Без следа

Глава 2

Двери не открывались. Возможно, кто-то воспользовался аварийной связью, а может, машинист сам услышал выстрел. Как бы то ни было, система перешла в режим полной блокировки.

Ждать было неприятно. Тело женщины сползло на скамью. Правый указательный палец по-прежнему сжимал спусковой крючок. Револьвер лежал на сиденье рядом.

Звук выстрела все еще звенел у меня в ушах. В носу стоял сладковато-приторный запах крови. Нагнувшись вперед, я проверил сумку. Пусто. Я расстегнул молнию на куртке, распахнул полы. Ничего.

Отыскав аварийную панель, я связался с машинистом.

— Самоубийство, — сообщил я. — Огнестрел. Предпоследний вагон. Все уже позади. Дальнейшей угрозы нет.

Ответа я не получил. Но через минуту громкая связь откликнулась мужским голосом:

— Уважаемые пассажиры! Внимание! Двери вагонов закрыты на несколько минут в связи с непредвиденной ситуацией.

Машинист говорил медленно. Видимо, читал по инструкции. Голос его дрожал.

Я отошел и сел в трех футах от трупа.

Наконец по лестнице протопали шесть полицейских в форме. С оружием на изготовку. Патрульные. Управление полиции Нью-Йорка, вероятно, 14-й участок на Западной 35-й улице — знаменитый Мидтаун-Саут. Пробежав по платформе, полицейские начали проверять поезд от головы. Я встал и наблюдал через окно. Копы открывали двери, одну за другой, и, оценив обстановку, разрешали пассажирам выйти. Поезд ночной, народу мало, так что до нас очередь дошла быстро. Они проверили вагон через окна и, увидев тело и револьвер, сразу напряглись. Двери с шипением открылись, и патрульные ввалились в вагон.

Трое полицейских заблокировали все три выхода, остальные трое направились прямиком к мертвой женщине. Они остановились в шести футах от трупа. Не видя смысла проверять пульс или иные признаки жизни.

Здоровяк с нашивками сержанта повернулся к пассажирам. Лицо его слегка побледнело.

— Кто видел, что здесь произошло? — спросил он.

Передняя часть вагона встретила вопрос гробовым молчанием.

Латиноамериканка, мужчина в футболке NBA и женщина-африканка. Они не проронили ни слова. Парень в рубашке для гольфа тоже ничего не сказал. Поэтому ответил я:

— Она вынула из сумки револьвер и застрелилась.

— Так просто? Ни с того ни с сего?

— Более-менее.

— Почему?

— Откуда мне знать?

— Где и когда?

— На подъезде к станции.

Мозги сержанта переваривали информацию. Самоубийство, огнестрел. Метро — сфера ответственности полицейского управления. Зона торможения между «41-й» и «42-й» — территория 14-го участка. Его дело, как ни крути.

Он кивнул:

— О'кей. Прошу всех покинуть вагон и ждать на платформе. Нам понадобятся ваши фамилии, адреса и свидетельские показания.

Мы влились в собиравшуюся на платформе толпу. Транспортная полиция, патрульное усиление, персонал метро. Через пять минут по ступенькам прогрохотали ботинки бригады «скорой» с носилками. Дальнейшего я не видел — полицейские стали разбирать пассажиров для записи показаний. Я достался здоровяку-сержанту. Он отвел меня вглубь станции, в душную, затхлую комнатенку с белыми кафельными стенами. Предложив мне стул, сержант спросил мое имя.

— Джек Ричер, — ответил я.

Он записал имя в блокнот и больше ничего не сказал. Просто стоял в дверях и наблюдал за мной. Ждал. Наверняка детектива, подумал я.

Детектив оказался женщиной. В брюках и серой рубашке. Рубашка была навыпуск, и я сразу предположил, что полы скрывают оружие. Под рубашкой она была маленькой и стройной. Над рубашкой — темные, собранные в хвост волосы и маленький овал лица. На вид чуть меньше сорока. Интересная. Мне она понравилась сразу. Женщина выглядела доброжелательной. Она предъявила мне свой значок и вручила визитку. С номерами телефонов — служебным и сотовым. И адресом электронной почты. На карточке было имя: Тереза Ли.

— Вы не могли бы подробно рассказать, что произошло?

Голос оказался мягким и полным внимания.

И я рассказал все подробно, начиная со списка из одиннадцати пунктов и моих попыток изменить ситуацию и заканчивая револьвером и самоубийством.

Тереза Ли предложила вернуться к списку.

— У нас есть экземпляр, — сказала она. — Насколько я знаю, это секретный документ.

— Да бросьте, — улыбнулся я. — Список гуляет по миру уже лет двадцать. Только ленивый не обзавелся собственным экземпляром. Так что он давно уже не секрет.

— А вы? Где вы его видели?

— В Израиле. Сразу после того, как он был составлен.

— Каким образом?

Пришлось изложить ей мою биографию. В сокращенной редакции. Армия США, тринадцать лет в военной полиции, 110-е следственное спецподразделение, служба по всему миру плюс короткие командировки туда-сюда. Затем — развал Советов, сокращение военных расходов, урезанный оборонный бюджет, повальные увольнения в запас.

— Состав офицерский или сержантский? — поинтересовалась она.

— Последнее звание — майор.

— А сейчас?

— На пенсии.

— Вы слишком молоды для пенсионера.

— Я решил, что надо пользоваться случаем, пока он есть.

— Чем вы занимались сегодня вечером?

— Слушал музыку, — сказал я. — На Бликер-стрит полно блюз-клубов.

— И куда же вы направлялись ночью на 6-м поезде?

— Я собирался снять номер где-нибудь в гостинице или сесть на экспресс на автовокзале между 40-й и 42-й.

— Где вы живете?

— Нигде.

— Ваш багаж?

— У меня его нет.

После этой фразы большинство людей обычно задают кучу дополнительных вопросов, но не Тереза Ли. Вместо этого она сосредоточила свое внимание на другом:

— Мне не нравится, что список оказался неверным. Мы все считали его полным и окончательным.

Теперь она говорила со мной на равных.

— Список оказался неверным лишь наполовину, — поправил я. — Насчет смертника он не соврал.

— Похоже, вы правы, — согласилась Ли. — Признаки те же самые. Но результат все равно ошибочный.

— Мы знаем, кто она?

— Пока нет. Но скоро выясним. При ней нашли ключи и бумажник. Кстати, а почему она была в зимней куртке?

— Понятия не имею.

— Вы как? — неожиданно спросила она.

Я решил, что ей хочется знать, потрясен ли я тем, что случилось.

— Нормально.

В глазах Ли промелькнуло удивление.

— На вашем месте я сожалела бы о том, что подошла к ней. Там, в поезде. Мне кажется, это вы подтолкнули ее к краю пропасти. Еще пара остановок, и она наверняка справилась бы с тем, что ее так расстроило.

Следующую минуту ни один из нас не проронил ни слова. В дверях показалась голова сержанта-здоровяка. Он кивком попросил Ли выйти в коридор. До меня донеслись обрывки их приглушенного разговора, после чего Ли вернулась и предложила проехать с ней на Западную 35-ю улицу. В полицейский участок.

— Надо зафиксировать ваши показания, чтобы закрыть дело.

Пожав плечами, я последовал за Ли к выходу с «Грэнд-Сентрал» на Вандербильт-авеню, где стояла ее машина. Это был видавший виды «форд-краун-виктория», грязный и неприметный, хотя, надо отдать ему должное, до Западной 35-й он довез нас без всяких проблем. Мы прошли вверх по лестнице к комнате для допросов. Отступив на шаг, Ли пропустила меня вперед. А затем захлопнула у меня за спиной дверь и повернула ключ.

Появилась она минут через двадцать — с папкой заведенного дела и незнакомым мне молодым человеком. Папку Ли положила на стол, а парня представила как своего напарника, добавив, что зовут его Догерти и что у Догерти ко мне ряд вопросов.

— Какие вопросы? — удивился я.

Догерти остался невозмутим:

— Расскажите все еще раз, и как можно подробнее.

Пришлось подчиниться. Как и Ли, Догерти заметно расстроился, что список дал ошибочный результат. Следующие пять минут мы представляли собой тройку единомышленников, обсуждавших удивительный феномен.

Но затем тон Догерти изменился:

— Мы полицейские детективы и занимаемся расследованием убийств. Наша обязанность — расследование всех случаев насильственной смерти. Надеюсь, вы понимаете, к чему я это говорю? Это так, на всякий случай.

— На какой еще случай?

— На случай, если в деле есть что-то, что осталось за кадром.

— За каким кадром? Она застрелилась сама.

— По вашим словам.

— Никто не скажет другого. Именно так все и было.

— А может, это вы ее застрелили?

— Я этого не делал.

Во взгляде Терезы Ли читалось сочувствие.

— Да что с вами такое, ребята? Если не верите, спросите у остальных.

Ли покачала головой:

— Никто ничего не видел. Вы закрывали им обзор. К тому же они все дремали. Плюс никто из них почти не говорит по-английски. Мне кажется, им просто хотелось побыстрее убраться оттуда, прежде чем мы начнем проверять у них «зеленые карты».

— А как насчет того парня? Того, что сидел сбоку? Он точно не спал. И выглядел как стопроцентный носитель английского.

— Что еще за парень?

— Пятый пассажир. В слаксах и рубашке для гольфа.

Ли открыла папку. И покачала головой:

— В вагоне было всего четверо пассажиров.

Она вынула из папки лист бумаги, перевернула и пододвинула к середине стола. Список свидетелей. Я плюс некие Фролов, Родригес и Мбеле.

— Должно быть, он исчез под шумок, — сказал я.

— Как он выглядел? — спросил Догерти.

— Обыкновенный мужчина. Моего возраста, явно не бедный.

— Он вступал в какой-нибудь контакт с жертвой?

— Насколько я видел, нет.

Догерти пожал плечами:

— Значит, он просто не хотел, чтобы его имя попало в сводки. Возможно, парень гулял тайком от жены. Обычное дело.

— Он сбежал. Но вы почему-то взялись именно за меня.

— Вы же сами только что заявили, что он ни при чем.

— Я тоже ни при чем.

— Как сказать.

С меня было довольно.

— Вы зря теряете время.

И я был прав. Это была настолько пустая трата времени, что я вдруг сообразил, что все это — самый заурядный спектакль. Чтобы потянуть время. И еще я понял, что Ли и Догерти пытаются оказать мне какую-то услугу, пусть даже таким извращенным способом.

Если в деле есть что-то, что осталось за кадром.

— Кто она? — спросил я.

Догерти сделал вид, что не понимает:

— А почему она обязательно должна кем-то быть?

— Да потому, что стоило вам попытаться установить ее личность, как все компьютеры зажглись, как елки на Рождество. Кто-то позвонил вам и велел задержать меня до их приезда. А вам обоим просто не хочется брать меня под арест, чтобы не портить мне биографию, поэтому вы и тянете время.

— Нам нет никакого дела до вашей биографии. Просто нам лень возиться с бумагами.

— И все-таки кто она?

— Судя по всему, она работала на правительство. Вас действительно хотят допросить. Они уже едут. Люди из федерального агентства. Нам запрещено говорить из какого.

Меня оставили одного в комнате под замком. Грязной, душной, без окон. Вся мебель — стол и три стула. Два для детективов и один для подозреваемого. В прежние времена бедняга мог запросто схлопотать удар по уху и свалиться вместе со стулом.

Я попытался определить время. С момента нашей беседы с Терезой Ли в коридоре «Грэнд-Сентрал» часы отстучали почти шестьдесят минут. Значит, это не ФБР. Их нью-йоркский офис, самый большой в стране, базируется на Федерал-плаза, недалеко от здания Сити-Холл. Фэбээровцы уже давно были бы здесь. Остается пара контор с названиями из трех букв: ЦРУ, УВР. Центральное разведывательное управление, Управление военной разведки. Может, и еще какие из созданных в последнее время.

Спустя час я решил, что парни едут из Вашингтона, что означало небольшую специализированную контору со строго ограниченным контингентом. У всех остальных офисы были гораздо ближе. В конце концов мне надоело гадать, я откинулся на спинку стула и, задрав ноги на стол, провалился в сон.

В пять утра меня разбудили. Трое. В отглаженных костюмах — не от-кутюр, но и не ширпотреб. Ясные глаза, короткие стрижки. Тела хоть и коренастые, но мышцы в тонусе. На первый взгляд — из бывших вояк. Тех, что искренне верят, что их работа важна для страны. Держались они вежливо и по-деловому. Я попросил их предъявить удостоверения, но парни сослались на «Акт о патриотизме» и заявили, что не обязаны представляться. Наверняка так оно и было, но им явно нравилось, как это звучит. Я собрался отплатить им тем же, но они быстро сообразили, что к чему, и процитировали мне еще пару абзацев из того же антитеррористического закона, чтобы у меня не оставалось сомнений: выбранный мною путь окончится массой неприятных хлопот. Я мало чего боюсь в этой жизни, но ссориться со спецслужбами в наши дни — себе дороже. Поэтому я сказал, чтобы они задавали свои вопросы.

В качестве вступления парни сообщили, что знают о моей военной карьере и относятся к ней с уважением. Затем они предупредили, что будут внимательно наблюдать за мной во время беседы и легко определят, когда я говорю правду, а когда — нет. Что было полной мурой, поскольку на такое способны лишь лучшие из нас, а к лучшим эти клоуны явно не относились, иначе все они давно были бы при крутых должностях и уже смотрели бы десятый сон у себя дома в тихом виргинском пригороде.

Но я еще раз повторил, что готов ответить на все их вопросы.

Парней в костюмах интересовали всего три вещи.

Первая: был ли я знаком с женщиной, застрелившейся в поезде метро? Видел ли я ее когда-нибудь раньше?

— Нет, — ответил я. Коротко и по делу, тихо, но твердо.

Они не стали развивать тему. Из чего я понял, что́ это за ребята и каковы выданные им инструкции. Они были чьей-то командой «Б», посланной завести начатое расследование в тупик. Им нужен был отрицательный ответ на каждый поставленный вопрос, чтобы закрыть дело и отправить папку в архив.

Второй вопрос: знаю ли я женщину по имени Лиля Хоц?

— Нет, — ответил я. Потому что не знал. Пока.

Третий вопрос был скорее диалогом. Открыл его старший агент:

— Вы подошли к той женщине в поезде.

Я молчал. Моим делом было отвечать на вопросы.

— Как близко вы подошли к ней?

Вот это уже был вопрос.

— Шесть футов, — ответил я. — Плюс-минус.

— Достаточно близко, чтобы дотронуться до нее?

— Нет.

— Если бы вы вытянули руку, а она вытянула свою, ваши руки соприкоснулись бы?

— Возможно.

— Передавала ли она вам что-нибудь?

— Нет.

— Брали ли вы что-нибудь у нее после того, как она покончила с собой?

— Нет.

— Вы видели, как у нее что-то выпало из сумки или из рук?

— Нет.

— Она вам что-нибудь говорила?

— Ничего существенного.

— Не могли бы вы вывернуть карманы?

Мне было нечего скрывать. Я прошелся по карманам, выкладывая содержимое каждого на стол. Сложенная пачка купюр и горстка монет. Мой старый паспорт. Кредитная карточка. Проездной на метро. Зубная щетка. Визитка Терезы Ли.

Старший кивнул одному из помощников. Тот профессионально обхлопал меня со всех сторон, но больше ничего не нашел.

— Спасибо, мистер Ричер.

И они исчезли — так же быстро, как и появились. Я удивился, но не могу сказать, что расстроился. Рассовав свой скарб по карманам, я открыл дверь. Тереза Ли сидела за одним из столов. Догерти вел какого-то парня к кабинету за стеклянной перегородкой. На парне была мятая серая футболка и красные спортивные брюки. Из дома он вышел, явно не успев причесаться. Тереза Ли перехватила мой взгляд:

— Родственник.

— Той женщины?

Ли кивнула:

— Мы нашли телефонный номер и адрес в ее бумажнике. Он ее брат. Кстати, тоже полицейский. Из маленького городка в Нью-Джерси.

— Бедняга.

— Да. Мы решили обойтись без официального опознания. Сейчас на нее лучше не смотреть.

— То есть вы уверены, что это она?

Ли снова кивнула:

— Отпечатки пальцев.

— Кем она была?

— Это закрытая информация.

— Я могу идти?

— Федералы с вами закончили?

— Похоже, что да.

— Тогда все. Вы свободны.

Уже у выхода она вдруг окликнула меня:

— Я не хотела вас обидеть, когда говорила насчет края пропасти.

— Хотели, — ответил я. — И возможно, вы были правы.

Я вышел в предрассветную прохладу и повернул налево по 35-й. Вы свободны. Как бы не так. Прямо по курсу на углу ждали четверо. Из той же серии, что и давешние, но явно не федералы. Слишком дорогие костюмы.

Когда видишь четверых незнакомцев, ждущих на углу именно тебя, у тебя лишь два варианта действий: развернуться и бежать со всех ног или продолжать спокойно идти, не сбавляя шага. Невозмутимо смотреть вперед и, скользнув взглядом по их лицам, демонстративно отвернуться: мол, и это все, что вы можете предложить?

Сказать по правде, удрать гораздо умнее. Лучший бой — тот, которого ты смог избежать. Но я никогда и не заявлял, что я умный. Просто упрямый и иногда злой. Я продолжал идти.

Костюмы были все как один темно-синими и выглядели так, как выглядят костюмы из магазинов с именем какого-нибудь иностранца на вывеске над входной дверью. Люди внутри костюмов выглядели не менее внушительно. Из бывших военных или правоохранительных органов — или и то и другое вместе.

Они разделились на пары, когда я был еще в четырех шагах от них. Оставили мне проход, если бы я захотел пройти, но парень слева, тот, что был чуть впереди, жестом дал знак, который можно было расценить и как просьбу остановиться, и как информацию, что мне ничего не угрожает. На тот момент выбор у меня еще был. Либо остановиться, либо продолжать идти. Сомкни они ряды, пока я в движении, — они разлетелись бы, как кегли в кегельбане. При моих-то 250 фунтах и скорости не менее четырех миль в час.

За два шага их главный сказал:

— Мы можем поговорить?

Я остановился:

— О чем?

— Вы ведь свидетель, так?

— А вы кто такие?

Вместо ответа он молча отвернул полу пиджака — медленно, без угрозы. Ни пистолета, ни портупеи, ни кобуры. Пальцы правой руки плавно нырнули во внутренний карман и вновь возникли уже с визиткой. Протянули мне. «Уверенность и Надежность, Инк.», — гласила первая строчка. Вторая уточняла: «Охрана, дознание, посредничество». На третьей был номер телефона с кодом 212. Манхэттен.

— На кого вы работаете? — спросил я.

— Это не важно.

— В таком случае — всего хорошего.

— Будет лучше, если вы пообщаетесь с нами, а не с нашим заказчиком. Мы по крайней мере сторонники цивилизованных методов.

— Вот теперь я испугался по-настоящему.

— Всего пара вопросов. Вас это не затруднит.

— Что за вопросы?

— Она вам что-нибудь передавала?

— Кто?

— Вы знаете кто. Брали вы у нее что-нибудь?

— И?.. Какой следующий вопрос?

— Она что-нибудь говорила?

— Много чего. Жаль, что я не расслышал и половины.

— Она называла какие-нибудь имена?

— Возможно.

— Она упоминала имя Лиля Хоц?

— Нет, насколько мне помнится.

— А Джон Сэнсом?

— Нет.

— Она передавала вам что-нибудь из рук в руки?

— А это имеет какое-нибудь значение?

— Нашему заказчику нужно знать наверняка.

— Тогда передайте вашему заказчику: пусть спросит у меня сам.

Я двинулся вперед — в проход между ними. Один из парней справа попытался преградить мне путь. Я отодвинул его. Но тот не угомонился, и мне пришлось применить силу. Споткнувшись, противник оказался чуть впереди. Его пиджак был со шлицей по линии спины. Я схватил фалды с обеих сторон и рывком распустил шов до самой шеи. И толкнул снова. Фалды крыльями взметнулись от воротника, точно больничный халат.

Я пробежал три шага и резко развернулся. Конечно, продолжай я идти спокойно — это смотрелось бы куда изящнее. Но и в сто раз глупее. Невозмутимость — штука хорошая, но быть наготове — намного лучше. Им не терпелось кинуться на меня, всем четверым. Но мы были на Западной 35-й, и еще толком не рассвело. В такой час уличное движение состоит практически только из полицейских машин. Моим новым знакомым ничего не оставалось, как одарить меня свирепыми взглядами и удалиться. Можете идти.

Но уйти снова не получилось. Повернувшись, я увидел парня, выходившего из дверей участка. Брат. Поравнявшись со мной, он сказал, что видел меня внутри и догадался, что я свидетель. И добавил, что его сестра не совершала самоубийства.

Я предложил зайти в кафе на Восьмой авеню. Когда-то, еще в мою бытность военным, меня послали в Форт-Ракер, на однодневный семинар для сотрудников военной полиции. Темой семинара были тонкие психологические моменты, которые следует учитывать при общении с людьми, недавно лишившимися родных или близких. Военным полицейским тоже иногда приходится приносить родственникам скорбные вести. По мнению начальства, мои тактические приемы в таких делах были ниже всякой критики. Я просто стучал в дверь и резал с порога всю правду-матку. Поэтому меня и послали на семинар. Где я усвоил много полезного. Я научился уважать чувства других людей. Но прежде всего я понял, что наиболее подходящая обстановка для сообщения плохих новостей — это закусочные и кафе. В общественном месте вероятность того, что человек даст волю своему горю, намного меньше, а процедура заказа и питья медленными глотками делает информационный поток пунктирным, существенно облегчая восприятие.

Мы присели за столик под зеркалом. Кафе было заполнено примерно наполовину. Мы заказали кофе. Мне жутко хотелось есть, но я решил: если он ничего не закажет, я как-нибудь переживу. Иначе выйдет невежливо. Он сказал, что не голоден. Я промолчал. Как там учили психологи из Ракера? Дайте им заговорить первыми.

Он сказал, что его зовут Джейкоб Марк. И что я могу звать его Джейк. Я ответил, что он может звать меня Ричер. Он сказал, что он полицейский. Я ответил, что раньше тоже был копом, только военным. Он добавил, что не женат и живет один. Я заметил, что у меня та же история. Вблизи, если не брать во внимание внешний вид, Джейк показался мне собранным и разумным. За сорок, почти весь седой, но лицо было моложавым и без морщин.

Он заговорил о своей сестре. Сказал, что зовут ее Сьюзан Марк. До развода — Сьюзан Молина, но это было давно. Сейчас проживает одна. Джейк говорил о сестре в настоящем времени. Он еще не мог принять того факта, что ее нет в живых.

— Она не могла убить себя. Я в это не верю.

— Джейк, — сказал я, — я был там.

Официантка принесла нам кофе, и некоторое время мы молча прихлебывали горячую жидкость из чашек. Переваривали то, что случилось. Психологи из Ракера были предельно прямы: у людей, внезапно лишившихся близких, IQ не выше, чем у лабрадора. Грубовато — да, все-таки военные, зато в точку.

— Расскажи мне, как все случилось, — попросил Джейк.

Я поинтересовался, есть ли у них в управлении экземпляр списка израильской контрразведки. Он ответил, что после Башен-Близнецов каждый коп обязан знать назубок каждый пункт из этого списка.

— Твоя сестра вела себя крайне подозрительно, Джейк. Совпадение сто процентов. Она выглядела как террорист-смертник.

— Чушь, — сказал он, как сказал бы на его месте любой любящий брат.

— Нет не чушь. Не будь Сьюзан твоей сестрой, ты подумал бы то же самое. Тебе просто пришлось бы, с твоей-то подготовкой.

— Значит, список больше годится для самоубийц, чем для террористов.

— Наверное.

— Сьюзан не была несчастной.

— Я бы так не сказал.

Он не отреагировал. Еще несколько молчаливых глотков.

— Расскажи о своей сестре, — попросил я.

— Какой у нее был пистолет?

— Старый «Ругер Спид-Сикс».

— Револьвер нашего отца. Он достался ей по наследству.

— Где она жила? Здесь, в городе?

Джейк покачал головой:

— Аннандейл, штат Виргиния.

— Ты знал, что она в Нью-Йорке?

Он снова покачал головой.

— Зачем ей было ехать сюда? — спросил я.

— Не знаю.

— Почему она была в зимней куртке?

— Не знаю.

— Послушай, — сказал я. — Мне задавали вопросы. Сначала федералы. Затем весьма серьезные парни из частной детективной конторы, буквально перед встречей с тобой. И те и другие спрашивали о какой-то женщине. Лиля Хоц. Ты когда-нибудь слышал от сестры это имя?

— Нет.

— А Джон Сэнсом?

— Он конгрессмен от Северной Каролины. Хочет стать сенатором. Говорят, толковый мужик.

Я что-то такое помнил. Предвыборная гонка как раз набирала обороты. Газеты, телевидение — все твердили о новой восходящей звезде. В политику Сэнсом пришел недавно, но уже успел показать себя жестким и бескомпромиссным борцом. С далеко идущими планами. Ранее он преуспел в бизнесе, а до того сделал неплохую карьеру в армии. В интервью Сэнсом намекал на службу в спецназе, но как-то вскользь и не вдаваясь в детали.

— Твоя сестра была с ним знакома?

— Откуда?

— Кем она работала?

На этот вопрос Джейк не ответил.

Да ему и не нужно было ничего отвечать. Отпечатки пальцев его сестры были в базе данных, и стоило им всплыть в уголовном деле, как трое экс-вояк примчались черт знает из какой дали, чтобы уехать обратно уже через пять минут. Вывод напрашивался сам собой: Сьюзан Марк работала на оборону, но отнюдь не в самых верхах. Плюс ее адрес: Аннандейл, Виргиния, в часе езды от самого крупного административного здания в мире.

— Она работала в Пентагоне, — ответил я за него.

— Ей не полагалось говорить о своей работе.

Я покачал головой:

— Будь это действительно тайной, Джейк, она сказала бы тебе, что работает в супермаркете.

Он промолчал.

— Когда-то у меня был кабинет в Пентагоне, — продолжил я. — Я хорошо знаю это место. Можешь меня проверить.

— Сьюзан была обычным гражданским клерком, — сказал Джейк после небольшой паузы. — Но ей страшно хотелось, чтобы ее должность звучала внушительно. Она говорила, что работает в подразделении с грифом CGUSAHRC.

— Это не подразделение. Это человек. CGUSAHRC означает начальник Управления человеческими ресурсами, Сухопутные войска США. Проще говоря, отдел кадров. Документы, личные дела, архивы.

Джейк не ответил.

— Она что-нибудь рассказывала о своей работе? — спросил я.

— Почти ничего. Боюсь, там было не о чем особо рассказывать. — В голосе брата проступили горькие нотки.

— Люди склонны приукрашивать свою жизнь, Джейк. Такова человеческая натура. Сьюзан нравилось то, чем она занималась?

— Похоже, что да. У нее были все задатки для работы с бумагами. Отличная память, организованность, прекрасное знание компьютера.

Мои мысли вновь переключились на Аннандейл. В сложившихся обстоятельствах этот городок обладал всего одной, но очень важной характеристикой.

Аннандейл находился очень далеко от Нью-Йорка.

— Что? — прервал ход моих рассуждений Джейк.

— Сколько лет ты уже в полиции? — спросил я.

— Восемнадцать.

— Скажи, у себя в Джерси ты видел много самоубийств?

— Где-то одно-два в год.

— Кто-нибудь предвидел заранее, что они произойдут?

— Да нет. Как правило, для всех это большой сюрприз.

— Вроде нынешнего.

— Именно.

— Однако за каждым самоубийством неизменно кроется какая-то причина?

— Всегда. Финансы, секс, что-нибудь, что может вот-вот раскрыться.

— Значит, и у твоей сестры была какая-то причина.

— Даже не знаю. Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что мне еще ни разу не доводилось слышать о самоубийстве, когда человек едет за сотни миль от дома и совершает его, так и не закончив путь.

— И?..

— Думай как полицейский, Джейк. Не как брат. Как ты поступаешь, когда что-то не вписывается в рамки логики?

— Копаю глубже.

— Ну так копни.

— Этим ее все равно не вернуть.

— Но понять причину — значит помочь самому себе.

Еще один постулат, которому учат в Форт-Ракере.

Я попросил еще кофе. Джейкоб Марк взял пакетик с сахаром и вертел его между пальцами. Я видел, что головой он работает как полицейский, но сердцем по-прежнему остается братом. Все это читалось у него на лице.

— Что-то еще? — спросил он.

— В вагоне был еще один пассажир. Он исчез до того, как полицейские стали опрашивать очевидцев. Копы считают, что он просто гулял налево тайком от жены.

— Возможно. И что?

— Да то, что и федералов, и тех парней из частной конторы больше всего интересовало одно: не передавала ли мне что-то твоя сестра? Я думаю, имелось в виду что-то очень маленькое.

— Кто были федералы?

— Они не представились.

— А частники?

Я достал из заднего кармана визитку. Джейк медленно прочитал. «Уверенность и Надежность, Инк.». Номер телефона. Он вытащил из кармана сотовый, набрал номер с карточки. Я услышал бодренький трехнотный сигнал и короткое записанное сообщение. Джейк захлопнул мобильник.

— Номер не подключен к сети.

Я снова попросил кофе. Джейк вернул мне карточку.

— Мне это не нравится, — сказал он.

— Мне тоже.

— Нам надо еще раз поговорить с теми детективами.

— Она покончила с собой, Джейк. Им плевать, как и почему.

— Это их работа.

— Согласен. Но им все равно плевать. А тебе, будь ты на их месте?

— Наверное. — Взгляд его стал пустым. — У тебя есть версии?

— Для версий еще слишком рано. Все, чем мы располагаем на настоящий момент, — это факты.

— Факты?

— Во-первых, в Пентагоне не слишком-то доверяли твоей сестре.

— Ничего себе заявление!

— Она была под подозрением, Джейк. Стоило имени Сьюзан Марк засветиться в полиции, как трое федералов тут же сорвались с места.

— И так же быстро уехали.

Я согласно кивнул.

— Что означает лишь одно: подозрения были не слишком сильными. Возможно, их беспокоила какая-то мелочь. И единственное, зачем они прибыли, — это чтобы ее отбросить.

— Какая мелочь?

— Информация, — ответил я. — То единственное, чем располагает Управление человеческими ресурсами.

— Думаешь, они решили, что сестра передает информацию на сторону?

— Кто знает? Возможно, ее видели не в том кабинете, открывающей не тот шкаф. Возможно, они допускали, что это вышло случайно, и просто хотели убедиться, что все так и есть. А может, у них что-то пропало и они просто не знали, на кого думать, а потому наблюдали за всеми подряд.

— Что за информация? Копия какой-нибудь папки?

— Нет, что-то гораздо меньшее. Листочек бумаги, флешка. Что-то, что можно передать из рук в руки в вагоне метро.

— Сьюзан была патриоткой. Она никогда бы на это не пошла.

— Она ничего никому не передавала.

— Значит, у нас ничего нет.

— У нас есть твоя сестра за сотни миль от дома с заряженным револьвером.

— И чем-то очень напуганная, — добавил Джейк.

— Одетая в зимнюю парку в тридцатиградусную жару.

— И два имени. Джон Сэнсом и Лиля Хоц.

Джейк снова замолчал. Я потягивал кофе. Движение на Восьмой авеню заметно замедлилось. Наступал утренний час пик.

— Нам надо с чего-то начать, — сказал Джейк.

Я пожал плечами:

— Ты когда-нибудь общался с бывшими спецназовцами?

— С четырьмя или пятью, если считать моих знакомых в полиции.

— Значит, скорее всего, ни с кем. Большинство спецназовских баек — это чистой воды блеф. Добрая часть этих ребят никогда не поднимались выше пехоты. А некоторые вообще не служили в армии. Люди склонны приукрашивать свои биографии.

— Как моя сестра. К чему ты ведешь?

— У нас два случайных имени, начало предвыборного сезона и твоя сестра в Управлении человеческими ресурсами Сухопутных войск США.

— Думаешь, Джон Сэнсом лжет о своем прошлом?

— Возможно, что и нет. Но это крайне благодатная почва. А политика — дело грязное. И многим наверняка не терпится проверить факты его действительной биографии. Это наш национальный американский спорт.

— Так, может, Лиля Хоц — журналистка?

— Не исключено. Предположим, что Лиля Хоц решает надавить на какого-нибудь клерка-кадровика, чтобы с его помощью проверить послужной список Сэнсома. И выбирает твою сестру.

— Но чем? Чем она могла прижать Сьюзан?

— Да, — согласился я. — Это первая большая дыра в нашей версии.

Сьюзан Марк была в ужасе и отчаянии. Трудно представить, чтобы какая-то журналистка могла ее так запугать.

— Твоя сестра увлекалась политикой?

— При чем здесь это?

— Может, у нее была какая-нибудь личная неприязнь к Сэнсому. Поэтому она и согласилась сотрудничать.

— Тогда почему она была так напугана?

— Потому что нарушила закон, — ответил я.

— А зачем она взяла револьвер?

— Разве она обычно не носила его с собой?

— Никогда. Это семейная реликвия. Она хранила его в комоде.

Револьвер был второй большой дырой в нашей версии. Револьверы достаются из комодов по самым разным причинам. Для защиты, для нападения. Но никогда — на всякий пожарный, когда тебе вдруг приспичило свалить куда-нибудь подальше от дома.

— Сьюзан не увлекалась политикой, — сказал Джейк. — Здесь не может быть никакой связи с Джоном Сэнсомом.

— Тогда почему всплыло его имя?

— Не знаю.

— Скорее всего, Сьюзан добралась в Нью-Йорк на машине, — продолжал я. — Самолет исключается, револьвер туда не пронесешь. Должно быть, твоя сестра въехала через туннель Холланд и оставила машину где-нибудь на окраине.

Джейк молчал. Мой кофе остыл. Официантка давно махнула на нас рукой. Для нее наш столик был нерентабельным. Я попытался представить себе Сьюзан Марк двенадцать часов назад. Вот она готовится к трудной ночи. Одевается. Находит в комоде отцовский револьвер. Заряжает и кладет в сумку. Садится в машину, выруливает на кольцевую, съезжает на шоссе 95, едет на север. Широко раскрытые, полные отчаяния глаза всверливаются в темноту за лобовым стеклом.

Память прорезал голос Терезы Ли. Это вы подтолкнули ее к краю пропасти. Джейк заметил, как передернулось мое лицо.

— Что?

— Допустим, на нее все же надавили, — продолжал я. — Чем-то очень и очень серьезным. Допустим, она отправилась в Нью-Йорк, чтобы передать информацию, которую от нее требовали. Допустим, это очень плохие люди. Сьюзан не доверяла им, боялась, что ее все равно не снимут с крючка. Она завязла и не знала, как выпутаться из этой истории. Ей было страшно. Поэтому она взяла с собой револьвер. Возможно, твоя сестра надеялась вырваться из ловушки силой, но особого оптимизма у нее не было.

— И?..

— Она не собиралась совершать самоубийство.

— А как же список? Ее поведение?

— Без разницы, — сказал я. — Сьюзан ехала туда, где ее прежней жизни должен был прийти конец — в буквальном или переносном смысле.

— Все равно это не объясняет, почему она была в зимней куртке.

«Вот тут ты ошибаешься», — подумал я. Куртка как раз идеально вписывалась в сценарий. Все сходилось. Даже то, почему она оставила машину за городом и пересела в метро. Скорее всего, Сьюзан Марк собиралась явиться на встречу с кем бы то ни было неожиданно, откуда ее не ждали: вооруженная, во всем черном, готовая к схватке в ночи. Возможно, парка была единственной черной вещью во всем ее гардеробе.

Этим же объяснялось еще одно. Чувство безысходности. Возможно, бормотание было репетицией будущей мольбы, просьбы или угроз. Возможно, повторенные снова и снова, слова становились для нее все более убедительными.

Джейк вновь прервал ход моих рассуждений:

— Она не собиралась что-либо передать, поскольку у нее ничего с собой не было.

— А может, было? У нее в голове. Ты же сам сказал, что у нее отличная память.

Он попытался найти контраргументы. Но не смог.

— Секретные сведения, — тихо сказал он. — Я отказываюсь в это верить.

— На нее давили, Джейк.

— Да что вообще за секреты могут быть у кадровиков?

Я не ответил. Ибо действительно не знал, что сказать. В мое время УЧР называлось просто PERSCOM, Командование по делам личного состава, и ни о какой «интересной» информации там не могло быть и речи.

Джейк заерзал на стуле:

— И почему она вдруг решила покончить с собой прежде, чем добралась туда, куда собиралась?

— Твоя сестра совершила должностное преступление. И наверняка подозревала за собой слежку. Любой коп был для нее потенциальной угрозой. Любой человек в костюме мог оказаться федеральным агентом. И тут к ней подошел я.

— И?..

— Сьюзан не выдержала. Она решила, что я собираюсь ее арестовать. Игра окончена.

— Не понимаю. С чего ей вдруг считать, что ты собираешься арестовать ее?

— Прости, Джейк, но я сказал ей, что я коп.

— Зачем?

— Я думал, она террористка. Я пытался выиграть эти три секунды, пока она не успела нажать на кнопку.

— Что конкретно ты ей сказал?

Пришлось выложить ему всю правду.

Это вы подтолкнули ее к краю пропасти.

На следующие пару минут я стал объектом ненависти всех и вся. Джейкоб Марк сверлил меня взглядом за то, что я убил его сестру. Официантка злилась, потому что могла продать, как минимум, восемь завтраков за то время, что мы торчим здесь, заказав лишь три чашки кофе. Я вынул из кармана двадцатку и прижал блюдцем. Это решило проблему с официанткой. Проблема с Марком была намного сложнее. В конце концов он поднялся:

— Мне пора. У меня еще уйма дел. Надо как-то сообщить о случившемся семье.

— Семье?

— Молине, ее бывшему мужу. И их сыну, Питеру.

Я не верил своим ушам.

— У Сьюзан есть сын? И ты все это время молчал? Мы битый час пытаемся разобраться, чем они могли давить на твою сестру, а ты даже не соизволил заикнуться, что у Сьюзан есть ребенок?

— Питер давно уже не ребенок. Ему двадцать два. Он на последнем курсе. В Южной Калифорнии. Играет полузащитником в университетской футбольной команде. К тому же он был не так близок с матерью. После развода он остался с отцом.

— Позвони ему, — велел я.

— Сейчас в Калифорнии четыре часа утра.

— Не важно. — Я был непреклонен. — Звони.

Джейк послушно достал сотовый во второй раз за утро. После шестого гудка в выражении его лица проступили признаки беспокойства.

— Голосовая почта, — сообщил он.

— Дуй к себе на работу, — сказал я. — Прямо сейчас. Звони в Полицейское управление Лос-Анджелеса или прямо в охрану кампуса. Попроси их об одолжении. Пусть пошлют проверить, дома ли он.

— Да они меня засмеют! Эка невидаль, студент-старшекурсник не отвечает на звонок дяди в четыре часа утра.

— Просто позвони.

— Поехали вместе, — предложил Джейк.

Я покачал головой.

— Я остаюсь в городе. Хочу еще раз переговорить с теми типами из охранной конторы.

— Как же ты их найдешь?

— Не беспокойся, они выйдут на меня сами. Я ведь так и не ответил на их вопрос: передала ли мне что-то Сьюзан? Уверен, им захочется задать его еще раз.