Выиграв 9 ноября 1985 года свою самую главную шахматную партию, я не подозревал, что жизнь логически вовлечет меня в противоборство общественных сил, начало которому положила перестройка. Это борьба не просто за справедливость в шахматах, это борьба за ценности куда более важные — общечеловеческие. Они имеют особое значение для нашей страны, потому что впрямую связаны с теми поистине историческими переменами, которые сейчас у нас происходят. Я — дитя этих перемен, так как принадлежу к левому крылу общества и по убеждениям, и по судьбе. По убеждениям — потому что я никогда не мог принять царившую у нас авторитарную идеологию. По судьбе — ибо только перемены в стране позволили мне преодолеть многочисленные барьеры, воздвигавшиеся на моем пути к мировому первенству.
Мое гражданское становление прошло в условиях административной системы, высшим смыслом которой, казалось, было подавлять в человеке личность. Мне удалось выстоять. Естественно, не обошлось без компромиссов, без каких-то потерь. Бессмысленно это отрицать. Мои противники беззастенчиво использовали всю мощь аппарата, и мне, чтобы не быть раздавленным, приходилось искать влиятельной поддержки.
Серьезное испытание ожидало меня, когда я завоевал титул чемпиона мира и передо мной открылись многие двери. Чиновники полагали, что произойдет просто смена декораций на шахматном Олимпе. Но я понимал: под покровительством системы свобода самовыражения мне будет предоставлена лишь на шахматной доске. Пойти на это — значило изменить самому себе. Давно известно: свобода — не то, что тебе дали, а со, что у тебя нельзя отнять!
1987 год я считаю переломным в своей жизни. Публикация на Западе книги «Дитя перемен» и последовавший затем разрыв с Госкомспортом, по сути, определили мои отношения с системой.
К сожалению, многолетняя война шахматного официоза против претендента, а затем чемпиона мира Каспарова — многократно измененные и все равно нарушенные правила соревнований, четыре (!) матча на первенство мира за три года, — вся эта неприглядная действительность, ставшая частью новейшей шахматной истории, до сих пор не получила должной оценки. Бюрократический аппарат все еще силен, в его руках государственные миллионы, которыми он может распоряжаться по своему усмотрению, за ним дух и идеология административной системы, основанной на подавлении всякого свободомыслия.
Шахматы, как и весь остальной спорт, часть этой системы, поэтому неудивительно, что долгие годы они находились под бюрократическим гнетом и ни о какой демократии, ни о какой свободе мнений не могло быть и речи. Многие шахматисты испытали на себе всю безжалостность этой машины. Десятки советских шахматистов, оказавшихся за пределами своей родины, — это тоже показатель того, что в нашем шахматном доме уже давно что-то не в порядке.
В публичных выступлениях я стараюсь избегать темы своих взаимоотношений с Карповым, хотя во многом через них начались основные конфликты между мной и управленческим аппаратом. Я понимаю, что в принципе эта тема уже всем наскучила и у каждого на сей счет собственное мнение. Но необходимо сказать, что Госкомспорт и президиум Шахматной федерации СССР, изначально заняв в этом вопросе вполне определенную позицию, в значительной степени предопределили и начало, и развитие конфликта.
Мы зачастую игнорируем тот факт, что система тоже оперативно реагирует на изменение политического и общественного климата в стране. Понимая, что топорное использование административной мощи стало крайне непопулярно, наиболее дальновидные апологеты системы выдвигают на авансцену своих лучших представителей. Происходит незаметная для многих подмена понятий: незаурядный индивидуум начинает своим именем и успехами прикрывать деятельность системы. С этим процессом мы регулярно сталкиваемся в идеологической сфере противостояния старого и нового.
Должен признать, что в случае с Карповым этот замысел с пропагандистской точки зрения был реализован блестяще. Еще в застойные годы вознесенный официозом на недосягаемую идеологическую высоту и став неотъемлемой частью системы, Карпов принял новые правила игры и благодаря своим выдающимся спортивным качествам и достижениям сумел отвлечь внимание общественности от хронических проблем шахмат, да и спорта в целом. Сделав из Карпова политический противовес моей деятельности, система все эти годы тщательно заботилась о поддержании безукоризненной репутации своего кумира в глазах народа.
Мы стали свидетелями того, как непомерно раздутым конфликтом между «двумя К» — Карповым и Каспаровым — постарались прикрыть беззаконие и произвол, творимые в нашей шахматной жизни.
Вспомните скандальное окончание 55-го чемпионата страны в августе 1988 года. После того как мы с Карповым поделили 1—2-е места, по регламенту должен был состояться матч за звание чемпиона СССР. Но он так и не состоялся. Пущенный же организаторами и подхваченный рядом журналистов миф о якобы «непримиримых разногласиях» между нами был не более чем уловкой, призванной скрыть ответ на главный вопрос: кто и на каком основании отменил уже начавшийся матч? Я говорю «уже начавшийся», потому что была проведена его жеребьевка, с моим и Карпова участием, что фактически означает начало соревнования. Однако, придя на первую партию, я вместо нее попал на… пресс-конференцию (опять пресс-конференция!).
На вопрос, кто отменил матч, мне ответили, что это сделано по устному распоряжению зампреда Госкомспорта Гаврилина…
Трудно не заметить, что в очередной раз решение спортивных функционеров полностью совпало с требованиями Карпова, высказавшего недовольство не только необходимостью играть матч до первой победы, но и слишком близкой датой его начала. В проекте постановления бюро президиума Шахматной федерации было сказано: «Ввиду… усталости обоих участников». Из какого медицинского документа следовал этот неожиданный вывод? С каких пор соревнования прекращаются из-за того, что участникам не хочется играть или ввиду их усталости?
Ответ напрашивается: с 15 февраля 1985 года — с того дня, когда Кампоманес прервал наш первый матч на первенство мира, сославшись на критическое состояние здоровья участников и усталость судей, организаторов, зрителей и т. д. Кампоманес уверял, что действует, «руководствуясь высшими интересами шахмат», основываясь при этом на письме Советской федерации, подписанном Севастьяновым. Какое же нескрываемое удовольствие должно было прозвучать в словах Кампоманеса после разразившегося на 55-м чемпионате СССР скандала: «Теперь вы видите, что экспортируете в ФИДЕ свои проблемы!»
Начиная работать над книгой «Дитя перемен», я считал, что завершение борьбы за титул чемпиона мира означает завершение борьбы на всем шахматном фронте. Раньше так и было. Чемпион автоматически получал королевские полномочия, его мнение по важнейшим вопросам становилось определяющим. Посягнув на основы сложившейся в шахматах системы управления, я сам себя лишил чемпионской «неприкосновенности». Но, правда, только себя. Прежняя «неприкосновенность» осталась за прежним чемпионом! Вот вам и ответ на вопрос, заданный в мае 1989 года шахматным обозревателем «Недели» Виктором Васильевым: «Как объяснить бесспорную аномалию: почему по адресу А. Карпова никто, кроме Г. Каспарова, не позволяет себе критических высказываний, а претензии к Г. Каспарову постоянно и беспрепятственно высказываются практически каждым, у кого есть для этого время и желание?» И тут же он привел внушительный список тех, кто выступал против меня «с резкими прямыми или завуалированными нападками»: «Студенческий меридиан», «Наш современник», «Советская Россия», «64 — Шахматное обозрение», «Спортивная Москва», «Советский спорт», обозреватель ТАСС, обозреватель «Правды» гроссмейстер А. Суэтин и другие.
Я не жалею о том, что лишился этой сомнительной чемпионской привилегии. Уверен: борьба за демократические ценности несовместима с диктатом кого бы то ни было!
Многие недоумевают: зачем я продолжаю эту изнурительную борьбу? зачем рискую? Молод, материально обеспечен, достиг вершины в своей профессии! Чего еще? В какой-то момент — после четвертого матча — я тоже подумал: все, война закончилась. Это была иллюзия. Закончился лишь определенный этап моей жизни. И каждый раз, перерастая очередную проблему, побеждая очередного противника, я видел, что главные сражения еще впереди. Когда-то за Управлением шахмат я не видел бюрократов ФИДЕ, за Кампоманесом — чиновников Госкомспорта… Сегодня я свободен от иллюзий. И мог бы повторить слова Роберта Джордана из романа Хемингуэя «По ком звонит колокол»: «Впереди пятьдесят лет необъявленной войны с фашизмом, и я подписался на весь срок».
Мой безлимитный поединок…
ОСНОВНЫЕ ТУРНИРНЫЕ И МАТЧЕВЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ Г. КАСПАРОВА