Битва за бездну

15 НАДРУГАТЕЛЬСТВО ВИДЕНИЯ СМЕРТИ ИСПОВЕДЬ

Скраал снова преодолевал жаркую темноту, но теперь он поднимался, используя трубопроводы и вентиляционные шахты, любые проходы, где никто не мог заметить его приближения к верхним палубам «Яростной бездны». Наконец он с удивлением увидел, что добрался до того самого места, откуда бежал несколько недель назад, оставив погибшего Антига. Он вернулся в собор.

Скраал обнаружил, что и Антиг тоже все еще здесь.

Его тело расчленили, не снимая доспехов, и темно-голубой керамит почти полностью скрылся под слоем высохшей крови. Скраал узнал Ультрамарина только по значкам его Легиона. То, что лежало перед ним на носилках, охраняемых молчаливыми прислужниками, уже нельзя было назвать трупом. У Антига не было даже головы.

Обитатели диких миров, как было известно Скраалу, порой расчленяли поверженных врагов и приносили своим жестоким богам человеческие жертвы. У Пожирателей Миров тоже имелись воинские традиции, кровавые по большей части, но в них не было ничего общего с религиозными извращениями дикарей. А то, что этим занимались Астартес, тем более такие утонченные лицемеры, как Несущие Слово, поразило Скраала не меньше, чем стрельба «Яростной бездны» по кораблям имперской флотилии.

Да, Галактика меняется, и меняется очень быстро. Слова, сказанные Задкиилом много дней назад, снова прозвучали в голове Пожирателя Миров.

В собор вошли двое Астартес, и Скраал забился поглубже в тень. В одном из них он узнал того воина, с которым сражался здесь же в день бегства. Он удовлетворенно усмехнулся, заметив на лице Несущего Слово, там, где его кулак раздробил скулу и челюсть, металлическую конструкцию.

Воина, назвавшего себя тогда Рескиилом, сопровождал капеллан в темных доспехах. Это был один из лидеров Легиона, в шлеме, похожем на череп, с дыхательным аппаратом, вмонтированным в ворот, и с жезлом, символизирующим его сан.

Рескиил отдал прислужникам молчаливый приказ. Словно инстинктивно понимая своего господина, слуги поспешно поклонились и взялись за ручки носилок. Подняв останки Астартес на плечи, они вслед за капелланом вышли из собора.

Рескиил неторопливо шагнул следом и так внимательно уставился в темноту, что Скраал решил, будто его обнаружили. Однако Несущий Слово вскоре отвернулся и последовал за мрачной процессией.

Пожиратель Миров, опустив цепной топор, стал пробираться за ними. Сохраняя достаточную дистанцию, Скраал прошел за своими врагами по уставленному статуями коридору, который, как он полагал, вел к носу корабля. До сих пор он избегал передней части судна, предпочитая скрываться в служебных помещениях машинного отделения, но более подробное знакомство с противником стоило риска. После недолгого преследования Пожиратель Миров оказался в темном помещении, освещенном только огоньками свечей.

Скраал не спускал глаз с носильщиков и заметил, что, прежде чем войти в следующее помещение, они произнесли молитву перед герметично закрытыми дверями. Слов он, конечно, разобрать не мог, но почтительную интонацию уловил безошибочно.

Темнота окутывала его, словно плащом, и Скраал рискнул пробраться внутрь. За дверями оказался анатомический театр. Центр зала занимал хирургический стол, а вокруг поднимались ряды скамеек, но зрителей не было. Предстоящий ритуал или эксперимент, вероятно, требовал секретности.

Капеллан набросил поверх доспехов отороченный черной каймой балахон и жестом приказал носильщикам пройти к столу. Бессловесные слуги поспешно скользнули вперед и, почти не разгибаясь, начали перекладывать с носилок на стол части тела Антига. При виде этой сцены у неверующего и циничного Пожирателя Миров от ярости перехватило горло, а в сердце заклокотал гнев. Как будто разъятое на части тело Ультрамарина было всего-навсего подлежащим разборке механизмом или кусками мяса, выставленными на прилавке.

От горя и негодования он окаменел, словно вся кровь вытекла из него и вместо нее образовался лед.

Скраал совершил за свою жизнь немало ужасных деяний. Ему приходилось убивать невинных в Схоламградском мешке и при сожжении Этеллионского флота. Совсем недавно, на Бакка Триумвероне, он хладнокровно убивал только ради утоления жажды крови, но это совсем другое. Это рассчитанное и точное ритуальное расчленение Астартес было таким жестоким и разрушительным, что его сущность теперь утрачена навечно. Для Антига не будет ни почестей, ни смерти на поле боя, как подобает достойному воину. Нет, это полное уничтожение, ужасное и бездушное. Подумать только, его боевой брат жестоко посрамлен такими же Астартес, как и он сам… Скраалу пришлось напрячь всю волю, чтобы не выскочить из укрытия и не перебить прислужников, участвующих в отвратительном ритуале.

Капеллан подошел к столу, и по его знаку слуги, раболепно кланяясь, попятились к выходу. Взяв со стола руку Антига, капеллан внимательно ее осмотрел.

— Но здесь недостает головы, — заметил он, возвращая мертвую конечность на стол.

— Ее потребовал Всорик, — пояснил Рескиил.

— Понимаю. И теперь наш всеведущий повелитель желает, чтобы мы использовали останки ради дальнейших благодеяний варпа.

Слова капеллана прозвучали почти вызывающе.

— Ты заговариваешься, Икталон, — одернул его Рескиил. — Не советую тебе забывать, кто на этом корабле хозяин.

— Молчи, подхалим! — огрызнулся Икталон. — Всем известна не только твоя преданность, но и твои амбиции.

Рескиил вздернул подбородок, чтобы ответить, но капеллан не дал ему такой возможности.

— Придержи язык! Подумай о судьбе тех, кто остался на Бакка Триумвероне. А прежде чем говорить о хозяине, вспомни об Ултисе. В этом зале, — капеллан обвел рукой мрачное помещение, — ты полностью подчиняешься мне. Задкиил и его высохший астропат воспользовались своим шансом и заключили договор с Всориком. Теперь моя очередь, и при помощи этих останков я получу предсказания. И прекрати разговоры. Мне нужно сосредоточиться, а ты испытываешь мое терпение, Рескиил.

Второй Несущий Слово, пристыженный этой тирадой, отошел от стола, предоставляя капеллану заняться его работой.

Скраал злорадно ухмыльнулся, но был удивлен разногласиями в рядах Несущих Слово.

— Руки воина, — произнес Икталон, проводя закованными в броню пальцами по ладони Антига. — Сильные и послушные. Но мне этого мало. — Капеллан показал на торс Ультрамарина. — Вскройте.

Один из прислужников вытащил из-под стола лазерный резак и провел лучом по нагруднику Антига. С керамита сорвался золотой орден и со звоном упал на пол. Несущие Слово не обратили на это внимания. Прислужник с резаком удалился, а капеллан, сунув пальцы в разрез и кряхтя от натуги, раскрыл грудную клетку Ультрамарина.

Показались все внутренние органы Астартес. Скраал рассмотрел оба сердца и третье легкое, а также вывернутую костяную пластину, образовавшуюся из ребер.

Капеллан, глубоко запустив руку, вытащил один из органов. На вид это была либо оолитовая почка, либо омофагия. Икталон невозмутимо осмотрел свою находку, отложил в сторону и вытащил пучок кишок. Разложив их на столе, капеллан долго всматривался в петли и изгибы, обагренные кровью.

— На Макрейдже ничего не подозревают, — прошептал он, озвучив результат исследований. Затем, прикоснувшись пальцем к сгустку крови, добавил: — Вот и наш маршрут. Путь перед нами открыт.

— А как насчет Калта? — не подходя к столу, спросил Рескиил.

— Это пока неясно, — ответил Икталон. — Перед Кор Фаэроном нет никаких препятствий, кроме тех, что он создает себе сам. — Капеллан снова пристально взглянул на открытую грудь Антига. — В третьем легком образовался узел вен. Здесь Жиллиман представлен обычным человеком. Не примархом, а человеком, не ведающим о своей судьбе.

Голос Икталона буквально сочился злобой.

Капеллан склонился над столом, всматриваясь в одно из сердец Антига, но вдруг резко выпрямился.

— Мы здесь не одни! — воскликнул он.

Рескиил мгновенно взял на изготовку болтер и рявкнул в вокс-передатчик:

— В анатомический театр, немедленно!

В комнату с оружием наготове ворвались четверо Несущих Слово.

— Рассредоточьтесь и отыщите его! — проревел Рескиил.

Скраал, пятясь, выскочил из зала. Пробежав часть уставленного свечами прохода, он выбил запор служебного люка и нырнул в путаницу проводов и кабелей. Он мчался вперед, надеясь, что корабль спрячет его еще на какое-то время. Он обращался к океану ярости в своей душе, ища в нем успокоения, но ничего не чувствовал. Внутри все оцепенело.

В мозг Цеста вихрем ворвались видения, заслонив собой окружающий его реальный мир. В одно мгновение он перенесся в знакомые места. Внизу вертелась Формаска, двигаясь по привычной, но почему-то видимой орбите. Внезапно стратегически важные точки на всей ее поверхность поразили серебристые торпеды. Появились фонтаны незначительных взрывов, но за ними последовала ударная волна сокрушительной силы. Цест видел, как едва заметные трещины, увеличиваясь с каждой секундой, превращались в зияющие пропасти, пересекавшие поверхность спутника, словно зубастые пасти. Формаска раскалилась и начала пульсировать, как сердце, испытывающее колоссальную перегрузку. А потом она взорвалась.

Осколки волнами разлетелись в разные стороны, и в атмосфере находящегося неподалеку Макрейджа вспыхнули миниатюрные астероиды. Корабли, стоящие на якорях в верхних слоях атмосферы, почти все погибли. Невероятно, но до Цеста донеслись вопли обитателей родного мира, гибнущих под градом раскаленных обломков.

В туче осколков возникла какая-то движущаяся тень, огражденная защитным полем. Это темное пятно ворвалось в атмосферу Макрейджа. Видение дрогнуло и сменилось картиной индустриального района города-улья. По улицам, настигая перепуганных жителей, быстро распространялось облако газа.

Картина опять изменилась, теперь перед мысленным взглядом Цеста появились корабли — огромные суда Великого Крестового Похода. И на них тоже обрушился метеоритный шторм. Цест с ужасом смотрел, как под ударами обломков раскалываются корпуса кораблей и стилизованная буква «U», символ его Легиона, исчезает в пламени. Метеоритная буря прорвалась через атмосферу к поверхности планеты, где собрались его боевые братья. Цест корчился от боли и кричал, однако примарх не слышал его предупреждения.

Но вот перед ним вместо открытого космоса появились металлические конструкции. Цест с невероятной скоростью понесся по переходам и тоннелям корабля мимо генераторного отсека, мимо пышущих жаром плазменных двигателей, пока не оказался на орудийной палубе. Там, среди других боеприпасов, поблескивал безобидный на первый взгляд снаряд ужасающего действия. Непонятно как, но Цест тотчас понял, что это вирусная торпеда, сулящая неминуемую гибель всему Макрейджу.

Убийца мира.

Эти два слова вспыхнули в мозгу Ультрамарина, причиняя невыносимое мучение и побуждая к действиям.

И Цест восстал против ощущения обреченности и безысходного отчаяния, внушенного этими словами. Во всю силу своих легких он прокричал единственное имя, которое могло прогнать этот ужас:

— Жиллиман!

Вокруг него снова сомкнулись стены камеры. Напротив сидел Мхотеп, его лицо сильно осунулось и блестело от пота.

Цест все вспомнил. Он отшатнулся, с трудом вытащил из кобуры болт-пистолет и дрожащей рукой навел оружие на Мхотепа.

— Что ты со мной сделал?! — закричал он и тряхнул головой, желая избавиться от остатков видений.

— Я показал тебе правду, — тяжело дыша, ответил Мхотеп и поднялся, придерживаясь рукой за стену камеры. — Я поделился с тобой своими воспоминаниями, вернее, воспоминаниями Ултиса. Принцип действия тот же самый, что и у омофагии, с той только разницей, что память передается через психическую связь, а не путем биологического поглощения, — пояснил он.

Цест не опустил оружия.

— Это реальность? — спросил он. — Я видел реальные сцены?

Отбросив пистолет, он схватил Мхотепа за горло.

— Да, — прохрипел легионер Тысячи Сынов.

Цест еще мгновение не ослаблял хватку, понимая, что сейчас в состоянии лишить жизни своего собрата Астартес, но затем сделал глубокий вдох и разжал пальцы. Мхотеп, согнувшись, закашлялся, хватая ртом воздух, потом потер шею.

— Они не собираются атаковать Калт или разрушать Макрейдж. Они задумали покорить оба мира, подчинить себе Легион, а если не удастся — уничтожить всех поголовно.

И мысли, и слезы Ультрамарина хлынули неудержимым потоком.

Мхотеп, видя отчаяние Цеста, молча кивнул.

— И операция начнется с уничтожения Формаски, — негромко добавил он.

— А корабль? — продолжал Цест, постепенно приходя в себя. — Это ведь была «Яростная бездна», верно? И население Макрейджа будет уничтожено вирусной торпедой?

— Ты видел все, что видел я, и все, что было известно Ултису, — ответил Мхотеп.

Он уже окончательно пришел в себя и сел на койку.

Цест задумался, стараясь осознать увиденное, а также справиться с тошнотой, сопровождающей психическое вторжение. Потом снова посмотрел на Мхотепа, но уже с некоторым подозрением.

— Мхотеп, а почему здесь оказался ты? Я имею в виду истинную причину.

Сын Магнуса некоторое время молча разглядывал его лицо, затем вздохнул и сбросил капюшон.

— Я видел нити судьбы, Ультрамарин. Задолго до столкновения с «Яростной бездной», еще до прибытия на Вангелис, я знал, что моя судьба связана с этим кораблем, с этой миссией, с твоей важной миссией. Мой Легион несет на себе проклятие психической мутации, но наш повелитель Магнус научил нас управлять ею, общаться с варпом и обращать это проклятие в могучее оружие. — Мхотеп не обратил внимания на гримасу отвращения на лице Цеста, услышавшего об Эмпирее. — На Никее не было никакого собора, Ультрамарин. Это был суд, и не только над моим лордом Магнусом, но и над всем Легионом Тысячи Сынов. Эдикт Императора ранил его, как отцовское осуждение и непонимание ранит любое дитя. На Вангелисе я говорил тебе, что желаю улучшить репутацию моего Легиона в глазах сынов Жиллимана, и это было отчасти правдой. Я только хочу, чтобы ты открыл глаза на потенциал психики, хочу, чтобы ты понял, что это преимущество, готовое оружие против наших врагов.

Взволнованная речь Мхотепа не смягчила сурового выражения лица Цеста.

— Ты спас нас всех во время нападения на отсек лэнс-излучателей, — заговорил Ультрамарин. — И вероятно, сделал то же самое, когда мы сражались против оборотней «Огненного клинка». Но твое честолюбие погубит тебя, Мхотеп. Я остановил руку Бриннгара, но с этого момента ты останешься в камере. Если мы сумеем благополучно добраться до Макрейджа или любой другой крепости Империума, ты предстанешь перед судом, и тогда решится твоя судьба.

Цест поднялся и повернул к выходу, но у самой двери задержался.

— А если ты еще раз вторгнешься в мой разум, я сам тебя уничтожу, — добавил он и вышел, захлопнув за собой дверь.

— Какой же ты узколобый, — прошептал Мхотеп, упираясь взглядом в стену камеры. — Ты совсем не хочешь понять того, что происходит.