Бирюзовые серьги богини

Глава 9. Бусина «Дзи»

Стояли теплые октябрьские дни. Сима возвращалась домой из университета. Ей бы поторопиться, но так хотелось не спеша пройтись по улице, усыпанной шуршащими под ногами листьями, подышать воздухом, вобравшим в себя ароматы осени, полюбоваться солнечным светом, льющимся с неба пучками лучей, подрагивающих на ветерке.

Полтора года после рождения сына пролетели в заботах и волнениях. Теперь, оглядываясь назад, Сима недоумевала, как она смогла выдержать все испытания, как преодолела депрессию, сковавшую ее сразу после возвращения из роддома, как подняла сына и вернулась к учебе.

Алешка рос на глазах, поражая необычайно скорым развитием и смышленостью. В пять месяцев он уверенно сидел, в семь вылез из манежа, в восемь сделал первые шаги, а в год настырно повторял все услышанные слова, до смешного коверкая их, но повторяя!

Первое слово, которое Сима услышала от него, показалось странным. «А-ва» — проговорил Алешка в два месяца, и хоть мать утверждала, что это и не слово вовсе, а так — набор звуков, Сима запомнила его и потом не раз слышала похожие звуки в ворковании малыша. Ее он называл Си-а, а то удлинял, добавляя слог «ва» и повторял нараспев: «Сиава, Сиава!»

— О чем ты поешь? — спрашивала Сима, любуясь лучезарными глазками сына, а он смеялся в ответ и обхватывал ручонками за шею, отчего сердце матери таяло, растекаясь воском.

Сима дошла до станции метро, спустилась и, сев в поезд, снова задумалась. Все чаще она размышляла о своей жизни, выстраивая из прошедших лет и значимых событий, логическую цепочку. Так ли она живет, то ли делает, что должна? Эти вопросы не давали покоя.

Она а не хотела возвращаться в университет. Но прошел один учебный год, потом второй, ребенок подрос, дома все успокоилось, и Сима вдруг поняла, что жизнь проходит где-то рядом с ней, а она — только наблюдатель.

Все реже к ней заходила Марина. Казалось, что подругу вертит в круговороте событий, и лишь каким-то чудом она успевает выпрыгнуть из него, окатить с головой рассказами о своей бушующей жизни и снова убежать, оставив Симу на обочине.

Саша приходил часто. Алешка радовался «Сясе», ворковал с ним, они вместе ходили гулять. Но Симе трудно было общаться с Сашкой, как с другом. Она ловила его грустные взгляды, но ответить взаимностью не могла. Слава богу, что у Сашки хватало ума не говорить о своих чувствах.

Сима вдруг поймала себя на мысли: «А есть ли те чувства, о которых я думаю?» Ведь он же сам сказал ей, что они просто друзья. Почему его взгляды кажутся ей какими-то особенными?.. Да и стал бы влюбленный парень ждать ответных чувств так долго? Нет, скорее всего, нет. Тем более, что Сашка возмужал, и хоть в общении он все еще казался Симе мальчишкой, другие девчонки так не считали. Когда Сима восстановилась и пришла в новую группу второкурсников, Сашка заглянул к ней на первой же перемене. Тогда Сима и заметила восхищенные взгляды девчонок, не без интереса посматривающих на старшекурсника, да и на нее тоже.

«Может быть, мама была права, и мне надо было воспользоваться моментом и выйти за Сашку замуж?» — думала Сима. Но тогда Сашка был для нее просто однокурсником, а надежда на встречу с Арманом не оставляла, как Сима не пыталась ее заглушить. Это сейчас она вспоминает ту стремительную любовь, как мимолетный эпизод своей жизни и уже смирилась с тем, что она так и останется лишь воспоминанием. А тогда… Сима взгрустнула.

Шум летящего под землей поезда ворвался в замороженную тишину ее сознания. Сима даже качнулась от резкого перехода от грез к действительности.

— Станция Сабира Рахимова, конечная, — услышала Сима и поняла, что проехала свою станцию.

На другой стороне перрона люди заполняли вагоны поезда, готовящегося к отправке, и Сима направилась к нему.

— Привет, подруга, — знакомый голос раздался у самого уха.

Сима обернулась: на нее, улыбаясь во весь рот, смотрела Маринка.

— Привет! Ты как здесь? Я тебя уже два дня в универе не вижу…

— Я сачкую, — откровенно призналась Маринка и, расширив глаза, скосила их в сторону, показывая на высокого парня в кожанке, что недвусмысленно держал ее за руку.

— А-а! — с пониманием протянула Сима, — А как потом пропуски будешь отрабатывать? — поинтересовалась она, но вопрос утонул в голосе диктора, сообщающего об отправлении поезда.

Пока они ехали, Маринка, несмотря на шум и грохот, успела доложить подруге, что она выходит замуж и они с ее женихом — тем самым парнем в кожанке! — ездили на рынок за тканью для свадебного платья и всякими мелочами. Сима обиделась было, что Маринка сказала ей об этом только что, но, глядя на счастливую подругу, не стала укорять ее, а еще раз подумала, с какой легкостью живет Марина. «Может быть, моя проблема как раз в том, что я все усложняю?» Снова вспомнился Сашка. Его Сима, как и Маринку, не видела два дня.

— А Сашка? Тоже жениться собрался? — шутливо спросила она, перекрикивая шум поезда.

— Сашка? Не знаю. — Марина не совсем поняла «тоже» в вопросе Симы, но, зная о друге чуть больше, решила успокоить.

— Да у них так — несерьезно все. Смазливая девочка, сама к нему липнет.

Ответ Марины прозвучал в тот момент, когда поезд остановился. Сима, говоря о женитьбе Сашки шутя, услышав о его «несерьезных отношениях с какой-то смазливой и липнущей девочкой», растерялась, не зная даже как реагировать. Маринка сразу сообразила, что ляпнула не то.

— Не бери в голову, Сима! Он же мужик, как ни как! Ты лучше скажи, пойдешь ко мне в свидетельницы? — перевела она тему, но Сима ее не услышала.

С натянутой улыбкой она кивнула в ответ и пошла к выходу, сказав, что ей надо бежать.

— Так это не твоя станция… — Марина хотела было задержать подругу, но не успела. Сима вышла, двери захлопнулись.

«Все. Дождалась! Ни мужа, ни друга, никого!» Хотелось плакать. И светлый день уже не радовал, и сама себе Сима казалась безнадежно устаревшей: и своим мировоззрением, и немодной одеждой, и даже учебой среди однокурсников, моложе ее на два-три года.

Дома мать встретила, ворча, и с Алешкой на руках.

— Что так долго? Он мне уже все руки оттянул — что-то куксится сегодня, посмотри, как бы ни заболел. Говорила тебе вчера — закрой окно, продует ребенка! А тебе все воздуха мало!

Сима молча забрала Алешку. Он снова потянулся к бабушке, захныкал. Сима потрогала лоб сына.

— Вроде не горячий… Ты что, Лешка-картошка, а? Бабушку замучил сегодня, ая-яй, — она попыталась пошутить, но получилось совсем грустно.

Валя заметила, что дочь какая-то сама не своя.

— Устала?

— Немного. Знаешь, Маринка замуж выходит… и у Сашки… любовь…

Валя все поняла.

— Это тебе кто сказал?

Плечи Симы приподнялись и опустились.

— О чем? О Маринке или о Сашке? — она ехидно рассмеялась. — Впрочем, какая разница. И о том, и о другом мне сказала Маринка.

Валя всплеснула руками.

— Вот балаболка!

Сима не стала дальше слушать мать и, прижав к себе сына, ушла в свою комнату. Завалившись с ним на кровать, она взяла резинового зайца с большими желтыми ушами и выразительными нарисованными глазами, пощекотала Алешку. Заяц пискнул. Алешка гыкнул от удовольствия, сжал игрушку обоими ручонками. Заяц протяжно засопел.

— Играетесь? — Валя заглянула в комнату. — Играйтесь, я сейчас, кашу сварю.

Со двора послышался крик: «Валя!» Это соседка позвала мать.

Валя снова заглянула к Симе.

— Присмотри за кашей, я на минутку выйду, попросила она.

Сима оставила Алешку в комнате и пошла следить за кашей.

Пока молоко закипало в кастрюльке, Сима смотрела в окно. Все старые постройки в некогда огромном дворе, где она играла еще девчонкой, давно снесли, и всю территорию забрали под строительство нового здания. «Теперь и гулять детям негде! — думала Сима. — Так все изменилось в жизни. Даже государство, в котором я родилась, исчезло. А я живу в том же доме, в той же комнате и ничего у меня не меняется вот уже…» Запах горелого молока заполнил кухню.

— Убежало! — опомнившись, Сима выключила газ, с досадой посмотрела на кастрюльку, в которой медленно оседала молочная пена.

«Мама расстроится за плиту, ну надо же так, балда!» Сима не успела собрать тряпкой растекшуюся коричневую жижу, как из комнаты послышался грохот. Рванув с места, Сима влетела в свою комнату и так и встала, как конь с натянутым поводом. Одна створка шифоньера оказалась открытой, все вещи валялись на полу и среди них Алешка. Не замечая мать, он снимал с себя и отбрасывал в сторону трусы, колготки, а рядом валялась упавшая полка. Сима охнула, только представив, что эта полка могла свалиться на голову ее сына.

— Алеша, сынок, ты не ушибся? — Сима подняла ребенка на руки, сняла с его головы газовый шарфик. — Нигде не больно? А? Алеша…

Алешка покачал кудрявой головой и протянул матери ручонку, в которой зажал старый носовой платок. «Папин», — мелькнула мысль. Алешка разжал кулачок, и Сима взяла находку сына. Почувствовав в платке что-то твердое, она села с ребенком на кровать и развернула. Черная длинная бусина из агата со светлыми, почти белыми рисунками, блестела матовой поверхностью. Сима сжала бусину двумя пальцами и подняла к свету. Цвет камня изменился: на просвет он оказался темно-коричневым. Длиной сантиметров пять, бусина была хорошо отполирована и рисунки на ней выглядели симметрично. По краям — полосы по всему ободу, от одной до другой, змеей огибая весь камень, прошла такая же светлая лента, а с двух сторон от нее — одинаковые кружки, напоминающие круглую луну. И не только формой, но и цветом.

— Что это?..

— Си-а-ва! — чеканя звуки, произнес Алешка.

— Сиава… понятно… Это ты за этой авой полез в шифоньер?

Алешка улыбался во весь рот и смотрел на мать так радостно, что она рассмеялась в ответ.

— Чудо мое, и чего только от тебя не дождешься?! Сиава…

Дверь хлопнула, вся испуганная в квартиру вбежала Валя.

— Господи! Что тут у вас происходит?..

Сима с Алешкой по-черепашьи вжали головы в плечи.

Когда все страсти улеглись, Сима показала матери Алешкину находку.

— Откуда это у нас?

— Тебе было года три-четыре, — вспомнила Валя, — ты забралась в подвал. Когда я тебя вытащила оттуда и принесла домой, то из кармашка твоего платья выпала эта бусина. Я сначала хотела ее выкинуть, а потом пожалела, а чтоб глаза не мозолила, спрятала. Да, видишь, так хорошо, что за все эти годы ни разу на нее не наткнулась, перебирая вещи. А Алешка, гляди, нашел!

Сима смутно помнила ту историю. Больше всего запомнилась галька под ногами, боль от ссадин и белый призрак, зависший между ржавыми котлами.

— Я призрак помню, такой белый, он потом здесь появлялся, очертаниями похож на монаха…

Валя ахнула.

— Что ж ты ничего не говорила?

— Да, собственно, и говорить было нечего… я его не боялась. Повисит в воздухе и испарится, потом совсем исчез. Последний раз, помнится, я его видела, когда в университет поступила, и все.

Валя вздохнула, странно посмотрела на дочь.

— Что, мам? — этот взгляд насторожил Симу.

— Не знаю, вспомнилось все, как тогда тревожно было, боялась за тебя. Я ведь тоже то привидение видела, в подвале, потом дома, пока комнату твою не освятила. Подумала тогда, что нечистая сила, что испугалась святой воды, молитв, ушла, а он притаился… Слушай, Сим, давай эту бусину выкинем? Связаны они как-то: и бусина эта, и привидение…

Сима поднесла агат к свету, повертела. По кругу на всей поверхности она разглядела небольшие вмятины, черточки — сглаженные то ли временем, то ли стихией, они походили на рукотворные символы или надпись.

— Здесь что-то написано!

— Да ты что?! Не читай, Сима, вдруг заклятие какое, не читай! — Валя не на шутку испугалась.

— Мам, да не волнуйся ты так, я и не смогу прочесть… Может, Сашка разберется! — обрадовалась Сима, вспомнив, как они вдвоем докопались до сути символов Каменной головы. Вспомнила и тут же загрустила вновь.

— Выбрось, говорю, о мальчишке подумай! — Валя посмотрела на Алешку, занятого печеньем.

— Ты что, мам, — Сима обняла мать, — лица на тебе нет… Не переживай, глупости все это.

Ложась спать, Сима снова взяла бусину в руки. Она не рассматривала ее, она просто зажала старинный амулет в ладони. Какое-то волшебное чувство вместе с теплом пробежало по руке и растаяло в груди. Вспомнилось странное слово Алешки «сиава». Сима повторила его шепотом: — Си-а-ва…

Она посмотрела на спящего сына. Он улыбался, раскинувшись во всю длину кроватки. Почувствовав чужое присутствие, Сима подняла глаза к потолку. В свете ночника над ними парил белый монах…

Встреч с Сашкой Сима старалась избегать, но высматривала его в коридоре во время перемен, искала, шаря взглядом по головам парней, стоявших у входа в здание факультета. Но как только находила, сразу отворачивалась.

Как-то Сашка поймал ее за руку.

— Сима, ты что от меня бегаешь? Дома тебя нет, тетя Валя смотрит на меня волком…

— Волком? Да ты что?! — Сима наигранно удивилась. — Ладно, скажу ей, чтобы к твоему приходу очки надевала.

— Ничего не понял… Что случилось?

Сима отдернула руку и ушла. В груди кипела злость. А может быть ревность? Сима отогнала шальную мысль. Какая ревность? Кто он мне? Но беспокойства от этих вопросов не убавилось.

К Маринкиной свадьбе Сима сшила себе новое платье. Отец дал денег на туфли. Просмотрев не один модный журнал, Сима нарядилась соответственно случаю, подкрасилась с особой тщательностью и предстала перед многочисленной мужской компанией, которая составила большую половину приглашенных со стороны жениха, прекрасной нимфой.

В платье кремового цвета — с расклешенной юбкой и утянутой широким поясом талией — Сима выглядела совсем девчонкой. Через полупрозрачную ткань присборенных у запястья рукавов просвечивали ее изящные руки. Юбка чуть прикрывала колени, и туфли в тон платью подчеркивали красоту ног Симы. Она, поглядывая на себя во все зеркала, улыбалась, чувствуя свою неотразимость.

Когда в зал вошел Сашка — в костюме, с ярким галстуком — Сима гордо вскинула голову и склонилась над Маринкой, спрашивая, не надо ли ей чего. Длинные распущенные волосы, локонами рассыпались по спине, играя на свету бликами. Сима говорила с Маринкой, но не выпускала Сашку из поля зрения. «Ну, где твоя прилипала?» — оглядывая всех девчонок в зале, Сима искала пассию друга, но никто не подошел на ее роль, просто потому, что не удосужился внимания Сашки. «Ладно, подождем, опаздывает, значит».

Сима веселилась, отвечала туманными взглядами на комплименты свидетеля жениха, танцевала со всеми, кто приглашал, стараясь изо всех сил не замечать Сашку. А он в одиночестве сидел в дальнем углу стола и не спускал с нее глаз. Сима опустошала один бокал шампанского за другим и к концу вечера плыла в танце, как лебедь по волнам. Мужские руки, крепко державшие ее за талию, казались самыми надежными, хотя Сима и не различала лиц тех, кому эти руки принадлежали.

Сашка не выдержал, когда Сима, прижимаясь, чтобы не упасть, к одному из своих ухажеров, пошла с ним к машине. Маринка, чувствуя неладное, подхватив длинную белую юбку, и решительно потащив за собой мужа, выбежала за Сашкой. И как раз вовремя! Сима уже сидела в такси, а Сашка за грудки удерживал однокурсника Маринкиного мужа, не давая ему уехать вместе с ничего уже не соображающей подругой. Пока Маринка пыталась с мужем что-то объяснить этому ухажеру, Сашка захлопнул дверь машины, быстро сел рядом с водителем и приказал: «Поехали!».

— А Вадик? Эй, подождите, Вадик отстал, — промямлила Сима, но слова давались ей с трудом, и она умолкла, откинувшись на спинку сидения.

Валя, открыв дверь на странный и громкий для позднего вечера стук, ахнула. В дверь — бочком, с Симой на руках — протиснулся Саша.

— Все в порядке, тетя Валя, она просто выпила много, — он понес ее в комнату, сказав по пути: — Там туфля упала, в подъезде…

Отец Симы побежал за туфлей, мать быстро расправила кровать. Саша уложил Симу, которая скатилась с его рук, как рыбка, и, уткнувшись носом в подушку, что-то проворчала.

От шума проснулся было Алешка. Бабушка покачала его, успокоила. Облегченно вздохнув, Сашка поправил галстук, отдернул пиджак и, тихо сказав «дура», вышел.

Весь следующий день Сима молча провалялась в постели. Отец ушел на работу с нелегкими думами, лишь заглянув к ней, мать всю ночь провозилась, подавая дочери то тазик, то чай, а с утра пришлось заниматься с внуком. Валя тоже молчала, не досаждая дочери ни вопросами, ни нотациями. А она лежала бледная, как наволочка, и только отворачивалась, когда мать смотрела на нее.

Сначала Сима просто не могла оторвать голову от подушки — перед глазами все плыло, а тошнота подкатывала к горлу. Алешка залазил на кровать, пытаясь поиграть, но от его бесконечных вопросов у Симы трещала голова. Когда немного полегчало, Сима попыталась вспомнить, что она делала на свадьбе подруги. Дальше сурового Сашкиного взгляда мысль не могла пробраться. Сима понимала, что она выпила столько, что ее разум просто отказал, и все, что было потом, она делала на бессознательном уровне. Но от этого легче не стало. Смутно Сима помнила танцы, мужские руки, свой глупый смех и метание взгляда по гостям в поисках тайной Сашкиной зазнобы. «Дура, дура, совсем ополоумела со своей навязчивой идеей! Да пропади пропадом и Сашка, и его „рыба“! Как стыдно, перед Маринкой стыдно, перед мамой… Всем испортила вечер… А что люди подумали?!» От этого самобичевания становилось еще хуже.

К вечеру Сима нашла в себе силы и пошла в душ. Каждая капля, ударяясь о дно ванны, эхом отзывалась в голове. Несколько таблеток цитрамона, выпитых за день, лишь слегка приглушили боль. И все же после душа стало легче, словно вместе с водой с тела смылся пласт вековой грязи, заодно прочистив и больной мозг. «Что б я еще раз хоть когда-нибудь в жизни!..» Сима дала себе зарок и даже вспоминать о шампанском не могла.

Родители молчали весь вечер. Сима вышла, как обычно попить с ними чай, посмотреть новости, но мать и отец даже не взглянули на нее.

— Ну ладно вам, виновата я, дура, с ума сошла, стыдно мне, я даже не знаю, как теперь людям на глаза показаться, и вы тут тоже, — Сима не сделала ни одного глотка и со слезами ушла, оставив родителей шептаться друг с другом. Валя все рвалась утешать дочь, а Петр останавливал ее, увещевая, что она сама должна в себе разобраться.

Но Сима больше не могла разбираться в себе. Ей было так плохо, что впору в петлю лезть. Только Алешка удерживал ее, отвлекая от тяжких дум. В конце концов, Сима сгребла его в охапку и разрыдалась. Сын, услышав плач матери, тоже скуксился.

— Что ты, сынок, что ты, это мама так шутит, — Сима через силу улыбнулась, вытерла слезы, которые никак не хотели останавливаться. — Вот, смотри, твой зайка как улыбается, если будешь плакать, он тоже заплачет… заплачет… — слезы текли и текли.

Уснула Сима с тяжелым сердцем, ощущая себя одинокой, словно высокогорное озеро, затерявшееся в диких горах, куда не ступала нога человека. Как ни плескалась она волнами, как ни прихорашивалась весной, наполняясь свежей водой, никто не мог полюбоваться ею, никто не приходил к ее берегам посмотреться в хрустально чистые воды, отражающие небо…

Сашка пришел через два дня после занятий. Сима пропустила день учебы и второй, и это насторожило ее верного друга.

Он застал Симу одну. Родители ушли с внуком в гости и Сима, открыв Сашке дверь, не сказала ничего на его «привет!», а просто ушла к себе. Она облокотилась на подоконник и смотрела в окно на темнеющую улицу. Сашка прошел следом и встал посередине комнаты, не зная, что сказать. Его поразили глаза Симы. Никогда он не видел таких грустных, потухших глаз, некогда сияющих, как сапфиры.

— Сима…

Она молчала, только сжалась вся, словно готовясь к нападению.

— Забудь, всякое в жизни бывает…

Сима хмыкнула.

— Хорошо, забуду. Что еще? — она так и не повернулась.

Сашка уставился в пол, мучительно борясь со своей нежностью, жалостью, любовью, перешедшей с годами в опеку. И вдруг он понял, что именно сейчас настал тот самый момент, когда их отношения должны сдвинуться с мертвой точки — или в одну сторону, или в другую.

— Сима…

Она не успела ответить, как Саша обвил ее руками, укутал словно крыльями, сжав ее плечи и закопавшись лицом в ее волосы.

Сима напряглась, дыхание в груди остановилось на вдохе. Симе казалось, что она сейчас умрет от удушья, а Сашка еле слышно шептал на ухо: «Тихо, тихо, успокойся, все будет хорошо».

Наконец, Сима смогла выдохнуть.

— Ты, ты, ты… как ты мог?!

Она дернулась, пытаясь выскользнуть, но Сашка еще сильнее сжал руки.

— Я тебя люблю. А ты, дурочка, все пытаешься закрыть на это глаза.

Симу обдало жаром. Она не знала, как реагировать, что ответить. Все перепуталось в голове, но по телу потекла жизнь, согревая разгоряченной кровью каждую клеточку, пробуждая от спячки душу.

— Я… я… я не знаю… — сдалась Сима и расслабилась, опустив голову на Сашкино плечо.

Нежно, словно боясь причинить боль, Саша развернул Симу, покрыл поцелуями ее лицо, подрагивающие веки, раскрывшиеся губы, холодный кончик носа. Сима застонала, обхватила Сашкину голову ладонями, припала к его горячим губам, как к живому источнику, и пила, как странник пустыни, измученный жаждой, не в силах ни оторваться, ни насытиться.

Шумную свадьбу решили не играть. Отметили долгожданное всеми знаменательное событие в узком кругу на даче Сашкиных родителей. Два человека соединили свои судьбы, но счастливых оказалось больше — и родители, и близкие друзья, и Алешка.

Душа Симы ликовала. Она купалась в любви и дарила ее всем улыбками, смехом, взглядами. Саша вместе с семьей обрел покой. Теперь он на полном праве учил Алешку называть Симу мамой, а себя — папой. Алешка старательно повторял за ним «мама, папа», но бежал к матери с криком «Си-а», а его привычно звал «Сяся». Сима смеялась. Она заметила, что сын стал проговаривать ее имя иначе. «Сива» — так оно звучало в его устах.

— Знаешь, — поделилась она с мужем, — Алешка все время как-то по-своему называет меня. Вот недавно, когда мы нашли агатовую бусину…

— Где нашли? — удивился Саша.

— В шифоньере, — отмахнулась было Сима, — так он тогда назвал эту бусину «сиава».

— Подожди, подожди, давай подробнее. Нашли какую-то бусину в шифоньере… А где сами бусы?

— Какие бусы? — Сима не поняла.

— Ну, бусина — это же от бус?

— Нет, есть только одна бусина. Она необычная, Саш, я тогда сразу хотела тебе ее показать, но ты увлекся рыбой и…

— Ты когда-нибудь успокоишься со своими рыбами? Сима, я же тебе уже все объяснил: не было вообще никаких отношений, Маринка просто не так выразилась, а ты поняла, как хотела.

— Я как хотела?! — Сима снова взбеленилась.

Саша поймал ее в объятия.

— Все. Все. Спокойно. Давай о бусах.

Сима прижалась к нему. «А ведь, если бы я тогда не заревновала, так и ходили бы рядом, а не вместе», — подумала она и, довольная, облегченно вздохнула.

— Что?

— Ничего, — Сима улыбалась, — хорошо…

— А! Так что там с бусиной? Ты мне расскажешь или у Алешки спросить?

— Слушай! Алешка залез в шкаф, перевернул там все вещи, упал с полкой и нашел эту бусину. — Сашка только головой покачал, уже не удивляясь проделкам сына, да и жены тоже. — Но самое интересное, что бусина эта древняя, а у нас лежит почти двадцать лет. И я об этом не знала. Я тебе сейчас расскажу с самого начала, а то так ничего не поймешь…

Сима решила все разложить по полочкам. Уж слишком много загадок для нее одной. И начала она с детства, с того момента, как полезла в окно подвала за котенком.

Саша слушал очень внимательно, даже о привидении, и Сима увлеклась, она не просто рассказывала, она сама анализировала, строила предположения. И все больше ей казалось, что и шаманский обряд, и рождение сына — это звенья одной цепи, главное звено в котором она сама.

Саша слушал внимательно и, когда Сима достала из ящика письменного стола находку Алешки, с интересом рассмотрел ее.

— Ну, как? Тебе эта вещь о чем-нибудь говорит? Там, посмотри, что-то выгравировано…

— Нет, ничего там не выгравировано, эта бусина побывала в разных переделках, только и всего. А вот белые рисунки — это да! Это определенно символы! И они что-то значат. Такие бусы носят в Тибете, — заключил Саша.

— А вот это уже интересно! — Сима взяла бусину из Сашкиных рук, проверила на вес. — Могу себе представить, сколько весят бусы…

— Ну, на что только не пойдешь, чтобы защититься от демонов!

— Поясни, не поняла…

— Сима, ты же увлекалась историей Тибета! Пошевели мозгами, ты не могла не читать о защитных амулетах.

Сима начинала злиться.

— Не умничай. Предположим, я все забыла. Рассказывай!

Алешка оторвался от своей игры и подошел к матери. Они забрались на кровать и в четыре глаза уставились на Сашку.

— Ладно, аудитория, слушайте! — он, сцепив руки за спиной, медленно шагнул, изображая Александра Матвеевича. — Тибет — суровая страна кочевников. Суровая из-за климата и географического положения. Не будем вдаваться в подробности, но именно благодаря стихиям, угрожающим жизни человека, последним был придуман сонм богов и демонов, которые вроде как управляли этими стихиями. Боги, само собой, спасали, демоны убивали. Боги жили на небе, демоны — в воде и под землей. А еще, помнится, кто-то утверждал когда-то, что и на звездах, — Сашка, изобразив взгляд из-под очков, сурово посмотрел на Симу.

— Кончай кривляться. Устройство мира в представлении древних тибетцев я помню: белый, красный, синий и дерево, объединяющее все области. При чем тут бусина?

— Бусина — это защитный амулет от демонов. Каждый знак на ней имеет магическое значение. Обычно, такие знаки имеют отношение к определенным духам-хранителям. Так как демонов много, то и хранителей тоже, потому тибетцы носят большие тяжелые связки бус, состоящих из множества бусин. Но самыми драгоценными и магическими считаются такие, как эта — агатовые и с рисунками. А называют эти бусины… дай вспомнить… Ага! Дзи! Их называют «дзи»!

— Дзи… — Сима хмыкнула, — и эта тибетская «дзи» оказалась в нашем подвале… вот теперь я окончательно запуталась. Получается, что все началось с этой бусины… А, Саш?

— Выходит, что так, — Саша заметил волнение Симы. — Давай попробуем выстроить логическую цепочку. — Он перехватил инициативу. — Начнем с бусины. Она древняя — это и без экспертизы видно! — к нашим краям практически не имеет никакого отношения. Так? — Сима кивнула, соглашаясь. — Вопрос: «Как этот амулет попадает в ваш подвал?».

— Мама сказала, что тогда ремонтировали дорогу и привозили целые машины камней. А сосед дядя Паша потихоньку таскал для себя, перед гаражом хотел площадку себе забетонировать, чтобы в дождь не раскисала. Камни носил ведрами и ссыпал в сарай в подвале. Вот в тот сарай я и попала! Он и сейчас есть! Могу показать.

— Хорошо, покажешь, потом, а пока давай дальше. Откуда привозили камни?

— С реки, с Чирчика, может быть, а может быть с Сыр-Дарьи…

— Так. В бассейнах этих рек существовали древние поселения. Это факт. Русла их меняются — это тоже факт. Где раньше было поселение, позже, вполне возможно, текла река. К тому же, через Ташкент проходил Великий Шелковый Путь. Это тоже вариант. Можно предположить, что наша бусина каким-то образом оказалась там, где уже в наше время копали камни, песок для строительства. Дальше. Теперь ты. Ты попадаешь в подвал. Там падаешь, и эта самая бусина каким-то образом оказывается у тебя в кармане. Возможно? Возможно!

— Возможно-то возможно, но странно это, Саш, ты не находишь?

— Не спорю. Но не более странно, чем белый монах!

— Галлюцинации? — с надеждой в голосе спросила Сима.

— И у тебя, и у тети Вали?

— Мда… Нет, я этот призрак часто видела, не галлюцинации. Сначала пугалась, не спала, но он вел себя спокойно, мне даже казалось в детстве, что он убаюкивает меня. Саш, я его и недавно видела, после Маринкиной свадьбы…

— А! Тогда ты могла увидеть не только призрак!

— Я серьезно. Он вот тут висел, — Сима подняла глаза к потолку.

— Висел?

— Угу.

— Ладно. Подведем итог: будем считать, что бусина попала сюда не случайно! Идем дальше. Ты едешь в степь и оказываешься вовлеченной в шаманский ритуал. И практически одновременно…

— Нет, раньше! — перебила Сима, догадавшись, с чем Саша связал ее поездку в ту судьбоносную экспедицию.

— Хорошо. Пусть будет так: сначала исчезает призрак, потом ты становишься участницей какого-то магического ритуала. Совпадение?

— Не знаю, но все как-то за уши притянуто, тебе не кажется?

— Нет, не кажется, — парировал Сашка, — жаль, что никто не смог сказать, что же ты тогда говорила. Это могло бы нам подсказать верный путь в рассуждениях, но ладно… идем дальше.

— Саш, а дальше… дальше Алешка! — Сима мягко улыбнулась. — Все, что предшествует его рождению, тоже по полочкам будем раскладывать?

Саша опустил глаза.

— Не будем. Интереснее, как Алешка назвал бусину.

— Си-а-ва. Почти, как меня.

Алешка повис на шее матери и прыгая повторил:

— Си-ми-ва!

— Задушишь, озорник! — Сима расцепила руки сына и, перетащив его на колени, пощекотала. Алешка захихикал, скорчившись. — Что такое «симива», а? Ну-ка говори, а то я тебя съем! — она наклонилась к сыну и потеребила за грудку. Мальчик заливисто рассмеялся и, снова повторив «симива», ткнул пальчиком в мать.

— Связь бусины и мамы для Алешки очевидна! — заключил Саша. — А, как известно, устами младенца глаголет истина! Я попробую разобраться с символами на ней. А там посмотрим.