Глава 11

Рэнсом чувствовал себя так плохо, что даже не в силах был притворяться храбрым. Он, спотыкаясь, прошел в ванную и опустился на колени. Его тошнило. В мутном полузабытьи он слышал за дверью голос Мадлен – она пыталась успокоить обитателей гостиницы, разбуженных утренним шумом.

Рэнсом смог наконец поднять голову. Из ниоткуда появилась смоченная холодной водой махровая тряпка. Он почувствовал прикосновение мягкой ткани у себя на лице. Потом ее убрали, и он увидел Мадлен. Она опустилась на колени рядом с ним, милые черты ее лица были искажены тревогой.

– Что же такое он тебе подсыпал? – спросила она, убирая волосы с его лба.

– Какие-нибудь снотворные таблетки или транквилизаторы, – с трудом ответил он. – Скорее всего украл у сеньоры Веракрус…

– Наверное, доза оказалась слишком большой.

– Меня всегда тошнит от этой гадости. – Рэнсом закрыл глаза.

Мадлен снова провела влажной тряпкой по его лицу и шее.

– Зачем он это сделал?

– Чтобы быть уверенным, что я не проснусь! – с раздражением ответил Рэнсом.

– Нет, я имею в виду, зачем ему понадобилось угонять машину?

– Ну, наверное, понял, что наконец-то предоставляется хорошая возможность, – пробормотал Рэнсом сквозь зубы.

– Какая возможность? – удивилась Мадлен.

– Я должен был догадаться! Он вел себя очень странно вчера вечером. Я должен…

– Да перестань, – оборвала его Мадлен. – Не можешь же ты всегда предвидеть поступки других.

– И все же…

– Не бери на себя постоянно ответственность. Расслабься, успокойся…

– Кто бы говорил… – Рэнсом устало посмотрел на нее и сказал уже более серьезным тоном: – Думаю, Мигель понял, что это был шанс уехать из Монтедоры, имея с собой деньги. Наверное, он заранее разработал план, как перевезет машину за границу, продаст, выручит нужную сумму и начнет новую жизнь где-нибудь в Штатах или в Канаде.

– И бросит свою семью? Ты же говорил, что он единственная их опора.

– Именно поэтому он и ждал до сих пор. Если бы хотел бежать один, сделал бы это уже давным-давно. Ему нужно было какое-то время, чтобы заработать денег, которых бы хватило на всех, да и машина стоит очень дорого. Я уверен, он заранее условился с семьей о встрече. Именно поэтому нам и пришлось ждать его вчера так долго, пока он ходил повидаться с семьей. Как только он узнал, что ему придется ехать куда-то далеко и в машине будем лишь мы с тобой, Мигель понял, что наступил его час. Поэтому и побежал быстрее домой, предупредить, чтобы они успели собраться.

– Но… Мне казалось, он привязан к тебе… – с грустью сказала Мадлен, все еще не до конца пришедшая в себя после случившегося. Она снова выжала мокрую тряпку.

Рэнсом взял ее у нее:

– Так и есть. Он сказал мне об этом вчера ночью, – и он приложил мокрую тряпку к затылку. – Черт побери, конечно, я не оправдываю воровство, но… Сама подумай, что бы его здесь ожидало? Он ведь всего несколько дней назад сказал: если в следующий раз кто-то вздумает стрелять в Веракруса и нечаянно промахнется… Его бы убили ни за что! Могу поспорить: Мигель решил смотаться в тот момент, когда узнал о теракте, который планировался Фронтом национального освобождения.

– Даже если бы он и остался жив, – подхватила Мадлен, – то рано или поздно первой леди понадобилась бы другая игрушка – другой юный мальчик, и тогда Веракрус жестоко наказал бы его за то, что он спал с его женой…

– А спать с ней он был вынужден – иначе как удержался бы на этой работе, лучшей из всего, что он мог тут иметь?

– Он мне нравился, – вздохнула Мадлен.

– И мне тоже. – Рэнсом, поймав руку Мадлен, сжал ее.

– Я понимаю: у него не оставалось выхода. Поэтому он и пошел на воровство.

– Знаешь, ты ведь тоже ему очень нравилась. Он сказал мне об этом.

– Вчера вечером?

– Да. Теперь-то я понимаю, что он извинялся передо мной за то, что собирался сделать. – Рэнсом тяжело вздохнул. – Черт, если бы он хоть когда-нибудь попросил меня о помощи! Но он никогда, ни разу…

На этот раз Мадлен сжала руку Рэнсома:

– Он не мог просить тебя. Поверь, твое уважение ему было нужно гораздо больше, чем помощь.

– Он еще говорил вчера о жалости, – пробормотал Рэнсом, – о том, что хуже жалости на свете может быть только одно – безнадежность.

Мадлен посмотрела на Рэнсома с нежностью и улыбнулась.

– Мигель умный и талантливый, и он всегда умел добиться того, чего хотел. Мне кажется, Господь ему поможет. Все у него будет хорошо, не волнуйся.

– Дай-то Бог…

Скривившись от боли – все тело болело после ночи, проведенной на жестком стуле в баре, – Рэнсом медленно поднялся на ноги. У него еще кружилась голова, и он решил принять ледяной освежающий душ. А потом уже решать, что делать дальше.

– Знаешь, в другое время я пригласил бы тебя под холодную воду вместе со мной, – обратился он к Мадлен. – Но, пожалуй, сейчас это будет для тебя весьма сомнительным удовольствием.

Мадлен рассмеялась и вышла из ванной.


Приготовив кофе, Мадлен сидела внизу и ждала, пока появится Рэнсом. Наконец он спустился. Он был очень бледным, глаза казались неестественно большими от темных кругов под ними. Он имел вид крайне несчастного, но тем не менее понимающего, что ему делать, человека. Мадлен знала, что Рэнсому будет очень не хватать Мигеля, и как бы она ни пыталась его утешить, это вряд ли поможет. Знала она и то, что гордость Мигеля никогда не позволила бы ему просить Рэнсома о помощи. Они были очень похожи. Только сейчас Мадлен пришло в голову, что Мигель напоминал ей ее непредсказуемого телохранителя, – за его сексуальной привлекательностью и обаянием скрывалась сильная, ответственная личность. Обладающие острым, сразу улавливающим самую суть происходящего умом, и тот и другой способны на смелые и неожиданные решения. У обоих развита интуиция, и оба болезненно чувствительны к мелочам, хотя часто скрывают это от окружающих.

Мигель скорее всего и не надеялся, что Рэнсом когда-нибудь простит его за предательство, – однако Мадлен чувствовала, что Рэнсом уже простил. Живи они в каком-нибудь другом мире – эти двое могли бы быть близки, как братья. Однако личность Мигеля в большой степени сформировала беспросветная нищета, а характер Рэнсома – огромные возможности, лежащие перед ним, и невероятное стремление к достижению поставленной цели.

Мадлен налила Рэнсому крепкого кофе и жестом, пригласила его сесть.

– Если я правильно поняла сеньора Гутиерре, достать в Дорагве машину напрокат будет очень непросто, – объявила она без всякого вступления.

Рэнсом задумчиво посмотрел на нее:

– Если дорога, ведущая к твоему ранчо, так же разбита, как и та, по которой мы добирались сюда вчера ночью. Господи, как же Мигель доберется до границы? Надеяться ему не на кого.

– Не бойся, он придумает что-нибудь. Ты бы точно придумал. – Увидев, что Рэнсом не слишком понял, какая между ним и Мигелем связь, Мадлен решила пока не вдаваться в подробности: – Так о чем ты говорил?

– А, да. – Он порылся в карманах, ища сигарету. – Нам придется позвонить Веракрусу. И рассказать обо всем, что произошло.

Мадлен понимала, что Рэнсом хочет дать Мигелю время, чтобы тот смог отъехать как можно дальше.

– Мигель предвидел это.

– Должен был предвидеть. – Рэнсом нахмурился, глубоко затянулся и продолжил: – Надо сказать Веракрусу, чтобы он прислал нам машину, которую ты зарезервировала в агентстве. Нам ведь нужно что-то надежное – дороги там могут быть ужасные, а если снова пойдет дождь… Веракрус заплатит водителю, который доставит нам машину. Я постараюсь убедить его, что это наименьшее из того, что он может сделать.

– Хорошо. – Мадлен поняла, что в Дорагве они застряли еще по меньшей мере на день, однако выбора не было. Даже если бы им и удалось найти у местных фермеров хороший автомобиль, чтобы съездить на нем на ранчо, им ведь надо будет вернуться в столицу. Рэнсом прав – надо вызывать машину через агентство.

– Пойду позвоню, – без особого энтузиазма сказал Рэнсом.

Мадлен положила руку ему на плечо:

– У тебя ужасно уставший вид. Пойди приляг, может, даже уснешь… Я сама позвоню Веракрусу.

Рэнсом заколебался:

– Но ведь я лучше тебя говорю по-испански.

– Зато у меня лучше манеры. – Видя, что он готов уступить, Мадлен продолжила: – Сеньор Гутиерре поможет мне дозвониться до президентского дворца, а там, в канцелярии, кто-то обязательно говорит по-английски.

– Ну хорошо, – согласился Рэнсом. Повернувшись, он начал подниматься по лестнице – казалось, от его прежней грации не осталось и следа.

Мадлен смотрела на него с беспокойством и удивлялась тем чувствам, которые он в ней пробуждал. Это же смешно – она хочет его защитить! Она ведь в жизни не встречала никого, кто бы нуждался в защите и покровительстве меньше, чем Рэнсом. Вряд ли он бы обрадовался, начни она опекать его как маленького. Какому нормальному телохранителю это понравится?

Теперь Мадлен представляла, как он был оскорблен, когда, проснувшись после фантастической любовной ночи, проведенной с незнакомой блондинкой, обнаружил, что она исчезла, даже не попрощавшись. Как глупо все тогда получилось! После такого начала как же можно… Растерянная, взволнованная от собственных мыслей, Мадлен пошла искать сеньора Гутиерре – пора было звонить во дворец.

Хозяин был рад помочь своим изысканным гостям, даже несмотря на шумную сцену, которую устроили они сегодня утром. Еще он был весьма польщен: ведь надо связаться с самим президентом! Хотя телефонную связь со столицей уже восстановили после вчерашнего шторма, все же дозвонились они не сразу – несколько раз набранный номер срывался и приходилось все начинать сначала. Наконец во дворце ответили, что президент Веракрус сейчас занят – уехал на специальные консультации с Эскалантом в штаб сегуридоров. Поэтому Мадлен пришлось говорить с его личным секретарем – интеллигентным молодым человеком с мягкими манерами, хорошо говорящим по-английски. Он внимательно ее выслушал, записал информацию для передачи президенту, выразил удивление, узнав о «странном» поступке их шофера, и обещал передать все Веракрусу.

– Мы находимся в гостинице в Дорагве! – закричала Мадлен в трубку: начались помехи и стало плохо слышно. – Город Дорагва!

– Дорагва? О да, я знаю это место. Наши войска стоят там.

Поблагодарив секретаря за помощь, Мадлен повесила трубку и заплатила сеньору Гутиерре за звонок. Затем, чувствуя, что ей совершенно нечем заняться, она предложила сеньоре Гутиерре сопроводить ее на рынок – та как раз собиралась за покупками. Взяв с собой корзину и две сумки из грубой шерсти, они направились по грязной улице, ведущей на центральную площадь. Женщины шли мимо роскошных, однако уже порядком запущенных особняков, которые давали наглядное представление о прошлом Монтедоры. Ночью накануне Мадлен не видела вокруг ничего, кроме ливня, грязи и джунглей, – теперь же она заметила солдат. Кто-то из них стоял в карауле, кто-то сидел в местном кафе, а еще несколько охраняли особняк, принадлежащий губернатору. Хотя президентских военных здесь ненавидели меньше, чем сегуридоров, однако их тоже не слишком-то приветствовали. Большинство солдат мечтали только как-то выжить и получить хоть небольшие деньги. Впрочем, находились и такие, которые использовали военный мундир для того, чтобы всячески притеснять гражданских. И остановить этот произвол было некому.

Мадлен, увидев, что почти все обращают на нее внимание, решила, что Рэнсом рассердится, когда узнает, что она пошла погулять одна, без него. Через несколько минут ее остановили двое солдат и потребовали, чтобы она предъявила им свой паспорт. Мадлен, достав паспорт из крохотной сумочки, послушно протянула его им. Они долго рассматривали ее фотографию и изучали документ. Все это время сеньора Гутиерре смотрела на них так, будто хотела задушить собственными руками. С десяток зевак внимательно наблюдали за происходящим издали.

Мадлен чувствовала себя совершенно спокойной, до тех пор пока один из солдат не потребовал, чтобы она показала ему наличные деньги.

Por que? – холодно спросила она. – Зачем?

Она не все поняла из того, что он ей ответил по-испански. Им якобы надо удостовериться в том, что у нее достаточно денег, чтобы содержать себя, а не искать здесь работу и не отбирать хлеб у жителей. Сеньора Гутиерре сжала руку Мадлен, призывая ее вести себя с солдатами с максимальной осторожностью. Держась холодно и высокомерно, Мадлен сказала на плохом испанском, что она личный гость президента этой страны и приказы ей не очень-то нравятся. Да и сеньору президенту они вряд ли понравятся, подчеркнула она.

Солдаты заколебались, и наконец вмешалась сеньора Гутиерре. Тут уже Мадлен окончательно потеряла нить повествования – по отдельным понятным ей словам она догадалась, что солдаты хотели забрать у нее деньги, однако их остановило то, что Мадлен была личной гостьей президента Монтедоры.

В конце концов солдаты с сожалением отошли от них, и женщины смогли продолжить путь. Мадлен с облегчением вздохнула и крепче сжала руку своей спутницы, когда они вышли на рыночную площадь. Только в толпе сеньора Гутиерре с неодобрением отозвалась о жадности здешних солдат.

Местные жители пожимали Мадлен руки, кто-то сказал, какие у нее красивые волосы, старик торговец подарил американке цветок и погладил по щеке. Приветливое, дружественное отношение к ней простых людей подтвердило еще раз: настоящая Монтедора – это не жадные правители и не подлые вояки, готовые обчистить беззащитных до последнего гроша. Нет, настоящая Монтедора – простые, приветливые люди, бесконечно страдающие от нищеты и бесправия. Мадлен чувствовала к ним сострадание.

Она и сеньора Гутиерре довольно долго ходили от одного прилавка к другому, узнавая цены и торгуясь. Потом они зашли в банк. Мадлен осталась ждать сеньору снаружи, охраняя сумки с покупками. Несмотря на то что она стояла в тени, ей было ужасно жарко и хотелось пить. У нее слегка начинала кружиться голова. К тому времени когда они вернулись наконец в гостиницу – в два часа пополудни, – Мадлен совершенно обессилела.

Едва они ступили на порог, как к ним бросился Рэнсом.

– Господи, где тебя носило? Я чуть с ума не сошел! – закричал он.

– Ходили за покупками, – спокойно ответила Мадлен, проходя мимо него, нагруженная тяжелыми сумками. – А ты, чем кричать, лучше бы помог.

– Ходили за покупками? – перепросил он, не замечая ее просьбы. – За покупками?!

– Да. Ты, надеюсь, знаешь, что такое покупать. Это значит обменивать деньги на товары.

– Почему ты пошла без меня? – не успокаивался Рэнсом.

– А тебе, я смотрю, получше… – Мадлен оставалась спокойной и невозмутимой.

– Слушай, Мэдди, ты слышишь, что я тебе говорю?

– Да, конечно. Отлично слышу.

– В следующий раз я прошу тебя никуда – слышишь, никуда! – без меня не ходить!

– Хорошо, – вдруг рассердилась Мадлен и поняла, что переволновалась из-за встречи с солдатами. Напряжение только сейчас отпустило ее. Она повторила: – Хорошо.

Сеньора Гутиерре рассмеялась, глядя на выражение лица Рэнсома, и пробормотала что-то себе под нос об «этих мужчинах и их вечно глупых требованиях». Она хотела взять у Мадлен сумки и сама донести их на кухню, но Мадлен не уступила – ее с детства научили помогать старшим. Когда она вернулась из кухни в бар, Рэнсом, кажется, решил с ней помириться.

– Я проголодался, – заявил он. – Как там у вас насчет ленча?

– Если тебя устроит двадцать фунтов сырого лука и моркови…

– Я правда хочу есть. Ладно, ты звонила Веракрусу?

– Говорила с его личным секретарем, – ответила Мадлен и пересказала вкратце разговор.

– Хорошо. Думаю, еще раз позвонить во дворец не повредит. Просто чтобы удостовериться, что о нас не забыли.

Мадлен кивнула и направилась вверх по лестнице, к ванной, – чтобы смыть грязь и пыль. Когда она вернулась, то увидела, что Рэнсом в беспокойстве ходит взад-вперед по веранде.

– Во дворце никто не отвечает, – сказал он, глядя в окно на густые джунгли, которые начинались в сотне ярдов от гостиницы.

– Не отвечает? – Мадлен нахмурилась. – Довольно странно.

– Странно – не то слово! Особенно для Монтедоры.

– Может, просто барахлит телефонная линия? – предположила Мадлен.

Рэнсом мрачно покачал головой:

– К сожалению, нет. Я спросил у городского телефонного оператора – линия работает. А во дворце никто не подходит к телефону.

– Но в президентской канцелярии установлено круглосуточное дежурство. В конце концов, ведь это же центр национального правительства, – поразилась. Мадлен. – Как же…

– Не нравится мне все это, – подытожил Рэнсом.

– И что ты…

– Давай-ка включим радио!

Рэнсом направился к стойке бара. Мадлен последовала за ним. Рэнсом включил старенький радиоприемник, настроенный на одну из правительственных радиостанций. Мадлен, не понимающая абсолютно ничего из репортажа, ведущегося по-испански, попросила Рэнсома перевести.

Тот покачал головой:

– Ничего особенного. Надо активнее привлекать иностранные кредиты для развития сельского хозяйствам

– Какая чушь! Если здесь что и развито хорошо, так это сельское хозяйство… И ни в каких иностранных инвестициях оно не нуждается.

– А-га… – машинально подтвердил Рэнсом.

Поняв, что он ее не слушает, погруженный в собственные мысли, Мадлен замолчала и присела у стойки бара. Через несколько минут Рэнсом поднялся вверх по лестнице и скоро возвратился, неся в руке свой небольшой приемник. Он настроил его на какую-то американскую радиостанцию и подкрутил громкость – так, чтобы было слышно Мадлен.

Спустя примерно час сеньора Гутиерре объявила, что ленч готов. Стол накрыли на веранде, однако Рэнсом, не желая уходить далеко от телефона и радио, попросил, чтобы ленч подали прямо в бар. Сеньор Гутиерре поинтересовался причинами его желания, а поняв, в чем дело, тоже решил есть в баре.

Увидев, что Рэнсом почти не притронулся к еде, Мадлен напомнила, что, после ночного отравления, ему обязательно нужно что-то съесть, иначе не будет сил. Рэнсом с неохотой согласился и, съев треть порции, поднялся, чтобы снова позвонить в президентский дворец. Однако и на сей раз ему никто не ответил.

Многострадальные жители Монтедоры были уже в течение довольно долгого времени недовольны своим правительством, и поэтому свержение настоящего режима не явилось бы неожиданностью. Однако в репортажах не говорилось, что столица атакована мятежными войсками. Но телефон во дворце Веракруса почему-то молчал.

Решив выяснить, что думают его друзья по этому поводу, сеньор Гутиерре надел шляпу и отправился на главную площадь города, где старики собирались в пивной выпить кружку-другую пива и обсудить друг с другом последние новости. Мадлен с Рэнсомом не отходили от радиоприемника.

Старик вернулся через час необыкновенно возбужденный и начал что-то быстро говорить Рэнсому по-испански. По встревоженному выражению лица Рэнсома Мадлен поняла, что новости не слишком хороши.

– В чем там дело? – с нетерпением затеребила она Рэнсома.

– Солдаты всех разогнали по домам. Объявлен комендантский час до завтрашнего утра.

– Что?

До смерти напуганный, сеньор Гутиерре поспешил на кухню, чтобы сообщить последние новости жене, дочерям и невестке. Его сын и двое маленьких внучат вместе с двумя постояльцами вышли к нему, удивленные и встревоженные. Через несколько минут возле радиоприемника яблоку было негде упасть, однако там передавали мало кому сейчас интересные новости про положение дел в сельском хозяйстве Монтедоры, изредка перемежая репортаж сообщениями о благотворительной деятельности первой леди.

– Ничего не понимаю, – прошептала Мадлен Рэнсому.

– Я тоже, – вздохнув, признался он. – Однако что-то здесь не так.

– Но почему…

– Ш-ш-ш! – Рэнсом сделал радио погромче.

В комнате воцарилась мертвая тишина – трансляцию сельскохозяйственной программы внезапно прервали. Все внимательно вслушивались: что же будет дальше?

Наконец раздался спокойный мужской голос. Мадлен, не разбирающая ни единого слова из быстрой испанской речи, с нетерпением ждала, пока Рэнсом переведет ей услышанное.

Когда он наконец заговорил, вид у него было довольно озабоченный.

– По всей стране объявлен комендантский час – как в Дорагве.

– Господи! – Голос Мадлен задрожал. – Выходит, президентский дворец атакован?

– Не знаю. Никаких объяснений – объявлен комендантский час, и все.

– Но это же значит…

– Да ничего это не значит! – раздраженно воскликнул Рэнсом. – Это может значить, что у президента Веракруса приступ аппендицита или что на него совершено очередное покушение и так далее. В этой нестабильной, страшной стране всего можно ожидать в любую минуту, Мэдди…

Мадлен с трудом проглотила комок в горле и кивнула. Рэнсом прав – Монтедора живет по иным законам, нежели те, к которым с детства привыкла Мадлен. Поэтому торопиться с выводами пока не стоит.

– Давай сохранять спокойствие, договорились? – обратился к ней Рэнсом. Голос его был мягким, успокаивающим…

– Постараюсь.

Рэнсом улыбнулся в ответ:

– В этом я нисколько не сомневался, – и к ее большому удивлению, поцеловал ее в лоб.

Все внутри ее словно загорелось, и она подалась навстречу его спокойной ласке – теплу его губ, сильной и нежной руке на ее запястье, смеющимся глазам. И снова – что-то непонятное, необузданное внутри ее дало о себе знать. Она почувствовала страстное, непреодолимое влечение к Рэнсому и… отскочила от него.

Глаза Мадлен слегка затуманились от неожиданного желания, порыва настоящей страсти, которую она сейчас с трудом могла утаить от окружающих. К ее удивлению, лицо Рэнсома оставалось спокойным и невозмутимым – либо он к ней больше ничего не чувствовал, либо хорошо владел своими эмоциями.

– Прости, – произнес он холодным тоном. – Я обещал к тебе не прикасаться. Этого больше не повторится.

Повернувшись к ней спиной, Рэнсом снова подошел поближе к радио, а Мадлен стало неловко и стыдно.

Сеньор Гутиерре открыл бутылку виски и предложил присутствующим выпить, для того чтобы немного успокоиться. Рэнсом закурил. Мадлен, не замечая любопытных взглядов, которые бросали на нее внуки Гутиерре, взяла стул и села у окна. Ей хотелось немного побыть одной, разобраться в собственных чувствах.

Она испугалась – гораздо сильнее, чем могла признаться себе. Да и есть отчего испугаться. Они с Рэнсомом находились в самом центре хаоса – в стране, где каждую минуту можно ожидать всего, чего угодно. Она не имела ни малейшего представления о том, что происходит в президентском дворце и как это может отразиться на ее судьбе. Впервые за долгое время Мадлен поняла, как живут жители этой несчастной страны – в неопределенности и страхе, ожидая самого худшего в любой момент. Впервые за свою жизнь она почувствовала себя абсолютно беззащитной. Отвратительное чувство!

Впрочем, Мадлен знала: она должна держать себя в руках, что бы ни происходило. Если она хоть на минуту позволит собственному страху одержать над ней верх – она пропала. Надо собраться… Нельзя становиться обузой для Рэнсома. Нет, ни за что на свете она его не подведет. О причине такого отношения к нему она предпочитала пока не задумываться.


***

Мадлен увидела их первой – она ведь сидела у окна. Четверо вооруженных солдат и с ними какой-то офицер. Они быстро подошли к зданию и вошли внутрь.

Напуганный столь неожиданным вторжением, сеньор Гутиерре призвал на помощь всю свою храбрость и выдержку и приветствовал их, поднимаясь навстречу. Он представился им как владелец гостиницы и спросил, чем может служить.

Офицер что-то тихо сказал одному из солдат, и тот кивнул. Мадлен узнала его – он требовал у нее утром показать наличные деньги. Сейчас он вытянул руку и показал прямо на нее. Офицер, окинув ее беглым взглядом, что-то приказал солдатам.

К ужасу Мадлен, двое солдат подошли к ней, скрутили руки и потащили к двери. Упираясь и не понимая, в чем дело, она заговорила по-английски:

– Постойте, что вы делаете? Я же ничего… – и осеклась, поняв, что солдаты ее не понимают.

В этот момент дорогу им преградил Рэнсом. Он заговорил с ними на испанском, который вдруг стал намного хуже и сбивчивее, чем раньше… Солдат, стоявший рядом с офицером, направил на него ружье, приказывая замолчать. Рэнсом побледнел.

Но сам офицер, по-видимому, был не прочь пообщаться со смелым американцем. Положив Рэнсому руку на плечо, он усмехнулся:

– Меня зовут капитан Морена. Можете говорить по-английски.

– Здесь, вне всяких сомнений, какая-то ошибка, – торопливо начал объяснять ему Рэнсом. – Эта леди – американка, и она не сделала ровным счетом ничего дурного.

– Ошибки нет, – ответил Морена. Голос его был жестким и холодным, а лицо не выражало никаких эмоций.

– Но за что вы ее забираете? – возмутился Рэнсом.

– Так нужно, – последовал спокойный ответ.

– Но ведь не можете же вы арестовать женщину просто так… – начал Рэнсом, однако Морена перебил его:

– А кто ты, собственно, такой, чтобы указывать, что я могу, а что нет?

Рэнсом решил поменять тактику:

– Конечно, капитан, вы абсолютно правы. Я так беспокоюсь за эту женщину, что иногда забываю элементарные правила хорошего тона. Видите ли, ее отец поручил мне заботиться о ней, и…

– Почему у тебя с собой оружие? – Морена указал на кобуру, прикрепленную к поясу Рэнсома.

Еще один солдат наставил оружие на Рэнсома.

– Ох, пожалуйста, не делайте ему ничего плохого! – взмолилась Мадлен, которую все еще держали за руки двое здоровенных солдат. – Пожалуйста, прошу вас…

– Кто дал вам разрешение на ношение оружия в нашей стране? – повторил Морена ледяным голосом, не замечая жалобного голоса Мадлен.

– Его светлость президент Веракрус, – спокойно ответил Рэнсом. – Вот здесь, у меня в кармане, все необходимые бумаги, подписанные самим президентом. Хотите взглянуть?

Капитан сделал знак одному из солдат – тот подошел и выхватил у Рэнсома из рук документы, а заодно и револьвер. Бумаги он отдал Морене, револьвер разрядил и передал другому солдату. Пока Морена внимательно вчитывался в документы, двое солдат обыскали Рэнсома, сопровождая свои действия грубой руганью, которая напугала Мадлен еще больше. Рэнсом оставался абсолютно спокойным, более того, он никак не отреагировал на то, что у него забрали паспорт и деньги. Револьвер «смит-вессон», пристегнутый к ноге, привлек особое внимание военных. Это было необычайно красивое оружие, что признавала даже Мадлен, обычно равнодушная к подобным вещам. Между двумя солдатами разгорелась ссора – они никак не могли договориться, кто из них заберет у Рэнсома револьвер. Их остановил грозный окрик Морены. Он отнял у своих подчиненных «смит-вессон», осмотрел его с видимым удовольствием и безо всяких слов сунул к себе в карман. После этого победоносно взглянул на Рэнсома. Но даже теперь телохранитель Мадлен не выказывал волнения!

Взгляд Рэнсома упал на документы, которые все еще держал в руках Морена. Он спокойно заметил:

– Итак, капитан, как вы убедились, я друг президента Монтедоры сеньора Веракруса и разрешение на ношение оружия дал мне лично он. Оружие мне необходимо, чтобы охранять мисс Баррингтон, – я имею честь быть ее телохранителем. Разумеется, если мы должны заплатить вам штраф, мы сделаем это немедленно.

Деньги! Теперь Мадлен все поняла. Ну конечно! Этим солдатам нужны ее деньги! Они ведь потребовали их у нее на рыночной площади, но она им отказала, не подумав, к чему это может привести. Молодчина, Рэнсом! Сразу понял! Все будет хорошо, успокаивала Мадлен себя. Рэнсом точно знает, что надо делать.

– Ты друг Веракруса, – машинально повторил Морена.

– Верно, – ответил Рэнсом.

– И ты хорошо его знаешь?

– Ну конечно! К примеру, только вчера мы с ним вместе обедали.

Морена усмехнулся еще хитрее:

– Только вчера? Обедали?

Рэнсом промолчал и пристально взглянул на Морену.

– Так вы с ним, оказывается, обедали! – Морена громко расхохотался.

Что-то не так. Мадлен почувствовала, как у нее от страха екнуло в груди. Что-то здесь не так.

Морена отдал по-испански приказ своим солдатам. Двое из них схватили Рэнсома. Еще один так и не выпустил Мадлен.

– Друг Веракруса… – снова усмехнулся Морена и, по-прежнему глядя прямо в глаза Рэнсому, вдруг шагнул вперед и ударил его коленом в пах.

Мадлен громко вскрикнула. Рэнсом согнулся пополам. Морена раз двадцать ударил его по лицу и груди. Четверка солдат дружно ухмылялась. Маленькие внуки сеньора Гутиерре заплакали, его жена в ужасе отвернулась, а сам старик Гутиерре дрожал от страха и отвращения.

Наконец, видимо, устав издеваться над Рэнсомом, Морена остановился. Подойдя к нему вплотную, он поднял кончиком пальца его подбородок. Лицо Рэнсома искажала гримаса боли, но он все еще находился в сознании и с яростью посмотрел на Морену.

– Все еще чувствуешь себя важной персоной или спеси слегка поубавилось?

Из носа Рэнсома потекла струйка крови.

– Вы совершаете большую ошибку, – сказал он капитану.

– Если кто и совершает ошибку, так это ты.

– Знаете, что Веракрус… – начал Рэнсом, но Морена грубо прервал его:

– Веракрус? Да кто он теперь такой? Завтра будет объявлено открыто…

– О чем? – прохрипел Рэнсом.

Морена снисходительно потрепал его по щеке:

– Ради блага и счастья нации, ради процветания великой Монтедоры президент Веракрус сегодня сложил с себя полномочия президента страны, уступая власть более компетентному и способному человеку.

– Более… компетентному и способному… – залепетала Мадлен – и все поняла. – О Господи!…

Морена снова ухмыльнулся:

– Сегодня, ровно в десять утра, генерал Эскалант возглавил правительство Монтедоры. А Веракрус и его друзья теперь являются врагами нашей страны!

– Ч-черт! – выругался Рэнсом, сплевывая кровь.

Морена снова ударил его.

Рэнсом попытался дать сдачи, но не смог: сзади его крепко держали двое солдат. Они выволокли его на улицу, бросили в грязь и начали избивать.

Мадлен все еще кричала, когда он потерял сознание!

Загрузка...