Безумство храбрых

24

Несколько дней в лагере было неясное положение. Противники как бы заняли каждый свою позицию и выжидали.

Генерал Зигмаль после ранения Диркса пришел к выводу, что доставать из-под земли по тысяче человек в сутки — затея неосуществимая, и ждал восстания, которое выведет на поверхность всех заключенных. Тогда-то он и устроит массовую бойню. Своему начальству он доложил, что выход узников из четвертой пещеры является началом восстания. Но вот уже несколько дней все было тихо. Одно из двух: или расстрел заключенных из четвертой пещеры подавил волю остальных и они от восстания отказались, или они ждут, когда американские войска подойдут еще ближе. И войска эти приближались. Ничего утешительного не сообщили генералу и его друзья из Берлина. Генерал Зигмаль начинал нервничать. Ночью он отдал приказ подготовить все к взрыву подземелья.

Заключенные тоже выжидали. Руководители восстания считали, что эсэсовцы, учитывая полученный Дирксом урок, в пещеры не сунутся, с каждым выигранным днем приближался фронт. Когда американцы будут недалеко от лагеря, можно будет выйти из пещер и с малым количеством оружия. А пока делалось все, чтобы поддержать людей в пещерах. Однако с каждым днем голод давал себя чувствовать все острее. Заключенные держались главным образом на нервах, на страстном желании разделаться с палачами и завоевать свободу.

Территория лагеря в эти дни походила на участок фронта, где наступило временное затишье. Действовали только гестаповцы. Рассудив, что руководство восстания, раз оно может и печатать листовки и добывать оружие, находится на поверхности, майор Лейт занялся заключенными, которые работали при кухне, в санитарном бункере и в крематории. Никаких конкретных данных гестаповцы не имели и применили испытанный метод — взяли каждого второго. Так в их руки попал радист, работавший на передатчике, спрятанном в подвале крематория. Чтобы ликвидировать улику, товарищи радиста бросили передатчик в печь крематория. Правильно ли они поступили, судить трудно. Но так или иначе, подпольщики остались теперь без связи с внешним миром. Гестаповцы схватили Вальтера. Руководство восстания лишилось человека, который был единственным связным между пещерами.

Спустя день гестаповцы сделали налет на санитарный бункер. В самом начале операции они опознали товарища Отто и поняли, что центр восстания здесь. Из этой пещеры они забрали всех. В их руки попал и скрывавшийся в бункере майор Пепеляев. На другой день был схвачен недавно прибывший в лагерь подполковник Глушаков. Восстание осталось без главного руководства. Еще не начавшись, оно оказалось фактически обреченным.

...Уже шестой час подряд генерал Зигмаль вместе с майором Лейтом допрашивал товарища Отто, майора Пепеляева и подполковника Глушакова. Они знали, что имеют дело с руководителями восстания. Пепеляев и Глушаков молчали. Что бы с ними ни делали, они молчали.

Отто, прекрасно зная, что он для гестаповцев не загадка, занял другую позицию. Он уверял их, будто его арест для подпольщиков потеря небольшая, пугал размахом будто бы полностью подготовленного восстания, количеством оружия и давно установленной радиосвязью с американскими войсками генерала Паттона, которым уже сообщены имена и приметы всех палачей лагеря. Отто рекомендовал гестаповцам не играть с судьбой и, пока есть возможность, убираться из лагеря. Это им в конце концов, мол, зачтется.

После одного из таких допросов, когда его увели, генерал Зигмаль и майор Лейт остались вдвоем. Некоторое время они сидели молча, смотря друг на друга.

— Ну, что вы скажете? —с сомнительным равнодушием спросил Зигмаль.

Лейт прекрасно понимал, с кем имеет дело, и не собирался делиться с ним своими сокровенными мыслями.

— Что вы предлагаете? — уже деловито спросил Зигмаль.

— Пора с этими типами кончать,— раздраженно ответил Лейт.— Они должны быть уничтожены...

В это же самое время главный инженер завода Гросс, всклокоченный, щурясь от яркого света, сидел за столом в своем кабинете, не сводя недоуменного взгляда с человека, возившегося возле сейфа.

Последние дни Гросс не выходил из кабинета, спал здесь же на диване. С чисто немецкой педантичностью он ровно в девять часов утра садился к столу, чтобы встать из-за него с наступлением сумерек. Тогда, не зажигая света, он ложился на диван. Лицо его осунулось, обросло сивой щетиной. Связь с фирмой оборвана. Со вчерашнего дня перестал отвечать и телефон берлинского представительства фирмы. До этого ему оттуда говорили одно: «Ждите распоряжений». И он ждал. Другие инженеры давно покинули лагерь. Оставался только Гримм. Он настойчиво уговаривал Гросса уехать.

— Я не имею на это права,— упрямо отвечал Гросс.— Вы в своих поступках свободны. Завод стоит, вы не имеете работы и можете уезжать. Мои же служебные обязанности и мой долг перед фирмой заставляют меня оставаться здесь до конца. Я выеду, когда получу на этот счет прямое и недвусмысленное распоряжение фирмы.

Три дня назад Гримм, у которого не было никакой возможности связаться с заключенными, уехал. Он решил прорваться к американцам, рассказать им о лагере и уговорить выбросить здесь десант, чтобы спасти заключенных от смерти. Удалось ли ему это сделать и что с ним случилось, неизвестно...

Гросс остался ждать распоряжения фирмы. А сегодня вечером явился некто Ротберг. Эта молчаливая личность существовала непосредственно при шефе фирмы. Официальное его положение в директорате было непонятно, но на всех его заседаниях он молчаливо присутствовал. Поговаривали, будто он нечто вроде специального личного адъютанта шефа фирмы.

Ротберг бесцеремонно разбудил Гросса и приказал дать ключ от сейфа. Не снимая пальто и шляпы, он отпер сейф и, поставив у ног раскрытый портфель, начал запихивать в него бумаги. Когда сейф был очищен, Ротберг спросил:

— В сейфе генерал-директора ничего не осталось?

— Я все перенес к себе,— ответил Гросс.

— Прекрасно.— Ротберг, не садясь и держа портфель в руке, посмотрел на часы.

— Какие будут распоряжения шефа мне? — затаив дыхание, тихо спросил Гросс.

— Никаких,— сухо ответил Ротберг.

— Как же так? — растерянно пробормотал Гросс.

Ротберг посмотрел на него с усмешкой.

— Я всегда говорил шефу, что вы человек без воображения, типичный бескрылый исполнитель,— брезгливо сказал он.— Достаточно на вас посмотреть, чтобы понять, что вы уже не существуете. Какие же вам еще необходимы распоряжения? — Ротберг застегнул пальто и вышел.

Через минуту под окном промчалась его машина.

В дальнейшем Гросс действовал, как сомнамбула. Смотря прямо перед собой, он пододвинул к себе лист бумаги и размашистым почерком крупными буквами написал: «В погибшей Германии мне делать нечего»,— и вынул из стола пистолет...

Генерал Зигмаль и майор Лейт еще не окончили своего разговора, как в кабинет вошел адъютант генерала. Он приблизился к столу и молча положил перед генералом предсмертную записку Гросса. Когда генерал прочитал ее, адъютант сказал только одно слово:

— Застрелился.

Адъютант вышел. Генерал Зигмаль после секундного размышления разорвал письмо Гросса в клочья и выбросил в мусорную корзину.

— Кто? — спросил Лейт.

— Гросс,— с улыбкой ответил Зигмаль.— Признаться, я удивлен, что он не сделал этого раньше. Типичная штатская крыса.

— Что он написал?

— Что могут писать эти идиоты? Всегда одно и то же. Просит никого в его смерти не винить, хайль Гитлер и мы победим.— Генерал помолчал.— Если кто и победит, так это мы, и только мы. И только теперь, когда все эти штатские крысы с нашей дороги убрались.

— Значит, этих двоих я сегодня же ликвидирую,— вставая, сказал Лейт.

— Не возражаю. Вы, Лейт, молодчина. Я должен извиниться перед вами за некоторые свои резкости. Вы сделали главное. Восстание без головы — труп...

Ночью в крематорий явился майор Лейт и с ним отряд солдат. Заключенным, которые там работали, приказали выйти, отойти от крематория на двести шагов и там ждать дальнейших приказаний. Демка не слышал этого приказа. Так случилось, что за несколько минут до появления гестаповцев старший по команде сказал ему, что этой ночью его отведут в пещеру к его русскому другу, и Демка побежал в подвал крематория, чтобы взять спрятанный там пистолет.

К крематорию с погашенными фарами подъехала автомашина. Солдаты вынесли из нее три тяжелых мешка. Ошибиться было нельзя, в мешках были трупы. Когда их по узкому коридору несли к печам, Демка поднимался по лестнице из подвала. Солдаты повернули в печной зал, и тогда Демка увидел гестаповцев, стоявших у бокового выхода. Пройти мимо них незамеченным было невозможно. Не видя никого из команды заключенных, Демка сообразил, что всех их увели из крематория.

Демка раздумывал недолго. Прямо перед ним был люк для выгрузки пепла. Он был открыт. Достаточно подняться еще на две ступеньки, а потом можно выпрыгнуть через люк в спасительную темноту ночи. Но Демка решил не просто спастись. Поставив ногу на ступеньку, чтобы быть готовым к прыжку, он вынул пистолет и всю его обойму разрядил в гестаповцев. Он успел заметить, как двое из них начали падать, и ринулся в люк. А потом, никого не дожидаясь, помчался к главному входу в подземелье. Его окликнул часовой, но Демка пулей пронесся мимо и скрылся в темени тоннеля.

Вскоре он уже был возле Баранникова. Задыхаясь и дрожа, он рассказал, что с ним случилось.