Василий Орехов СТАЛЬНЫЕ ТВАРИ

Это все Тони Имхо. Это он во всем виноват, зараза. Если бы этот балбес не примчался на неделю раньше положенного, как наскипидаренный, и не переполошил доктора Ланцугву, то все прошло бы быстро и гладко, как оно обычно и бывает в Галактике: нас мигом раскатали бы в тонкий блин для буррито, завернули в него наши мелко порубленные внутренности, и сейчас мы бы уже чинно пили кофе на небесах, в чертогах Великого Архитектора Вселенной. Но Тони, зараза, примчался на неделю раньше положенного, и хуже того — он переполошил доктора Ланцугву, поэтому мы сдуру вляпались в эту грандиозную историю со всего размаху, как черномухи в жучиный мед, только мелкие брызги полетели.

В тот вечер мы с Иезекией Хастлером, Игнатом Воротилой и Родриго Тапиокой сидели на завалинке мэрской гасиенды, покуривали короткие трубки и пялились в быстро темнеющее небо, лениво наблюдая, как белый карлик Фикс пытается догнать уже почти скрывшийся за горизонтом голубой гигант Фогг. Заканчивался еще один чудесный рабочий день в поселке Единственный, вольная планета Курская Дуга. Эта небесная астрономия лучше всяких часов: когда пройдоха Фикс тоже коснется горизонта и начнет угасать — тут, стало быть, самое время как следует выбить трубку о колено, глубокомысленно высморкаться в два пальца и побрести в бар к старику Хаджикоюмджиеву, потому что до этого часа делать там абсолютно нечего, а вот после захода карлика фермеры с отдаленных участков постепенно начинают подтягиваться в поселок, чтобы отдышаться после напряженного трудового дня, и где-то через час после наступления темноты в заветном баре уже яблоку упасть негде.

В общем-то, сегодня мы ждали даже не столько захода Фикса, сколько появления нашего славного мэра Петера Ганшпуга, который попросил нас не уходить без него — не успел вовремя закончить вечернюю дойку. Козырной мужик у нас мэр, отчего бы и не подождать, собственно. Скотины у него много, и с дойкой ему приходится возиться дольше, чем нам. И не то чтобы у него так много скотины потому, что он мэр, а совсем даже наоборот — он и глава колонии, и типа крупный латифундист потому, что человек ответственный и не боится взваливать на себя лишнюю работу. Бездельник Тапиока вон тоже мог бы завести еще пару некоров, но это же работать придется, вставать раньше, ложиться позже. Зачем ему? Он холостяк, ему всего хватает. Чем возиться со скотом, куда интереснее курить по вечерам трубку на мэрской завалинке, сидеть в баре у старика Хаджикоюмджиева да украдкой зажиматься по углам с близняшками Летерье, расцветающими с каждым днем. Он и в помощники шерифа пошел только потому, что там делать ничего не надо. Это у мэра семеро по лавкам, и глупостями ему заниматься некогда.

Короче, мы сидели себе и мирно любовались карликом Фиксом, когда следом за ним вдруг увязалась еще одна светящаяся точка сопоставимых размеров. Некоторое время они двигались параллельными курсами, а потом пришелец начал уклоняться в нашу сторону, понемногу увеличиваясь в размерах. Заходил на посадку, стало быть, в отличие от Фикса, который уже почти коснулся горизонта, продолжая танцевать свой бесконечный астрономический танец с Фоггом и Курской Дугой.

— Имхо летит, — авторитетно заявил Воротило, хотя это мы уже поняли и без него. Характерный хвост, болтающийся за кораблем гостя, на таком расстоянии не разглядел бы разве что подслеповатый старик Хаджикоюмджиев.

— А я-то уже мечтал промочить горло после трудового дня… — Тапиока поморщился. — Чего это он прискакал как на пожар, а? Месяца ведь не прошло еще с прошлого раза.

— Быстрее разгрузим — быстрее освободимся, — седой мэр Ганшпуг, мировой мужик, возник на пороге своей гасиенды, вытирая руки тряпкой. — Айда, парни!

Мы неторопливо, обстоятельно выбили свои трубки, — Родриго еще ритуально побурчал, что он не ездовой гиперишак, чтобы заниматься разгрузочными работами после захода Фикса, когда все нормальные джентльмены и леди мирно выпивают и закусывают, — и двинулись к посадочному полю. Мэр на ходу пощекотал двумя пальцами брюшко Сонного Хачи, который обвивал его левое предплечье, и, когда биоморф очнулся от своего коматозного сна, связался по нему с космодиспетчером Диаманди, чтобы тот срочно подготовил площадку для неожиданного гостя.

Посадочное поле у нас… гм… ну, не сказать чтобы в идеальном состоянии. Честно говоря, это просто утоптанная слонопотамами лужайка на краю поселка. Диаманди пасет тут своих псевдокоз, команда лесорубов дяди Иржи Стракаша складирует древесину, когда нужно построить какое-нибудь новое помещение, пацаны играют в увебол и бейсбокс, молодежь пляшет во время народных гуляний. Оно, в общем, и понятно — зачем нам шикарный многоуровневый космопорт с несколькими терминалами, как на Вервеге, если всех гостей у нас — Тони Имхо раз в месяц, а когда его нет, зачем пропадать чудесной ровной площадке, утоптанной слонопотамами? Так что никогда не помешает быстренько проверить, что у нас там беспорядочно валяется на посадочном поле, за полчаса до приземления Тони, дабы не вышло ненужного конфуза.

Выяснилось, что не валяется ничего особенного. Ну, складированы на краю поля какие-то стройматериалы, контейнеры с семенами, три ящика протеинового концентрата для биоморфов и какой-то бытовой мусор старика Хаджикоюмджиева, который бармен выгреб из подвалов своего заведения во время ремонта, но выкинуть пожалел и теперь робко надеялся, что Имхо согласится купить его за какие-нибудь копейки для перепродажи на Вервеге. В общем, посадочная обстановка для опытного торговца Тони была вполне привычная, так что мы даже не стали ничего передвигать. Уж как-нибудь сядет, а совершать лишние телодвижения без особой необходимости обитателям Курской Дуги абсолютно не свойственно.

Стоя на краю поля, мы снова набили трубки и умиротворенно наблюдали, как хвостатый Юркий Головастик под командованием Имхо совершает сложные посадочные маневры, выискивая на площадке местечко почище. Доктор Ланцугва говорит, что с виду корабль Тони — вылитый человеческий сперматозоид. Мы тех сперматозоидов никогда в глаза не видели, конечно, мелкие очень, но доктору в этом вопросе доверяем: он у нас умный, зараза, и много чего повидал.

Еще Ланцугва говорит, что Юркий Головастик — в общем-то, не настоящий космократор, а то, что от него осталось: пилотская кабина с куском выдранного спинного нерва и частью сохранившихся помещений возле брюшного плавника. Когда-то этот калека явно был боевым кораблем и, судя по размерам оставшегося обрубка, кораблем величественным и грозным. Так часто бывает в Обитаемых Секторах: вольная община, отказывая себе во всем необходимом, годами собирает деньги на хороший боевой космократор и отправляет одного из своих членов на Звездную Охоту. Нет, это не то, о чем вы сразу подумали — давно прошли те лихие времена, когда охотники занимались банальным разбоем. Теперь они нанимаются в вольные колонии для защиты от пиратов, а порой даже выполняют за хорошие деньги поручения мелких имперских губернаторов, когда тем недосуг самим разбираться с разбойничьими гнездами на границах Внешнего Круга. На таких заказах за несколько лет можно отбить стоимость космократора и еще заработать немного сверх того. Но главная цель Звездной Охоты — это, конечно, открытие новых, еще не внесенных в галактические реестры удобных для жизни планет, куда можно дружно переселиться всей колонией с опостылевшего куска камня, на котором ничего не растет, а инфракуры от тоски перестают нести недояйца. Подальше, так сказать, от хищной Империи, которая неудержимо расползается во все стороны со скоростью пары звездных систем в год. Всем известны вольные колонии в нашем секторе, которые звездные охотники своей бурной деятельностью превратили в процветающие торговые миры и в которых уже и многоуровневый космопорт с несколькими терминалами построить не грех, как на Вервеге.

Вот только такое везение выпадает далеко не всем. Половина охотников гибнет или навсегда пропадает в космосе в первый же год после выхода на Охоту, а половина из оставшихся — во второй. Среди Охотничьего Братства священен третий тост — за семьдесят пять процентов, не чокаясь. Но и те, кто выживает, далеко не всегда становятся богачами и приносят удачу родной колонии. Тут шансов еще меньше, чем в рулетку выиграть.

По мнению доктора Ланцугвы, Юркий Головастик — это все, что осталось от некогда грозного корабля звездного охотника. Только в то время его звали как-нибудь вроде Джо Могучий Разрушитель, и был он раз в пять побольше. Не повезло его хозяину. Хотя это как сказать: если оставшаяся от космократора кабина сохранилась и до сих пор бегает скромным торговцем на Курскую Дугу, значит, хозяин все-таки сумел на ней удрать, после того как сам корабль уничтожили пираты. Едва ли это бывшая имперская техника, подбитая в сражении, потому что имперцы свои поврежденные корабли тщательно утилизируют, чтобы секретные биотехнологии не достались врагу. Космократоры — твари живучие, и отсоединенная кабина-череп с корабельным мозгом и системами жизнеобеспечения может летать еще пару десятков лет, постепенно угасая, если не особо ее гонять. Конечно, грузоподъемность уже совсем не та, об огневой мощи даже речи не идет, да и прыгать на несколько парсеков такой калека уже не способен, но раз в месяц сгонять с Вервеги на богом забытую Курскую Дугу, чтобы оптом скупить у местного населения целебный жучиный мед и ультраелочную пыльцу — самое то.

Не исключено, что Тони Имхо просто приобрел эту летающую кабину по дешевке у какого-нибудь разбившегося охотника, которому нужны были любые деньги, чтобы вернуть своей колонии хоть часть долга. Но доктор Ланцугва полагает, что Тони — как раз этот самый разбившийся охотник и есть. Имхо не может вернуться к своим без денег, такие прискорбные случаи нам тоже известны: когда колония собирала последние гроши да еще влезала в грандиозные долги, чтобы снарядить охотника, а тот терял корабль в первом же рейсе, и в результате его собратья дружно шли по миру или попадали в страшное долговое рабство к мощным колониальным союзам. Поэтому Тони теперь подрабатывает чем может, надеясь хоть когда-нибудь вернуть своим собратьям их кровные капиталовложения. Доказательств этому никаких нет, конечно — Имхо не очень-то любит распространяться о своем темном прошлом, — но Ланцугва уверен, что не ошибся, и относится к нашему торговцу с большим сочувствием, хотя тот иногда и ведет себя как последняя свинья.

Сам доктор Эмиль Ланцугва появился у нас шесть лет назад. Никто тогда не спросил его, откуда он прилетел и куда отправится дальше, когда ему тут поднадоест: у нас такое не принято, вольное поселение все-таки. Но доктор осел надолго, и хвала Архитектору, потому что с его появлением здоровье местного населения конкретно улучшилось — нам давно не хватало нормального костоправа, с тех пор, как фельдшера Друскене в лесу заломал метамедведь. По крайней мере, после того как Ланцугва приступил к работе, количество генетических поражений в колонии, неизбежное при таком количестве близкородственных браков в крошечном замкнутом обществе, резко пошло на убыль. Посторонних женихов-то в нашу скучную дыру калачом не заманишь, а уж невест тем более.

Умные люди сказывают, что доктор Ланцугва сбежал аж из самой Метрополии. То ли что-то не то отрезал жене какого-то высокопоставленного столичного военного, то ли наоборот, не раз и не два неосторожно вставил ей что-то лишнее… в общем, в итоге доктору пришлось оперативно собирать вещички и драпать в Вольные Миры, подальше от всевидящего ока имперского Сената и Храма Верховного Архитектора. Некоторые поговаривают, что Ланцугва просто не прошел очередную ежегодную аттестацию на благонадежность и предпочел бегство исправительному лагерю, а Тони Имхо по большому секрету вообще поведал нам, что доктор подозревается в подрывной деятельности против Империи. Впрочем, Тони всегда был треплом, каких мало.

Когда Головастик наконец опустился на посадочное поле, пропахал в грунте солидную борозду и замер, привычно завалившись на бок, мэр Ганшпуг сунул трубку в нагрудный карман и зашагал к карликовому космократору — встречать незваного гостя. Мы с ребятами остались на краю площадки — докуривать. В ближайшие четверть часа лишние рабочие руки там все равно без надобности, пока Юркий Головастик не остынет и Тони не сумеет заставить его распечатать трюм, да и Диаманди еще не подогнал к космократору своих разгрузочных мирмекоидов.

Однако Петер вернулся совсем скоро, мы еще трубки не успели выколотить. И что-то выглядел он странновато для всегда уверенного в себе мэра вольного поселка. Игнат Воротило еще пошутил: чего это ты, брат, дескать, лицо-то задом наперед надел? Но Ганшпуг не стал отбрехиваться, только сокрушенно покачал головой:

— Айда в бар, ребята.

— А что, разгрузки сегодня не будет? — оторопел Иезекия Хастлер.

— Сегодня не будет, — сказал мэр стеклянным голосом, словно галлюциногенную страхожабку проглотил. Нет, не поймите неправильно, наш Петер страхожабами никогда не баловался, но есть в поселке и такие любители. А тут было полное ощущение, что Тони возле Юркого Головастика угостил его чем-то, что категорически запрещено к приему в пределах Империи.

Ладно, в бар так в бар. Кто же откажется?

— А чего тогда Тони приперся? — поинтересовался Тапиока, когда мы уже шагали к старику Хаджикоюмджиеву. — По местному пиву соскучился? Мы еще и свой груз не успели для него подготовить толком.

— Не надо груз, — сказал мэр прежним страхожабьим голосом. — Сейчас он усыпит Головастика, придет в бар и сделает общее объявление.

Ну, не надо так не надо. Народ на Курской Дуге подобрался размеренный и нелюбопытный. Захочет Тони Имхо сделать общее объявление — сделает. Чего зря вперед ездового механоида забегать?

Когда мы явились в бар, народу там уже было полно, и между столиков, смешно высунув языки от старательности и раскачиваясь всем телом, уже вовсю шмыгали биоморфы-официанты. Народ у нас размеренный и нелюбопытный, конечно, но все равно всем было жуть как интересно: чего это вдруг Тони приперся и не разгружается? Посадку Головастика наверняка многие видели, поселок у нас маленький. Раз в месяц Имхо привозит нам цивильные товары из Внешнего Круга согласно предварительно сделанному списку заказов, а обратно забирает жучиный мед, ультраелочную пыльцу, некоровий сыр и прочие сельскохозяйственные радости, которых на Вервеге не водится. Там это все стоит, конечно, в три раза дороже, чем на Курской Дуге, но мы все понимаем: должны же и торговцы свой профит иметь, чтобы окупать длительные путешествия, тем более что и конкуренция между производителями велика. Наука экономика как она есть.

Мы с ребятами с трудом нашли свободный столик. Молодец старик Хаджикоюмджиев, всегда держит место для постоянных клиентов. Верил, что придем. И еще один пустой стул стоял у стойки: когда прилетал Тони, его место никто не занимал, потому что работа торговца не из легких и после сложного перелета ему непременно нужно в себя прийти. Это священно.

Не успели мы пригубить наркопива, как в заведение завалился Тони Имхо собственной персоной. В общем, так и не было никакой разгрузки, и погрузкой местной продукции он тоже не озаботился — как только усыпил космократор, так и явился. Тут же уселся на свой стул и жадно припал к кружке душистого, которая уже дожидалась его на стойке — за пять лет старик Хаджикоюмджиев изучил вкусы нашего торговца до последней запятой. Тони жадно лакал наркопиво, не переводя дыхания, а мы молча смотрели на него, терпеливо дожидаясь общего объявления. Не бывает такого, чтобы торговец прилетел ради собственного удовольствия, потусить с фермерами типа. Слишком хлопотно выходит лететь в такую даль без торговли.

Имхо единым духом опростал кружку, крякнул, поставил ее на столик. Развернулся и посмотрел на нас — как мы молчим и ждем, чего он скажет. А то, что ничего хорошего и приветливого Тони нам уже не скажет, к тому моменту ясно было даже старику Хаджикоюмджиеву. Так что сводки новостей мы ждали с нетерпением.

Имхо и редкие залетные торговцы у нас всегда были вместо новостной программы: межсистемная связь стоит баснословных денег, и никто у нас ею не пользуется, хотя мачта на всякий случай растет, конечно, еще со времен первопоселенцев. Так что узнать последние новости Галактики можно только от торговца. Да у нас они, в общем-то, особым спросом и не пользуются: живем на отшибе, вдалеке от звездных трасс, ничего вокруг не происходит, а что творится дальше Вервеги, нас абсолютно не касается. О том, что Империя вела грандиозную войну с колониальным союзом Хануд, мы узнали только через полгода после ее завершения. Не наши это войны и не наши новости. Нет спроса.

Но сегодняшняя весть, которую привез Тони, касалась нас непосредственно, никаких сомнений.

Утолив жажду, торговец вышел на середину зала, поклонился присутствующим, как это водится у приличных ораторов, и выдал нам цель своего визита.

Ну, если вкратце: сказывают будто бы добрые люди на Вервеге, что Гиго Долопихтис и Тим Горгонзола снова сильно нашумели в мятежных секторах, сопредельных с Внешним Кругом имперских поселений. Несмотря на нашу нелюбовь к новостям, этих легендарных сепаратистов на Курской Дуге все знали как облупленных, потому что 4D-фильмов про них уже снято видимо-невидимо. Очень сильно нашумели Долопихтис с Горгонзолой, имперцы понесли довольно ощутимые потери в живой силе. И теперь, стало быть, разъяренная Империя собирается обоих примерно наказать силами крупного армейского соединения. А по дороге зачистить до основания в нашем мятежном секторе все подвернувшиеся под ноги карликовые колонии вроде Курской Дуги — чтобы, значит, отнюдь не снабжали повстанцев продовольствием, как это у них принято, а еще чтобы наша ужасная судьба стала прекрасным уроком для остальных несознательных колеблющихся элементов в Вольных Мирах. Внушительную панораму наших растерзанных трупов потом весь год в назидательных целях станут крутить по всем 4D-сетям. Так уже бывало в других мятежных секторах, обычная имперская практика, ничего из ряда вон выходящего.

— В общем, так, ребята, — подвел итог Тони Имхо. — Корабль у меня маленький, но сорок два человека система жизнеобеспечения должна вытянуть, если особо не шиковать. Сами решайте, кто это будет. Если обернусь за неделю, прилечу еще раз за второй партией. Если нет — не взыщите, я и так сую голову в петлю, сотрудничая с врагами Империи. Не позже чем через десять дней здесь будет карательный зверобатальон. Сейчас я иду спать, потому что гнал сюда без остановок и в ближайшие восемь часов не вполне соображабелен, а стартуем завтра утром. Сорок два человека спасу, поняли? О плате договоримся, но шкуру сдирать не буду. Разве ж я без понимания?

Потом торговец попытался заплатить за пиво — бармен только махнул на него рукой, — и, пошатываясь от усталости, побрел в номера, которые старик Хаджикоюмджиев держал для редких гостей поселка на втором этаже своего заведения.

Некоторое время мы молча переваривали неожиданную новость. В нашей дикой местности каждый человек должен быть готов к тому, что в любую секунду может внезапно умереть — дешево терраморфированная планета, опасные хищники, мерзкие болезни. Да мы и были готовы, просто всегда тошно, когда о скорой неотвратимой гибели становится известно заранее. Человек не должен знать точной даты собственной смерти, неправильно это. И особенно мерзко, когда решение о том, жить тебе дальше или умереть жуткой смертью, принимают не кровожадные хищники или смертоносные вирусы, а такие же люди, как ты — обычные мужики и бабы в имперских погонах, которые так же, как и ты, небось, любят котят, хорошее пиво и собственные семьи. Но страсть как не любят вооруженного сепаратизма.

Один только старик Хаджикоюмджиев мрачно вопросил:

— А они никак не пролетят мимо? Мы уже полвека ни с кем почти не контактируем. Может быть, нас оставят наконец в покое? Может, нас вообще не отыщут?..

Никто ему даже отвечать не стал. Два года назад к нам прилетал эмиссар от Гиго Долопихтиса, раздавал пропагандистские файлы, звал молодежь в мятежные зверобатальоны. Никто, разумеется, с ним не полетел, но раз уж нас отыскали повстанцы, значит, для грандиозной военной машины Империи это вообще пара пустяков. И там уже никто не станет разбираться, что мы не поддержали мятежников волонтерами и вообще отнеслись к ним скептически. Тем более что продовольствия мы им на всякий случай все-таки щедро отгрузили, жалко нам, что ли…

— Ну что же, — сумрачно сказал мэр Ганшпуг после продолжительного молчания, — общее собрание нужно. Чрезвычайная ситуация номер один, смертельная опасность для всего поселка. Всех касается.

Общее собрание организовали через полтора часа в спортзале ратуши, потому что бар для такого столпотворения оказался маловат. Весь поселок собрался, а те охотники, что решили сегодня заночевать в лесу, присутствовали в режиме онлайн-трансляции. Старик Хаджикоюмджиев со своими обезьянками-официантами прикатил в зал три кега пива и наливал всем желающим, а когда его спрашивали, почем сегодня, только отмахивался:

— Нипочем. Все равно добру теперь зря пропадать.

— Стало быть, отправлять надо детей, — заявил мэр Ганшпуг, когда народ с бесплатным наркопивом расселся по гимнастическим снарядам, а сам Петер еще раз подробно изложил сообщение Имхо — для бестолковых. — По-моему, все очевидно.

— Сорок человек не наберем, — заметил охотник Ото Так, суровый мужик с обветренным лицом. — Это если не считать тех парней, что уже старше четырнадцати.

— Какие же это дети — старше четырнадцати, — рассудительно ответил мэр. — Здоровые мужики, на метамедведя уже ходят, девок тискают… — Обоим парням Ганшпугам было больше четырнадцати, так что Петер старательно демонстрировал, что не просто за своих хлопочет. — Стало быть, детей отправим сколько соберем, а на оставшиеся места — бабонек покрасивше…

— Чего это — бабонек?! — возмутилась вдова Фаленопсис, в сердцах грохнув бокалом о гимнастическое бревно. — Куда это ты нас отправляешь, а? Мужской шовинизм проявил, что ли, лесной псевдокозел? Иди-ка сюда, мэр, поборемся на руках! Я ведь тебя уложу в два счета, не успеешь даже «Был неправ» сказать!

— Уложишь, матушка, уложишь, — согласился Петер. — Но у нас ведь и понежнее тебя бабоньки есть, и помоложе. Зачем всем хорошим людям скопом гибнуть? Мы-то с тобой останемся, конечно, как настоящие мужики…

Народ заволновался, зашумел, началось бурное обсуждение — особенно вдова Фаленопсис старалась до морды мэра добраться. Уж больно животрепещущая тема вышла, важнее некуда.

— Жребием надо! — ревел Тапиока, размахивая своим шерифским зубометом. Несчастный зубомет разевал пасть и щурился, не совсем понимая, чего хозяин от него хочет. — Чтобы по справедливости! Сначала детей, сколько места хватит, а потом жребием!

— В дупу себе засунь свой жребий! — посоветовал мастер Элек Мек, потрясая огромным коричневым кулаком. — Ты не мужик, что ли? Не уступишь место красивой девчонке?!

— Надо, чтобы лучшие ехали! — гаркнул старик Хаджикоюмджиев. — Незаменимые люди, чтобы на новом месте сразу колонию обустроить!

— А выбирать-то кто будет?! — злорадно заорал Тапиока. — Кто будет человечью пользу считать? Ну, доктор Ланцугва, ну, мэр Ганшпуг… А еще кого отправлять?

— Я никуда не поеду! — замахал руками мэр.

— В лес уходить надо, — вздохнул дядя Стракаш. — Пересидим пару недель, глядишь, и пронесет…

— Не выживем мы в лесу пару недель, — возразил Таво Минта, наш доблестный шериф и весьма здравомыслящий в связи с этим человек. — Слишком агрессивная биосфера. Да и если выживем, думаешь, каратели в поселке ничего без нас не тронут? Вернемся на пепелище и тогда уже точно отдадим концы — без жилья, скота и биоморфов…

В общем, если по поводу детей разногласий не было, то по остальным вопросам у колонистов возникло серьезное взаимное недопонимание. И вот когда страсти накалились и в спортзале уже запахло грядущей рукопашной, в помещение заглянул на огонек доктор Эмиль Ланцугва.

Он малость припоздал — принимал роды у рябой некоровы Тики Зеренфара — и поначалу решил, что у нас тут внеплановые народные гуляния в связи с неплановым прибытием Тони Имхо. Но потом, постояв в дверях, быстро просек ситуацию. Дождавшись, когда прения достигнут пика, он молча вышел на середину зала и поднял руку.

Шум еще некоторое время блуждал по помещению — Эмиля не сразу заметили. Но через полминуты в зале воцарилась гробовая тишина. Крепко уважают у нас доктора, чего уж там, любую просьбу выполнят.

— Братья и сестры, вольные колонисты! — проговорил он, добившись общего внимания и поклонившись уважаемому собранию, как это водится у правильных ораторов. — Я вообще не понимаю, о чем вы спорите. Выход очевиден: надо предоставить право улететь всем, кто этого захочет.

Тапиока разочарованно присвистнул.

— Тогда желающих окажется слишком много, — терпеливо пояснил Иезекия Хастлер. — Кто же добровольно захочет подставлять шею под имперский топор?

— А это вовсе необязательно — подставлять шею, — заявил доктор.

— А как же?

— А можно оказать вооруженное сопротивление. А кто не захочет, пусть убирается на все четыре стороны. Таких, думаю, и сорока не наберется.

Тапиока снова присвистнул — протяжно и жалобно. Доктор Ланцугва у нас умный, зараза. Но иногда хочется дать ему по роже, чтобы не очень умничал.

— И как же мы окажем это самое вооруженное сопротивление? — ехидно нудил дотошный Хастлер. — Один только боевой имперский инсектоид вдвое выше меня. А в зверобатальоне таких не меньше пятнадцати штук. А у нас ни одного. Про артиллерию я уже просто не говорю…

— Пятнадцать инсектоидов, два десятка рептилоидов, воздушная поддержка, боевые сколопендры и арахноиды, взвод артиллерийских тетроидов, — безжалостно уточнил мэр Ганшпуг. — Предварительная плазменная орбитальная бомбардировка. А у нас только ручные зубометы, из которых имперской технике даже шкуру не поцарапаешь, и пара трофейных пиратских плазмометов, из которых, если повезет, шкуру имперской технике поцарапать можно. Если очень повезет, конечно.

— Короче, нас сомнут прежде, чем мы успеем развернуться в боевой порядок, — подытожил биомеханик Юхани Пимсонен. — Зальют по пояс органической кислотой, даже пикнуть не успеем…

— Орбитальной бомбардировки не будет. — Доктор снова поднял руку, убивая поднявшийся галдеж. — Иначе от поселка останется огромное и скучное выжженное пятно, мало пригодное для пропагандистских целей. Акции устрашения не для этого проводятся. Потребители пропаганды по обе стороны фронта должны видеть грозную карающую машину Империи в действии, должны трепетно созерцать красочное шоу — с треском, кровью и многочисленными смертями в прямом эфире. Иначе уничтожение Курской Дуги — скучный пункт в галактической статистике. Никто про нас не знает, а узнав о нашей трагической судьбе, не слишком-то обеспокоится. Вот смотрите, я вам говорю: на краю Галактики, мол, в результате орбитальной бомбардировки погибло четыреста человек. Страшно вам? Да нет, не очень, порой погибало разом и по сотне тысяч. Рабочий момент. А теперь представьте, что вы смотрите 4D-хронику, в которой свирепые рептилоиды разрывают на куски мечущихся между пылающих строений вольных колонистов, детишек и бабонек, которым некуда спрятаться. Даже если этих несчастных будет всего пара десятков, эффект выйдет куда как круче…

Доктор, конечно, не этого добивался, он просто хотел уверить нас, что орбитальная бомбардировка, от которой вовсе нет спасения, явно не предполагается. Но народ живо представил себе нарисованную картину и содрогнулся, быстро теряя остатки боевого духа.

— Стало быть, бомбардировка отменяется, — хладнокровно продолжал Ланцугва, чувствуя, что переборщил. — Далее: для имперского Звездного Легиона мы — легкая пожива. Детский сад. Они идут не воевать, а избивать младенцев. Стало быть, гвардейские и преторианские части задействованы не будут, они сейчас еле с Долопихтисом справляются. На Курскую Дугу пришлют новобранцев, необстрелянных новичков, тетроидной кислоты еще не нюхавших. Мало того: зверобатальону тут делать совсем нечего, зверобатальон против нас выпускать — это все равно что палить из плазменной артиллерии по черномухам. Экономически невыгодно. Империя сбросит сюда подразделение поменьше. Чувствуете, как потихоньку растут наши шансы?

— Чувствую, — обреченно сказал мэр Ганшпуг. — Пожалуй, ты прав, док: в связи с такими обстоятельствами у нас не один шанс из десяти миллионов, а, скажем, два-три. Пусть даже четыре. Но без тяжелой техники наши шансы все равно стремятся к минус бесконечности. Ты бы не кормил общество сказками, брат, а дал нам спокойно решить, кого мы отправим с Тони Имхо. Если повезет, он потом вернется, и мы эвакуируем еще сорок человек.

— У нас полно тяжелой техники, — веско уронил Ланцугва. — Пошли за мной.

Доктор Ланцугва — человек умный, поэтому мы покорно вытекли вслед за ним из спортзала, пересекли просторный вестибюль ратуши и столпились возле противоположных дверей, ожидая, чем он порадует нас еще. А он пинком распахнул двери и сделал широкий приглашающий жест:

— Заходите, не стесняйтесь.

Ну, музей папаши Кондратьева, с детства знакомый каждому обитателю Курской Дуги. И что? Мы потихоньку втянулись в огромный ангар, примыкающий к ратуше — наверное, самое большое помещение в поселке — и тупо уставились на длинные ряды самоходных железных коробок, недоумевая, где же обещанная Эмилем боевая техника. Доктор Ланцугва у нас умный, зараза, и иногда мы не сразу понимаем, что он хочет сказать.

Наша колония была основана сто пятьдесят лет назад мятежным миллиардером Павлом Кондратьевым. Еще в Империи он тайно финансировал сепаратистов и Черного Доктора, а когда это дело открылось, сбежал в Вольные Миры, бросив все свои активы, и поселился в этом глухом углу Галактики с парой сотен единомышленников из числа граждан, ограниченных в общественных правах. Единственное, что он сумел — или захотел — эвакуировать из Метрополии, была его уникальная коллекция древних танков, над которой он трясся, как инфракурица над недояйцом.

Папаша Кондратьев был фанатичным любителем военной старины. Где он брал образцы для своей танковой коллекции, никому не ведомо; ясно только, что если бы он продал хотя бы половину своих уникальных в Галактике экземпляров, то смог бы на вырученные деньги купить половину колониального союза Хануд. Но он за все время не обратил в деньги ни одного экземпляра, и по завещанию, передававшему планету в собственность общины колонистов, нам запретил. Да мы, в общем, особо и не рвались. Танковый музей Курской Дуги был частью нашей жизни, учитель Пойндекстер проводил здесь уроки истории, а к статуе папаши в центре ангара свадебные процессии всегда со всем уважением возлагали цветы ауики. Кондратьев даже назвал нашу свежеоткрытую планету по имени древнего городища, возле которого когда-то случилось самое большое в истории человечества танковое сражение.

Большинство этих неуклюжих железных ящиков носило звериные имена — Тигр, Пантера, Леопард, Черный Орел. У некоторых на бронированных боках были нарисованы кресты вроде того, на котором христиане распяли своего бога, так что мы сразу безошибочно определили технику, участвовавшую в знаменитых Крестовых походах. Как знать, может быть, сам легендарный маршал Ричард Львиное Сердце ехал на башне одного из этих неуклюжих механизмов, в одной руке сжимая штандарт со свастикой, а в другой — волшебный меч короля Артура.

Но чем нам может помочь эта груда мертвого археологического железа, мы по-прежнему не понимали. Разве что имеет смысл оповестить карателей, что тут хранится такая необыкновенная музейная драгоценность, чтобы они не очень зверствовали? Впрочем, в этом случае имперцы все равно вырежут население колонии и заберут танки с собой. В чем наш профит-то?

— Ну, и в чем наш профит-то? — озвучил общее недоумение мэр Ганшпуг. — Где твоя техника?

— А вот она, — повел рукой Ланцугва. — Они почти все на ходу.

— Ты вот на этих ползающих гробах собрался воевать против зверобатальона?! — обалдел Петер.

Доктор Ланцугва у нас умный, зараза, но иногда такое брякнет, что уши вянут. Если бы эти древние ползающие гробы могли противостоять современным зверокомбатантам, могущественная Империя воевала бы на них до сих пор. Но время танков безвозвратно ушло несколько сот лет назад — с тех пор, как генная инженерия двинулась вперед семимильными шагами и подарила человечеству новые страшные боевые единицы. Никакой танк не может теперь соперничать в скорости, маневренности, проходимости и разрушительной мощи с гигантами-инсектоидами, никакая металлическая броня не способна эффективно противостоять титановой твердости когтям и зубам чудовищных рептилоидов. В общем, если доктор решил неуклюже пошутить, чтобы немного снять общее напряжение, то у него, будем считать, получилось; а дальше-то что?

Но Ланцугва упорствовал:

— Не на ползающих гробах, а на тяжелой военной технике, которая многие века верой и правдой служила нашим мужественным предкам. Эффект неожиданности, братья и сестры вольные колонисты! У нас может получиться.

Кажется, шутка затянулась. Однако мэр, похоже, так не считал, потому что вместо того, чтобы молча вернуть народ в спортзал, решил разгромить идею доктора логически:

— Послушай-ка, чтобы эти штуки ползали, необходимо топливо. Специфическое топливо — бензин, кажется, это называлось? Подножной органикой, как биоморфы, они питаться не будут.

— Дизельное топливо, — уточнил Ланцугва. — Химическая формула на поселковом нейросервере есть. За неделю синтезируем в конвертере столько, что соседям продавать сможем. Вот только никто не купит, потому что кому оно теперь нужно, это дизельное топливо, в век космократоров и механоидов? Но для наших нужд хватит.

— И нужен этот… как его… порох? Чтобы они плевались железяками, стало быть?

— Бризантное взрывчатое вещество? Та же история. Придется, конечно, поднапрячься, но сделаем достаточно. В лесу и на болотах все ингредиенты имеются, переработаем до вменяемого состояния за пару дней. Головастые химики у нас есть. А пустых болванок для снарядов в музее достаточно складировано.

— Ну не воюют же сейчас на танках! — взвыл мэр Ганшпуг. — Неэффективно же!

— Знаешь, — задумчиво сказал доктор, — в истории вооружений порой случаются довольно странные казусы. Вот, скажем, в древности имела большое распространение винтовка Мосина и ее аналоги — ну, такой небольшой зубомет, метавший пули, маленькие железные зубы. Винтовка эта стреляла одиночными патронами, требовала времени на перезарядку после каждого выстрела, была тяжела и вообще неудобна в обращении. Поэтому люди потом придумали автомат Калашникова. Чудесное для своего времени оружие: стреляло очередями, имело прекрасную убойную силу, сопоставимую с первыми моделями имперского зубомета. Полтора века было в ходу. Но, разумеется, совершенству нет предела, поэтому автомат постоянно дорабатывали и улучшали. Придумали складывающийся приклад, подствольный гранатомет, новый штык-нож, всякие другие полезные штуки. Выяснив, что менее массивный боеприпас гораздо эффективнее в ближнем бою, в полтора раза уменьшили калибр. А потом любители военной старины провели сравнительный анализ и ахнули. Самый современный автомат уступал старой винтовке по многим параметрам. Убойная сила из-за величины патрона и порохового заряда у нее оказалась выше, неприхотливость к внешним факторам из-за простоты и грубости конструкции — больше, уход за ней выходил проще. А еще у нее был большой трехгранный штык, который входил в тело, как в масло — в отличие от нового автоматного штык-ножа, который с подсоединенными ножнами прекрасно перекусывал колючую проволоку, перепиливал стальной прут и резал колбасу, вот только из-за множества дополнительных функций посредственно выполнял свою основную. Как швейцарский армейский нож, в котором были и ножнички, и кусачки, и штопор, и даже пилочка для ногтей — вот только пырнуть таким чудо-ножиком противника было весьма проблематично. И вообще винтовка с примкнутым штыком оказалась в полтора раза длиннее, тяжелее и смертоноснее автомата со штык-ножом, поэтому в рукопашной схватке равных противников победа осталась бы на стороне владельца винтовки. Понимаете? Модернизаторы Калашникова конкурировали уже не с винтовкой, а с другими автоматными системами, стремясь сделать свое оружие лучше, надежнее, компактнее, смертоноснее, чем они. Про винтовку и ее преимущества просто уже никто не думал, потому что ее больше не было на вооружении и эти преимущества можно было больше не учитывать. Поэтому в итоге стало таким сюрпризом, что по каким-то параметрам винтовка превосходит автомат. — Доктор поднял палец. — Калашников по-прежнему оставался более грозным массовым оружием, но в некоторых специфических условиях — например, в рукопашной один на один, — старая винтовка выглядела предпочтительней.

— Я понимаю, куда ты клонишь, — задумчиво проговорил мэр, — но, честно говоря, не представляю себе условий, в которых танк превзошел бы боевого биоморфа. Просто не представляю.

— Тогда я тебе помогу, — снизошел Ланцугва. — Скажем, известно ли тебе, что современная тетроидная кислота разработана таким образом, чтобы поражать только органические объекты?

— Ну да. Уничтожает живую силу противника, не повреждая инфраструктуру. Очень удобно.

— Правильно! — доктор злорадно ухмыльнулся и постучал кулаком по броне ближайшего танка. — А вот наши комбатанты — неорганические. Улавливаешь?

— Улавливаю, кажется. — Мэр поднял взгляд, и мы вдруг заметили в его глазах нешуточный азарт.

— Вот! — Доктор снова воздел палец. — А как тебе такой момент, что танками и снарядной артиллерией когда-то перестали пользоваться в первую очередь потому, что биоморфные комбатанты специально конструировались генными инженерами с повышенной устойчивостью к взрывной волне? Сверхпрочный псевдохитиновый панцирь первой боевой мокрицы, припавшей в момент взрыва к почве, был способен выдержать прямое попадание из гаубицы. А если и не выдерживал, то эти живучие твари способны были продолжать эффективно атаковать врага, даже получив тяжелые механические повреждения. Для того чтобы с гарантией разрушить гигантского инсектоида, потребовались более действенные средства, чем раньше — плазма и тетроидная кислота. Ну, или просто неимоверно мощная бомба, способная разнести боевую тварь на куски — но использование которой против отдельного комбатанта, если нового можно оперативно вырастить на подножном корме за несколько дней, становилось совершенно невыгодным.

— Был такой момент, — озадаченно сказал мэр. — И что?..

— Да то, что когда танки остались в прошлом, совершенствование новой биотехники велось уже без оглядки на снарядную артиллерию. После ошеломляющего успеха зверокомбатантов, когда танки уже безнадежно устарели, генетики начали активно соперничать уже не с бронированными машинами, а с боевыми биоморфами других конструкторов. Тетроидная кислота в ходе новых разработок становилась все более смертоносной для живых организмов — и все менее страшной для окружающих предметов, потому что боевое поражение неорганических объектов больше не имело никакого смысла. Ученые создавали новые системы биотехники, все менее чувствительные к кислоте и плазме — но больше не обращали внимания на устойчивость армейских организмов к взрыву, потому что взрывчатым веществом уже давно никто не пользовался из-за его малой эффективности против зверокомбатантов. Значит, если попробовать использовать взрывающиеся снаряды сейчас, через несколько веков после начала эволюции боевых биоморфов, вполне возможны всякие любопытные сюрпризы. Неприятные сюрпризы — для имперской биотехники.

— Это только догадки, — произнес мэр.

— Да, — легко согласился доктор. — Но это такие догадки, при наличии которых уже можно рискнуть. Лично я рискнул бы. В конце концов, любой танк тяжелее зверокомбатанта. Ни один боевой биоморф не весит пятьдесят тонн. А силу инерции и серьезное превосходство в массе как поражающие факторы еще никто не отменял.

Мэр Ганшпуг молча смотрел на Ланцугву. Долго смотрел. И мы тоже притихли, переваривая сказанное.

— Они вернутся, — наконец проговорил Петер. — Даже если мы каким-то чудом вышибем отсюда имперский десант, они вернутся, и тогда уже силы наверняка будут неравными. Имперцы — гордый и злопамятный народ, они не успокоятся, пока не сравняют мятежную колонию с грунтом. И не засыплют сверху каустической содой, чтобы больше никогда ничего не выросло.

— Может быть, — снова согласился Эмиль. — Может быть, вернутся. А может, и нет. Проблем в нашем секторе у них и так более чем достаточно. Кутерьма, суматоха, Долопихтис с Горгонзолой давят, войск не хватает. Есть хороший шанс, что нас просто оставят в покое или вообще про нас забудут. В конце концов, живем на отшибе, планета суровая, взять с нас нечего, имперский форпост тут ни к чему. Не исключено, что Метрополия после предупредительного щелчка по носу решит больше не расходовать на нас ресурсы Звездного Легиона. В Сенате тоже не дураки сидят, им пирровы победы большой кровью ни к чему, особенно по таким пустяковым поводам. Плохо для пропаганды.

Мэр пристально смотрел на Ланцугву. Доктор молча смотрел на Ганшпуга. И честное слово, воздух между ними почти трещал от сгустившегося в помещении грозового электричества.

— А даже если и вернутся, — негромко добавил Эмиль. — Все лучше героически погибнуть в бою, чем под ножом имперского мясника, который перережет нас поодиночке, как инфракур. Может быть, потом про нас песни складывать будут и фильмы снимать по 4D…

Мэр отвел взгляд от бойцового доктора и посмотрел на нас.

— Народ пусть решает, — с трудом проговорил он. — Всех касается…

Короче, разбрелись мы только под утро. Тщательно обсудили все «за» и «против», уточнили стратегию и тактику и в итоге пришли к выводу: имперской каракатице обязательно нужно дать танковый бой. Последний и решительный, чтобы нос не слишком задирала. Даже если при этом мы и будем выглядеть глупо. А с Тони Имхо никто на Вервегу не полетел — вот до чего доктор Ланцугва боевой дух в народе подогрел тогда. Вообще никто. Не для того мы, стало быть, детишек своих растили, чтобы на Вервеге из них проституток сделали да боевиков для уличных банд, когда они вскоре сиротами останутся. Либо все вместе погибнем, либо будут наши мелкие и дальше расти вольными колонистами на свободной планете. Конец дискуссии.

В следующую неделю спать нам вообще пришлось очень мало. Штаб грядущей танковой операции в лице мэра Ганшпуга, доктора Ланцугвы и шерифа Минты оперативно разработал целый комплекс мероприятий по созданию из музейного хлама папаши Кондратьева грозного стального кулака, и все вольные колонисты Курской Дуги, включая детей, активно в нем участвовали. В первую очередь надо было заставить древние железные гробы двигаться: в доисторические времена все делали, конечно, с тройной гарантией, однако прошло уже полвека с тех пор, как их запускали в последний раз, так что оптимизм доктора Ланцугвы мог и не оправдаться.

Однако обитатели Курской Дуги никогда не боялись тяжелой ручной работы и активно включились в дело. Сам доктор не вылезал из музея, выбирался только в бар к старику Хаджикоюмджиеву пообедать — по локоть в машинном масле, чумазый как черт. В танковом ангаре с ним дневали и ночевали самые рукастые мастера колонии — дядя Стракаш, мастер Элек Мек и дедушка Важа Мирмур. Большинство из нас не очень-то верило, что в этих механических деталях современный человек, биотехникой разбалованный, разобраться способен, однако у мужиков как-то получилось. На нейросервере колонии какой только информации не валяется, даже древние манускрипты, которые папаша Кондратьев с собой из Империи привез: устройство танков разных систем, ходовая часть, артиллерия в разрезе, все дела. Для головастого человека с правильно приделанными руками — чистый клад. Мало того, что наши мастера, разобрав половину танков, сумели из их сохранившихся запчастей укомплектовать вторую половину — они ухитрились даже восстановить отдельные поврежденные детали. Это уж вообще вышел фокус из разряда уникальных: сейчас ведь невозможно создавать сложные стальные объекты, металлами человечество уже давно не пользуется, кроме как в качестве нанодобавок в пищу биоморфам, чтобы те встраивали их молекулы в структуру панцирей и рабочих органов для крепости. Громоздкая индустрия металлического литья давно канула во тьму веков. Но зря у нас, что ли, мастер Мек считается гениальным биомехаником? Короче, те детали, которых не хватило, Элек за пару дней из псевдохитина вырастил. И заработало! Псевдохитин по крепости и твердости ничем стали не уступает, только легче в несколько раз — не случайно военные постепенно отказались от металла, когда получили этот чудесный биологический материал.

Несколько бригад колонистов, в основном дети да бабы, при помощи рабочих мирмекоидов тем временем на болотах селитру добывали и самородную серу, а биохимик Исео Зиало из полученного сырья взрывчатку синтезировал. Когда первую партию на пустыре за поселком испытывали, шарахнуло так, что стены домов дрогнули. И народ сразу приободрился, сразу осознал: а ведь грозная сила, понимаешь! Есть у нас шансы, братва!

Параллельно доктор Ланцугва посадил добровольцев управление танками изучать. Это оказалась самая легкая работа: сиди в виртуальном симуляторе да за рычаги дергай, пали по всему, что движется. От папаши Кондратьева море всяких танковых нейроигр осталось на сервере, пацаны ими всегда увлекались — как же, страсть как интересно на древних стальных колесницах обрушиться на противника, как Ричард Львиное Сердце или там Товарищ Сталин какой-нибудь. Увлекательная история предков, все дела. Помощник шерифа Родриго Тапиока первым добровольцем записался — чем бы ни заниматься человеку, лишь бы не работать. Впрочем, все понимали, конечно, что это пока работа у танкистов легкая, но когда высадится имперский десант, ребята будут головами рисковать. А мужество Тапиоки никто и никогда не оспаривал, у него на стене гасиенды метамедвежьих голов побольше висит, чем у иного потомственного охотника.

Вначале-то мы думали, что защищать колонию только настоящие мужики должны, страшные, серьезные и волосатые. Кроме Тапиоки Иезекия Хастлер еще записался в бойцы, шериф Минта, учитель Пойндекстер, охотник Так, биомеханик Пимсонен. Но потом в штаб грядущей танковой операции явилась вдова Фаленопсис и заявила, что если эти мужешовинистические квазисвиньи не посадят ее на понравившийся ей танк, она его в два приема перевернет к чертям собачьим. Понятно было, конечно, что не перевернет, что это просто фигура речи, но вдову оказалось проще посадить на танк, чем объяснить, почему не посадят. А за ней и некоторые другие бойкие дамы подтянулись: чего это вдруг ей можно, а нам нет? Мужской свиношовинизм?! Боевой народ все-таки на Курской Дуге подобрался, любо-дорого.

Потом свои услуги предложили пацаны мэра Ганшпуга. Они, конечно, уже не дети, на метамедведя ходили и девок тискали, но папаша им все же сначала беспрекословно указал на дверь. Однако выяснилось, что его пацаны, Гас и Рууд — чемпионы поселка по «World of the Tanks», первый и второй номер в общем зачете, и в виртуальном управлении стальными гробами им нет равных. Петер поскрипел, конечно, но деваться было некуда — общее дело важнее родственных связей. А следом, естественно, в боевую команду еще и другие парни и девчата подтянулись, что старше четырнадцати — из первой десятки игрового рейтинга.

И, наконец, в отряд попросился старик Хаджикоюмджиев. Конфузился дед, конечно, страшно, но все-таки сознался, что уже не первый год рубится по ночам онлайн в танчики, тайно заходя в игру под псевдонимом — дескать, какие-то охотники с дальних факторий балуются. Стариков в нашей вольной колонии берегут, старики — это мудрость веков и все такое, но Хаджикоюмджнев уверенно занимал в игровом рейтинге седьмое место, и для него было сделано исключение.

Доктора Ланцугву единогласно избрали командиром подразделения. Он поначалу пытался отбрыкиваться, но потом со вздохом согласился, что лучше него, человека образованного и люто интересующегося древней историей, тактику танкового боя никто не знает. Даже пацаны мэра Ганшпуга. Сам Петер тоже в итоге сел за виртуальные рычаги. Оно и понятно, кто же своих мальчишек просто так на такое опасное дело без присмотра отпустит.

Время поджимало, люди работали день и ночь, и даже семилетняя дочка Тики Зеренфара возила на болота еду для рабочих бригад на папашином механоиде, потому что больше некому оказалось. Мастера в музее работали на износ, и через несколько дней состоялось первое образцово-показательное испытание танковой техники.

Ворота ангара медленно распахнулись, и тьма за ними колыхнулась. Вольный народ, по такому случаю на полчаса прервавший работу и собравшийся возле ратуши, настороженно замер.

Некоторое время не происходило ничего, и мы уже даже решили было, что на этом концерт окончен и можно расходиться по домам, чтобы привести в порядок свои дела, переодеться в чистое и спокойно дожидаться в семейном кругу прибытия имперских карателей. Однако из глубины ангара внезапно донесся жуткий рев, словно слонопотам в яму попал, и из ворот выползла угловатая стальная тварь, отчаянно лязгая гусеницами и извергая клубы ядовитого дизельного дыма. Народ яростно заорал, приветствуя своего железного мстителя. Сразу стало ясно, что наше дело правое и победа будет за нами: имперских зверокомбатантов, небось, одним только выхлопом травить можно, а такого грохота никакое живое существо не выдержит, будь оно хоть целиком из псевдохитина. Все-таки знали наши предки толк в психологии военного искусства, ни одного аспекта из виду не упускали, били по всем направлениям, и том числе и по психологии. Когда на тебя, злобно рыча и лязгая, на двигается такая несокрушимая, отвратительно воняющая махина с железным хоботом, невозможно сохранять хладнокровие. Это тебе не на метамедведя в одиночку идти и даже не на слонопотама, тут нужна совершенно запредельная храбрость.

Танк выкатился на середину площади и заглох. Люк механика откинулся, и наружу показался доктор Ланцугва. Казалось, вопить сильнее уже невозможно, но народ все-таки еще наддал, словно на бейсбоксном матче охотников против фермеров. Эмиль сделал вольным колонистам ручкой и вылез на гусеницу, а курскодугичане с опаской стали приближаться к металлическому чудовищу — всем хотелось потрогать его за слонопотамий хобот или сфотографироваться рядом на вечную память.

Когда все снова разбрелись по рабочим местам, мастера тайком заволокли тяжелую машину лебедками обратно в ангар — не хотела больше заводиться, зараза. Впрочем, это уже было и неважно. Тут как в науке — если эффект достигнут, хотя бы и кратковременный, можно вертеть новую дырку на погонах: раз получилось однажды, значит, получится и еще раз, если вложить в исследования дополнительные средства.

Вот только у нас уже не было ни времени, ни дополнительных средств на эксперименты.

Тем не менее нашим механикам удалось обуздать капризную технику. Через пару дней бегало уже с десяток железных машин, а один «Леопард» даже добрался своим ходом до леса. Волонтеров понемногу начали пересаживать за рычаги настоящих танков: симуляторы, конечно, вещь прекрасная, однако к реальной технике тоже привыкать надо. Когда еще через сутки танковое звено под командованием Гаса Ганшпуга вразнобой промчалось до кромки леса и вломилось в него, сокрушив стальными бортами несколько вампиробабов и разогнав всякую лесную живность, а потом нестройным орудийным залпом превратило в пыль ультраелочную рощу на опушке, стало окончательно ясно: поселок Единственный — крепкий орешек и просто так на милость имперцев не сдастся.

Была еще, правда, дополнительная сложность: каждым танком в древности управлял экипаж от трех до пяти человек. Слишком много функций приходилось осуществлять танкистам, чтобы с такими громоздкими и тупыми машинами сумел управиться один боец, даже тренированный. В общем, чтобы полностью укомплектовать экипажи нашей железной армады, потребовалось бы, наверное, усадить в самоходные гробы все население колонии, включая стариков и грудных детей, и еще остались бы вакансии. Но доктор Ланцугва у нас умный, зараза, и живо придумал, как обойтись минимумом народу. Вместо людей он разместил в танках рабочих биоморфов, в первую очередь обезьянок-официантов старика Хаджикоюмджиева, а также других приматоидов, собранных со всего поселка — охотничьих и домашнюю прислугу. Для управления танками их слабого интеллекта, конечно, не доставало, но приматоиды вполне способны оказались оперативно выполнять приказы командира танка — прицелиться, там, или перезарядить орудие, так что после интенсивных тренировок на один экипаж вполне хватало одного человека. Близняшки Летерье даже пожертвовали на общее дело своих смышленых домашних горничных, так что облагодетельствованный Родриго Тапиока показывал в учебных боях самые лучшие результаты.

Танки ревели у нас под окнами день и ночь, непрерывно наматывая тренировочные километры. Все были при деле, и в рабочем азарте даже думать забыли о том, чем вызван такой ажиотаж, когда внезапно пришло срочное сообщение от диспетчера Диаманди: зафиксированы обширные пространственные всплески на внешней орбите Фогга. Давно в пределы нашей системы не вторгался такой флот, и сразу стало ясно: началось.

Следующие сорок минут мы наблюдали красивейшее в Галактике явление, которое было видно отовсюду. На Курскую Дугу падали ослепительные звезды, расчерчивая пространство желтыми и синими полосами. Это десантировалась наша смерть. Имперские корабли сразу уничтожили пять старых оборонных спутников Курской Дуги, неплохо зарекомендовавших себя против пиратов, и теперь легионеры беспрепятственно высаживались на лугу за участком дяди Стракаша — другой противовоздушной защиты у нас не было.

Доктор Ланцугва немедленно объявил общий сбор. Танкисты быстро заняли свои места и двинулись к месту построения, а все остальные сгрудились на холме за поселком — наблюдать за битвой. Тут нас всех, наверное, и можно было бы накрыть одним тетроидным залпом, но никто из колонистов об этом не думал, конечно. Да и имперцам нужна была красивая 4D-картинка кошмарных бедствий и разрушений, а не выжженный холм.

Между тем вражеская биотехника неторопливо выбиралась из своих посадочных капсул и, подгоняемая укротителями, понемногу выстраивалась в боевой порядок для атаки на поселок. Неторопливо так выстраивалась — легионерам спешить было некуда. Они, конечно, уже обнаружили с воздуха четыре десятка расставленных на краю Единственного неуклюжих железных коробок, но, скорее всего, даже не обратили на них внимания, просто не идентифицировав их как оружие и решив, наверное, что это какие-то древние сельскохозяйственные механизмы. На оружие наши танки были похожи меньше всего, что верно то верно.

А вот настоящая боевая техника тем временем выстраивалась в километре от поселка. И одного взгляда в ту сторону было достаточно, чтоб понять: шансов у нас нет, ребята. Ни единого.

Фильмов про войну мы видели немало, атаки зверобатальонов наблюдали в количестве и ассортименте. И рационально полагали, что кино, как обычно, несколько преувеличивает ради зрелищности их грозную мощь, как и вообще все, о чем снимают кино. Однако оказалось, что кино, пожалуй, даже преуменьшало. А может, до нас просто слишком старые фильмы доходили, а генная инженерия за последнее время ушла далеко вперед. Когда на участке дяди Стракаша одна за другой начали распрямляться гигантские сгорбленные фигуры инсектоидов, поводя перед собой страшными передними конечностями, зазубренными, словно пилы маньяка, боевой дух в народе упал ниже нулевой отметки.

Высадившиеся следом рептилоиды тоже не добавили нам оптимизма. Динозавров хищных видали небось в зоопарке? Так по сравнению с теми динозаврами рептилоид — что квазилошадь против пони. Устрашающая жилистая туша четырехметровой высоты на двух могучих лапах, увенчанная угловатой головой, напоминающей танковую башню и состоящей, кажется, из одной только пасти. А в пасти — зубы невероятной величины, которые невооруженным глазом можно было разглядеть даже с такого расстояния. Имперские погонщики и укротители, крутившиеся у них под ногами, казались совсем крошечными и как бы демонстрировали нам масштаб происходящего: вот так же и вы, проклятые сепаратисты, не разделяющие тоталитарных ценностей, совсем скоро будете выглядеть среди зверокомбатантов, когда мы изволим их на вас натравить.

А между ног у крупных зверокомбатантов, словно их одних было мало для того, чтобы в два счета обратить мирный поселок в кровавую пыль, бурлило черное озеро боевых единиц помельче: арахноиды двухметровой длины, серпентоиды толщиной с хорошее бревно, хищные сколопендры, мокрицы и муравьи-мирмекоиды, четвероногие ящерицы размером с псевдокозу и другие военные твари. Это озеро жвал, челюстей, хелицер и жал непрерывно шевелилось, пузырилось, громоподобно стрекотало, ревело, оглушительно шелестело и перекатывалось с места на место, удерживаемое в районе высадки только мыслекомандами укротителей, готовое в любую секунду сорваться с места и затопить наши улицы кошмарным потоком. Да уж, в новостях такая карательная акция должна выглядеть суперпоучительно, чтобы увидевшие ее мелкие колонии стали как шелковые и перестали оказывать поддержку сепаратистам. Кому охота наблюдать возле своего дома такой ад?!

А в ста метрах за их спинами разворачивался взвод тетроидной артиллерии: огромные жуки вроде скарабеев и размером с танк каждый, плюющиеся органической кислотой на пару километров. Едва ли их собирались задействовать для разрушения поселка — при этом они запросто могли накрыть своих, когда те пойдут в показательную атаку. Но звероподразделение десантировалось целиком, и, согласно штатному расписанию, кислотной артиллерии полагалось быть развернутой в любом случае. Вдруг да у нас где-нибудь в амбаре припрятана пара мятежных комбатантов, способных оказать сопротивление имперским.

Наши танкисты торопливо выстраивались в боевой порядок для отражения имперской атаки. Но как-то уже без прежнего энтузиазма: они тоже явно не рассчитывали на противостояние такой грозной армии монстров. Танк старика Хаджикоюмджиева вообще взрыкнул двигателем, неожиданно пополз назад и, подмяв левой гусеницей куст ауики, ударился бронированным бортом в борт Игната Воротило. Толстая сталь глухо грохнула, неуклюжие боевые машины тяжело вздрогнули и застыли.

— Мы все умрем, — обреченно сказал Таво Минта, закрывая глаза.

— Безусловно, — раздался в его шлемофоне сосредоточенный голос доктора Ланцугвы, который управлял командирским ИС-7. — А что, были варианты?

— Работаем, командир, — тут же деловито отозвался шериф.

— Старик, проблемы у тебя? — поинтересовался Эмиль.

— Командир, — слабым голосом отозвался Хаджикоюмджиев, — я наврал. Не играл я никогда в танчики. Это праправнук мой восьмилетний — седьмой в рейтинге. Но мне хотелось помочь родному поселку. У вас ведь бойцов не хватало…

— Минус одна боевая единица, — бесстрастно сказал Ланцугва. — Выйдешь из боя?

— Если прогонишь, — грустно отозвался бармен. — Я не к тому, что вдруг испугался. Просто имейте в виду, что я не самый опытный водила. Я нечаянно назад сдал. Так что, прогонишь?

— Размечтался. У нас сейчас каждый танк на счету.

Наконец поселковым бойцам с грехом пополам удалось развернуться в атакующий порядок. Доктор Ланцугва говорил, что в древности танки никогда не атаковали без поддержки пехоты — слишком легко противнику было затаиться в окопах, пропустить тяжелые машины мимо, а потом без помех уничтожить их в спину из легкого противотанкового оружия. Поэтому пехота, сопровождавшая танковую цепь, сражалась против вражеской пехоты. Однако с наступлением эпохи зверокомбатантов эта тактика была забыта — боевые биоморфы имели куда больше степеней свободы, чем неуклюжие стальные танки, и затаиться на пути их следования было совершенно невозможно, они с гарантией уничтожали все живое, выволакивая солдат из самых надежных укрытий. Так что о пехотной поддержке можно было не беспокоиться, вражеские легионеры шли в атаку в массе своих биоморфных подопечных только для того, чтобы не терять с ними ментального контакта и управлять биотехникой непосредственно в гуще боя, и едва ли могли серьезно повредить наши машины. Да у нас и не имелось пехотного оружия, способного повредить бронированному противнику, кроме пары трофейных ручных бластеров. В общем, нынешнее сражение должно было напоминать настоящую битву на Курской Дуге: боевые машины против боевых машин, мощь против мощи. Хотя теперь уже было совершенно очевидно, что нас растопчут в первые же несколько минут. Но серьезно удивить имперских легионеров мы, пожалуй, успеем.

Легионеры действительно удивились, внезапно обнаружив на пути к поселку отряд внушительных механизмов, угрожающе рычащих не хуже рептилоидов. По крайней мере, в нашу сторону, шелестя перепончатыми крыльями внезапно устремилась целая стая птероидов-разведчиков для уточнения ситуации: пронеслась над нами, изучая обстановку, заложила круг над поселком и вернулась обратно к своим, видимо, не сочтя наши приготовления заслуживающими серьезного внимания. Мэр Ганшпуг выпустил им навстречу жидкую стайку охотничьих птероидов, но имперские летуны растерзали их прямо над нашими головами, даже не замедлив движения.

— Готовность номер один! — объявил по общему каналу командир Эмиль. Для связи мы использовали индивидуальных механоидов вроде Сонного Хачи, принадлежавшего мэру Ганшпугу: дальность их действия не превышала шестисот метров, однако наша танковая армада должна была действовать единым фронтом, не слишком разбредаясь, так что мощности биоморфов связи должно было хватить. — Начинаем движение по команде. Каждому взять на прицел одного зверокомбатанта противника, огонь только по моему приказу. Доложить о выполнении!

Эфир наполнился голосами танкистов — каждый сообщал, какую именно вражескую тварь взял на мушку, чтобы не дублировать цели и не расходовать боезапас почем зря. Некоторые голоса предательски дрожали, но в целом подразделение было готово к бою.

— Ладно, — хрипло проговорил доктор Ланцугва. — За Курскую Дугу!.. Огонь!

Танковая цепь оглушительно рявкнула, изрыгнув пламя, так что даже на холме отозвалось.

— Подразделение, вперед! — заорал командир, пытаясь перекрыть тонкий звон в контуженных ушах.

И наша армада двинулась на озадаченный такой наглостью имперский десант, понемногу набирая скорость.

Залп танковых орудий несколько смешал ряды имперцев. Четыре боевых инсектоида, похожих на чудовищных богомолов из кошмарного сна, в результате прямых попаданий опрокинулись во весь рост на спины. Одному из рептилоидов в кровь разбило морду, и он ошарашенно замотал огромной башкой, не реагируя на команды хлопочущих вокруг него хозяев. Несколько снарядов ударили в самый центр бурлящего озера имперских тварей, и во все стороны полетели оторванные лапы, сегменты усиков толщиной с нейрокабель и мутные кровавые брызги. Сгрудившиеся на холме курскодугичане радостно заорали от неподдельного восторга. Никто даже не ожидал, что нам удастся так легко пустить юшку бронированному карательному отряду. Стальная армада неудержимо надвигалась на врага, и на мгновение всем даже показалось, что наша сила не уступает вражеской.

Однако радостные вопли быстро заглохли, когда опрокинувшиеся инсектоиды начали один за другим подниматься на ноги. Ни один из них не был поврежден настолько, чтобы выйти из строя. У одного треснула грудная пластина панциря, и еще один больше не мог поднять повисшую плетью страшную зазубренную конечность — но это все, чего танкистам удалось добиться своим сокрушительным залпом. Двух плохо бронированных мохнатых пауков разорвало на куски, одна псевдомокрица замерла без движения, и, кажется, еще были ранены два укротителя в биоброне, но для зверобатальона в целом это оказалась просто легкая царапина.

А потом фронт гигантских агрессивных чудовищ, колыхнувшись разом, тоже пришел в движение, устремился навстречу танковому отряду, и душа у нас ушла в пятки, потому что стало окончательно ясно, на чьей стороне настоящая сила.

На нас надвигалась черная несокрушимая стена современной имперской биотехники, сметающая на своем пути все препятствия. На ходу Ланцугва скомандовал еще один залп, который вышел удивительно нестройным и жалким — кто-то не успел перезарядиться, кому-то конструкция танка не позволяла стрелять на ходу, кто-то не успел вовремя сориентироваться. Второй залп лишь немного замедлив продвижение вражеского подразделения, на этот раз даже не удалось повалить ни одного крупного комбатанта, лишь оказались выведены из строя два небольших боевых мирмекоида. А потом неистовый рев двух мчащихся навстречу друг другу армий перекрыли зловещее басовое гудение и оглушительный свист — заработала вражеская артиллерия.

Воздух над танковым отрядом потемнел от гигантских шаров и петель тетроидной кислоты. Артиллерийские жуки, по команде укротителей развернувшись задом, исторгли из своих расширившихся брюшек целые потоки густой изумрудно-зеленой смерти, которая, описав плавную дугу в небе, на глазах затаивших дыхание зрителей начала неудержимо падать прямо на наши танки.

От чудовищного удара содрогнулась земля, и агрессивное вещество с шелестом расплескалось по окрестностям. Сначала в общем хаосе оказалось невозможно разобрать, что происходит на поле боя. Ясно было одно: такого количества вязкой тетроидной кислоты, обрушившегося на наши машины, достаточно, чтобы развалить на куски и рассеять половину имперского зверобатальона. Непроходимые заросли ауики, росшие в долине, будто некорова языком слизнула. Несколько одиночных деревьев по краям луга истаяли прямо на глазах, а те, до которых долетели только брызги, несколько мгновений спустя выглядели так, словно их полчаса расстреливали из крупнокалиберного станкового зубомета. Плотный ковер травы в зоне поражения перестал существовать, словно его и не было никогда, осталось только огромное пространство дочерна выжженной почвы с глубокими выемками и кавернами, наполненными кислотной мутью, в каждую из которых запросто мог провалиться метамедведь. Огромное густое облако кислотных испарений окутало наши танки, скрыв их из виду, и стало ясно, что с нашей армией покончено одним ударом. Люди на холме замерли, потрясенные и притихшие от непередаваемого ужаса.

Имперская армада немного утормозилась, чтобы на полном ходу не влететь в зону поражения кислотного обстрела, и принялась огибать ее с флангов. Мутно-зеленое облако начало сносить ветром в сторону леса, и постепенно стали видны очертания двух замыкающих танков, остановившихся посреди поля. Это были старые модели времен второй мировой войны — «Тигр» с угловатой башней Янки Бумселя и юркий, но грубо сработанный Т-34 дедушки Мирмура. Доктор Ланцугва оказался прав, органическая кислота не сумела повредить стальные корпуса, однако щедро вплеснулась внутрь через смотровые щели, и теперь почерневшие дымящиеся остовы боевых машин замерли без движения, никем больше не управляемые.

Люк древнерусского танка откинулся, и из него с ужасными воплями посыпался наружу экипаж приматоидов — точнее, то, что от него осталось. Облепленные зеленой слизью, исходящие ядовитым паром обезьянки-официанты старика Хаджикоюмджиева даже успели броситься в разные стороны, прежде чем окончательно рассыпались на куски, разрушенные агрессивным веществом. Сам дедушка Мирмур снаружи так и не появился. Что касается «Тигра», то из него не выбрался вообще никто.

Толпа зрителей на холме тихо и болезненно застонала. Все, это был конец. Металлические повозки явно не могли противостоять живому оружию, и доктор Ланцугва сразу должен был это понимать. Он же у нас умный, зараза! Поселок Единственный смело огрызнулся и даже больно поцарапал имперский зверобатальон, но против военной мощи самой совершенной армии в Галактике этого явно было недостаточно. Курскодугичане растерянно молчали, лишь билась в истерике мамаша Бумсель, только что потерявшая единственного сына.

Тем временем ядовитое кислотное облако продолжало дрейфовать в сторону леса, и в его недрах, ко всеобщему удивлению, что-то продолжало двигаться. А потом забурлили на его границе вихревые потоки, закручиваясь от стремительного движения каких-то крупных объектов, и на чистое пространство перед имперским зверобатальоном вдруг вырвался «Леопард» Родриго Тапиоки.

Мирное население на холме снова взорвалось яростными воплями. Некоторые танки еще были на вооружении после изобретения ядерной бомбы, и их специально модернизировали, чтобы они могли действовать на территориях, зараженных продуктами ядерного распада. Смотровых щелей у них не было, а были специальные приборы наружного наблюдения. И органической кислоте, похоже, не удалось вывести их экипажи из строя. Одна за другой из ядовитого облака выныривали облепленные густой зеленой смертью дымящиеся ИС-7 и «Першинги» доктора Ланцугвы, дяди Стракаша, шерифа Минта, охотника Така, фермера Воротило… Выныривали и продолжали атаковать имперский зверобатальон, время от времени содрогаясь от мощных выстрелов.

Когда кислотное облако окончательно уползло в лес, продолжая выжигать на своем пути растительность и убивая зазевавшихся птиц, стало видно, что имперцам яростным обстрелом удалось вывести из строя не больше полудюжины наших танков. Иезекия Хастлер больше не отвечал на запросы в эфире, только хрипел — видимо, просочившимися внутрь машины кислотными парами ему сожгло горло. Однако «Пантера» Хастлера продолжала бодро мчаться вперед, деловито постреливая из длинного пушечного хобота.

У нас еще оставалось на ходу более трех десятков машин.

— Вперед не вырываться! — яростно гаркнул доктор Ланцугва. — Тапиока! Держи строй!.. — И добавил несколько крепких пиратских словечек, которых мы обычно избегаем в присутствии детей и бабонек. Но сейчас, конечно, всем было не до метрополийских этикетов.

Похоже, имперцев, которые уже совсем было собрались добивать немногочисленных выживших и неподвижных противников, такая ситуация несколько озадачила. По крайней мере, нам очень хотелось на это надеяться. Однако они быстро сориентировались, и черная стена боевых монстров снова ускорилась, собираясь обрушиться на наш отряд. Расстояние между двумя армиями стремительно сокращалось, и кто-то из наших на холме даже закрыл глаза, не в силах больше выносить пытку этим чудовищным зрелищем. Ясно было, что когда зверокомбатанты покончат с танковым отрядом, они не останавливаясь взметнутся на холм и пройдут сквозь беззащитную толпу, даже не замедлив движения.

Однако никто с холма не ушел. Ни один человек. Теперь уже бессмысленно было бежать и прятаться. Теперь у жителей поселка была одна судьба на всех.

Танки успели дать еще пару беспорядочных залпов на ходу, а потом две титанические армады бронированных комбатантов столкнулись в оглушительном реве и грохоте, вздыбив еще одно облако, пожиже — на сей раз состоявшее из пыли и вырванных кусков дерна.

Доктор Ланцугва, зараза, прав оказался и насчет массы. Тяжелым танкам, вырвавшимся вперед, удалось с размаху сбить с ног и подмять несколько столкнувшихся с ними рептилоидов. С циклопическими богомолами проблем не оказалось вообще — центр тяжести у них находился выше, чем у исполинских ящеров, поэтому танки без труда подсекали им ноги, и инсектоиды с протяжным гулом обрушивались наземь, давя рядовых погонщиков. Отчетливо видно было, как Ото Так, прежде чем исчезнуть в облаке пыли, наехал на яростно рвавшегося вперед серпентоида трех метров в длину, под гусеницами сочно чвакнуло, брызнуло во все стороны мутно-белесым, и у имперских легионеров стало на одну боевую единицу меньше. Вражеские укротители, двигавшиеся чуть позади своих подопечных, кинулись в разные стороны, чтобы не разделить судьбу огромной змеи.

Однако первый решительный натиск вольных колонистов очень скоро замедлился. Танки увязли в сплошной псевдохитиновой массе, бурлившей у них под катками. Командирский ИС-7 Ланцугвы забуксовал в сплошной склизкой трясине из перемешанных его гусеницами паучьих трупов, яростно, но безуспешно пытаясь сдать назад. Игнат Воротило судорожно палил в разные стороны, рискуя зацепить своих, но не мог опустить ствол ниже мертвого угла, чтобы попасть в низеньких юрких биоморфов. Старик Хаджикоюмджиев просто растерянно крутился в гуще схватки — то ли у него что-то заклинило в механизме, то ли прихватило сердце, то ли он просто не мог решить, как действовать дальше. Сообразив, что танки в основном страшны фронтальной атакой и тяжестью, укротители обрушили свое зверье на наши машины с боков и с тыла. Поверженные имперские гиганты, которых переехали танки, один за другим тяжело поднимались с земли — даже пятидесятитонные железные махины не могли раздавить их с такой же легкостью, как относительно небольших пауков и сколопендр. Два огромных инсектоида с двух сторон атаковали «Леопард» Тапиоки; он в панике крутанул башней и сумел снова сбить наземь одного из них, с размаху ударив его пушкой в брюхо, но второй взмахнул страшными передним конечностями и одним ударом срубил ими ствол «Леопарда», словно тот был сделан из технического картона.

Теперь стало окончательно ясно, почему человечество в конце концов отказалось от стальных механических машин. Толстая танковая броня, выглядевшая столь внушительно и мощно в музее папаши Кондратьева, не могла долго противостоять сверхпрочным когтям и зубам зверокомбатантов, которые были предназначены для того, чтобы пробивать куда более прочный псевдохитин других боевых биоморфов и механоидов. Общая битва стенка на стенку быстро распалась на два десятка беспорядочных очагов, в каждом из которых одному или двум слепо рыскающим и огрызающимся огнем танкам противостояла дюжина враждебных боевых организмов. Облепив нашу технику, имперские монстры с оглушительным скрежетом и визгом раздирали в клочья танковые борта, стремясь добраться до спрятавшихся внутри людей. Стальная броня пока еще держалась, но с трудом, и, судя по глубине царапин, которые оставляли на ней осатаневшие гигантские насекомые и рептилии, долго это продолжаться не могло.

И вот наконец один из богомолов размочил рукопашный счет. Нанеся танку Пойндекстера больше двух дюжин страшных ударов, от каждого из которых оставалась узкая дыра с рваными краями, он вскрыл искореженную броню, словно консервную банку, и, пробив учителю зазубренной лапой правую ключицу, поволок его наружу. Зрелище было ужасное: несчастный болтался между небом и землей, словно висельник, и что-то яростно выкрикивал в бесстрастную морду внимательно изучавшего его чудовища. А потом инсектоид, потеряв интерес к противнику, вздернул вторую пилу и, склонив голову набок, молниеносным ударом располовинил нашего бойца надвое.

Настроение на холме снова стремительно падало. Ребятня уже рыдала в голос — учителя Пойндекстера любили. Еще два танка исполинские богомолы вывели из строя, просто со всей дури ударяя в их корпуса своими заостренными смертоносными конечностями: после седьмого или восьмого сокрушительного удара в одно и то же место стальная броня не выдерживала и пропускала внутрь корпуса смертоносную пилу инсектоида, которая пригвождала командира танка к сиденью. Вечная память, доблестный охотник Ото Так и красавица Пиа-Катарина Земан, четвертый номер в игровом рейтинге. Несокрушимые челюсти рептилоидов продолжали с омерзительным скрипом уродовать танковые борта и башни, пушечные стволы у некоторых танков уже были отгрызены или свернуты набок, старик Хаджикоюмджиев потерял гусеницу, коварно подпиленную боевыми мокрицами. Два хищных ящера прогрызли небольшую дыру в боку машины Юхани Пимсонена, и в нее тут же нырнула, бешено извиваясь, гигантская сколопендра; танк чихнул двигателем и замер, а омерзительный инсектоид, шевеля бесчисленными лапками, через несколько мгновении снова выскользнул наружу — весь в крови, увешанный гирляндами кишок и другими человеческими внутренностями, словно чудовищная новогодняя елка. Наши боевые машины неуклюже шевелились среди со всех сторон облепивших их тварей, подобно грузным жукам в муравейнике, пытались сопротивляться и давить противника гусеницами, но уже было ясно, что перевес совсем не на нашей стороне. Бойцы гибли один за другим, лишенные управления танки бессильно замирали в море разъяренной насекомой нечисти, внутри них визжали от страха и боли осиротевшие приматоиды, и все наши неистовые усилия переломить ход сражения выглядели напрасными.

Все было напрасно. Но доктор Ланцугва оказался прав, зараза: мы хотя бы щелкнули имперцев по носу. Мы это сделали. Теперь не так страшно было и умирать.

Гигантский богомол, растерзавший учителя Пойндекстера, добрался до командирского ИС-а и теперь изо всех сил лупил своими передними конечностями-косами по его башне. Все, вот теперь кино точно окончено. Эмиль хоть как-то координировал действия наших ребят, и когда его пронзит зазубренная псевдохитиновая лапа титановой твердости, мы вообще останемся без командования. Хороший мужик был доктор Ланцугва, молодец, зараза. Не дал нам расклеиться перед лицом неминуемой смерти, хотя и сам, наверное, толком не верил в то, что у нас есть шансы. Но боевой дух народу поднял всерьез. Молодец, доктор, вечная тебе па…

Стоп. Что-то изменилось. Звонкие удары с протяжным металлическим постаныванием и поскрипыванием внезапно сменились глухими бумканьями: казалось, что теперь вражеский инсектоид лупит по башне командирского танка не острым и твердым кайлом, а плохо сбалансированной кувалдой. Богомол нанес еще полдюжины глухих ударов, которые больше не причиняли ИС-у особого вреда, прежде чем поднял свои смертоносные лапы и бесстрастно уставился на них фасеточными глазами.

С его заостренными боевыми пилами что-то произошло. Даже с такого расстояния было отчетливо видно, что на одной из них больше нет ударного острия — теперь лапа напоминала скорее бейсбоксную биту, чем смертоносную косу. На второй лапе острие все еще было, но оно потеряло форму, яростно дымилось, истончаясь прямо на глазах, и внезапно оторвалось, капнув вниз, словно было сделано из горячего пластилина.

Кислота, ребята! Органическая кислота! Эта дрянь очень густая и вязкая, ее специально делают такой, чтобы она прилипала к поверхности панцирей вражеских зверокомбатантов и проедала их насквозь, добираясь до внутренностей. Кроме того, кислотная суспензия сохраняет разрушающую способность дольше, чем жидкость. Когда тетроиды обстреляли наши танки, к стальным корпусам прилипло довольно много органической кислоты, и теперь вражеские биоморфы, атакуя машины колонистов, то и дело невольно вляпывались в нее, теряя конечности и жвалы. Народ на холме снова яростно заорал, увидев, как озадаченно мотает огромной башкой один из рептилоидов, из пасти которого валит густой зеленый дым и один за другим выпадают кошмарные зубы. Теперь наши обратили внимание, что некоторые сколопендры, изъеденные кислотой, уже едва шевелятся под гусеницами танков, а поле боя снова понемногу заволакивает прозрачный зеленоватый туман — кислота вступила в реакцию с органическим материалом зверокомбатантов, жадно его пожирая, и движения живых биомашин начали замедляться по мере того, как она поражала их жизненно важные органы.

Командирский ИС резко развернулся на месте и сбил бортом замешкавшегося убийцу учителя, размазав по нему еще пару килограммов ядовитой суспензии. Инсектоид рухнул во весь рост, и доктор Ланцугва наехал на него, а потом заклинил одну из гусениц, и тяжелый танк начал крутиться на месте, размазывая придавленного противника по грунту. Ослабленный агрессивной кислотой псевдохитиновый панцирь чудовища больше не мог выдерживать такой нагрузки и треснул, выпустив наружу густую белесую жидкость. Агонизирующий псевдобогомол заскреб по земле обезвреженными боевыми конечностями и вдруг замер, откинув тяжелую башку, а триумфатор-доктор продолжал с упоением давить его гусеницами, превращая поверженного противника в мутную слякоть.

Ситуация на поле боя внезапно выровнялась. Имперская биотехника, стремительно разрушаемая своим же тетроидным оружием, начала нести ощутимые потери. Шериф Минта выстрелом в упор разворотил грудную клетку одному из рептилоидов, и тот, пошатываясь, побрел в сторону леса — видимо, повреждения оказались настолько серьезными, что укротители решили вывести его из боя. Еще два рептилоида и исполинский инсектоид были повержены Игнатом Воротилой и Руудом Ганшпугом. Мертвые пауки и муравьи уже усеивали место сражения сплошным черным ковром, и их псевдохитиновые панцири бодро похрустывали под танковыми гусеницами. К этому времени у нас осталось на ходу едва ли два десятка машин, но теперь наши бойцы погибали все реже, а вот количество неподвижных зверокомбатантов под их гусеницами понемногу росло.

Сообразив, что происходит, вдова Фаленопсис внезапно резко сдала назад, волоча за собой вцепившегося в ее машину гигантского богомола и двух сколопендр, которые тащились за танком, словно размотавшиеся с катков гусеницы.

— Куда! Назад, в строй! — рявкнул командир, но рассудительная матушка вполне отдавала себе отчет в том, что делает. Её «Пантера» тяжело выбралась из общей свалки, отступила еще немного, а потом сползла задом в одну из выемок на поле, оставшихся после артобстрела и доверху наполненных еще не окончательно разложившейся кислотной суспензией. Панцири инсектоидов зашипели. Яростно стрекоча, богомол взмахнул дымящимися передними конечностями, облепленными комьями зеленой слизи, обрушил их на башню танка, затащившего его в ловушку — и они разлетелись вдребезги, словно сделанные из необожженной керамики. А потом гигант скрылся в окутавшем его густом ядовито-зеленом облаке, и по смутным очертаниям силуэта видно было, что он больше не двигается. Сколопендры, окунувшиеся в кислоту с головой, на краю воронки так больше и не появились. Прошло несколько секунд, и исполинский инсектоид вдруг с шумом рухнул во весь рост в едкую лужу, разбрызгав органическую кислоту во все стороны.

Примеру вдовы Фаленопсис последовали двое пацанов, и прежде чем они вернулись на поле боя, им удалось утащить в кислотную преисподнюю еще двоих крупных комбатантов, богомола и ящера. А вот вдова так и не вернулась: похоже, ее искореженная машина все-таки пропустила внутрь органическую кислоту.

Имперцы явно почувствовали, что удача не на их стороне, и вражеская армада разом отхлынула, очищая пространство вокруг танков Курской Дуги. Шериф Таво Минта кинулся было за ними, чтобы закрепить успех, но один из отставших рептилоидов в самоубийственном порыве бросился на его танк, прикрывая отход своих, и забрался на башню, яростно кромсая стальную броню остатками размягчившихся зубов и когтей. Шериф неистово крутанулся, пытаясь сбросить противника, но огромный ящер впился в его машину как клещ. В конце концов изъеденный кислотой биоморф все-таки скатился наземь и забился в агонии, однако к тому времени ему удалось процарапать башню танка, и кислота с башни дымящимися комками начала проваливаться внутрь изувеченной машины. Минта отчаянно взревел в последний раз, и больше его танк не двигался.

— Не преследовать противника! — хрипло заорал доктор Ланцугва. — Перегруппировываемся для нового удара!

Наши танки снова начали сползаться в атакующий порядок, в то время как дымящееся воинство имперцев, отступив на полсотни метров, отчаянно пыталось навести порядок в своих рядах и увести с поля боя поврежденную биотехнику. Нечеловеческими усилиями нам удалось сократить его вдвое, однако и наш отряд потерял половину машин. Никогда больше шериф Минта не будет травить в баре свои байки, никогда уже учитель Пойндекстер не сможет рассказать нам про звезды нашей галактики, никогда охотник Ото Так не принесет в поселок живого инфраволка, никогда малыш Рубиди не пойдет на своего первого метамедведя. Оба воинства, биологическое и механическое, оказались серьезно потрепаны, и ситуация снова выглядела равной. И один только Великий Архитектор Вселенной знал, хорошо это или плохо. Наверное, хорошо, потому что противостоять на равных имперскому звероподразделению — для вчерашних фермеров это дорогого стоило.

Неразборчиво хрипя, Иезекия Хастлер выстрелил из танкового орудия и вдребезги разнес изъеденную кислотой голову одному из рептилоидов, однако имперцы не обратили на это никакого внимания. Они стремительно перестраивались, загоняя боевую мелочь в тыл и фланги. Впереди остались только оставшиеся у них крупные комбатанты — полдюжины высоченных инсектоидов-богомолов и полдесятка ящеров. Противник явно готовил нам какую-то крупную гадость.

Так и вышло. Не успели наши танки окончательно сомкнуть поредевший строй, как гигантские зверокомбатанты снова бросились вперед. Танкисты встретили их неуверенным залпом, но не сумели причинить атакующим особого ущерба. А имперские зверокомбатанты явно сменили тактику. Теперь они не пытались повредить тяжелые бронированные машины при помощи зубов и когтей, а с разбегу яростно врезались в них, словно пытались вышибить из противника дух.

Сначала казалось, что имперцы осуществили отчаянную атаку камикадзе, просто не представляя, как им действовать дальше. Возможно, они затеяли переворачивать наши танки, чтобы обездвижить их. Сразу ясно было, что это дурацкая затея: стальные машины оказались слишком тяжелы, и центр тяжести располагался у них слишком низко, чтобы более легкие биоморфы сумели своротить их набок — хотя, конечно, Родриго Тапиока и доктор Ланцугва наверняка пережили пару неприятных моментов, когда в результате гулких столкновений с врезавшимися им в бок массивными рептилоидами их танки на мгновение встали на одну гусеницу. Однако потом стало ясно, чего именно добиваются вражеские укротители. После того как биотехника врага врезалась в наши танки, прилипшие к стальной броне комки активной органической кислоты дождем обрушивались на изрытую и истоптанную почву. Таким образом, пожертвовав крупными комбатантами, имперцы пытались стряхнуть с корпусов наших танков поражающий кислотный фактор и потом спокойно вскрыть их силами оставшихся сколопендр, муравьев и пауков.

И у них получалось. После тяжелых столкновений кислота летела во все стороны, обильно прилипая к панцирям ящеров и выжирая в них огромные дыры, и танковая броня понемногу очищалась. Еще один рептилоид слепо побрел в сторону, получив серьезные повреждения, а два богомола без движения распростерлись под катками Т-28 старика Хаджикоюмджиева, но понемногу становилось ясно, что свою работу камикадзе выполнили. Истекающие ядовитым паром, изъеденные во многих местах, они теперь едва ли могли продолжать сражение, однако коварную кислоту они с наших танков стряхнули, и теперь перевес снова оказался на стороне имперцев. Когда немногочисленные выжившие крупные биокомбатанты, шатаясь и взрыкивая, разошлись в стороны, навстречу боевым машинам вольных колонистов хлынуло сильно обмелевшее, но все еще глубокое озеро инсектоидов и рептилоидов помельче.

Бойцы Курской Дуги снова сломали строй, потому что атаковать боевым порядком опять было некого — враг кишмя кишел повсюду. Чудовищные сколопендры неистово вгрызались в очищенные от кислоты танковые борта без опаски остаться без жвал, пауки залепляли триплексы липкой паутиной и густой секреторной жидкостью, лишая танкистов обзора. Над полем боя стоял оглушительный металлический хруст и скрежет. Изувеченные стальные машины теперь напоминали изъеденных кислотой рептилоидов — процарапанные насквозь, дымящиеся, с обрубленными стволами, покореженными катками и развороченными бортами.

Эта вражеская атака была энергичней и короче предыдущей. Нанеся танковому отряду серьезные повреждения, но так и не выведя из строя ни одной механической машины, адская армия чудовищных биологических тварей внезапно снова разом отхлынула назад, на предыдущие позиции.

— Они испугались? — хрипло спросил в эфире Игнат Воротило. — Мы их сделали?

— Не думаю, — негромко произнес доктор Ланцугва, который явно напряженно размышлял над странным поведением противника.

И только когда неожиданно снова зашевелились вдали артиллерийские тетроиды имперцев, все встало на свои места.

Вторая атака зверокомбатантов не была направлена на то, чтобы уничтожить наши танки. Их целью было просто повредить их корпуса — настолько, чтобы через образовавшиеся отверстия и трещины внутрь могла просочиться органическая кислота второго обстрела и убить наших танкистов.

— Черт! — выкрикнул Тапиока, наблюдая, как гигантские жуки, как раз накопившие кислотный заряд для второго залпа, разворачиваются кормой в нашу сторону. — Командир, надо что-то делать! Они же нас сейчас похоронят!..

— Резерв! — рявкнул командир Ланцугва. — К бою!

Пару ударов сердца над полем боя висела тишина, нарушаемая лишь глухим порыкиванием наших боевых машин.

И вдруг со стороны леса им ответил слаженный рев дизельных двигателей.

Танковый резерв, укрытый в огромном общественном амбаре на краю поселка, не стал утруждать себя поиском ворот. Времени не было. Полтора десятка тяжелых стальных машин вышибли крепкими корпусами фасадную стену, возникнув на правом фланге оторопевших имперцев, как стадо вырвавшихся из леса разъяренных слонопотамов. На скоростном «Леопарде» впереди все рвался в бой мэр Ганшпуг. Следом за ним летели нам на выручку мастер Элек Мек, дядя Стракаш, диспетчер Диаманди, биохимик Исео Зиало… Я представляю, что они пережили, сидя в засаде и слушая в эфире вопли умирающих в бою друзей и соседей. Но доктор Ланцугва был непреклонен: засадный отряд необходим. Когда обе стороны будут истерзаны сражением, внезапный удар свежими силами может оказаться решающим.

— Резерв, огонь по вражеской артиллерии! — гаркнул доктор Ланцугва. — Остальные вперед!

И мы ринулись на противника, в то время как резерв нанес сокрушительный залп по тетроидным жукам. А потом еще один.

Брюшки дюжины артиллерийских биосистем дружно лопнули, обрушив на грунт потоки кислоты вперемешку с телесными жидкостями: тетроиды всегда работали по противнику издалека, поэтому их обычно бронировали не так интенсивно, как комбатантов прямого рукопашного контакта. Для них важнее была устойчивость к кислоте, а не к бризантной взрывчатке. Колышущееся море имперских пауков и сколопендр заволновалось еще сильнее, начало разворачиваться, готовясь встретить натиск свежего противника. В панике маячили за их спинами фигуры имперских укротителей, почувствовавших наконец запах жареного.

Остатки вражеской артиллерии все же успели ударить по нашим атакующим рядам, прежде чем второй танковый залп превратил ее в кровавые ошметки. Дико заорал и умолк старик Хаджикоюмджиев, машину которого накрыло плотным валом едкой суспензии. Замерли на поле еще два танка, попавшие под удар. Однако остальные, вовремя выскочив из-под падающего прямо на них кислотного потока, теперь неудержимо летели вперед, собираясь намотать на гусеницы чертовых имперцев, пришедших сюда убивать беззащитных колонистов и потерпевших в результате сокрушительное поражение — в последнем уже никто не сомневался.

— Курская Дуга! — в упоении орали танкисты, яростным боевым кличем убивая в себе последние остатки страха. — Курская Дуга!

— Принимаю командование! — внезапно перекрыл общий ор голос мэра Ганшпуга. — Плотнее строй!

Как так? Почему? Народ на холме вытягивал шеи, вставал на цыпочки, пытаясь разглядеть, что происходит на поле боя.

И понемногу до всех стало доходить, что один из пораженных в последней атаке танков принадлежит доктору Ланцугве.

И словно оторвалось что-то у нас внутри. Потому что доктор был душой и двигателем всего нашего оборонного мероприятия. И показалось всем без исключения, что теперь-то противник в этой всеобщей растерянности и горе сумеет наконец переломить ход сражения, потому что доктор Ланцугва был великим полководцем, а без его мудрого командования настанет нам полная и окончательная труба. Мэр Ганшпуг — мировой мужик, но, честно говоря, он ведь просто фермер, а не профессиональный мятежник, из Метрополии сбежавший…

Еще несколько мгновений висела над полем боя эта внезапно обрушившаяся на нас обреченность, это четкое и безысходное понимание того, что сами, без командира Эмиля, мы с превосходящими силами противника не справимся.

А потом имперские биоморфы внезапно прекратили хаотичное копошение, разом замерли на мгновенье и вдруг слаженно и быстро начали отступать к месту высадки.

— Преследовать сволочей! — яростно распорядился Ганшпуг. Доктор Ланцугва разобрался бы, конечно, что это такое происходит — очередная коварная ловушка или попытка перегруппировки перед окончательным смертельным ударом, но разъяренному мэру явно было не до таких тонкостей. Он видел уклоняющегося от нашей атаки противника и понимал только одно: имперскую гадину, уничтожившую столько его друзей и соседей, надо непременно добить, пока она не выскользнула из стального захвата и не придумала еще что-нибудь.

— Мэр! — заорал Тапиока. — Стой! Они уходят!

— Какого черта?!

— Они уходят! Останови людей! Мы и так уже многих потеряли!

— Прекратить атаку! — заорал Ганшпуг.

Танки замерли на изрытом гусеницами и лапами поле, порыкивая двигателями. Высунувшись из люков, бойцы с недоумением наблюдали, как остатки имперского отряда стремительно катятся прочь от поселка. Легионеры, конечно, хорошие бойцы, но складывать головы непонятно ради чего не привыкли даже они.

— Курская Дуга! — громогласно неслось им вслед с холма. — Курская Дуга!..


Вот, собственно, и вся история. Народ потом долго оплакивал погибших, и особенно доблестного доктора Ланцугву — хоть он никому и не был родственником, но сумел поднять нас на вооруженную борьбу и фактически единолично спас колонию. Для всех он стал родным, все чтили его память. Однако и ликованию по поводу невероятной победы тоже место осталось. Особенно приятно было праздновать, покуривая трубки и с удовлетворением наблюдая, как жалкие остатки имперского отряда в панике эвакуируются с планеты. Один из спасательных катеров в суматохе рухнул на лес, и стало у Империи еще на пару боевых единиц и одного укротителя меньше. Пустячок, конечно, а страсть как приятно.

Имперцы через месяц вернулись, разумеется, силами двух зверобатальонов и дюжины орбитальных бомбардировщиков — не такие это люди, чтобы просто молча утереться, когда какая-то карликовая вольная колония так смачно им в рожу харкнула. Поселок наш сровняли с грунтом, уничтожили все до единой плантации, фермы и охотничьи фактории. Мачту гиперпространственной связи выкорчевали, хоть мы ею и не пользовались никогда. Не поленились даже посадочную площадку перекопать бригадой мирмекоидов, чтобы, значит, никто здесь больше не приземлился. А изувеченные останки танков — тех, что уцелели после предыдущего побоища — с собой забрали: не то в военный музей, не то в коллекцию своему адмиралу, не то ученым на исследование, выяснять, как это древние металлические гробы ухитрились нанести такое неожиданное поражение имперскому звероподразделению.

Вот только ни один вольный колонист в этот раз не погиб. Потому что не было уже на Курской Дуге ни одного колониста. За неделю до второго карательного рейда нагрянули к нам транспорты Тима Горгонзолы, прослышавшего о нашей невероятной победе, и всех нас до единого эвакуировали в мятежные миры, со всем движимым скарбом и домочадцами. А там нас уже встречали как героев и потом еще полгода крутили по всем мятежным новостям — вот, дескать, вольные братья, раз уж мирные крестьяне так уделали имперцев, то вам-то уж сам воровской бог Мабута велел. Дома нам подарили новые, биоморфов, денег дали на обзаведение хозяйством. Не обидели, в общем. Звали зверобатальонами командовать или хотя бы комиссарами в армию идти — личным примером поднимать боевой дух мятежного воинства типа. Только мы — люди тихие, к революционной шумихе не приученные: попросили команданте Горгонзолу определить нас куда-нибудь подальше от Империи на ненужную мятежному правительству планету, чтобы восстановить свой поселок и привычный фермерский быт. Ну, нас еще пару месяцев мучили всякими пропагандистскими съемками и банкетами, а потом выделили планету и транспорт, чтобы до нее добраться. Ланцугвой мы ее назвали, для сугубой памяти потомкам.

С тех пор и живем прежним порядком. Но если вдруг кто к нам с мечом придет, прятаться по лесам больше не будем. Знаем теперь, что делать, доктор Ланцугва научил. И плевать, что танков у нас больше нет: человек, который мужественно за свою человечью свободу бьется — такая сила, что даже стальная тварь перед ним нипочем не устоит. Проверено.

Загрузка...