В десять утра горничная подала завтрак в столовую. Арлен Доннер посылает свои извинения, но не присоединится ко мне, говорит, что перегрелась. Горничная вопросительно посмотрела на меня, словно я мог объяснить эту загадку, но я сказал только, что все понял, и открыл утреннюю газету. Заметка в одну колонку сообщала, что вчера вечером, после анонимного телефонного звонка, полиция обнаружила труп профессионального фотографа, жестоко забитого до смерти в собственной квартире. По мнению полиции, смерть наступила по меньшей мере за тридцать шесть часов до обнаружения, ну и так далее. Меня обрадовало, что полицейские серьезно отнеслись к моему звонку, но они всегда принимают анонимные звонки всерьез, вот почему полиция проявляет особое уважение к любителям розыгрышей.
После завтрака я позвонил по номеру, который мне дал Линдерман-Строберг, и договорился встретиться через час. По пути в гараж я столкнулся с мисс Коллинз, и она вежливо поздоровалась.
– Доброе утро.
– Как сегодня ваша пациентка? – спросил я.
– Все так же, мистер Холман.
– Скажите, у нее ведь не телесный недуг?
На миг сиделка заколебалась.
– Мне следует отослать вас к доктору Калпепперу, но вы же видели ее ночью. Физически она так же здорова, как мы с вами, мистер Холман. Что-то терзает ее сознание – вот где причина. Думаю, доктор держит ее под действием успокоительного, пока не убедится, что шок от падения миновал, затем переведет ее в санаторий. – На лице сиделки появилась кроткая безрадостная улыбка. – Но пожалуйста, не цитируйте меня!
У самого «Виндзор-Армс» я решил не хвастаться своей смышленостью и не говорить Стробергу, что я знаю его настоящее имя. Пока было намного легче думать о нем как о Строберге, особенно учитывая мой замысел.
Портье с самым высоким в мире соотношением затраченного-времени-на-заработанный доход – пятьдесят долларов за две минуты – вспомнил меня и кислоприветственно заулыбался.
– Приятно видеть вас снова так скоро, мистер Холман. – Его глаза горели откровенной жадностью простака. – Не заключали ли пари в последнее время?
– Только если был уверен в проигрыше, – сказал я. – Больше не могу позволить себе выигрывать. Слишком дорого.
Через минуту я вошел в просторный офис на десятом этаже и нашел поджидающего меня Денниса Строберга. Он исполнил вежливый ритуал приветствия, затем дождался, пока я удобно устроюсь в одном из кожаных кресел, и только потом сел напротив, продемонстрировав невеликое искусство, как закурить сигару должным образом. На протяжении всего рассказа о Шоне Монахане, который закончился тем, что я нашел труп фотографа в его квартире, лицо Строберга сохраняло полную неподвижность. В надежде, что он заметит пропущенный мною след, я привел все подробности, включая мои дурацкие угрозы и запугивание Монахана.
– Связать фотографа с Майклом и Шоном – очень неглупо, – сказал он после того, как я закончил. – Особенно когда вы оказались правы, мистер Холман.
– Догадка. – Я пожал плечами. – Чистое везение, что она подтвердилась. Окажись Майкл Линдерман дома, все могло повернуться по-другому.
Строберг кивнул.
– Склонен с вами согласиться. – Дымок сигары все еще поднимался по прямой линии к потолку. – Думаете, фотографа убил кто-то из них – или оба?
– Возможно, – сказал я. – Единственный способ выяснить – потрясти Майкла Линдермана. В смысле не только найти его и задать вопросы, я имею в виду – потрясти эмоционально. Если каким-то образом мне удастся нагнать на него достаточно сильный страх, он сам придет ко мне. Так, думаю, будет намного лучше.
– У вас уже сложился какой-то определенный план операции?
– Мне понадобится ваша помощь, мистер Строберг. – Я заглянул в его темные глаза, но, увы, ничего не увидел в них. – Позвоните Майклу и скажите, что, как стало известно его отцу, он, вопреки предостережениям, снова связался с Флер Фалез, и для проверки отец нанял следователя. Назовите мое имя. Он сразу поймет, потому что я вчера представился Монахану, и Майкл наверняка уже выслушал от него мою историю. Изобразите меня этаким жестоким и безжалостным типом, которому отец предоставил полную свободу действий. Скажите, что я уже нашел кое-какие доказательства его причастности к зверскому убийству, и, если предъявлю новое, отец без колебаний передаст его полиции вместе с моими уликами.
– Если хотите, чтобы он пришел, вы должны находиться там, где вас легко найти.
– Что ж, лучше всего у меня дома, – предложил я. – Я вернусь к трем часам – пусть позвонит в это время. Я буду ждать до утра. Если к этому сроку он не появится, значит, не придет вообще, и придется выдумывать что-то новенькое. Если вы как бы случайно оброните, что я живу в Беверли-Хиллз, найти меня будет несложно. Мой номер есть в телефонном справочнике.
– Меня беспокоит один нюанс, мистер Холман. Получается, что этим поступком я преднамеренно толкаю его к насилию?
– Я уже думал об этом, – поморщился я. – Единственное решение – списать это по статье рассчитанного риска.
Строберг задумался.
– Хорошо, – коротко кивнул он. – Согласен. Но с одним условием, мистер Холман. Если Майкл применит насилие и покалечит или убьет вас, я сочту своей обязанностью сообщить об этом нашем разговоре властям.
– Полагаю, тогда мне будет абсолютно все равно, – сказал я. – Хотелось бы придумать способ полегче.
– Да. – В голосе Строберга появилась какая-то отрешенность. – Вы тот, кто заставляет то или иное событие случиться, мистер Холман, если хотите – вы катализатор и, вероятно, совершенно правы в данной ситуации. Но процесс, запущенный катализатором, может быстро превратиться в джаггернаут, который захватит всех причастных к нему людей, включая и меня. Чувствую, вы поставили меня в весьма незавидное положение человека, который должен нажать кнопку.
– Это называется исполнительная ответственность, – сказал я. – Не использует ли мистер Линдерман точно так же и вас? Как человека, нажимающего для него кнопки? – Уголки рта Строберга резко опустились, и я решил больше не затрагивать эту тему. – Еще кое-что, мистер Строберг. Когда вы слушали записи, до уничтожения, не помните, Флер Фалез когда-либо упоминала своего первого мужа, Курта Варго?
– Утомительно часто! – Он почти улыбнулся.
– Варго утонул во время медового месяца на Гавайях, – сказал я. – Она рассказывала об этом?
– Во всех подробностях.
– Можете пересказать?
– У меня почти абсолютная память на все, что говорится вслух, мистер Холман. – Он явно констатировал факт, а не хвастался. – Хотелось бы то же самое сказать и о моей зрительной памяти. – Пронзительные глаза резко заглянули в мое лицо. – Полагаю, смерть Варго имеет отношение к предмету разговора?
– Скорее всего, да, – сказал я.
– Десять лет назад умерла моя жена, – тихо начал он. – Мы поженились почти за двадцать лет до ее смерти. Она соединяла в себе все, что я искал в женщине, и я был предан ей. После ее смерти, сраженный горем, я чувствовал, что жизнь кончена. Шестью месяцами позже начал собирать осколки нормального существования и лелеял ее память с любовью и привязанностью. Но жизнь идет и берет свое. Через год я влюбился в другую женщину. Ничего не получилось, мы вовремя обнаружили, что не подходим друг другу. Этим я только хочу объяснить – боюсь, слишком многословно, – что через восемнадцать месяцев после смерти жены для меня оказалось возможным влюбиться снова. Я пытаюсь, мистер Холман, выразить чувство, которое мы называем любовью, во многом основанное на физическом влечении. Невозможно любить призрак! В лучшем случае подобные разговоры ведет невротик, и в худшем – опасный психопат…
– По-вашему, навязчивая идея Флер о Варго – психоз?
– Конечно! – Его голос стал почти неистовым. – Спустя столько времени она, конечно, не хранит верность тени Курта Варго. Она даже не любит его память. Когда это произошло, они были женаты всего десять дней и едва знали друг друга. Правда в том, что она позволила овладеть собой чувству вины, которое накапливалось годами, пока не захватило ее целиком и она не стала обвинять себя в смерти Варго.
– Что же произошло? – спросил я.
– Он не умел плавать и ненавидел воду; она же любила воду и прекрасно плавала. Она проводила утро на пляже Вайкики за рифом на доске, пока он сидел на террасе гостиницы. Из-за этого у них и произошла первая ссора после недельного пребывания в Гонолулу. Вероятно, Варго ревновал к времени, которое Флер проводила вдали от него в море, а она издевалась над ним, называла трусом. В конечном счете пришли к компромиссу: она будет проводить меньше времени в воде, если он будет с ней на воде рядом. Пару раз они прокатились на каноэ. Понравилось. Затем Флер предложила нанять маленькую яхту и отправиться на несколько дней в круиз. Варго, очевидно, возражал, но в конце концов согласился.
Несчастье случилось в первую же ночь их плаванья. Налетел внезапный шквал, Флер проснулась в каюте и обнаружила отсутствие Варго. Остальное – из области догадок. Возможно, он вышел на палубу подышать свежим воздухом или плохо себя почувствовал. Из всего экипажа на палубе оставался один рулевой, но он ничего не видел. Только вспомнил, что от налетевшего шквала резко повернулся гик, который, если рядом стоял Варго, мог сбросить его в море.
– И Флер обвинила себя в этом несчастном случае? – сказал я.
– Она решила, что смерть мужа на ее совести, потому что уговорила его совершить круиз. – Строберг сердито пожал плечами. – С годами, чем больше она сосредоточивалась на этом, тем острее ощущала вину. Конечно, последующие супружеские опыты ей не помогли. Второй брак с таким монстром, как Тео Олтмен, был почти фатален. Затем крушение карьеры… – Строберг вдруг замолчал, глядя на меня со слегка виноватым выражением. – Я что-то не в меру разговорился. Приношу извинения, мистер Холман.
– Вы испытываете сильные чувства к Флер Фалез, – спокойно заметил я.
– Никогда не прощу Майклу его подлости и поэтому никогда не прощу себя! – повысив голос, сказал он. – Но я глубоко восхищаюсь мисс Фалез. То, что она пережила столько трагедий, доказывает, что она – исключительная женщина.
Строберг аккуратно положил окурок сигары в пепельницу и поднялся, давая понять, что беседа закончена. Когда мы дошли до лифта, он нажал кнопку, слегка повернулся ко мне:
– Вы знаете, кто я, мистер Холман?
– Да, мистер Линдерман, – сказал я.
– Был бы разочарован в вас, если бы вы не выяснили этого к настоящему времени. Вам же явный плюс за то, что справились со своим тщеславием, мистер Холман.
Подошел лифт, я шагнул в кабину и повернулся лицом к нему.
– Я буду держать с вами связь, мистер Линдерман.
– Спасибо. – Его лицо не дрогнуло. – Я позвоню сыну в три часа дня.
От гостиницы до административного здания на бульваре Уилшир меньше мили, и на парковку ушло больше времени? – чем на дорогу. Пухлогубая Лолита – теперь я знал, что ей двадцать один год, – выглядела усталой. Верхнюю часть лица закрывали темные очки. Голова девушки повернулась в моем направлении, и я понял, что она смотрит на меня.
– Что случилось? – весело спросил я. – Подвела техника?
– Замолчи! – рявкнула она.
– Почему в очках, Полина?
Она сняла их весьма драматическим жестом и мрачно взглянула на меня. По крайней мере, правым глазом; левый закрылся, окруженный всеми оттенками радуги – от багрового через ярко-фиолетовый к черному.
– Ага! – торжествуя, воскликнул я. – Уже перешла к продвинутому курсу!
Она пожала плечами.
– Я испытала на Джордже кое-какие новшества… подхваченные по пути. В общем, подумала – дай-ка испробую… и у него появились подозрения.
– Какие же новшества? – спросил я, очарованный ее смелостью.
– Не твое дело! – огрызнулась она.
– Не черную кожу?
Она покачала головой:
– Нет.
– Порнографические фильмы?
– Старье!
– Кнуты, перьевые метелки?
– Никогда не узнаешь, Холман, сколько ни гадай!
– Да ладно, Полина, – вразумляюще сказал я. – Старому другу можешь признаться.
– Другу? – фыркнула она. – Вуайеристу, ты хотел сказать.
– Понятно. Он нащупал твои глубинные сексуальные фантазии?
Полина замерла с открытым ртом. Очевидно, я попал в точку.
– Джордж внезапно охладел, – буркнула она после короткой паузы.
– Как-нибудь расскажи мне о своих фантазиях, – сказал я с многозначительной ухмылкой.
– Ты еще слишком молод, чтобы их понять, – парировала она. – Растеряешься, как только дойдем до рояля.
– Фортепьяно?! – Я вытаращил глаза.
Полина мрачно улыбнулась.
– Вот видишь? Уже!
Я поскорее нырнул в кабинет Блума – на случай, если состояние Полины заразно, – и нашел его сидящим без дела с мрачно-задумчивым выражением на жирном лице. Джордж взглянул на меня даже с меньшим, чем обычно, энтузиазмом, что-то промычал и снова углубился в свои мысли. Я плюхнулся перед ним в кресло и закурил сигарету, подождал секунд десять, но ничего не произошло.
– Джордж! – Я резко щелкнул пальцами.
– Сгинь! – зарычал он. – У меня совещание…
– О’кей, – сказал я дружелюбно. – Тебя уже не интересуют планы Олтмена снять лучший фильм всех времен? Который он собирается делать на основе жизни Флер? И начнет снимать, как только ее объявят официально умершей?
– Что?! – Глаза Блума внезапно прояснились. – Вонючий, гнусный, коварный ублюдок! Права на свой следующий фильм Флер передала мне, и он чертовски хорошо это знает!
– Да, знает, – согласился я. – Если она проживет достаточно долго, чтобы сняться в твоей картине, Джордж.
– Что за шутки? – Из глубины защитных валиков жира на меня с тревогой смотрели его глаза. – Объясни, Рик. Я ведь твой клиент, верно?
Я подумал, что для Джорджа надо сочинить какую-нибудь правдоподобную историю. Мне нужно добыть только часть правды, но добыть ее, не задевая его самолюбия. И это было самым трудным.
– Твоя взяла, Джордж. – Мой голос звучал медленно и торжественно. – Возможно, я не принял твои слова слишком серьезно, когда ты впервые предположил, что кто-то мог столкнуть Флер со скалы, но теперь уверен: так оно и было.
– Да? – В волнении он так сильно прищемил один из своих подбородков, что даже вскрикнул. – Кто? Он столкнул ее, Рик?
– Еще не выяснил, – сказал я. – Для окончательной разгадки головоломки мне нужна еще пара составляющих, Джордж. – Я медленно наклонился к нему, глядя прямо в глаза. – Можешь подсказать мне один из отсутствующих фрагментов, если захочешь.
– Если захочу! – Голос продюсера подскочил на октаву. – Конечно! Только спроси – все, что угодно!
– Фотограф, – сказал я. – Коротышка со светлыми волосами, очки без оправы. Помнишь его?
– Разумеется! – нетерпеливо кивнул он.
– Ты читал утренние газеты?
– Только объявления. – Блум недоуменно посмотрел на меня. – А что?
– Фотограф заработал себе некролог на одну колонку. Кто-то забил его до смерти в собственной квартире.
Рот Джорджа пару раз беззвучно открылся и закрылся. Я раздавил окурок сигареты о вогнутый живот венецианской дамы и откинулся на спинку кресла.
– С каждым такое случается, – просто сказал я. – Рассказываешь о каком-то случае из своей жизни, и, конечно, в первый раз – все как было. Пересказывая второй раз, уже меняешь пару незначительных деталей, так что сам выглядишь чуть привлекательнее. Ну а уж в десятый – ты просто герой! По-моему, такое происходит со всеми людьми. Это делается как-то бессознательно.
– Ладно! – рявкнул он. – Конкретно, что тебя интересует?
– Это жизненно важно, Джордж, – сказал я, расставляя силки. – Расскажи, что в ту ночь произошло между тобой и фотографом в Малибу. Но на этот раз всю правду.
– Ну, – глаза продюсера блеснули, – все было почти как я рассказывал, Рик.
– Прекрасно! – воскликнул я. – Скажи мне только одно – то же самое: ты получил всю непроявленную пленку за двести долларов, так? – Я дал ему открыть рот и нанес завершающий удар. – Если это правда, Джордж, – тихо сказал я, – можно обо всем забыть!
– Это важно, да? – Продюсер нервно кивнул пару раз. – Похоже, так. Нет, Рик. Фотограф не мог отдать пленку, сказал, что на ней много других снимков, и они стоят ему денег. Однако он продал негатив за двести долларов.
– Получается, ты поверил ему на слово? – сказал я. – Он ведь не мог проявить негативы тут же, в доме.
– Я думал об этом, – проворчал Блум, – парень показал мне свою карточку профессионального фотографа, а потом сказал, что нам следует больше доверять друг другу. Пришлось поверить, что он не оставит других отпечатков с негатива. Он сказал, что отправит мне негатив и отпечаток на следующий день, и верит на слово, что получит за это две сотни долларов.
– Ты согласился?
– Какой, черт возьми, у меня был выбор? Ничто не могло помешать ему передать историю в газеты, даже если бы удалось вырвать пленку из фотоаппарата!
– Все верно, – сказал я. – Спасибо, Джордж. – Я встал с кресла и двинулся к двери.
– Ну и что все это значит? – поинтересовался он.
– Само по себе ничего, но поможет установить четкое направление, – сказал я, надеясь, что такая загадочная фраза его немного успокоит.
– Ну-ну, сохраняй таинственность, мне-то какое дело! – Лицо Джорджа снова стало задумчивым. – Эй, Рик? – Он с надеждой взглянул на меня. – Возможно, теперь ты мне кое-что объяснишь.
– Только выражайся попроще, – осторожно попросил я.
– А вдруг ты сумеешь разобраться, потому что я, черт возьми, никак не могу, – проворчал он. – Скажи, что ты знаешь… о детских роялях?
– Зависит от того, как это играют, – сказал я. Мой пульс участился.
Блум в удивлении покачал головой.
– Проклятье! – вырвалось у него.
– Расскажи, Джордж, – поторопил я, – подробнее.
Продюсер взглянул на меня с подозрением и досадой.
– Что-то знаешь? – с надеждой взглянул он на меня.
– Ни капельки, Джордж! – быстро ответил я. – Абсолютно ничего.
Глаза продюсера сверкнули, и он снова ошарашенно покачал головой.
– Удивительно, – вздохнул он. – И еще в ре миноре.
Было ясно, что он больше ничего не скажет, и тогда мне пришлось капитулировать.
Когда я вышел в приемную, темные очки с надеждой обратились ко мне. Пальцы девушки отстукали возбужденный ритм на крышке стола, и в конце концов она не выдержала.
– Как там Джордж? – Голос Полины звучал чересчур невозмутимо.
– Размышляет, – сказал я. – О музыке.
– Так я и думала. – Голова девушки поникла. – Полагаю, мои шансы на исполнительное вице-президентство испарились. – Она храбро улыбнулась. – Следовало предвидеть, что он не поймет.
– Детка! Джордж – не единственный, – сочувственно заметил я.
Полина пожала плечами:
– Не важно. Вероятно, ничего бы и так не получилось.