Биография великана

Огнем и мечом

После гибели Великой Римской империи на развитие человеческой мысли большое влияние оказывает широкое распространение христианского учения, которое вскоре делается официально признанной государственной религией.

Иногда говорят, что именно распространение христианства явилось причиной падения Рима. Но это неверно. Обращение римского населения к церкви и гибель Великой империи были вызваны общими причинами и в первую очередь чудовищным угнетением народных масс.

Возникшее как религия угнетенных классов, как вызванная отчаянием попытка избавиться, хотя бы в «потустороннем мире», от бесправного положения и от вопиющей несправедливости этого мира, христианство быстро и прочно овладевает людским сознанием. Многие столетия развитие человеческой мысли принудительно направляется по мало для этого приспособленному пути церковной идеологии.

В первые века своего существования христианство не могло опереться на какую-либо единую философскую систему. Не было и зафиксированных письменно толкований различных легенд, которые можно было бы принять за священное писание.

А такое толкование для церкви было жизненно необходимо. Священное писание пыталось механически соединить распространившееся в I веке нашей эры в римской провинции Иудее учение, связываемое обычно с именем Христа, с более старыми иудейскими легендами и верованиями. Но такой сплав весьма трудно было сделать монолитным.

Буквально на каждом шагу у самих руководителей церкви возникали разногласия по основным вопросам религии. Так, например, согласно христианскому учению Иисус Христос сочетал в себе одновременно божественное и человеческое начала. Это утверждение сразу же приводило к возникновению естественного, с церковной точки зрения, вопроса: можно ли сделать мать Христа — богородицу — матерью его и человеческого и божественного существа?

Согласно легенде Мария была обычной, земной женщиной. Может быть, следует считать ее матерью только человеческой, но не божественной сущности сына?

Эти кажущиеся нам теперь наивными и, по правде говоря, лишенными здравого смысла вопросы в то время вызывали ожесточенные споры. Подобная страстность вполне понятна, поскольку спорящие были глубоко уверены, что от правильности ответа на такой вопрос зависит судьба человека: будет ли он после смерти наслаждаться прелестями райской жизни или же вечно гореть в геенне огненной.

Важные церковные споры решались на Вселенских соборах, где победившая точка зрения объявлялась истинной, ортодоксальной; противоположная ей — ересью.

К сожалению, на Вселенских соборах основным методом отыскания истины было не беспристрастное обсуждение спорного вопроса, а главными аргументами — отнюдь не логические соображения. Часто спор решала кулачная потасовка. Иногда отцы церкви не останавливались перед закулисными махинациями, которым могли позавидовать деятели многих буржуазных парламентов.

На третьем Вселенском соборе, например, епископы, считавшие Марию «матерью божьей», а не только матерью человека Христа, договорившись между собой, явились на собрание раньше своих противников. Оказавшись в подавляющем большинстве, они заперли двери собора, чтобы в их среду не могли попасть инакомыслящие, и объявили своих противников еретиками.

Такие методы установления истины мало кого убеждали. Ереси рождались как грибы в дождливое лето.

По существу, вся духовная жизнь средних веков проходит в непрерывной борьбе с ересями. Церковь использует в этой битве далеко не духовные меры. Особенно изощренной жестокостью в уничтожении еретиков прославилась в веках «святейшая инквизиция».

Учрежденная в XIII веке с целью искоренения ересей, инквизиция уничтожала всех подозреваемых в отступлении от ортодоксального христианства в буквальном смысле слова огнем и мечом. Нельзя без содрогания читать о делах этого высшего священного судилища, перед которым были бессильны императоры и церковные владыки.

Инквизиция не стремилась убедиться в действительной виновности отправляемых ею на костер. Считая, например, что еретики отличаются от истинно верующих бледным цветом лица, духовные судьи отправили на костер огромное число ни в чем не повинных людей. Девизом был лозунг, что лучше сжечь на костре истинного католика, чем случайно сохранить жизнь еретику.

Когда при осаде города Безье побежденные горожане отказались выдать завоевателям еретиков, один из военачальников обратился к представителю Римского папы с вопросом, как ему определить, кто из пленных католик, а кто еретик? На что посол наместника Христа на земле, как величал себя папа Римский, отвечал кратко:

«Убивайте их всех; бог там уж разберет, кто из них католик, а кто еретик!» Так по указу церкви не был пощажен ни один человек населения: ни грудные младенцы, ни дряхлые старики.

Обвиняемых на суде инквизиции не могли защищать адвокаты. В тех же случаях, когда церковь хотела сохранить какое-то подобие судейского разбирательства, поражает лицемерие священных судей. Ведь если обвиняемый признавался виновным в еретических мыслях и высказываниях, инквизиция не приговаривала его к казни, а передавала грешника в руки светских судей с просьбой «пощадить его жизнь».

Горе, однако, было наивным судьям, поверившим этой лживой фразе и пощадившим беднягу. В таком случае их самих ожидал костер.

Справедливость требует признать, что позднее церковь сохранила человечеству те остатки римской и греческой культуры, которые пережили нашествие варваров и неистовство первых последователей христианства. Но делала все это она не бескорыстно.

К концу средневековья именно монастыри явились новыми очагами культурной жизни. При монастырях возникали школы служителей церкви, в них переписывались книги. Однако эту положительную роль в развитии культуры церковь стала играть далеко не сразу.

В первые же века христианства фанатичные толпы верующих с остервенением истребляли все, что, по их мнению, было связано с язычеством.

Уничтожались не только произведения искусства и книги, физически уничтожались замечательные люди.

Так было с последней представительницей греческой мысли, талантливым математиком Гипатией. Живя в Александрии, Гипатия с таким искусством комментировала произведения знаменитых геометров, что на ее лекции трудно было попасть. Всякий день у ее дома можно было видеть целую вереницу экипажей — это цвет александрийского общества собирался слушать свою любимицу.

В один из темных дней истории подстрекаемая проповедями некоего «святого Кирилла», озверевшая толпа верующих стащила Гипатию с колесницы, приволокла к церкви, где устричными раковинами содрала с костей тело прекрасной язычницы и, уже потерявшую сознание, бросила ее в огонь.

Благословение церкви спасло изуверов, никто не был наказан за это чудовищное преступление.

Ужасающее впечатление производили первые монахи!

Заросшие грязью, гордо заявлявшие, что вода касается их тел, лишь когда необходимость заставляет перейти вброд реку, нежно называющие вшей «божьими жемчужинами», первые служители церкви напоминали своим видом скорее далеких предков из древнекаменного века, нежели жителей Римского или Греческого государства.

Они даже гордились тем, что являются как бы олицетворением отрицания всех достижений культуры, завоеванных человеком тяжелым и многовековым трудом.

В освященном церковью описании жизни святого Бенедикта, основателя могущественного Ордена бенедиктинцев, рассказывается, что, когда пастухи нашли его, прячущегося в кустах после долгих молитв, прикрытого звериной шкурой, они самого «святого» приняли за зверя.

Грубые, «наставляемые ученым невежеством и наделенные неученой мудростью», как они гордо заявляли, орды монахов заставляли подчас трепетать властителей церкви.

Это время справедливо называют веками мрака.

Однако церковь не смогла полностью уничтожить свойственное человеку стремление к познанию природы, к отысканию истины. Как тонкие листочки травы пробиваются к свету сквозь толстый слой опавшей хвои, так спустя девять веков после возникновения христианства человек вновь обращается к знанию.

Из многочисленных европейских королей и императоров Карл Великий первым понял значение образования для преуспевания своей монархии. Это тем более примечательно, так как сам он не умел ни читать, ни писать.

Для обучения франков латыни и для наставления своей семьи Карл приглашает к королевскому двору философа Алкуина, пытается возродить литературу. Бурная политическая жизнь эпохи не оставила ему много времени для осуществления этих проектов. После же смерти Карла и нового вторжения скандинавов, венгров и сарацинов возникшая тяга к образованию опять замирает.

Только с X века нашей эры церковь начинает проявлять заботу о хотя бы элементарном обучении своих пастырей.

Но поначалу для этой цели было достаточно соборных школ. В течение двух столетий эти школы, в которых будущие пастыри учились чтению священных книг и письму, настолько расширились, что некоторые из них превращаются в университеты.

1160 год считается официальным днем рождения первого европейского университета — Парижского. Одновременно с ним возникает Болонский университет, семью годами позже — Оксфордский, в 1209 году — Кембриджский, в 1347 — Пражский, в 1364 — Краковский университеты.

Первоначально они готовили только священнослужителей. Лекционной аудиторией был дом лектора или соседняя школа, а то и лужайки или роща, когда погода позволяла читать лекции на открытом воздухе. Поступающие не держали экзаменов, от них требовалось только знание латыни.

Позднее в университетах создаются медицинские и юридические факультеты.

Университеты способствовали оживлению европейской научной мысли; в их стенах сложилась схоластическая философия, эта своеобразная наука средневековья.

Здесь надо снова вспомнить, что рассказанное о «веках мрака» относится только к Европе. В Азии, в Китае, в Индии в эти годы наблюдается расцвет цивилизации и технической культуры. По причинам, обсуждение которых выходит за рамки этой книги, цивилизации Китая и Индии развивались обособленно от европейской культуры и в дальнейшем, достигнув относительно высокой степени развития, в этих странах сохранялись неизменными.