Мы отошли от окна, чтобы проверить, не подкрадывается ли городовой, но вокруг по-прежнему было тихо, лишь мерцали в тёмном небе звёзды.
Вдруг где-то далеко в ночи послышался протяжный, тревожащий душу стон, замер и снова повторился. Что такое? Прерывистые надрывные звуки долетали к нам всё яснее. Я схватил в темноте руку Васьки:
— Слышишь?
— Подожди ты, — с досадой проговорил он, прислушиваясь к жалобному стону.
— Это Россия, да?
— Чего?
— Россия застонала?
— Какая там Россия! Гудок Пастуховской шахты помощи просит. Что-то случилось там. — И Васька снова затих, прислушиваясь.
А во тьме звучал и звучал одинокий печальный призыв. Потом, как бы в ответ ему, затрубили другие шахты. И в ночи, наводя страх, заголосили десятки тревожных гудков: гво-у, оу…
Вася метнулся к землянке, но оттуда уже выбегали, одеваясь на ходу, подпольщики. Даже Анисим Иванович выехал на тележке.
— Пастуховка горит! — крикнул Васька. — Вон, смотрите!
В той стороне, где находился рудник, занималось зловещее зарево.
Гармонист с Пастуховки с досадой махнул рукой и побежал вдоль улицы. Остальные последовали за ним.
Всюду слышался топот ног. Люди беспорядочно бежали в одном направлении. В темноте звучали встревоженные голоса.
— Пойдём? — спросил Васька, до боли сжав мне руку. — Там же Балетка и Стрепет.
Мне вспомнились слепые лошади, и я, ни о чём не раздумывая, бросился за Васькой.
На углу улицы мы столкнулись с отцом. Узнав меня, он приказал вернуться. Огорчённые, мы остановились. Я чувствовал, что Ваське хотелось сбегать на рудник, но он боялся оставить меня одного.
Мы вышли на окраину посёлка. Отсюда хорошо был виден пожар. Пастуховский рудник стоял на горе, и зарево, всё больше разгораясь, освещало полстепи. Виднелся зловеще красный террикон шахты «Италия».
А гудки ревели. Люди метались во тьме, спешили со всех концов, растерянно спрашивали друг друга, что случилось. Кто-то произнёс: «Рудник горит». Другой подтвердил: «Конечно, взрыв». И заговорили взволнованные, сердитые, жалостливые, гневные голоса:
— Погибли кормильцы, опять сироты по миру пойдут.
— Вентилятор не чинили, вот и пожар.
— Что им вентилятор, нехай лучше люди гибнут!
— Покидать бы их в ствол, паразитов.
У меня стучали зубы от страха. В приглушённом людском говоре я уловил голос матери. Она спрашивала у кого-то обо мне. Улизнуть не удалось, меня узнали и подвели к ней. Мать шлёпнула меня:
— Ах ты, босячина! Я его шукаю, всю улицу обегала, а он гулять надумал ночью.
Тётя Матрёна хотела увести Ваську, но в эту минуту со стороны Пастуховки прибежал человек и крикнул:
— Братья! На помощь! Пастуховские шахтёры погибают!
Васька вырвался у матери и помчался в тёмную степь.