Битва за бездну

18 СКВОЗЬ ОГОНЬ ПРОНИКНОВЕНИЕ МРАЧНЫЕ ВИДЕНИЯ

Орбитальный шаттл сотрясался и вертелся от ударов вражеских орудий, а с лица Бриннгара не сходила улыбка.

Вместе с ним в тесном пассажирском отсеке сидел Руджвельд и остальные Кровавые Когти. Все они были пристегнуты к скамьям плечевыми, нагрудными и поясными ремнями. За переборкой отчаянно завывали двигатели, а вспышки разрывов заливали отсек мертвенным светом. Маленькое суденышко было защищено броней, но не рассчитано на такой сильный обстрел. На предельной скорости от напряжения завибрировали даже стойки.

— Вы слышите это, парни? — весело проревел Бриннгар, перекрывая грохот.

Кровавые Когти ответили недоуменными взглядами.

— Это призыв к бою! — гордо воскликнул он. — В объятия Матери Фенрис! В объятия войны!

Боец Волчьей Гвардии завыл, и его вой подхватили боевые братья.

В смотровую щель было видно, как несколько других шаттлов несутся сквозь тьму к «Яростной бездне». Самоубийственная атака «Гневного» была лишь обманным маневром, который дал им возможность преодолеть большую часть пути. Челноки получили шанс добраться до зияющих люков торпедных орудий, пока ответный огонь не разнесет их в щепки.

Орудия верхнего яруса «Яростной бездны» повернулись в своих гнездах и обрушили на эскадрилью шаттлов всю мощь своего огня. Цест, летевший в третьем челноке, увидел, как от прямых попаданий взорвалось три таких же десантных катера. Они раскололись на части и мгновенно потеряли скорость, словно морские суденышки, наскочившие на скалы береговой линии. Тела солдат вылетели из пассажирских отсеков в открытый космос, на их мгновенно замороженных лицах застыло выражение ужаса и боли.

Рядом с капитаном Ультрамаринов были трое его боевых братьев: Лексинал, Питарон и Экселинор, их громоздкие бронекостюмы заполняли почти все пространство челнока. Астартес бесстрастно наблюдали в иллюминаторы за вспышками и не обращали внимания на толчки и резкие повороты. Беззвучно шевеля губами, они приносили клятву на битву.

Цест последовал их примеру, а потом увидел, как еще три шаттла были разорваны снарядами.

— Ну же, давай, — подгонял он челнок, видя, как приближается отверстие торпедного люка. — Быстрее!

— До столкновения одна минута, — доложил по воксу пилот шаттла.

— Одна минута до объятий нашей матери! — вскричал Бриннгар и крепче сжал рукоять Разящего Клыка.

Высадка должна пройти как можно быстрее, поскольку на месте их уже может поджидать противник. На мгновение Бриннгар задумался, удалось ли Цесту преодолеть дистанцию под таким обстрелом. Но затем он выбросил из головы все посторонние мысли и снова испустил боевой клич:

— Она ждет нас! Мать Фенрис! Мать войны!

— Мать войны! — взревели Кровавые Когти. — Мать войны! Мать войны!

В нескольких футах от торпедного люка в левое аэродинамическое крыло угодил случайный снаряд, и шаттл, резко повернувшись, сбился с курса. Взрыв шрапнели изрешетил передний колпак, и звук лопнувшего бронированного стекла проник даже в пассажирский отсек. Пилот погиб от попавшего в шею осколка еще до того, как ворвавшийся холод заморозил его и второго пилота прямо в их креслах. Челнок Бриннгара круто повернул вниз от люка и стал падать.

Прогремел взрыв, и носовую часть шаттла снесло отскочившим от брони «Яростной бездны» осколком. Оставшаяся часть катера сделала петлю под днищем боевого корабля, и в иллюминаторе замелькали впадины и выступы судна, превосходящего своими размерами средний город-улей.

Цест увидел, как взорвался еще один челнок и с разбитым колпаком пилотов стал падать, пока не скрылся за выступом темно-красного корпуса.

Торпедный люк приближался.

— Прибавить скорость! — крикнул Цест в вокс-передатчик шлема.

Непрерывный вой двигателей усилился.

Соседний челнок на полном ходу сильно накренился, пытаясь уклониться от летящего навстречу снаряда. Пилот, стараясь выправить курс, включил двигатели заднего хода, но не успел затормозить, и катер врезался в броню рядом с люком. Корпус шаттла не выдержал сокрушительного удара и раскололся, из пассажирского отсека вылетели искалеченные тела. На них были голубые бронекостюмы Ультрамаринов.

«Сафракс и Амрикс погибли», — с горечью подумал Цест.

Челнок еще раз свернул и ворвался в быстро сужающийся тоннель. «Яростная бездна» поглотила катер, но Цесту показалось, что он еще слышит взрывы следующих за ними шаттлов, ударявшихся в бронированный корпус корабля.

— Держись! — закричал пилот.

Истерзанный металлический корпус загудел от удара. Цеста швырнуло вперед, и он даже сквозь броню ощутил, как надавили на грудь ремни. В уши Ультрамарина ворвался протяжный металлический скрежет.

— Отстегнуть ремни! — скомандовал пилот.

Крышка верхнего люка пассажирского отсека скользнула в сторону. Челнок заполнился клубами пара.

— Разгерметизация, — послышался голос пилота.

Цест не мешкая стукнул кулаком по кнопке фиксатора ремней. Защелки разошлись, и он, как и остальные братья, вскочил на ноги. Экселинор и Питарон держали наготове болтеры, а Лексинал был вооружен плазменным ружьем — этого должно было хватить. Цест проверил обойму своего лазгана, обнажил меч и нажал кнопку активации, отчего на лезвии заплясали огоньки.

— Отвага и честь! — крикнул он, и боевые братья дружно подхватили боевой клич.

Оглушительно хлопнули разрывные болты, и вторая крышка отлетела в сторону. Перед ними открылась темная горловина уходящего вверх тоннеля.

Цест проскочил через взорванный люк и очутился в трубе. Она оказалась достаточно просторной, чтобы Астартес прошел, лишь слегка наклонив голову. Внутренняя ребристая поверхность обросла инеем. Шаттл вогнал в трубу воздух, и при таких температурах он немедленно замерз.

— Вперед! — скомандовал капитан Ультрамаринов и стал подниматься.

По мере продвижения грохот взрывов и стрельбы, которыми их приветствовала «Яростная бездна», становился все отчетливее.

Впереди показались блики света. Цест поднял болт-пистолет, готовый в любую секунду открыть огонь. Но свет поступал через толстую пластину бронированного стекла, закрывавшего выход из трубы.

— Взрывчатку! — приказал Цест.

Экселинор и Питарон отреагировали немедленно и быстро закрепили крак-гранаты в критических точках заслонки. Затем Астартес отошли на несколько шагов назад, и Цест подал сигнал.

Взрыв прокатился по трубе, отражаясь от скругленных стен, и тяжелая заглушка, рассыпая искры и пламя, вывалилась наружу.

В настроенном на войну мозгу Цеста пронеслись сценарии боев и стратегические приемы, заученные во время тренировок и закрепленные долгими годами Великого Крестового Похода. Ворвавшись внутрь корабля, Ультрамарины оказались в гигантских мастерских орудийной палубы; повсюду виднелись краны для загрузки торпед, огромные ангары с ярусами мостков и бесчисленные толпы рабочих.

Астартес привычно разошлись веером. Цест и Лексинал шли впереди, и залпы плазменного ружья поддерживали ярость капитана Ультрамаринов, действующего на близкой дистанции.

Навстречу попалась группа рабочих, вооруженных тяжелыми инструментами. Цест ловко увернулся от их неуклюжих выпадов, выпрямился, двумя взмахами крест-накрест рассек двух ближайших противников, а третьего сокрушил ударом головы. Еще двое упали после выстрелов из болт-пистолета. Струя раскаленной плазмы подожгла бункер с горючим, и Цест отметил, что датчики его шлема зафиксировали опасное повышение температуры. Взметнулись оранжевые и белые языки пламени, сопровождаемые густым черным дымом. В огне погибли подбежавшие солдаты охраны, а тяжелое орудие, поспешно спущенное сверху, почти расплавилось.

Идущие слева и справа Питарон и Экселинор непрерывным огнем расширяли проход, безжалостно уничтожая каждого, кто осмеливался подойти на расстояние выстрела. Отряд неуклонно продвигался по палубе, с жестокой эффективностью поражая цели, но это были всего лишь рабочие и солдаты-охранники. Цест знал, что скоро появятся и Несущие Слово. Надо было торопиться, чтобы обезвредить циклонные торпеды, пока не подоспели Астартес. Без взрыва Формаски «Яростная бездна» не сможет подойти достаточно близко к Макрейджу, чтобы сбросить вирусную бомбу.

Цест настолько сосредоточился на следующей стратегической задаче, что едва не пропустил выскочившего ему навстречу офицера с обезображенным шрамами лицом. Это был Астартес, вооруженный силовой булавой, но одетый лишь в облегченный вариант бронекостюма. У него недоставало нижней части лица, замененной металлической сеткой. Глубокие розовые, словно сосуды, шрамы тянулись вверх по щекам и скулам.

— Склонись перед могуществом Слова! — взревел Астартес, и его металлический голос, усиленный аугметикой, раскатился по всей палубе.

Цест парировал яростный выпад силовым мечом, и между двумя столкнувшимися клинками заплясали голубоватые молнии. Ультрамарин отскочил назад и поднял болт-пистолет, но в то же мгновение противник резким ударом выбил оружие из его руки. Несмотря на доспехи, пальцы Цеста пронзила острая боль, а плечо тотчас онемело.

— Лоргар приведет нас к победе! — крикнул Несущий Слово, вкладывая всю свою ярость в размашистые, но точные удары булавы.

Цест пригнулся, уходя от удара сверху, который должен был его прикончить, и обрушил свой пылающий меч на незащищенную голову Несущего Слово. Клинок рассек плоть, кости и даже доспехи, и мертвое тело распалось на две половины.

— Узнай правоту Жиллимана! — воскликнул Цест.

Скрипнув зубами от боли, он подобрал болт-пистолет и ринулся вперед, продолжая убивать.

— Где они? — резко бросил Задкиил.

— Повсюду, на орудийных палубах, — ответил один из помощников Малфориана. Отсутствие магистра вооружений свидетельствовало о том, что он убит или тяжело ранен. — Судя по донесениям, это Астартес.

— Они будут пробиваться к торпедным зарядам, — задумчиво произнес Задкиил и обернулся к рулевому. — Саркоров, мы вышли на исходную позицию?

— Да, мой господин, но мы не можем запустить торпеды, пока на палубе идет бой.

Задкиил неслышно выругался.

— Рескиил! — раздраженно гаркнул он в вокс-передатчик своего трона.

Через мгновение откликнулся сержант-командир.

— Можешь оставить охоту на диверсанта. Немедленно собери своих людей и отправляйся на орудийную палубу. Уничтожь всех Астартес, которых там найдешь. Ты меня понял?

Дождавшись утвердительного ответа, Задкиил отключил канал.

— Ну, если атака откладывается, я вернусь к себе, — сказал магос Гуреод, уже исчезая в темноте.

— Делай как хочешь, — пробормотал Задкиил, даже не пытаясь сохранить видимость спокойствия. — Икталон! — окликнул он через вокс капеллана, как только в голове созрел новый план.

— Да, мой лорд? — послышался свистящий голос Икталона.

— Разбуди соискателей.

Жалеть соискателей уже не было необходимости. «Яростная бездна» достигла места назначения. Миссия близилась к концу. Их роль заключалась в помощи при манипулировании варпом и отражении атак кораблей противника. Приказ Задкиила говорил о намерении воспользоваться силами оставшихся соискателей.

Подаваемая питательная смесь сменилась психотропными средствами. Удерживающие ремни расстегнулись. Затрещали сердечные стимуляторы, и коматозный сон перешел в состояние между сном и бодрствованием, когда любые ощущения и кошмары воспринимаются как реальность. Те, у кого еще работали языки и гортань, сползая на пол, застонали и что-то залопотали. Один или два умерли, не выдержав нагрузки.

Икталон набросил поверх боевого шлема капюшон красной накидки, чтобы предотвратить воздействие психических сил на свой мозг, а потом прошел вдоль ряда соискателей, внимательно просматривая информацию и проверяя, не проглотил ли кто-нибудь из них язык. По пути он выключал тормозящие цепи — витки из психоактивных проводов, не позволявшие соискателям направлять энергию на помещения «Яростной бездны». Когитаторы, соединенные непосредственно с мозгом каждого из существ, начали демонстрировать носовую часть корабля, инженерные сооружения позади плазменного орудия и расположенную под ним орудийную палубу.

Наконец подача одурманивающих наркотиков и мозговая подпитка были прекращены, и соискатели получили свой последний беззвучный приказ.

Цест окатил платформу болтерным огнем, и многие рабочие попадали на пол. Ультрамарины закрепились на главной орудийной палубе, но Цест до сих пор не видел никаких признаков Космических Волков. Оставалось только надеяться, что они не разделили печальной участи Сафракса. В памяти всплыл план, через видение переданный им Мхотепом. Запас циклонных торпед, предназначенных для Формаски, располагался в конце палубы, и наверняка этот груз уже находился на полпути к орудиям. Вирусный заряд был надежно заперт в отсеке для бомбометания, на корме. Добраться туда было практически невозможно. Значит, необходимо было сорвать начальную стадию плана Несущих Слово.

Ураганный огонь орудия, установленного на поворотной платформе, на какое-то время заставил Ультрамаринов искать укрытие. Цест и его боевые братья остановились позади двух пустых контейнеров и основания подъемного крана.

Лексинал, держа наготове плазменное ружье, пробрался ближе к Цесту.

— Что будем делать, капитан? — спросил он едва слышно в грохоте непрерывной стрельбы.

Цест воспроизвел в памяти открытое пространство палубы, потом похожий на металлическую скалу нос судна и расположенные внутри заряжающие механизмы и торпедные люки. С другой стороны были гигантские ангары, заполненные боеприпасами и запасными орудиями.

— Нам необходимо пересечь палубу, прорваться в склад боеприпасов и заложить мелта-бомбы, — ответил он.

— А что с Бриннгаром? — спросил Лексинал.

Воспользовавшись коротким перерывом в стрельбе, он высунулся и окатил платформу струей перегретой плазмы. Грохот взрыва смешался с отчаянными воплями.

— Как только выведем из строя циклонные торпеды, мы свяжемся со всеми, кто еще остался в живых, и постараемся нанести как можно больший урон кораблю, — сказал Цест, когда Лексинал снова повернулся к нему после выстрела.

Ультрамарин кивнул в знак понимания.

Тот же самый приказ Цест передал двум остальным боевым братьям, воспользовавшись дискретным каналом и особым жаргоном Ультрамаринов. Питарон и Экселинор подбежали к своему капитану, поскольку защищавшие их контейнеры уже были разбиты в щепки.

Цест осторожно выглянул. Члены экипажа «Яростной бездны», одетые в темно-красные комбинезоны и куртки, явно были застигнуты врасплох неожиданным нападением. Десятки тел лежали у торпедных люков, многих людей снаряды сбили с подъемных кранов и верхних мостков. Астартес собрали весомый урожай, но противник явно перегруппировывал свои силы, и вскоре должно было прийти подкрепление.

Больше ждать было нельзя.

— За мной! — крикнул Цест. — Строй «Тета-Эпсилон»! За Макрейдж!

С болт-пистолетом наготове он обогнул основание крана, и заряды лазерных ружей тотчас полоснули по доспехам. Цест, словно салютуя, поднял перед собой меч, его развернутое лезвие предохраняло щиток шлема от прямого попадания. Следуя приказу, Экселинор и Питарон бежали слева от него, и их болтеры одновременно загрохотали очередями, поражая противников. Лексинал занял позицию справа и вел огонь одиночными выстрелами, чтобы не допустить перегрева плазменного ружья.

На последней трети палубы они разделились, и каждый выбрал себе отдельный проход между рядами ящиков и оборудования. Группа солдат, оправившихся от шока, вышла навстречу Цесту с шоковыми дубинками и обрывками цепей с шипами. Ультрамарин, повторяя имя Жиллимана, словно молитву, прорвался, орудуя мощным мечом. Во время схватки он увидел впереди вход на склад и удивился, почему до сих пор не появились Несущие Слово.

— Объединяемся и прорываемся к циклонным торпедам, — передал он приказ по воксу, лавируя между стеллажами и ящиками с боеприпасами.

Боевые братья выполнили приказ, и они все вместе направились к двум циклонным торпедам, все еще закрепленным на транспортировочных платформах.

Сверху, с мостков, застучали выстрелы, но большая часть лазерных и твердых зарядов била по ящикам и подъемникам. Цест заметил, как случайный выстрел угодил в нагрудную пластину брони Лексинала и тот покачнулся. Второй выстрел, из установленного где-то наверху орудия, разбил ножную броню, и Астартес упал. Боковым зрением Цест успел увидеть, как на неподвижного Ультрамарина набросилось сразу несколько охранников. Лаз-болт ударил ему в плечо, и Цест, резко свернув, вставил в болт-пистолет новую обойму, а потом разрядил ее в подбежавших солдат. Двое скрылись в кровавом тумане, один упал, зажимая руками пробитый живот, остальных он не увидел. Лексинал уже поднимался на ноги, когда снаряд ударил в стоявший рядом топливозаправщик. Последующий взрыв окутал его ослепительным пламенем, а взрывная волна швырнула назад, на самую середину палубы.

Капитан Ультрамаринов отвел глаза и прошептал обет на битву, а затем снова ринулся вперед.

— Установить взрывчатку, — приказал Цест, когда они наконец подошли к первой партии циклонных торпед.

Питарон, расстегнув магнитную клипсу, снял с пояса мелта-бомбу, а Экселинор приготовился прикрывать боевого брата болтерным огнем.

— Бриннгар! — закричал в вокс-передатчик шлема Цест, пригнувшись рядом с Экселинором и стараясь связаться с Космическими Волками. — Бриннгар, ответь!

Но вокс молчал. Или воин Волчьей Гвардии погиб, или попал в другую часть корабля, куда не доходит сигнал.

— Взрывчатка установлена, — доложил вернувшийся Питарон.

В то же мгновение в шею ему ударил тяжелый снаряд, и броня не выдержала. Ультрамарин, схватившись за рану одной рукой, держа в другой детонатор мелта-бомбы, упал на колено. Кровь уже залила ему нагрудник.

Тельца Ларрамана в организме Астартес способствовали остановке кровотечения и скорейшему свертыванию крови, но рана оказалась серьезной. Питарону не могла помочь даже усиленная физиология космодесантника.

— Возьми, — прохрипел Питарон, захлебываясь кровью.

Цест взял детонатор и задержал руку Питарона в своих ладонях.

— Тебя не забудут…

Он внезапно умолк. Окружающий воздух стал неожиданно холодным, и датчики шлема зафиксировали резкое снижение температуры. На одно ужасное мгновение Цесту показалось, что помещение палубы разгерметизировалось и космос готов поглотить их всех.

Но вместе с холодом появились голоса, и тысячи воплей наполнили его мозг.

Это не космос проник на палубу, чтобы их заморозить. Это была более страшная угроза. Колючие щупальца, испытывающие психическую защиту его сознания, напомнили Цесту ощущения при их последней встрече с Мхотепом на борту «Гневного».

«Псайкер!» — внезапно осознал он.

— Псайкер! — громко закричал Цест, стараясь привлечь внимание Экселинора. — Это психическая атака!

Один из охранников с «Яростной бездны», пошатываясь, вышел на открытое пространство. Его автоматическая винтовка свободно болталась в опущенной вдоль туловища руке, а второй рукой несчастный пытался вырвать себе язык.

Цест убил его выстрелом в грудь. Охранник дернулся, упал на пол и затих. Обернувшись, Цест увидел, что Экселинор медленно поднимает болтер к виску.

— Нет! — закричал капитан, стараясь привести своего боевого брата в чувство.

— Голоса в голове… Я не могу заставить их замолчать, — прошептал Экселинор в микрофон вокса, не опуская руку с болтером.

— Борись! — приказал Цест.

Он ощущал, как остатки его сознания постепенно поглощаются невидимой силой варпа. Надо выбраться отсюда, и как можно скорее. Капитан Ультрамаринов схватил Экселинора за руку и потащил к выходу, а окружающий мир уже потускнел и закружился.

— Идем, — шептал он, хотя пол под ногами закачался и стены начали медленно таять.

Несмотря на все усилия, Цесту не удалось удержать сознание. Последнее, что он помнил, — это его пальцы, сжимающие детонатор, а потом колоссальный огненный столб.

— Они считают его живым, — негромко произнес Задкиил, стоя рядом со своим троном. — Соискатели так долго были частью корабля, что считают его продолжением своего тела. Нет. Это их хозяин, а они — всего лишь присосавшиеся паразиты. В их головах не должно быть ни одной самостоятельной мысли. Сначала надо свести врагов с ума, а потом уже их уничтожить.

— Какие будут приказы, адмирал? — Голос сержант-командира Рескиила, пробившийся через вокс, прервал монолог Несущего Слово.

— Ты обеспечил охрану территории вокруг орудийной палубы? — спросил Задкиил, представив себе воинов Рескиила на пересечениях коридоров.

— Да, мой лорд, — ответил Рескиил.

Ему было приказано не штурмовать орудийную палубу, а только перекрыть все выходы. Задкиил не собирался подвергать психической атаке своих воинов.

— Но мощный взрыв внутри разрушил многие переходы, и мы не в состоянии к ним приблизиться.

— Есть вероятность, что Астартес могли покинуть палубу? — Раздражение Задкиила отчетливо слышалось даже при передаче по вокс-каналу.

Ответ Рескиила поступил после непродолжительной паузы:

— Да, есть.

— Найди их, Рескиил. И как можно скорее, иначе лучше не показывайся на капитанском мостике.

Задкиил отключил связь и повернулся ко второму отряду Несущих Слово, собравшихся за его спиной.

— Обеспечьте охрану орудийной палубы по правому и левому борту. Войдите внутрь и посмотрите, что осталось от запаса циклонных торпед.

— Слушаюсь, мой лорд, — раздался в ответ дружный хор голосов.

— И быстро! — бросил Задкиил.

На этот раз ответом был удаляющийся топот.

Диверсанты должны быть остановлены. Несмотря на психическую атаку, Задкиил хотел быть уверенным, что больше не произойдет никаких неожиданностей. Ничто не должно помешать бомбардировке Формаски. Без этого этапа невозможно продолжать операцию. Он не позволит Кор Фаэрону забрать его душу в случае провала. Успех неизбежен. Так должно быть. Так записано.

Аборигены Макрейджа, люди, которые жили на планете до того, как туда пришли корабли Великого Крестового Похода, верили в существование разнообразных кар в аду. Они считали, что грешники распределяются по разным кругам и подвергаются разным наказаниям в зависимости от своих злодеяний. Чем дальше углублялся умерший, тем более страшным мучениям он подвергался, пока не доходил до самого центра, куда попадали худшие из худших — изменившие Королю-Воину Макрейджа и предавшие свою семью. Там их ждали невообразимые мучения, которые даже не упоминались в древних преданиях.

Эти верования уживались и с Имперскими Истинами, правда лишь в форме легенд и сказаний. Круги ада Макрейджа стали предметом эпических трагедий, нравоучительных сказок и красочных проклятий.

И вот Цест оказался в третьем круге ада, предназначенном для трусов.

— Беги! — кричал ему надсмотрщик. — Ты бегал от любой опасности! Ты все бросал и бежал! Беги, как ты бегал при жизни, и не останавливайся!

Цест едва не ослеп от слез. Руки и ноги ныли от боли, кожа на них уже висела лохмотьями. Сзади на него накатывалось миниатюрное солнце, обжигающее спину и икры. Оно никогда не останавливалось и не ослабевало, а продолжало катиться по огромному кругу, где тропа пролегала между отвесными гранитными скалами, а с потолка, словно в пещере, свисали острые сталактиты.

Поверхность тропы покрывали мечи, брошенные воинами, которые покинули поле боя. Приближавшееся солнце заставляло грешников бежать по острым лезвиям, спасаясь от огня. В наказание за трусость грешники были обречены бежать вечно.

Об этом круге ада Цесту рассказал на Макрейдже сержант-наставник еще в те полузабытые дни, когда он только готовился вступить соискателем в Легион Жиллимана, чтобы впоследствии превратиться в Астартес. Этот уровень ада был средним, потому что, хоть на Макрейдже и презирали трусов, их грех был не самым тяжким по сравнению со смертным грехом предательства. Трусость влекла за собой наказание, заставлявшее не только страдать, но и помнить, что, даже согрешив, грешник ничего не добьется.

Цест покачнулся и упал. Сталь вонзилась в руки, в грудь и колени. Одно острие проткнуло верхнюю губу, и он ощутил во рту вкус крови. Он закашлялся, мечтая о том, чтобы мучения закончились. Казалось, что он провел здесь долгие годы. А неутомимое солнце все приближалось.

Надсмотрщик превратился в сержанта-наставника с Макрейджа, который так же безжалостно заставлял его бегать и бороться, словно малого ребенка. Цест вспомнил страх перед неудачей, страх подвести своих братьев. Он поднялся на ноги, и, как ни странно, боль стала еще сильнее.

— Я не трус, — задыхаясь, выдавил он. — Пожалуйста… Я не трус…

Свистнул хлыст надсмотрщика. Это был язык пламени от солнца, оставивший на спине Цеста багрово-черную полосу.

— Ты едва не убил своего боевого брата, побоявшись занять его место! — закричал надсмотрщик. — Ты обрек на гибель своих товарищей, потому что боялся неудачи! А теперь ты просишь прекратить мучения! Разве это не трусость? А ты еще носишь цвета Легиона Жиллимана! Ты можешь опозорить весь Легион!

— Я никогда не убегал! — крикнул Цест. — Никогда! Я не отступал! Я никогда не поворачивался спиной к врагу! Я не уступал страху!

— Так ты отрицаешь свою вину?! — взревел надсмотрщик.

— Отрицаю! Я не верю в тебя! В Имперских Истинах нет места преисподней! Существует лишь тот ад, который мы создаем себе сами!

— Еще одна вечность, и ты сломаешься, Лисимах Цест!

Солнце подошло ближе. Оно раздулось и стало злобно-оранжевым. На поверхности появились темные пятна. Пылающие языки протянулись к Цесту, жгли подошвы, икры и бедра. Одно щупальце, обвернувшись вокруг головы, коснулось его лица, и Цест застонал от мучительной боли в глазах, носу и щеках. Он попытался уклониться, но лезвия пригвоздили его к месту. Один клинок проколол ступню, и он чувствовал, как сталь, разрывая кожу и мышцы, поднимается уже к лодыжке. Одна рука тоже попала в ловушку — она зацепилась за крючок на конце копья.

— Я не трус! — закричал Цест. Раздирая плоть и истекая кровью, он оторвался от приковавших его лезвий. — Я не знаю страха!

Он развернулся и, ковыляя на остатках ног, побрел навстречу солнцу.

Адмирал Каминска сидела на своем командном троне напротив герметичных дверей капитанского мостика «Гневного». Двери были закрыты сразу, как только начались вторичные взрывы, довершившие разрушение корабля. Еще один взрыв прогрохотал где-то на корме, по-видимому в генераторном отсеке. «Гневный» разваливался на части. Слабое притяжение Формаски затягивало его в предсмертную спираль. Они наверняка разобьются, упав на острые скалы. Если только до тех пор корабль не уничтожит взрыв плазменного реактора.

Насколько спокойным было их падение, настолько же спокойной чувствовала себя Каминска. Где-то в глубине сознания еще пульсировала какая-то тревога, словно давно забытое, но вернувшееся ощущение.

Еще когда Цест изложил свой план и упомянул о колоссальных жертвах, она уже знала, что это ее последняя миссия. Она надела все свои регалии и всем членам экипажа приказала сделать то же самое. Они уйдут с честью. Они сражались с гигантом в облике «Яростной бездны» и проиграли бой. Но, отвлекая противника, как овод отвлекает бизона, они, возможно, выиграли достаточно времени, чтобы Ангелы Императора сумели исполнить свой долг.

— Рулевой, — позвала она, не отрывая взгляда от центрального экрана, где в зияющей пустоте медленно проплывали обломки корабля, — я распускаю весь экипаж, включая вас. Вы должны немедленно покинуть «Гневный» в спасательных капсулах. И желаю вам удачи в космосе.

— Простите, адмирал. Не буду говорить за всех, но лично я не подчинюсь этому приказу, — возразила Венкмайер.

Каминска развернулась в своем кресле и окинула помощницу ледяным взглядом.

— Я ваш капитан, и вы поступите так, как приказано, — сказала она.

— Я прошу разрешения оставаться на борту «Гневного» до самого конца, — сказала Венкмайер.

На мгновение могло показаться, что такое вопиющее нарушение субординации вызвало у Каминской полный паралич, но решительный вид помощника растопил лед и смягчил суровость адмирала.

Каминска отсалютовала ей и всем собравшимся членам экипажа.

— Вы оказываете мне большую честь.

На ее лице уже готова была вспыхнуть горделивая улыбка, как вдруг ощущение беспокойства усилилось, и она поняла, что оно исходит от ее помощника.

— Нет, адмирал, — сказала Венкмайер, и, судя по лицам остальных офицеров, можно было не сомневаться в их единодушном согласии, — это мы польщены.

Она подняла руку в салюте, но вдруг схватилась за живот, скривилась от боли и в страшных судорогах рухнула на пол.

Стоявший рядом помощник рулевого Кант немедленно бросился к ней на помощь.

— Офицер Венкмайер! — воскликнула Каминска и, встав со своего трона, шагнула к упавшей помощнице.

Но она тотчас остановилась, заметив, что дыхание вырывается облачками пара. Рубку затопил пронизывающий холод, словно они внезапно оказались в морозильной камере.

Не спуская глаз с бьющейся на полу Венкмайер, Каминска попятилась и выхватила из кобуры табельный пистолет.

Но, с оружием или нет, она уже ничего не могла сделать. Было слишком поздно.

Мхотеп медитировал в своей камере, и его взгляд был прикован к зеркальной поверхности на торце жезла. Внезапно спокойная сосредоточенность исчезла с его лица, сменившись тревогой.

Пора.

Сын Магнуса поднялся. Его тюремщики позволили оставить бронекостюм Астартес, и тяжелые ботинки звучно застучали по металлическому полу. Дойдя до запертой двери, он поднял руку. Затем произнес несколько слов заклинания на незнакомом свистящем наречии, и дверь перед ним словно растаяла, распавшись на атомы. Астартес вышел в коридор и остановился, пораженный ощущением безграничного одиночества. В коридорах не было никаких признаков жизни. Мхотеп знал, что на «Гневном» остался лишь малый штат служащих, но возникшее чувство свидетельствовало о другом — о полном отсутствии жизни, указывающем на вмешательство потусторонних сил. Он надвинул оберегающий психику капюшон и надежно закрепил его на вороте пряжками в виде скарабеев. А затем активировал жезл. Небольшая палочка снова выросла до размеров копья, и по всей его длине, словно реагируя на окружающую атмосферу, пробежали искры. На этом корабле-призраке должно быть привидение. Мхотеп знал это наверняка.

Легионер Тысячи Сынов спокойно зашагал по узким переходам к капитанской рубке, где, как он был уверен, решится его участь. Нити судьбы нарисовали весьма конкретную картину. Он сам выбрал этот путь, несмотря на попытки другого изменить его сознание и добровольно принять божественное безумие.

По пути к рубке Мхотеп не встретил ни одной живой души. Как будто кто-то уже поглотил весь экипаж. Перед дверью он резко взмахнул рукой сверху вниз, и герметичная дверь с легким шипением отошла в сторону.

Внутри перед ним предстала картина настоящего побоища. Как будто растерзанное сердце «Гневного» истекало кровью у него на глазах.

Сердце корабля, как известно, это его экипаж. И именно их кровью и внутренностями были расписаны стены рубки, словно обезумевший художник нарисовал портрет в кровавых тонах. Повсюду валялись лоскуты содранной кожи и лишенные плоти кости. Разбросанные части скелетов, когда-то принадлежавших членам экипажа, превратили капитанский мостик в склеп.

Мхотеп не стал обращать внимания ни на отвратительный запах, пробившийся даже сквозь фильтры шлема, ни на блестевшие в свете аварийных ламп кровавые лужи. Он увидел распростертую на полу Каминску, все еще сжимавшую в руке пистолет.

— Держись от нее подальше, — прохрипела она, несмотря на стекавшую изо рта струйку крови.

Напротив них с безумной усмешкой на лице стояла Венкмайер. Вся она с ног до головы была забрызгана кровью, а носки ее ног, опущенные вниз, лишь слегка задевали пол, как будто она стала марионеткой, висящей на свободной нити.

— Пропади! — крикнула Каминска, пытаясь выстрелить в своего бывшего заместителя из уже разряженного пистолета.

Марионетка Венкмайер подпрыгнула, ее рука вытянулась, словно резиновая, и когтистой лапой смахнула голову адмирала. Убив Каминску, рука вернулась в прежнее состояние и повисла, поблескивая свежей кровью.

— Ты прячешься внутри, — спокойно произнес Мхотеп и, сосредоточившись на своей психической энергии, шагнул вперед. — Выходи!

Марионетка Венкмайер только ухмыльнулась в ответ.

— Я — слуга Багрового Ока. Я — подданный Всеведущего Магнуса, — продолжал Мхотеп, делая еще шаг и крепче сжимая копье. — Выходи!

В рубке невидимой пеленой повисла неестественная тишина. Датчики в шлеме Мхотепа зарегистрировали падение температуры почти до нуля. На его перчатках появились пятна инея, нагрудник тоже покрылся тонким белым налетом. Сын Магнуса продолжал двигаться вперед.

Но марионетка Венкмайер все еще никак не реагировала.

— Я знаю, что ты здесь! — крикнул Мхотеп, и его голос отозвался в рубке гулким эхом. — Ты все время был здесь! Тебе от меня не спрятаться. У меня есть глаз Магнуса!

Он направил на Венкмайер копье, словно собрался охотиться на дикого зверя и прошипел:

— Выходи!

На лице Венкмайер мелькнула мгновенная тень узнавания, но ее тотчас стерла гримаса боли.

Существо, совсем недавно бывшее помощником капитана, открыло рот, его челюсти широко раздвинулись, и возникла глубокая красная дыра. Вырвавшаяся из нее струя крови покрыла доспехи Мхотепа блестящей алой пленкой. Астартес не дрогнул под этим извержением и даже не отвел взгляд.

Послышался треск ломающихся костей. Позвоночник Венкмайер вырвался из спины и стал сгибаться и разгибаться в воздухе над ее головой, как хвост скорпиона. Потом лопнула шея, и челюсти, обрывая сухожилия, разошлись еще шире. Из-под покрытой пятнами крови формы показались ребра; они разворачивались, освобождаясь от мышц. Останки Венкмайер стали сотрясать жестокие конвульсии, и оторвавшаяся голова покатилась по полу, разбрызгивая мозг и кровь.

И вот появился оголенный мускул, который поднимался и раскрывался, словно кровавый цветок. Руки Венкмайер превратились в когтистые лапы, на них выросли безобразные узлы новых мышц. Розовое блестящее мышечное образование раздувалось и росло, пока вокруг него не образовался прочный черный панцирь. То, что было Венкмайер, простым проводником чужой энергии, продолжало расти, пока не начало сгибаться под потолком. Из раздутой головы показались шишки растущих рогов, а под ними злобно заблестели черные словно деготь глаза. Поперек безликой головы пробежала трещина, похожая на хирургический разрез, и превратилась в широкую пасть с рядами острых зубов. Когти величиной с лезвие косы выросли на длинных обезьяньих руках и заскребли по полу. Наконец, из спины высунулся длинный жилистый хвост.

— Вот и ты… — произнес Мхотеп, глядя снизу вверх на чудовище. — Всорик.

Перед ним предстал обитатель варпа, демон в его физическом воплощении. Он смотрел на Астартес, позволяя оценить свое устрашающее превосходство.

— Я насытился, — произнес Всорик, и из его рта, не привыкшего формировать слова, вытекли струйки крови. — Но и для тебя найдется место.

Мхотеп знал, что это существо присутствовало на борту корабля уже несколько недель; оно поглощало слабые души и набиралось сил. Это его вмешательство чуть не ввергло в безумие самого Мхотепа. И он же раздувал в душе Космического Волка ненависть к Сыну Магнуса. Именно Всорик был повинен в том, что безумие стоило жизни многим членам команды «Гневного».

Мхотеп взмахнул копьем, и над ним вспыхнула энергетическая дуга.

— Кормежка закончена, — заявил он.

Седьмой круг ада, на два шага ближе к центру, был отведен для мятежников: тех, кто отвергал естественный порядок, кто отказывался повиноваться высшим по положению, кто не признавал своего места в мире. В древние времена здесь оказывались те, кто поднимал оружие против Королей-Воинов Макрейджа, дети, отвергавшие своих родителей, и подстрекатели против общественного порядка.

Весь седьмой круг занимала одна бесконечно огромная стальная машина. При жизни мятежники отказывались стать частью одного общего механизма, и седьмой круг был предназначен для того, чтобы они усвоили свое место. Попавшие сюда грешники становились частью машины и подвергались непрерывному растягиванию и скручиванию, как и все остальные детали. Они ни на минуту не оставались в покое, движущиеся детали то поворачивали их, то опускали на них поршни, пока люди не отказывались от своей индивидуальности в надежде, что боль прекратится. Седьмой круг не просто заставлял людей страдать, а преподавал им урок, способный быстро сломить волю любого человека.

Спина Цеста сильно прогнулась назад. Металлические стержни от запястий через все мышцы проникали до самой груди. Железный толкатель, соединенный с затылком, каждые несколько секунд, как только поворачивалась шестеренка, сильно дергал голову назад.

В этом круге ада было почти темно и пахло кровью. В огромной машине повсюду виднелись грешники, но черты лиц уже было невозможно различить, а тела настолько деформировались, что несчастные превратились в шестерни и рычаги, только состоящие из мышц и костей. Кое-кто, видимо, попал сюда не так давно и еще оказывал сопротивление. Но под действием машины у них разрывались мышцы, кости прокалывали кожу, с губ слетали отчаянные вопли.

— Цест! — крикнул кто-то сверху.

Он попытался повернуть голову и невольно поморщился, когда металлический толкатель содрал с затылка кожу.

Это был Антиг. На нем уже не было бронекостюма Ультрамаринов, и тело болтами удерживалось на огромном зубчатом колесе. Конечности, закрепленные у запястий и лодыжек, двигались по кругу, и казалось, что они вот-вот переломятся. Еще одна, меньшая шестерня, установленная внутри первой, соединялась с его спиной, постепенно скручивая позвоночник. Корпус уже настолько скривился, что голова упиралась в плечо.

— Антиг! — выдохнул Цест. — Я думал, что ты мертв.

— Я умер, — ответил Антиг, воспользовавшись секундной передышкой в мучениях. — И ты тоже. Отцы Макрейджа, какая боль… Я больше не в состоянии ее выносить. Хоть бы дождаться… новой смерти… забвения…

— Это же ад для мятежников, — произнес Цест. Прутья в его запястьях и груди начали расходиться, выгибая руки назад, и он ощутил панику. — Но мы не мятежники. Мы всегда были верными сынами Макрейджа! Мы до самого конца служили Имперским Истинам! Долг для нас всегда был превыше всего.

— Твой долг звал тебя на Терру, — сказал Антиг, — но ты забрал корабль и оставил свой пост. Ты всех нас заставил участвовать в миссии на Макрейдже и обрек на гибель. Не служебный долг заставил тебя собрать флотилию и покинуть Терру. Это был твой личный крестовый поход, Цест. В этом и заключается твой бунт.

— На Макрейдж меня призывал долг перед боевыми братьями. Все, что я делал, я делал на благо Легиона! Я до конца был ему верен!

— Это твоя верность самому себе, Цест.

Антиг запрокинул голову и вскрикнул. Кость не выдержала, и у него треснула лодыжка. Вторая нога сломалась в колене. Потом настала очередь плеча, и одну кость выбило из сустава: кожа разорвалась, рука повисла на одном сухожилии. Астартес способны выдержать боль, смертельную для обычного человека, но даже у Антига имелись свои пределы.

— Брат! — закричал Цест. — Держись! Не покидай меня! Не сдавайся!

Часть машины, удерживающая его, завибрировала, и откуда-то снизу донеслось пыхтение двигателей. Цест почувствовал, как его руки все дальше отводятся назад, на спину что-то сильно надавило, а голова стала дергаться вперед и назад.

Давление в груди стало невыносимым. Ребра Астартес образовывали дополнительную броню в виде костяной пластины, и сейчас Цест ощущал, что она готова сломаться посредине. Боль продолжала усиливаться, и он уже не чувствовал ничего, кроме неумолимо приближающегося разлома грудной клетки.

— Я не мятежник! — закричал Цест, почерпнув силы из резерва, о котором и сам не подозревал. — Я верно служил! Моя жизнь в моем Легионе! Я не подвластен этому аду Макрейджа, его нет в реальном мире! Я не бунтовщик! Я отвергаю всех вас!

Невидимый надсмотрщик повернул заржавевшее колесо, и машина загудела от притока энергии.

Грудь Цеста разорвалась. Он закричал. Внутренние органы обожгло волной горячего воздуха. Его руки лопнули, не выдержав нагрузки, а ноги отчаянно забились. Потом сломалась шея, но боль не проходила, и тело продолжало подчиняться неумолимой машине.

— Я отвергаю вас, — выдохнул он в последний раз.