Друзья приходят и уходят. А враги остаются.
Ночью мне снились чувственные сны, граничащие с непристойностью, о которых не расскажешь даже лучшей подруге. Все они имели общего героя — в каждом фигурировал Лайам Макгеррити. Из этого напрашивался только один вывод — подсознательно я изменяла Патрику.
Что было абсолютно бессмысленно, так как Лайам однозначно дал мне понять, что как женщина я его не интересую.
Перед рассветом я услышала, как Сэм выкатил за дверь чемодан. Особой необходимости прислушиваться у меня не было, поскольку он живет прямо надо мной. Я протерла глаза, спустила ноги на пол, посмотрела на часы: проспала я семь часов, так что и впрямь пора вставать.
Приняв горячий душ и выпив целый кофейник любимого бодрящего напитка, я в полной растерянности предстала перед платяным шкафом, не зная, что выбрать. Хотя Сара Уитли и проиграла суливший ей многие миллионы судебный процесс, она по-прежнему оставалась далеко не бедной дамой. К такой не пойдешь на встречу в чем попало. С другой стороны, не хотелось, чтобы Лайам подумал, будто я вырядилась специально ради него.
Не сумев принять никакого решения, я отложила выбор наряда на потом и, облачившись в костюм для занятий йогой, направилась на кухню. Допивая на ходу четвертую чашку второго кофейника, я одновременно нашарила в ящике для всяких мелочей ключ от квартиры Сэма. Хотя сосед отбыл всего несколько часов назад, я сочла своим долгом проверить, как там поживают его коты. Потому что если я этого не сделаю, то потом весь день буду мучиться раскаянием и меня станут преследовать идиотские мысли типа «а вдруг они опрокинули миску с водой и теперь лежат на полу, бедняжки, ослабевшие, не в силах утолить жажду даже водой из унитаза».
Однако когда я вошла в квартиру Сэма, то, напротив, обнаружила обоих котов в добром здравии. Свернувшись клубком и привалившись друг к другу, они устроились на одном из парных кожаных пуфиков итальянского производства. Буч и Санденс, голубые сиамцы. Не скажу, почему так называется вся их порода, но одно знаю точно — эта парочка такая же «голубая», как и их хозяин. Коты то и дело игриво лапали друг друга то так, то этак. Буч или Санденс — я их всегда путаю — поднял голову и смерил меня недовольным взглядом.
Какой-нибудь милый добряк непременно почесал бы Сэмовых питомцев за ушком. Как же поступила я? Я прямиком отправилась на кухню, где убедилась, что у котов есть свежая вода и немного еды. Затем заглянула в ванную комнату, чтобы проверить, в каком состоянии ящик с наполнителем. Под умывальником обнаружилась коробка с одноразовыми резиновыми перчатками. Натянув их, я принялась за работу с таким видом, будто занимаюсь утилизацией токсичных отходов. Все было сделано предельно быстро. Такого рода занятия — не моя стихия.
Прежде чем вернуться к себе в квартиру, я высыпала мешок с содержимым кошачьего туалета в мусоропровод. Теперь на ближайшие двенадцать часов можно с легким сердцем предоставить эту сладкую парочку самим себе.
Обычно я точно знаю, что мне надеть, но Лайам, похоже, успел повлиять и на эту сторону моей личности. Пришлось позвонить Оливии, чтобы получить от нее дельный совет.
— Только давай побыстрей. Через двадцать минут я встречаюсь с Бекки и Джейн. Ты точно не хочешь присоединиться к нам? Сегодня прекрасный день. Для пляжа самое то.
— Знаю, — едва ли не расплакалась я, посмотрев в окно на лазурное, с редкими облачками небо и яркое солнце. Даже не верилось, что в последний раз я была на пляже неделю назад. — Может, в следующие выходные.
И я объяснила подруге суть своей проблемы.
— Это мы сейчас решим, — подбодрила меня Оливия. — Надень беленькое платье с малиновым кантом и не ошибешься. Оно ведь от Лили, верно?
«Тебе легко говорить, — подумала я. — Мне же пришлось дожидаться, пока кто-нибудь его испортит и его выставят на продажу по цене в три раза меньше исходной».
— В таком можно пойти куда угодно. Как говорится, простенько, но со вкусом.
— А обувь? — спросила я и, прижав телефон щекой к плечу, вытащила из шкафа платье.
— Ты хочешь, чтобы было стильно или удобно? На плоской подошве или…
— Только не на плоской.
Какие сомнения! Лайам выше меня как минимум на голову, так что не хотелось бы все утро вытягивать вверх шею.
— Надень платформы. Ну, те, что с цветными ремешками.
— Ты гений, Оливия! Спасибо! — радостно воскликнула я и схватила пару босоножек.
— Надеюсь, этот твой Лайам тебя оценит.
— При чем здесь он? — возразила я. — Я пытаюсь произвести впечатление на миссис Уитли.
— Разумеется! На кого же еще! — рассмеялась моя, с позволения сказать, подруга.
Мне не хотелось вступать с ней в пререкания, и все же…
— Хорошо, — неохотно призналась я. — Мне действительно не хочется чувствовать себя ничтожеством, особенно когда кто-то только и делает, что унижает тебя. Как этот Лайам. Такое впечатление, что я для него… никто…
— Да. За мужиками такое водится.
— Да уж, пожалуй. Желаю вам хорошо провести день на пляже.
— Жаль, что тебя не будет с нами.
Мне тоже.
Надо отдать Оливии должное. Вид у меня действительно был изысканный и элегантный, и при этом не возникало ощущения, будто я нарядилась специально для свидания. Чудо из чудес — я собралась вовремя. Даже более чем. И поскольку у меня в запасе еще оставалось минут десять, я включила компьютер и зашла на сайт интернет-аукциона. Я по-прежнему лидировала со своей заявкой на платье от Бетси Джонсон, а вот заявки на звенья браслета для «Ролекса» превышали сумму, которую я могла выкроить из моего скромного бюджета. Я чертыхнулась и принялась искать новые биржевые листинги.
— Неужели никому не нужны деньги? — удивилась я, обращаясь к экрану, так и не найдя ничего достойного.
Оставалось лишь надеяться, что мне все-таки подвернется какая-нибудь разведенная дамочка, нуждающаяся в деньгах. Желательно такая, которой не остается ничего другого, как пустить с молотка по частям свой последний «Ролекс». Но, как говорится, держи карман шире.
Пришло время выключать компьютер, однако, отдавая себе отчет в том, что совершаю великую глупость, я подключилась к поисковой системе Google и набрала на клавиатуре имя и фамилию Лайама. Знание — сила. А ее мне явно недоставало. Сумей я выведать хотя бы маленькую тайну этого красавца, я бы наверняка в его обществе чувствовала себя увереннее.
«Офицер полиции отправлен в отставку после перестрелки, закончившейся человеческими жертвами», — читала я, медленно протягивая по экрану статью пятилетней давности. Маловато подробностей. Лайам и его напарник применили огнестрельное оружие, пытаясь воспрепятствовать ограблению. В результате напарник Лайама по имени Джеймс Робертс был убит грабителями.
Я отыскала еще два документа, правда коротких, и в них говорилось лишь о том, что расследование носило внутриведомственный характер. Ввиду смерти одного из полицейских начальство не стало доводить дело до суда, однако лейтенанта Лайама Макгеррити уволили из полиции, причем немедленно. Мое любопытство разгорелось с новой силой. Почему же Лайама задвинули на пенсию, если против него не стали возбуждать дело? Впрочем, что в этом удивительного? Не впервые полиция заминает дело, отправляет офицера в отставку, чтобы спасти, так сказать, честь мундира.
Я вышла из поисковой системы — прочие сведения из жизни Лайама Макгеррити меня не интересовали. Нет, не то чтобы совсем, разумеется, нет; просто мне не хотелось пересекать черту, отделяющую обычный интерес от вторжения в чью-то жизнь. В принципе, проверять сведения о каком-либо человеке в Сети никому не возбраняется, но, на мой взгляд, это приемлемо лишь в тех случаях, когда речь идет о свиданиях вслепую или о потенциальных работодателях.
Выключив компьютер, я занялась медицинскими документами Грэма Келлера. Минувшей ночью я изучала их до тех пор, пока строчки не начали сливаться в сплошной темный фон. Так что если даже там и было что-то подозрительное, я наверняка проглядела нужные мне факты.
Главный прокол в моей версии — я была не в состоянии объяснить, как Саре Уитли удалось убрать Васкеса при помощи обрушившейся на беднягу пальмы. Врачи, медсестры, медики «скорой помощи» и даже показания ЭКГ подтвердили: Грэм Келлер умер в результате обширного инфаркта.
Я дошла до того, что могла по памяти процитировать историю болезни Маркуса Эванса. И хотя как будто все указывало на то, что Эванс просто задремал за рулем — и точка, как тогда объяснить запись на видеокассете?
Некое шестое чувство подсказывало мне, что я упускаю что-то очевидное. Обычно я этому чувству доверяю. Именно оно в свое время подсказало мне, что Майк Маттироли изменял мне много недель подряд, прежде чем я застукала его в нашей постели с грудастой барменшей. Я выгнала его прочь и купила новую кровать. И зачем я только позволила этому козлу въехать в мою квартиру? Между прочим, подруги предупреждали меня, однако я бездумно пропускала их слова мимо ушей. В этом и заключается моя проблема. От общения с мужчинами я глупею буквально на глазах. Впрочем, с Патриком все обстоит иначе.
Я вновь ощутила отвращение к самой себе за сны, в которых участвовал Лайам. Я даже на мгновение зажмурилась, но потом решила, что не стоит предаваться психоанализу и заглядывать в собственное подсознание. По крайней мере сейчас, ранним субботним утром.
Однако пора возвращаться к моим мертвецам. Следовало бы, наверно, сообщить в полицию о записке с угрозами в мой адрес. Но я не была готова давать подробные объяснения по этому поводу. В моих показаниях практически отсутствовали бы «кто» и «почему», поэтому в полиции наверняка бы сочли, что я поднимаю шум из-за чьей-то неудачной шутки.
Но нет, я не такая дурочка, как можно подумать. Голова на плечах у меня есть. Главное — действовать осторожно. Отныне любой выход из дома станет для меня чем-то вроде боевой задачи. Это примерно то же самое, что пройти через универмаг «Мейсиз» после Дня благодарения: глаза широко открыты, подбородок спрятан за воротник, локти отведены в стороны. В общем, я решила положить записку в ящик кухонного шкафа и хранить ее там до тех пор, пока не узнаю что-нибудь новое.
Я действительно надеялась раздобыть к понедельнику что-нибудь существенное. Например, признание Сары Уитли. Но это, конечно, лишь сладостные мечты. Мне нужен по крайней мере один конкретный факт. Не обязательно что-то сногсшибательное, хотя бы один маленький фактик, чтобы я могла как-то защитить себя. На тот случай, если Маргарет и ее прихлебательницы правы и я в самом деле на крючке у начальства. Я поплотнее закуталась в шаль и сосредоточила мысли на том, как мне не вляпаться в новые неприятности.
К счастью, мой кофейный столик квадратный, а не прямоугольный. Сэма это жутко раздражает, поскольку якобы нарушает равновесие предметов в моей комнате. Может, Сэм и прав, но зато на квадратном столике можно разложить бумаги так, как удобно лично мне.
Стейси Эванс снабдила меня глянцевыми копиями полицейских снимков, сделанных на месте убийства ее мужа.
— И когда же это я решила, что Эванса убили? — пробормотала я себе под нос, постукивая по полу носком сандалии и глядя на стопки бумаг.
Примерно через пять секунд после того, как увидела на двери записку угрожающего содержания! Если в смерти Маркуса Эванса нет ничего таинственного, то какой смысл угрожать мне?
Я вздрогнула, но потом подумала, что никому не позволю себя запугать.
Дорога I-95 вечно пребывает в состоянии ремонта. На фотографии я с трудом отыскала машину Эванса среди расставленных вдоль дороги оранжевых полосатых бочек ограждения. Машина лежала вверх колесами, передняя ее часть погружена в воду неглубокого канала. Я изучила еще три снимка, на которых было почти то же самое, с той лишь разницей, что автомобиль был снят с разного расстояния и под разными углами. Я взяла в руки следующую фотографию, и мне сделалось нехорошо. На ней был запечатлен пристегнутый к сиденью ремнем безопасности Маркус Эванс. Крови почти не было.
У меня возникло ощущение… чего-то непристойного. Нехорошего. Нормальные люди не должны видеть покойников. Особенно тех, что умерли недавно. Мертвецами обязаны заниматься врачи, медсестры, владельцы похоронных бюро и прочие, все, кто выбрал себе такие вампирские профессии.
Я только один раз видела мертвеца с близкого расстояния. Мой второй отчим лежал в открытом гробу — теперь так принято. Я неплохо к нему относилась, но видеть его со сложенными руками и загримированным лицом было выше моих сил. Теперь каждый раз, когда я вспоминаю Джона Росси, мне на память приходит эта жуткая картина. Седой, бледный, неживой Джон Росси. Все это было очень грустно. Если бы дело не портила муха. Во время поминальной службы она летала по всему помещению, иногда садясь на кончик носа покойного. Когда я умру, пусть в похоронном зале развесят под потолком липучки от мух.
Я разложила фотографии на столе и принялась внимательно их разглядывать. Мне хорошо известны дорожные работы на развязке у Джупитера. Там заново укладывают дорожное покрытие и расширяют выездной пандус — якобы для того, чтобы облегчить выезд на главную магистраль. По крайней мере, таков был первоначальный план. В тот день, когда с Маркусом Эвансом случилось несчастье, работы сильно отставали от графика. Были открыты только две полосы с односторонним движением. Большой участок правой полосы со снятым покрытием был заблокирован бочками.
Отдельные мелкие детали снимков разглядеть было невозможно, и я полезла в ящик кухонного шкафа, где хранилась всякая всячина. Здесь я отыскала лупу в пластмассовой оправе — я получила ее в подарок при подаче заявки на получение кредитной карточки в магазине строительных материалов. В карточке было отказано, но я не в обиде — терпеть не могу делать покупки в магазинах с бетонными полами.
Как некая женская версия Шерлока Холмса я склонилась над фотографиями, тщательно рассматривая каждый квадратик снимка. Постепенно на моем лице возникла улыбка. Но не потому, что я нашла что-то, а как раз напротив.
Когда прибыл Лайам, я все еще пребывала в приподнятом состоянии духа.
— Вот уж не думал, что вы из числа тех, кто встает так рано, — заметил он, шагнув мимо меня.
От него приятно пахло мылом, шампунем и кофе, и, хотя этого не следовало делать, я потянула носом, вдыхая запах чистоты и свежести. Он, как обычно, был в потертых джинсах и хлопчатобумажной рубашке, купленной как минимум еще в позапрошлом году. Но это неважно. Главное, что она подчеркивала широкие плечи и стянутую ремнем талию.
Его черные волосы были все еще влажными после душа. Кстати, подозреваю, что он расчесывает их рукой, а не расческой. И даже несмотря на то что из поношенных «доксайдеров» был почти виден мизинец ноги, мой утренний гость был чертовски хорош собой.
В отличие от меня. Вид у меня был просто жуть. По крайней мере, мне так казалось. Я проследовала за Лайамом в гостиную, мысленно повторяя бесконечную мантру: «Патрик-Патрик-Патрик».
— Что это? — спросил Лайам, указав на кучу фотографий, и обернулся ко мне.
Какие у него, черт побери, глаза! Как два мощных синих лазера — такие в два счета разрежут меня на части.
«Не обращай внимания!»
— Мне кажется, я кое-что нашла, — объяснила я, не в силах сдержать радость.
— Что это? — спросил он, подцепив пальцем оранжевый нейлоновый шнурок от моей несчастной лупы.
Я поспешила забрать ее у Лайама.
— Пришлось воспользоваться подручными средствами. — Я встала рядом с ним — моя первая, хоть и не самая страшная ошибка — и поднесла лупу к первой фотографии. — Сколько здесь будет? По моим прикидкам, перепад уровня между дорогой и полосой, закрытой на ремонт, составляет примерно дюйма четыре.
— Где-то так.
— А теперь посмотрите сюда, — сказала я и придвинула второй, более крупный снимок. — Видите следы колес на гравии?
Взяв у меня лупу, Лайам принялся рассматривать снимок.
— Сукин сын.
Я почувствовала себя… отомщенной.
— Даже если он и уснул за рулем, то все равно не мог не проснуться после того, как слетел с дороги. Его бы разбудил толчок, и он попытался бы что-нибудь предпринять.
— Но он этого не сделал, — подтвердил мои слова Лайам. — Видите следы шин?
Я наклонилась ближе к фотографии и кивнула.
— Они ровные. Будь Эванс хотя бы относительно в сознании, он точно попытался бы что-то сделать. Вывернул бы руль или ударил по тормозам.
— Скорее всего, его чем-то опоили, — заключила я. — Если бы он пытался предотвратить аварию, то остались бы… волнистые следы, верно?
Лайам ответил мне лукавой полуулыбкой. Хотелось бы только знать, что за ней скрывалось.
— Волнистые, — задумчиво произнес он и вытащил из чехла, прикрепленного к поясному ремню, сотовый телефон. — Я проверил вашу догадку о замене чашки с кофе.
Я с трудом сдержалась, чтобы не броситься ему на шею и расцеловать. Это надо же! Он прислушался к моей гипотезе. Впрочем, кого я хочу обмануть? У меня просто возникло желание чмокнуть его в щеку.
— Вы нашли чашку, которую Маркусу подменили в то самое утро?
— Нет. — Он шлепнул себя по лбу. — Черт, почему я раньше не подумал об этом? Как я не догадался перетрясти городскую свалку в поисках бумажного стаканчика?
— Сейчас не время для сарказма, — отозвалась я.
Злополучный стаканчик вполне мог находиться в машине. Кстати, неплохо было бы проверить. В принципе, можно было бы поручить это дело Лайаму, но я скорее откушу себе язык, чем обращусь к нему с таким предложением.
Я смерила его сердитым взглядом, но в следующее мгновение он вытянул в моем направлении руку, в которой был зажат мобильный телефон. На экранчике появилась видеозапись.
— Я все утро занимался одним ненаучным экспериментом.
На экране возникло изображение. Съемка явно велась сквозь щели в оконных жалюзи. Объектив был направлен на брюнетку с голой грудью, которая хлыстом для верховой езды охаживала лысого старикашку, на котором не было ничего, кроме собачьего ошейника.
— Простите, эта запись относится к моему старому делу, — извинился Лайам и переключил картинку.
— Неплохая память о прошлом задании.
Лайам оставил без внимания мою колкость, продолжая щелкать кадрами встроенной камеры. Теперь на экранчике возникло изображение людей, которые пили кофе в том же кафе «Старбакс», где в утро своей смерти находился и Маркус Эванс.
— Вы были правы. Там действительно обнаружилась чашка другого размера.
— Подумать только!
— Двадцать шесть посетителей сидели за столиками довольно долго и вполне могли заказать себе вторую порцию. Правда, лично я не понимаю, как можно платить за соевую бурду такие сумасшедшие деньги. Кстати, в вашем доме не найдется кофейку, только без всяких там фраппа-премудростей?
— Всенепременно.
Я отправилась на кухню, налила ему кофе и долила с верхом чашку для себя.
— Ни один из них, — продолжил Лайам, — не заказывал себе стаканчик большего размера.
— Я же вам говорила.
— В самом кафе нет видеокамер, но одна все-таки установлена в окошке обслуживания автомобилистов. Менеджер сказал, что если получит разрешение начальства, то передаст вам запись.
С этими словами он в несколько глотков осушил чашку до дна.
— Готовы ехать?
Я выложила все из портфеля, оставив только блокнот и несколько ручек. Теперь он весил даже меньше, чем моя сумочка, но так часто бывает, когда собираешься в спешке.
Мы вышли, и я закрыла за собой дверь.
— На чьей машине поедем — на вашей или моей?
— Выбирайте, — предложил он, указывая на стоянку перед домом.
Назвать этот драндулет машиной можно было лишь с большой натяжкой.
— Что это?
— Неоконченный шедевр, — как ни в чем не бывало ответил Лайам. — Это «мустанг» шестьдесят четвертого года выпуска. Сейчас я довожу его до нужной кондиции.
— При помощи пластилина?
— Это шпаклевка, — поправил он меня. — Не советую смеяться над моей машиной. Чарли лишь потому согласился осмотреть автомобиль Маркуса Эванса, что я частенько наведываюсь к нему в гараж.
— Если вы там частый клиент, то почему они не покрасили ваш «мустанг»?
Лайам медленно покачал головой.
— Машина ремонтируется сначала изнутри.
— Понятно, — ответила я и бросила ему ключи от моего БМВ.
Лайам ловко их поймал и, заметив на брелке сине-бело-черный логотип, снисходительно улыбнулся.
— Никогда бы не подумал, что вы водите такую крутую тачку, — произнес он, отключив сигнализацию.
В ответ на это автомобиль пронзительно проверещал и моргнул фарами.
— Вы просто завидуете тому, что у моей машины нормальные, фирменные шины.
— Просто зеленею от зависти.
— Неправда.
Он уселся за руль и вновь улыбнулся.
— Нет, не зеленею.
— Сара Уитли живет… — профессиональным голосом начала я, но он перебил меня, не дав закончить фразу:
— В Уайтхолл-Хаус. Дорогущий домина площадью десять тысяч квадратных футов на самом дорогом в Палм-Бич акре земли, которому она полновластная хозяйка. Представляю себе, сколько денег у нее сжирают налоги.
— Я бы не сказала, что она бедствует. Ее муж построил половину особняков на Сити-Плейс или, по крайней мере, посредничал при их продаже.
— Она проделала большой путь, начав его в трейлере в Тьюпело.
— Что?
— Сара Уитли родилась в бедной семье.
— Ничего себе!
Я видела Сару всего лишь раз — в ресторане «Брейкерс» накануне ее свадьбы. Тогда она показалась мне особой благородных кровей. По крайней мере, держалась она по-королевски.
— Ей в свое время здорово подфартило — она бывшая Мисс Миссисипи.
— Такое еще никому в жизни не повредило, — согласилась я. — Простите мое излишне широкое обобщение, но если Сара Уитли выросла в трейлере, то должна знать людей, способных на убийство. Ей самой не нужно никого убивать. Если Сара — бывшая королева красоты, ей ничего не стоит очаровать любого мужчину, и тот сделает все, что она пожелает.
Лайам смерил меня «тем самым взглядом».
— Может, вам все-таки стоит встретиться с этой женщиной, прежде чем выносить ей приговор?
— Я просто проговариваю вслух свою версию.
Причем довольно неплохую. В общем, я надулась и остальную часть пути обиженно молчала.
Уайтхолл-Хаус соответствовал своему претенциозному названию. Вообще-то почти каждый дом, имеющий название, по-своему претенциозен. Трехэтажный дом, точнее особняк, был серебристо-серого цвета с кораллово-красной крышей. К дому, извиваясь по искусно спроектированному участку, вела подъездная дорога, переходя перед входом в широкую площадку.
Зеленый газон орошали, чуть слышно журча, фонтанчики поливальной установки. До моего слуха донесся шум мотора — где-то неподалеку пронесся катер, — но его тотчас заглушили пронзительные крики чаек.
Нам навстречу вышла черная служанка в форменном платье и с видимой неохотой проводила нас в дом. Вестибюль был в два этажа высотой. Большую его часть занимал бассейн с абстрактной скульптурой.
Я обвела взглядом богатую коллекцию картин на стенах фойе.
— Похоже, тут обитают любители кубизма, — шепотом предположила я.
— Так вот как называются эти уродины…
Договорить Лайам не успел.
— Миссис Уитли ждет вас, — сообщила, вновь появившись перед нами, служанка.
Мы проследовали за ней в огромную прямоугольную комнату в глубине дома. Дальняя стена была сплошным окном, из которого открывался восхитительный вид на океан. В этой комнате все было восхитительно. Все, за исключением женщины, стоявшей у стены. В одной руке она держала фотографию в рамке. В другой — бокал с коктейлем.
Мне хватило одного взгляда, чтобы понять: Сара Уитли изрядно пьяна. Похоже, ей было все равно, что сейчас всего десять утра и что двое посторонних людей застали ее в столь непривлекательном виде.
— Миссис Уитли, я — Финли Таннер из юридической фирмы «Дейн и Либерман».
Я ожидала, что она как-то отреагирует на мои слова. Ведь, черт возьми, Виктор Дейн в свое время успешно оправдал доктора Холла.
Ноль эмоций. Ни одна черточка на лице Сары Уитли не дрогнула. В налитых кровью глазах ни малейшей крупицы узнавания.
Она незряче посмотрела на меня.
— Мария, — приказала она служанке, — принеси Финли Таннер из бог знает какой юридической фирмы что-нибудь выпить. — Затем она повернула голову в сторону Лайама. — А вы кто?
Тот представился.
— Я бы не отказался от кофе, — сказал он служанке, а сам сел на краешек одного из трех диванчиков.
— Присаживайтесь, — предложила мне хозяйка, указав бокалом на кресло.
При этом на терракотовые плитки пола выплеснулось немного бесцветной жидкости. Сара Уитли пьяно хихикнула.
— Может, вам тоже стоит присесть? — спросил Лайам, забирая у нее из рук бокал, и, поддерживая под локоть, подвел ее к ближнему креслу.
Прежде чем Лайам вернул ей коктейль, они обменялись выразительными взглядами.
— Благодарю вас.
Мне стало ясно, чем Сара Уитли занималась три последних года — усиленно налегала на водку. Трудновато замыслить серию изощренных убийств, систематически разрушая спиртным нервные клетки.
Вскоре вернулась Мария с серебряным кофейным сервизом. Налив нам кофе, она поспешила покинуть комнату.
— Я вам очень признательна за то, что вы согласились принять меня, — сказала я, поднося к губам фарфоровую чашечку.
— Разве?
Замечательно. Беседа с Сарой Уитли становилась похожа на разговор со стенкой.
— Миссис Уитли, вы слышали о том, что с присяжными по делу доктора Холла произошли несчастные случаи?
— Никакого суда не было. Был дешевый фарс. Всемогущий доктор Холл невиновен в смерти Брэда. — С этими словами она еще крепче стиснула фотографию в руке. — Так решили двенадцать человек.
— И вы не верите в это решение?
Сара Уитли покачала головой, залпом осушила бокал и, позвенев нерастаявшими льдинками, выразительно посмотрела на Лайама. Тот встал, взял у нее бокал, подошел к бару и наполнил его снова.
— Операция должна была спасти ему жизнь. Холл поклялся мне, что все будет в порядке.
— Я не думаю, что в медицине существуют какие-то абсолютные истины, — осторожно отозвалась я.
— Нет, нет, нет, — с чувством произнесла хозяйка дома. — Холл утверждал, что донорское сердце было в прекрасном состоянии. Пообещал, что никаких проблем не возникнет.
Наш разговор стремительно заходил в тупик.
— Вам никогда не хотелось поквитаться с доктором за смерть мужа?
Сара Уитли удивленно посмотрела на меня.
— Как? Я же подала на него в суд, но проиграла дело.
— И поэтому вы решили утопить свое горе в алкоголе? — спросил Лайам.
Ее, несомненно, поразил столь прямолинейный вопрос, но она сдержалась и лишь пожала плечами.
— Решила. Я даже подумывала о самоубийстве. Пару раз пыталась свести счеты с жизнью, но не смогла. Смелости не хватило. — Глаза вдовы Брэда Уитли увлажнились. — Как мне тяжело без него!
Она вновь тупо уставилась на фотографию мужа, и по ее щекам покатились слезы.
Несколько минут спустя мы вышли из дома, оставив Сару Уитли наедине с ее горем. Я сама с трудом сдерживалась, чтобы не расплакаться.
— Она не убийца, — высказала я свое мнение.
— Потому что она без конца пьет и плачет? — спросил Лайам.
— Потому что тот, кто задумал и совершил эти убийства, должен был иметь в своем распоряжении свободное время и хорошие мозги.
— Или же никаких убийств не было.
Я неожиданно остановилась и схватила его за руку.
— Вы так считаете?
— Нет, не считаю.