Боги-в-злате

Девятая глава

Город Воргантиан, Кобор, в свете Терры

Хезме вела, по ее мнению, самую обычную жизнь. Она трудилась в инфостеках западных районов скрипториума-примус, собирая данные переписей населения, купеческих квот и учета воинской десятины. Работа была нелегкой, и хотя ей не доводилось проводить целые смены, сгибая металл для фюзеляжей в факторуме, либо считать раскаленные, только что из домны, гильзы на пулевой ферме, у нее хватало шрамов. Ветхие листы писчей бумаги, извергаемые из ртов вычислительных сервиторов, регулярно резали ей пальцы. Все было так плохо, что ей пришлось бинтовать себе руки, словно прокаженной. А от таскания кип записей на твердых носителях через все стеки ей так ломило кости, что иногда казалось, будто тяжелый ручной труд и то проще.

Она так и не вышла замуж и не завела детей. Хезме жила одна и имела умеренный доход, исходящий от умеренных ожиданий. Она полагала, что умрет в стеках или в своем прибранном, но убогом жилом блоке. Она была набожной. Хезме боялась всего странного, чуждого, ведьм и еретиков, и льнула к Имперскому Кредо, как младенец к материнской груди. Подвеска в виде аквилы Императора Восходящего была одним из немногих украшений, которые она себе могла позволить, и она преклоняла колени пред его славой на рассвете и закате каждого дня.

Но, глубоко внутри, ей хотелось большего. Набожность должна вознаграждаться. Ксенофобия и нетерпимость нуждались в одобрении. Для того чтобы ненавидеть, чтобы бояться иного, требовались усилия. Неужели Хезме не заслуживала хоть чего–то за свое усердие?

Она услышала о священнике по тайным каналам, через перешептывания и молву. Кое–кто называл его миссионером, прибывшим говорить о воле Императора и вести неверующих обратно к Его свету. Найти его было непросто. В конце это он нашел ее. Когда она брела по нижней трассе Ворганта в сторону западной промежуточной маглев-станции, путь ей преградила фигура в темно-красном облачении с умудренным годами лицом.

Его обаяние, его непоколебимая вера в Императора человечества покорила Хезме. После этой встречи она уже не вернулась в скрипториум-примус. Скиталец, как его называли остальные, изменил ее жизнь. Подле него она ощущала тепло, и удовлетворение, о нехватке которого до знакомства с ним она даже не догадывалась.

Конечно, у него были другие последователи, и ее поразила необходимость полной и строжайшей секретности. Поначалу она удивлялась, для чего такие меры. Как–никак, поклонение Императору не было преступлением, и в темные времена, которые сейчас переживал город, прилив веры мог объединить недужных жителей.

Лишь узнав о цели ― о Пробуждении, как назвал ее священник, ― Хезме все поняла. Ее потрясала сама только мысль о том, что она знает, что она станет частью столь грандиозного начинания. Столь верна была Хезме, столь всепоглощающе предана цели, что спустя долгие недели, наконец, наступил день, которого она так ждала.

― Ты будешь просвещена, Хезме, ― сказал ей священник.

И в тот момент она поняла ― вот оно, вознаграждение за набожность и веру.

Просвещение.

Хезме не задавала вопросов, когда ее привели в заброшенное место на окраинах западного района, в ветхий факторум, машины в котором давным-давно остыли, и где меж нарезчиками пуль и формировщиками металла свили шелковистые сети сферопауки.

Босыми ступнями она чувствовала многолетний слой грязи и сажи на полу, теплый воздух трепал тонкую сорочку, пока ее вели в огромную душевую комнату.

По ступенькам, выложенным старой грязной плиткой, холодившей кожу, Хезме спустилась в глубокий бассейн, у бортов которого скопился мусор. Света здесь не было, поэтому в комнату прикатили старые бочки из–под масла, которые наполнили горючим веществом и подожгли. Мерцающий свет озарил круг, выведенный на дне бассейна. В сумрачной комнате он выглядел темно-красным.

Хезме ступила в круг вместе с семью другими, каждого из них провели к отмеченному руной месту на полу. Руны показались ей странными, от одного взгляда на них у нее болели глаза. Она задрожала, но не от страха. От нетерпения.

Только когда ей на запястьях, шее и лодыжках защелкнули тяжелые цепи, она начала побаиваться. Как и круг, цепи были помечены. Металл покрывали пятна, отдающие медью.

Затем в комнату вошел он, и испуг Хезме поубавился. Она попыталась встретиться с ним взглядом, однако тот как будто смотрел сквозь нее, полностью сосредоточенный на цели.

― Его волею судимы все мы, ― начал он, ― и через наши страдания Он сочтет нас достойными избавления. Взгляните в бездну. Посмотрите же в разум того, что таится за пеленой, ибо только тогда вы будете просвещены, только тогда познаете ужас и займете место в Пробуждении.

Фигуры, стоявшие в тенях у стен, вдруг запели, и на Хезме накатило странное ощущение. Цепи начали жечь кожу. Ей захотелось кричать, но незримая сила как будто держала ей язык, поэтому она начала извиваться, пока чуждое присутствие упорно пробиралось ей в тело. Словно грязный паук, оно раздувалось, с каждой проходящей секундой становясь все больше вирулентным. Хезме услышала голоса, но те говорили на языке, которого она не знала, и речь их звучала так, что от нее в жилах стыла кровь.

Ей захотелось убежать. Все это было неправильно. Она поменяла мнение, но с тошнотворной отчетливостью поняла, что отступать поздно. Чувство времени исчезло, а с ним и обрывки ее «Я», унесенные смрадным ветром.

Хезме могла провести в этом месте целые дни, голоса у нее в голове становились громче, а воля таяла подобно льду под палящим солнцем. Отстраненно она ощущала изменения в своем теле, в костях, даже в голове. Возникли странные наросты, которых раньше не было, по коже, словно плесень по шторе, поползли нечистые метки.

И на кратчайший миг, прежде чем сдаться существу, что пустило внутри нее корни, и превратить свою плоть в его дом, Хезме узрела других соискателей и культ, которые ширились городом подобно благословленному пожару.

В конце рядом с ней остался скиталец, однако его слова не принесли облегчения.

― Не отчаивайся, ― проговорил он. ― Твои страдания служат высшей цели.

Хезме расхохоталась, но голос уже был не ее собственным, и она запрокинула голову, смеясь, рыдая и крича, и дала тьме поглотить себя.