Проснулась я довольно рано. За окном была генеральная репетиция зимы, и стало понятно, что Новому году быть. Это было видно по тому, как пожухлая трава покорно лежала под снегом, а между деревьями повисла голубоватая дымка. Я поуютнее устроилась под одеялом и подставила лицо холодным солнечным лучам. Вставать не хотелось. Еще один признак приближения зимы. Мечталось о вполне конкретных вещах: Новом годе, маминых вкусностях, запахе елки и блаженном состоянии покоя первого января. И конечно же, о новогоднем чуде. Работа в этот набор никак не вписывалась. Вследствие непредвиденных обстоятельств из двух презентаций у нас получилась одна, которая из-за полярности тематик грозила превратиться в фарс и благополучно провалиться.
Совместить игорный бизнес и искусственное оплодотворение в один вечер? До второй, а точнее, единственной презентации оставалось немного времени. Но это полбеды – надо было успеть оповестить всех приглашенных на сегодня. Стараться особенно не пришлось: СМИ с самого утра бомбили мозги новостью о том, что имущество такого-то было арестовано тогда-то. В списке «Веласкес» шел третьим пунктом. Поэтому и звонили все с единственным вопросом: «А что, тусовки не будет?»
Надписи у входа гласили: «Мальчики – налево», «Девочки – направо». Почему у нашей вечеринки появился такой лозунг, на мой взгляд, вполне очевидно: если собираешься совместить несовместимое, нельзя относиться к этому серьезно. На наше счастье, в ресторане было два зала, и за неделю мы успели отвоевать второй. А то абсурд принял бы воистину устрашающие масштабы.
Часть мужской аудитории «налево», как выяснилось, категорически не устраивало. Они проходили «направо», где шалели от обилия розовых рюшей и нагло кадрили наших читательниц, уводя в свое «налево». У меня от всего этого стала раскалываться голова. Какое-то время я боролась с хаосом, но потом поняла, что собравшиеся здесь просто празднуют, особо не задаваясь вопросом «для чего я тут». От этого стало немного грустно. Столько времени биться над проектом, чтобы получить нулевой выхлоп. Хотя… Пусть люди радуются… Посчитав свой долг выполненным, я решила ретироваться из ресторана, доверив окончание вечера наемным работникам. Оставалось забрать сумку из подсобки и выбраться на свежий воздух.
В «мальчиковом» зале разыгрывали телефон от сотового оператора. По задумке приглашенные должны были распутать провода с трубками от стационарных телефонов, которые были намотаны на тело длинноногой стриптизерши. Гости, вместо того чтобы распутывать крученые провода, стали дергать их со всей дури, на которую способны подвыпившие сапиенс. Понимание этого пришло к спонсорам только в процессе конкурса. Девушка загнанно смотрела в сторону охранника, кожа на ее ноге синела в хитросплетении проводов. Ведущий кое-как отбил девушку у жаждущих получить трубку и предложил более мирный конкурс: кто нарисует на обнаженном теле наиболее симпатичный рисунок, тот таки получит аппарат. Мне было жаль модель, потому что я уже по первому конкурсу поняла: на этом безобразия не закончатся. Интересно, что придумал спонсор для «девчачьей» половины? Если мальчика в таком же варианте, то это надо было срочно останавливать.
Я отправилась на рюшечно-младенческую сторону. Прихватив с собой в подсобку представителя сотовой связи, я стала в жесткой форме расспрашивать его о программе, уготованной для дам. Безобразий не ожидалось, ожидались маленькие беленькие птички.
– Очаровательная находка наших креаторов, – браво рапортовал представитель, – коробка открывается, и они вылетают. Дамы, как правило, в восторге.
Я представила себе дюжину перепуганных пичужек в душном помещении ресторана. Похлопав представителя спонсора по плечу, я отправила его в зал, а сама стала искать злосчастную коробку с птицами.
– Ой, вам ее трогать нельзя, – залепетала пробегавшая мимо официантка. Видимо, ей были оставлены ценные указания.
Не отреагировав на ее реплику, я подхватила коробку и пошла искать выход в лабиринте технических помещений.
В зоомагазине, куда меня отвез Катин водитель, птиц не взяли. Я до самого закрытия стояла у входа в магазин и предлагала их поздним посетителям. Да и кому в конце рабочей недели в девять часов вечера придет в голову обзаводиться пернатыми? Птички, похожие на канареек, жались друг к дружке и смотрели на меня своими глазками-бусинками. Они даже не пытались улететь, когда я показывала их людям. Вечерний наряд грел плохо, и я стала замерзать. Тут на кассе появились две бабуськи. Оживленно переговариваясь, они направились к выходу, так ничего и не купив.
– Птички не нужны? – мямлила я. – Задаром.
– А они куриным гриппом не больные? – спросила одна из бдительных бабулек.
– Антоновна, тебе ж не кур предлагають, – резонно возразила другая. – Девонька, а чего ж бесплатно? – поинтересовалась она.
Пришлось рассказывать почти правду – мне отчего-то было стыдно говорить, что птички предназначались для презентации, и я соврала, что над ними должны были проводить опыты. В глазах старушек читалось сочувствие к птичкам, но обзаводиться такими недешевыми питомцами они не торопились. Я не сдавалась. Через двадцать минут мы с водителем выгружали старушек у подъезда с клетками, кормом и поилками для птиц. Как выяснилось, они были двоюродными сестрами и уже некоторое время после смерти мужей жили в одной квартире. В магазин они ходили, чтобы посмотреть на продававшихся там рыбок, птиц и хомячков. Снабдив птичек приданым где-то на год и распрощавшись с милейшими бабульками, я отправилась обратно в ресторан выслушивать претензии «креативного» представителя от спонсора.
В ресторане веселье шло полным ходом. Представитель спонсора был изрядно пьян и любезничал с барышнями, называя их «птички мои». Что-то мне подсказывало, что про своих птичек и прямые рабочие обязанности он вспомнит нескоро.
Ко мне подошел водитель Кати и протянул свой мобильный:
– Вас Катерина спрашивает…
Оказалось, что у Ярика поднялась температура, и Кате нужно было срочно отправить водителя в аптеку. Она предложила, чтобы водитель сначала отвез меня домой, но я предпочла остаться.
– Белла, пусть водитель отвезет тебя, – настаивала Катя. В последнее время она страдала излишней мнительностью, и я заверила ее, что со мной все будет в порядке.
Водитель уехал, и я вернулась в зал «для мальчиков». Наличие бесплатного алкоголя гарантировало присутствие гостей еще на протяжении часов двух. Тут же был почти весь состав «девчачьей» половины. Я не нашла ничего лучше, как пригласить оставшихся гостей на «мальчиковую» сторону и дать сигнал официантам, чтобы выносили торт.
Около двенадцати я вышла на улицу, проглотила немного морозного воздуха и поняла, что страшно не хочу домой. Подсвеченные уличными фонарями снежные хлопья плавно опускались на землю. Внутри меня все ликовало: теперь никакой работы – только Новый год и разного рода праздничные приятности. Это стоило отметить.
Я пошла по бульварам в сторону Пушкинской площади. Несмотря на поздний час, на дорогах было много машин и… лошадей. Ума не приложу, откуда берутся эти лошади в столь поздний час на центральных улицах Москвы, но лично я уже к ним привыкла. Девушки-наездницы просят у прохожих деньги на корм лошадкам. Перепадает ли что-то лошадям, история умалчивает, но будь этот бизнес невыгодным, эти девушки давно исчезли бы с улиц города. Своеобразный зоорэкет.
Улыбаясь своим мыслям, я вошла в бар «30/7». У входа стоял парень и довольно громким, противным голосом материл невидимого телефонного собеседника. Мне повезло найти свободное место у барной стойки. Виски со льдом и сигарета были той компанией, о которой я мечтала с момента судьбоустройства птиц. Конечно, можно было обратиться за помощью к Машке или, на худой конец, отправить птиц к Кате. Но что-то мне подсказывало, что беременным птицы без надобности, а Машинская и так взяла шефство над Наташей, которую пожалела-то я. Старушек же птички будут радовать долгими зимними вечерами, как говорится.
Тут бармен поставил передо мной бокал с шампанским.
– Я ничего такого не заказывала.
– Это вам комплимент от мужчины, – ответил бармен и неопределенно мотнул головой в сторону.
– Хороша же я буду, если после виски выпью шампанского.
Бармен только улыбнулся и стал готовить напиток для следующего посетителя. Когда я заказала вторую порцию виски, рядом со мной материализовался матерщинник, которого я встретила у входа.
– Чего не пьешь мой подарок? – в
своей брутальной манере спросил мужчина.
– Виски с шампанским – смерть для печени, – ответила я и стала изучать незнакомца.
– Типа шутишь? Ага, а шампанское с кокаином – смерть для мозга, – ответил незнакомец и отпил из бокала, который предназначался для меня.
Он был неопределенного возраста, низкорослый, с уже наметившимся брюшком. На носу у него красовалась черная пластмассовая оправа, из-под которой на меня смотрели хитрые глазки.
– Щас, подожди, – сказал мой новый знакомый и достал из правого кармана пиджака телефон.
Это была старенькая «Нокия». Он потряс ее, постучал пальцем по экрану и, рассмотрев что-то на дисплее, удовлетворенно хмыкнул и отправил телефон обратно в карман. Потом достал из левого внутреннего кармана золотую плоскую «Моторолу» и изящным жестом распахнул крышку. Глянув на экран этой трубки, он недовольно поморщился и поспешил ее убрать. Затем настал черед правого внутреннего кармана —
в нем жил «Сони-Эриксон». В левом кармане у матерщинника лежали две крохотные ракушки-«Моторолы», которые в его большой ладони смотрелись так же нелепо, как и вообще все эти манипуляции с сотовыми телефонами.
– Видишь, бабы, – парень кивнул в строну столика, рядом с которым стояли две девушки, – поехали с нами ко мне на хату. У меня хата на Рождественке – повеселимся.
– Спасибо, – сказала я, – но у меня другие планы.
– Тогда поехали в «Лямбду», – не унимался парень, – у меня там друзья в випе гуляют.
Про себя я подумала: «Уж тогда лучше на Рождественку», но вслух произнесла:
– Нет, дорогой. Оргии у меня сегодня в планах не было. – Я допила виски и поднялась со стула.
– Ой, нет, не уходи. Ты клевая, я хочу с тобой дружить. Меня Руслан зовут.
– Ага, а меня – Людмила, – сказала я и направилась в гардероб.
Руслан поплелся за мной, по дороге делая попытки обнять меня за талию.
Нас настигла одна из спутниц Руслана и буквально оттащила его в сторону. Барышня пыталась угомонить любвеобильного спутника, но на все ее уговоры ответом было визгливое: «Молчать, дура!»
В моей сумке завибрировал мобильный. На дисплее высветился номер Машки, который я стерла из памяти телефона, но прекрасно помнила наизусть. Я ответила. В трубке раздался голос Стеллы. Из-за музыки и шума ничего нельзя было разобрать, было понятно только, что Машкина домработница в истерике. Чтобы хоть что-то расслышать, я пошла к выходу. Декабрьская ночь отчего-то уже не казалась такой приятной, а ледяной ветер мгновенно прохватил через тонкую одежду. То, что я услышала от Стеллы, не шло ни в какое сравнение с этими малоприятными ощущениями: скулящим голосом она сказала мне, что Машка умерла. Я нажала на кнопку отбоя и только тут увидела, что у меня
19 пропущенных вызовов.
Осознавать страшную правду я начала с того момента, когда увидела скрюченное Машкино тело на полу в ванной комнате. Время стало как будто притормаживаться, а я сама словно погрузилась в мутное варево, которое помешивала невидимая рука. Из-за этого заторможенного времени у меня была возможность рассмотреть каждую деталь происходившего вокруг. Мне была противна цепляющаяся за мои руки Стелла. Меня раздражали ухмыляющиеся милиционеры и бездушные врачи труповозки. Или и не врачи они вовсе. Мне было уже все равно, когда Трой вызвал «скорую», и мне что-то укололи. Хотя откуда взялся Трой?!