Боги мёртвого мира

Глава 15. Угроза

На холодном Севере наступила весна. Это значит, что ежедневно на землю обрушивались потоки ледяного дождя со снегом, ночью все это замерзало, а днем ледяные корки таяли вместе с зимними сугробами. Постоянная слякоть на улицах северных городов превращалась в непроходимую грязь при помощи тысяч сапог и копыт. Такая погода держалась обычно около месяца, затем еще месяц оттаивал верхний слой земли, и только после этого люди могли работать в полях.

А пока посевной сезон еще не наступил, жители Иронты были заняты приготовлением к войне. Утроилась добыча железной руды и вырубка лесов на топливо для огромных печей. Кузнецы работали днем и ночью в три смены, и ни на миг не прекращался стук молотов по наковальне. Казалось, весь Север пришел в движение и уже не мог остановиться.

Арзейн проснулся рано утром от криков и возни снаружи. Еще даже не посветлело небо, как на улицы Кьёра высыпали закутанные в плащи люди, готовые продолжать свою работу во имя общего блага. Изменения коснулись и королевского двора.

Арзейн, недовольно ворча, перевернулся на другой бок. Никакого уважения к власти.

В комнате было тепло. Слуги позаботились ночью подкинуть дров в камин. Тепло, но недостаточно: дрова приходилось экономить. Скромная небольшая спальня, чтобы проще было ее отапливать. Кровать, камин и маленький столик с зеркалом его жены — вот и все роскошества старшего сына и наследника Амаалны, правителя Иронты.

Рядом свернулась калачиком его жена, Мики. Он дотронулся до ее плеча и придвинулся ближе. Они женаты уже шесть лет, но Мики иногда казалась ему отчужденной. Из ее прежней жизни у нее сохранились привычки, которые, как полагал сам Арзейн, она никогда не сможет изменить.

Мики, маленькая хрупкая девушка с копной белых волос, светлыми ресницами и серыми глазами с прожилками красных капилляров. Ее кожа была настолько тонкой, что порой казалось, она просвечивает. Альбинос, как говорила она, бесцветная. И тут же добавляла, что ее болезнь проявилась в легкой форме.

Мики любила его, в этом не оставалось сомнений, но даже после самой жаркой ночи, засыпая в обнимку, они посыпались у разных краев кровати. Она спала к нему спиной, будто не было никаких лет супружеской жизни, будто она все та же покинутая всеми, беспомощная, замерзающая девочка. Никому не доверяющий изгой. Она никогда не говорила о своем прошлом, но Арзейн видел: Мики привыкла жить в одиночестве.

Однажды холодным зимним днем, когда Арзейн вместе со своими братьями и свитой отправился в лес на охоту, в погоне за оленем он умчался вперед и отбился от своих. Он плутал в лесной чаще, где все кругом покрывал пушистый белоснежный покров. Пытался найти обратную дорогу, но не увидел на снегу ни своих следов, ни следов оленя, ни своих братьев. Он попытался позвать их, но густые еловые ветви поглощали любые звуки. Впервые Арзейн не знал, в какую сторону ему идти, что было странно, ведь он изучил этот лес как свои пять пальцев. Принц понял, что зашел на чужие территории, перемахнув каким-то образом овраг с речкой.

Он кружил так на своем скакуне некоторое время, и каждый последующий круг делал больше предыдущего. Наконец, впереди он заметил какое-то движение. Подобрался поближе. В снегу, практически сливаясь с белым покровом, сидела совершенно голая девушка. Она обхватила себя руками, чтобы согреться, ее белые волосы спускались по спине и плечам до самого снега, бледная кожа туго обтягивала ребра и позвонки. Девушка испуганно взирала на него из-под своих бесцветных ресниц.

Арзейн, как только осознал, что видит перед собой человека, без лишних раздумий соскочил с лошади и накинул девушке на плечи свой меховой плащ, затем поднял ее на руки и усадил в седло.

— Кто ты? Что случилось? Ты потерялась?

Девушка медленно покачала головой.

— Я… не помню… — Ее синие от холода губы едва могли шевелиться.

— Я отвезу тебя в город, в Кьёр. Сначала нужно как следует согреть тебя. Там и подумаем, как можно тебе помочь.

Ее губы дрогнули в слабой улыбке. Она кивнула, но больше ничего не сказала.

— Вот только… Я и сам потерялся. Не могу найти своих.

Альбиноска вытащила руку из-под накидки.

— Я слышу их. Они там. Ищут тебя.

Арзейн в легком недоумении, как это он сам ничего не смог услышать, вскочил на лошадь и направил ее в ту сторону, куда указала девушка. И действительно, не прошло и нескольких минут, как далеко за деревьями показались красные мантии его спутников. Принцу оставалось только удивляться такому необычному завершению охоты.

— Мики, — прошептала девушка, пока они скакали мимо огромных шершавых стволов и заснеженных еловых веток. — Так меня зовут.

Чуть позже, всякий раз, когда Арзейн пытался разузнать о том дне или ее прошлом, она всегда отвечала одинаково:

— Я ничего не помню.

Прошлое — в прошлом. Так они и жили.

Законы северян, не такие строгие в плане личных отношений, позволяли королям брать в жены нищенок. Так он и сделал спустя полгода с момента их первой встречи. И на протяжении шести лет совместной жизни его сердце всякий раз, как в первый, замирало при виде нее. Бывает ли такое?

Мики проснулась от его прикосновений, растерла заспанные глаза и повернулась к мужу.

— Доброе утро, любимый.

Он растянулся в улыбке.

— Доброе. Как спалось?

— Как всегда хорошо.

— Завидую я твоей безмятежности.

— Зачем?

— Твои вопросы порой ставят меня в тупик.

— Это моя работа, не дать тебе погрязнуть в пучине однообразия и предсказуемости.

— Да, пожалуй.

Он укрыл ее одеялом, обнял, и так они лежали молча некоторое время, наслаждаясь безмятежностью раннего весеннего утра. Бледные солнечные лучи проникали сквозь занавески, ласкали своим светом эту странную парочку, набор противоположностей. Хрупкая фарфоровая кукла и громила со стальными мышцами. Тихоня и лидер. Жена и муж.

— Сегодня военное собрание. Ты пойдешь со мной?

— Я там совершенно не к месту.

— Зато к случаю. Ты гораздо более образованная и проницательная, чем пытаешься показать. Нам, неотесанным прямолинейным мужланам, пригодились бы твои таланты видеть связи там, где их нет.

Мики повернула к нему голову, в ее больших серо-розовых глазах залегла печаль.

— Ты же знаешь, любимый. Я не хочу принимать в этом участие. Я против этой войны.

— Но почему? Она даст нам всем возможность зажить нормальной жизнью, не перебиваясь жалкими крохами тепла, и без страха замерзнуть насмерть в собственной постели. Новые ресурсы. Новая земля.

Мики печально улыбнулась.

— У меня ожоги от летнего солнца. Только на Севере я чувствую себя комфортно.

Арзейн ничего не ответил. Конечно, это лишь один из предлогов, но он искренне не понимал, почему его жена решительно против войны. С тех пор, как месяц назад на собрании трех королей был создан Северный Союз, весь Север, каждый человек говорил о войне, мечтал о войне и готовился к войне. Им уже удалось завербовать необычайное количество добровольцев в объединенную армию, больше, чем кто-либо мог надеяться. И это еще не конец. Мужчины, женщины, старики и дети ежедневно толпами валили в вербовочные пункты. Даже те, кто не мог держать оружие, готовы были на любую работу, лишь бы помочь своему народу вновь обрести былое величие. Обрести будущее.

Арзейн еще немного полежал в постели, глядя в потолок без особых мыслей, поцеловал жену и со вздохом обреченности вылез из-под одеяла в холодный и спертый воздух. Еще один день в делах, радостном планировании, сладостном предвкушении. Последние недели лишь мысли о войне занимали его светлую голову. Этот трепет в сердце, эта нетерпеливая дрожь — почти наркотическое воздействие — он привык к ним и жаждал еще.

Военные собрания они старались не проводить из соображений безопасности информации. Возможно, еще из каких-то других соображений, ведомых лишь королю Амаалне, и в которые он категорически отказывался посвящать как своих сыновей, так и своих советников. Король, как и любой хоть сколько-то смыслящий в политике человек, допускал возможность шпионажа, возможность, что один из его людей окажется предателем, поэтому на советах они затрагивали лишь общую информацию, что-то о снаряжении, о поставках продукции, об организации перемещения тыла.

Арзейн, как человек сам по себе честный, имел особенность принимать желаемое за действительное. Он никак не мог подумать на кого-то из своих людей, что тот окажется предателем. Ведь все они из одного теста леплены, все прошли через года небывалых трудностей, голода, нежданных фортелей погоды. Стремились к единой цели, лелеяли одну мечту. Кронпринц и сам понимал, что его видение мира слегка подпорчено призмой праведности, но ничего с собой поделать не мог. Сложно изменить жизненную позицию, пока лично не столкнулся с предательством. Иногда эта мысль накатывала как гром в ясный день, заставляла его поежиться, вздрогнуть, ком горечи подступал к горлу, но Арзейн отмахивался от неприятных мыслей, чтобы вновь погрузиться в омут блаженного неведения.

В просторной комнате с низкими потолками и очагом, не более теплой, чем остальные помещения замка, собралось девять человек: король с сыновьями, начальник внутренней охраны, начальник охраны границ, главный казначей, глава лекарей и ответственный за продовольствие. Арзейн обвел присутствующих долгим изучающим взглядом из-под светлых кустистых бровей, пока отец толкал вступительную речь.

Справа сидел крупный темноволосый Вэлл Каменолом, начальник внутренней охраны, ответственный за безопасность дворца и за сохранение порядка в стране. Он держал породистых лошадей-тяжеловозов, таких же мощных, как и он сам, упорно возделывал свою делянку в скупое на тепло лето, валил лес вместе с остальными мужчинами. Его тяжеловозы придутся очень кстати во время военной кампании. Причем отдать своих драгоценных лошадей на благо общей цели он вызвался первым.

За ним, сгорбившись, облокотив грубые руки на стол, сидел Безумец Кай, и безумным его прозвали отнюдь не из-за психического недуга. Однажды, лет в шестнадцать, он на своих руках вынес из горящего дома четверых человек, потерявших сознание, получив при этом множество ожогов. Он отвечал за охрану границ государства, однако сейчас, в спокойное, сплотившее народы предвоенное время, работы у него поубавилось, за исключением вялого, но постоянного патрулирования, и свое свободное время он посвящал помощи в кузнице. Огонь его не страшил.

Следующим взгляд упал на лекаря, которого так и прозвали: Далио Целитель. Далио выхаживал одного человека в течение полугода, излечив того от страшных гноящихся ран. Тот человек и окрестил его Целителем, после чего лекарские способности мужчины стали известны на всю страну. Далио спас многих, организовал свою школу лекарского искусства, и благодаря ему, а точнее, под его чутким надзором, появились на свет королевские отпрыски.

Справа от Целителя чинно восседал главный казначей, Каана Много-Не-Бывает, полноват, как и подобает человеку его статуса, но не безобразен. Многие сочли бы его излишне праздным, однако никто не упрекнет его в качестве ведения счетов. Лучший счетовод Иронты, а то и всего Севера. После аудиенции трех королей он тут же принялся за поиски возможностей обеспечения страны дополнительными средствами для бесперебойной работы военного механизма.

За ним вытянулся, будто палка, Лот Пахарь, ответственный за посев и сбор урожая, за его распределение и хранение. Не такой внушительный по сравнению со своими товарищами, он, тем не менее, не гнушался и работы в поле. Жилистый, сухой, с длинными руками и ногами, он орудовал мотыгой не хуже, чем мечом. Ни разу за годы своей службы не был замечен на воровстве, напротив, раздавал беднякам из своих запасов.

Слева от отца сидели двое его младших сыновей, Амалати и Янока. Амалати, которому было восемнадцать, еще не успел заслужить себе прозвище и пока не совершил ничего выдающегося, но его успехи в точных науках, пристрастие к чтению наравне с военными науками делали ему честь. Вместе с остальными инженерами он разрабатывал метательные приспособления и осадные орудия, в основе которых лежал механизм. Его брат, Янока Пума, не проявлял особого интереса к наукам или искусству, как и подавляющее большинство северян, зато грубой силы ему было не занимать. Когда-то он завалил голыми руками пуму на охоте, защищая от нее не в меру любопытного и неосторожного младшего братца. С того поединка у него остался шрам в три полосы поперек лица и меховой плащ, которым он очень дорожил и гордился.

Всех этих людей Арзейн знал не один десяток лет, проверенные, знатоки своего дела, истинные патриоты, готовые в первых рядах идти на противника и пробивать собственной грудью и топором путь своему народу. Они скорее собственноручно выколют себе глаза и вырвут языки, чем продадут Север и позволят южанам взять преимущество.

— Арзейн? — Король положил свою пухлую руку на его плечо и проговорил свистящим шепотом, подавшись в его сторону: — Сейчас не время витать в облаках.

Мужчина вдруг осознал, что перестал следить за ходом собрания, погрузившись с головой в свои мысли, что было не так сложно осуществить под монотонный усыпляющий отчет Кааны Много-Не-Бывает.

— Извини, отец. Я просто задумался.

Амаална строго прищурил свои бесцветные глаза, явно недовольный поведением наследника, и повернул голову к казначею. Его второй подбородок качнулся как безобразное рыхлое желе.

— Очень хорошо, Каана, — похвалил король, когда тот завершил свой доклад коротким кивком. — Вы проделали огромную работу. — Арзейн так и не понял, какую именно работу удалось проделать Каане, протирая штаны в своей каморке. Что сказать, математика до сих пор вызывала у него легкое головокружение, а в бухгалтерии он разбирался и того меньше. — С вашей помощью мы сможем в полной мере обеспечить славных воинов Иронты доспехами и оружием.

Следующим взял слово Вэлл Каменолом. В отличие от Кааны, при его докладе сложно было заснуть. Каждый звук, вылетающий из его глотки, походил на раскаты грома и заставлял не привычных к нему людей подпрыгивать от испуга.

— Мои люди докладывают, — прогремел он раза в четыре громче, чем того требовало скромное помещение для советов, — что в стране появились изменники, тьма их побери. Несколько человек были замечены на заброшенных фермах в Дальнем Борге, где они рисовали на стенах руны древних богов и приносили жертвы.

— Люди вольны верить в то, во что захотят, — нахмурился Пахарь. — Старая вера не делает их изменниками.

— Они, — рявкнул Каменолом громче прежнего, хотя казалось, это невозможно. Казначей и Амалати вздрогнули, Арзейн поморщился от звона в ушах. — Эти ублюдки не просто какие-то гребаные староверы! Они открыто выступают против похода на Юг. Они уверены, что из-за этого решения, — он скривился так, будто сама мысль о чем-то подобном была ему противна, — боги гневаются на наш народ и посылают нам нескончаемый снег, голод и болезни. Они не собираются покидать Север и призывают к тому же добрых граждан Иронты.

— Несомненно, поведение этих людей переходит все мыслимые и немыслимые границы.

— Я тоже слышал о них, — проскрежетал Безумец Кай. — Не так давно отряд, патрулирующий границы с Лорнией, нашел в снегах обескровленные, высохшие тела людей с развороченными ребрами. У трупов были вырваны сердца. А божество иноверцев, Чернокрыл, как раз требует человеческих жертв.

— Чернокрыл? — испуганно пискнул Амалати, затем откашлялся и добавил громче, усердно подавляя в своем голосе неуверенные нотки: — Но это глупо, верить в несуществующих богов. За всю историю не было приведено ни одного доказательства существования этого… существа.

Лекарь развел руками.

— Не все верят в то, что видят. Зато видят то, во что хотят верить.

— Тем не менее, черные обряды, совершаемые этим культом, подразумевают сбор большого количества человеческой крови, которую в бочке выставляют на скалы вперемешку с внутренними органами. Говорят, именно такой похлебкой и питается Чернокрыл. И чем больше будет этой похлебки, тем благосклоннее он отнесется к последователям культа.

— Это нельзя так оставлять. — Янока сжал внушительные кулаки и обратил свое суровое лицо к Амаалне. — Уверен, теми трупами, что солдаты нашли в снегу, дело не ограничится. Мы должны наказать предателей и как можно скорее. Эти люди подрывают доверие к власти! Они убийцы и изменники! Позволь мне заняться этим делом.

Король Амаална в задумчивости потеребил свой нескромный перстень на пухлом пальце.

— Ты прав, сын. Это нужно пресечь на корню. Задавить, пока не вылилось во что-то большее. Возьми с собой Вэлла и его людей и разберитесь с этим мерзким культом как можно скорее. Так, чтобы другие сотню раз подумали, прежде чем сбиваться в кучи и открывать свои поганые рты.

— Уж мы им покажем почем нынче железо!

Каменолом ударил тяжелым кулаком по столу, заставив Каану и младшего брата снова вздрогнуть. По спине Арзейна тоже пробежал холодок, но не от громового баса начальника внутренней охраны. Вот и он, тот самый камешек, от которого пошли трещины по его уверенности в глубоком патриотизме и сплоченности жителей Севера. Кровавый культ древнего божества Чернокрыла — с таким ему еще не приходилось сталкиваться.