Блондинки в шоколаде

19

В воскресенье вечером я и надрывно орущий Кот уже находились на пороге Машкиной квартиры.

– Голосистый у меня племянничек.

Машка открыла дверь и тут же вернулась к сбору вещей. Я отпустила Кота гулять по квартире. Прежде чем отправиться изучать территорию, он окинул меня взглядом, в котором ясно читалось: «Предательница!»

– Как ты думаешь, нам вечерние платья понадобятся? – крикнула Машка из спальни.

– Маш, это ты у меня спрашиваешь?

У нас поезд через сорок минут, а ты еще не собрана! – Я вошла в спальню. На кровати лежал ворох одежды, Машка выбирала нижнее белье.

– Айн момент! Пять минут, и я готова. Белка, возьми мой ноутбук.

Через пять минут Машинская действительно была готова. До Киевского вокзала мы домчались быстро.

Не успели мы войти в новенький, пахнущий пластиком вагон, как состав тронулся.

– Ненавижу поезда, – сказала Машка, доставая из саквояжа ярко-красную пижаму и теплую шаль, – но тут мы можем познакомиться с интересными мужчинами. Видала? – Машка кивнула в сторону коридора, по которому только что прошел видный молодой человек в спортивной форме сборной Украины.

– А мне тут нравится, – отозвалась я.

Этот экспресс не был похож на те поезда, в которых я привыкла путешествовать. В нашем купе, помимо всяких пледов, цветочков и меню из ресторана, был даже плазменный экран, – думаю, что и обычные купе не сильно отличаются от нашего СВ.

– Да, – согласилась Машка, – тут красиво и туалетом не воняет, но, зная наших людей, страшно представить, во что превратится вся эта красота через год.

– Машинская, сходи лучше на разведку. Твоя пижама будет неплохо смотреться рядом с сине-желтым костюмом того красавца.

– Твоя правда. – Машка посмотрелась в зеркало и куда-то ушла.

Потянувшись к кнопке ночника над кроватью, я увидела на панели комочек жевательной резинки. Возможно, Машка права насчет «наших людей». Вернулась Машка.

– Ничего интересного. Футболист, глубоко женатый, играет в Италии. В голове только футбол, секс и зарплата. Ничем не отличается от хоккеистов, ватерполистов, боксеров и иже с ними. Хотя, конечно, боксеры более отбитые.

– Ну и ладно, – мне уже хотелось спать, – нам вот дали иммиграционные карты. Я свою уже заполнила.

– Может, пойдем в ресторан? – Машка, видимо, спать не хотела.

– Машинская, давай не будем искать сегодня приключений?

– Я поняла, ты хочешь погрезить своим Мишей, а твоя лучшая подруга будет, как дура набитая, сидеть у темного окна?

– Во-первых, он не мой, а во-вторых, нас еще раза четыре разбудят пограничники-таможенники плюс разница во времени. И тогда, скажи, пожалуйста, кто будет тебя завтра утром сковыривать с койки?

– Ты зануда, Белка. – Машка достала из забавной сумки свой кукольный ноутбук и уткнулась в экран.

Славный город Киев нежился в еще летнем солнце. До Андреевского спуска мы добрались на такси, но дальше пришлось идти пешком, ведь Андреев-ский – пешеходная зона, как Старый Арбат в Москве.

– А вот и мы, – выдала Машинская у стойки ресепшен, – двухкомнатный номер на фамилию Машинская.

Гостиница была очень светлой и уютной. Каждая деталь в интерьере выдавала любовь, с которой дизайнер отнесся к своей работе.

– Какое тут все… конфетное, – сказала Машка, опустившись на диван с кофейной шелковой обивкой, – а все потому, что люди тут живут медленно и со вкусом, а не мельтешат, как в жопу ужаленные.

– Это, Маш, тебе кажется, потому что ты тут не живешь. На отдыхе все представляется немного по-другому.

– Я бы попросила. – Машка строго подняла указательный палец. – Мы тут по делу на миллион!

Выйдя из душа, я обнаружила, что моя деловая подруга спит без задних ног.

Завтракали мы на открытой террасе, любуясь на город и крыши соседних домов. Солнце припекало, еда была замечательной, и все казалось немного сказочным. Если бы сейчас из маленького окна на крыше вышел Карлсон, помахал бы нам рукой и полетел бы по своим делам, я приняла бы это как должное.

– Машка, спасибо, что ты меня вытащила.

– Вэлкам, сестра. Но и ты мне кое-что должна. Сейчас мы пойдем в номер и переоденемся. Сегодня ты будешь играть взбалмошную любовницу олигарха, а я – несчастного маклера, который страдает от твоей тирании и капризов.

– Зачем? – недоумевала я.

– Затем, что за эти три дня нам предстоит осмотреть лучшие апартаменты, которые выставлены на продажу в Киеве. Нам их будут активно продавать, но, чтобы не ошибиться, мне надо вызвать огонь на тебя, как на персону, которая якобы принимает окончательное решение. Твоя задача критиковать все, что попадается на глаза. Можешь говорить откровенные глупости – перечить тебе никто не будет. А я должна хладнокровно взвешивать все «за» и «против», а также собирать информацию для отчета.

– Маша, боюсь, мне это не под силу. – В своей актерской бездарности я не сомневалась.

– Не боись, я всем буду говорить, что ты самый тяжелый и самый мой сладкий клиент. Белка, прошу, сделай так, чтобы коллеги по цеху меня жалели. Давай немного позабавимся!?

Я согласилась на эту авантюру и ни капли не пожалела. За два дня мы посмотрели квартир десять. Все они поражали красотой вида из окна, роскошной планировкой и нереальными ценами.

В уже отремонтированных квартирах мне «не нравился» ремонт, а в квартирах под отделку – отсутствие оного. Где-то вид из окна «портил» дом, который находился в километре от квартиры, а кое-где окна мансарды выглядывали на «неэстетичные» крыши. Я придиралась ко всему, к чему только могла придраться. Эти два дня я активно «играла Лену». Машка была довольна:

– Ой, не могу! Ха-ха-ха! Как ты это сказала? Зачем мне квартира на Крещатике, если опять будет революция, то я из дома даже за молоком выйти не смогу? Ой, ха-ха! Ну и перлы!

На третий день мы решили наконец-то просто погулять по городу. Начали мы, конечно же, с Андреевского спуска. Мы купили себе по забавной вышитой тюбетейке, колоритных кукол на подарки друзьям. Машка присмотрела для себя смешные шерстяные носки, на которых было вышито «Правый» и «Левый», а я купила деревянные шпильки для волос, которыми, скорее всего, никогда не воспользуюсь.

– Интересно, а что это за лестница? – спросила Машка у продавца глиняных фигурок, указывая на крутую кованую лестницу, которая пряталась между домами и вела куда-то в небо.

– Та то на смотрову площадку, – нараспев сказал мужчина.

Не откладывая дело в долгий ящик, мы отправились на смотровую площадку. Узкие железные ступеньки казались бесконечными. Где-то на третьем пролете Машинская пообещала бросить курить, а на пятом внесла рациональное предложение построить тут подъемник для туристов. Когда же мы все-таки преодолели путь, то были сторицей вознаграждены за свои мучения. Киев, как плавленый сыр, растекался по зеленым холмам. Золото церковных куполов и синева Днепра застыли под голубым небом. Ощущение покоя и какой-то вековой безмятежности царило в этом благословенном городе.

– Лепота! Ой, а что это там?

Машка указала на узенькую улочку с двухэтажными и трехэтажными домиками, которая пряталась в кронах деревьев. Все они были разными и из-за ярких фасадов больше походили на пряники, нежели на человеческое жилье. Часть домов была уже готова, а часть только достраивалась.

– Ну, тихушники! А про эти таун-хаусы ни одна падла не заикнулась!

Машка тут же набрала кому-то и, не стесняясь в выражениях, рассказала, какую выволочку ей устроила клиентка за то, что ей не показали переулок рядом с Андреевским спуском.

– Все, через два часа мы идем смотреть эту улицу для Барби!

Вниз Машка спускалась уже в более благодушном настроении.

– Я только одного не понимаю, откуда эти белые надписи на столбах? Тут что, всем, кто поднимается, выдают по фломастеру? Зачем уродовать старинную лестницу своими «Вася и Петя еблись тут 24 мая 2005 года», а? Эта лестница тут была сто лет и будет еще лет сто, а эти придурки пришли, нагадили и ушли! Ни уму, ни сердцу! Белка, скажи?!

– Маш, все, что мы можем, это купить банку краски и покрасить эту лестницу заново. Но зачем возмущаться, если ты ничего изменить не можешь?

– Белка, а это идея. Мы ее покрасим! – Машка была в восторге от перспективы восстановить первоначальный вид лестницы.

– Нас заметут в милицию и посадят на пятнадцать суток. Тогда ты будешь махать кисточкой две недели на благо киевской мэрии. Правда, о приобретении недвижимости ты должна будешь забыть. – Я представила Машинскую в ее красной пижаме и в пилотке из газеты, размахивающей огромной малярной кистью где-нибудь на окраине города.

– Действительно интересно! Это было бы законно? – Если Машка вбивала себе что-нибудь в голову, отговорить ее было сложно.

– Девяносто девять из ста, что незаконно. Пошли в гостиницу – нам надо переодеться. – Мои слова немного остудили пыл Машинской, мы устало побрели в Воздвиженскую…

Машка выбирала для меня одно из своих вечерних платьев, сама же собиралась надеть строгий брючный костюм.

– Маша! Ты что? Кто же в вечерних платьях квартиры смотрит? – Моему возмущению не было предела.

– Белка, да-ра-гая мая! – протянула Машка с интонацией «моей прекрасной няни». – За долгие годы моей серой маклерской деятельности я и не такое делала! Начиная с того, что я синхронно показывала жене и любовнице один и тот же дом, который облюбовал «их» милый, заканчивая тем, что документы на квартиру одна барышня подписывала в подвенечном платье. Она хотела купить квартиру на свое имя за деньги будущего мужа, но ДО свадьбы. Балбес упирался и денег дал только в канун торжества. Ему и в голову не приходило, что сделку можно провести в женском туалете ЗАГСа.

– Ладно, только дай мне что-нибудь поприличнее, – согласилась я. Вникать в хитроумные комбинации не было времени.

– Это самое приличное, – сказала Машка, рассматривая на вытянутых руках черное короткое платье на одной лямке с красными маками. – Ладно, пожалею тебя. – Машка извлекла из чемодана кофточку из такой же ткани.

– Маш, скажи, а когда ты решила устроить этот маскарад с «безумной клиенткой»?

– В тот самый момент, когда спросила у тебя в Москве, нужны ли нам вечерние платья…

Мы спустились в холл гостиницы. Гул голосов немногочисленных гостей лобби-бара затих как-то сам собой – причиной были мы. Один из мужчин направился в нашу сторону.

– Мне и в голову не приходило, что у меня могут быть такие красивые клиентки, – сказал он, не скрывая своего восхищения.

– Ага, а также вам не пришло в голову показать квартиры в двух шагах от гостиницы, где мы остановились. —

Я входила в образ.

– Но-о… – начал было маклер.

– Изабеллочка, это чистое недоразумение, – защебетала Машка, – самое вкусное, как говорится, на десерт. – Парень посмотрел на Машинскую с благодарностью.

Через пару минут мы стояли в начале заветной улочки. Кирилл – так звали льстеца – взахлеб нахваливал нам свой товар. Поскольку строительство еще не закончилось, мне приходилось осторожно передвигаться по строительной площадке, чтобы не свернуть себе шею на одиннадцатисантиметровых каблуках.

– Вам не нравится? – спросил Кирилл у меня. Видимо, он принял мою сосредоточенность за недовольство.

– Изабелла мой самый требовательный клиент, – подхватила Машка, – но и выбирает она всегда самое лучшее.

Тут же я узнала, что являюсь обладательницей пентхауса в «Алых парусах», дома в Серебряном Бору и виллы в Монако.

– Неплохо, но эта гря-я-язь, – тянула я.

– Вы не волнуйтесь, строительство подходит к концу. А вот уже и готовые дома.

Мы посмотрели два дома на одного хозяина и несколько премиленьких двухуровневых квартир. Я ворчала, чертыхалась и требовала побыстрее вывести меня из «этого безобразия». Кирилл окончательно приуныл. Когда мы вышли из очередного дома, рабочие начали улюлюкать и свистеть. Я сразу же залилась краской. Что-что, а краснеть я за годы жизни в Москве так и не разучилась.

– Ужас, – вырвалось у меня от смущения.

– Извините, это же просто рабочие, – извинялся Кирилл.

– Да, это только рабочие. А где гарантия, что публика, которая здесь поселится, не будет такой же хамоватой. Вот когда я покупала дом в Монако… – уже играла я.

Машка тут же подхватила:

– Да-да, с таким хамством я тоже сталкиваюсь впервые, Изабеллочка.

– Но тут такая стоимость квадратного метра, что это может являться своеобразной гарантией… – начал Кирилл.

– …что, скорее всего, цену и обсуждать не придется, – процедила сквозь зубы Машка. – Пойдемте, Изабелла, прошу прощения, что привела вас в этот вертеп.

Бедный Кирилл краснел и бледнел, пока мы под свист и непристойные выкрики преодолели сорок метров до шлагбаума.

– Йес, – почти крикнула Машка, когда мы уже были в такси.

– И чего ты такая довольная? – поинтересовалась я.

– Теперь я его разведу, как котенка. Ты думаешь, зачем я тебя попросила короткое платье надеть? Да на всех стройках мира рабочие улюлюкают вслед любым особям женского пола! Сегодня мы наградили Кирилла пусть маленьким, но чувством вины перед клиенткой. Благодаря этому я и собью цену до той, которая мне нужна.

– Машка, ты стерва! А если бы рабочие не стали свистеть? – не без восхищения сказала я.

– Не смеши меня. Мужики везде мужики. Тем более простые работяги! Ничего не поделаешь. В борьбе за денежные знаки свои правила. Кстати, а не отправиться ли нам потом в местное казино?

– Как хочешь, но для начала я хочу поужинать. – Прыжки по лестницам и стройкам надо было компенсировать чем-нибудь высококалорийным.

– Именно туда мы и едем.

Машина выехала на набережную с плавучим рестораном украинской кухни. При виде меню у нас разбежались глаза – хотелось всего и сразу.

После обильной трапезы я была похожа на сытого удава:

– Машуль, а может, спать поедем?

– А фиг тебе! Сама обещала составить мне компанию в казино. Позвони Лесе, спроси, какое заведение сейчас самое модное.

Самое модное заведение в Киеве называлось «Арена».

– «Арена», говоришь… – Машка была настроена скептически. – Московские клоунессы на киевской арене? Ладушки, поедем туда.

«Арена» находилась рядом с Бессарабским рынком. Лифт поднял нас на этаж, где находились ночной клуб и казино.

– Да тут с игровыми аппаратами напряженка. – Машка проходила мимо игровых столов, как генерал делает смотр войску перед битвой. – Консервативный народ эти киевляне. Что ж, сразимся в Черного Джека? Косоротова, ты как?

– Мне все равно, дорогая. – Оставив Машку у одного из столов, я отправилась исследовать клуб.

Я поднялась на второй уровень. Огромный зал дискотеки был полупустым. У вертушки стоял ди-джей, немногочисленные пока посетители сидели за столиками. От одной из компаний отделился парень и подошел ко мне.

– Лялька, твои глаза шо озера! – начал подвыпивший ценитель женской красоты. – Скучаешь, цыпа?

– Уже нет. – Я попыталась ретироваться в казино, но этот невысокий и щуплый с виду парень крепко ухватил меня за руку. Я оглянулась в поисках помощи и тут же нашла ее в лице охранника.

– Проблемы? – флегматичным тоном поинтересовался парень в черном костюме.

– Шеф, никаких проблем! Старую знакомую встретил, а она не признается! – быстро нашелся парень.

– Первый раз его вижу, и меня подруга в казино ждет. – Охранник недоуменно на нас смотрел, не зная, кому верить. – Молодой человек, – продолжала я, – если вы тут на работе, то работайте – скажите ему, чтобы он меня отпустил!

– Ладно, ладно! Не кипиши! Уже отпустил. – Парень если и не сидел, то уж точно имел отношение к сообществу, обозначаемому лаконичной аббревиатурой ОПГ.

– Идите, девушка, – сказал охранник.

– Сначала нацепят на себя шмотки, что все наружу, а по концовке целок из себя корчат, – кинул мне вслед неудачливый донжуан.

Я вернулась к столу, за которым играла Машка. Коленки тряслись, во рту пересохло. Я вкратце рассказала ей про неприятный инцидент и попросила ее вернуться со мной в гостиницу.

– Мы только приехали! Тем более карта пошла, а, как сама знаешь, «поймал мыша – имей не спеша». – Машка с наслаждением затянулась и выпустила в лицо крупье кучерявое облачко дыма. Парень затравленно посмотрел на Машинскую.

– Маш, это некрасиво – дымить в лицо человеку, – не выдержала я.

– Первое правило игры: вывести противника из себя! Дыми ему в лицо – он от этого дуреет, – изрекла Машка и обратилась к крупье: – Ничего личного, просто я тут бьюсь за свои средства, а ты за зарплату.

Парень криво улыбнулся. Я стояла рядом с Машкой, и мне стало казаться, что все мужчины пялятся на мои голые ноги и полуобнаженную грудь.

– Машулечка, ну пожалуйста, давай вернемся в гостиницу!

– Белка, не порть мне настроение. Хочешь, я отдам тебе костюм, а сама надену «маки»?

Машка попросила своего соседа по столу поиграть и на ее боксе, пока она будет отсутствовать. Сделала она это так, что толстенькому мужичку даже в голову не пришло, что Машке можно отказать. В дамской комнате на глазах у удивленных уборщиц мы поменялись одеждой. Облачившись в деловой костюм, я почувствовала себя куда увереннее.

– Твое счастье, что мы одного роста! Правда, эти туфли сюда не катят, а так, в принципе, хорошо. – Машка оглядела себя с ног до головы в огромном

зеркале.

За стол мы вернулись в приподнятом настроении. Машка продолжила игру. Людей в казино заметно прибавилось. Мы заказали по кампари с тоником. Игроки за столом тем временем постоянно менялись. За пару часов они сменились полностью, кроме того самого толстячка, который неотрывно смотрел на Машинскую. Во время перерыва, пока крупье перемешивал карты, мужчина наконец-то набрался смелости и обратился к Машке:

– Девушка, у вас такая рискованная манера игры. Я видел, как вы уже раз десять выигрывали на двенадцати-тринадцати очках.

– Мужчина, не учите бабушку кашлять! – заявила подвыпившая Машинская, которая расценила реплику не как комплимент, а как попытку учить ее уму-разуму. – А если хотите познакомиться, так закажите нам по кампари с тоником!

Здоровячок приободрился и подозвал официантку. Еще через час в казино было не протолкнуться, а наверху бушевала дискотека. Мы с Машкой были уже изрядно навеселе, не отставал от нас и наш новый знакомый Вадим.

В отличие от Машки, которая не повышала ставки, Вадим играл теперь по максимуму. Но с повышением ставок удача отвернулась от него.

– Вадик, да ты набухался! – решила вразумить его Машка. – Не играй в таком состоянии.

Но Вадим был настроен решительно, напоминая молодого упрямого бычка. Он насупленно смотрел на крупье, опрокидывал одну стопку водки за другой и зацикленно твердил: «Еще, еще», на что получал ответ крупье: «Много» —

и его фишки исчезали из бокса.

Вдруг Машку кто-то обнял сзади, и знакомый голос произнес:

– Цыпа! Вот ты где! Ну, здравствуй!

Я повернулась и увидела «старого знакомого». Парень скользнул взглядом по моему лицу – он меня не узнал. Видимо, он был настолько пьян, что запомнил только платье с маками. Машка тоже повернулась.

– Здравствуй, здравствуй, х… мордастый! – сказала Машка с угрозой в голосе.

– Ты шо, метелка, охренела? – сказал парень, который явно не ожидал такого ответа.

Может, он уже и понял, что девушка другая, но его публично оскорбили. Игроки за столом притихли, крупье прекратил раздачу. Если опустить матерные слова, которые употребляла Бэтээр, суть ее тирады сводилась к тому, что неправильно мешать порядочным девушкам культурно отдыхать в приличном заведении, а тем более отвлекать их от игры, прикасаясь к драгоценному телу своими давно не мытыми руками. Это слышали все рядом сидящие. Наиболее дальновидные отошли в сторону. Парень пару секунд переваривал сказанное, а потом занес руку над Машкиным лицом. На лице Машинской не дрогнул ни один мускул, а его нахальное выражение как бы провоцировало: «Давай, ударь! А потом я покажу тебе бои без правил!» Но этому не суждено было случиться – крепкие охранники оттащили парня в сторону. Машка повернулась к столу.

– А теперь себе, – обратилась она к крупье как ни в чем не бывало.

Вадик, которого, как мы думали, мы уже потеряли, вдруг сказал:

– Девочки, давайте позавтракаем, а потом я вас с охраной домой отправлю.

– О, у нас появился рыцарь без страха и упрека?! – съязвила Машинская. – Ладно, поехали отсюда!

Когда мы подошли к машинам Вадика, Машка выдала:

– Я так понимаю, ты местный олигарх… То есть: женат, охрана, джипы, завтрак,

а после траха ювелирный магазин?

Вадик стоял и смотрел на нее в полной растерянности.

– Чего удивляешься? Или я что-то упустила? Мы, кстати, не проститутки, если что, – Машка произнесла это с вызовом и слегка заплетающимся языком.

Мне было неудобно за подругу и за всю эту ситуацию. Неожиданно Вадик сказал:

– Бедная девочка! Чего ты дерганая такая? Я просто хотел, чтобы вы без приключений домой попали, ну и позавтракать по дороге. Я бы вас и к себе пригласил, но временно живу в гостинице. Не хотел, чтобы ситуация двусмысленная получилась.

– Извини, – Машка вся как-то обмякла, – на меня как на человека мужики обычно не смотрят. Тем более в Москве.

– То-то я слышу, говор у вас не местный. А где вы остановились?

– А все-таки в нем что-то есть, – мечтательно сказала Машка, когда мы проснулись в своем номере. – Редкий мужик может охмурить двух баб и не воспользоваться ни одной.

– Маш, а с чего ты взяла, что он и меня охмурил? – спросила я.

– Белка, я видела, как ты на него смотрела.

– Никак я на него не смотрела! Правда, ситуация была необычная: две девушки и мужчина, раннее утро в чужом городе, завтрак при свечах, алкоголь и разговоры, разговоры, разговоры… Я была заинтригована.

– Только пить ему во время игры не следует, а так полный порядок. Хм, такой пушистый мужчинка… – Машка потянулась и застыла в картинной позе.

– Это он с виду такой положительный, но ведь должен у него быть свой «скелет в шкафу».

– Белка, мы его больше не увидим. Давай питать иллюзию, что идеальные мужчины существуют. Как это греет душу!

– Ты ненормальная. Люби людей реальных, а не фантомы, которых ты сама же и создаешь в своем воображении.

– Ага, любить, как ты своего Мишу!

И вообще, Белка, что есть нормальность? Нормальность – есть адекватность ситуации. Если живые реальные мужики причиняют мне боль, то вполне нормально, что я пытаюсь этого избежать, создавая себе, как ты говоришь, фантомов. Но я это контролирую. Идеальные образы – моя отдушина. И я не собираюсь превращаться в такую колючку, как ты, и подпускать к себе мужиков раз в пятилетку.

– Не раз в пятилетку, – обиделась я.

– Обижаешься? Значит, я в точку попала! Тем не менее я готова к нормальным человеческим отношениям и прекрасно понимаю, что романтика иногда не имеет никакого отношения к браку. А вот ты живешь бабушкиными убеждениями, что брак должен быть по любви. Да пойми ты, если надеяться на судьбу, твое участие в образовании семьи сводится практически к нулю. Твой единственный сам тебя встретит, дофантазирует те качества, которых в тебе отродясь не было, сделает предложение и потащит к алтарю.

– Ну и циничная же ты!

– А ты думаешь, почему спустя пару лет большинство мужиков обнаруживают, что женаты на дурах? Да потому, что жены вдруг раскрывают свои хорошенькие ротики и начинают нести такую ахинею! Новоиспеченный муж первое время умиляется, потом раздражается, а потом ищет средства, чтобы заткнуть этот ротик инородным предметом, как то сумочка, шуба или машина. Так вот, я считаю, что важно договориться на берегу. Чтобы чувак понимал, с кем имеет дело. Дать ему реально понять, какая ты есть, а не корчить из себя Белоснежку.

– Машка, ты замечательный теоретик, но как же практика? Ты же ни разу не была замужем?

– Белка, пока я была нищая, то не хотела зависеть от мужа, а когда немного денег заработала, то и аппетиты мои возросли. Теперь осталось вывести сбалансированную формулу из денег и человеческих отношений, и будет идеальный брак. Только ты же сама понимаешь: такие, как мы, – товар штучный, не всякому по карману. Мы, как дорогие пентхаусы, можем долго продаваться, но если уж нас купят, то и дизайнера модного позовут, и звезд эстрады на новоселье пригласят!

– Маш, ты да, ты похожа на пентхаус. А я чувствую себя скорее хрущевкой в Новых Черемушках.

– Ну и дура. Твои психологи называют это заниженной самооценкой. Если бы таких дурочек, как ты, не существовало, то книги «101 совет как выйти замуж» не раскупались бы, как горячие пирожки.

– Почему это «мои психологи»?! – Моему возмущению не было предела.

– Ага, еще скажи, что книги по психологии тебе через форточку ветром занесло!

Машка была права. В распаде своего брака я долго винила себя, потом бывшего мужа, искала ошибки в наших отношениях. Книги ясности не привнесли, а только породили кучу новых вопросов. Мои искания прекратились с началом работы в «Чтиве», а энное количество проштудированных книг осталось пылиться на полках.

– Белка, ты же у нас рекламист и маркетолог! На хрена тебе психологи? Чтобы продать себя, просто пускай в ход схемы, которые ты используешь, продавая свои услуги! Все проще пареной репы!

– Да, об этом я как-то не подумала. Осталось только разработать прайс-лист и систему скидок. Представляю. Милый, у меня сегодня суперакция: две глаженые рубашки по цене одной! И не забывай, – добавила я, – что маркетологи и рекламисты сами опираются на разработки психологов…

Машка обняла меня и рассмеялась:

– Ты так долго выбираешь, что я не удивлюсь, если ты случайно залетишь от какого-нибудь Петра, будучи в гостях у родителей! Те, кто долго выбирают, обычно попадают довольно нелепо – закон жизни! Пойдем развеемся. Тут, говорят, есть ресторанчик. «СССР» называется. Может, пообедаем там?

После обеда в симпатичном ресторане мы не знали, куда себя девать. До поезда оставалось совсем немного времени, и мы решили прогуляться. Неожиданно для себя мы вышли к Киево-Печерской лавре.

…Смутные воспоминания детства. Пыльный, жаркий летний Киев. Целых восемь часов до поезда в Крым, куда мы ехали с мамой. Киево-Печерская лавра была тогда вроде бы музеем религии и атеизма. Мы с группой туристов бродили по пещерам, которые казались мне огромными и бесконечными. За стеклами в нишах покоились мощи монахов. Но основным впечатлением от посещения лавры у меня тогда была дикая усталость от тех расстояний, которые мне пришлось преодолеть своими детскими ножками…

– А давай зайдем! – ни с того ни с сего предложила Машка.

Да, какая-то явная нестыковочка наблюдается: двенадцать часов назад мы сидели в казино и лакали кампари как воду, а теперь стоим перед монастырем и полны решимости в него войти. Машку такие рассуждения не смущали.

– Белка, брось! Это наша жизнь. Она вся контрастная – ты сама об этом любишь говорить. Тем более надо же нам убить пару часов до поезда.

– Ладно, давай зайдем, – уступила я, – только одеты мы не самым лучшим образом.

Машка изучила надписи у входа:

– Я так поняла, что можно и в брюках, но если мы собираемся спускаться в пещеры, то поверх брюк нужно повязать платки.

Мы купили по два платка: на голову и вместо юбки, как парео.

– Да-с, вид у нас экзотический, – отметила Машка.

– Не более чем вчера, – не умолчала я.

Перекрестившись, мы вошли на территорию монастыря. Неподалеку от входа, возле экскурсионного бюро, уже стояло человек десять с восковыми свечами в руках. Оплатив экскурсию, мы тоже получили свечи с необычными красными фитильками.

– Класс. Никаких тебе билетов. Просто свечка с красной пимпочкой. А они не боятся, что кто-то пройдет с обычной свечой?

– Ма-а-аша-а-а! Это же не очередь за колбасой. Это монастырь. Я думаю, если у людей нет денег на экскурсию, им ее и бесплатно проведут. Уж где-где, а тут мухлевать с входными билетами ни к чему. Тут контроль совсем другого порядка.

– Ой! Только не начинай! – Машка пренебрежительно махнула рукой в мою сторону.

Спустя пару минут к нам вышел батюшка. Я, если признаться, боялась. Не знаю чего, может быть, какого-то религиозного пафоса или строгости человека верующего к нам, простым людям. Но батюшка вполне обычно, даже как-то по-домашнему представился. Монаха звали отец Владимир. Он кратко ввел нас в историю образования лавры, рассказал о первом монахе, который тут поселился. У входа в Верхние пещеры отец Владимир обратил наше внимание на огромную настенную роспись, которая представляла собой мытарства души умершего человека. Оказалось, что после смерти душа проходит через своеобразные кордоны. Двадцать кордонов – двадцать грехов.

– На третий день душа проходит через легионы злых духов, которые преграждают ей путь и обвиняют в грехах, в которые они же ее и вовлекли. Согласно откровениям, существует двадцать таких препятствий, так называемых мытарств, на каждом из которых истязается тот или иной грех; пройдя одно мытарство, душа отправляется на следующее. И, только успешно пройдя их все, душа может продолжить свой путь, не будучи немедленно ввергнутой в геенну. Как ужасны эти бесы и мытарства, если Сама Матерь Божия, когда архангел Гавриил сообщил Ей о приближении смерти, молила Сына Своего избавить душу Ее от этих бесов, и в ответ на Ее молитвы Господь Иисус Христос явился с небес принять душу Пречистой Своей Матери и отвести Ее на небеса.

Машка стояла и слушала как завороженная.

– Немилосердие, гордыня, содомские грехи, ложь, гнев, зависть, ревнование, памятозлобие, осуждение, оклеветание, лень, пьянство, чревоугодие, самолюбие, сквернословие… ох, сколько же их. Белка, это ужасно, но все это и есть я. – На Машкином лице не было ни кровинки. – Смотри, как эти ехидные черти держат в своих скрюченных лапах свитки плохих дел.

Я тоже смотрела на картину, и меня невольно передернуло.

– Маш, если хочешь, можем отсюда уйти.

– Косоротова, я сама себя на это подписала. Идем до конца. Тем более отец Владимир говорил о святой Иулиании Ольшанской, у которой девушки просят удачного замужества. Нам надо непременно к ней попасть.

– Машка, ты так говоришь, словно нам надо попасть на прием к доктору.

– В нашем запущенном случае это так и есть, – сказала Машка и зажгла свою свечу от свечи у входа в подземелье.

Вереницей экскурсанты спускались вниз. Своды пещеры оказались на удивление низкими и узкими. Я недоумевала, как люди выходят наружу. Потом подумала, что, скорее всего, выход сквозной, и немного успокоилась. Мы все спускались и спускались. Чем ниже мы находились, тем более спертым становился воздух. Свечи в наших руках сжигали кислород, которого легким уже не хватало. Мы сделали первую остановку. Батюшка сказал, что, если кому-то станет плохо, нужно сказать ему, и он окажет помощь. Я оглянулась на Машку. Ее лоб и нижняя губа были покрыты мелкими бисеринками пота, а зрачки при свете свечей напоминали огромные черные лужи, в которых плескался ужас.

Мы переходили от одного саркофага к другому. Отец Владимир рассказывал удивительные истории о том, как в монастырь приходили обычные люди и становились монахами, какую жизнь они тут вели, как с помощью молитв укрощали желания плоти и мирские помыслы во славу Божью. Не менее удивительной была история святой Иулиании, которая умерла в возрасте шестнадцати лет, и ее тело остается нетленным уже не одно столетие. Чтобы подойти к месту упокоения Иулиании, надо было пройти через маленькую подземную церквушку и длинную узкую галерею, где кислорода было особенно мало. Отец Владимир предложил пройти туда тем, у кого есть просьбы к святой, а тем, кто неважно себя чувствует, остаться на месте. Я вопросительно взглянула на Машку.

– Пошли, раз уж мы тут. В жизни всегда так – самое нужное всегда оказывается самым труднодоступным, – сказала Машка и двинулась вперед.

Я подумала, что если Бэтээр не утратила способности к иронии, значит, она не так плоха.

О чем мы просили у святой Иулиании? В каких выражениях посылали к ней наши молитвы? Думаю, мы не сильно отличались от тех незамужних девушек, которые приходили сюда и будут приходить еще долгие-долгие годы.

Когда мы вышли из пещеры, глазам было больно смотреть на яркий солнечный свет. Подул легкий ветерок, и я почувствовала, как между лопатками пробежал тонкий ручеек пота.

– Если желаете, можете написать записки, и я помолюсь во здравие ваших родных и близких, – начал отец Владимир. – В заключение нашей экскурсии хотелось бы сказать, что жизнь наша похожа на реку, и каждый из нас плывет по этой реке в своей лодке. Только мы плывем в этих лодках, сидя спиной к конечной цели нашего жизненного пути. Мы можем обозревать все то, что с нами уже произошло, но не можем видеть, что нас ждет в будущем. Поэтому нашим лодкам нужен надежный кормчий, который видит все и будет править нашим челном, проводя его среди подводных камней по чистой воде. А будет ли в вашей лодке такой кормчий зависит уже от вас. Спаси, Господи. – Отец Владимир перекрестился. Перекрестились и мы.

Оказалось, что мы провели на территории монастыря около трех часов. Подивившись этому временному феномену, мы отправились искать такси.

Всю дорогу до отеля, а потом и до вокзала Машка молчала. Хотя мы боялись опоздать, но приехали на вокзал даже до подачи поезда. Машка молчащая пугала меня даже больше, чем Машка-после-разрыва-с-очередным-хахалем, и я не знала, что мне делать и тем более что говорить…

– Хочу мороженое «Каштан», – объявила Машинская. – Тебе какое?

– Пломбир сливочный в стаканчике, – отозвалась я, внутренне успокоившись. Раз заговорила птичка, значит, оживает потихоньку.

Голос вокзального диктора объявлял прибытие и отбытие поездов. Наш фирменный Киев – Москва должны были подать только через двадцать минут. Вдруг я услышала объявление: «Продолжается посадка на поезд “Жмеринка – Москва”. Поезд отходит с третьего пути. Продовжуеться посадка на потяг “Жмерiнка – Москва”. Потяг вiдправляеться з третьоi колii». Я внутренне сжалась – главное, чтобы Машка не услышала, что этот разнесчастный поезд отправляется с третьего пути. Но было поздно. Ко мне подходила улыбающаяся в тридцать три зуба Машинская. В одной руке она держала мой сливочный стаканчик, в другой «Каштан», от которого с наслаждением откусывала маленькие кусочки.

– Мать, ты слышала? Слышала?

«Жмеринка – Москва» отправляется. Пошли к девятому вагону, до свидания скажем!

Машка неспроста так рвалась к девятому вагону.

…Случилось это года три тому назад. После новогодних праздников я возвращалась в Москву через Киев. Погостив пару дней у своих киевских знакомых, я купила в подарок мужу бутылку украинской зубровки, и подруга отвезла меня на вокзал. Она настояла на том, чтобы проводить меня к самому вагону. Хотя в этом не было необходимости, я согласилась. Засыпанный снегом поезд «Жмеринка – Москва» стоял на седьмом пути, освещенный редкими фонарями.

Мы успели как раз к отправлению поезда, ибо и Киев страдает таким недугом, как дорожные пробки. Мы зашли в вагон, а поскольку до отправления оставалось две минуты, спешно попрощались. Проводница, проверив билет, видимо, по ошибке отдала его моей подруге, а та по рассеянности его взяла. Обнаружив пропажу билета, я стала звонить подруге на мобильный, но поезд уже тронулся, и мой билет благополучно остался в Киеве.

Я спросила у проводницы, как обычно поступают в таких случаях. Мне посоветовали попросить подругу отдать билет начальнику вокзала, который отправит подтверждение, что билет существует. Что я и сделала. Для снятия стресса я открыла зубровку. В качестве закуски пригодилась банка аджики, в крышке которой я проделала ключом небольшую дырочку. Хороша же я была, когда на границе проводница зашла ко мне в купе: в руках книга «Маркетинговые войны» Райса и Траута, на столе ополовиненная зубровка и полное равнодушие к своей участи во взгляде.

Мы отправились в вагон к бригадиру поезда. Проблема, в сущности, представлялась мне ничтожной. Нормальные люди, думала я, – договоримся. Тот факт, что при наличии билета в спальный вагон денег у меня оставалось ровно на комплект белья, меня не особенно тревожил. Муж должен был меня встречать, и в крайнем случае я по прибытии могла вернуть стоимость билета. И я была совершенно спокойна.

Вы любите Верку Сердючку? Не важно! Знайте – ее прототип работает бригадиром поезда «Жмеринка – Москва». Это анти-Верка. Подмалеванные ярко-синими тенями, меня сканировали злые поросячьи глазки. Начесанная пергидрольная челка свисала из-под норковой беретки. Это был удар – бригадир оказался женщиной. Глазки строить бесполезно и через «хи-хи» не договориться.

– Нема грошей – будемо шубку продаваты, – констатировала беретка, оглядев меня с ног до головы.

Я стала объяснять, что билет был, что проводница его видела и что она тоже виновата в происшедшем.

– Якщо телеграмма не буде – будемо знiмати з поезда, – проскрипела беретка, на чем посчитала разговор оконченным.

Закрывшись в купе, я стала думать, как выкручиваться из этой ситуации. И решила занять денег у соседей. В конце концов, в СВ ездят достаточно состоятельные граждане, а я на вокзальную нищенку не смахиваю. Я была готова оставить в залог свой телефон. Что и предложила. Но мужчины, которые еще два часа назад поглядывали на меня с вожделением, теперь превратились в затравленных зверенышей, которые мялись, мялись (видимо, прикидывали, на что же их «разводят») и как один дружно отказали. Я вернулась к зубровке и «Маркетинговым войнам».

На украинско-российской границе ни таможенники, ни пограничники в этот поздний час в состав решили не подниматься. По полуметровым сугробам вообще было сложно передвигаться. Зато к бригадирскому вагону прорвался некий Вася. Вася был в приличном подпитии и просто пришел поздороваться со своей старой подругой – норковой береткой. Беретка с презрением кивнула в мою сторону и спросила про телеграмму. При упоминании телеграммы Вася немного оживился:

– Була телеграмма. Щось про билет. Чи то вин э. Чи нема. Але я вже назад не пиду, бо холодно.

От таких слов я обомлела. Я спросила, можно ли передать радиограмму в вагон бригадира, но норковая беретка только фыркнула. Помогать мне она явно не собиралась. Потом она «сжалилась» и предложила решить вопрос на российской стороне:

– Якщо телеграмма не прийде туда, то ми вас там знимэмо.

Мое положение было отчаянным и беспросветным. Мне не оставалось ничего, кроме как в сердцах сказать:

– Я не виновата, а у вас одно желание – вытащить из меня денег, которых нет. Не знаю как, но если я доберусь до Москвы, то приложу максимум усилий, чтобы отравить вам существование за вашу жадность и жестокость!

Облегчив таким образом душу, я удалилась в свое купе. Скоро ко мне заглянул улыбчивый и немного заспанный российский милиционер.

– Ваши документики. Нет билета —

будем ссаживать.

Тут засуетилась проводница. Она взяла мой паспорт и на свои деньги купила мне билет в общий вагон до первой российской станции, после которой контролеры сходили с поезда. Милиционер ушел, и я продолжила свое путешествие, но уже на боковой полке общего вагона, как раз рядом с туалетом. Вещи я оставила в купе у проводницы СВ, а та, в свою очередь, попросила свою коллегу из общего вагона не трогать меня до Москвы. Мои надежные спутники, зубровка и банка аджики, переместились со мной в полутемный общий вагон. К характерному запаху ног, торчавших в проходе, прибавлялся аромат нагретого телами влажного белья.

Я вглядывалась в темноту окна, пытаясь различить пейзажи, перекрываемые моим собственным отражением. Отхлебывая из бутылки, я куталась в полы своей шубы и плакала. Вкус слез смешивался со вкусом алкоголя, и от этого становилось еще горше. Ощущение тотальной несправедливости и одиночества полностью захватило меня, и я не заметила, как поезд стал притормаживать на каком-то полустанке. Вагон остановился напротив здания станции с темными глазницами окон. Свет единственного фонаря превращал падающие снежинки в драгоценные бриллианты, которые пушистым ковром укрывали все, что попадало в поле зрения.

Как только состав остановился, двери станции распахнулись, и из них стали выбегать люди. Они бежали врассыпную, а в руках у них были ярко-зеленые, малиновые и фиолетовые игрушки несусветных размеров. Одна из женщин встала напротив моего окна и на вытянутых руках трясла перед моими глазами огромной малиновой свиньей. Проезжая там через полгода, я узнала, что этого малинового монстра они любовно называют «Поночка». Видимо, время стоянки заканчивалось, потому что люди стали медленно возвращаться на станцию, оставляя в глубоком снегу борозды следов. Я решительным жестом поднесла бутылку к губам и опрокинула остатки содержимого.

Утром я проснулась от щекотавших ноздри запахов кофе и колбасы. Пейзаж за окном говорил о том, что до Москвы осталось минут двадцать. Заспанным взглядом я обвела вагон. Многие уже сдали белье, кто-то сдирал с потасканных подушек наволочки, оставляя в воздухе облака пыли. Рядом со мной ехали две женщины и двое мужчин. Ничего особенного – обычные люди: помятая одежда и клетчатые сумки «мечта оккупанта». Когда одна из женщин протянула мне бутерброд и предложила кофе, я чуть не разрыдалась в голос. Она просто так была добра ко мне. Она проявила ко мне обычное человеческое чувство, пожалела глупышку, которая всю ночь, кутаясь в шубу, проспала в полупьяном бреду. Я с благодарностью проглотила бутерброд и отправилась за своими вещами в спальный вагон. Муж встречал меня на перроне. Я попросила у него денег и отдала проводнице в три раза больше того, что она потратила.

Об этом случае я часто рассказывала на разных посиделках. Настолько часто, что мои друзья уже стали просить рассказать «на бис», как Белка в норке ездила в общем вагоне. Но история имела продолжение. Спустя год мы с Машинской возвращались из Киева. Это было в ночь на Рождество. Мы запаслись спиртным и закусками для праздничного ужина, который было решено устроить в купе. Там же, на вокзале, мы купили билет в Москву на ближайший поезд. Совершенно случайно, к моему изумлению и радости Машки, мы попали в тот самый вагон к той самой проводнице. Проверяла билеты и приносила нам белье ее сменщица. А по приезде в Москву моя старая знакомая даже не высунула носа из купе для проводниц. Машка тогда по этому поводу страшно веселилась:

– А прикинь, каждый раз, когда ты будешь ехать из Киева, брать билет в девятый вагон этого поезда! Мы ее в Кащенко за полгода упечем! День сурка форева! А ведь Бог не фраер – он все видит! Не зря ты с ней опять столкнулась, чтобы ей стыдно стало за ее поведение и жлобство.

Я только и могла пожурить подругу за ее мелкую мстительность. И вот мы опять в Киеве, и поезд «Жмеринка – Москва» стоит совсем рядом…