Блондинка вне закона

Глава 17

Утро являло собой топографическую карту: горы и долины, заваленные кучами дерьма выше моего понимания. Патрик, моя надежда и опора, мое надежное плечо, столп утешения и сострадания, объявил, что специально сбегал в магазин, чтобы купить мой любимый сорт кофе, а вообще-то он собирается провести день в море на веслах. После чего совершил типично мужской ход.

То есть с несчастным, прямо-таки собачьим выражением лица добавил:

— Но если ты хочешь, я могу остаться с тобой.

На такое имеются лишь два варианта ответа.

Вариант первый:

«Черт, ну конечно, отменяй все к чертовой бабушке. Ты ведь не знал, что я по уши в дерьме, что я пытаюсь расследовать убийство, так что останься со мной. Правда, это весьма эгоистичный, а кроме того, прозрачный намек на то, что я не способна самостоятельно решать собственные проблемы. Которые, если уж на то пошло, частично я сама накликала на свою голову».

Так что я остановилась на варианте номер два:

«Ничего страшного. Ты вот уже целый месяц вкалываешь без выходных. Тебе нужно немного проветриться. Не имею ничего против».

Я не покривила душой в том, что касалось половины сказанного: Патрик действительно заслужил отдых. Однако я искренне оскорбилась по поводу того, что он собрался развлечься, когда моя жизнь висит буквально на волоске.

Я приняла душ, высушила голову, после чего решила вернуться домой и переодеться. Ходить два дня подряд в одном и том же, причем почти без косметики, — это не для меня. Это даже страшнее, чем постоянно жить с мыслью о том, что меня где-то подстерегает убийца. Так, ну или почти так.

В общем, я решила проделать путь длиной в три мили и вернуться домой. По дороге я через каждые тридцать секунд проверяла в зеркало заднего обзора, не преследует ли меня черный седан.

Меня так и подмывало позвонить Лайаму, хотя сейчас было лишь начало десятого. Противная, вредная часть моего существа норовила прервать его посткоитальную негу, потому что где ему сейчас быть, как не в постели со своей бывшей женушкой.

Повод у меня был, причем вполне обоснованный: мне требовалась информация по подозрительной машине. Я почти убедила себя в том, что именно так и поступлю, когда, повернув к моему жилому комплексу, неожиданно заметила машину Лайама. Вернее, Лайама собственной персоной. Он стоял, облокотившись на свою тачку, которую, осмелюсь заметить, поставил на моей личной парковке.

В одной руке он держал видеокассету и газеты, за доставку которых я заплатила из собственного кармана, в другой — стакан колы. По крайней мере, я могу дать ему сто очков вперед по части кофе.

Пока я шла к нему, он окинул меня придирчивым взглядом с головы до ног и криво ухмыльнулся.

— Ну-ну, первый раз вижу такое. Финли Таннер в естественном виде.

«Что еще хорошего ты мне скажешь?» — подумала я и указала на его машину.

— Между прочим, вы нарушили правила парковки нашего жилого комплекса. Хотела бы я посмотреть, в каком виде будете вы сами, когда сюда приедет эвакуатор.

— Бессонная ночь? Или, погодите, нас не интересуют подробности интимной жизни друг друга. Если не ошибаюсь, вы сами так заявили.

Ну и поганец! Это надо же так уметь испортить настроение! Меня раздирали на части два желания. Желание первое — залепить ему пощечину, и желание второе — просто желание. Или же у меня поехала крыша и я сама этого даже не заметила?

Горы, долины, горы, долины. Черт, мне в срочном порядке нужно выпить кофе.

— Что на кассете?

— «Старбакс» в то утро, когда погиб Маркус Эванс.

— Отлично.

Я вставила ключ в замок. Сказать по правде, я была рада, что Лайам приехал сюда. Когда рядом с вами высокий темноволосый, до противности красивый мужик — знаете, в этом есть свои плюсы.

— Кажется, я знаю, какую машину мы ищем.

— Вы что, звонили по горячей линии какому-нибудь экстрасенсу?

Фигушки. Просто когда ты лежал, подставив спину под умелые ручки своей Эшли, и мурлыкал от удовольствия, я трудилась в поте лица.

— Кое-кто из тех, с кем я поговорила, упомянули подозрительную машину.

Не упомянули, а упомянул, потому что поговорила я только с одним, Гарольдом Грином, но Лайаму это знать не обязательно.

Увидев на столе огромную подарочную корзину, я растрогалась едва ли не до слез. Скорее всего, это дело рук Оливии, это она у нас мастерица по части корзин. Думаю, что Сэм, Бекки и Джейн скинулись, чтобы сделать мне приятное.

Я отцепила прилагавшуюся к подарку открытку и раскрыла ее.

— Счастливого увольнения, — прочел через мое плечо Лайам.

Я потянула за симпатичную розово-зеленую ленту, и моему взору открылись сказочные богатства. Прежде всего ноутбук.

— Интересно, с каких это пор увольнение стало поводом для подарков? — съехидничал Лайам. — Может, пора начать выпускать специальные поздравительные открытки? Надо подкинуть идею «Холлмарку».

— В вас говорит циник. Или же у вас нет таких преданных и отзывчивых друзей, как у меня.

— Вроде вашего летчика? Где он? Бороздит на веслах океан, пока вы расследуете сразу несколько дел об убийствах? Сразу видно, какой преданный.

Как он узнал?

— Откуда вам известно, каким образом Патрик сегодня проводит время?

— Оттуда.

Это же надо, какой нахал! Ведь ни за что не скажет, не стоит даже надеяться. Притворившись, что его присутствие мне совершенно безразлично, я продолжала перебирать подарки. Ноутбук оказался в исправном состоянии. Единственное, к нему был приклеен стикер, извещавший о том, что интернет-кафе, куда я заглянула всего раз, прислало по электронной почте счет на мое имя. Зато в придачу к компьютеру друзья на прощание снабдили меня целой кучей подарков.

Карточка из «Старбакса», не иначе как дающая право на потрясающие скидки. Значит, мне есть на чем протянуть ближайшие месяцы без зарплаты. Книги двух моих любимых авторов: лихо закрученный приключенческий роман и третий по счету том из серии книжек про итальянскую обувную компанию. Оливия также добавила от себя сверток, который я доставила к ней в офис. Кроме того, была еще дюжина пробных флакончиков с моей любимой туалетной водой «Лаки чармс». Да, друзья у меня что надо!

— Мне надо переодеться. Можете пока прокрутить кассету.

Я разделась и сказала себе, что надену лифчик и трусики из моего специального запаса для особых случаев, потому что такой случай подвернулся. Поскольку на два часа у меня была назначена встреча с Холлами, я остановила выбор на «Анне Кляйн». К черной, довольно кокетливой юбке я добавила черно-розовую трикотажную кофточку, после чего надела свою единственную пару лодочек, купленных за полную цену, — рождественский подарок от матери. Немного косметики — и я готова к выходу.

Лайам поджидал меня, и на этот раз от волнения у меня просто ноги подгибались. Казалось, даже воздух потрескивает от статического электричества. Скажу честно, я ожидала, что он пройдет через всю комнату и поцелует меня.

«Патрик-Патрик-Патрик…»

Мы просмотрели с ним пленку около десяти раз. Мимо окошка, в которое выдают заказ, проехали несколько черных седанов, однако ракурс был такой, что нам была видна лишь небольшая часть парковки.

— Да, кажется, толку от этого мало, — заметила я и пошла сварить себе свежего кофе. — Извините, что заставила вас попусту потратить время.

— У меня при себе есть кое-что еще.

Я одарила его выразительным взглядом.

— Что за дурацкая привычка выдавать информацию микроскопическими порциями?

Моя раздраженная тирада ничуть его не задела.

— Просто я помогаю вам оттачивать навык терпения.

— Не надо мне ни в чем помогать. Лучше сразу скажите то, что собрались мне сообщить.

Я принялась перекладывать вещи из одной сумки в другую, то есть в «Шанель».

— Уговорили, — произнес он и достал из заднего кармана джинсов блокнот. — На момент смерти в крови Маркуса была обнаружена высокая концентрация альпразолама. Аптечное название для этого вещества…

— Ксанакс. Знаю. Моя мать утверждает, что это я виновата в том, что она вынуждена его принимать. Успокоительное средство, вызывающее сонливость.

— В крови Маркуса концентрация была такая, что вполне могла вызвать кому.

— Разве этого не достаточно, чтобы передать дело в полицию?

— Лучше это сделать после того, как я проконсультируюсь с семейным врачом. Он даст показания, что его пациент никогда не принимал никаких успокоительных средств.

— Отлично!

От радости голова у меня пошла кругом.

— Сегодня в три часа я встречаюсь со Стейси у него в приемной.

Головокружение от успехов сменилось легкой головной болью.

— То есть мне надо будет пойти к Холлам и выставить себя полной дурой?

— Лучше позвоните. Мне это ни к чему. К тому же кому из нас необходимо вернуть работу?

— Вы еще только ищете свидетельства того, что Маркус был убит, в то время как я уже имею свидетельства того, что Холла шантажируют.

— Проблема в том, что у нас нет ровным счетом никаких доказательств того, что эти факты взаимосвязаны.

— Только полный идиот не заметил бы этой связи.

— Скажите это окружному прокурору, — съязвил Лайам. — Он ни за что не подпишет ордер на арест, пока у него не будет стопроцентных доказательств.

— И где же их нам добыть?

— Сначала установим личность шантажиста.

— У него, по-вашему, это специально на лбу написано, и притом крупными буквами, чтобы все видели?

— Нет, давайте перейдем к нашей следующей теме.

— Господи! — воскликнула я, всплеснув руками. — Может, вы сразу дадите мне письменное уведомление с перечнем тем, которые нам предстоит обсудить?

— От следующей до последней. Дэниэл Саммерс, присяжный, который отдал вчера концы.

— Присяжный номер одиннадцать.

— Результатов вскрытия еще нет, однако предварительный рентген показал две отчетливые трещины черепа.

— И после этого вы скажете, что ничего не доказано, потому что он мог удариться головой больше, чем об одну ступеньку? — произнесла я, с вызовом положив на бедро руку.

— Нет. Одна трещина — горизонтальная, в самом основании черепа. Другая перпендикулярна ей и находится в правой височной области.

— Что это значит?

— Что первый перелом, по всей видимости, был получен в результате удара, нанесенного сзади чем-то длинным и цилиндрическим, например металлической трубой. Согласно данным судмедэкспертизы, жертва ударилась головой о бетонную стену, что стало причиной второго перелома. Или же…

— Терпеть не могу, когда вы тянете резину!

Лайам довольно ухмыльнулся.

— Или же мистер Саммерс упал и проломил себе череп, ударившись головой о кованые перила. После чего умудрился встать, подняться по лестнице и вновь упасть. В результате чего вторично проломил себе голову о цветочный горшок.

— То есть вы хотите сказать, что его смерть будет однозначно расследоваться как убийство?

Лайам кивнул.

— Я позвоню одному своему знакомому из полиции. Пусть он проверит, не заметил ли кто на момент убийства поблизости темный седан. Кроме того, попытаюсь установить местонахождение этой, как там ее, медсестры.

— Каллагэн, — машинально подсказала я имя и тут же поняла, что он нарочно раззадоривает меня.

Черт, прохлопала ушами. Ну нет, не позволю его извращенному чувству юмора испортить мне настроение.

— Отлично. — Я буду не я, если не потребую, чтобы меня восстановили на работе. Думаю, Дейн задолжал мне свои извинения плюс компенсацию за моральный ущерб. — И что теперь мне делать?

— Идите и поговорите с Дейвом Райсом.

У меня екнуло сердце.

— Прошлой ночью у него умерла жена. Я никак не могу надоедать ему в такой неподходящий момент.

— Уверяю вас, при личной встрече он заговорит с вами совсем по-другому.

— Но он, заслышав мой голос, вешал трубку. Дважды.

— Это потому, что он вас не видел.

— То есть?

— Когда видишь перед собой человека, гораздо труднее послать его подальше.

— Значит, вы предлагаете мне сыграть роль умника-репортера, сующего людям под нос микрофон через двадцать минут после того, как у них поездом сбило ребенка? Вы сами не можете этого сделать?

— Не могу. Это чисто женская работа. Выше нос, Финли. Говорю вам, вы отлично со всем справитесь.

С этими словами он встал и направился к двери.

— Да, и позвоните мне, прежде чем войдете в дом Холлов.

— Это еще зачем?

— Чтобы я мог подслушать. Просто наберите мой номер, и все.

— Знаете, вы почему-то не вселяете в меня уверенности.

— Это придет со временем, никуда не денется, — произнес он и добавил: — Главное, набраться чуть-чуть терпения.

С этими словами он вышел.

— Набирайся сам, если тебе это нужно, — проворчала я себе под нос и, налив большую чашку кофе, подошла к компьютеру.

Начнем с хорошего. На интернет-аукционе я выиграла платье от Бетси Джонсон и еще одну детальку для «Ролекса». А теперь плохое. У меня лишь двадцать четыре часа, чтобы оплатить покупки. Так что, опустошив кофейник и съев упаковку пастилок, я направилась выполнять первое из двух крайне неприятных — в этом я была почти на все сто уверена — заданий.

Мне потребовалось минут двадцать, не больше, чтобы добраться до дома Дейва Райса. Он жил в небольшом поселке у шоссе № 1 южнее Джупитера. Было страшно даже подумать о предстоящей встрече. Превозмогая себя, я медленно направилась к входной двери, надеясь, что в тот момент, когда несчастный вдовец откроет мне дверь, мои колени и руки перестанут трястись.

Ничего подобного.

Дейв Райс открыл дверь. Лицо его ничего не выражало, глаза красные, опухшие, под глазами темные круги.

— Слушаю вас.

— Мистер Райс, мне, право, неудобно беспокоить вас в такой день. Меня зовут Фи…

— Я знаю, кто вы такая.

Он тяжело вздохнул и отступил в сторону, пропуская меня в дом. Внутри пахло дезинфекцией, а комната, когда-то бывшая гостиной, теперь была приспособлена под больничную палату. Здесь стояла настоящая больничная кровать, стойки для капельниц и прочее медицинское оборудование.

На стойке, отделявшей больничное помещение от кухни, я насчитала как минимум пятнадцать баночек с таблетками. Мы с хозяином дома прошли в солнечный уголок, который показался мне райским местом, особенно если учесть застывшее в глазах Райса горе.

На столе лежала папка, самая обыкновенная папка. Дейв Райс положил на нее ладонь и подвинул по гладкой поверхности ко мне.

— Думаю, вы ищете вот это.

Я открыла папку. В ней оказался один-единственный документ. Счет из аптеки. Но не на имя Брэда Уитли, а на имя его донора, Айви Новак, той самой женщины, что подарила ему свое сердце. Как я ни ломала голову, до меня с трудом доходило, чем мне это может помочь.

— Я знаю, что поступил неправильно, — произнес мой собеседник, глядя куда-то в пространство. — Причем я знал еще тогда. Наверно, мне следовало об этом сказать.

— О чем? — уточнила я.

— Я служил санитаром во время первой войны в Персидском заливе. В мои обязанности входило в основном следить, чтобы раненые были перебинтованы и получали обезболивающее, а потом их переправляли в госпиталь в Германии. Айви Новак получила несовместимые с жизнью травмы. Она в любом случае умерла бы. Доктор Холл должен был позвонить и уточнить. Ведь с новым сердцем Брэд Уитли мог еще прилично пожить. Тогда я был искренне уверен, что врач сознательно пошел на преступление во имя благих целей. Я и сейчас так думаю. Именно поэтому я проголосовал против вынесения обвинительного приговора.

— Какое еще преступление?

— Моя жена заболела. Мы потеряли все наши сбережения, а представитель страховой компании заявил, что, поскольку рецидивов не было в течение пяти лет, они не обязаны оплачивать наши медицинские счета.

Райс встал и взял одну из баночек с пилюлями.

— Вот эта, — он протянул ее мне, — три тысячи баксов на тридцать дней. А вот эта — полторы на месяц. И как мне заработать на все это, если в доме престарелых мне платят какие-то жалкие двенадцать баксов в час? Дженни была уверена, что я подрабатываю. У меня язык не поворачивался сказать ей, что я сделал. Какую махину привел в движение.

— И что такого вы сделали?

От страха у меня душа ушла в пятки. Что, если я опять лопухнулась и убийца — Дейв Райс?

Он словно почувствовал, что я запаниковала. К глазам его подступили слезы.

— Я даже не подозревал, что их убивают, до того как мне позвонила миссис Эванс.

Я немного расслабилась.

— Я не хотел, чтобы им причиняли зло. Я лишь пытался спасти жену.

С этими словами он разрыдался прямо у меня на глазах. Я слегка похлопала его по плечу, предложила ему воды, но, кажется, он не нуждался в моих утешениях.

— Возьмите ее и идите, — сказал он и протянул мне папку.

— Может, мне кому-нибудь позвонить?

В полицию? Нет, это слишком жестоко: видно, что человек сейчас проходит через адовы муки. Так что звонок может подождать.

Я взяла папку и вышла, оставив его наедине со своим горем. У меня оставалось десять минут, чтобы добраться до дома Холлов на Сингер-Айленде. Я схватила телефон и набрала нью-йоркский номер Лизы.

Мой звонок приняла оператор.

— Могу я поговорить с доктором Таннер?

— Доктор Таннер на операции. Она может вам перезвонить?

Черт, зачем иметь сестру-хирурга, если она, когда ей ни позвонишь, вечно на операции?

— Да-да, передайте ей, чтобы она, как только освободится, позвонила сестре. Это очень важно.

Следующим в списке звонков был Лайам.

— Я у ворот дома Холлов, — произнесла я и переключила телефон в режим микрофона.

Заодно я скороговоркой пересказала результаты рандеву с Дейвом Райсом.

— Вы можете факсом прислать мне этот документ?

— Какие проблемы. На всякий случай я всегда держу в бардачке факсовый аппарат, — съязвила я.

— Извините, я как-то не подумал. Ладно, это потерпит. Факс можно найти где-нибудь в городе. Как только выйдете от Холла, не сочтите за труд, отправьте мне эту бумагу. Готов поклясться, семейный врач Эвансов сумеет объяснить, что в этом документе не так и почему им можно воспользоваться для шантажа.

— Я могла бы показать счет Холлу.

— А вот здесь вы неправы. Никогда не открывайте своих карт подозреваемому.

— Кажется, я вижу их дочь, — прошептала я, сама толком не зная почему. Я все еще сидела в машине, и девушка вполне могла решить, что я разговариваю сама с собой. — Она смотрит в мою сторону.

— А теперь вперед! — спокойно ответил Лайам. — Только как можно быстрей, не вдавайтесь в ненужные подробности. Постарайтесь вытянуть из них как можно больше.

Дом Холлов оказался примерно таким, каким я представляла его себе. Отделан со вкусом, каждая мелочь продумана, чувствуется рука хорошего дизайнера. Почти на каждом столике вазы со свежими цветами. Дочь по имени Зоя — с типичным для подростков недовольным выражением лица — заставила меня ждать в фойе, вызвавшись пойти за родителями.

Я тем временем разглядывала комнату. Картины на стенах, по всей видимости оригиналы. Ковры — из антикварного магазина. Подозреваю, что хрустальная люстра над моей головой потянула как минимум тысяч на тридцать.

Однако ничто так не заинтересовало меня, как письмо на журнальном столике. Оно было из департамента по делам успеваемости учащихся. Как бывшая ученица частной школы, я знала, когда приходят такие письма. Скорее всего, Зоя Холл провалила один или несколько предметов и ей светит исключение из школы.

— Мисс Таннер, прошу вас, идите за мной.

Хотя манеры мисс Холл были безукоризненны, ее просьба скорее имела в виду другое: «Провались ты пропадом. Принесла же тебя сюда нелегкая».

Мередит и Кент Холл сидели на противоположных концах элегантного дивана эпохи Людовика Пятнадцатого. Поначалу я решила, что это нечто вроде языка жестов. Что тем самым они дают мне понять, кто здесь старший по званию. Но нет, оказывается, свободное место предназначалось для дочери, которая тотчас уселась между родителями. Вернее, если быть до конца точной, она села чуть ближе к отцу и чуть дальше от матери.

На туалетном столике бесчисленные фотографии в золотых и серебряных рамках мирно уживались с фарфоровыми статуэтками — кстати, тоже французскими. Большая часть фотографий — портреты дочери. Зоя идет в школу. Зоя идет в зоопарк. Зоя заканчивает какую-то там школу. Зоя верхом на лошади. Зоя то. Зоя это. Сразу видно, единственный ребенок в семье, и родители на ней зациклены.

— Я приехала, чтобы извиниться за те неудобства, которые мои действия причинили вашей семье.

Увы, короче и искреннее у меня не получилось.

— Зоя, — произнесла Мередит, прикоснувшись к колену дочери. — Я велела повару заварить чай. Ты не принесешь нам чайник?

Зоя посмотрела на меня так, словно была готова плюнуть мне в глаза, однако сочла своим долгом подняться и выйти из комнаты.

— В этом нет необходимости, — сказала я.

Терпеть не могу чай. Его пьют лишь во время простуды, гриппа да еще англичане.

— Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, в какое положение вы нас поставили, — отозвался доктор Холл.

От меня не скрылось, что щеки его покраснели. Это хороший знак, подумала я.

— Да. Однако я не назвала полиции вашего имени. Думаю, полицейские сделали такой вывод сами, обнаружив в момент ареста у меня в машине папки, относящиеся к делу о врачебных злоупотреблениях.

— Это дело закрыто, — подала голос супруга доктора Холла, как раз в тот момент, когда Зоя вернулась с подносом.

Нет, это было даже хуже, чем просто чай. Это был цветочный чай розового цвета. Пахло от него туалетной водой, которую мне на Рождество из года в год дарила бабушка по отцовской линии.

Зоя с хорошо отработанным изяществом разливала чай по чашкам. Судя по всему, помимо остальных ее достоинств, она на досуге основательно изучила труды Эмили Пост[11].

— Благодарю, — сказала я, принимая чашку с туалетной водой.

На вкус она была еще омерзительнее, чем на вид.

Налив чай в остальные три чашки, Зоя вновь заняла место между родителями.

— Вы не могли выбрать времени хуже, — заявила Мередит. — У Зои назначены собеседования в колледжах. Она намеревается пойти по стопам отца, и нам меньше всего нужно, чтобы кто-то вспоминал про этот скандал. Ведь он может самым негативным образом отразиться на ее будущем.

Я сделала глоток чая, а про себя подумала «говори-говори».

— В таком случае, Зоя, желаю тебе успехов и еще раз прошу извинить меня.

Я уже было поднялась с места, чтобы уйти, как вдруг доктор Холл сказал:

— Надеюсь, больше не будет никаких слухов о вашей, с позволения сказать, бурной деятельности.

— Слухов? — переспросила я. — Боже, нет, конечно. Отныне я буду оперировать только фактами.

Кажется, Холлов мой ответ удовлетворил. Только бы они не заметили, как у меня в лифчик по груди пробежала струйка пота.

— Должен ли я воспринимать ваши слова как намек, что вы располагаете какими-то важными фактами?

Я услышала, как Лайам простонал в трубке.

— Важными фактами? Я…

В этот момент мой мобильник разразился сиреной. Это могло означать только одно: кому-то срочно понадобилось пробиться ко мне. Скорее всего, это Лайам, он хочет помочь мне красиво уйти из этого дома.

— Прошу меня извинить. — Поставив на стол чашку, я потянулась за сумочкой, нажала кнопку ответа и сказала: — Алло?

— Это Лиза. Что тебе нужно?

— Погоди. — Прикрыв ладонью телефон, я повернулась к Холлам и в очередной раз извинилась. — Это мой доктор и… — Я вновь выразительно посмотрела в глаза хозяину дома. — Честное слово, мне не хочется вас обременять. Спасибо за чай, спасибо, что согласились меня принять…

— Но…

Я не стала слушать фальшивые протесты Мередит и, можно сказать, со всех ног бросилась к машине. К этому времени Лайам пытался пробиться ко мне сквозь наш разговор с Лизой.

Я вставила ключ в замок зажигания и, включив мотор, сорвалась с места так, что шины завизжали. Поскорее бы убраться прочь отсюда.

— Финли! — раздался в трубке голос сестры. — Мой день не резиновый.

— Хорошо-хорошо, — ответила я, мигая, чтобы разогнать плясавшие перед глазами точки. Судя по всему, после визита к Холлам у меня подскочило давление. — Если я прочту тебе список лекарств, ты скажешь мне, от чего они?

— И насколько же он длинный, твой список?

— Не очень длинный, прошу тебя.

— Читай.

Я кое-как положила счет из папки Райса на руль, стараясь распределить внимание между дорогой и незнакомыми словами. Я прочла первые шесть, однако с каждой секундой мое зрение ухудшалось все больше и больше.

Лиза подтвердила, что это лекарства, которые дают для улучшения функционирования внутренних органов.

— Скажи, речь идет о доноре сердца или почки?

— Д-да-а…

У меня явно заплетался язык.

— Фин? Что там с тобой происходит?

— Еще одно, — с усилием произнесла я, пытаясь по слогам прочесть последнее название. — Ме-пер, мепрери…

— Мепреридин?

— Д-д-да-а…

Меня явно клонило в сон, и я поторопилась свернуть на обочину.

— Это обезболивающее.

Мое затуманенное сознание с трудом уловило смысл сказанного.

— А зачем давать донору внутренних органов обезболивающее?

— А донорам их никто и не дает. Мертвые не чувствуют боли.

— Все понятно. Вот что, оказывается, знал Райс.

— Фин, ты где?

— На Синг… Сингер-Айленде. Мне срочно нужна помощь.

— И давно я здесь? — спросила я у Бекки — она была первой, кого я увидела, когда вновь открыла глаза, а мои мозги восстановили способность ясно мыслить.

— Четыре часа. Ты то приходила в себя, то вновь проваливалась в забытье. Что-то бормотала, правда, было практически невозможно понять, что именно. Там за дверью к тебе уже выстроилась целая очередь. Мы даже список составили, кто за кем идет, чтобы успеть, пока не кончилось время для посещения больных.

— А доктор Холл?

— Сейчас сюда войдет Лайам и просветит тебя по этой части, но, думаю, тебе захочется включить телевизор на полную громкость.

— Холл арестован? — спросила я у Лайама минуту спустя, когда он вошел в мою безликую больничную палату.

Я пощелкала пультом дистанционного управления. Мне не терпелось увидеть, как доктора Холла ведут в каталажку в наручниках и все такое прочее. Интересно, будет ему стыдно или раскаяние ему неведомо? Впрочем, какая разница? Самое главное, что теперь он за решеткой, где до конца своих дней будет исполнять обязанности подружки какого-нибудь криминального авторитета.

— Его допрашивают, после чего предъявят официальное обвинение. Кстати, вы оказались правы насчет машины. Холлы недавно, за неделю до дня рождения дочери, приобрели новую модель «мерседеса», цвет — «синяя полночь». Ну как, полегчало?

— Еще бы. Можно сказать, отлегло от души, — добавила я с довольной ухмылкой. — Пусть меня выпустят на свободу, и чем скорее, тем лучше.

— Терпение, — напомнил он мне. — Вам еще сидеть здесь до завтрашнего утра.

— Поклянитесь мне, что мою одежду не разрезали на куски, когда снимали с меня. Вы представляете, во сколько мне обошелся мой наряд?

— Странные, однако, вещи вас заботят. Доктор Холл едва не отправил вас на тот свет, а вы переживаете из-за какой-то там юбки и кофточки.

— Ну… в общем… Да, переживаю.

— Лучше поблагодарите судьбу за свое пристрастие к кофе. Холл подсыпал вам альпразолам. Единственное, что спасло вас, — высокий уровень кофеина в крови. А иначе — угнетение дыхательного центра, остановка сердца и… конец.

Я вздрогнула, представив эту картину.

— Посмотрите, это он, — воскликнула я, подняв глаза на телеэкран, и тотчас почувствовала, как у меня внутри все опустилось. — Погодите, а где наручники? Что происходит?

— Я наведу кое-какие справки, — ответил Лайам и выскочил из палаты. Он вернулся спустя минут десять, которые показались мне вечностью, и по лицу я догадалась, что его душит злость. — У сукиного сына непробиваемое алиби относительно Васкеса и Маркуса Эванса.

— Это насколько же оно непробиваемое?

— В городе его не было, он обучал технике трансплантации персонал других больниц. У него примерно сотня свидетелей, которые могут подтвердить его алиби, плюс билеты на самолет, плюс показания обслуги в гостиницах, где он останавливался.

— Но ведь других убрал именно он. Мы точно знаем, что он никуда не уезжал, когда был убит Дэниэл Саммерс.

— Он трахал сестру Каллагэн, именно поэтому она сказалась больной. Судя по всему, у него с ней уже давно роман.

— В таком случае почему ему не предъявили обвинение в убийстве Айви Новак? Моя сестра говорит, что ей не нужны были обезболивающие, если она на самом деле была мертва.

— Он утверждает, что это была ошибка. Обезболивающее значится только в аптечном счете. В больничных отчетах его нет.

— Но ведь это он, — заявила я и с вызовом скрестила на груди руки. Каждая клеточка моего тела кипела злостью. — Дейв Райс, можно сказать, открытым текстом признался мне, что шантажировал Холла, чтобы получить деньги на лечение жены.

— Холл утверждает, что это акт благотворительности с его стороны.

— Тогда пусть допросят Райса.

— А вот это будет сделать нелегко.

— Это почему же?

— Потому что после того, как вы от него ушли, он разнес к чертовой матери собственные мозги.

— И вы в это верите?

— Он оставил записку. Двое сыновей подтвердили, что это его почерк. Полиция сличила ее с образцами почерка, которые нашлись в доме.

— И что говорится в записке?

— Два слова: «Простите меня».

— Все просят прощения, но никто не желает взять на себя ответственность. Скажите, полицейские обыскали дом? Ведь Холл явно подмешал мне в чай какую-то гадость.

— Обыскали и ничего не нашли.

— И кто же из нас самый умный?

— У Холла коэффициент умственного развития как у настоящего гения. Да и супруга ему под стать. Выпускница Уэллсли-колледжа, причем с отличием. Видимо, и дочери передались их гены, хотя, похоже, последнее время она не перетруждала себя учебой.

Не иначе как где-то остров ушел под воду, потому что в дверях выросла моя мать — в одной руке громадный букет цветов, в другой — полотняный носовой платок.

— Это я ей сообщил, — признался Лайам, прежде чем выскользнуть из палаты.

Парад посетителей продолжался до одиннадцати, пока медсестра не заявила во всеуслышание, что больше никого не пустит. У меня в палате были цветы от Патрика, Оливии, Бекки, Джейн — кстати, она сумела втихаря протащить для меня немного кофе. Да, и еще гигантских размеров охапка цветов от юридической конторы «Дейн и Либерман», что могло означать лишь одно: в скором времени меня восстановят на работе или уже восстановили. Но если они думают, что отделаются одними цветами, то глубоко заблуждаются.

Гадость, которую мне подмешали в чай Холлы, продолжала действовать. Единственное, что не давало мне уснуть, это душившая меня злость.

Судя по всему, я то проваливалась в сон, то просыпалась вновь. Стоило мне открыть глаза, как на экране телевизора всякий раз была новая картинка. Часов я нигде не заметила, однако продолжала напоминать себе, что должна позвонить Лизе и поблагодарить. Меня спас не только выпитый кофе, но также и то, что моя сестра, находясь от меня за две тысячи миль, набрала спасительную девятку и две единицы.

Кстати, мне снова хотелось кофе, но я была бы рада и простой воде. Придя более-менее в себя, я решила, что возьму сейчас пластиковый кувшин и обслужу себя сама. Думаю, у дежурных сестер есть дела поважнее, чем изображать из себя официанток.

Я, как была босиком, сжимая у горла разрез отвратительного больничного халата, зашагала по коридору. Минут через пять я набрела на небольшую комнатку, где обнаружился автомат по приготовлению льда и вода. Наполнив кувшин, я побрела назад, в свою палату.

При свете, проникающем через открытую дверь из коридора, и под мельтешение телеэкрана с выключенным звуком я налила себе стакан воды. И в это мгновение уловила некий звук.

Мгновенно обернувшись, я первым делом заметила шприц, а в следующее мгновение — Зою Холл. Единственное, что пришло мне в голову, — плеснуть ей в лицо водой, схватить за руку и держать, пока не подоспеет помощь.

Зое было всего восемнадцать. Однако она была выше и сильнее меня. Зато я, если меня загнать в угол, перекричу любого. Через пару минут — раньше, как я понимаю, было невозможно — подоспели санитары и скрутили девчонку.

Поскольку я еще не успела до конца освоиться с тем, что кто-то хочет меня убить, я просто рухнула на пол и оттуда наблюдала, как Зоя отбивалась и как ее наконец выволокли из палаты.

Патрик вновь улетел. Лайам как сквозь землю провалился после нашего с ним разговора в больнице. Я была в таком жалком состоянии, что не могла решить, кого из них мне недостает больше.

Правда, спустя неделю я вновь сидела за своим рабочим столом. Но уже за другим столом. Меня немножко повысили, заплатили за вынужденный прогул и дали кабинет с видом на улицу, а не на автостоянку. Дейн даже не извинился, хотя по электронной почте прислал писульку, в которой говорилось, что он рад снова видеть меня на работе. По крайней мере, ему не откажешь в последовательности — он был, есть и навсегда останется полным кретином.

В это утро я прочла, что адвокат Зои — кстати, им оказался Джейсон Квин, тот самый, который напел Дейну, что меня следует уволить, — намерен отстаивать версию о кратковременном помешательстве своей подзащитной.

— Удачи тебе в этом деле, — усмехнулась я, зная, что ему придется нелегко.

По моему глубокому убеждению, доказать такое практически невозможно, если учесть, сколь виртуозно она спланировала и осуществила все свои убийства.

Честно говоря, я даже посочувствовала ее родителям. Судя по всему, Зоя подслушала разговор отца с шантажистом, однако ей было известно лишь то, что этот человек состоит в числе присяжных. Чего она не знала, так это того, что Холл узнал в шантажисте Дейва Райса и был готов — более того, способен — оплатить расходы Дейва по лечению жены. Так получилось, что, желая оградить отца, Зоя перестала отдавать себе отчет в своих действиях. Увы, обезумевший человек и человек, признанный ненормальным по суду, — совершенно разные вещи. У меня такое впечатление, что эта особа просто питает слабость к оранжевым комбинезонам, и ей их носить не переносить еще много-много лет. И ничего другого ей не светит.

Я как раз выходила из машбюро, когда едва не столкнулась нос к носу с Лайамом. Вид у него, как всегда, был цветущий и бодрый, он благоухал дорогим одеколоном. А поскольку я — независимая, уверенная в себе работающая женщина, то не смогла выдавить из горла даже банального «привет!».

Едва ли не пятясь, я вернулась к себе в офис, куда он проследовал за мной.

— Вижу, начальство расщедрилось на новый кабинет. Красота.

— Да, этот будет побольше и получше.

С чего это я?

— Как твои дела?

— Отлично, а твои?

— Как обычно. Занят по горло. Особенно последнее время.

Он не стал присаживаться, лишь продолжал наступать на меня до тех пор, пока мой зад не уперся в столешницу. Его пронзительные голубые глаза буравили меня в буквальном смысле этого слова.

— Тебе что-то нужно?

— Угу.

Он слегка наклонил голову и посмотрел на мой рот. Время застыло на месте. Он застыл на месте. Я же испугалась.

Ладно, черт побери. Если я смогла дать отпор убийце, то наверняка смогу задать один-единственный вопрос.

— Неужели?

— Что неужели?

Его горячее дыхание щекотало мне кожу, и я почувствовала, что краснею. Лайам был совсем рядом, от моих губ его губы отделяло лишь несколько дюймов.

— Ты собираешься меня поцеловать?

— Нет.

Я растерянно заморгала.

— А у меня такое чувство, что да.

Он улыбнулся. Медленно, немного криво и жутко сексуально.

— Финли, есть одна вещь, которая отличает меня от тебя.

— И что же это?

— Терпение, вот что.