Безумно опасна (ЛП)

Нина как-то странно поглядывала в его сторону, когда принесла ему обед, и спросила, не заболел ли он. Лиам улыбнулся и ответил, что нет. Но, может, все-таки — да. Это объяснило бы странный жар в его крови. Конечно, он как всегда все списал на стресс и недостаток сна. Но это имело больше смысла, чем, что-либо иное, что он мог описать словами.

Наконец, когда у Лиама появилась возможность пообедать в почти пустом кафе, он получил сообщение, что его вызывают в отделение экстренной медицинской помощи в больнице Вест Данвилла. Кто-то сообщил о нападении, передал диспетчер. Лиам попытался выжать еще информацию, уже представляя себе толпу разъярённых жителей и избитую и окровавленную Бабу. Но дежурный диспетчер был не так эффективен и полезен как Нина, и больше ничего не знал. Только то, что просили приехать именно Лиама.

Он махнул официантке, чтоб она принесла ему счет, но Берти сама вышла из кухни и покидала остатки его индейки, авокадо и сэндвич с беконом в пакет на вынос и бросила на него хмурый взгляд, который только частично был вызван его пренебрежением к ее приготовленной с любовью еде.

— Похоже, что-то случилось, Шериф. Не еще одно исчезновение, я надеюсь, — сказала пожилая женщина, вытирая сухие, покрасневшие руки о фартук, покрытый пятнами соуса. Ее короткие седые волосы стояли ежиком, отражая ее характер, но то, чего ей не хватало в обхождении, она компенсировала умением готовить и заботой, с которой она кормила людей, входящих в ее кафе. Барбара наверно назвала бы это магией, уходя подумал Лиам.

— Нет, — коротко ответил он. — Ничего такого. Пришел рапорт о нападении из больницы. Я должен поехать и проверить.

Он протянул двадцатку и оставил ей сдачу. Он знал, что Берти, скорее всего, уже закрылась бы, если бы он не пришел. К тому же, одна оставшаяся официантка подымала и ставила стулья на стол, пока они разговаривали, и та еле передвигала уставшие ноги, обутые в кеды. Простое, мужеподобное лицо Берти выражало беспокойство.

— Надеюсь, никто из тех, кого мы знаем, — конечно, она знала почти вех, поэтому навряд ли. Ее глаза расширились. — Это же не эта бедная травница, которую называют ведьмой? Я сказала этому невежественному деревенщине О’Шоннесси, что он вел себя как осел, когда был здесь раньше и болтал всякую чушь. Как будто людям нужно чтоб их еще больше заводили, со всем тем, что сейчас происходит.

Желудок Лиама завязался в такие сложные узлы, что начальник его отряда бойскаутов мог бы им гордиться.

— Спасибо, Берти, — сказал он, хватая шляпу и натягивая ее на голову. — Я должен идти. Ты — лучшая.

Она хмыкнула и подтолкнула его к двери.

— Ты так сказал только потому, что тебе не с кем сравнивать. Однажды тебе придется найти себе другую женщину.

"Точно", — подумал Лиам. Это было именно то, чего не хватало сейчас в его жизни. Он сел в машину, включил сирену и помчался в Вест Данвилл, молясь, чтобы женщина, которая может никогда не стать его, не находилась на том конце его пути.

***

Лиам заставил себя идти своим обычным шагом, когда вошел в приемный покой отделения неотложной помощи. Он кивнул администратору — это была женщина из города, которую он немного знал.

— Привет, Луиза, — сказал он. — Я получил звонок, что у вас находится жертва нападения, которая спрашивала меня. Ты что-нибудь знаешь об этом?

Женщина кивнула, ее профессиональное выражение лица сменилось отвращением, но мгновение спустя она вновь стала прежней.

— Это ужасно, когда женщина не может безопасно пройти по улицам вечером, Шериф. Я рада, что они вас вызвали. Не каждый так делает, знаете ли.

Она качнула головой в сторону двери, нажимая на зуммер, позволяя ему пройти.

"Проклятье, — подумал он продвигаясь в сторону голосов. — Нужно было вчера заставить ее пойти домой в моем сопровождении. Или отправить на содержание под стражей в полицию. Хоть что-нибудь. Это моя вина. И то, что Баба никогда бы не приняла ни то, ни другое, не давало ему чувствовать себя лучше. Нет ничего хуже, чем не иметь возможности сберечь тех, кто тебе дорог. Ничего."

Лиам отодвинул занавеску, у единственной занятой ниши, и перед ним предстала совершенно неожиданная картина.

Женщина на кровати была избита и вся в синяках; один глаз почти весь заплыл, скула под ним опухла. Разнообразные пятна на голых руках демонстрировали широкую палитру от пятнисто-черного, синего и зеленого до красного благодаря разбитому носу. Но платиновые волосы были как ледяной водопад, а нетронутый глаз ярко сверкал небесно-голубым вместо темного и таинственно-янтарного, которого он ожидал.

— Мисс Фриман, — произнес он шокировано и в тоже время немного с облегчением. — Мне сказали, что кто-то вызвал меня по делу о нападении. Я так полагаю, что это были вы. — Он вынул блокнот и ручку, ощущая себя немного виноватым, за то, как был благодарен, что жалкая фигура на кровати была Майя, а не Баба. — Вы можете мне рассказать что произошло?

Лиам был так сосредоточен на Майе, что только сейчас понял, что в комнате есть еще люди. Но его облегчение быстро испарилось, когда он заметил Клайва Меттьюса, стоящего с одной стороны кровати, и Питера Каллахана с другой, сидящего на стуле и держащего огромный букет цветов в вычурной хрустальной вазе.

— На самом деле, это я вас вызвал, — сказал Каллахан, подымаясь в поисках места, куда поставить розы, в спартанской обстановке ниши в отделении неотложной медицины. Наконец, он сдался и поставил их на стул, с которого встал. — Мисс Фриман не была уверена в привлечении полиции в это дело, но я сказал ей, что у нее нет выбора. Та женщина не может оставаться на свободе. Не после этого.

Лиам моргнул, переводя взгляд с Майи на Каллахана и обратно, хотя он был вполне уверен, что знает о какой женщине идет речь.

— Простите, я запутался. Какая женщина? — он повернулся к Майе. — Вы хотите сказать, что с вами это сделала женщина?

Майя посмотрела на него, в ее глазах стояли не пролитые слезы, и она приложила к ним платок. Она практически излучала ауру добродетели и искренности; на что Лиам почти купился, даже зная какая она. Двое других мужчин были явно очарованы ее хрупкой пострадавшей красотой.

— Это была Барбара Ягер, — сказала Майя слегка дрожащим голосом. — Она напала на меня, когда я выходила из машины на парковке возле квартиры, которую снимаю в городе. — Один большой голубой глаз обвиняюще уставился на Лиама. — Я же говорила вам, что она меня преследует, но вы не приняли меня всерьез.

— Вы ответственны за это, — взревел Каллахан, оберегающе нависнув над кроватью Майи и сжав руки в кулаки. — Вам было сказано, что мисс Ягер преследует мою ассистентку, но вы ничего не сделали. И теперь посмотрите что случилось! Я надеюсь, что эта женщина будет арестована немедленно.

Лиам мгновенно представил себе Бабу, ее лицо, выражающее гнев при мысли о детях, которых забрали от их родителей и продали тому, кто предложил лучшую цену, в месте под названием Иноземье. У него даже и мысли не было, что она могла это сделать. Она была выше и сильнее Майи, и он не сомневался, что она могла драться как загнанная в угол пантера, если бы ей пришлось. Но нападать на Майю никогда не входило в их планы. Кроме того, как бы Баба не злилась, он не мог себе представить, что она рискнет пропавшими детьми, чтобы просто наказать того, кто вывел ее из себя. Нет, Баба этого не делала. Что значило, что либо кто-то еще это сделал и воспользовался возможностью свалить все на Бабу, либо еще хуже, и Майя каким-то образом все так подстроила, чтобы Баба попала в тюрьму. Может Майя как-то узнала, что они побывали в офисе Каллахана, и решила действовать на опережение, прежде чем они смогут воспользоваться найденной там информацией. В любом случае, он был в проигрышном положении сейчас. И, судя по тому блеску в неповрежденном глазу этой миниатюрной женщины, она это знала. Мученический вздох буквально источал злобу в его направлении.

— Боюсь, мне придется выдвинуть обвинения, — сказала Майя с печальным выражением на избитом лице. — В противном случае, я буду жить в постоянном страхе, что она придет за мной снова.

Лиам убедился, что его лицо было нейтральным и профессиональным, прежде чем он заговорил:

— Не то чтобы я сомневался в вашем рассказе, мисс Фриман, но зачем Барбаре Ягер так жестоко на вас нападать? Вы сделали что-то, чтобы спровоцировать ее?

Каллахан сжал зубы.

— Эта женщина сумасшедшая. Ей не нужна причина. Все в городе говорят о том, что она продает поддельные лекарства людям в сильной нужде. Она явно мошенница.

— Вообще-то она профессор, — спокойно поправил его Лиам. — И при расследовании этого дела о лекарствах, которые она продала, выяснилось, что существует третья сторона, которая испортила лекарства, после того как люди забрали их домой.

Он специально не смотрел на Майю, когда говорил это.

— Мне все равно, будь она хоть сама Царица Савская, — орал Каллахан, и фиолетовая вена учащенно пульсировала на его лбу. — Она не должна была нападать на невинную женщину. Я хочу, чтобы вы арестовали ее немедленно, или лишитесь работы! (Царица Савская— легендарная правительница аравийского царства Саба, чей визит в Иерусалим к израильскому царю Соломону описан в Библии — прим. ред.)

Про себя Лиам подумал, что уже немного поздно для подобной угрозы, эта мысль была подкреплена минуту спустя, когда Клайв Мэттьюс, похожий на бойцового петуха с выпяченной грудью, подошел ближе и сказал:

— Возьмите с собой пару помощников. Мы не хотим, чтобы она сбежала.

Затем Мэттьюс вперил свои глазки-бусинки в форму Лиама и презрительно добавил:

— Думаю даже вы можете справиться с арестом невооруженной женщины. Надеюсь, я могу положиться на вас, что вы выполните свою работу и защитите людей этого округа от опасной преступницы. В конечном счёте, все всегда бывает в первый раз.

***

Лиам остановился перед Эйрстримом, напоминавшим по форме серебряную пулю, сверкающую в свете оранжевой луны. Двое помощников остановились возле него и немного наглотались пыли, поднявшейся из-под его колес: дорога была сухая как в пустыне из-за необычной летней жары и это несмотря на бурю в начале недели. Один из них, молодой курсант с армейской стрижкой, который проводил выходные, тренируясь с Национальной Гвардией, положил руку на табельное оружие пока Лиам не посмотрел на него.

— Мне все равно что вы слышали, — сказал ему Лиам, а также и его более старшему помощнику искоса посмотрев на него, — но женщина, которую мы пришли допросить, уважаемый профессионал, и я рассчитываю, что вы будете к ней так и относиться, пока я не скажу вам обратное. Это понятно?

Стю, младший из двоих, закатил глаза. Бутч, который прослужил в полиции больше двадцати лет, просто пожал плечами. Пока он приходит домой к ужину вовремя, и никто в него не стреляет, он счастливый человек.

Лиам осмотрелся и заметил что и серебристый грузовик, и БМВ, который был чудесным образом восстановлен и выглядел как новенький, стояли возле трейлера. Он отметил про себя не забыть спросить как ей это удалось. Он выругался себе под нос, так как надеялся, что ее здесь не будет, когда они приедут. Почему-то он не думал, что Баба хорошо воспримет, когда он ей сообщит, что должен ее арестовать.

Поправив шляпу, шериф подошел к двери и коротко постучал. За ним стояли помощники, как грозная стена в униформе, как будто они собирались противостоять банде грабителей банков вместо одной слегка эксцентричной путешествующей травницы. Дверь скрипнула, медленно открылась, и оттуда высунулась взъерошенная белая голова.

— Здравствуйте? — спросили недовольным голосом. — Могу я вам чем-то помочь, джентльмены?

Женщина, прилагавшаяся к голосу была так стара, что создавалось впечатление, что она застала еще создание земли. Ее спина была выгнута дугой ("вдовьим горбом"), а волосы белыми и пушистыми как одуванчик. Глубокие морщины начинались на щеках, потом шее и исчезали в вырезе вязаного голубого платка, повязанного на обвислой груди. Сильный порыв ветра мог бы сдуть ее, и это, очевидно, объясняло почему рука, покрытая старческими пятнами, цеплялась за дверь. Другая обхватила деревянную трость, такую же сучковатую, как и пальцы держащие ее, с набалдашником в форме ревущего дракона. Лиам быстро моргнул, узнавая в этой пожилой леди ту, которую он увидел в зеркале заднего вида в тот первый день. Может, она жила поблизости, и он таким образом никогда и не встречался с ней. У некоторых стариков, живущих в глуши, существует недоверие к закону и они стараются избегать чужаков.

— Простите за беспокойство, — сказал Лиам. — Я ищу женщину, которая живет в этом трейлере, мисс Ягер. Она дома?

Древняя старуха глянула на него мутными глазами, ухитряясь посылать искры в его сторону.

— Мисс Ягер? Вы же имеете в виду Доктор Ягер, да? — она покачала головой, пряди ее одуванчиковых волос вздымались вокруг ее сморщенного лица. — Вот молодежь. Никакого уважения в наши дни.

Она издала цыкающий звук, который напомнил Лиаму об особенно пугающей учительнице в третьем классе. Он слышал, как Стю позади него переминается с ноги на ногу и ему пришлось сдержать смех.

— Прошу прощения. Конечно доктор Ягер. Она дома?

Все шло совсем не так как он ожидал. Ну, а чего он хотел от Бабы?

— Мадам, не могли бы вы назвать нам свое имя?

Его хорошие манеры, казалось, успокоили пожилую женщину и она открыла дверь пошире.

— Я дальняя родственница Доктора Ягер, — сказала она легкими и звонким голосом как у птички. — Я была неподалеку и решила навестить ее. Но, боюсь, что в данный момент ее нет, она собирает травы. Она говорит, что есть такие, которые лучше помогают, когда их собирают при свете луны. Почему бы вам сейчас не уйти, а вернуться позже, когда она будет дома?

Она сделала нетерпеливый жест рукой, как будто вспугивая птицу: кш-ш! и начала закрывать дверь трясущейся от усилия артрической рукой. Бутч сделал решительный шаг вперед, задевая Лиама, который занимал почти всю верхнюю ступеньку.

— Простите, мадам, но мы при исполнении. Боюсь нам придется войти и убедиться что мисс — я имею в виду доктор — Ягер не здесь.

Ее нижняя губа затряслась, заставляя Лиама чувствовать себя подлецом. Но его помощники точно не позволят ему просто уйти, не обыскав трейлер в поисках Бабы. У них есть ордер и, без сомнения, особые инструкции от Клайва Мэттьюса, чтоб удостоверится, что Лиам выполняет свою работу.

— Не волнуйтесь, мэм, — сказал он мягко и немного громче в случае, если она плохо слышит. — Мы просто войдем, убедимся, что ее нет здесь, и оставим вас в покое.

Сжав тонкие губы, она ему кивнула и полностью открыла дверь.

— Ну хорошо, — сказала она. — Но не забудьте вытереть ноги. Я не потерплю грязь на этих прекрасных коврах.

Три офицера столпились, чтобы тщательно вытереть ноги, а затем Лиам с удивлением рассматривал как двое других, открыв рты, разглядывают роскошный интерьер, в котором присутствовали столь богатые и насыщенные ткани: и зеленые, и голубые и бордовые. Все было чисто и аккуратно как всегда. И ни одного признака Бабы.

Чудо-Юдо вылез из-под кофейного столика и Стю чуть не пристрелил его.

— Господи! Что это за штука такая? — спросил он и его пистолет подрагивал в его руке.

Лиам вздохнул.

— Эта штука — собака доктора Ягер, и я думаю, она будет против, если ты застрелишь ее. Убери этот чертов пистолет; она ничего тебе не сделает.

Он обратил внимание, что чуть было не погладил Чудо-Юдо по голове.

— Не стесняйтесь, можете все обыскать, если хотите, — сказала пожилая женщина, махнув тощей рукой вглубь Эйрстрима. — Может вам, мальчики, сделать чаю?

Бутч посмотрел на все баночки с травами и пробормотал:

— Упаси, Боже, — и совершенно очевидно подавляя дрожь.

Лиам рассмеялся, замаскировав это под кашель. Он принял фиолетовую кружку, хотя и понюхал, прежде чем сделать глоток.

— Нет, дорогой, я не Боже, — сказала старуха. — Но ты можешь называть меня Бабушка, как все.

Стю и Бутч проигнорировали ее, и пошли исследовать трейлер, заглядывая в спальню и открывая шкафы. Лиам вздрогнул, когда они загремели хлипкой расшатанной ручкой шкафа, который вел в Иноземье, но Бабушка проковыляла к нему, чтобы помочь открыть, выставляя напоказ только одежду и целую кучу кожаных ботинок с каблуками разной высоты.

— Ну что ж, похоже, что ее здесь действительно нет, — сказал Лиам с плохо-скрываемым облегчением. — Нам жаль, что мы вас побеспокоили, мэм.

— Никакого беспокойства, — любезно ответила Бабушка. — Могу я передать ей зачем вы приходили?

Стю, все еще переживающий из-за своей слишком бурной реакции на собаку, коротко бросил:

— У нас есть ордер на ее арест. Она жестоко напала на невинную женщину ранее вечером.

Бабушка широко распахнула свои слезящиеся глаза и драматично положила одну руку на сердце.

— Ой, Божечки. Не могу себе представить, чтобы Барбара могла такое сделать. Она известный ученый и такая добрая. Это, наверно, какая-то ошибка.

Она присела и закрыла лицо руками, похоже, что ее потрясли эти новости. Лиам подавился чаем, бросая обеспокоенные взгляды на пожилую женщину, видя, что ее плечи трясутся. Он аккуратно поставил чашку на стойку и прочистил горло.

— Мы ценим ваше сотрудничество, мэм. Мы уже уходим.

Он смотрел на своих помощников, пока они не начали продвигаться к двери, затем развернулся к женщине и встретился с ее совершенно сухими глазами. И она подмигнула ему глазом, опушенным белоснежными ресницами, так быстро, что он едва заметил.

— Я был бы вам очень признателен, если бы вы передали доктору Ягер сообщение, — произнес он. — Скажите ей, что будет лучше, если она сама сдастся.

Он посмотрел на Стю и Берни, которые нетерпеливо ожидали его возле выхода, и с намеком добавил:

— И очень бы помогло, если бы у нее было алиби на 18.00. Это время нападения.

Когда они оказались снаружи, Бутч сказал:

— Не могу поверить, что кто-то будет собирать травы посреди ночи. Может, она сбежала?

— Конечно, нет, — ответил Лиам. Он указал на трейлер. — Она живет в передвижном доме. Если бы она собралась уехать, думаю, взяла бы его с собой. К тому же все ее средства передвижения здесь.

Он сделала несколько шагов к машине.

— Думаю, что вся эта путаница скоро разъяснится. А пока, нет никакого смысла здесь торчать, ее может не быть всю ночь. Я уверен, что она придет в участок, когда получит сообщение от эээ… Бабушки.

Стю посмотрел через плечо на трейлер.

— Она кажется милой пожилой дамой, но, чёрт побери, эта собака такая большая.

— Да, но маленький дракон, — сказал Лиам.

Стю уставился на него.

— Шериф, вы становитесь все страннее.

Лиам улыбнулся.

— Ты и понятия не имеешь насколько, Стю. Просто ни малейшего.

Глава 19

Баба зашла в полицию округа в 9 утра на следующее утро: на ней были сшитые на заказ черная юбка и белая блузка с короткими рукавами, она прошла с высоко поднятой головой, не смотря на взгляды и шепот, сопровождающие ее. За ней сразу следовали Белинда, кивая знакомым офицерам, и Ивановы, которые приветственно махали своим знакомым. Все, пораскрывав рты, следили, как они прошествовали к стойке регистрации под периодическое жужжание перегретого кондиционера.

— Привет, — прощебетала Баба бодрым голосом, который наверняка заставил бы Всадников подавиться своим утренним пивом. — Я получила сообщение, что Шериф МакКлеллан искал меня. Он на месте?

Дежурный офицер еле взял телефон и позвонил секретарю Лиама. Мгновение спустя, шериф выскочил из своего кабинета, за ним по пятам следовала женщина средних лет и посматривала на Бабу с плохо скрытым любопытством.

— О, доктор Ягер, — его голос звучал спокойно и профессионально. — Я так понимаю, вы получили сообщение?

Он открыл двери и провел ее в центральную часть офисного помещения.

— Пожалуйста, проходите.

Он провел всю группу к большому столу посреди комнаты. Скорее всего, его использовали для собраний, и, судя по разнообразию посаженных на его поверхности пятен от горчицы и кетчупа, для приема пищи. Баба изогнула бровь, когда поняла, что он хочет допросить ее здесь, а не в месте предварительного задержания. Очевидно, он хотел, чтоб зрителей было как можно больше. Мило.

— Присаживайтесь, и моя секретарь Молли сможет все записать. Нам бы не хотелось тащить Ивановых в самый конец участка.

Он выдвинул стул для матери Белинды, а затем присел на стул возле нее и напротив Бабы. Молли так сжала свой блокнот и ручку, как будто они были бесплатным билетом на лучшее шоу в городе, и села рядом с шерифом.

Баба налепила серьезное выражение лица.

— Итак, шериф, я так понимаю, что у вас есть ко мне вопросы? Что-то касательно преступления якобы мной совершенного?

Он кивнул и убрал волосы с лица.

— Не могли бы вы мне рассказать, где вы находились в районе 17.50 вчера вечером?

Ручка Молли начала порхать над бумагой как птичка, готовая взлететь.

— Конечно, — сказала Баба. — Я была дома у Ивановых. Они были очень любезны и пригласили меня на ужин вчера вечером, вместе с их дочерью. Я добралась туда к пяти, и оставалась там, ну, где-то до начала десятого.

Ручка быстро записывала относящиеся к делу факты, пока остальные, раскрыв рты, слушали.

— А-ха, — произнес Лиам, и ямочка, которую она никогда не замечала, то появлялась, то исчезала у него на щеке. — Итак, в 17.50 вы были с помощником Шилдс и ее родителями?

— Мы ели чудесную жареную курочку с картофелем и свеклой, — сказала Маришка, широко улыбаясь. — Потом несколько часов подряд говорили о нашей Родине. Вы знаете, что профессор провела свое детство там, прежде чем переехать в Соединенные Штаты с приёмной матерью, — она похлопала Бабу по руке. — Было так здорово побеседовать с кем-то кто был в России, и не важно как давно это было.

Баба ей улыбнулась.

— Мне было очень приятно. А курочка была выше всяких похвал.

Лиам кивнул Белинде.

— А вы можете это подтвердить?

— Конечно, — ответила она, не раздумывая. — Курочка и в самом деле была превосходной.

Передняя дверь участка с грохотом открылась и половина офицеров, находящихся в участке, похватались за свое оружие, прежде чем осознали источник шума. Один из кондиционеров засвистел и остановился, выпустив облако серого дыма в уже конденсированный воздух. Клайв Мэттьюс подлетел к стойке и указал дежурному офицеру открыть дверцы, его полное лицо блестело от пота. За ним следовал Питер Каллахан, он поддерживал за руку бледную, но держащуюся прямо Майю, которая шла прихрамывая и демонстрировала живописные синяки, которые сильно контрастировали с ее кружевной блузкой и зачесанными наверх волосами.

— Что, черт побери, здесь происходит? — потребовал объяснений Мэттьюс, указывая своей пухленькой ладошкой на Бабу. — Почему эта женщин не в наручниках?

Баба видела как Лиам бросил взгляд на часы, висевшие на стене, и сделал вывод, что Мэттьюс мог добраться сюда так быстро только благодаря тому, что кто-то из управления позвонил ему. Сжатые челюсти — это был единственный признак его боли от предательства, и, когда он поднялся, чтоб поприветствовать главу совета, его лицо изображало неподдельное замешательство.

— Разве у нас была назначена встреча, о которой я забыл? — он повернулся к Майе. — О, мой Бог, мисс Фриман, вас уже выписали из больницы? Вы ужасно выглядите.

Лиам обошел стол и выдвинул стул для блондинки, слава Богу, между ней и Бабой были Ивановы. Баба не была уверена, что сможет сидеть рядом с этим мелким монстром и не задушить сучку голыми руками. Но при сложившихся обстоятельствах, ей оставалось только наблюдать как морщится Майя, когда Лиам вежливо оскорблял ее.

Лицо Майи походило на этюд в багровых и зеленых тонах и едва скрывало свое неудовольствие.

— К счастью, никаких внутренних повреждений не обнаружили, — сообщила она, грациозно приблизившись к стулу. — И мне сказали, что боль пройдет через несколько дней. Или, возможно, через неделю.

Она захлопала ресницами в сторону Питера Каллахана, очевидно, не осознавая, что наличие одного полузакрытого глаза, делало этот жест скорее гротескным, чем привлекательным.

— Слушай сюда, — сказал Каллахан, понимая увиденный намек. — Я не понимаю, почему эта женщина до сих пор не арестована? Мисс Фриман же сказала вам, что на нее напала эта так называемая профессор. Разве она не должна быть в камере?

Лиам присел на край стола и скрестил руки.

— Верно, мисс Фриман и впрямь сказала, что это доктор Ягер избила ее, ведь так? — он задумчиво посмотрел на Майю. — Это очень интересно, так как у нас есть три свидетеля, готовые присягнуть, что она была с ними на момент нападения.

Клайв Мэттьюс тут же возразил:

— Это невозможно! Свидетели врут. Она им заплатила. Или околдовала. Или еще что-нибудь.

Молли тихонько хрюкнула и заскрипела ручкой быстрее. А в помещении можно было бы услышать как упала булавка, даже не смотря на звук работающей древней системы охлаждения.

— Свидетели, о которых идёт речь, это одна из моих помощниц и ее престарелые родители, которые являются уважаемыми членами данного сообщества, — Лиам приподнял бровь и прошел вокруг стола прежде, чем повернуться к Мэттьюсу. — И лично я не верю в заклятья и прочую чепуху. Но верю, однако, что мисс Фриман солгала мне, что, я вас уверяю, будет иметь гораздо более ощутимые побочные эффекты, чем любое заклятье.

Он развернулся к Майе, чтобы та ощутила всю решительность в его взгляде.

— А теперь, мисс Фриман, так как доктор Ягер, очевидно, не виновна в данном деле, возможно, вы захотите нам рассказать, кто же все-таки виновен. Полагаю, раз вы не хотели называть того, кто на самом деле напал на вас, то, скорее всего, это была некая любовная ссора — возможно с женатым мужчиной?

Он многозначительно посмотрел на Клайва Мэттьюса и Питера Каллахана.

Каллахан беззвучно открывал рот, а лицо Мэттьюса стало таким красным, что Молли побежала за водой для него.

— Боже правый, мистер Мэттьюс, — сказала она. — Вам нужно посетить врача по поводу вашего высокого давления. У меня был дядя, который выглядел точно также перед тем, как он внезапно упал и умер.

Баба почти до крови закусила губу.

Лиам продолжил, игнорируя возмущенные протесты двух мужчин, и сосредоточился на маленькой блондинке, которая казалась слегка обеспокоенной впервые, как Баба ее увидела.

— Я… боюсь я сделала поспешные выводы, — сказала Майя, пытаясь строить ему глазки, но без видимого эффекта. — Мой нападающий был в мотоциклетном костюме и шлеме. Я не видела его лица, но так как Барбара Ягер уже преследовала меня и угрожала ранее, то я предположила, что это она. — Скорбное выражение появилось на ее лице. — Мне так жаль, что я доставила столько неприятностей.

Из-под полуопущенных ресниц она бросила злобный взгляд на Бабу. Баба показала зубы в не очень убедительной улыбке, и бросила похожий взгляд в ответ.

— Без проблем, — сказала Баба. — Я едва заметила эти неудобства.

Звук, похожий на отдаленный волчий рык, сопроводил это жизнерадостное утверждение. Клайв Мюттьюс, перестав бормотать, начал озираться по сторонам в поисках источника звука, слегка дрожа, как если бы в комнате неожиданно похолодало.

— Что ж, это очень мило с вашей стороны, доктор Ягер, — сказал Лиам своим самым официальным тоном. — Мисс Фриман, я считаю вам очень повезло, что доктор Ягер не хочет выдвигать против вас иск за ложное обвинение. Надеюсь, что в следующий раз вы подумаете дважды, прежде чем выдвигать какие-либо предположения, не подкрепленные никакими фактами.

Он встал.

— Не стесняйтесь и дайте знать, если вспомните что-то еще о вашем нападавшем, мисс Фриман. Я бы не хотел, чтобы мистер Мэттьюс обвинил меня в невыполнении своей работы.

— О нет, — "пропела" Маришка. — Я уверена, что он так никогда не поступит. Ведь так, мистер Мэттьюс?

Мэттьюс и Каллахан сопровождали Майю на выход, задрав носы, сквозь любопытствующую толпу служащих управления шерифа. Нина радостно им помахала из-за своей конторки диспетчера. Хромота Майи таинственным образом исчезла, и она казалась удивительно здоровой, судя по тому, как, выходя, она хлопнула дверью.

— О, Боже, — сказала Молли, засовывая ручку в блокнот, и возвращаясь к себе за стол. — Разве это было не весело?

— Да, — сказала Баба, один уголок ее рта подергивался. — Как же иначе?

Лицо Лиама было суровым и хладнокровным, а челюсть как будто была высечена из гранита.

— На мой вкус, веселья больше, чем надо. Прекрасно, что у вас нашлось железное алиби, доктор Ягер, или все могло обернуться для вас совсем не так.

Баба поднялась и предложила руку Маришке Ивановой, когда та пыталась встать с жесткого металлического стула.

— И в самом деле, хорошо, шериф. Мне повезло, что Ивановы пригласили меня вчера вечером на ужин.

Белинда помогла отцу подняться и сказала Лиаму:

— Я только отвезу родителей и Барбару домой и вернусь на работу, вы не против, Шериф?

Лиам кивнул ей, и только Баба видела как Белинда быстро подмигнула, и это было похоже на сверкание звездочки в ночном небе.

***

Баба вытянула свои длинные ноги и любовалась заходящим солнцем, играющим яркими оранжевыми и красными красками за ближайшими холмами, казалось, что туда попал метеорит и ознаменовал начало апокалипсиса. Сверчки радостно затянули свою песню, сопровождаемую более унылыми звуками, которые издавала плачущая горлица, а первый ночной светлячок сверкнул и исчез из виду.

Она и Лиам сидели на шезлонгах перед трейлером, а Чудо-Юдо лежал между ними. Они жарили хот-доги на жаровне и запивали их; в случае Лиама, пивом из местной пивоварни, а в случае Бабы — фруктовым и освежающим рислингом (одно из лучших белых вин, производится в Австрии, Германии и некоторых странах Нового Света — прим.пер.) в хрустальном бокале. Чудо-Юдо обхватил большую миску с классическим Гиннесом; его драконья физиология даже не замечала алкоголь, ему просто нравился богатый горьковатый привкус. Свет, шедший из двери Эйрстрима, проливал теплый отсвет на постепенно наступающую темноту, и делая еще более уютным их неожиданный пикник. Баба ощущала себя более расслабленно, чем когда-либо; и ощущение этого, по иронии, заставляло ее желудок сжиматься, а плечи оборонительно горбиться.

От уюта ей было не комфортно. А от уюта с Лиамом становилось совсем не по себе. Может, потому, что ей было так хорошо. Так правильно. Это то, что она могла бы делать каждый вечер до конца своей жизни. Абсурд.

— Спасибо, что помог утрясти дела с Майей, — сказала она, наконец, ковыряя кочергой в костре и подкидывая еще одну палку, которую Чудо-Юдо принес ей ранее в приступе проявления его игривой собачьей сущности. Искры взлетели в ночное небо как безумные феи.

Она не обмолвилась и словом с Лиамом, с тех пор как он пришел около двадцати минут назад. Она принесла ему стул и дала первый хот-дог, он вынул упаковку пива из своей машины, а также папку для документов, которую бросил на землю возле себя. Не считая этого, они, в основном, сидели там в дружественном молчании, жуя хот-доги, потягивая пиво, и время от времени гладя Чудо-Юдо по массивной белой голове.

"Прям как старая семейная пара," — подумала она, ссутулившись еще больше. Она встряхнулась, нарочно вытягивая ноги еще дальше, и краем глаза глядя на Лиама.

Было совершенно ясно, что Лиам не на службе, так как на нем были джинсы и темно-синяя футболка, которая обтягивала его широкие плечи и грудь, и заставляла ее думать о тех вещах, о которых лучше не думать. Лиам посмотрел на нее наигранно невинным взглядом, когда она благодарила его.

— Я? Я всего лишь попросил моего секретаря сделать записи. Это ты так удачно появилась с тремя безупречными свидетелями, доказывающими, что ты не могла совершить это преступление.

Он засунул оставшуюся половину своего третьего хот-дога в рот с энтузиазмом мужчины, который не ел целый день, и вскрыл еще одно пиво. Отсветы пламени подчеркнули темные круги у него под глазами и углубили носогубные складки, подсветили несколько седых волосков начинающих пробиваться в его щетине.

Баба подумала, что он выглядит уставшим, потрепанным и еще немного пожеванным, почти как любимый старый ботинок, который достает Чудо-Юдо, когда она не смотрит. Совершенно неосознанно она потянулась и убрала прядь русых волос с его лица, чем заставила его улыбнуться. Они оба на мгновение застыли, застигнутые врасплох силой притяжения между ними. Первым пришел в себя Лиам, но она уловила проблеск чего-то очень похожего на влечение, с которым она и сама активно боролась.

— Я знаю, — сказал он, — в ближайшее время пойду постригусь.

— А мне так больше нравится, — сказала Баба, убирая руку и кладя ее на колено, где та не должна принести никаких проблем. Она снова завела разговор о деле. Так спокойней. — И я действительно благодарю тебя. Без твоей подсказки об алиби я уже могла бы сидеть в тюремной камере, жуя отвратительную еду и отбиваясь от обдолбаной проститутки, желающей сделать меня своей сучкой.

Лиама это так потрясло, что он уронил свой хот-дог в огонь. Подавив проклятье готовое сорваться, он глядел, как его еда превращается в уголек.

— О, да Бога ради. Откуда ты вообще это знаешь, если даже телевизор не смотришь?

Он вынул последнюю сосиску из упаковки и сначала предложил ей, прежде чем поместить ее на свою уже свободную палку, и наклонился разместить ее аккуратно над огнем.

— Всадники зависают во многих барах, — объяснила она и усмехнулась, глядя на него. — Они мне много чего рассказывают.

Чудо-Юдо хрюкнул от смеха. Немного пены от Гиннеса прилипло к его черным губам, в результате чего появились пенные усы.

— К твоему сведению, — едко сказал Лиам, — Данвилл слишком мал, чтобы в нем были уличные проститутки. Возможно, у нас есть несколько женщин, которые спят с мужчинами за деньги, но если и так, то они достаточно осторожны, чтобы не вовлекать управление шерифа в свои дела. И, откровенно говоря, еда в тюрьме была бы лучше, чем эти хот-доги.

Он сдул пепел со своей слегка подгоревшей сосиски прежде, чем положить ее в булочку и обильно полить кетчупом. На мгновение, Баба увидела как поток крови течет по воздуху и вздрогнула.

— Ха, — сказала она, подвигая свое кресло ближе к огню. — Поверить не могу, — ты пришел сюда ко мне, пользуешься моим щедрым гостеприимством, а затем оскорбляешь мое изысканное угощение. Я начинаю думать, что не нравлюсь тебе.

Сначала с соседнего кресла не было ни звука.

— Ха, — эхом отозвался Лиам. Но его голос звучал гораздо серьезней, чем ее. — Ты странная, загадочная и постоянно выводишь из себя. Чему тут не нравиться?

Баба старалась не замечать жар, охвативший ее лицо. Он, наверное, совсем не имел в виду это как комплимент, но ей действительно нравилось, что ее описали именно таким образом. По крайней мере, это было честно.

— Хочешь чтобы я съел его сейчас? — спросил Чудо-Юдо, сидя возле ее ног. — У меня осталось еще немного места после хот-догов.

Лиам подпрыгнул, все еще не привыкнув, что рядом есть говорящий пес, а Баба попыталась проглотить смех вместе с вином, и разбрызгала и то и другое облаком капель, вызвавших вспышку огня. Она спрятала улыбку за салфеткой, вытирая влагу с губ.

— Не волнуйся, — сказала она Лиаму. — Он, скорее всего, шутит.

— Ага, ну точно, — сказал Лиам, выглядя не особо убежденным. Он со вздохом поставил пиво и развернул чуть-чуть кресло, чтобы быть лицом к Бабе. — Знаешь, часть меня почти привыкла к этим странностям. Другая — считает, что у меня галлюцинации и мне необходима медицинская помощь и тяжелые медикаменты.

Баба тоже вздохнула, правда тише, так, чтобы он не услышал. Не то чтобы она думала, что он просто свыкнется с мыслью о ведьмах, драконах и волшебных дверях. Но девушка может ведь помечтать.

— На твоем месте я бы осталась верна пиву, — она заставила себя это произнести веселым тоном. — Меньше побочных эффектов, и меньше вероятность быть запертым в комнате с оббитыми стенами, — она пожала плечами. — Кроме того, странности эти временные. Мы решим проблему с Майей, вернем ваших пропавших детей и я отправлюсь в путь по следующему вызову Бабы Яги. И все снова станет нормальным.

Лиам сморщился, без сомнения в ответ на ее жалкую попытку улыбнуться.

— Нормальным, — сказал он уныло. — Я не уверен, что вспомню как это.

Он глянул на нее и спросил, тоном человека, который на самом деле не уверен, что хочет услышать ответ:

— Итак, это и правда была ты вчера вечером? Маленькая старушка, которая зовет себя Бабушкой?

Чудо-Юдо фыркнул, и пена от пива полетела Лиаму на ботинки.

— Это традиция.

— Традиция?

— Баба Яга обычно выступает в роли древней старухи, — объяснила Баба. — С годами в историях несколько преувеличили, и наградили ее железными зубами и длинным горбатым носом, который загибался к самому подбородку, такому же длинному и загнутому. — она неосознанно дотронулась до своего носа; он на самом деле был не таким длинным. Просто немного, эм, выдающимся. — Я все еще время от времени использую личину старой женщины, но это просто гламор. Иллюзия.

— Весьма впечатляющая, — сказал Лиам. — Ты дурила меня довольно долго, и я уверен, что мои помощники все еще считают, что встретили чью-то не очень милую бабушку.

Он задумался на мгновение.

— И те жуткие побои и красочный глаз Майи — все это тоже гламор?

Баба кивнула.

— Гламор, поверх уже существующей иллюзии прекрасной человеческой женщины, — она скривилась. — Если она на самом деле русалка, уверяю тебя, ее истинная форма даже и близко не так привлекательна. Только если тебе не нравится мертвенно-бледная зеленоватая кожа, слипшиеся волосы, похожие на водоросли и длинные острые зубы.

Лиам скривился.

— Нет спасибо, не мой тип.

Мгновение его взгляд блуждал по необузданным волосам Бабы, а она пыталась их пригладить, но потом мысленно передернулась от раздражения и сдалась. Как будто ее волновало, какой его тип, и что она, очевидно, не была им. Ох уж эти люди. Всегда все усложняют.

— Я уверена, Майя заляжет на пару дней, затем появится чудесным образом исцелившаяся, за исключением пары мелких, но привлекающих внимание и вызывающих сочувствие царапин, — рыкнула Баба. — А в это время, люди будут на меня коситься, и не важно какие усилия приложили Ивановы и Белинда, чтобы очистить мое имя.

— Я думаю, она точно заляжет, — сказал Лиам задумчиво. — Сегодня было на удивление спокойно — никаких разгневанных звонков от фермеров, чье оборудование было испорчено прошлой ночью, или от соседей, обвиняющих друг друга в чем-то безумном. Я даже смог закончит некоторые дела в офисе.

Он нагнулся и поднял папку, которую принес.

— Это та информация, которую мы достали в офисе Питера Каллахана?

Баба насторожилась. Наконец есть что-то, на чем можно сосредоточиться. Помимо рельефного пресса и мускулистых рук шерифа, например. Или его особого мужского запаха, который, казалось, проникает прямо в нее.

— Ты додумался до чего-то?

Даже Чудо-Юдо приподнялся и приготовился слушать, когда Лиам открыл папку и повернул свои записи так, чтоб он мог их лучше рассмотреть в белом свете, исходящем из трейлера.

— Думаю да, — сказал Лиам, придвигая свой стул ближе к Бабиному, драконопес покрутился вокруг и уселся у их ног. По неосторожности его хвост на мгновение попал в огонь, прежде чем он его отдернул, но жар, похоже, его совсем не беспокоил.

— Я дважды проверил трех пропавших детей по списку семей в зеленых папках, и все они там есть, — сказал Лиам. Он стиснул папку так сильно, что бумаги внутри начали трещать как сухие кости на заброшенном кладбище.

— Ну, ясно, — сказала Баба, сопротивляясь потребности прикоснуться к нему. Лучшее лекарство от их бессилия и гнева — это сконцентрироваться и поймать Майю и вернуть детей. Если бы это все еще было возможно. Она даже не хотела упоминать, что может быть уже слишком поздно.

— Ты смог выяснить у скольких людей в этих папках есть дети в зоне риска?

Он кивнул и с раздражением откинул волосы с лица.

— В списке есть восемь семей с детьми; всего пятнадцать детей, так как в некоторых семьях больше одного ребенка.

— Ох, — Баба испустила удрученный звук, который спугнул летучую мышь, заставив ее лететь зигзагами. Она хлопнулась о бок Эйрстрима и повисла несколько оглушенная на подоконнике, затем взлетела снова и неровно полетела в темноту. — Это много.

— Все не так плохо как кажется, — сказал Лиам, беря один листок бумаги. — Некоторые дети слишком взрослые для ее дел. Так что будем надеяться, что они вне опасности. Но у нас остаются еще семеро, а за таким количеством определенно сложно проследить. Возможно, мы могли бы с ними поговорить и узнать, как можно немного сократить список.

— Думаешь, Питер Каллахан что-нибудь знает? — спросила Баба. — Я буду рада выбить эту информацию из него. Я могу надеть свой мотоциклетный шлем и куртку, и свалить это на того, кто в теории напал на Майю.

Она счастливо улыбнулась при этой мысли, а Лиам передернулся.

— Я никогда не могу быть уверен, шутишь ты или на самом деле такая кровожадная, какой себя представляешь, — сказал он. — Но нет, не думаю, что избиение Каллахана нам как-то поможет. Я даже не уверен, добровольный ли он участник или Майя просто использует его; присяжные пока не приняли окончательного решения. Но у него точно должно было возникнуть небольшое подозрение, что все люди с неприятностями были из его папок. Как он мог не заметить?

— Намеренное игнорирование — типичный человеческий недостаток, — сказала Баба, пожимая плечами. — Но ты, наверно, прав, попытка в открытую прижать его, без сомнения, спровоцирует Майю к действиям. Если она затихла на время, лучше чтоб это так и оставалось. Может, за это время мы сумеем выработать какой-нибудь план.

Лиам пропустил мимо это оскорбление, в основном из-за того, что он и сам, как человек, работающий в правоохранительных органах, слишком часто наблюдал последствия намеренного игнорирования.

— В таком случае, просто нам самим нужно в этом разобраться, — он сделал еще один глоток пива. — Я знаю все семьи, которые потеряли детей, и есть одна вещь, которую я заметил: всех этих детей очень сильно любили, как и сказал Грегори. Вот, например, Мэри Элизабет. Она была сокровищем для своей матери и бабушки с дедушкой. Ее отец — пьющий идиот, но остальная семья любит ее так сильно, что заменит трех отцов, — он бросил хмурый взгляд на неяркий свет от костра, как если бы тот мог дать ему ответы на вопросы, на которые невозможно ответить. — Неужели кто-то настолько жесток, чтобы специально выбрать детей, за которыми будут тосковать больше всего?

— Майя такая, — мрачно сказала Баба. — Она могла бы похитить сколько угодно детей из домов, где их не любили. Но она не только выбирает своих жертв из списка людей, которых Питер Каллахан хочет вынудить подписать договор аренды на бурение; она намеренно выбирает тех, чья потеря принесет больше всего боли. Своего рода извращенная месть за тот вред, который люди причинили воде, так драгоценной для нее. — Она вздохнула. — Я беру назад все плохие слова, которые когда-либо сказала о людях. Существа Иноземья могут быть намного, намного хуже.

— Хм, может, мы сможем использовать это, — сказал Лиам. Он поднес свой листок к свету. — Есть двое детей из оставшихся семи, которые необыкновенно желанны. Дэйви — единственный ребенок немолодой пары, которая годами пыталась завести детей, и, наконец, их попытка увенчалась успехом после того, как они истратили все до копейки на экстракорпоральное оплодотворение. Другая — единственная выжившая в аварии, в которой погибли ее брат и сестра-близняшка; если ее родители потеряют еще и Кимберли, я думаю их это уничтожит.

Баба забарабанила пальцами по своему бедру.

— Любой из них идеально подходит для Майи. Конечно, если мы ошибаемся, то просто оставляем других пятерых без защиты.

Хрустальная ножка бокала в ее руке треснула пополам. Уронив бокал на землю, прежде чем Лиам мог заметить, она посасывала маленький порез, пока тот не затянулся. Черт возьми, она не хотела, чтобы Майя получила еще хоть одного ребенка в свои грязные сверхъестественные лапы.

— Ну, я мог бы отправить помощников патрулировать возле домов этих детей, но у меня нет хорошего объяснения, почему именно эти дети в группе риска, без признания того, что мы вломились в офис Каллахана, — Лиам поморщился. — А если я это сделаю, то вполне уверен, что приказы мне будет отдавать уже некому.

— Да, вполне возможно, — согласилась Баба. — Но у нас есть Всадники, которые могут присмотреть за теми пятью, у которых меньше вероятность стать ее жертвами, это лучшее что они могут сделать, а ты и я каждый присмотрим за детьми, которых она, скорее всего, схватит следующими. Она, вероятно, скоро сделает следующий ход; думаю, ее попытка запереть меня была потому, что Майя боялась, что я обнаружу, где находиться ее секретный проход. Она, наверно, ощущает сейчас большее давление, когда мы снова мешаем ее планам. — Она выпрямилась. — За каким ребенком ты хочешь чтобы я присмотрела?

Со стороны Лиама долго не было никакого ответа, и, когда она посмотрела на него, он отвел взгляд.

— Что? — потребовала она. И с ее ноги упал ботинок.

Она встала, нога в ботинке безжалостно раздавила то, что раньше было бесценным хрустальным бокалом.

— Я понимаю, — сказала она. — После всего этого, ты все еще не доверяешь мне настолько, чтобы доверить присматривать за одним из детей. На самом деле ты мне вообще не доверяешь, не так ли?

Тлеющие угольки неожиданно вспыхнули с новой силой, пламя поднялось до небес. В сердце у Бабы все ревело с такой же яростью и болью, и это было для нее совершенно неожиданно, с какой силой это было. Одна одинокая слеза упала в костер и испарилась, как мертворожденная мечта о счастье.

— Барбара... — Лиам тоже встал, на его лице шла борьба между виной и какой-то эмоцией слишком неуловимой, чтоб ее назвать. — Баба, дело не в том, что я тебе не доверяю. Просто...

— Я знаю, — сказала она, и такая горечь исходила от нее, как отравляющий газ в чистый ночной воздух. — Я странная, загадочная и приводящая в бешенство. И ты не можешь доверить жизни тех, кого ты поклялся защищать, в руки кого-то подобного мне.

Глава 20

Лиам почувствовал себя самым большим в мире мерзавцем, увидев, как стираются все эмоции с лица Бабы и ее обычная не читаемая маска возвращается на свое место. Они так хорошо проводили время, не смотря на мрачную тему, а ему нужно было обязательно все испортить. До этого момента, он не был даже уверен, что у нее есть чувства, которые можно обидеть. Он должен был лучше знать.

Проблема в том, что он и в самом деле ей не доверял. Да, он верил, что она пытается помочь детям. Но ее методы… в лучшем случае непредсказуемы. И совершенно точно, что мысли по поводу о том, что допустимо при решении проблем, у них были совершенно различны.

И все же, ничто из этого не было проблемой по-настоящему.

— Не то чтобы я не доверяю твоим намерениям, — сказал он, беспомощно стоя там и пытаясь понять, как ей лучше объяснить свою точку зрения, и при этом не сделать ситуацию хуже. — Просто я не понимаю тебя. Я не знаю кто ты — что ты — как ты можешь делать те вещи, которые делаешь.

Он указал на разбитый хрустальный бокал, его сверкающие осколки, сейчас находящиеся под кожаными ботинками Бабы, отражали красный свет.

— Например, ты же можешь починить его прямо сейчас? Своей, ээ, магией, я хочу сказать.

Черт, он едва мог заставить себя произнести это, как он интересно сможет работать с тем, кто её действительно использует?

Баба пожала плечами, бросая на него холодный взгляд из-под полуопущенных чернильных ресниц.

— Конечно. Если бы захотела потратить энергию чтобы собрать все эти маленькие кусочки и соединить их снова. Но я ведьма практичная. Я, скорее всего, войду в дом и возьму другой чертов бокал.

Она отвернулась от него и прошествовала внутрь, ее каблуки стучали по металлическим ступеням с зубодробительной силой.

Чудо-Юдо вздохнул.

— Ну, ты всё-таки это сделал. Дремучий человеческий идиот. А мне, знаешь ли, приходиться жить с этой женщиной.

Он осторожно поднял полупустую бутылку с вином, зажав ее между острыми зубами, и последовал за ней в трейлер.

Лиам полсекунды обдумывал свои возможности: поджав хвост вернуться домой или попытаться объяснить, что он имел в виду и исправить тот вред, который нанес. Затем он поднял остатки своего пива и вошел в Эйрстрим, надеясь, что его не долбанут молнией или не превратят во что-то скользкое и противное. В любом случае, ему было гораздо комфортнее вести этот разговор с Бабой при ярком свете в Эйрстриме, чем снаружи в темноте.

— Ты все еще тут? — спросила Баба, не оборачиваясь, когда дверь за ним закрылась.

Она вытащила простую, потускневшую медную кружку из буфета, очевидно не захотев рисковать еще одной изысканной вещью.

— Я думала, мы закончили.

Сердце Лиама, которое, он был уверен, больше не функционирует, пропустило удар при мысли, что он навсегда закончит с Бабой. Ну нет, черта с два! В любом случае не сейчас.

Он сел на диван и спокойно сказал:

— Я этого не говорил. Все что я сказал, в своей обычной неудачной манере, что я простой окружной шериф. Мне приходилось видеть несколько необычных вещей за свою карьеру, но ничего такого, что приготовило бы меня к тем странностям, с которыми я сталкиваюсь с тех пор как встретил тебя. Я никогда не встречал кого-то, кто может выглядеть как маленькая старушка, не используя маскировку, или кто живет с говорящей собакой, которая на самом деле дракон. Ну и как я должен к этому привыкнуть?

Последняя фраза прозвучала более гневно и раздраженно, чем он хотел. Но по крайней мере Баба сжалилась над ним и села рядом, держа в руках медную кружку с зелеными разводами. Чудо-Юдо разжал пасть и выпустил бутылку вина, закатив глаза, хлопнулся на пол, а огромную морду положил на передние лапы; большой, мохнатый арбитр. Или может ему просто не терпелось развлечься.

— Полагаю, это было неразумно с моей стороны, ожидать от тебя этого, — сказала она немного задумчиво. — Но у меня нет волшебной палочки, которой я могла бы взмахнуть и заставить тебя думать, что я не такая странная.

Лиам почувствовал как уголки его губ поползли вверх.

— Ты, по большей части, странная совершенно прекрасным образом, — сказал он.

“Это облако смоляных волос, например, или эти удивительные янтарные глаза. Или как ты можешь задать жару, когда это и правда необходимо.”

— Просто, ну, у тебя столько секретов, которыми ты не можешь или не хочешь делиться, и способностей, которые я не понимаю.

Баба сделала глоток вина, на ее хмуром лице было задумчивое выражение.

— Наверно кое-что я могу тебе объяснить, но предупреждаю тебя, это довольно длинная история. И…запутанная.

Лиам положил руку на спинку дивана, подавляя позыв пропустить блестящие пряди цвета воронова крыла, находящиеся в нескольких дюймах от него, сквозь пальцы.

— У меня вся ночь впереди, — сказал он, салютуя ей пивом. — И я люблю хорошие истории.

— Я не уверена, что она будет вся так хороша, — сказала она серьезно. — Но она моя.

Она с минуту посидела молча, пытаясь определиться с чего же начать.

— Баба Яга — это скорее название должности, чем что-либо еще, — сказала она наконец. — Это освященная веками должность, которая зародилась в России и окружавших ее славянских странах, и постепенно распространилась по всему миру. Однако нас не слишком много, ведь эта работа требует всецелой преданности, также как и способности к магии, поэтому не так просто для каждой Бабы Яги найти себе ученицу, которую можно натренировать себе на замену.

— Также, — вклинился Чудо-Юдо, — все Бабы, как правило, ведут очень замкнутый образ жизни, и большинство из них не хотят, чтобы маленький ребенок путался под ногами и создавал беспорядок, — это прозвучало явно как чья-то цитата. — И поэтому некоторые из них откладывают это намного дольше чем должны бы.

— Маленький ребенок?

— Большинство Баб считают, что лучше начать тренировать как можно раньше, когда разум и дух наиболее пластичны, — пояснила Баба. — Моя Баба нашла меня в приюте, когда мне было около пяти. Меня подбросили, поэтому никто на самом деле не знал мой точный возраст. Но Баба, наверно, почувствовала что-то особенное во мне, некий потенциал для овладения некой силой, которая необходима в нашей работе, и взяла меня к себе.

Лиам был потрясен, хоть и пытался не показывать это. “Кто берет пятилетнего ребенка жить в лесу и тренирует ее, чтобы та стала ведьмой?”

Очевидно, он не особо преуспел в этом, так как Баба ему криво усмехнулась.

— Ты должен понимать, Лиам, русские приюты того времени были очень жестокими заведениями, где безжалостность и пренебрежение были обычным делом. Дети были одеты, имели крышу над головой и накормлены, хоть и скудно, но с другой стороны, практически никому до них не было дела. Это было очень давно, но я до сих пор помню, как я тряслась от холода, и не было ничего кроме грязно-серого одеяла, чтобы согреть меня, а еще меня постоянно будил если не пустой желудок, то пронизывающий холод.

Улыбка сползла как тень во время бури.

— Баба, по крайней мере, хорошо меня кормила, и делала все, чтобы мне было тепло и сухо. Только не в тех случаях, когда мы бродили по лесам и полям во время дождя и снега, что случалось частенько.

Она пожала плечами, и прядь волос, черная как ночь, скользнула по его руке, напоминая шелк.

— Она хотя бы была добра к тебе? — спросил Лиам, представляя маленького одинокого ребенка, устало бредущего за старухой, похожей на ту, что он встретил накануне, она с трудом несла огромную корзину, почти с нее ростом, которая была наполнена покрытыми грязью травами и грибами неопределённого вида.

Баба снова пожала плечами.

— Добрый, жестокий, я сомневаюсь, что она понимала разницу. Бабы живут долго, а моя дождалась почти конца своей жизни, чтобы взять воспитанницу. К тому времени она уже не очень разбиралась в человеческих эмоциях, как в выражении их, так и в их понимании. Она хорошо меня учила и обеспечивала безопасность; любовь никогда не входила в это уравнение. А проведя начало своей жизни в приюте, я немного знала о ней, чтобы ее ожидать.

Глоток вина скрыл некий спазм от эмоции, которую она очень надеялась, он не увидит — сожаление, быть может, или печаль.

— Я выросла без понимания основных принципов, которые делают человека человеком, — спокойно сказала она. — Знаю, что не особо хорошо лажу с людьми или завожу отношения. Мы часто переезжали, в Бабиной избушке на курьих ножках, мы ехали туда, куда ее призывали, или туда где ей хотелось быть.

Лиам протянул к ней руку и нежно коснулся щеки. Она на мгновение прижалась к ней, прежде чем отдалиться.

— Как для меня, так ты самый настоящий человек, Баба. И ты нравилась местным, пока Майя не начала компанию по твоей дискредитации. Белинде и Ивановым до сих пор нравишься. И только вчера Берти выкинула кого-то из своей закусочной за то, что тот посмел назвать тебя ведьмой в ее присутствии.

Баба посмотрела на него, быстро моргая.

— Правда?

Он кивнул и отдернул руку, как будто нечаянно коснулся солнца.

— Разве тебе не было одиноко, когда ты была ребенком?

— Не особо, — сказала она, садясь ровнее и скидывая ботинки. Чудо-Юдо пригнулся, когда один из них пролетел над его головой. — А-а, так-то лучше.

Лиам улыбнулся. Он находил удовольствие в том факте, что она ненавидит носить обувь, хотя и не мог сказать почему. Просто это было частью ее.

— Я проводила время с Всадниками, когда они приезжали к моей Бабе, и Кощеем, — легкий румянец окрасил на секунду ее щеки. — И, конечно, с Чудо-Юдо.

Лиам приподнял бровь.

— У каждой девочки должна быть собака. Даже если эта собака частично дракон.

Чудо-Юдо кашлянул и выпустил тонкую струйку огня, которая подпалила Лиаму ботинок.

— Мужик, я целиком дракон. Я только выгляжу, как чертов пес. Заруби себе на носу, лады?

— Я стараюсь, — сказал Лиам. — очень стараюсь.

Он посмотрел на Бабу.

— Итак, старая Баба вырастила тебя и научила тебя всему о травах, и м-м-м, всем прочим вещам?

— Магии, да, — она прикусила губу, пытаясь не рассмеяться. — Это не так уж и странно как тебе кажется. Больше похоже на научный предмет, который ты просто не достаточно изучил, чтобы понять.

Это на самом деле имело смысл для него пусть и немного извращенный.

— Ты имеешь в виду как физика? Никогда ее не догонял.

Улыбка наконец достигла ее загадочных глаз, смывая немного грусти из них.

— Я бы не беспокоилась об этом. Все равно большинство из того, что люди знают о физике не правда, — она указала на Чудо-Юдо. — Вся эта болтовня о законе сохранения массы? Каким макаром, дракон с десятифутовым размахом крыла мог стать питбулем, который лишь немного больше обычного? — она фыркнула. — Физика. Ага.

Лиам снова убрал волосы с глаз. Он не был уверен хорошо это или плохо, что он начал понимать Бабу.

— Есть ли что-то еще, что тебе нужно знать? — спросила она. — Я хочу, чтобы у нас больше не было секретов друг от друга. Я хочу, чтобы ты смог доверить мне помогать тебе.

Секреты. Он посмотрел вниз на свои ботинки, на одном из которых сейчас была большая подпалина, и подумал о тех вещах, о которых не рассказал ей. В особенности о Мелиссе. Правда была в том, что он не думал, что сможет когда-нибудь поверить другой женщине после того, через что прошел с Мелиссой. Даже той, из-за которой боролся сам с собой, чтобы не целовать ее каждый раз, когда был в двух шагах от нее. Он уже было открыл рот, чтобы что-то сказать; наградить как-нибудь за ее рассказ, для которого ей явно потребовалось много смелости, своим рассказом о себе.

— Наверное, пирога у тебя нет?

* * *

Баба подавила поднявшееся недовольство. “Она тут рассказывает ему историю своей жизни, а его интересует пирог? Серьезно?”

— Пирог? — сказала она, и искры опасно полетели от кончиков ее пальцев. — Ты сейчас хочешь пирог?

У него хватило наглости улыбнуться ей, и та, едва заметная ямочка промелькнула на щеке.

— Ну, а что, — сказал он практично, как будто ему не светило вот-вот быть поджаренным. — Нам нужно поддерживать наши силы, если мы завтра собираемся быть на выезде, и кто знает, на сколько дней затянется эта слежка за двумя детьми, на которых мы думаем, скорее всего, нацелилась Майя.

О!

— Означает ли это, что ты, в конце концов, решил мне поверить? — спросила она, и искры затухли сами собой.

Лиам вздохнул.

— Это означает, что я осознал, что доверял тебе с самого начала. Я просто позволил своему неприятию идеи волшебства и Иноземья и всему, что с этим связано, встать на пути моего здравого смысла и моих инстинктов.

В конце концов, это ведь на самом деле такая малость, — доверить ей помочь. Только при условии, что ему не придется доверить ей свое сердце.

Он огляделся в поисках места, чтоб поставить пустую бутылку из-под пива, но Баба заставила ее исчезнуть, щелкнув пальцами.

Лиам дернулся.

— Видишь... вот как это! Я никогда к этому не привыкну, — но он улыбался когда говорил это. — Ну, а теперь, как на счет пирога? Мне подойдут и печеньки или какое-нибудь мороженое, если у тебя нет пирога. Мужчины не могут жить только на хот-догах, знаешь ли.

— И собаки тоже, — добавил Чудо-Юдо, пытаясь выглядеть жалостливо. А это довольно сложно проделать для двухсот-фунтового пита, и не важно насколько он мил.

— Ладно, я проверю, — сказала Баба и поднялась, чтобы заглянуть в холодильник. — Ну что ж, пирог есть, — произнесла она, не особо удивляясь. — Но я надеюсь, вы не хотите к нему молока, так как оно у нас кончилось.

Лиам подошел, чтобы посмотреть, и расхохотался, увидев, наверно, несколько дюжин пирогов, стоящих друг на друге.

Чудо-Юдо издал полный отвращения звук.

— Они все с вишней. Ненавижу вишневый пирог.

— Прости, малыш, — сказала Баба, потрепав его по голове, затем слегка подвинула локтем несколько пирогов, чтобы убедиться, что бутылка с Живой и Мертвой водой все еще там.

Она с минуту изучающе разглядывала ее, а затем бросила взгляд на Лиама, который заставил его с тревогой спросить:

— Что?

— Ничего, ничего.

Она не могла ему прямо сказать, что она думала о том, что волшебная вода могла бы продлить его жизнь, и тогда он смог бы прожить ее с ней. Мечтать не вредно! Баба схватила один из пирогов и плюхнула его на стойку, затем вытащила несколько тарелок из Лиможского фарфора и серебряные вилки к ним. (прим. ред. — Лиможский фарфор — фарфоровые изделия произведенные в небольшом городке Лимож, Франция.)

Было слишком рано даже рассматривать такую возможность. Она, наверно, растеряла остатки разума. Просто когда он стоит так близко к ней, она практически ничего не соображает.

— Ну, если все, что есть это только вишневый, — сказал Чудо-Юдо, угрожающе рыча на холодильник из нержавейки, который в ответ показал его отражение в розовой пачке и с крыльями как у феечки, — то я пойду, выйду на свежий воздух и помечу территорию.

Он прошествовал к входной двери, и корчил ей рожи, пока та не начала медленно открываться с жутким скрипом, а затем резко захлопнулась за ним.

Баба проигнорировала это представление уже по выработавшейся привычке, не смотря на то, что на лице Лиама застыло ошеломленное выражение. Она спрятала улыбку за копной черных волос.

— Надеюсь, что ты любишь вишню, — сказала она, отрезая абсолютно равные кусочки и выкладывая их на тарелки. — Видимо, Эйрстрим был в настроении только для вишневого пирога.

Они вернулись на диван и сели рядышком, почти касаясь друг друга коленями. Лиам отправил наколотый на вилку кусочек в рот и издал звук блаженства, который заставил Бабу покрыться мурашками. Она даже не почувствовала вкуса от съеденного кусочка, так как отвлеклась, увидев как он прикрыл глаза, наслаждаясь кисло-сладким привкусом ягод.

— Знаешь, — сказал он, съев почти весь кусок, — я тебе немного завидую.

Баба непонимающе моргнула.

— Ты хочешь волшебный холодильник?

Она проглотила небольшой кусочек сверкающего красного наслаждения, слизывая сок с запачканного пальца.

— Ни за что. Я и так счастлив, имея обычные приборы, например, как мой заурядный тостер. Ты кладешь в него хлеб, получаешь тост; достаточно волшебно для меня.

Она сузила глаза глядя на тостер, который стоял на стойке, он иногда выдавал тосты (хотя не всегда того же вида, что ты положил изначально), но так же была вероятность того, что он выбросит бублик, намазанный маслом круассан или был один памятный случай с пастой Альфредо. “Блин, я чуть не поседела, пока отмыла его.”

— Я поняла твою мысль. Ну, а чему же ты тогда завидуешь?

Лиам обвел рукой Эйрстрим.

— Всему этому. Ты ездишь по стране; никаких корней, никаких привязанностей, постоянно какие-то приключения и знакомства с новыми людьми. Это, наверное, здорово, когда нет людей, которые постоянно тебя дергают, ожидая, что ты решишь все их проблемы за них, которые все о тебе знают, вплоть до того какое белье ты носишь: боксеры или брифы.

Баба изогнула бровь, и немного покраснела.

— Брифы. Но я не об этом.

Она улыбнулась.

— Но ведь именно это тебе здесь и нравится? Это твой дом. А решать проблемы других — твоя работа. Я думала тебе это тоже нравится.

“Она не будет думать о Лиаме, на котором из одежды только пара брифов.” Баба запихнула в рот еще пирога, чтобы хоть как-то отвлечься.

— По большей части да, — он вздохнул. — Когда Клайв Мэттьюс и окружной совет не стоят у меня над душой, а дети не исчезают направо и налево.

Из открытого окна послышалось уханье совы, а тень от крыла, казалось, скользнула по его лицу.

— Но я прожил здесь всю свою жизнь, — продолжил он, и стянул кусочек Бабиного пирога, так как свой он уже доел. — За исключением короткого пребывания в армии, когда был молод. Все знают меня, чем я занимаюсь, и думают, что знают, как мне следует жить. Ведь есть определенная свобода в анонимности, может, этому я и завидую.

Баба чем-то поперхнулась, может кусочком вишневой косточки. Или проблеском противоречащей всякому здравому смыслу надежды. В стене, выстроенной вокруг ее сердца, появились трещины, как если бы землетрясение сотрясло весь ее невидимый мир.

— Ты когда-нибудь думал о том, чтобы просто собраться и уехать? — спросила она, как бы между прочим. — Если они в любом случае собираются тебя уволить через пару недель, то тебя уже ничто не держит, ведь так?

— Одно время, пару лет назад, я серьезно рассматривал идею, чтобы уехать из города, — признал он.

Из-за сильного удивления у нее вырвалось:

— Правда? Как, что случилось?

Несмотря на текущий разговор, она не могла представить себе Лиама без Данвилла. Или, по правде говоря, Данвилл без него.

Он колебался, смотрел на свои руки, как будто мозоли на них были своего рода картой, которая может провести его через минное поле его воспоминаний.

— У меня был ребенок, — произнес он медленно и тихо. — Маленькая девочка. Она умерла. СВДС — знаешь, Синдром внезапной детской смерти. Это было … ужасно. Вот она живая, улыбается, сучит маленькими ножками и хватается за мой палец своими сильными маленькими ручками. И вдруг ее нет. Умерла в колыбельке. Меня даже дома не было, когда это случилось; был на вызове поздно ночью, пытаясь удержать какого-то пьяного засранца, чтобы он не разнес весь бар. (прим. пер. — внезапная смерть от остановки дыхания внешне здорового младенца или ребенка, при которой вскрытие не позволяет установить причину летального исхода. Иногда СВДС называют "смертью в колыбели", поскольку ей могут не предшествовать никакие признаки, часто ребёнок умирает во сне.)

На его лице было столько печали. В груди у Бабы все сжалось от боли.

Больше книг Вы можете скачать на сайте - ReadRoom.net

— Это уничтожило мой брак. И если быть честным, то почти уничтожило меня. Жалость — это было худшее. Все знали, и все сочувствовали, очень. И некоторое время, как раз в этот период, я думал о том, чтобы уехать, — он пожал плечами. — Единственное, благодаря чему я оставался в здравом уме, — это работа и люди, нуждающиеся во мне, именно они заставляли меня вставать каждое утро с постели. И поэтому я остался.

Баба осознала, что в какой-то момент его мучительного повествования, она взяла его за руки, или он взял ее. Нигде не было видно ни тарелок, ни вилок, хотя она и не помнила, как убирала их.

— Это чудовищно, — сказала она. — Не могу себе представить, каково это — потерять ребенка. Не удивительно, что тебя так сильно беспокоит, когда другие теряют своих.

Он поморщился, и она сильнее сжала его руки. Было так приятно их ощущать под своими пальцами: сильные, умелые, большие, но без неуклюжести. Она могла представить себе, как они чинят забор или бережно держат спасенного котенка. Или делают другие вещи, которые ей понравились бы гораздо больше.

— Время идет. Ты постепенно привыкаешь, — сказал он, садясь ровнее и убирая руки, чтобы он мог провести ими сквозь слишком отросшие волосы, убрав их с лица, и это явно начало становиться привычкой.

Она засунула свои руки под мышки, неожиданно почувствовав холод, затем отодвинулась от него и поджала ноги под себя.

— И все же, я понимаю, почему тебе хотелось сбежать, куда-то, где нет воспоминаний. И начать все заново.

Она уставилась на стену на другом конце комнаты, как если бы тамошний узор на обоях, вдруг стал более завораживающим, чем обычно, а нежно-розовый муаровый шелк хранил в себе все секреты вселенной, если только смотреть на него достаточно долго и при правильном свете.

— Знаешь, а ведь ты мог бы поехать с нами. Немного попутешествовать по стране со мной и Чудо-Юдо.

Лиам издал звук, словно из него выбили весь воздух; от удивления или удовольствия или тревоги, она не могла сказать наверняка.

— Как ты и сказал в тот первый день, почти каждый предмет мебели в Эйрстриме трансформируется в спальное место, — она обвела рукой, с небрежной легкостью, которую на самом деле не чувствовала. — Ну, а если бы ты собирался остаться с нами подольше, я бы даже могла создать для тебя дополнительную комнату. Уверена, что Чудо-Юдо понравилось бы вести беседы с кем-то помимо меня, — она пожала плечами. — Это могло бы быть весело.

Лиам снова нежно провел своей большой рукой по ее щеке, продолжив движение, он пригладил облако ее волос цвета воронова крыла, и этот жест был на удивление эротичным в своей простоте. На мгновение она решила, что он ее сейчас поцелует.

— Да, должно быть забавно, — сказал он, и в его голосе прозвучала нотка, похожая на сожаление. Но, возможно, это было только то, что она хотела услышать. — Звучит заманчиво. Но я не могу никуда ехать пока не верну этих детей домой, где они и должны быть, так или иначе я собираюсь заняться этим делом официально или нет. И несмотря на то, что этот город иногда сводит меня с ума, я думаю здесь мое место.

Баба натянула улыбку.

— Я так и думала. Это была просто дурацкая мысль. Я так долго прожила одна, сомневаюсь, что смогу выдержать кого-то еще рядом с собой, да еще и каждый день.

— Ты имеешь в виду, кого-то кто не линяет белой шерстью и не выдыхает огонь, — Лиам улыбнулся в ответ.

— Точно.

На мгновение он заглянул ей в глаза, а затем спросил неуверенно:

— Бабы когда-нибудь обустраиваются на одном месте? Перестают путешествовать и оседают?

Она фыркнула.

— Не совсем. Раньше, на Родине, когда нас было больше и на меньшей территории, у каждой Бабы был свой участок, за которым она присматривала. Ее избушка перемещалась внутри определенной границы, но никогда не заходила далеко, чтобы люди могли найти ее, если им это было очень нужно.

— Здесь же, — и она обвела рукой, обозначая всю страну, а не только трейлер, в котором они находились, — нас очень мало, и как правило мы отправляемся туда, где мы нужны.

— Разве это не затрудняет твою преподавательскую деятельность? — спросил Лиам. — Или это тоже часть обмана?

— Ха. Это больше прикрытие, хотя я и преподаю каждый раз, когда выпадает такая возможность. На самом деле мне это нравиться. Но я почти всегда в формальном отпуске; путешествую, исследую, собираю образцы.

Она указала на множество баночек и бутылочек и пучки всяких трав, рассованных по углам и в ящичках, подвешенных на чугунных крюках на стенах.

— На все Штаты только три Бабы, и поэтому мы едем туда, куда нас призовут. Вот так я и оказалась здесь.

— Да Боже ж мой! — воскликнул Лиам пораженно. — Неужели не будет более эффективно разделить страну на три части, и одна из вас возьмет на себя восточную часть, вторая — середину и третья — запад?

— Полагаю, что да, — сказала Баба, хмуря брови. — Никто и никогда не предлагал этого прежде. А на данный момент, двое из нас базируются в Калифорнии, и поэтому я не знаю, как мы решим, кто за какую территорию будет отвечать. — Она небрежно подернула плечом. — Кроме того, к чему беспокоиться? Все и так хорошо работает.

— Ну не знаю, — Лиам, подражая ей, ответил небрежным тоном как она ранее. — Я просто подумал, что, может, однажды ты захочешь где-то обосноваться. Разве Бабы так никогда не делают?

— Некоторые делают, — сказала она, подумав. — Обычно, когда тренируют следующую Бабу преемницу. Для маленького ребенка слишком тяжело вот так постоянно переезжать. И тогда другим Бабам приходиться брать на себя вызовы, которые пришли из далека. Честно, я никогда особо об этом не задумывалась. Всегда казалось, что еще не подходящее время.

Его ореховые глаза смотрели прямо в ее с минуту.

— Есть ли что-то, что может заставить тебя подумать об этом?

Каким-то образом ее руки опять встретились с его. Ее сердце так сильно билось в груди, как будто запертая птичка, пытающаяся освободиться. Цвет его радужки менялся от голубого к зеленому и затем серому, как океан, обещая приключения абсолютно отличные от тех, в которых ей доводилось бывать за всю ее долгую кочевую жизнь.

Затем он наклонился и поцеловал ее, его сильная рука обхватила ее лицо с удивительной нежностью и губы медленно заскользили по ее. Жар такой силы поднялся с низа живота и затопил всю ее, что, казалось, она очутилась в жерле вулкана, и раскаленная лава желания и страсти восстали в ней подобно всеразрушающей силе природы.

Она с энтузиазмом откликнулась на его поцелуй, почти рыча от радости, что, наконец, ощущает его в своих руках, может почувствовать как он улыбается под ее губами.

— Боже, я хочу тебя, — сказал он, отрываясь от нее и глядя потемневшими глазами. — Думаю, я хотел тебя с того первого дня, как увидел, ты стояла возле мотоцикла, вся в коже и твои удивительные волосы просто парили над плечами.

Он пропустил ее локоны сквозь пальцы, как будто это был драгоценный шелк из далеких стран. Его желание мгновенно воспламенило ее собственное, и она стянула свою рубашку через голову, любуясь его потрясенным и восхищенным взглядом, когда он осознал, что под ней ничего не было. Ну, а затем были только восхитительный хаос из страстных поцелуев, горячие ласки и громкие стоны, пока они исследовали потайные места друг друга, выясняя, где нежно, где твердо; где сладко, где солено; наслаждаясь каждой новой находкой.

В какой-то момент они скатились с дивана на пол, и именно там она, наконец, приняла его в себя, полностью погрузившись в ощущение этого чуда, их накрыло волной безудержной страсти, которая унесла их в свои воды, чтобы затем истощенных, после перенесенной бури, оставить в объятиях друг друга.

Чуть позже, оба были немного выведены из равновесия, ощущая неловкость из-за этой внезапной близости. Приведя себя в порядок, они сидели рядышком, пытаясь отдышаться и решить что сказать. Лиам уже было открыл рот, чтобы что-то произнести.

Но тут вдруг хлопнула дверь, и заскочил Чудо-Юдо, и начал отряхиваться, разбрызгивая воду везде вокруг себя, включая их двоих. Лиам подпрыгнул и отодвинулся от нее в другой конец дивана.

— Снова идет дождь, — сообщил пес.

Баба закатила глаза.

— Заметно, — сказала она едко. — Похоже, что ты половину принес на себе.

Чудо-Юдо посмотрел на них с надеждой, в которой сквозило любопытство.

— Надеюсь, я чему-то помешал, — и он поиграл меховыми бровями.

— Не смеши меня, — сказала Баба, вставая. — Мы просто разговаривали. По делу. И о пустяках.

Лиам поднялся.

— Уже поздно, — сказал он, стирая влажные брызги с руки. — Мне нужно идти. Поговоришь с Всадниками, чтобы присмотрели за теми пятью детьми? — Он протянул ей папку, которая каким-то образом упала на пол. — Давай ты возьмешь Кимберли, а я буду проверять Дэйви так часто, как только смогу без ущерба для остальной работы. Надеюсь, что несколько дней будет тихо.

Баба покачала головой.

— Сомневаюсь, что Майя будет долго ждать, чтобы сделать свой следующий ход. Не после всего того, что случилось.

Она прямо почувствовала этот приступ прозрения, который как вихрь проносится у нее в голове.

— Если бы мне пришлось гадать, то я бы сказала, что она начнет действовать в следующие день или два, — она скривилась. — И, скорее всего, попытается найти способ свалить всю вину на меня.

Лиам кивнул, мрачно соглашаясь.

— Нам нужно быть на чеку, — сказал он, в очередной раз, зачесывая волосы назад. — Особенно, если хотим застать ее врасплох.

Их глаза встретились, и он подарил ей широкую улыбку, что заставило материализоваться ярко-голубых бабочек за окном, но они остались незамеченными, так как улетели в дождливое ночное небо.

— Спасибо за пирог, — сказал он. — И за все. Я заеду завтра.

А потом он вышел.

Баба смотрела в открытую переднюю дверь, пока задние габаритные огни его машины не исчезли в темноте. Еще какое-то время ее сознание следовало за ним, рисуя себе фантастический мир, где она после поездки по вызову Бабы Яги, возвращается в маленький домик с приветственно-горящими окнами и кем-то, с кем можно поговорить, и кто не выдыхает огонь время от времени. В этом иллюзорном мире слышится смех ребенка, который гоняет с мячом и огромным белым псом.

Чудо-Юдо дернул ее за штанину и раздраженно сказал:

— Ты собираешься весь дождь сюда пустить? И я уже пять минут с тобой разговариваю. Где ты витаешь?

Она закрыла дверь, сожалея о своих глупых фантазиях, прошла к дивану и плюхнулась на него.

— Я просто обдумывала как мы будем ловить Майю, — солгала она.

— Ну да, ну да, — Чудо-Юдо плюхнулся рядом с ней, и положил голову ей на бедро. — Ты думала о красавчике шерифе. Но я не виню тебя. Если бы я не был драконом, и к тому же не самцом, я бы и сам запал на него, — он поднял морду и посмотрел на нее. — Ну и что ты собираешься с ним делать?

Баба вздохнула.

— Скорее всего что-то очень глупое.

— Прекрасно, — сказал Чудо-Юдо. — Давно пора. Никто не должен быть все время благоразумным. Даже Баба.

Глава 21

Баба перекинула ногу через блестящее кожаное сиденье БМВ и направилась в единственный продуктовый магазин в городе. Холодильник Эйрстрима был все еще забит прекрасными глянцевыми вишневыми пирогами — что, конечно, чудесно, но это не то, чего бы ей хотелось на завтрак. Поэтому она решила быстро смотаться в Данвилл и затариться, прежде чем поедет присматривать за малышкой Кимберли.

Она задела пожилую женщину с очень кудрявыми волосами невероятно оранжевого цвета, когда проходила рядом, и начала извиняться. Лицо женщины было переполнено гневом, когда она узнала Бабу, она ворча протолкнулась мимо, и пробормотала: "Есть же такие люди". Баба пыталась не обращать внимание, но почувствовала, как напряглась ее челюсть.

Идя с корзинкой между рядами, она держала голову высоко поднятой, но плечи были напряжены; она увидела мужчину, которого успешно вылечила от скверной инфекции личного характера, но он нырнул за угол, чтобы избежать встречи с ней. Хотелось бы верить, что это из-за смущения, а не из страха, что его увидят в ее компании, но она не собиралась тешить себя пустыми надеждами.

Единственное дружелюбное лицо, которое она увидела, принадлежало Джесси, которая помахала ей из отдела с хлопьями, прежде чем ее снова затянули в спор маленькие Труди и Тимми касательно достоинств Шоколадных шариков Какао Пафс против гранолы домашнего изготовления. В любом случае ее либо игнорировали, либо недобро смотрели. (CocoaPuffs — бренд зерновых хлопьев на завтрак с шоколадным вкусом -— прим.пер.)

Тихая фоновая музыка следовала за ней, а воздух благоухал ароматами свежеиспеченного хлеба и местных острых сыров. Она сразу полюбила этот маленький магазинчик, который держала супружеская пара, когда прибыла в город, и каждый раз искала повод чтобы сюда заехать, даже когда холодильник переставал баловаться. Тод, хозяин, вышел тогда поприветствовать ее, а его жена Джейн с пышными после материнства формами настояла, чтобы Баба попробовала домашнее печенье с кондитерского прилавка, укомплектовкой которого она занималась с энтузиазмом женщины, которая живет, чтобы всех накормить.

Но сейчас, когда Баба подошла к прилавку и поставила свои покупки возле кассы, чтобы работник пробил их, из подсобки выскочил Тод, обычно дружелюбный, сейчас он был неприветливым и чрезвычайно возмущенным.

— Тебе здесь не рады, — сказал он, грубо отталкивая парнишку-кассира со своего пути и сгребая все выбранные Бабой товары в корзину для мусора, как если бы она осквернила их одним своим прикосновением и их уже не спасти. — Тебе должно быть стыдно, приходить в этот магазин, где закупаются порядочные люди.

Его свирепый вид делал его похожим на монстра, которым он, очевидно, считал Бабу.

— Сюда же ходят дети. Убирайся. Убирайся прямо сейчас и никогда не возвращайся. И если не хочешь неприятностей, советую убраться и из города. Таким как ты здесь не рады.

Баба чувствовала, как маска равнодушия застыла на ее лице.

— Как пожелаете, — сказала она. — Я тогда пойду в другое место.

Он побагровел, начиная от воротничка до макушки лысой головы.

— Никто в этом городе не будет тебя обслуживать, — прошипел он. — Все уже знают кто ты. Ведьма. — Он выплюнул это слово. — Ты обманывала людей, чтобы они покупали у тебя фальшивые чудодейственные лекарства, а затем травила их ими. И все считают, что это не совпадение, что все эти жуткие вещи стали происходить после твоего приезда. Франклины, которые живут чуть ниже по дороге от меня, — их коровы перестали давать молоко без всякой видимой причины. Если они не будут продавать молоко, они потеряют свой дом, землю, все.

— Я этого не делала, — тихо сказала Баба, зная, что ее не будут слушать. — Я бы такого не сделала.

Когда-то добрый мужчина, вдруг вытащил бейсбольную биту из-под прилавка, которую очевидно держал там, на случай неприятностей. Он трясущимися руками направил биту в ее сторону.

— Убирайся из моего магазина! — завопил он.

Баба вышла не оборачиваясь. В любом случае аппетит у нее пропал.

***

Когда она вернулась в Эйрстрим, там по-прежнему были только пироги. Много-много пирогов.

— Напомни мне никогда не просить этот чертов холодильник о чем-то особенном снова, — сказала она Чуду-Юду. — Я действительно не горю желанием провести весь день, наблюдая за играющим ребенком, только с кусочком пирога в желудке.

— Это меньшая из твоих забот, — сказал Чудо-Юдо, и с намеком кивнул головой вглубь трейлера. — У тебя гость.

Ее сердце пропустило удар, пока она двигалась в сторону своей маленькой, но шикарной спальни. Может быть Лиам…, но нет, там ее ждал Кощей, который был прекрасен и расслаблен как всегда, комфортно лежа на ее постели, он опирался на насыщенно-красные и лазурные шелковые подушки. Только тот, кто знал его столь же хорошо как она, смог бы распознать напряженные мышцы и тени, залегшие в глубине его ярких голубых глаз. Что-то подсказывало ей, что это был не просто визит вежливости.

Отложил справочник трав в кожаном переплете, который листал, мужчина сказал:

— Ты как раз вовремя вернулась. Королева тебя вызывает.

Он взмахнул своими длинными ногами и поднялся с кровати. Быстро обняв ее, потащил в сторону шкафа, который вел в Иноземье.

— Я не могу так идти! — запротестовала Баба, указывая на свою простую футболку и черные кожаные штаны.

Кощей покачал головой, и вид имел весьма мрачный. Он дал ей минуту на переодевание, отвернувшись, хотя раньше никогда этого не делал.

— Королева не будет обращать внимание во что ты одета, — сказал он, когда она была готова, глядя на ручку шкафа так, что та протестующе пискнула и сразу открылась, являя туманный проход на другую сторону.

— Иноземье начало деформироваться. Мы потеряли целый кусок зачарованного леса этим утром. Сначала он там был, а потом не стало. Никто не знает что случилось с теми существами, которые были там в это время.

Внезапно он стал очень похож на воина, которым и являлся, когда добавил:

— Королева хочет ответов, и она хочет их прямо сейчас. Эта женщина Майя выводит своими злодеяниями из равновесия все Иноземье и это начинает проявляться.

Он пристально посмотрел на Бабу.

— Если собираешься искать этот неучтенный проход, лучше сделай это поскорее. Время Иноземья начинает иссякать.

* * *

Когда Лиам добрался до управления шерифа, надеясь, что ему удастся организовать патрули, чтобы быть свободным и присмотреть за домом родителей Дэйви, вместо этого он получил вызов на срочное заседание в совете округа.

Держа шляпу в руке, он стоял напротив дюжины враждебно настроенных людей и заставлял себя оставаться спокойным, пока слушал гневные разглагольствования Клайва Мэттьюса о том, как Лиам был замечен в компании известной преступницы, в то время как должен был быть на поисках бедных пропавших детей.

— Нет ни одного доказательства, что доктор Ягер совершила хоть какое-то преступление, — указал Лиам. — Ее биография на момент прибытия в Данвилл чиста, и с нее сняты все обвинения в случае с нападением на Майю Фриман. Все чем вы располагаете — это слухи и инсинуации, и в последний раз, когда я их проверял, в них не было состава преступления.

— Нет дыма без огня, — пробормотал предприниматель по имени Гарри Уилльямс. — Ты же не можешь сказать, что так много людей будут наговаривать на нее на пустом месте.

— Это именно то, о чем я и говорю, — Лиам пытался объяснять как можно терпеливей, несмотря на ярость, которая бурлила в нем.

Край его шерифской шляпы смялся под давлением его стиснутых пальцев, он заставил себя сделать глубокий вдох и ослабил хватку.

— Слухи есть слухи. Может их распространяет кто-то, кто имеет зуб на доктора Ягер. А может, это результат того, что город месяцами находился в стрессе, скорби и страхе, и просто ищет козла отпущения. Она пришлая и отличается от местных, и это делает ее легкой мишенью. Но это не значит, что женщина действительно совершила преступление.

Мэттьюс затряс своим толстым пальцем в опасной близости от носа Лиама.

— Послушайте меня, шериф, — извергнул он. — Твоя работа и так уже висит на волоске; не надо все еще больше усложнять, общаясь с женщиной, которая совершенно точно является проблемой. Я предупреждаю тебя ради твоего же блага. Некоторые собираются подавать на нее в суд за причинение вреда здоровью своими поддельными притирками. А округ собирается аннулировать разрешение на парковку в Долине Миллера.

— Как только мы найдем оформительные документы, — пожаловался кто-то.

— Да, да, — согласился Мэттьюс. — Как только мы найдем оформительные документы. И когда я выясню, кто вообще дал ей разрешение, полетят головы.

— Думаю не стоит на это обращать внимание, — сказал один из приятелей мэра. — Придется шерифу выкинуть ее из города, с разрешением или без. Эта женщина опасна.

Он так посмотрел на Лиама, как будто шериф был как-то ответственен за пропавший документ, его утреннее несварение, и, возможно, даже за высокие цены на газ.

— Она не сделала ничего противозаконного, — повторил Лиам, цепляясь за то, что осталось от его терпения, тем же способом как он держался за то, что осталось от его работы — зубами и с большим трудом. — Я просто не могу ходить и говорить людям покинуть город, потому что несколько жителей решили, что они им не нравятся.

— А почему нет, — проворчал Гарри Уилльямс себе под нос.

— Потому что вы наняли меня — поддерживать закон, — процедил Лиам сквозь зубы, — а не подстраивать его по мере необходимости.

— Ну, насколько я вижу, ты не справляешься ни с тем, ни с другим, — сказал Мэттьюс и его двойной подбородок возмущенно затрясся. — Я предлагаю тебе средство, которым ты пока еще можешь воспользоваться.

***

Позже тем же вечером, Баба вернулась к Эйрстриму после длинного, непродуктивного и разочаровывающего дня, потраченного на прятки возле дома Кимберли Чамберлин, возле ее детсада и потом опять возле ее дома. Ранее в тот же день ее отчитывали Королева и половина ее двора за то, что она до сих пор не нашла и не закрыла таинственный проход, и сейчас Баба очень надеялась столкнуться с Майей. Желательно на грузовике.

Но все прошло тихо сегодня. Баба убедилась, что родители девочки предприняли все возможные меры предосторожности; она не видела, чтобы ребенка оставили одного даже на секунду.

С другой стороны, так как они были супер бдительны, Баба была вынуждена использовать все свои уловки, чтобы не попасться. В какой-то момент ей пришлось целых два часа простоять в неудобном положении, прижавшись к дубу, стараясь слиться с деревом. Она даже боялась смотреть слишком близко в зеркало, в страхе обнаружить зеленые листочки, растущие в ее темных волосах.

Лиам заехал к ней на минуту по пути на работу и отдал ей мобильный, чтобы они могли связаться, в случае, если кто-то из них засечет Майю. Баба фыркнула своим длинным носом, держа маленькое пластиковое устройство двумя пальцами, как будто оно могло вдруг начать сочиться какой-то загадочной зеленой слизью.

— И что я должна делать с этой штукой? — спросила она. — Приделать ему крылья и отправить в полет за тобой? М-да.

Вместо этого она дала ему медальон, сказав повесить на шею и спрятать под рубашку, чтобы никто не увидел. Зачарованная монета, разломанная на половинки, позволяла каждому из них призвать другого. Он закатил глаза, но потом сдался и надел талисман.

Сейчас она достала свою половинку из-под зеленой футболки, которая была на ней (была ли она черной, перед тем как она вышла из трейлера сегодня… или может голубая? она не могла вспомнить) и посмотрела на нее. Медальон упорно молчал, и даже не впечатлился от ее тяжелого янтарного взгляда.

Ну и ладно, подумала она, поднимаясь по ступенькам Эйрстрима и ощущая невероятное облегчение, когда переступила его порог, почти как животное, вернувшееся к себе в логово. Она найдет чем перекусить, задерет ноги и сделает передышку на час, прежде чем вернется для наблюдения. Всадники уверили ее, что они смогут присмотреть за пятью детьми, которые являлись мишенью в меньшей степени, учитывая, что трое из них недалеко друг от друга в районе маленького городского парка.

Чудо-Юдо понюхал ее, когда она вошла, и лизнул руку - это самое близкое что может быть к объятиям.

— Тяжелый день? — спросил он, почесывая за ухом своей огромной задней лапой.

— Бесполезный день, — сказала она. — По крайней мере, был до сих пор. Здесь что-нибудь было?

— Я съел двух белок и скунса.

— Класс. Это объясняет запах дыхания.

Она постаралась незаметно вытереть место, куда он ее лизнул. Но, несмотря на это, она, пропустившая и завтрак, и обед, была почти готова послать его поймать что-то и для нее, но менее отвратительное.

Небольшая молитва богам, ответственным за независимо-мыслящие холодильники, наконец-то сработала, потому как открыв дверцу холодильника, она обнаружила, что ее приветствует цельная жареная курочка, демонстрируя хрустящую золотистую корочку и упругие бедра, напоминая танцовщиц из шоу Лас-Вегаса после дня, проведенного возле бассейна. Манящие холмы пюре привлекательного вида, расположенные на блюде рядом с курочкой; дикая морковь, которую она собрала во время своих походов за травами, чудесным образом появилась вновь. Свежее сливочное масло в хрустальной вазочке, казалось, ведет оживленный разговор с Живой и Мертвой водой, которые стоят позади, и специальной нежной ноткой стал оставшийся кусочек пирога.

— Вот это я понимаю, — воскликнула Баба, начиная все выкладывать из холодильника.

Ее желудок что-то одобрительно пробурчал.

— Не уверен, что сейчас удачное время для приготовления ужина, — сказал Чудо-Юдо предупреждающе, у нее из-за спины.

Он стоял на задних лапах и смотрел из окна на дорогу.

— Похоже, у нас компания. И я не думаю, что они едут к нам на ужин.

Баба неохотно закрыла холодильник, поглаживая его стальную поверхность, как будто заверяя его, что скоро вернется. Она взглянула поверх пушистого плеча Чуда-Юда, и стало ясно, что ее обещание, скорее всего пустое. Вереница машин продвигалась сквозь пыль по узкой и изрытой дороге во главе с огромным красным грузовиком на гигантских колесах, на боку которого слегка косо нарисован флаг Великобритании. Еще с дюжину грузовиков разных цветов и более скромных размеров, следовали за ним по гравийной дороге, слегка разбавленные несколькими внедорожниками и даже одним Фольксваген-жуком, пойманным меж двух больших грузовиков, как запятая в сложном предложении.

Для печальных Бабиных глаз это было похоже на радугу из железа, стали и пластика, вызванных яростью вместо отражающих свет призм.

— Ну отлично, — сердито сказала она. — Похоже у нас намечается вечеринка. А я не нарядилась.

— Думаю, твои боевые доспехи будут более полезны, — подметил Чудо-Юдо, как всегда все замечая. — Хочешь, чтобы я принес твой меч?

Для Бабы — это было сильным искушением. Она с удовольствием посмотрела бы на лица этих деревенщин, выскочи она из Эйрстрима, закованная в броню и размахивая огромной турецкой саблей над головой. Одно боевое улюлюканье и они все описаются пока будут вопя удирать. К сожалению, так как ей все еще нужно найти способ здесь жить, по крайней мере, пока не будут найдены дети, пугать местных сверх меры было бы не лучшим решением.

Какая жалость. А она так любила хороший боевой клич.

Вместо этого, она вынула из волос заблудившуюся веточку, отбросила их назад и пошла на встречу к непрошенным гостям. Футболка и кожаные штаны - придется обойтись только этим. Но, по крайней мере, на ней были ее "вышибающие дерьмо" ботинки.

Глава 22

Разнообразный ассортимент мужчин собрался на ее некогда бывшей лужайке. Некоторые лица она узнала, но многие нет. Но вот что она действительно узнала, так это безумие, охватившее возбужденную толпу, и оружие, которое они принесли с собой для поддержки. Она увидела, по крайней мере, три дробовика, большое количество бейсбольных бит и даже несколько пар вил. Как традиционно. Все, чего им не хватало, так это горящих факелов; вот с ними, было бы все просто как дома, в захудалых деревеньках Матушки России.

Когда она вышла наружу с Чудо-Юдо за спиной, раздался приветственный рев, похожий на рев раненого медведя. Дикий и беспощадный, бездумный, полный страха и ярости, он затопил ее животной силой, и это был один из самых пугающих звуков во вселенной. Толпа подняла руки, размахивая оружием в ее сторону, хотя на данный момент они пока не целились намеренно.

Были слышны отдельные возгласы, выкрикивали бессвязные угрозы и отвратительные непристойности. Высокие голоса нескольких женщин резали ей слух своей истеричностью, как злобные вороны, пытающиеся прогнать ястреба подальше от своих гнезд.

Один мужчина, крупнее и злее остальных, выступил вперед. Он явно был владельцем этого грузовика-мамонта, на нем была футболка с тем же логотипом, что и на его Шевроле, а многочисленные татуировки покрывали все видимые части его тела. Несильное послеобеденное солнце отсвечивало от его бритой головы и от длинной блестящей цепи, которая висела на его руке, размером с перчатку кетчера.

— Ведьма! — заорал он на нее, и звук его голоса заглушил другие, так что они казались всего лишь отдаленным шумом прибоя на скалистом берегу. — Прибыл твой не приветственный комитет. С нас уже достаточно твоих бесчинств в наших краях, мы намерены затащить твою задницу в твой расчудесный трейлер, и катись куда хочешь, но только не сюда!

Остальные заревели, соглашаясь с ним, и камень размером с кулак просвистел возле ее головы и врезался в Эйрстрим позади нее.

— Знаете, — сказала Баба светским тоном, — кидаться невежливо. Особенно в мой дом. Он становится очень раздражительным.

Здоровяк моргнул, сбитый с толку ее спокойствием.

— Слушай ты, потаскуха, — произнес он громко. — Мы сделаем все, чтобы до тебя дошло. Тебе здесь не рады. Все знают что это ты попортила животных и посевы, ты занимаешься каким-то колдовством и заставляешь людей болеть из-за того дерьма, которое продаешь. — Он угрожающе приподнял цепь. — Итак ты уберешься сама подобру-поздорову, или нам придется тебе помочь? Потому что в любом случае ты уезжаешь.

Баба вздохнула. Несмотря на их число, оружие и размеры их лидера, она не особо беспокоилась о своей безопасности. Она прикинула, что она и Чудо-Юдо смогли бы не напрягаясь выстоять и против толпы в три раза больше, и это не призывая Всадников. Но она не хотела никому навредить. За всей этой воинственностью и бранными словами, они просто люди, которыми умело манипулировали, и она не должна наказывать из за то, что их страх был превращен в гнев и направлен на нее.

С другой стороны, она не собиралась также позволять им себя запугивать. И чем быстрее они это поймут, тем лучше.

Сосредоточившись на своем разуме, она сконцентрировалась, посылая успокаивающие вибрации в заведенную толпу. Ожидая увидеть хоть какой-то эффект от этого, она пока попыталась донести хоть что-то до тех людей, которые выступили против нее.

— Леди и джентльмены, я не сделала ничего из этих вещей, честное слово, — произнесла она, пытаясь изображать святую невинность. Не лучшее ее амплуа, это точно, но стоило попытаться. — Некоторые и вправду заболели после употребления моих травяных препаратов, но шерифу удалось выяснить, что кто-то испортил лекарства. И если вы спросите людей, которые купили их, вы узнаете, что я всем вернула деньги и дала новые лекарства, которые им помогли.

Согласное бормотание нескольких голосов послышалось в толпе, что да, в самом деле, они это слышали в "У Берти".

— Но это не меняет того факта, что ты навела черные чары на жилища и скот людей, — прокричал их лидер.

И еще один камень пролетел мимо, врезавшись в окно, которое не только не разбилось, но и послало его обратно по той же траектории, по которой он и прилетел. Кто-то в толпе вскрикнул от боли, и Баба прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Но оглядев людей, у нее пропало малейшее желание веселиться, не смотря на ее ментальные попытки успокоить, они были все еще слишком возбуждены. Вот дерьмо.

— Вы и правда, пытаетесь мне сказать, что верите во все это? — спросила Баба, повышая голос. Позади нее Чудо-Юдо зарычал, выглядя опасно, как только может выглядеть огромный питбуль с острыми зубами. Мужчина, стоящий в первых рядах, начал быстро пробираться назад.

— Черная магия? Вуду? Злые чары? — она подняла руки. Посылая маленькие импульсы в облака над ней, пытаясь выглядеть при этом как можно безобиднее. — Да ладно, правда что ли? Вы ведь не можете на самом деле верить, что такое существует? Это реальная жизнь, а не какая-то сказка.

Конечно, ее реальная жизнь в некотором роде и была ходячей сказкой, но сейчас было не время попытаться объяснить им это. Черт, да никогда для этого не будет времени. Только не с этими людьми.

На мгновение ей показалось, что ее рациональные аргументы возымели действие. Несколько более-менее вменяемых опустили ружья, и сомнение набежало на их лица, как облака, которые временно закрыли солнце.

Но тут голос с задних рядов прокричал:

— Но кто-то же делает всю эту чертовщину! А ты единственная чужачка в этих краях сейчас, и все говорят, что ты ведьма! Я считаю, что это правда и хочу, чтобы ты уехала подальше от моей семьи!

Небольшой шквал камней, сопровождаемый гневными возгласами, просвистел слишком близко от ее головы, и все как один, толпа сделала несколько шагов вперед, ближе к Бабе, и подняла вверх свое разнообразное импровизированное оружие по уничтожению, с возобновившимся намерением сделать это.

"Ну все, — подумала Баба про себя. — Никаких больше хороших девочек. У меня был тяжелый день и я хочу свой чертов ужин."

Она сделала глубокий вздох и уронила руки, что могло выглядеть, так как будто она сдается, но на самом деле наводило на мысль, что она к чему-то прислушивается в небе над собой.

Багровые небеса разверзлись и разразились ледяным дождем, накрывая потоком всех: мужчин, женщин, грузовики, а также их бейсбольные биты. Гром гремел и рокотал высоко в небе, сопровождаемый зигзагообразными вспышками молний, превращая время от времени неожиданно темное предзакатное время в яркий полдень. Град обрушился на незащищенную кожу как шарики из дробовика, жаля и обстреливая толпу, пока те стояли, разинув рты, внезапная буря охладила их ярость тем способом, где не помогли более мягкие методы Бабы.

Здоровяк, возглавлявший толпу, пытался убеждать своих последователей, перекрикивая звенящий шум дождя и града, когда тот ударялся об Эйрстрим.

— Видите! Видите! Она ведьма! Хватайте ее!

Но он разговаривал со стремительно пустеющим полем, пока его друзья устремились сквозь ливень к своим грузовикам и внедорожникам, чтобы укрыться от непогоды. Хозяйка Фольксвагена-жука какое-то время боролась с откидным верхом, который был опущен из-за предшествующей жары, затем сдалась и поскакала к ближайшему грузовику, бросая маленькую машину застрявшей в грязи, и постепенно наполняющейся водой и градинами с горошину.

Баба и ее обвинитель стояли друг напротив друга с расстоянием в два фута, вода лилась так сильно, что она едва могла разглядеть его перекошенное и красное лицо. Медленно он позволил руке, держащей цепь, упасть, но еще минуту он стоял там, глядя на нее сквозь стену воды, затем показал ей средний палец на прощание и побрел в сторону своего грузовика-переростка.

Огромные колеса крутились в холостую, разбрызгивая вокруг себя огромные комья грязи, которые частично прилипали к грузовику, пока Бабе это не надоело, и решив, что на сегодня веселья уже достаточно, она дернула кончиком пальца и приподняла его. Две глубокие борозды наполнились голубым дымом от выхлопа грузовика, пока он с грохотом удалялся вслед за своими товарищами.

Недовольная и раздраженная, и не имея намерений повторять это все через час, Баба позволила буре продолжиться. Дождь с громом как нельзя лучше подходили к ее настроению. Может, ей повезет и весь округ смоет. Единственное, с чем ей еще нужно было разобраться, это проклятая дверь в Иноземье и водолюбивая Русалка. Она сможет справиться и с тем и с другим, и, наконец, распрощается с этим местом раз и навсегда.

***

Дождь загнал Лиама в сомнительное убежище — шаткая детская крепость, сколоченная из старых досок и нескольких кусков голубого брезента, и стоящая в углу заднего двора Дэйви.

Перед этим, забравшись на дуб, где хорошо просматривался двор, он наблюдал как Дэйви, его мама и мелкая гиперактивная такса коричневого окраса устроили пикник и часами играли под защитой высокого деревянного забора. Когда начался дождь, загоняя семью в дом, Лиам уже собирался уходить. Но когда он уже начал спускаться со своего высокого насеста, его пронзило это интуитивное ощущение, которое он как шериф со стажем, научился не игнорировать — тоненький голосок, твердил ему: "Не уходи, что-то плохое должно произойти."

Поэтому он подождал пока они разместятся дома, а затем начал аккуратно спускаться по длинной нависающей ветке, пока до земли не осталось совсем близко, чтобы спокойно спрыгнуть. И это навеяло на него мрачные мысли: если он смог это сделать, то и кто-то другой тоже сможет. Поэтому он спрятался в ближайшее укромное местечко — маленький форт — и наблюдал через окошко как мама Дэйви готовит им ужин на своей теплой и светлой кухне, и очень надеялся, что никто не найдет его, прячущегося в детском домике и не попросит у него объяснений, что он там забыл.

Дождь стучал по крыше этого не слишком водонепроницаемого сооружения, он капал Лиаму на шляпу и периодически ухитрялся стекать по шее и дальше за воротник его рубашки. И ему казалось, что вода уже проникла в его кости и желудок, который горько жаловался, когда миссис Тернер помешивала что-то на плите, и соблазнительный запах томатного соуса и тушеного на масле лука струился через открытое окошко.

Лиам уже почти убедил себя, что инстинкты его подвели, когда задняя дверь снова открылась, и показались пятилетний Дэйви со своей извивающейся собакой, которая немного помедлила, прежде чем устремиться в дождь к ближайшему дереву, чтобы пописать. Однако, закончив свои дела, уже промокшее животное не спешило вернуться домой.

— Тревор, вернись, — негромко позвал Дэйви, похлопывая по ноге, а затем издал звуки, которые по идее были свистом, но больше походило на шипение. — Ну же, мальчик! Ужин почти готов!

Собачка тявкала с неприкрытым неповиновением, учуяв какой-то более интересный для себя запах, не желая заходить внутрь, и игнорируя своего маленького хозяина, что свидетельствовало об уже установившемся поведении.

— Тревор! Тревор! — прошипел Дэйви собаке, а затем украдкой глянул через плечо на мать, которая что-то искала в буфете, который стоял в конце комнаты.

Даже через окно, Лиам мог видеть, как она сосредоточена на поисках чего-то в глубине шкафа, да так, что скрылась в нем наполовину.

Дэйви еще раз глянул назад и быстро побежал через двор, намереваясь поймать своего питомца и вернуть его в дом, прежде чем его мать обнаружит их отсутствие, и они оба попадут в неприятности.

Мальчуган побежал, скользя по мокрым листьям, и схватил извивающуюся таксу, крепко сжимая ее своими маленькими пухлыми ручонками. Лиам уже начал пытаться протиснуть поглубже свое слишком большое тело в этот слишком маленький форт, беспокоясь, что ребенок может его заметить, когда у него появилось ощущение чего-то неправильного. Клубящаяся серая тень трансформировалась в прекрасную блондинку, стоя почти вплотную к мальчику, который удивленно вскинул голову и посмотрел на нее, его голубые глаза были широко распахнуты, а рот открыт, в попытке позвать маму. Но тут Майя протянула ему что-то похожее на вращающийся, светящийся шар, — его яркий свет только слегка разгонял тот клубящийся туман, окружавший ее. Глаза ребенка тоже затуманились, становясь стеклянными, цвета неба на рассвете, а затем закрылись. Собака незаметно выскользнула из ослабевшей хватки и побежала, дрожа и скуля, прятаться под форт.

Лиам положил правую руку на пистолет, и вдруг его охватили сомнения. Она была слишком близко к мальчику, возвышаясь над ним. Это было слишком опасно, несмотря на то, что он стоял всего в двух шагах от этого существа, где она находилась, чтоб забрать свою последнюю жертву. Лиам вышел из форта, делая большой шаг в ее направлении.

— Отойди от ребенка, — сказал он низким, официальным тоном. — Отойди немедленно.

Майя подняла голову, пораженная его внезапным появлением, затем мелодично рассмеялась, чем вызвала появление мурашек у него на спине.

— И не подумаю, шериф, — произнесла она, вновь создавая светящийся шар, который зачаровал мальчика. — Я заберу и этого тоже, а вы останетесь здесь под дождем, и будете выглядеть еще более некомпетентным, чем всегда.

Она сократила дистанцию между ними, держа жужжащий шар света прямо перед его лицом. На мгновение он ощутил мир, словно далекое эхо, далекое и иллюзорное, как сказка на ночь. Но вдруг жжение медальона, висящего на груди, будто прервало заклинание, как рвется нить прядильщицы, отбрасывая ее обратно.

Майя колебалась несколько драгоценных секунд, пораженная неожиданным провалом ее магии, а Лиам вытащил электрошокер, который он держал за спиной, и выстрелил в нее 50 000 Вольт. Она упала на землю с убедительным стуком и спазмы сотрясали ее тело.

В этот момент мама Дэйви выбежала из дома с криком, руки Майи были крепко закованы в наручники у нее за спиной, сталь удерживала ее на месте в гораздо большем смысле, чем это было очевидно. Дэйви поднял голову: он выглядел ошеломленным и сбитым с толку, а его собака, Тревор, лаяла так громко, словно ставя себе в заслугу пленение врага.

Миссис Тернер с такой силой прижала к себе мальчика, что это грозило ему нехваткой кислорода, и слезы струились по ее щекам.

— О Боже, о Боже, — снова и снова повторяла она. — Мой малыш, о Боже.

Лиам похлопал ее по плечу, а затем поднял Майю на ноги, которая очень зло смотрела на него.

— Не волнуйтесь, миссис Тернер. Теперь все закончилось.

Но, конечно же, это было не так.

Глава 23

Лиам выехал на стоянку возле управления шерифа и тихо выругался. Кто-то очевидно прослушивал УКВ-сканер с настройкой на полицейские частоты, потому что было похоже, что половина города уже была там.

Он выбрался из машины и помог выбраться Майе с заднего сидения, ведь ее руки по-прежнему были скованы наручниками. Ее чудесные светлые волосы стояли дыбом, а на ее, некогда белоснежной, блузке было большое грязное пятно. В общем, выглядела она так, как будто ее пожевали и выплюнули. Но каким-то образом, несмотря на все это, она выглядела профессионально и уверенно. Лиам же напротив был помят и выглядел не самым достойным образом после того, как провел полдня, прячась на дереве. Это было так несправедливо.

С другой стороны, это ведь не на нем были наручники. И от этого он получал определённое удовлетворение.

Миссис Тернер и ее муж (который как раз вернулся с работы, чтобы застать жену в истерике, плачущего сына, мрачную Майю и Лиама) проследовали за шерифом и арестанткой в здание, через галдящую толпу. Миссис Тернер не отпускала Дэйви с тех пор как заполучила его назад на заднем дворе, а он только и был рад держаться за ее руку пока они проходили сквозь гул голосов, требующих ответов, которых ни у кого не было. Молли отчаянно пыталась сдержать толпу, состоящую в основном из членов совета (включая, конечно же, Клайва Мэттьюса, которого из-за этих новостей, очевидно, выдернули из-за стола, если судить по салфетке, засунутой в грудной карман), членов семей, чьи дети были похищены, и каждый офицер, кто не был официально на выезде. Глаза Лиама просканировали комнату на наличие Бабы, так как он был уверен, что она получила сообщение через медальон, который оказался с большим количеством функций, чем ему сказали. Но не было ни малейшего признака высокой, яркой женщины с черным облаком волос и пронзительными янтарными глазами.

А вот его секретарша бросилась к нему с криком радости.

— Шериф! Слава Богу, вы вернулись.

Она сверлила взглядом скованную Майю, но, приложив усилия, перевела внимание к волнующему ее вопросу.

— Все слышали, что вы поймали кого-то, кто попытался похитить еще одного ребенка. Это правда? — ее обычно милое лицо стало жестким, когда она посмотрела на задержанную. — Это она? Это она забрала всех этих бедных детишек?

Лиам кивнул.

— Похоже на то.

Он подошел к Тернерам.

— Ты не могла бы проводить Тернеров в мой кабинет, пожалуйста, и принеси им кофе или чаю, в общем, все что они захотят? Я собираюсь оформить мисс Фриман, а затем мне нужно получить официальное заявление от них.

Прежде чем Молли успела сделать хоть шаг, Клайв Мэттьюс и Питер Каллахан протиснулись вперед, похожие на Траляля и Труляля, только в разных костюмах. (Траляля и Труляля, Тилибом и Тарарам, Тец и Тик или Твидлдам и Твидлди(англ. Tweedledum and Tweedledee) в зависимости от автора перевода — персонажи книги «Алиса в Зазеркалье» Льюиса Кэрролла и английских детских стишков — прим. ред.)