Битва дипломатов, или Вена, 1814

Глава 1 И ХЛЕБ, И ЗРЕЛИЩА

Эти места, искореженные двадцатилетней войной, никогда еще не видели так много богатых, роскошных карет. Путников поджидала опасность на каждой обочине, за каждым поворотом.

На дорогах орудовали разбойники, да и постоялые дворы служили притоном для головорезов. Рискнуть отправиться в путешествие после войны могли только «отчаянные храбрецы, глупцы и самоубийцы» либо идеалисты и праздные искатели приключений. Однако осенью 1814 года по дорогам, ведущим в Вену, мчались сотни красочных экипажей.

В Вене созывалась долгожданная мирная конференция, которой предстояло определить судьбу Европы. В этот древний европейский город съезжались короли, князья, герцоги, дипломаты и многие тысячи любознательных зевак, увеличивая население австрийской столицы по меньшей мере на треть.

Формально приглашения на конгресс не рассылались, о нем было объявлено в газетах.

Революционные и наполеоновские войны распотрошили Европу. Впервые за всю историю континент пережил нашествие огромных армий, набранных на основе всеобщей воинской повинности, — «тотальную войну». Франция положила начало конскрипции известным указом, изданным в августе 1793 года:

Война принесла неимоверные страдания народам, разрушила государства, экономики, искалечила семьи. Погибли пять миллионов человек, еще больше остались на всю жизнь инвалидами. С лица земли были стерты целые деревни, загублены пашни, попраны законы, совершены чудовищные злодеяния.

Бедствие, обрушившееся на Европу, породило множество сложных, запутанных и острых проблем. Союзники рассчитывали заняться ими после победы. Пока, как им казалось, они разобрались только с Францией. Овладев столицей и потратив два месяца на пререкания, они в мае 1814 года подписали договор.

Согласно Парижскому договору, Франция возвращалась к границам по состоянию на 1 января 1792 года. Это означало, что она лишалась львиной доли своих завоеваний, но не всех. Территории, захваченные до этой даты, сохранялись за ней, включая северо-восточные регионы, Шамбери в Савойе, бывший папский анклав Авиньон и даже некоторые колонии в Новом Свете. Фактически жизненное пространство Франции и ее население оказывались больше, чем при Людовике XIV, Людовике XV и Людовике XVI.

Союзники рассчитывали на то, что великодушные условия мира помогут новому королю Людовику XVIII утвердиться на троне и интегрировать страну в мировое сообщество. Победители не подвергли Францию неизбежным в таких случаях наказаниям. Они не потребовали контрибуции, не оккупировали страну и не ограничили вооруженные силы. Союзники проявили к поверженному противнику необычайное снисхождение.

Все остальные проблемы оставались нерешенными. Конгрессу предстояло переустроить бывшую империю и ее многочисленные королевства-сателлиты, по сути, определить будущее всей Западной Европы, территорий, расположенных восточнее Рейна, и многих лакомых островов от Карибского бассейна до Ост-Индии.

Самой тяжелой, по крайней мере поначалу, была проблема Польши. Наполеон называл эту страну «ключом от кладовых с сокровищами», а просвещенные деспоты XVIII века стремились захватить как можно больше польских земель и делили их не меньше трех раз.

К 1795 году Польша исчезла с карты мира, проглоченная, по выражению Фридриха Великого, «как артишок, ломтик за ломтиком». Львиная доля польских территорий досталась России, включая Литву, Украину, Белоруссию и Восточную Польшу. Австрия завладела древним Краковом, богатым сельскохозяйственным регионом Восточной Галиции и соляными копями Тернополя. Пруссия присвоила Варшаву, Гданьск и полосу земли, простирающуюся на север к морю, получившую впоследствии название «польского коридора». Это был результат грубой и циничной демонстрации политики с позиции силы.

Наполеон разыгрывал польскую карту в своей восточной военной кампании, называя раздел Польши «безнравственным, безрассудным и непростительным». Бонапарт обещал полякам: если они докажут ему, что достойны стать нацией, то он поможет им возродить страну. Завоеватель ограничился лишь созданием крошечного Варшавского герцогства, которое нещадно эксплуатировал. Венский конгресс, казалось, предоставлял возможность восстановить наконец независимую Польшу, хотя найти решение проблемы было вовсе не легко.

Наполеон любил делать королей из членов семьи и приятелей, посадив их на троны почти по всей Европе от Италии до Испании и Голландии. Он породил новые королевства и в Германии: Баварское, Вюртембергское, Саксонское. Как должны поступать победители с новоиспеченными монархами, цепляющимися за свои короны? Что сказать прежним правящим дворам, сметенным наполеоновским смерчем и теперь желающим вернуть свои королевства? Конгресс ожидала нешуточная схватка венценосцев за престолы.

Назревала и баталия за украденные произведения искусства. Наполеон и его великая армия оказались самыми наглыми грабителями, каких только знала история. Доблестные воины Бонапарта вывезли со всей Европы уникальные творения Микеланджело, Рафаэля, Тициана, Рембрандта. Император собирался превратить Париж, как он говорил, в «самый дивный город на белом свете». Доминик Виван Денон, занимавшийся конфискацией предметов искусства, делал свое гнусное дело с «беспощадным старанием» и действительно превратил Лувр в «сокровищницу мира».

Теперь все эти шедевры — скульптуры, картины, гобелены, драгоценности — привлекли всеобщее внимание. Французы, конечно, хотели присвоить «военные трофеи», и специальная статья Парижского договора разрешала им оставить себе награбленные сокровища. Однако осенью 1814 года появились требования вернуть шедевры их владельцам; особенно на этом настаивали наиболее обворованные страны — Италия и Нидерланды.

Помимо официальных делегаций, на конгресс приехало множество самостийных представителей и просто любителей поразвлечься со своими идеями и проектами. Поскольку формат конференции не был определен, то каждый надеялся на участие в принятии решений. Эти частные делегации и лица могли торговать чем угодно — от конституций до песен. Один американский предприниматель д-р Юстус Боллман приехал с огромным портфелем прожектов, включая создание пароходной компании на Дунае.

Из Франкфурта, Любека и Праги прибыли делегации, настроившиеся на то, чтобы отстаивать права евреев, провозглашенные Наполеоном: их вроде бы могли отменить. Одна группа делегатов хотела, чтобы конгресс объявил крестовый поход против пиратов по всему миру: начиная с корсаров, разбойничавших в Средиземноморье, и кончая флибустьерами Карибского моря. Представители книжных издательств и компаний намеревались обратить внимание конгресса на другое пиратство — «литературных разбойников», безнаказанно грабящих авторов и их издателей. Они надеялись учредить международное агентство по охране авторских прав и интеллектуальной собственности.

Казалось, всех обуревали те или иные идеи переустройства послевоенного мира. Однако самая главная проблема заключалась в том, что собрание миротворцев было в большей мере разобщено, а не едино в своих намерениях и ожиданиях. Разногласия уходили на второй план во время борьбы с Наполеоном. Теперь они проявлялись с новой силой, дополненной жаждой мести.

Столица Габсбургов наилучшим образом подходила для международной встречи такого масштаба. Вена всегда была географическим и культурным сердцем Европы. Еще в августе 1806 года Вена оставалась центром Священной Римской империи, обветшалого, но по-прежнему внушительного конгломерата наций, разрушенного Наполеоном. Империя просуществовала почти тысячу лет, то наращивая, то теряя свое грозное могущество. Теперь она рухнула, но столица сохранила величие и великолепие.

Один путешественник, въезжая в ворота Вены, заметил: «Город выглядит как гигантский королевский дворец». Узкие, извилистые улицы сплошь заставлены старинными особняками в причудливом стиле барокко, повсюду видны шпили, купола, башни, сверкают колонны из ослепительно белого камня, многоцветные фасады и крыши домов. Ряды глубоких, посаженных в ниши окон утопают в зелени. Вена — одна из самых зеленых столиц Европы: отчасти благодаря императору XVIII века Иосифу II, распорядившемуся, чтобы за каждое срубленное дерево высаживалось новое.

Вене присущ особый аристократизм, которого всегда недоставало Лондону, а Париж утерял его после революции. Австрийские, венгерские, богемские аристократы жили здесь в грандиозных особняках с собственными бальными залами, школами верховой езды и домашними оперными театрами. В Вене обосновались многие французские эмигранты, бежавшие от революции, правда, обедневшие и занимавшие дешевые апартаменты на третьих и четвертых этажах.

Купеческое сословие, если так можно назвать пока еще небольшую группу людей, не было заметно в Вене, но городские ремесленники с лихвой удовлетворяли запросы двора и общества в каретах, упряжи, часах, музыкальных инструментах, предметах роскоши. А у виноделов никогда не было проблем со сбытом своей продукции в городе, где, по выражению принца де Линя, жители «завтракали до обеда, а потом обедали до самого ужина».

Основные события, связанные с мирным конгрессом, должны были происходить в Старом городе, окруженном стенами, стоявшими примерно вдоль современного бульварного кольца Рингштрассе. По преданию, толстенные каменные стены были построены на деньги, полученные за выкуп короля Ричарда I Львиное Сердце, захваченного в 1193 году на пути во Второй крестовый поход[1]. В действительности стены, подвергаясь осадам на продолжении столетий, непрестанно перестраивались; особенно они пострадали во время двух страшных турецких осад (1529 и 1683 годов); после нашествия французов в 1809 году стены так и не были восстановлены, и сохранившиеся бастионы служили участникам конгресса смотровыми площадками для обозрения австрийской столицы.

Вена расположена на равнине, где Дунай раздваивается и его можно легко перейти вброд; это обстоятельство обнаружили еще римляне, стоявшие здесь лагерем в I веке н.э. В Средние века Вена была маленьким поселением, затерявшимся на восточной окраине обширной империи Карла Великого. Этот факт отражен в немецком названии Австрии Osterreich — Остеррейх. На протяжении столетий Вена служила мостом между Востоком и Западом: через город шли крестоносцы, торговцы, монахи и просто путешественники, направляясь на восток по берегам могучего Дуная, несущего свои воды на расстоянии двух тысяч миль от отрогов Черного леса (Шварцвальда) к Черному морю.

По числу жителей — четверть миллиона — Вена уступала только Лондону и Парижу, но завоевала репутацию «радостного» города, создающего «положительные эмоции», хотя кое-кого она могла и раздражать своей эксцентричностью. «Вена — такой город, в котором можно испытать самые необыкновенные ощущения восторга», — говорила французская эмигрантка баронесса дю Монте. Другой поклонник австрийской столицы, сочинитель песен и искатель приключений граф Огюст де Ла Гард-Шамбона, называл Вену «колыбелью счастья». Осенью гости, съехавшиеся на мирную конференцию, смогли сами убедиться в справедливости его слов.

В роли официального устроителя конгресса выступил император Австрии Франц I, последний коронованный император Священной Римской империи. Родившийся во Флоренции, Франц был главой семейства Габсбургов, древнейшей и самой известной в Европе династии, правившей почти бессменно с XIII века. Шестисотлетнее господство прервал лишь Карл VII из династии Виттельсбахов, властвовавший некоторое время в сороковых годах XVIII века до того, как корона снова перешла к Габсбургам (или, вернее, к Габсбургско-Лотарингской линии династии Габсбургов).

Император Франц был среднего роста; на лице, обрамленном белоснежными волосами, выделялись точеные скулы и пресловутый габсбургский подбородок, выступавший вперед. Ему было всего сорок шесть лет, но он казался намного старше своего возраста. Он уже пережил на троне трудные двадцать два года: сначала Французскую революцию, потом наполеоновские войны. Император выглядел уставшим и издерганным. Кто-то сказал тогда о нем: «Если на него хорошенько дунуть, то он упадет».

Франца любили и в народе, и при дворе. Его величали «папой Францем» и «отцом нации», ему посвящались музыкальные произведения, а Йозеф Гайдн написал «Боже, храни императора Франца!» (мелодия до сих пор используется в германском национальном гимне). Некоторые члены семьи называли белоголового императора «Венерой», богиней любви. Это можно, наверное, считать еще одним проявлением эксцентричности Габсбургов, хотя император был известен своей страстью к античным скульптурам; и сам он с мечтательным, невидящим взглядом на самом деле смотрелся как античная статуя.

Когда император не был занят наведением порядка в нескончаемом хаосе государственных дел, он предавался музыке: Франц играл на скрипке в семейном струнном квартете, и ему иногда аккомпанировал на виолончели министр иностранных дел Меттерних. Францу нравилось делать конфеты, ухаживать за растениями в дворцовых оранжереях и без конца рассматривать огромную коллекцию карт в библиотеке. Император обладал такими географическими познаниями, с которыми не мог сравниться ни один сюзерен, приехавший на конгресс. Грандиозное собрание книг, насчитывавшее после его смерти сорок тысяч томов, составило основу Австрийской национальной библиотеки.

Эпицентром светской жизни должен был стать Хофбург, дворец императора Франца, или кратко Бург, как все его называли. Первоначально четырехбашенная крепость, выстроенная в последней четверти XIII века, предназначалась для защиты города. С того времени дворец беспорядочно разросся, заняв несколько кварталов, по мере того как Габсбурги добавляли к нему новые флигеля и дворы.

Император Франц решил предоставить приезжим монархам практически весь дворец. Поразмыслив над рангами и амбициями коронованных особ, император выделил русскому царю бело-золотистые, в стиле рококо апартаменты на третьем этаже Амалиенбурга, пристроенного к дворцу в конце XVI века, названного в честь жены императора Иосифа I и недавно обновленного. Это были поистине царские хоромы: позолоченные зеркала, хрустальные канделябры, сверкающие паркетные полы, камчатые кресла.

Королю Пруссии отвели анфиладу комнат в Швейцерхофе, средневековом центре замка; во дворе здесь прежде проходили рыцарские поединки, туда вели ренессансные «ворота добродетели» XVI века, увенчанные габсбургским орлом и двумя львами. В этом крыле располагалась императрица Мария Людовика, которой пришлось перебраться в другие покои дворца, чтобы освободить место для прусского монарха.

В Хофбурге разместились еще три короля, две императрицы, королева и многочисленные князья. В Швейцерхофе поселился долговязый, тощий и словоохотливый король Дании Фредерик VI, а на втором этаже Амалиенбурга — меланхоличный, грузный и суровый самодержец Вюртемберга. Апартаменты в крыле начала XVIII века, известном как Reichskanzlei, то есть государственная канцелярия, занял король Баварии Максимилиан I Иосиф, «добрый король Макс», основатель фестиваля «Октоберфест».

Каждый вечер во дворце накрывалось сорок — пятьдесят банкетных столов, обходившихся Францу в баснословные суммы. За ними устраивались обильные и изысканные пиршества, состоявшие иногда из восьми блюд. Вначале слуги в париках и ливреях приносили супы и закуски, аккуратно расставляя их среди серебра, хрусталя, цветов и свечей. Затем подавалось мясо — говядина, окорока, оленина, фазан или куропатка. Вина подбирались соответственно блюду: устрицам сопутствовало шабли, отварному мясу — рейнское вино, жаркому — бордо или токай с императорских виноградников в Венгрии. Потом на столах появлялись фрукты, пирожные, сладости, различного рода выпечка, сыры или желе. Мороженое подавалось только тогда, когда присутствовал император Франц. Для хронически не высыпавшихся гостей день и ночь подогревались огромные чайники с кофе (не менее шестисот порций!).

Кухни, где готовились грандиозные пиршества, являли собой такое же поразительное зрелище. На главной кухне, куда вела лестница под дворцовой часовней, дымился гигантский вертел, на котором при желании можно было зажарить целого быка. Ему ассистировали несколько вертелов меньшего размера: для гусей, уток, зайцев и фазанов. Кипели котлы, медные горшки, а пламя исполинского вертела было настолько сильным, что все вокруг напоминало преисподнюю. В соседних комнатах шеф-повара, повара и поварята рубили, резали, кромсали туши «бедных животных, подобно тому как дьявол расправляется с душами, обреченными на вечные муки».

Заботясь о досуге своих сиятельных гостей, император учредил специальный «фестивальный комитет», поручив ему «спланировать, подготовить и провести развлекательные и увеселительные мероприятия». По настоянию Франца комитету надлежало составить самый «насыщенный и оригинальный» график светских развлечений, «какой только можно вообразить»: он должен был непрестанно изыскивать новые и интересные способы для «получения удовольствия» и «создания атмосферы всеобщего веселья». Надо сказать, что фестивальный комитет действительно оказался самым загруженным органом Венского конгресса. Он организовал лавину пышных балов, банкетов, маскарадов, выездов на охоту, ставших фирменным знаком Венского конгресса и названных потомками «расточительной блажью».

Прихоти высокородных гостей были самые разнообразные, и удовлетворять их было непросто. Это создавало не только проблемы, но и давало повод для зубоскальства. Один из очевидцев заметил по поводу конгресса:

Ненадолго Вене предстояло стать столицей Европы, местом празднования общей победы над Наполеоном и собрания венценосцев, какого не случалось со времен Римской империи. Дворцы, парки, театры и бальные залы, весь город готовился к уникальному праздничному фестивалю. Вена принимала у себя крупнейшую мирную конференцию, какой еще не было в истории. Но на Венском конгрессе останется и клеймо самого расточительного, распутного и сомнительного международного форума.