Блондинка вне закона

Глава 14

— Извини, — сказала Бекки, и по ее тону было понятно, что она говорит совершенно искренне. — Я пыталась дозвониться до тебя, но ты уже ушла наверх.

Я шагала по Олив-стрит, собираясь нанести визит Ванде Бэббиш.

— Спасибо, что замолвила за меня словечко, — сказала я не менее искренне. — Думаю, это тебе дорого обошлось.

— А зачем, по-твоему, существуют друзья?

— Затем, чтобы стучать на меня за мою страсть к покупкам, — не сдержалась я.

Во мне еще говорило раздражение по поводу замечания Дейна на этот счет.

— Они спросили. Я ответила.

— Понятно. И теперь им приспичило оставить у себя на ночь мой компьютер. Поскольку мое временное увольнение начинается с завтрашнего дня, могу я попросить тебя, чтобы ты завезла его мне после работы?

— Считай, что уже сделано. Тебе нужно что-то еще?

— Пища, одежда, крыша над головой.

— Могу поддержать тебя первое время…

— Позвоню в банк Лизы, — перебила я ее.

Я не против, чтобы задолжать безликому финансовому учреждению, но брать взаймы у друзей — совсем другое дело. Лиза — моя младшая сестра, поэтому она попадает в несколько иную категорию. В ее распоряжении деньги, которые зарабатывает Дэвид, и она уже несколько раз выручала меня, когда я униженно обращалась к ней с протянутой рукой. К тому же если мать права и я буду вынуждена облачиться по случаю ее свадьбы в белую тафту, Лиза наверняка наскребет для меня несколько долларов, чтобы доставить меня на это мероприятие. Честное слово, я не стану жаловаться — по крайней мере ей.

Мы еще несколько минут перемывали косточки Дейну. Я сказала Бекки, что, возможно, переночую у Патрика. По мнению Бекки, это был довольно мудрый шаг, особенно в свете недавних событий. Она все еще переживала по поводу записок с угрозами, меня же занимали куда более прозаические вещи, такие, как, например, квартплата. Я собралась было сказать ей, что отправила Оливии копии всех документов, но потом передумала. И дело не в том, что я ей не доверяю. Просто я решила не ставить ее в глупое положение, когда на нее по моей вине могут посыпаться шишки, если что-то вдруг пойдет не так.

Не успела я нажать отбой, как телефон зазвонил снова. На этот раз на линии была Стейси Эванс, причем в дурном настроении.

— Я хочу, чтобы вы продолжили расследование.

— Продолжаю. В некотором роде.

— Но Виктор сказал мне, что ваша фирма больше не может представлять мои интересы, а вы якобы берете отпуск по состоянию здоровья. Вы больны?

— Да, они не могут, да, в ближайший месяц меня не будет, но я не больна.

— Почему вы мне честно не скажете, в чем дело, Финли?

Черт, этого еще не хватало.

— Меня отстранили от работы без сохранения зарплаты на целый месяц.

— Но почему?

— Потому что меня арестовали, и это может не лучшим образом отразиться на репутации фирмы.

— Я могу вам чем-то помочь?

— Вы уже встречались с вашим новым адвокатом?

— Нет.

— Вы подождете несколько дней?

— Это почему же?

— У меня есть кое-какие идеи, которые мне хотелось бы проверить, но я не смогу этого сделать, если к делу привлечь нового адвоката.

— Считайте, что я уже отложила встречу. Что-то еще?

Я подумала с минуту и, набравшись смелости, спросила:

— Вы согласны платить за расследование непосредственно детективу? У него масса полезных контактов, но он, как вы понимаете, не работает бесплатно.

— Нет проблем.

Интересно, заплатит ли она мне за месяц вперед? Вряд ли.

— Он свяжется с вами.

— Спасибо, Финли, — поблагодарила меня Стейси, похоже, что искренне. — Я знаю, что вы непременно докопаетесь до истины.

Приятно, однако, что по крайней мере одна из нас не питает по этому поводу сомнений.

— Сделаю все, что в моих силах. До встречи.

Кафе специализировалось на деревенской французской кухне. В пустынном помещении стоял стойкий аромат специй, чеснока и сливочного масла. Зал был узким и длинным, вдоль стен, разделенные тесным проходом, в два ряда протянулись столы. Я стояла рядом со стойкой, глядя, как три официантки готовят зал к приходу посетителей. Они раскладывали приборы, проверяли наличие на столах специй, в общем, делали всю необходимую работу перед тем, как сюда в обеденный перерыв хлынут толпы народа.

Я понятия не имела, как выглядит Ванда Бэббиш, но одну официантку я исключила сразу. Безусловно, это не Ванда. Другие две были примерно одного возраста — где-то под тридцать. Одна была хорошенькая, невысокая, с рыжими волосами, вторая — красивая блондинка с потрясающим загаром.

Посмотрев в мою сторону, служащий крикнул:

— Мы начнем работать минут через сорок.

В это мгновение рыженькая заметила меня. Шепнув что-то блондинке, она подошла ко мне.

— Финли Таннер?

Я кивнула.

— Давайте выйдем на улицу, — предложила рыженькая и, выйдя из ресторана, повела меня за угол.

Вытащив из кармана мини-передника пачку сигарет, она щелкнула зажигалкой и затянулась.

От глубокого вдоха ее грудь словно стала полнее. Правда, я обратила на это внимание лишь благодаря ее платью. Короткий обтягивающий наряд являл собой нечто среднее между сексшоповой версией костюма французской горничной и средневековой девушки. Какое счастье, что мне ни разу не пришлось работать официанткой. Однако я подозреваю, что существует некая взаимозависимость между глубиной декольте и размерами чаевых.

— Итак, говорите, в чем дело, и, пожалуйста, побыстрее, — сказала она, выдыхая дым. — Я пропустила на прошлой неделе два дня, потому что у меня заболела дочка. Хозяин, как вы понимаете, не в восторге, а дерьмо имеет привычку накапливаться.

Классная чувиха.

— Вы в курсе, что трое из ваших коллег-присяжных в течение последних нескольких месяцев отошли в мир иной? — спросила я, доставая из сумочки блокнот и ручку.

— Миссис Эванс сказала то же самое, когда позвонила мне, но я все равно не понимаю, какое отношение это имеет ко мне.

— Скажите, в последние несколько месяцев с вами не происходило ничего странного? Я имею в виду звонки, записки, подозрительные личности рядом с вашим домом?

— Ничего, — покачала она головой.

— Скажите, с вами не пробовал связаться доктор Холл или кто-то из его окружения?

— Со мной? Нет, лишь миссис Эванс и вы.

— Скажите, имя Хелен Каллагэн вам что-нибудь говорит?

— Абсолютно ничего.

— Она проходила на суде как свидетель.

— Ну, там было много свидетелей. И все они талдычили одно и то же. Даже те, которые свидетельствовали в пользу миссис Уитли, говорили, что инфекция — это такая вещь, которая может случиться когда угодно.

— Что еще вы можете мне сказать о процессе?

Моя собеседница пожала плечами.

— Я потеряла чаевые за три недели. Жалко, конечно, что этот Уитли умер, но ведь мы все согласились с тем, что врач здесь ни при чем.

— А что, какие-то проблемы во время совещания все-таки возникали?

Ванда сделала последнюю затяжку и бросила окурок на тротуар.

— Да, с Ниной Фэй, она нас всех достала. Послушать ее, так вдова лила притворные слезы и вообще не имела морального права требовать компенсацию, потому что и без того богата. А когда доктор Вонг все-таки настоял на выплате, Фэй была готова скрежетать зубами.

— Скажите, а доктор Вонг не заподозрил никаких врачебных злоупотреблений?

— Нет, с какой стати? — фыркнула Ванда. — Зато все грузил и грузил нас своей психологией. Рассуждал о стадиях горя и все такое прочее. Спустя какое-то время я просто перестала его слушать. В конце концов он нас всех достал, и Келлер велел ему заткнуться и перейти ближе к делу.

— Грэм Келлер?

— Наш главный. Представляю, чего ему стоило направлять эту болтологию в нужное русло. Но парень он был классный.

— А Маркус Эванс?

Ванда улыбнулась.

— Такой милый старикашка. Главным образом молчал. Жутко старомодный, отодвигал для нас, женщин, стулья. А когда кто-то из нас возвращался из туалета, вставал с места и все такое прочее.

— А Хосе Васкес?

Моя собеседница на мгновение задумалась.

— Я вообще не припомню, чтобы он хотя бы раз открыл рот. Другие присяжные отпускали за его спиной малоприятные шуточки в его адрес.

— Например?

— Например, что он молчит как рыба, потому что не знает ни слова по-английски. Что-то в этом духе. Кстати, не правда, что он не говорит по-английски. Говорит, и очень даже неплохо. Я слышала, как он во время перерыва разговаривал с Келлером. Если я правильно помню, по поводу кредита малому бизнесу. Правда, это было давно, года три назад. — Моя собеседница посмотрела на часы. — Извините, мне пора.

— Спасибо, — поблагодарила я ее и вручила визитку с номером мобильника на обратной стороне. — Позвоните мне, если заметите что-нибудь странное.

Я еще что-то царапала в своем блокноте, когда Ванда повернулась, чтобы уйти. Однако в последнее мгновение она остановилась и сказала:

— Вы серьезно считаете, что мне нужно чего-то опасаться? Я мать-одиночка. Значит ли это, что я должна принять какие-то меры предосторожности или что-то в этом роде?

— Скажу честно, не знаю.

Мне было известно, что по вечерам она учится, да еще вкалывает в две смены, чтобы прокормить себя и свою семилетнюю дочь. Мать-одиночка, которая едва сводит концы с концами, это уже само по себе не подарок, так что зачем к ее проблемам прибавлять еще одну — страх за себя и ребенка. С другой стороны, не хотелось рисковать ее жизнью.

— Скажем так, будьте осторожны, — сказала я ей.

Она принялась было выспрашивать подробности, но мне, откровенно говоря, нечего было ей сказать.

Вернувшись к себе в офис, я мысленно похвалила себя за проделанную работу. Итак, на моем счету первый официальный допрос. Вопросы я задавала исключительно по делу, и, насколько могла судить, Ванда давала на них честные ответы. И это несмотря на то, что я временно лишилась работы и ноутбука; что у меня, не исключено, после полученных в мой адрес угроз поехала крыша; что я, сама того не желая, изменила своему бойфренду; что меня арестовали; что меня преследует неизвестный шантажист. В общем, по части проведения допросов я поставила себе пять баллов.

Блин, а я еще, оказывается, на что-то способна!

Зазвонил телефон, и я тотчас узнала номер.

Черт, этого еще мне не хватало!

— Алло!

— Как ты только могла так со мной поступить? — заорала в трубку родная мать.

Это продолжалось минуты три. Не иначе как она считала, что мой арест — а о нем было объявлено в газете — это преднамеренный шаг с моей стороны, ставящий целью опорочить ее репутацию. Я, видите ли, решила очернить ее доброе имя в глазах всего оперного мира, жильцов ее элитного дома и местного отделения лиги выпускниц элитарных женских колледжей.

— Извини, — пробормотала я в очередной раз. Черт, и зачем только я ответила на ее звонок? Я и без того все утро только и делала, что пропускала ее звонки, надо было продолжать в том же духе и дальше. — Все нормально. С меня снимут обвинения уже сегодня.

— И об этом тоже напишут в газетах?

— Сомневаюсь. Тоже мне событие, о чем тут писать?

— У меня нет слов.

Как же! А кто тогда трещит без умолку?

— Честное слово, Финли, неужели ты и впрямь считаешь, что арест — это пустяки? Тем более что речь идет ни много ни мало об ограблении! Ты хотя бы отдаешь себе отчет в том, что могут подумать мои знакомые? Что ты у меня клептоманка! Ты представляешь, как это отразится на мне?

— Это было не ограбление, а кража со взломом.

— А что, большая разница?

— В техническом плане — да. Кража со взломом — это незаконное проникновение в чужое жилище с целью совершения уголовно наказуемого деяния. Ограбление — это присвоение чужого имущества путем применения насилия или угроз.

Вот тебе, получила?

— Только не надо разговаривать со мной таким тоном.

— Извини, мам. — Стопроцентная ложь. — Дело в том, что ты даже не сочла нужным поинтересоваться, как я после всего этого себя чувствую.

— На твоей совести преступление! Уже одного этого достаточно, чтобы понять, что с тобой не все в порядке. И я отказываюсь говорить с тобой, пока ты позволяешь себе подобные вещи.

С этими словами она повесила трубку. По опыту я знала: в конечном итоге мать поймет, что мне сейчас приходится несладко, и устыдится собственной эгоистической реакции. В глубине души она ведь не такой уж и плохой человек, просто у нее свои недостатки. Как и у каждого из нас. Как у меня, например. Другое дело, что у нее их больше, чем у всех остальных.

Ее склонность к гневным тирадам и моя собственная несдержанность то и дело становятся непреодолимой преградой для достижения взаимопонимания, что подчас выливается в бурные выяснения отношений. Ирония судьбы в том, что мы обе желаем в сущности одного и того же. Я хотела, чтобы она была немного другой матерью, ей же хотелось, чтобы я была немного другой дочерью.

До меня дошло, что мне также хотелось чего-то еще. Чего не купишь ни на интернет-аукционе, ни в магазине. Мне хотелось вычислить убийцу. Нет, конечно, я не отказалась от моих старых желаний. Я до сих пор не оставляла надежды собрать остальные части для моего «Ролекса», однако разоблачение убийцы временно переместилось на верхнюю строчку в моем списке неотложных дел. Ибо это не только снимет с меня вину в глазах Дейна, но и само по себе станет крупным достижением в моей жизни. Моим собственным достижением.

Черт, кажется, я замечталась. Такое впечатление, что это не мои собственные мысли, а диалог из слезливого фильма с участием Джуди Гарленд. Я вышла в вестибюль, видя себя уже почти героиней.

На грешную землю меня вернул недовольный взгляд, которым одарила меня Маргарет.

— Где мой рабочий блокнот? — спросила я, когда она не подала его мне через стойку.

— Вам он теперь не положен.

Ее так и подмывало добавить — «как временно уволенной».

— А оставленные мне сообщения я могу получить? — спросила я с сахариновой улыбкой.

— Вам нет никаких сообщений.

Что ж, оно даже и к лучшему. Дел мне предстоит сделать выше крыши, времени же в обрез. Я вышла из лифта и направилась к себе в офис. Не дойдя примерно фута до двери, я ощутила запах дорогого мыла, и у меня внутри словно крылья затрепетали.

Сделав для пущей уверенности глубокий вдох, я произнесла про себя заклинание «Патрик-Патрик-Патрик» и, придав лицу бесстрастное выражение, вошла в кабинет с таким видом, словно и не ожидала застать там Лайама.

Он там действительно был. Более того, восседал на моем стуле, забросив ноги на мой рабочий стол, и листал последний номер журнала мод.

— Я могу для вас что-нибудь сделать, или же вам и так удобно? — ехидно поинтересовалась я.

— Спасибо, мне ничего не нужно.

Он снял со стола ноги, вернул на место журнал и, поднявшись со стула, встал рядом со мной.

Затем, смахнув несколько папок на пол, уселся на стул для посетителей, а я тем временем заняла свое законное место. Вернее, моим оно останется еще каких-то пять часов, плюс-минус десять-пятнадцать минут.

— Ваша секретарша в вестибюле не слишком вас жалует.

Я изобразила наивное удивление.

— Неужели?

— Зато она сразу положила глаз на меня.

— Что ж, я за вас рада.

— Она сказала, что ваше начальство устроило вам взбучку.

— Как, однако, некрасиво с ее стороны сообщать посторонним людям такие вещи.

— Я ей понравился, — повторил Лайам с улыбкой.

Я не могла понять, издевается он надо мной или ему действительно меня жалко. Впрочем, и то и другое малоприятно. Зато его глаза! Вот на них приятно смотреть. Какие у него длинные темные ресницы, как прекрасно оттеняют они пронзительные голубые глаза!

Лайам помахал у меня перед лицом рукой — словно я была гвардейцем перед Букингемским дворцом. Туристы обычно машут у них перед носом руками, чтобы проверить, восковая статуя перед ними или живой человек.

— Извините.

— Ну что, дела ваши совсем плохи? — поинтересовался он, обводя взглядом папки, которые я частично успела разложить по порядку.

— Вычтут месячную зарплату. Ничего страшного.

Опершись руками о подлокотники кресла, он приподнялся.

— Ладно, тогда поговорим обо всем через месяц.

— Подождите! — вырвалось у меня. Это я, конечно, зря, но сдержаться было уже невозможно. Паника, что до сих пор таилась где-то внутри, рвалась наружу с каждым новым словом. — Что вы хотите сказать этим «поговорим обо всем через месяц»?

— Как только через месяц вы вновь приступите к делу Эванса, я тоже за него возьмусь.

Едва не потеряв равновесие, я бросилась к двери, чтобы закрыть ее прежде, чем он уйдет.

— Я как занималась, так и буду заниматься расследованием дела Эванса, и вы тоже.

— То есть начальство не против, чтобы вы подрабатывали на стороне? — поинтересовался Лайам.

— Ну, не совсем, — призналась я. — В этом деле явно что-то не так, мы с вами это знаем. И я хочу доказать это всем остальным.

— А я хочу получить положенные мне деньги. Как вы понимаете, я не работаю бесплатно.

— Миссис Эванс будет платить непосредственно вам.

— Как только ваше начальство пронюхает об этом, они больше никогда не обратятся ко мне за помощью. Вы хотя бы представляете себе, сколько я зарабатываю в вашей конторе?

— Я никому ничего не скажу, если вы сами не разболтаете. Лайам, прошу вас, будьте хорошим человеком, выручите меня.

Он покачал головой.

— С каких это пор я произвожу впечатление хорошего человека?

Я принялась перечислять его заслуги, загибая пальцы.

— Вы заставили Чарли снять против меня обвинения. Вы пригнали мою машину.

— Кстати, о птичках. С вас за эти услуги причитается двести двадцать баксов.

Я смело посмотрела ему в глаза.

— Я знаю, вы тоже думаете, что Маркус и все остальные присяжные были убиты. Вы знаете, что я права.

— Я бы не советовал вам бросаться этим словом.

— Стейси Эванс готова покрыть все расходы, — повторила я на всякий случай. Как и я, Лайам платит за квартиру, лишние деньги ему не помешают. — К тому же не хотелось бы целый месяц слоняться без дела. Не думаю, что нам придется долго выяснять, что на самом деле произошло. Я наверняка подошла вплотную к отгадке, иначе с чего бы убийце развивать такую активность, пытаясь, причем небезуспешно, меня отпугнуть. Скажите, как бы вы себя чувствовали, если бы бросили расследование и вдруг выяснилось, что с очередным присяжным что-то случилось? Или со мной?

Лайам сделал глубокий вздох, затем медленно выдохнул воздух вверх, ко лбу. Один из его непокорных локонов тотчас вернулся на место.

— Не люблю, когда на меня взваливают чужую вину.

— Тогда держитесь подальше от моей матери.

Я пристально посмотрела на него. Было видно, что он слегка растерян.

— Я знаю, что еще пожалею об этом.

— Неправда.

— Лабораторные анализы готовы. Чтобы их получить, мне нужны полторы тысячи баксов. А поскольку анализы делались не по заказу вашей конторы, то с меня потребуют наличность или денежный перевод.

Я быстро позвонила Стейси, и та согласилась немедленно доставить с курьером деньги.

— Куда их послать?

— Мне нужно еще, на личные расходы.

— Сколько?

— Три куска.

Я прикрыла ладонью трубку.

— Три тысячи вам плюс полторы за анализы? Вам не кажется, что это уже попахивает жадностью? У нее же недавно убили мужа. Неужели вы считаете себя вправе пользоваться ее горем?

— Я уже затратил время на расследование. У меня тоже есть свои обязательства. Если ей не нравится цена, можно поставить на этом деле жирный крест и навсегда забыть о нем.

Одарив Лайама сердитым взглядом, я сообщила его требования Стейси. Как и следовало ожидать, она не пришла от них в восторг, однако согласилась дать деньги. Их не позже трех часов доставят Лайаму курьером на автостоянку перед лабораторией.

Как только я повесила трубку, Лайам извлек из заднего кармана помятый коричневый конверт и передал его мне.

— Это банковские отчеты доктора Холла за последние шесть месяцев.

Я взвесила на руке пухлый конверт, но открывать его не стала.

— И как же вам удалось разжиться секретной банковской информацией?

— Хотите услышать от меня честный ответ?

Я покачала головой.

— Нет, я хочу, чтобы вы взяли эту записку и попросили нужных людей проверить на ней отпечатки пальцев.

— А вы положили ее в пакетик? — съехидничал Лайам.

Снова эта его коронная ухмылка! Кажется, у меня вот-вот сдадут нервы.

— Я сохраняю все возможные улики, — произнесла я своим самым спокойным профессиональным тоном. — А как насчет информации по присяжным?

— Потерпите немного. Я сообщу вам все, чем смогу разжиться, после того, как станут известны результаты лабораторных анализов. Надеюсь, что к четырем уже буду здесь.

— Я встречаюсь с Полой Ярдли в три. Думаю, что освобожусь к половине пятого.

— У вас встреча с кем-то из присяжных? — поинтересовался он в свою очередь.

— Со всеми, — ответила я и кивнула.

— Скажите, слово «опасность» имеет для вас хоть какой-то смысл?

— Ярдли всего лишь примерная мать троих детей, живущая в пригороде. Думаю, с ней у меня не возникнет проблем.

И все равно у Лайама было то же выражение лица, что и чуть раньше у Дейна, — мол, я готов тебя придушить.

— У вас есть пистолет?

— Откуда?

— А нож? Или хотя бы свидетельство о прохождении курсов самообороны?

К этому моменту от моего терпения остались одни воспоминания.

— У меня есть пилочка для ногтей и злость. Думаю, пока что мне их хватит. Если ничего не произойдет, — сказала я и встала, чтобы открыть дверь, — я позвоню вам по дороге от миссис Ярдли.

— Буду ждать вашего звонка.

В этом я сильно сомневалась, однако, поскольку мои мозги отказались снабдить меня язвительным ответом, я была вынуждена прибегнуть к невербальным средствам и просто махнула рукой — мол, говори-говори. Правда, в этот момент Лайам стоял ко мне спиной и не мог видеть этого жеста, однако я все равно посчитала, что последнее слово осталось за мной.

Вскоре после того, как Лайам ушел, ко мне наведались два парня с тележкой, чтобы увезти в архив стенограммы судебных заседаний. Перед тем как в картонную коробку перекочевала последняя папка, мне сообщили, что сюда уже спешит курьер, чтобы забрать документы по делу Маркуса Эванса. Их передавали кому-то еще.

Это было все равно что наблюдать, как ваши вещи уносят неумолимые полчища муравьев. В конечном итоге из моего кабинета вынесли все подчистую, даже то, что имело весьма далекое отношение к смерти Эванса.

Не все, конечно. Осталось то, что я успела спрятать в сумочке. В том числе и банковские отчеты. И как бы меня ни подмывало вскрыть конверт, лучше не рисковать, а подождать, пока я не покину священные пределы юридической конторы «Дейн и Либерман». Я не сомневалась, что узнай Дейн, что я втихаря продолжаю вести собственное расследование, он тотчас посадит меня в каталажку.

Я приготовила пространный, помеченный цветными маркерами меморандум для Камиллы, налепив для удобства стикеры тех же цветов на соответствующие папки. Экземпляр меморандума я распечатала для себя, да еще сфотографировала сложенные аккуратными стопками папки в центре моего стола.

В данной ситуации самое разумное — на всякий случай прикрыть мою и без того пострадавшую задницу. Если я разрешу загадку убийств присяжных, то не только верну себе законное место в юридической конторе, но и — хотелось бы надеяться — получу солидную премию. А на тот случай, если убийцу я все-таки не найду, будет не лишним хоть как-то продемонстрировать свою компетентность.

Поскольку служебного блокнота мне больше не полагалось, я могла со спокойной совестью выйти из фойе, ничего не объясняя Маргарет. Разве что сказав ей, что при необходимости со мной можно связаться по сотовому. Вид у нее был недовольный, но, с другой стороны, что она могла сделать? Потребовать, чтобы меня отстранили от работы на двойной срок?

Вырулив на шоссе, я набрала номер сестры и нажала на телефоне кнопку громкой связи.

— Доктор Таннер, — послышался знакомый голос.

— Привет, Лиза.

— Это со мной разговаривает наша арестованная? — пошутила она.

— Очень смешно. — Судя по всему, маман уже просветила ее, так что мне не пришлось ничего объяснять. — Я позвонила в неудобное время?

— Нет, просто сижу и перебираю бумажки.

— Хотела бы занять у тебя денег.

— Сколько? — спросила Лиза без всяких колебаний.

В неделю без вычета налогов мне платят семьсот шестьдесят девять долларов. Если временно поставить крест на магазинах, а заодно «случайно» забыть подписать несколько чеков, когда придется оплачивать счета по кредитной карточке, чтобы мне потом вернули их назад без пени за просрочку, я могу спокойно прожить примерно на три четверти моего обычного дохода. Совершив в голове кое-какие математические действия, я назвала цифру.

— Скажи, тебе этого точно хватит? А как твои кредиторы?

— Ничего, как-нибудь выкручусь. Главное, ничего не говори матери. Она уже и без того готова оторвать мне голову.

— Верю. А сама ты как? Представляю, как это должно быть страшно, когда тебя арестовывают.

— Не страшнее, чем укус собаки, — сказала я. — Огромное-преогромное тебе спасибо, Лиза. Ценю твою поддержку.

— Можешь не говорить, знаю. В обеденный перерыв схожу в банк и отправлю тебе перевод. Получишь деньги где-то к шести.

— Можешь не торопиться. Со мной только что рассчитались.

— А что, если тебя арестуют вновь и понадобятся деньги, чтобы тебя выпустили под залог?

— Меня выпустили без всяких залогов, — гордо ответила я. — На судью произвела впечатление моя манера держаться.

— Мама всегда говорила, что первое впечатление — самое главное.

Лиза также просветила меня по части своей предстоящей свадьбы. Впервые в жизни мне предстоит исполнить почетную роль свидетельницы со стороны невесты, и я все никак не могла взять в толк, в чем, собственно, состоит почет. Каждый раз, когда мы с ней разговаривали, Лиза вводила меня в курс этого нелегкого дела. Когда же она стала называть возможные даты девичника, подготовка которого целиком и полностью лежала на мне — к тому же в Атланте, — я сделала вывод, что мне не стоит переживать по поводу того, что я попросила у нее в долг.

— Скажи, пожалуйста, что можно впрыснуть человеку, чтобы с ним случился сердечный приступ, но чтобы анализы ничего не показали? — спросила я.

— Ты по-прежнему точишь зуб на мать?

Я улыбнулась.

— С точностью до наоборот. Она на меня точит зуб. А вообще мне это нужно для другого дела.

До меня донеслась негромкая дробь: стоит Лизе задуматься, как она начинает стучать ручкой или карандашом по столу.

— Никотин.

— Как в сигаретах? — Мне тотчас вспомнилась Ванда Бэббиш и ее привычка.

— Нет, в более чистом виде.

— А его можно купить в аптеке?

— Нет. Такое выдают под расписку. Хлористый калий тоже может.

— Его трудно достать?

— Проще, чем никотин, — ответила Лиза. — Впрочем, инсулин тоже, хотя его нужно вводить, соблюдая дозу, иначе человек окажется в коме. Подожди секунду, — сказала она и исчезла как минимум на минуту. — Во Флориде рецепта на получение инсулина в аптеке не требуется.

— Неужели?

— А что в этом такого? Его во многих штатах продают без всякого рецепта. Если мне захотелось кого-то убить, чтобы вскрытие потом показало обширный инфаркт, инсулин — самое доступное средство.

— Спасибо.

Я уже была готова дать отбой, но Лиза окликнула меня в трубку.

— Да?

— Мне честное слово жаль, что у тебя сейчас все так плохо.

— Мне тоже, — сказала я.

Но как ни странно, чувствовала я себя очень даже неплохо. Скорее, я ощущала… вдохновение, прилив энергии, и от этого мне действительно было страшно.