за нашим разговором Андрей и сказал:

− Хильза, вечно у тебя какие-то капризные выдумки, направленные на устрашение людей. Сколько можно так развлекаться?

− Вернер, прекрати! Это не развлечения, а моя работа! Господин офицер ведь знает, что я права, − кокетливо поправляя волосы и изо всех сил изображая то, что мне глубоко наплевать на то, что вокруг нас лежали десятки убитых людей.

Офицер подозвал одного из солдат и тот, выполняя приказ, помог женщине встать и взять на руки испуганного ребенка, затем он повел их к грузовику. Женщина испуганно оглянулась и в ее глазах я прочитала жгучую безысходность, словно все то, что я сделала, было зря.

− Вы не представились, − все так же улыбаясь, проговорила я офицеру.

− Штурмбанфюрер Гюнтер фон Риц к вашим услугам, мисс Миллер, − представился офицер и улыбка в два счета сползла с моего лица, настолько я не ожидала увидеть этого скота перед собой.

− Вернер фон Штольц, репортер, − переключил внимание офицера на себя Андрей, дав мне возможность справиться с эмоциями.

− Вы очень неосторожны, если останавливаетесь наблюдать за такими операциями, как эта. Пуля-дура, ненароком может и вас задеть, − проговорил немец, окинув нас взглядом.

− О, то, что сейчас происходило – сущий пустяк по сравнению с тем, что нам периодически доводится наблюдать, господин штурмбанфюрер. Работа, сами понимаете, − едва сдерживая дрожь в голосе елейно пропела я.

− А еврейку вы правда хорошо придумали оставить в живых. Пускай пощекочет нервы своими рассказами в гетто, − надменно усмехнувшись проговорил немец. – А сейчас извините, служба, − добавил он и поцеловав мне руку направился к своей машине.

Немцы сели в свои автомобили и спустя минуту мы с Андреем остались одни посреди этого кровавого побоища. Опустив глаза к земле, я посмотрела на лежащего рядом застреленного молодого парня. Из-под его тела к моим ногам, извиваясь, словно змея, пробиралась кровавая дорожка. Когда она была уже подле носков моих туфель я вздрогнула и быстро развернувшись пошла в машину. Сев на сиденье и закрыв дверь, я завыла как белуга.

− Не могу, это выше меня. Не могу на это смотреть и улыбаться, делая вид, что я довольная немка! Эта улыбка уже будто бы приклеена ко мне. Да что они за люди такие! Сколько людей в одно мгновение на тот свет отправили! Дети, женщины, старики! Никого не жалеют, сволочи! Не могу так!

Андрей молчал, нахмурившись смотря в окно. Затем повернулся ко мне и взяв меня за подбородок сказал:

− Ольга, еще один такой порыв твоей человечности, и мы все окажемся в такой же горе трупов вскорости! Ты роль играй. Да не заигрывайся! Ты женщину эту сейчас спасла, а завтра она уже будет гореть в крематориях Аушвица. Ты бездумно рискуешь! У нас цель с тобой другая! Помни об этом!

− Прости, я не подумала, прости, пожалуйста, − прошептала я, понимая, что Андрей действительно был прав.

− Ох, Соколова, − недовольно покачав головой проговорил Андрей и заведя машину направил ее прочь от этого места, которое пропахло запахом смерти.

Дома я сразу же залезла в горячую ванную словно пытаясь смыть весть тот увиденный кошмар, которым по моим ощущениям, и я была пропитана насквозь. Набрав в легкие воздух, я опустилась на дно ванной и пролежала так, затаив дыхание, практически минуту. Вынырнув я положила голову на край и закрыв глаза начала приводить эмоции в порядок, поскольку действительно поняла, что заигралась на этот раз, как и сказал Андрей. Из головы не шла мысль, как могли поступать так люди. Война – это понятно. Это сражения, битвы, смерти. Но как можно было поступать так, как поступали эти солдаты армии СС, без единых чувств истребляющие людей только потому, что какой-то там один тараканишка сказал, что евреев нужно стереть с лица земли. Высшая раса! Если такого рода люди – высшая раса, то не дай господь распространения такой высшей расы по всему миру. Одного Аушвица мне хватило выше крыши на тот момент. А теперь так вообще, после увиденного в моей голове все происходящее на этой войне не могло найти никакого объяснения такой бездумной жестокости. В моих глазах эти люди с одержимым блеском во взгляде были ступеньками, по которым дьявол восходил к вершине власти. Вот стоило только сделать так, чтобы ступеньки эти рухнули и весь проклятый карточный домик рассыплется, увлекая за собой того, кто так мастерски-кроваво его возводил. Выйдя из ванной, я увидела, что к нам в комнату пришла Света и сидела у балкона о чем-то болтая с Андреем. Девочка выглядела довольно-таки неплохо, если учесть то, что ее маленькое сердечко разрывалось от переживаний о своей матери, которую она вряд ли еще когда-либо увидит.

− О, мисс Хильза, − вскочив и подбежав ко мне проговорила девочка. – К нам сегодня приходил тот немец, господин фон Герцен, который разрешил меня забрать из Аушвица. Он оставил вам конфеты и еще какую-то коробку, − сказала девочка показывая на стол, где лежало все перечисленное.

Я вопросительно посмотрела на Андрея и подойдя к столу взяла в руки красиво перевязанную лентой коробку, и открыла ее. Внутри лежало красивое синее платье и длинные перчатки из черного шелка. К платью прилагалась записка, в которой было сказано, что он хотел бы увидеть меня в этом платье на ужине и ждет, когда я обозначу заветный день. Еще там лежала записка, лично подписанная ним для того, чтобы мы смогли беспрепятственно пройти на территорию кабаре мадам Лёли. Отдав записку Андрею, я повернулась к Свете и присев подле нее на кровать спросила:

− А господин фон Герцен долго был здесь?

− Нет, он отдал мне эти подарки и переговорив о чем-то со служанкой покинул дом.

− А у тебя ничего не спрашивал?

− Спросил. Довольны ли вы мною.

− И что ты сказала?

− Сказала, что я вас слушаю и ничем не расстраиваю, − подмигнув мне ответила девочка.

− Умница, − потрепав девочку по подстриженной головке проговорила я.

− Он же не вернет меня назад? Господин Штайнер сказал, что я теперь останусь рядом с вами, − заглядывая мне в глаза, как побитый щенок спросила девочка.

− Не вернет, не бойся, − уверенно ответила я.

− Спасибо вам огромное, − обняв меня своими исхудавшими от голода ручонками проговорила Света. – Если бы маму еще забрать оттуда, − мельком посмотрев на Андрея сказала девочка.

− Света, мы не всесильны, − сделав паузу проговорил Андрей. – Хильза и так сделала практически невозможное, когда вытащила тебя оттуда.

− Да, я знаю, − голосом с тенью горечи сказала девочка и встала с кровати. – Я пойду к господину Штайнеру, можно? Он обещал сегодня со мной поиграть в шахматы. Мой папа меня научил, когда я еще маленькая совсем была, − гордо проговорила она.

− Конечно, иди, − ответила я и взяв принесенные фон Герценом конфеты отдала ей. – Возьми с собой, выпьете чай с господином Штайнером.

Девочка, смешно сделав реверанс, схватила конфеты и выскочила из нашей комнаты.

Подойдя к Андрею, я села ему на руки и погладив ему шею легонько поцеловала в щеку.

− Чего, Соколова, подлизываешься? – строго проговорил Андрей.

− Я виновата. Прости за сегодняшнее происшествие. Просто, когда я вижу, что могу хотя бы попытаться предотвратить что-то, я не могу себя сдержать. Не знаю, как с этим бороться, хоть и понимаю, что поступаю неправильно, − опустив глаза прошептала я.

− Вот почему я и не хотел, чтобы ты ехала со мной. Я же знаю твой темперамент и то, как тебе трудно с ним сладить в ситуациях, когда ты видишь, что происходит что-то вопиюще несправедливое. Но здесь нужно контролировать свои эмоции, пожалуйста, пойми это.

− Нет, теперь все по-другому будет. Теперь я поняла, что капля в море – это слишком мало. Нужно мыслить глобальнее. Если наша группа сделает все, как надо, то мы прекратим череду будущих провалов заданий, которые готовят наши. Это слишком важно, чтобы вот так бросаться как в омут с головой в такие непредвиденные обстоятельства, как сегодняшнее. Я буду мудрее и сдержаннее, обещаю тебе.

− Ну и умница, девочка, − тепло посмотрев на меня сказал Андрей.

− И еще. По Гюнтеру. Ты думаешь Нинка справится?

− Справится. Она хитрая и умная. Думаю, сможет обратить на себя внимание.

− И все же. Я не пойму одного, зачем он стрелки переводил на фон Герцена? В чем может быть причина?

− Не знаю, Оля. По большому счету между фон Герценом и Гюнтером что-то есть негласное такое. А что - разбираться надо. На это нужно время, а его у нас нет. Доложим наверх, пускай там решают, что с ними обоими делать. Наша задача сейчас вычислить доносчика, а там уже дело за малым станет.

− А на завод может давай я наведаюсь? Я с владельцем познакомилась тогда во время игры в карты в ресторане. Попрошу посмотреть работу воочию, найду ту девушку, которая работает в бухгалтерии и расспрошу о нашей радистке.

− Позже. Сегодня надо Гюнтера на крючок подцепить, завтра в отряд наведаться, а там уже решим нужно ли насчет радистки справки наводить. Нечего нам лишний раз внимание к себе привлекать. И так уже засветились тут в ненужном свете, − строго проговорил Андрей, поправив локон выбившихся из прически волос.

− Хорошо. Буду собираться. Натягивать нужно на себя опять эту маску слащавой немки. Ты знаешь, странно так играть другого человека. Смотришь на себя будто бы со стороны. Мне даже жаль эту Хильзу немного, яркая жизнь такая у нее была. Это же надо, немецкая особистка в юбке с полномочиями агента контрразведки. Ты представляешь себе, что это за женщина была. Смотри как фон Герцен ее боится. Даже смешно становится порой, так осторожно он со мной разговаривает, каждое слово взвешивает. А когда я наобум предположила насчет Греты, ты б видел его. Он в шоке был.

− Да, опасная женщина. Была, − сделав паузу ответил Андрей. – Ладно, давай, приводи себя в порядок, а я пока к Гордееву схожу, скажу отставить пока визит на завод.

Когда Андрей вышел я достала синее платье из гардероба Хильзы, туфли на невысоком каблуке, милую шляпку с затейливым бантом и красивый расшитый бисером пояс. Надев всю эту мишуру, посмотрела в зеркало и закончив свой образ прической и кроваво-красной помадой, осталась вполне довольна нарисовавшейся мне картиной. Взяв в руки сумочку, я вышла в коридор и спустилась на первый этаж ожидать Андрея. Остановившись напротив висевшего портрета Гитлера, я задумчиво стала его рассматривать. Что было в этом человеке такого, что он смог пол мира перевернуть вверх дном? Почему за ним шли люди и придерживались его идеологии, которая перечила всем законам человечности? Чем он обладал, этот ничем не примечательный на первый взгляд человек, что его так завороженно слушали миллионы? Что случилось в его детстве такое, что он пошел по такой кровавой тропе в свои зрелые годы? Об этом знал только он, этот темный человек, которого так боготворили те, кто пал жертвой его безумного влияния. Поежившись от гипнотического взгляда черных глаз, смотревших на меня с картины, я скривившись отвернулась.

Спустя несколько минут ко мне спустился Андрей, и мы с ним направились в кабаре мадам Лёли. Когда наша машина остановилась подле огромного двухэтажного дома с высокими окнами, за которыми слышалась музыка и смех, я, едва поборов дрожь в теле, подала руку Андрею и вышла на улицу.

− Что такое? – спросил Андрей, увидев мою реакцию.

− Не знаю. Не по себе просто при мысли, что после сегодняшнего нужно будет увидеть еще раз этого палача.

− Еще немного и все закончится. Ты справишься, − пожав мою руку проговорил Андрей и после этого его жеста мне и правда стало легче.

Он будто бы делился в такие минуты своей уверенностью со мной, придавая мне смелости и гася излишнюю тревогу. Как у него это получалось я до сих пор не могла понять, на меня даже Димка так никогда не действовал, как этот сдержанный мужчина со стальным блеском серых глаз.

На входе нас сразу перехватил одетый в строгий черный костюм мужчина, роль которого, скорее всего, состояла в том, чтобы отсеивать непрошенных гостей.

− Мадам, месье, можно узнать от чьего имени вы к нам? Вы у нас впервые, − улыбаясь и раскланиваясь проговорил мужчина.

− Мы от господина штандартенфюрера Вальтера фон Герцена, − протягивая записку мужчине проговорил Андрей.

− Мисс Миллер и мистер Штольц, рады видеть вас в нашем заведении, − отойдя в сторону проговорил мужчина, и мы прошли внутрь этого святая святых разврата.

В большом зале, одну сторону которого занимала вычурная сцена, на которой весело визжа вытанцовывали длинноногие барышни, одетые в откровенные костюмы танцовщиц, царил полумрак, рассеиваемый красивыми светильниками, отбрасывающими приглушенный красный свет на присутствующих здесь людей, которых, признаться, было немало. В основном это были офицеры, но окинув взглядом помещение я бегло насчитала человек пятнадцать и в гражданском. Как только мы вошли в зал, к нам сразу же подошла красивая женщина лет сорока – сорока пяти в длинном элегантном платье, украшенном красивой блестящей накидкой, прозрачная ткань которой едва скрывала пышный бюст ее обладательницы. Посмотрев на женщину, я отметила про себя, что даже в свои годы она была очень и очень хороша собой. Темные шикарные волосы, уложенные в красивую прическу, раскосые как у лани глаза цвета темного шоколада, чувственные пухлые губы, мастерски подкрашенные ярко розовой помадой, длинная изящная шея, опутанная нитью жемчуга, которая небрежно ниспадала в ложбинку меж ее шикарных грудей, тонкая талия и крутые бедра, изгиб которых явно сводил с ума всех мужчин, находящихся в этом зале.

− Добрый вечер. Меня зовут Лёля. Я хозяйка этого чудного заведения, в котором каждый может найти развлечения на любой вкус, − промурлыкала бархатным, томным голосом женщина. – Пройдемте со мной, я вам покажу один из наших лучших столиков.

Поблагодарив женщину мы с Андреем проследовали за ней и разместились за столиком неподалеку от сцены.

− Чего бы вы хотели? Шампанское, вино? Из блюд что? – улыбаясь спросила женщина, которая обслуживание за нашим столиком взяла на себя по-видимому от того, что от нас прозвучало имя фон Герцена.

− Шампанское, пирожное, − ответила я и взглянув на Андрея, который кивком головы дал понять, что будет то же самое добавила, − и моему спутнику так же.

− Хорошо, вам сейчас все принесут, − улыбнулась женщина и отошла от нашего столика, дав нам наконец возможность осмотреться.

За столом в центре зала сидел Гюнтер в компании какого-то офицера, поодаль за столиком среди картежников сидел Туз и играл в карты, изредка поглядывая в нашу сторону, Нинка же стояла за его спиной, поглаживая ему плечо. Роль спутницы Туза ей удавалась на славу. Одетая в ярко-зеленое платье с глубоким декольте, в которое то и дело заглядывали проходящие мимо нее мужчины, с высоко подобранными волосами, открывающими ее красивую шею, с ярко накрашенными губами, которые то и дело трогала надменная улыбка, Нинка была во всеоружии.

− Хороша, − едва сдерживая улыбку тихонько прошептала я Андрею.

− Настоящая бандитка, − смеясь ответил он, и нахмурив брови спустя минуту сосредоточил внимание на столике Гюнтера.

Офицер сидел и медленно потягивая из бокала вино с видом хищника наблюдал за танцующими на сцене девушками.

− Надо начинать, пока он еще не выбрал себе развлечение на сегодня, − проговорил Андрей. – Выйди на сцену и спой что-нибудь. Подтяни к себе Нину, а я пока выведу Игоря отсюда, перекинусь парой фраз с ним. Гюнтер пока на вас.

− Хорошо, − ответила я и пошла к мадам Лёле, которая стояла у стойки подле сцены, наблюдая за происходящим в зале, готовая в любую минуту оказать помощь тому, кто скучал или же нуждался в чем.

− Я могу вам чем-то помочь, мисс Миллер? – приветливо улыбаясь спросила женщина.

− Да. Мне бы хотелось спеть что-то. Можно это организовать?

− Конечно! Это прекрасная идея. Что вы будете петь? Максимилиан знает весь репертуар немецких песен, − проговорила Лёля, указывая на худощавого мужчину, который тотчас же сел за фортепиано.

− Лили Марлен пожалуйста, − улыбнулась я и когда женщина подала знак танцующим девочкам, и они убежали за кулисы, вышла на сцену.

Дождавшись, пока в зале воцарится тишина я окинула взглядом присутствующих и спросила:

− Девочки, может кто составит мне компанию и споет со мной?

Женская половина зала, как я и предполагала, лишь переглянулась между собой, никому не хотелось петь немецкие песни. Нинка же что-то шепнув Тузу соблазнительно покачивая бедрами направилась ко мне и поднялась на сцену.

− Прекрасно. Как приятно видеть ценителей нашего искусства, − пропела я бархатным голосом и наклонившись к уху Нинки тихо прошептала ей, делая вид, что обсуждаю то, что будем исполнять. – Столик справа от вашего. Там сидит молодой, высокий такой офицер, в левой руке бокал, курит сигару. Это Гюнтер. Пой, а сама глаз с него не своди.

− Черт, какой-то он опасный на вид, − наигранно улыбаясь проговорила Нинка.

− Хуже, Нина, − ответила я, подав знак пианисту.

Приняв задумчивую позу и склонив голову набок, я запела.

Нинка подпевала мне своим красивым звонким голосом, то и дело бросая взгляд в сторону Гюнтера. Мужчину явно заинтересовало происходящее на сцене и он, загасив сигару, подозвал Лёлю. Сказав ей что-то, он откинулся на спинку стула, и наблюдая за нами довольно улыбнулся. Женщина отошла к сцене и стала ждать окончания песни, нервно теребя свои бусы. По такому напряженному жесту я поняла, что она была у Гюнтера под каблуком, если можно было так выразиться и, скорее всего, опасалась его.

Закончив петь мы с Нинкой послали в зал воздушный поцелуй и под аплодисменты стали спускаться по ступенькам, где нас сразу же перехватила мадам Лёля.

− Вы так хорошо поете! − воскликнула она. – Всех присутствующих в зале восхитил ваш талант, а вон тот офицер, − добавила она, указывая на столик, за которым сидел Гюнтер, − просил вам передать, что был бы рад, если бы вы составили ему компанию на сегодняшний вечер.

− Я не против, а вы? – спросила я у Нинки, которая была ни жива, ни мертва в эту минуту.

− Да, конечно, − взяв себя в руки ответила она.

− Чудесно, пройдемте за мной! – прочирикала женщина и мы проследовали за ней к столику немца.

Гюнтер галантно помог занять нам свои места и проговорил:

− Мисс Миллер, такая встреча! Не подумал бы даже, что мы с вами встретимся еще раз в таком месте, − проговорил мужчина, давая понять, что у этого места определенного рода слава.

− О, дорогой Гюнтер. Мы с моим спутником и не такие места посещать любим, − поведя бровью ответила я и немец, окинув меня взглядом, едва уловимо улыбнулся.

− А кто ваша прекрасная партнерша по пению? – спросил он, мельком окинув взглядом шикарное декольте Нинки, от чего та покраснела.

− Меня зовут Нинель, − ответила Нинка, протягивая руку для поцелуя немцу. – Мы с мисс Миллер познакомились за карточным столом в игорном доме моего знакомого, − добавила Нинка и я поняла, что о легенде нашего с ней знакомства Туз позаботился основательно.

− Вы играете? – удивленно спросил Гюнтер, окинув меня взглядом.

− О, мисс Миллер виртуоз по части карт. Она даже моего друга может обставить в два счета. Это непередаваемое зрелище! – прочирикала Нинка.

− Женщина и карты - гремучая смесь. Взирая на такую красоту вряд ли можно думать о том, какие в этот момент карты находятся у тебя в руках, − проговорил Гюнтер, откупоривая принесенную официантом бутылку шампанского.

− Я любитель, господин офицер. Так, поигрываю иногда, − ответила я, закуривая сигарету.

− А чем занимаетесь вы? – прищурив глаза спросил немец у Нинки.

− Я? Да я так, ничем собственно не занимаюсь, − поведя бровью ответила Нинка, невзначай проведя рукой по своей груди.

− Я знаю, что за тем столом собираются люди определенного круга нашего города, − проговорил Гюнтер с интересом смотря на Нинку.

− Да, круг достаточно специфичный, − уклончиво ответила она.

− И какова ваша роль в таком кругу? – не унимался немец.

− Я помощница одного человека, − ответила уже начинающая заметно нервничать Нина.

− Дорогой Гюнтер, зачем вы смущаете девушку? Вы же понимаете, что такой красавице нужен в наше время сильный покровитель, дабы она смогла выжить здесь и не растерять свою красоту. Если она нашла такого покровителя в том кругу, о котором вы говорите, ничего зазорного в этом нет. Я тоже в свое время как-то потеряла голову в Берлине от одного бандита и не сказала бы, что год, проведенный подле него я вспоминаю с сожалением. Он многому меня научил и в карты играть в том числе, − проговорила я, цитируя выдержку из биографии Миллер.

− Да, простите. Я не хотел вас обидеть, мисс Нина, − ответил немец и налив нам в бокалы шампанское сказал тост. – За прекрасных дам, которые принесли в сегодняшний скучный вечер ноту прекрасного.

− Да здесь все женщины вносят свою ноту прекрасного, − прищурив глаза проговорила я, окинув взглядом сцену с полу оголенными барышнями.

− Это? Я вас умоляю, − презрительно улыбнувшись сказал Гюнтер, кивнув и сторону танцовщиц. – Это так, скачущие подобия прекрасного. Намного интереснее иметь дело с прекрасным, к которому хочется прикоснуться, но делать этого нельзя. Такая красота завораживает и манит намного больше, чем доступность, − проговорил мужчина, окинув меня своим гипнотическим взглядом.

Нинка посмотрела в мою сторону, и я взглядом дала ей понять, чтобы она не сидела как истукан подле Гюнтера, поскольку мне его внимание было поперек горла. Девушка придвинулась ближе к немцу и наматывая локон выбившихся волос на палец томно спросила:

− Господин офицер, звучит такая прекрасная музыка, не хотите составить мне компанию в танце?

− На самом деле я хотел пригласить мисс Миллер, − нагло ответил Гюнтер.

− О нет-нет, господин офицер. Мой спутник очень ревнивый и, если он увидит, что я с вами танцую, ему это крайне не понравится, − затараторила я. – А вот как раз и он, − с облегчением проговорила я, увидев идущего к нам Андрея.

Андрей подошел к нам и, поприветствовав Гюнтера, увел меня танцевать. Я окинула взглядом немца и пожав плечами, дескать «я же говорила», обняв Андрея отвела его подальше от столика чтобы наш разговор не было слышно.

− Ну что там Туз? Удалось ли ему что-либо узнать у мадам Лёли?

− Пока нет, он только пару минут с ней смог перекинуться словами. Они договорились на завтрашний день. Он придет к ней в обеденное время, когда здесь затишье и она тогда ответит на все его вопросы.

− А как она относится к нынешнему режиму?

− Она боится. Так сказал Туз. Хоть ей и покровительствует генерал один, но она ведь понимает, что власть в любой момент может смениться и ей бы хотелось слыть в родном городе в будущем противницей фашизма, а не наоборот. А что там с Гюнтером? – спросил Андрей.

− Мне кажется Нина его не настолько заинтересовала, чтобы можно было вытащить его куда-либо в случае необходимости. Его больше моя персона увлекла, − скривившись проговорила я.

− Это крайне нежелательно, − посмотрев в сторону столика, где Нинка упорно пыталась разжечь к себе интерес, но Гюнтер то и дело поглядывал на меня.

− Я боюсь его, Андрей. Это уже не Герцен. Это рядом с ним я чувствую себя спокойно. Возможно потому, что так быстро раскусила его. А этот тип еще тот мерзавец, мне так кажется. И где Туз сейчас?

− Ему пришлось отъехать со своими на час не более. Легенду надо поддерживать, − ответил Андрей.

Когда музыка замолчала, мы с Андреем вернулись к столику Гюнтера.

− Господин Штольц, вы надолго в Кракове? – спросил немец, протягивая пачку с сигарами Андрею.

− Мы еще с Хильзой не решили, как долго будем здесь, − уклончиво ответил Андрей.

− У нас достаточно свободные полномочия относительно нашего пребывания где бы то ни было, главное, чтобы мы доставляли собранный нами материал вовремя, − улыбаясь и прижимаясь к Андрею проговорила я, давая понять Гюнтеру, что в моей жизни места ему нет.

Немец с усмешкой уловил мой жест и с сожалением переключил свое внимание на Нину. Зазвучал звук танго, и он пригласил ее танцевать. Нинка испуганно хлопала глазами, изо всех сил пытаясь скрыть ужас, который навевал на нее немец.

− Она не справится, − констатировал факт Андрей, смотря на то, как немец с Ниной танцуют. – Она не увлечет его. Слишком уж боится.

− А кто справится? Я что ли? Да я в обморок упаду, если рядом с ним стану! – прошипела я мужчине.

− Да дело не в том ведь, что и ты, и она от ужаса готовы раствориться в окружающей среде. Дело в нем. Она не цепляет его, сама видишь, − строго проговорил Андрей.

− Андрей, я не смогу играть с ним рядом так, как нужно, − дрожащими губами проговорила я.

− Оля, нужно. Этого гада нужно выманить будет. Я уверен, что наши дадут добро на то, чтобы его вывезти отсюда. Как и уверен, что фон Герцена мы сможем завербовать благодаря девчонке. Туз пас ее пару часов и видел, как он к ней приезжал. Он любит ту еврейку, а значит будет работать с нами. Девчонку отправим в Москву и фон Герцен у нас в кармане будет. Главное, чтоб не догадался раньше времени. А вот этот, его потрясти надо бы. И доносчика он знает. Ценная птичка.

− Ладно. Попробую, − скривившись ответила я. – Только как? Я ведь сказала, что ты ревнивый до ужаса, чтобы пресечь его поползновения в мою сторону.

− Ну, а мы ему сейчас разыграем спектакль. Видишь ту девицу возле фортепиано? Я сейчас через полчаса сделаю вид, что пьян в стельку и пойду к ней приставать. Ты же закатишь мне скандал, пощечину влепишь для пущей убедительности и выйдешь отсюда. Он пойдет за тобой. Предложит подвезти. Ты согласишься и считай он у тебя в кармане.

− Андрей, а если он начнет приставать? – с ужасом спросила я.

− Не начнет. Ты – немка для него. Еще и репортерша. С тобой так вести себя ему нельзя. Это с другими женщинами им такое позволительно, но не с немками. Все будет хорошо, не переживай.

− Хорошо, − нахмурив брови проговорила я и, когда Гюнтер с Ниной вернулись за столик, залпом выпила бокал шампанского и закурила сигарету, дабы дать себе возможность прийти в себя перед представлением.

Андрей сделал вид, что выпил уже изрядное количество и так же осушив бокал вина через какое-то время встал из-за стола, якобы намереваясь пойти заказать пианисту определенную музыку. Проходя мимо девицы, он остановился подле нее и приобняв за талию что-то сказал ей, от чего та расхохоталась. Гюнтер с интересом наблюдал за разворачивающейся его взору картиной, то и дело посматривая на меня. Я демонстративно швырнула вилку на стол. Вскочив из-за стола, я подошла и дернула за плечо Андрея, который только отмахнулся от меня, а когда повернулся в мою сторону, чтобы сказать что-то, то я, влепив ему пощечину, развернулась и направилась к выходу, краем глаза уловив, что Гюнтер и правда встал из-за стола и попрощавшись с Нинкой двинулся за мной. Выйдя на улицу, я закуталась в свою накидку и закурив уже не пойми какую по счету сигарету за вечер отошла немного подальше от дома, где, выдавив слезу, сделала вид, что ужасно расстроена. Спустя пару минут на улицу вышел Гюнтер и подойдя ко мне сказал:

− Извините, что вмешиваюсь. Но я видел, что произошло в зале между вами и вашим спутником. Если я могу вам чем-то помочь, только скажите.

− Господин фон Риц, здесь никакая помощь не поможет. Только время, − пожав плечами проговорила я.

− Время или другой мужчина, − сделав неоднозначный намек проговорил немец.

− Я вас умоляю! Какой другой мужчина?! Уж не себя ли вы пророчите на это место? – усмехнувшись спросила я.

− А почему бы и нет? Я богат, моя карьера идет вверх, в Германии у меня большое количество недвижимости и положение в обществе. Почему бы и нет, мисс Хильза? – прищурив глаза проговорил Гюнтер, давая мне понять, что у него довольно-таки не обычные виды на меня.

− Дорогой Гюнтер, вы так говорите, будто бы предлагаете мне за вас замуж выйти, − расхохоталась я, чем привела немца в замешательство.

− Я говорю вам о том, что если вы примете мои ухаживания, то я отнюдь не буду воспринимать их как нечто мимолетное и готов к чему-то более постоянному, чем просто встречи в постели. Я еще утром обратил на вас внимание, когда вы захотели, чтобы я оставил в живых ту еврейку. Вы думаете я не понял, что вы просто пожалели ее и ребенка и не смогли вынести вида того, если бы я их расстрелял. И дело ведь не в том, что вы хотели, чтобы она рассказала о произошедшем в гетто, хотя это было очень даже кстати. Вы просто сжалились над ней, так ведь, Хильза? Но вы так мастерски попытались скрыть это, что я просто не смог не пойти у вас на поводу, дабы не разочаровать красивую молодую женщину, вылетевшую ко мне из стоящего рядом автомобиля. В этих глазах, смотрящих на меня, было столько ужаса, что меня это, признаться, задело. Хотя меня мало что уже задевает здесь.

− И что с той еврейкой и ее ребенком? – осторожно спросила я.

− Ничего. Я сберегу им жизнь только потому, что вам так того захотелось, − проговорил Гюнтер, подходя вплотную ко мне.

− Гюнтер, чтоб вы понимали. Утром был порыв, и я признаюсь, что это была моя слабость в тот момент. Но если вы думаете, что будете меня шантажировать этим, то очень заблуждаетесь, − прошипела я.

− Да о чем речь, Хильза, какой шантаж? Я похож на того, кто будет шантажировать прекрасную даму?

− Вы похожи на кого-то еще и похуже, − нахмурившись проговорила я.

− Хорошо, прошу прощения. Я вижу, что напугал вас тем, что затронул утренний инцидент. Я не хотел.

− Так чего же вы хотите?

− Для начала я хотел бы завтра с вами встретиться вечером в более подходящем для дамы заведении.

− А меня и это устраивает, − с усмешкой проговорила я, понимая, что как раз здесь я и готова с ним встречаться, поскольку рядом будет Туз и его люди и не дай бог этому черту взбредет что-то в голову, я по крайней мере буду под присмотром.

− Хорошо, если вы так хотите, давайте здесь в восемь часов вечера. Вам удобно такое время? – спросил немец.

− А вам удобно, господин офицер, что перед вами видавшая виды молодая особа, не блещущая кристально чистой репутацией, живущая с любовником и пока что не желающая менять его на кого бы то ни было?

− Это вопрос времени, только и всего. Я знаю, что вы уйдете от него ко мне. А насчет репутации. Сколько бы у вас не было мужчин до меня, главное, что пока вы со мной – у вас не будет никого.

− Вы так уверены в этом? – едва сдерживая улыбку сказала я, поскольку напористость и самоуверенность этого нахала была просто безгранична.

− Уверен, − с насмешкой проговорил мужчина. – Я умею обращаться с женщинами так, что у них и в мыслях не возникает, что может быть кто-то лучше, чем я.

− Хорошо. Тогда завтра здесь в восемь. А сейчас, буду вам признательна, если вы отвезете меня домой. Не хочу возвращаться с Вернером, пускай развлекается. – презрительно кинула я и взяв немца под руку пошла к его машине.

Гюнтер отпустил водителя и сам сел за руль. Я же устроилась подле него на переднем сидении. Машина отъехала от здания и понеслась темными улицами города, увозя меня домой. Спустя минут десять я поняла, что немец едет совсем не туда, куда мне нужно было и я, сдерживая накатывающее на меня беспокойство, спросила:

− Господин фон Риц, куда вы меня везете?

− Я хочу показать вам одно место, − спокойно ответил мужчина.

− Я попросила отвезти меня домой. Я очень устала и не хочу сейчас ничего смотреть. На дворе скоро полночь. Вы в своем уме!? – воскликнула я, начиная понимать, что такое развитие ситуации приведет к чему-то нехорошему.

Гюнтер молчал и все так же спокойно вел машину в нужном ему направлении. Я попыталась открыть дверцу, но не смогла.

− Гюнтер, отвезите меня домой, сейчас же! Или у вас будут проблемы! – заорала я на немца.

Мужчина в этот момент остановил машину возле дома на окраине города и достав пистолет приставил его к моей голове.

− А сейчас вы закроете рот и выйдете из машины без единого писка. Если попытаетесь кричать или бежать, я вас пристрелю. Я ясно выражаюсь?

Глядя в ужасе на наставленное на меня дуло пистолета, я молча кивнула. Мужчина вышел из машины и открыв дверцу с моей стороны просто-таки выдернул меня наружу и, уперевшись пистолетом мне в ребро, потащил в дом. Закрыв за собой дверь, он включил свет и втолкнул меня в большую, богато обставленную комнату.

− Ну и что дальше? – на удивление спокойно спросила я, поскольку поняла, что истерить смысла не было, я была в плачевном положении и от моего дальнейшего поведения сейчас зависело все.

Мужчина пододвинул ко мне стул и с силой усадил на него. Сам же расположился напротив.

− А теперь, мисс Миллер будем говорить наедине. Из Варшавы вы забрали дела офицеров, которые, как вы вычислили, были завербованы английской разведкой. Где эти документы?

После этих слов меня словно водой ледяной обдали. С ужасом посмотрев на мужчину я осознала в какую сеть, сплетенную собственноручно я попала…мы попали.

− Не знаю ни о каких документах, − спокойно ответила я, тщетно пытаясь найти ответ в своей голове что делать дальше.

− Мисс Миллер, я не люблю бить женщин, тем более таких красивых. Мне нужны документы. Еще раз спрашиваю, где они?

− Кто вы такой, господин фон Риц? − спросила я.

− Я не буду отвечать на ваши вопросы. Вопросы здесь задаю я. Где документы? – перейдя на угрожающий тон проговорил Гюнтер, вставая и подходя ко мне.

− Гюнтер. Давайте будем говорить откровенно. Ну, скажу я вам где документы. Вы ведь все равно меня убьете? Я ведь знаю, что вы предатель и агент разведки, чьей только? Если не скажу вам, то Штольц передаст документы туда, куда нужно и вы в любом случае провалитесь. Даже если убьете меня.

− Не морочьте мне голову, мисс Миллер. О документах знаете только вы. Вы давно уже подозреваете своего спутника в том, что он ведет двойную игру, в то время как вы остаетесь ярой поклонницей Гитлера. Поэтому, ваш друг явно не в курсе, что вы везете в Берлин. Документы спрятали вы и вы одна знаете о них, поскольку не доверяете никому после последних событий во Львове, когда информация, которую знала только ваша троица, чудным образом оказалась у англичан. Из Абвера пришло донесение и поскольку вы знали, что вы не могли ее передать, то это был кто-то из мужчин. Вам нужно было обелить себя, поэтому вы, узнав все, что вам было необходимо, вывезли дела из Варшавы. В Кракове у вас последнее дело перед отлетом в Берлин, поэтому вы надеялись закончить все неотложные дела здесь и вернуться в Германию с бомбой, которая уничтожит английскую разведку в Польше. Но вы не учли, что мы на шаг впереди вас. Вашей ошибкой было не сообщить в штаб сразу о своих подозрениях, тогда вы были бы в безопасности. Но вы не хотели рубить сгоряча, поскольку верите, что Штольц невиновен. А поскольку убедить фюрера легче с глазу на глаз, имея на руках такие документы, то вы предпочли рисковать. Вот к чему риск вас и привел. Где документы?

Каждое слово, сказанное мужчиной все дальше и дальше погружало меня в пучину неизвестности и понимания того, что моя жизнь висела на волоске. Документы − я знать не знала, о чем шла речь. Среди вещей Миллер не было ничего подобного. Раскрыть себя я не могла, поскольку понимала, что это могла быть и подстава, и проверка со стороны немцев, да и вообще все, что угодно. Открой я рот – все наши окажутся под прицелом. Либо же этот человек и правда был агентом англичан и тогда я бы могла с ним договориться. Но неизвестно, как бы он отреагировал на то, что я не Миллер, а русская шпионка. Оставалось только играть Хильзу до конца.

− Я не знаю ничего ни о каких документах. У вас ложная информация, Гюнтер.

− Хильза, вы умная женщина, вы же понимаете, что я с вами сделаю. Разница только в том, буду ли я вас мучить, чтобы добыть то, что мне нужно, или же вы отдадите мне заветные бумаги и мы с вами разойдемся, − сказал Гюнтер.

− Мы с вами не разойдемся. Вы меня попросту убьете. Я ведь, с ваших слов, все знаю. А если вы английский агент, в чем я не сомневаюсь, то я огромная помеха для вас. Сейчас только одно сохраняет мне жизнь. Это то, что вы не знаете, где эти чертовы документы. А пока вы не знаете, вы меня не убьете, потому, что если я исчезну, то информация уйдет наверх. Не могла же я не подстелить себе соломки на такой случай. Так ведь, дорогой Гюнтер?

Мужчина подошел ко мне и молча отвесил пощечину, разбив при этом губу. Сплюнув кровь, я едва смогла сдержать слезы. Ну, в такую чертовщину я никак не думала, что попаду.

− Где документы? – спросил Гюнтер и отвесил еще одну пощечину.

− Вы действительно думаете, что я, агент такого уровня скажу вам где находятся документы? – поднявшись со стула заорала я, вытирая кровь с губы. – Можете живьем меня тут выпотрошить, но информации такой вам не видать от меня!

Я стояла напротив Гюнтера и в ужасе смотрела на него подняв голову вверх, поскольку мужчина был на целую голову выше меня.

− Хорошо. Поступим по-другому, − ответил Гюнтер, усаживаясь подле стола и кладя пистолет на него. – Раздевайтесь.

− Что? – скривившись воскликнула я.

− Раздевайтесь, я сказал, − рявкнул мужчина. – В вашей биографии есть один пунктик небольшой, в юности вы были изнасилованы и у вас своего рода травма осталась. Ваш куратор сообщил нам, что вы и правда сможете вынести все, что угодно. Только не физическое насилие. Ну вот сейчас и проверим эту теорию.

Да что же это была за женщина такая! Мысль о той, кого я сейчас играла, просто начала выводить меня из себя. Такого в донесении нашего агента не было. И не мудрено, конечно, он-то черпал информацию из одного источника, а этот человек по-видимому из самого котла, раз насчет Миллер знал даже такой нюанс. Судорожно соображая, как выпутаться из такого развития ситуации, я медленно спустила с себя платье и оставшись в одном белье и чулках подошла к мужчине. Затем стоя перед ним стянула с себя белье и стоя обнаженной проговорила:

− Хильза Миллер уже не та испуганная юная девочка. Я много работала над собой, чтобы спокойно смотреть на мужчин. И у меня это хорошо получилось.

Немец взял пистолет со стола и дулом провел линию, начиная от моей шеи и заканчивая бедрами.

− Опустись на колени, − проговорил он.

Я послушно стала на колени смотря ему в глаза.

− То, что я сейчас с тобой сделаю, не имеет ничего общего с понятием «мужчина», − проговорил он, проведя пистолетом по моей нижней губе. – А когда я закончу, ты и женщиной-то называться перестанешь. Тебя и убивать даже не придется, настолько ты будешь сломлена. Ты сама умереть захочешь после всего того, что будет между нами. Потому что все то, над чем ты там работала, слетит в два счета. Когда кто-то из наших идет против такого агента, как ты, мы узнаем самый страшный кошмар из его жизни и используем его, дабы быть уверенным, что информацию мы достанем. Ты ведь слышала о подготовленных агентах с кодовым названием verhallen? Готова на себе проверить то, на что мы способны? – проговорил мужчина, спокойно смотря мне в глаза.

От отца я как-то слышала, что, действительно, на оккупированной немцами территории периодически появлялись такие агенты, которые опережали наших ребят и поймав кого-то из немецкой агентуры в два счета вытаскивали из них информацию. Это были неуловимые личности. Еще не одного такого никому поймать не удалось. Работали они на англичан, а, следовательно, против России и против Германии в частности, состояли в основном из завербованных немцев, ярых противников гитлеровских взглядов. И сейчас напротив меня сидел такой же головорез. Помолчав с минуту, я издала вздох и подняв руку легонько убрала пистолет от моего рта.

− Почему ты сразу не начал с того, чтобы проделать со мной все то, о чем говоришь? – испытывающе глядя на мужчину спросила я. – Пара часов и ты будешь знать, где те чертовы документы. Так что тебя останавливает?

− Если бы ты утром не выбежала из автомобиля и не вступилась за еврейку с ребенком, я бы так и сделал. По донесению передо мной должна была быть одна женщина, с определенным набором человеческих качеств или я бы даже сказал так – их отсутствием. На деле же ты оказалась не совсем такой, какой тебя видят люди, мисс Миллер. Ты так же боишься, так же переживаешь. Может ты и идешь по стопам фюрера, но мне кажется, что тебе все эти бессмысленные смерти уже порядком надоели. Твоя беда в том, что ты талантлива, Хильза. И такой талант сейчас работает на уничтожение людей. Тех, кого тебе удалось вычислить как агентов и тех, кто гибнет от этого как следствие. Поэтому, я тебе предложу один раз. Решать будешь сиюминутно. Откажешься – вернемся к изначальной картине развития дальнейшей ситуации. Примешь предложение – будешь жить, − сказал мужчина и стянув со стола скатерть накинул мне на плечи, скрыв наготу.

− Что за предложение? – нахмурившись спросила я все так же сидя подле него на коленях.

− Ты перейдешь под наше крыло, станешь нашим агентом в Германии. Отдашь мне документы, касающиеся наших людей в Варшаве. Спокойно улетишь в Берлин и будешь ждать дальнейших распоряжений.

− Вы смеетесь? Вы думаете я поверю в то, что меня с таким набором информации отпустят? Вы меня отпустите? – усмехнувшись недоверчиво спросила я.

− Отпущу. Тебя отпущу. И ты никого не сдашь. А если и сдашь, то это будут допустимые потери, я бы так сказал, за попытку завербовать тебя, Миллер. А ты стоишь таких потерь. Но, если ты все-таки передумаешь, то тебя в любом случае уберут наши люди в Берлине. Мало того, и твою дочь тоже уберут. Ту, которую ты оставила пять лет назад в семье своей сестры. Что, удивлена? Мы и это знаем. У тебя от того бандита, о котором ты говорила у Лёли, родилась девочка и ты, чтобы скрыть от него ребенка, была вынуждена все обставить так, будто бы малышку родила твоя сестра и она является матерью. Все тайное становится явным всегда, дорогая Хильза. Ну так что? Согласишься и будешь жить дальше или приступим к той части, которая касается твоей юношеской травмы? – проговорил мужчина, прищурив глаза и проводя пистолетом по моей груди.

− Вы так много обо мне знаете, − словно сама для себя сказала я, не понимая, почему он не знал, как выглядела Миллер на самом деле. Хотя скорее всего у него было подробное описание этой женщины, но воочию он ее не видел, как, впрочем, и на фотографии.

− Знаем достаточно. Мы предполагали, что нам придется тебя либо вербовать, либо ликвидировать, уж больно ты быстро чистишь ряды агентов, заброшенных на оккупированную территорию. Как ты вычисляешь так быстро тех, кто идет против Гитлера? – с нотками восхищения спросил Гюнтер.

− Не знаю, ты сам сказал – дар. Наверное, так и есть, − пожав плечами ответила я.

− Ну так что? Какой вариант развития ситуации для тебя более приемлем? – спросил немец, потянув за конец скатерти, которая тут же открыла мои плечи.

− Хорошо. Я соглашусь. Но документы будут у вас через три дня не ранее.

− У тебя времени до завтрашнего вечера. Придешь в кабаре и принесешь документы. Иначе я буду считать, что ты ответила отказом и вернувшись в Берлин ты сможешь увидеть свою дочку только на кладбище,− спокойно сказал немец.

− Хорошо, − устало ответила я и встав с колен отошла подальше от мужчины. – Что мне сказать Штольцу?

− Скажешь, что ночь провела со мной назло ему. У вас с ним такие сумасшедшие отношения, что он не удивится этому. А сейчас ложись отдыхать. Утром я отвезу тебя домой.

− Я не буду отдыхать, − спокойно ответила я, зайдя за ширму и натягивая на себя одежду.

− Как хочешь, − безразлично ответил немец и усевшись за стол начал читать какую-то книгу.

Я же уселась на стоящий напротив стола диван и стала рассматривать его.

− Что? – посмотрев в мою сторону спросил он.

− Ничего. Просто так странно. Я спасала еврейку, а оказалось, что это она меня спасла, − проговорила я на самом деле пребывая в шоке от осознания того, что если бы утром не произошел тот инцидент, то этот головорез поиздевавшись просто убил бы меня.

− Да, бывает в жизни и так, − безразлично ответил немец.

− А я ведь и вас почти вычислила, − окинув взглядом мужчину проговорила я, решив раз уж играть Миллер, так играть до конца.

− Да неужели? – с усмешкой спросил Гюнтер.

− Да. Вашей ошибкой было дать те документы на подпись Герцену, когда вы его замещали. По поводу расстрела русских. Вы перевели стрелки на него зачем-то.

Мужчина только усмехнулся и снова опустил глаза в книгу.

− А кто информатор по поводу русских? – прищурив глаза спросила я.

− Хильза, если ты думаешь, что я тебе буду раскрывать то, что пока тебя не касается, то глубоко ошибаешься, − не поднимая глаз от страниц проговорил Гюнтер.

− Информатор выходит на вас как на немца или как на агента англичан?

− Ложись спать, до утра еще столько времени. Если не прекратишь спрашивать, версия о том, что мы с тобой ночь провели вместе перестанет быть версией, − окинув меня хищным взглядом ответил Гюнтер и я замолчала.

Улегшись на диван и натянув на себя скатерть, я закрыла глаза и спустя какое-то время действительно уснула, поскольку, пережив такое потрясение моя нервная система просто обязана была восстановиться, а восстанавливалась она только после несколькочасового сна. Рано утром меня разбудил запах крепкого кофе. Открыв глаза, я увидела чашку, стоящую подле меня на журнальном столике. Гюнтер стоял около окна. Увидев, что я проснулась он проговорил:

− А говорила спать не будешь. Уже почти девять утра.

− Черт, − выругалась я, понимая, что Андрей там себе места не находит и перевернул уже пол города в поисках меня.

− Пей кофе и поехали, я отвезу тебя, − окинув меня испытывающим взглядом проговорил немец.

Я быстро выпила напиток и приведя себя в порядок направилась в сопровождении Гюнтера на улицу к машине.

− Ты запомнила, что тебе нужно сделать? – строго проговорил мужчина.

− Запомнила. Сегодня в восемь вечера с документами быть в кабаре.

− Иначе ты знаешь, чем все закончится для твоей дочери. Да и для тебя тоже в перспективе.

− Да поняла я, − огрызнулась я, смотря на мелькающие за окном дома.

Уже подъезжая к дому, где я жила, Гюнтер притормозил у обочины и повернувшись в мою сторону сказал:

− Я вчера в кабаре не шутил о том, что я бы хотел, чтобы у нас завязались отношения. Если мы будем по одну сторону баррикад, это более чем осуществимо. Империя Гитлера рано или поздно падет. А мы будем в числе тех, кто способствовал этому. Я бы хотел, чтобы ты была подле меня, Хильза, в этот день. Подумай об этом. Я дам тебе все. Ты будешь обеспеченной женщиной с положением в обществе. Обещаю беречь и тебя, и твою дочь. На твою долю достаточно мерзавцев пришлось. Так может нужно уже остепениться и отдать предпочтение более надежному спутнику?

− Отвезите меня домой, − только и проговорила я, всей душой желая побыстрее оказаться подле Андрея.

Немец завел машину и уже спустя минут десять она заезжала в кованые ворота особняка. Выйдя из машины и даже не взглянув на Гюнтера, я быстро прошла в дом. Поднявшись по ступенькам, я зашла в комнату и увидела Андрея, который сидел подле стола с горой окурков. У него был ужасный вид, под глазами залегли тени, в глазах было дикое выражение вины и горя. По его виду я поняла, что он за эту ночь пережил не меньший ужас чем я, думая, что потерял меня. Услышав стук закрываемой двери, он поднял глаза и спустя мгновение я уже была в его объятьях, ревущая и дрожащая от пережитого ночного кошмара.

− Девочка моя, я думал, что потерял тебя, − хриплым голосом проговорил Андрей, вытирая мои слезы. – Что произошло?

− Гюнтер не немец. Точнее немец. Но он агент англичан. Он знал все про прибытие Миллер и пас ее так же, как и мы пасли его. У нее должны быть какие-то документы по агентам из Варшавы, которые она везла в Берлин. Я должна сегодня передать ему их в кабаре в восемь часов вечера, иначе его служба убьет дочку Миллер. Да и кроме этого мне пришлось принять его предложение по вербовке. Так что Хильза теперь в рядах агентов verhallen. Это страшные люди, Андрей, − проговорила я, заревев пуще прежнего.

− Он тебе ничего не сделал? – осторожно спросил Андрей.

− Нет, хотел, но не сделала. На него произвело впечатление то, что я тогда вступилась за еврейку и ребенка, и он принял решение вербовать меня, а не ликвидировать, поскольку решил, что раз уж Миллер не такая кровожадная, какой ее везде выставляют, то и у нее должен быть выбор. Вот так, Андрей. Если бы я не вступилась за женщину, то этот головорез невесть что сделала бы со мной. Бог есть, Андрей, что бы не говорили! Я спасла и это спасло меня.

− Главное, что ты жива. Больше я тебя от себя не отпущу ни на шаг, − шептал Андрей, целуя меня в лоб, пока я успокаивалась. – Как я мог не учесть того, что Миллер могут тоже пасти. Это едва жизни тебе не стоило, прости меня, прошу тебя!

− Этого никто не мог предугадать. Эта женщина такую жизнь вела, как я поняла, что у меня только одно желание – поскорей бы сбросить с себя ее маску. Это невыносимо! Он мне что-то про дочь, про ее душевные травмы и прочее, а я ведь ни грамма этого ничего не знаю! Если бы он что-то спросил насчет ее жизни, а я бы не ответила!? И все. Пиши пером. Теперь еще до вечера нужно найти эти проклятые документы. Где они могут быть? Ничего ведь в вещах не было такого.

− Ты прими ванную и успокойся. Я прикажу принести тебе завтрак сюда и отъеду к Тузу на пол часа, чтобы дать отбой. Его ребята уже пол города перевернули вверх дном в поисках тебя, наверное. Гюнтер ведь вывез тебя невесть куда. Когда приеду, осмотрим машину и чемоданы еще раз.

− Да, конечно, только быстрей возвращайся. – начиная снова реветь сказала я.

− Не плач, − поцеловав меня сказал Андрей. – Все будет хорошо.

− Обязательно будет, − шмыгая носом ответила я, и направилась в ванную смывать с себя кошмар прошедшей ночи.

Набрав полную ванную горячей воды, я повернулась к большому зеркалу, запотевшему от пара. Оперевшись на умывальник я провела рукой по покрытой испариной глади, освободив отражение. Чье отражение? Кто была эта женщина, смотрящая на меня испуганными глазами с той стороны зеркального полотна? Насмотревшись в этом городе на череду бесчеловечных поступков, я не могла верить в то, что я осталась собой после этого. Смерть Миллер и ее спутников, Аушвиц, расстрел более сотни евреев на улице, теперь еще и сегодняшняя ночь с привнесенным беспокойством о девочке, мать которой я так мастерски играла. Я не знала того ребенка, но понимала, что теперь нужно сделать все, дабы неизвестный мне ребенок не пострадал там, в далеком Берлине. По зеркалу стекали капли, искажая отражение, будто бы ломая тот образ, который был мне чужд. Я не была Миллер с ее бесчеловечной сутью и мне невесть как было тяжело играть ее, эту женщину с такой ужасной судьбой. О чем она только думала, вставая на такой опасный путь? Зачем это все нужно было ей? Она ведь могла быть просто женой какого-либо богатого мужчины, с ее то красотой и умом. А променяла простое женское счастье. На что? На одержимость идеологией, ведущей к краху личности? О чем же только думала эта красавица-вертихвостка, оставляя свою дочь и уезжая туда, где все было пропитано, страхом, кровью и смертью? Нет, я не жалела ее. Даже наоборот. На самом деле, мне было не по себе от той мысли, что я сыграла свою роль в ее падении.

Брызнув водой в отражение, я отвернулась и погрузилась в пушистую пену горячей неги, смывающей с меня остатки напряжения, рожденного ночью, проведенной в компании Гюнтера. Пролежала я так довольно-таки долго, пока не услышала в комнате шаги вернувшегося Андрея. Выбравшись из ванной, я закуталась в полотенце и вышла к нему. По моему лицу еще стекали капли и Андрей, проведя по моим губам пальцем, стер их следы. Я одним движение руки заставила полотенце упасть к моим ногам, давая мужчине понять, что безумно его хочу и ждать другого подходящего момента не намерена. Но другого момента Андрей тоже ждать не собирался и подхватив меня на руки уложил на стоящий рядом стол, заставив меня обхватить его ногами. Спустя какое-то мгновение я уже извивалась и как кошка от удовольствия царапала гладкую поверхность отполированного стола.

− Нам еще документы искать, − с усмешкой хриплым голосом проговорил Андрей спустя час нашей с ним игры.

− Да, если найдем, − поцеловав мужчину ответила я, сползая со стола и проходя за ширму, в которой уже висели мои платья, скрупулезно наглаженные служанкой.

Надев самое простое из них, я вышла из-за ширмы и пока Андрей одевался вытащила в центр комнаты чемоданы Штольца и Миллер.

Открыв чемодан Хильзы, я тщательно осмотрела его на предмет двойного дна или еще чего-либо и отдала его подошедшему Андрею.

− Здесь ничего, − нервно проговорила я, начиная паниковать.

− Нужно машину еще осмотреть, − сказал Андрей, закончив с чемоданами.

Выйдя на улицу, мы направились к машине и начали тщательно осматривать ее. Но поиски наши не увенчались успехом, и я заревела:

− Да где же она могла спрятать их, эта стерва проклятая! Если не будет документов, Гюнтер доложит своим и малышку ведь убьют, да и у нас будут проблемы.

Андрей задумчиво смотрел пару минут на автомобиль, затем сказал:

− На ней. Документы могли быть на Миллер. Мы зря ее не проверили.

− На ней?! Да она же там уже…! – испуганно воскликнула я, с ужасом думая о том, что нам нужно вернуться на то место, где сделала последний вдох немка.

− Поехали, − строго сказал Андрей, садясь в машину, которая уже через пару минут несла нас в направлении, откуда началось мое хождение по мукам в образе агента немецкой разведки.

На небе собирались тучи, закрыв собой утреннее солнце и то и дело грохочущий гром своими раскатами нарушал тишину, царящую в лесу. Выйдя из машины на том месте, где погибла Миллер со своими напарниками, я поежилась от сильных порывов ветра, предвещающего то, что скоро польет ливень.

− Тебе лучше побыть здесь, − окинув меня взглядом сказал Андрей, понимая, что зрелище будет не для моей психики.

Я молча кивнула, и усевшись на капот обхватила себя руками. Андрея не было около получаса и когда я уже не находила себе места, мечась вокруг машины, мужчина вернулся, держа в руках небольшой плоский сверток, перетянутый синей тканью. Забравшись в машину, он протянул его мне и завел мотор. Я в ужасе смотрела на бумаги в моих руках и боялась их разворачивать.

− Что такое? – спросил мужчина, видя мое замешательство.

− Это было на ней? – с подкатывающей к горлу тошнотой спросила я.

− Да, было вшито в корсет.

− Останови машину, пожалуйста, − попросила я и когда автомобиль остановился я пулей вылетела наружу и согнулась в три погибели, выблевывая весь утренний завтрак.

− Оль, что такое? − подойдя ко мне и вытирая меня своим платком спросил мужчина.

− Не могу. Как подумаю. Мы ее убили, теперь вернулись, вытащили эти документы. Противно так, − сказала я и заревела.

− Это война, это еще цветочки, − спокойно ответил мужчина, помогая мне сесть назад в машину.

Откинувшись на сиденье я в каком-то тумане думала о Миллер, лежащей там, под покровом леса, вдали от своего ребенка и родной страны. Сколько еще таких, как она, скрывала наша земля. Да и не только наша. Мужчины, женщины, дети гибли. Кому это нужно все было? Ну почему людям не жилось спокойно и человечество с периодичностью в сто лет застилала пелена безумия по имени «Война». Проведя рукой по своему лбу, я посмотрела на Андрея, который все это время беспокойно наблюдал за мной.

− Мне лучше, поехали, − спустя минут десять сказала я и, когда машина тронулась, начала дрожащими руками разворачивать сверток.

Выбросив в окно ткань, я распрямила листы бумаги и просмотрев их положила в сумочку.

− Трое офицеров работают на англичан. Все занимают достаточно высокие должности. Вот почему Гюнтеру так нужны эти документы, − проговорила я, смотря в окно. – Как она это делала и правда? Как она их так вычисляла?

− Не знаю. Внимание к мелочам порой дает ответы на такие вопросы, о чем никогда бы не подумал, не заметь ты в нужный момент чего-то. Миллер была хорошим агентом, не зря на ее счету столько раскрытых предателей Германии. Мелочи очень важны в работе агента под прикрытием, если он не немец, например. Не так отдашь честь, не так возьмешь сигару, не так накроешь на стол, дашь слабину и произнесешь слово с малейшим акцентом и все, знающий человек видит, что ты не тот, за кого себя выдаешь. Миллер была крайне внимательна, раз могла на раз и два вычислять тех, кто вел двойную игру.

− Да, была, − с грустью проговорила я. – А как же теперь будем дальше поступать с Гюнтером?

− Отдашь ему документы сегодня, ну и будем далее вести ту же игру, что и до этого всего. Нам нужен информатор. Я более чем уверен, что теперь личность Гюнтера точно заинтересует Москву больше, чем фон Герцен. Так что в наших действиях ничего не изменится. Тебе надо сделать так, чтобы Гюнтер как-то вывел нас на того загадочного человека в гражданском, о котором говорила секретарша. Он думает, что Миллер согласна теперь работать на англичан, пусть так думает и дальше. До предполагаемого отъезда в Берлин я думаю Миллер трогать никто не будет. Главное, чтобы он никого из нас ни в чем не заподозрил, иначе не оберемся проблем.

− Не знаю я. Ты сам говоришь – внимание к мелочам. Гюнтер умный, раз является агентом из той группы. Если он будет наблюдать пристально, как бы мы не провалились. Если он спросит что-то, чего я знать не буду, вот тогда и все.

− Ну вот если спросит, значит его нужно будет просто убрать. Осталось всего несколько дней, потерпи, справимся.

− А когда в отряд к нашим? Сегодня ведь сорвалось.

− Завтра. Причем, это крайний срок.

Я замолчала и отвернувшись к окну наблюдала за мелькающими деревьями, которые мирно стояли, прижавшись друг к дружке образуя собой практически непроходимую стену. После налетевшего урагана и едва срывающегося дождя наступило затишье и выглянуло солнце, своими лучами озаряя лесную глушь. Солнечные лучи то и дело пробивались сквозь плотное покрывало крон деревьев и радостно озаряли собой тенистое пространство густого леса.

− Так красиво, − улыбаясь сказала я. – Помню, мы с друзьями из университета так любили выезжать на окраину Москвы, куда-нибудь в лес и просто отдыхать. Днем купались, загорали, а вечером жгли костры и рассказывали страшные истории, после которых никто не мог заснуть в палатке. Все казалось, что кто-то сейчас схватит за ноги и утащит в лес. Такой ужас охватывал, ты себе не представляешь! Такое время было прекрасное, безмятежное. Любовь, счастье, веселье. Все было так по-детски, − быстро вытерев побежавшие по щекам слезы, я посмотрела на Андрея, который нахмурившись вел машину.

Андрей, казалось, не слышал того, что я говорила. Я поняла, что как он не старался выглядеть спокойным, его изнутри поедало чувство тревоги по поводу того, сможем ли мы выкарабкаться из всей этой истории с Гюнтером. Агенты такого уровня, как он, были опасны, умны и непредсказуемы. Отдать ему документы - это было только началом нашей авантюры, нужно было еще сделать так, чтобы он пошел на поводу и в нужный момент оказался в нужном для нас месте. Его-то и обезвредить было бы нелегко, уже не говоря о том, чтобы без особых приключений посадить его на самолет и отправить в Москву. С фон Герценом и то все прошло бы без проблем, скорее всего, учитывая то, как быстро я с ним наладила контакт. А Гюнтер − это было другое. Андрей тоже это понимал. А поскольку в этом всем была замешана теперь и персона Миллер, то переживал он обо всем вдвойне. Глядя на мужчину, я поняла, что уже не думаю о мести как таковой. Мои мысли занимало беспокойство о людях, которые становились мне все дороже и дороже, отодвигая на второй план мои личные переживания. Туз, Нинка, Андрей, Гордеев. Я должна была думать теперь о них. Нет, не должна была. Я хотела думать о них. Да и месть на фоне того, что происходило вокруг, казалась такой ничтожной, что мне стало стыдно за себя и свои мысли на фоне тех ужасов, через которые проходили все люди. Я поняла, что только сообща мы все сможем что-то сделать, что только сообща сможем отомстить, победив в этой войне. Протянув руку, я легонько погладила легкую щетину на щеке Андрея. Он посмотрел на меня и едва уловимо улыбнулся.

− Мы справимся, − сказала я, желая дать ему понять, что пока мы вместе все и живы, то никакая агентура нам не страшна.

Миновав пост, мы въехали в город и спустя несколько минут были у дома, на лужайке которого бегала Света в компании хозяйской собаки. Поодаль стоял Гордеев, оперевшись на ствол дерева и с улыбкой наблюдая за ребенком.

− Если мы выберемся, я думаю у Светы появится отец, − проговорил Андрей, кивая в сторону Гордеева.

− Да, если выберемся, − проговорила сосредоточенно я, заметив, что недалеко от дома стоит автомобиль, в котором сидел за рулем Гюнтер.

Увидев, что я заприметила его, он вышел из машины и направился к нам.

− Уведите девочку в дом, − проговорила я Гордееву и облокотившись на капот стала ждать, когда Гюнтер подойдет ко мне.

Андрей же сделал вид, будто бы устраняет поломку в машине. Немец зашел в ворота и подойдя к нам проговорил:

− Мистер Штольц, если вы не против, я украду у вас даму на пару слов.

Андрей оставил машину в покое и подошел к Гюнтеру. Роста он был такого же, что и немец, поэтому смотря ему прямо в глаза Андрей процедил сквозь зубы:

− Украсть эту даму вы не можете, а вот поговорить – пожалуйста, − с подтекстом сказал Андрей и вернувшись к машине закрыл капот и направился к дому.

Гюнтер подождал пока Андрей отойдет на приличное расстояние и повернувшись ко мне протянул небольшую коробку.

− Что это? – спросила я, даже не думая брать ее в руки.

− Не бойтесь,− засмеявшись сказал мужчина. – Это не бомба. Это всего лишь мое извинение за те неудобства, которые вы испытали этой ночью.

Осторожно взяв коробку в руки, я открыла и увидела там красивый кулон в форме ромба, отделанный серебром и бриллиантами.

− Мое душевное спокойствие не имеет цены, − ответила я, спокойно закрыв коробку. – Но, все равно спасибо.

− Я знаю, мисс Миллер, что вы будете бояться меня после всего, что я вам наговорил. Но это моя работа. Вы же понимаете.

− Это ваша работа и я вас не боюсь, − пожав плечами ответила я, рассматривая мужчину. – Не боюсь. Но и дела иметь не желаю с тем, кто знает всю подноготную моей нелегкой жизни. Знает и в любой момент применит ее против меня. Поэтому, все это, − сказала я потарахтев коробкой с украшением, − ни к чему.

− Вы злитесь, я понимаю. Хотел бы я, чтобы мы с вами встретились как простые смертные, а не два противника по разные стороны баррикад. Но, что случилось, то случилось. Теперь, когда вы вынуждены работать на моей стороне, я очень надеюсь, что вы перемените свое мнение обо мне. Прошу вас подумать об этом и дать мне шанс. А сейчас я вас оставлю и буду с нетерпением ждать вечера, − сказал немец и отдав честь направился прочь к своей машине.

− Переменю мнение?! Да чтоб ты сдох! − прошипела я ему вслед и брезгливо посмотрев на подарок направилась в дом к Андрею.

Поднявшись на второй этаж, я прошла в комнату Светы и застала ее играющей с Гордеевым в шахматы. Девочка так сосредоточенно смотрела на доску, что мне стало смешно и я улыбнувшись подошла и чмокнула ее в макушку. Затем протянула ей коробку и сказала:

− Это тебе.

Света оторвала взгляд от шахмат. Взяв коробку в руки, она вытащила оттуда кулон и с восхищением посмотрев на него сказала:

− Это очень дорогая вещь, мисс Миллер. Я не могу принять ее.

Присев подле девочки, я накрыла ее ладошку с кулоном своей рукой и сказала:

− Дорогие вещи это те, которые дарят нам дорогие люди. Для меня он ничего не значит. Поэтому если нравится – бери. Пусть будет у тебя. Только на улицу выносить его не стоит пока. Подрастешь и будешь в нем красоваться тогда уже где захочешь. Договорились?

− Да, конечно, − ответила девочка и подойдя к комоду бережно запрятала кулон под свои вещи.

Все время молчавший Гордеев задумчиво проговорил:

− Затея с Гюнтером не очень удачная, на мой взгляд. Его, по большому счету, просто убрать бы надо, когда поймем кто доносчик.

− Я тоже стала склоняться к такому мнению. Но, в любом случае, решать не нам, − ответила я.

− Я послежу за его домом пару дней, чтобы узнать его приблизительный режим. Во сколько уходит, во сколько возвращается, наведывается ли среди дня домой, может еще что интересное запримечу. Да и территорию нужно осмотреть хорошо. Частоту обхода патрулей, кто соседи и насколько многолюдно там. Если выманить его не удастся поближе к посадке самолета, придется действовать иначе, а для этого нужно обозначить территорию отхода на крайний случай. И ты, Оля, будь осторожней с ним, − сказал Гордеев по-отечески поцеловав меня в лоб.

Вернувшись к себе, я прилегла немного отдохнуть и проснувшись спустя пару часов и наспех поужинав, начала собираться на встречу с Гюнтером. Надев простой строгий костюм из гардероба Миллер из темно-коричневой ткани с красивой брошью на груди в виде стрелы и юбкой-карандаш с высоким разрезом сзади, который при ходьбе позволял рассмотреть стройность ног обладательницы этого чуда моды, я уложила волосы в строгую высокую прическу и накинув на откровенный вырез рубашки легкий шарфик, дабы не давать повода для фантазий немцу, поглядела на себя и устало вздохнула. Посмотрев на часы, я увидела, что время неумолимо приближается к восьми. Выйдя в коридор, спустилась к ожидающему меня в машине Гордееву, поскольку Андрей решил, что раз уж Гюнтер воспылал интересом к моей персоне, то ему лучше быть сегодня в тени, дабы не вызывать вопросы со стороны немца. Подвезя меня к кабаре мадам Лёли, Гордеев остановил машину за углом, дабы не мелькать перед Гюнтером лишний раз и я, выпорхнув на улицу, неспешно пошла к зданию. У входа уже стоял Туз и кивком головы дал мне понять, чтобы я не переживала и все под контролем. Зайдя в зал, я окинула взглядом помещение и увидела Нинку в соблазнительном красном платье, сидящую в компании явно какого-то бандита, который что-то тихо шептал ей на ухо. Нинка подмигнула мне, и я немного успокоилась, поскольку присутствие моих напарников навевало на меня чувство умиротворения. Через два столика от того, за которым сидела Нинка я увидела Гюнтера, сидящего в компании мадам Лёли, которую он о чем-то расспрашивал. Женщина испуганно смотрела на немца и отвечала короткими ответами, лишь изредка кивая головой. Увидев меня, Гюнтер небрежно махнул рукой, давая понять мадам Лёле, что их разговор окончен и встал из-за стола, приветствуя меня. Я сделала судорожный вдох и направилась к нему. Гюнтер поцеловал мою руку и помог занять мне место за столиком.

− Вы оделись как на собеседование при приеме на работу в школу, − с насмешкой проговорил немец. – Неужто я создаю впечатление такого страшного человека, что для встречи со мной нужно закутывать свои прелести по самую шею? – проговорил он, кивая на мой шарф, тщательно скрывающий мою грудь.

Хмыкнув я стащила шарф и в придачу расстегнула верхнюю пуговицу и так без того откровенного декольте.

− Вам так комфортнее будет созерцать? – зло спросила я.

− Так гораздо лучше, − уже смеясь ответил немец.

− Мужчины, − презрительно скривив губы пробормотала я себе под нос, придерживаясь нужного мне образа и доставая из сумочки нужные Гюнтеру документы.

Немец взял листы, и бегло просмотрев их скомкал и поджог. Затем небрежно бросил на стоящую подле него пепельницу.

− Надеюсь копии нет, − спросил он, затягиваясь сигарой и прищурив глаза смотря на меня.

− Отчего же нет? Есть. Вот здесь, − проговорила я, постучав пальцем по виску.

− Ну, это место хранения информации, я думаю, будет работать в нужном теперь нам направлении, − ответил Гюнтер, сделав ударение на слове «нам».

− И что дальше? – спросила я с улыбкой принимая от официанта чашку кофе.

− Дальше вы вернетесь в Берлин и будете ждать указаний уже там.

− А моя дочь? – осторожно спросила я.

− Девочка в безопасности. Я доложил наверх, что вы охотно согласились работать с нами и проблем с вашей персоной не будет. Так что ребенок в безопасности.

− Спасибо, − едва выдавила слова благодарности я из себя.

− Вы интересная женщина, Хильза. Когда мне пришло донесение о вас, то я имел представление, примерно кого увижу перед собой. Избалованную, хитрую, безжалостную и, я бы сказал, непрошибаемую ничем особу. А на деле передо мной человечная, грустная молодая женщина с цепким умом, умеющая себя преподнести в нужный момент так, как ей это необходимо. И что еще интересно. Вы пугаетесь, в какой-то момент в ваших глазах появляется едва заметная искорка испуга. Вы мастерски ее гасите, но она четко проскакивает в вашем взоре в те моменты, когда вам страшно. Неужели вы, ведя такой образ жизни, можете еще чего-то бояться? – прищурив глаза спросил немец.

Я слушала мужчину потягивая свой ароматный кофе и кляла все на свете за то, что на мою долю выпало играть эту роль. Да, черт возьми, я боялась и пугалась, и испытывала еще невесть что, чего в характере Миллер и в помине не было. И этот мужчина это видел. У меня было такое ощущение, что открой я рот и скажи еще хоть фразу, то сразу же провалю все ко всем чертям, настолько четко этот немец читал меня как книгу. Закурив сигарету, я молча смотрела пару минут на поднимающийся от нее извивающийся дымок и поразмыслив ответила:

− Страх? Конечно вы видели мой страх. Когда угрожают сделать с тобой самое страшное, что только может случиться с женщиной, вы в такой момент что ожидали увидеть в моих глазах? Радость? – презрительно окинув мужчину взглядом спросила я.

− Я не об этом, − нахмурившись ответил мужчина. – Вчера, когда я начал оказывать внимание вам, вы слегка испугались. Сегодня, когда я приехал в дом, в котором вы остановились – вы испугались. Даже сейчас, когда вы только вошли в зал, вы едва совладали со своими эмоциями, ища взглядом мой столик. Вы как молодая лань, бредущая сквозь стаю спящих волков, боящаяся сделать неверное движение, дабы не разбудить их.

− Ну простите, что разочаровала вас, − проговорила я с усмешкой.

− Нет, напротив. Агент сохранивший человеческие эмоции намного более ценен, чем тот, кто растерял их среди всего того, в чем ему пришлось вариться. Вы ведь не машина для убийства, мисс Миллер, коей являюсь, например, я, − изучающе глядя мне в глаза, словно пытаясь понять, как на меня подействует его реплика, проговори Гюнтер. – Вам по статусу и положено быть такой живой. Когда уже ничего не чувствуешь, это хорошо в моем случае, но отнюдь не в вашем.

− А вы ничего не чувствуете? – спросила я, гася сигарету о хрустальную пепельницу.

− Что касается работы, то нет, все ровно, без каких-либо эмоций и сожалений. Эмоции – это слишком дорогое удовольствие для такого, как я, − пожав плечами ответил мужчина.

− Страшно, наверное, так жить, − нахмурив брови сказала я.

− Не знаю, что вам сказать. Война всех нас изменила, − ответил немец.

− Это точно, − отведя взгляд в сторону грустно сказала я.

− Не хотите прогуляться? – сменил явно надоевшую тему Гюнтер.

− Прогуляться? – недоуменно проговорила я, приподняв бровь.

− Ну вот. Вы опять боитесь, − улыбнулся мужчина.

− Не буду скрывать, мне рядом с вами не по себе становится.

− Я думал мы решили этот вопрос, − спокойно проговорил немец.

− Решили? Это вы решили этот вопрос. Моя неприязнь не изменилась. Понимаете, Гюнтер, стоит человеку один раз поставить меня на колени, и не важно, морально, или физически, − с подтекстом проговорила я, припоминая ту ночь, − как он автоматически становится для меня недругом. И я ничего не могу с этим поделать.

− Я буду надеяться, что смогу вас переубедить, − вставая из-за стола и подавая мне руку сказал мужчина.

Увидев, что мы с Гюнтером собираемся уходить, Нинка оставила своего спутника и быстро подошла к нам.

− Хильза, дорогая, вы уже уходите? Я думала вы составите нам компанию в игре, − улыбаясь проговорила она.

− Мы с господином офицером выйдем, воздухом подышим. А потом он проводит меня домой. Так что извините, Нина, но сегодня я не могу составить вам компанию, − проговорила я и обняв девушку тихо прошептала ей на ухо, что все будет хорошо и переживать не стоит.

Стоящему на улице Тузу я жестом дала понять, что следить за нами не нужно и взяв под руку Гюнтера пошла с ним вдоль главной улицы, вымощенной старой брусчаткой. На улице было темно и тихо. Лишь редкие, такие же как мы, гуляющие парочки рассеивали тишину своими разговорами и смехом. Было так странно наблюдать за ними. Офицеры под руку с польками прогуливались с таким видом, словно они и не были здесь захватчиками. Девушки кокетничали, стреляли глазками и смеялись, словно они, идущие подле них мужчины были ни менее чем герои. А может они просто играли, эти симпатичные молодые барышни, ищущие защиту в этот отрезок кровавого времени. Как и я играла со своей судьбой, наступая ей на хвост. Ночью город был совсем другим, свободным от дневной суеты и бесконечной картины мечущихся озлобленных и испуганных людей. Казалось и он, этот многовековой старик-город радовался тем кратким мгновениям, когда можно было отдохнуть и вспомнить былое время. Время, когда по улицам бегали дети, оглушая прохожих своим веселым смехом. Время, когда узенькие улочки с их жителями мирно спали, даже не задумываясь над тем, что в любую минуту в квартиру могут ворваться с обыском солдаты и спокойной жизни настанет конец. Время, когда город наполняла жизнь, с ее тихим, размеренным и таким обыкновенным, но таким прекрасным каждодневным человеческим счастьем, сотканным из маленьких кусочков радостей каждого человека. Гюнтер молчал, скорее всего так же наслаждаясь этими короткими минутами тишины, которые были так редки в это время. Мельком бросив на него взгляд, я усмехнулась. Если честно, то мне было приятно, что и в рядах немцев, как оказалось, были и такие, как он, не терпящие кровавой идеологии люди, пусть и работающие на английскую сторону. Хотя не исключено было, что Гюнтер работал на две стороны, уж слишком этот человек был умен и проницателен, чтобы не подстелить себе соломки на тот случай, если бы гитлеровская чума все-таки победила в войне. Заметив мое выражение лица, мужчина сказал:

− Улыбаетесь. Это уже обнадеживает.

− Да бросьте…обнадеживает. Просто хороший вечер и тишина. Вот и поднялось настроение.

Не успела я договорить фразу, как нам навстречу вылетела тройка мальчишек, удирающих от патруля. Один из них прижимал к себе небольшой ящик белого цвета и быстрее всех несся прямо на меня. Гюнтер достал пистолет и выстрелил под ноги мчащимся сорванцам, от чего те испуганно остановились, понимая, что им бежать некуда, поскольку улица была узкой и обойти нас или вернуться назад, откуда доносился топот ног бегущих солдат, не было возможности. С ужасом понимая, что если ребят сейчас возьмут, то завтра утром их ждет не что иное, как виселица, поскольку за кражу немцы наказывали детей достаточно жестоко, я оттолкнула Гюнтера и ухватив одного мальчишку быстро зашвырнула его за стоящий рядом огромный мусорный бак, давая понять и другим тоже, чтобы они запрятались туда. Когда мальчишки притаились я повернулась к немцу, которого, казалось, все происходящее только позабавило и повиснув у него на шее поцеловала. В эту минуту из-за угла показались бегущие солдаты, и подойдя к нам, старший по званию отдал честь и спросил:

− Простите, господин штурмбанфюрер, что помешали вам. Трое ребят здесь пробегали? Мы услышали выстрел отсюда.

− Да, они промчались мимо, и я выстрелил им вслед. Но эти крысы бегают так прытко, вы ведь знаете. Они перескочили через ту ограду и убежали, − спокойно проговорил Гюнтер, указывая на ограждение, оделявшее разрушенный дом от соседней улицы. – А что случилось?

− Они из санчасти украли лекарства, − сплюнув на землю сказал солдат и откланявшись повел своих людей в том направлении, которое указал Гюнтер.

Когда шум шагов патруля стих, я заглянула за бак и подала знак мальчишкам, что можно выходить. Чумазые сорванцы вышли и в одном из них я узнала своего недавнего визитера, который пытался со своим братом стащить припасы из дома, в котором я остановилась.

− Мисс Миллер, − виновато сказал он, потупив глаза.

− Таааак, значит ты не послушал меня и продолжаешь промышлять, − строго сказала я, поправив на нем сбившуюся назад кепку.

− Да, продолжаю, − по-детски серьезно ответил мальчик.

− И что на этот раз? – спросила я, указывая на большой ящик.

Мальчишка открыл его и показал сокровища, по-другому я и не могла назвать то, что находилось внутри. В ящике было обезболивающее, антибиотики, и еще какие-то ампулы с лекарствами. Достать такой арсенал было очень сложно и эти лекарства могли спасти не один десяток жизней. Посмотрев на мальчуганов, я сказала:

− Быстро дворами и чтоб ни одна душа вас не увидела!

Васька кинул беглый взгляд на немца и сказал мне:

− Вы шаль забыли у мамки. Которую ремонтировать приносили. Я хотел вам завтра принести, но раз уж встретил вас, так может вы завтра сами зайдете?

Я опешила, но в доли секунды совладала с собой, поняв, что мальчик что-то хочет мне сказать и улыбнувшись ответила:

− Да, конечно. Завтра заберу.

Мальчишка кивнул и уже спустя минуту маленьких бандитов и след простыл.

Я смотрела им в след, боясь проворачиваться к Гюнтеру, который все то время, пока я разговаривала с ребятами, невозмутимо стоял рядом. В какое-то мгновение тяжелая рука немца легла на мой локоть, и он одним рывком развернул меня к себе, больно ухватив за подбородок заставив запрокинуть голову назад.

− Мисс Миллер, вы ничего не хотите мне сказать? – улыбаясь хищной улыбкой процедил сквозь зубы Гюнтер.

− Нет, − пожав плечами ответила я.

− Странно вы себя ведете. С подпольщиками знаетесь. Эти мальчишки ведь не первый раз чистят немецкие склады.

«Черт, ну каковы, молодцы!» − внутренне порадовалась я, а вслух сказала:

− Ничего странного, дорогой Гюнтер. Дети не должны гибнуть на войне, которую развязали взрослые. И не важно, чьи это дети, еврейские, польские, немецкие, русские. Не важно! Вот моя позиция. А теперь отпустите меня, вы делаете мне больно, − дернувшись я попыталась освободиться из рук немца, но он только ближе притянул меня к себе и впился поцелуем в губы.

Поцелуй был нежным несмотря на то, что мужчина был явно недоволен тем, что не понимал моего поведения. Сделав вид, будто бы спокойно принимаю его этот жест я ответила на поцелуй, но когда он меня отпустил, я врезала ему звонкую пощечину и прошипела:

− Еще раз сделаете мне больно, я вас пристрелю! И рука у меня не дрогнет, будьте уверены!

− Не сомневаюсь, − усмехнулся немец.

− Хватит гулять, проведите меня домой, − не глядя на него зло сказала я и направилась в направлении нашего особняка.

Спустя несколько минут стоя уже около ворот Гюнтер, поцеловав мою, руку сказал:

− Вы невероятная женщина, Хильза. Но столь же и отчаянная, и неосторожная.

− А что мне терять? Я у вас на крючке хоть так, хоть эдак. Мне незачем при вас играть роль. Ваше право, хотите принимайте мои причуды, хотите нет. Если вас что-то не устроит, вы всегда можете вернуться к той версии развития ситуации, где вы мастерски мне угрожали. Который год идет война и я, если честно, уже устала строить из себя тварь. Я столько людей уложила в землю, что думаю господь бог будет не против, если я столько же и спасу, − окинув мужчину презрительным взглядом я развернулась и не попрощавшись зашла в дом.

Закрыв за собой дверь, я устало поплелась на кухню, откуда слышались голоса Гордеева и Андрея. Зайдя в комнату, я подошла к Андрею и уткнулась ему в грудь, заревев при этом.

− Я избалованная, не приспособленная ни к чему девица. Ты был прав, когда говорил, что я не гожусь на это задание. Для меня это все так сложно! На ходу придумывать, что бы сказала эта чертова немка, как бы она себя повела, как бы улыбнулась, что бы одела и прочее, и прочее! И еще. Я до жути боюсь Гюнтера. Я смотрю на него и не понимаю, что в голове у этого человека. Когда мы шли по улице, то нам навстречу выскочил наш знакомый воришка в компании еще троих ребят. Они обокрали санчасть, лекарств целую кучу стащили. Я спрятала их от патруля, и Гюнтер подыграл мне, сказав, что пацаны убежали в другую сторону. Он еще сказал, что мальчишки эти из подполья и часто чистят немецкие склады. Он стоит, говорит мне это все, а у меня не вяжется его поведение с тем, кто он на самом деле. А потом поцеловал и я ему пощечину влепила. Я прямо не могу. У меня все время такое ощущение, что он готовит для Миллер что-то ужасное. Или может я просто после той ночи в том доме боюсь быть подле него. Скорее бы уже это все закончилось!

− Завтра в отряд и уже тогда останется не долго, − ответил Андрей, поцеловав меня в лоб.

− И Васька попросил зайти к нему завтра. Он что-то сказать хочет мне. При Гюнтере не стал говорить. Может важное что.

− Ближе к вечеру, после визита в отряд. Все после. Мы не знаем, что там сверху скажут на это все. Взять агента varhallen еще никому не удавалось. Если не сорвется Гюнтер с крючка и ничего не заподозрит, мы легко сможем его взять, в противном же случае нужно будет постараться, чтобы по-тихому все провернуть. Иначе, он такое поднимет здесь, что этот город будет последним, который мы видим в своей жизни, − сказал Гордеев вставая из-за стола и направляясь к себе в комнату.

− Андрей, а ты ведь личное дело Гюнтера читал. Что о нем там говорится? – спросила я.

− Да ничего особенного и подозрительного. В ряды СС попал не по своей воле, по призыву. После окончания училища получил офицерское звание и попал во внутрипартийную службу. В начале войны был призван в войска СС «Мертвая голова» государственными органами, причем таким способом, что не имел права выбора, точнее выбор был дан, либо заниматься концлагерем в Польше, либо его должны были лишить всего имущества в Германии, офицерского звания и отправить в тюрьму. Адъютант фон Герцена проговорился, что Гюнтер в чем-то не сошелся с Гиммлером и за это был сослан из Берлина.

− А как он попал под влияние англичан, у тебя нет версии?

− Если ему начали палки ставить в колеса, да еще и сам Гиммлер, то не мудрено, что фон Риц решил выбрать иную сторону. По нему же видно, что человек он умный и достаточно злопамятный, как по мне. Но ведет он скорее всего двойную игру. И нашим, и вашим, как у нас говорят. Хотя агенты verhallen достаточно стойких убеждений. Но знаешь, что самое интересное. В возрасте двадцати лет Гюнтер был в России с отцом и матерью, и попал в аварию, которая произошла при достаточно странных обстоятельствах. Родители погибли. Он отделался только небольшими травмами и спустя месяц вернулся в Германию с консулом. Продал имение матери, в котором они жили семьей и переехал в Берлин. Поэтому у него к России могут быть свои счеты, личные.

− Это уже интересно, − удивленно проговорила я. – Это тебе все адъютант выложил?

− Да. Он раньше дружил с Гюнтером, еще в военном училище. Когда у Гюнтера начались разногласия с Гиммлером, тот предпочел прекратить дружбу, дабы самому не попасть под зоркий взгляд рейхсфюрера.

− А где он проходил подготовку тогда на такого агента? Ему по сути некогда было это делать, − недоуменно произнесла я.

− Да ему и подготовка-то как таковая была не нужна. Он прошел все ступени обучения на пути к получению офицерского звания, везде на отлично. Мне кажется, за ним наблюдали в Германии и когда у него начались проблемы, вот тут его и завербовали. Может даже проблемы эти тоже были искусственно созданы.

− Нда, странно. А чем он занимается как английский агент, как думаешь?

− Скорее всего курирует деятельность здесь. Раз на него повесили Миллер, значит на нем еще и вербовка. Ну и подчищает следы, если нужно.

− Представляешь себе, сколько он всего знает?! И с немецкой, и с английской стороны. Клад, а не человек, − усмехнулась я.

− Да уж, клад. Вывезти бы это сокровище еще без приключений в Москву, и дело с концом, − задумчиво проговорил Андрей.

− Вывезем, − ответила я и взяв мужчину за руку потянула его игриво улыбаясь в спальню.