Не слышны в саду даже шорохи.
Все здесь замерло до утра.
Если б знали вы, как мне дороги
Подмосковные вечера.
Комнату, в которой его держали, Антон Хантер назвал про себя бункером.
Когда его, даже не сняв наручники, втолкнули в крошечную угловую каморку, он увидел, что здесь, кроме койки, прикрученного к полу за толстую ножку грибовидного стола и рукомойника с унитазом, ничего нет. До вечера никто из здешних обитателей не появлялся, и о том, что день подходил к концу, Хантеру подсказывали его биологические часы: наручные, отобранные в Киеве при аресте и возвращенные накануне отправки в Москву, с его руки снова сняли. Мобильник тоже отняли, хотя как раз на него Антон не очень-то и рассчитывал: нужный связной номер все равно держал в собственной памяти, не доверив его телефону, остальные номера, необходимые для выполнения работы, аккуратно вытирал, да и саму трубку собирался выбросить. Ну а вечером неразговорчивый парень, из тех, кто сидел в увезшей его из аэропорта машине, принес еду в одноразовых пластиковых судках, пластмассовую ложечку и воду без газа в пол-литровой пластиковой же бутылочке и заодно снял с него стальные браслеты.
Наверное, в еду все-таки добавили снотворное, причем щедро, – провалившись в сон почти сразу после ужина, Хантер проспал, по его расчетам, больше двенадцати часов. Когда проснулся, увидел на столе стопку книг в мягких обложках. Правда, при ближайшем рассмотрении он обнаружил, что часть из них без обложек. Видимо, они были твердые, из плотного картона, и их предусмотрительно оторвали.
Понятно, усмехнулся тогда Хантер. Кем бы ни оказались его освободители, очень быстро превратившиеся в похитителей, они собрали о нем достаточно информации, чтобы знать: даже плотный книжный картон, не говоря уже об остром зубчике банальной пластиковой вилки, в его умелых руках вполне мог превратиться в оружие. Если не обладающее убойной силой, то хотя бы травматическое. Однако того обстоятельства, что Антон Хантер при желании способен убить и голыми руками, они почему-то не учли. Впрочем, пленник был уверен – бункер под наблюдением, где-то вмонтирована камера, наверняка видно даже, как он садится на толчок. При всем желании, даже если он попытается напасть на своего стража, ему не удастся далеко убежать.
Тем не менее тишина, одиночество и стопка российских боевиков про подвиги спецназа в Чечне не действовали на Хантера слишком уж удручающе. Во-первых, он понимал, что очень скоро его похитители появятся и прояснят ситуацию, после чего, как предчувствовал Антон, тоску как рукой снимет и скучать уж точно не придется. А во-вторых, оглядываясь назад, он сделал неожиданный вывод: очень давно не был в такой длительной изоляции. Сначала – одиночка в киевской следственной тюрьме, почти сразу – такая же тюрьма, только, вероятно, частная. Как и его освобождение-похищение – наверняка чья-то личная инициатива. И в такой изоляции имелись свои плюсы: есть возможность кое-что вспомнить, как следует, без спешки проанализировать ситуацию, найти для себя несколько решений.
Странно, что он попался, причем дважды за неполный месяц, едва только оказавшись на территории своей бывшей родины, куда в свое время зарекся возвращаться. До весны нынешнего года Антону Хантеру удавалось ускользать от преследования, при этом зачищать за собой следы и к тому же восстанавливать справедливость там, где того требовала ситуация, – так, как он это понимал, и в манере, присущей только ему. Отдавая себе отчет, что подобное поведение – уже само по себе особая примета и может дать всякому, кто ведет за ним охоту, своеобразный ключ к его личности и след, Хантер ничего не мог с собой поделать. Все это время его не могли вычислить в Америке, Европе и Азии, хотя он и умудрялся периодически оставлять за собой шлейф. Здесь же, где когда-то, в его детстве и юности, был Советский Союз, а теперь – разные государства, у него пока не возникало повода проявить все свойства своей натуры. Наоборот, ему не в чем было себя упрекнуть. Он выполнял работу чисто, качественно, аккуратно, хотя и не без театральщины, и эта игра доставляла ему местами даже большее удовольствие, чем получение гонорара в полном объеме.
И все-таки именно здесь, в бывшем Союзе, он, дерзкий и неуловимый Охотник – так переводится его английская фамилия Hunter , – попался, можно сказать, на ровном месте. А ведь когда-то Антон уехал отсюда за океан только потому, что не хотел попадаться…
В свидетельстве о рождении он был записан по фамилии отца – Штерн. Много позднее сам Антон запутался в попытке определить свою национальную принадлежность и в конце концов бросил это занятие, оказавшись в Америке, где такая идентичность принципиального значения не имеет. Отец происходил из русских немцев, много лет назад осевших в Сибири, родился в Омске, а дедушка Антона, которого тот видел только на фотографиях, до войны с немцами носил фамилию Штернберг. После того как Германия стала врагом СССР, он сократил фамилию наполовину, превратившись в нейтрального Штерна, – его даже часто принимали за еврея. Но, учитывая религиозные убеждения предков Антона, такая фамилия только подчеркивала их обособленность и непохожесть. Более того, в ее звучании угадывался общественный вызов.
Обрусевшие омские немцы Штерны исповедовали протестантскую религию и были баптистами.
Еще до рождения Антона, второго из четверых детей, Штерны перебрались в Одессу, поближе к морю. Совпало сразу несколько факторов. Отцу врачи рекомендовали более мягкий климат и морской воздух. У матери оказались близкие родственники в Одессе – старшая сестра, урожденная Либерман, помогла с обменом, подняв на ноги чуть не полгорода, а такие связи у нее имелись: Руфина Либерман слыла известным в Одессе врачом-гинекологом. Наконец, там была почти легальная баптистская община и молельный дом, который верующие могли посещать, не особо оглядываясь на официальные власти.
Правда, Антон Штерн уже с детства выделялся в семье – он оказался равнодушен к любой религии. К чести родителей, они, вовремя угадав прохладное настроение сына, приняли решение, которое и озвучили на семейном совете. Если у Антоши есть другие интересы, силком его в лоно Церкви никто вовлекать не станет, ведь любое насилие над личностью – грех. Возможно, мальчик еще не пришел к Богу, часто обретение веры – вопрос времени. Но Антон, со своей стороны, обязан уважать родителей, их чувства и взгляды, отдавая себе отчет: любой его проступок немедленно ударит рикошетом по его семье и баптистской общине. Ведь большевики, как категорично именовал всю власть в стране Штерн-старший, только и ждут повода, чтобы показать: баптисты, равно как и прочие верующие, на самом деле преступники или способные на преступления люди. Посему нужно как минимум не пить, не курить, не появляться в сомнительных компаниях, особенно избегать фарцовщиков из порта, ибо о связи баптистов с Западом не пишет здесь только ленивый. И если юноша из семьи баптистов попадется на спекуляции иностранными вещами, обвинение в том, что верующие проповедуют преклонение перед буржуазными ценностями, обеспечено.
С родителями Антон не спорил. Да и не тянуло его в компании, которые родители считали сомнительными. В школе парень увлекся спортом, умудрился сочетать шахматы и бокс, а к семнадцати годам, когда он получил аттестат и догуливал год до армии, баптистам, как и прочим верующим, уже нечего было опасаться. Грянули большие перемены, каждый день говорили о перестройке, веровать в Бога стало даже модно, а баптистские общины почти официально считались борцами с советским тоталитарным режимом. О смысле всего происходящего Антон Штерн мало задумывался – в семнадцать лет подающему надежды спортсмену было не до подобных глупостей, он просто время от времени повторял то, что слышал по радио, телевизору или дома, когда родители обсуждали очередную острую публикацию в прессе.
Вскоре родители всерьез заговорили об эмиграции. Оказалось, что отец считался кем-то вроде активиста в своей общине, возможность выезда по религиозной линии обсуждалась с представителями американской общины, в доме все чаще слышалась английская речь. Кроме того, появилась вполне реальная перспектива выехать из страны и по еврейской линии – советские евреи начали активно воссоединяться с родственниками в Израиле. К тому же Штерн-старший вспомнил, что он хоть и обрусевший, но все-таки немец, Германия уже воссоединилась, и, приложив некоторые усилия, семья могла перебраться в Европу. В любом случае вопрос был решенным, но в полном составе семья уехать из Одессы пока не могла: Антон, согласно какому-то пункту советского законодательства, должен был отслужить в армии, чего никакая перестройка не отменяла. Это означало, что отец, мать и другие дети – старшая сестра и двое младших братьев непризывного возраста – могли уехать, оставив за Антоном квартиру. Ну а после отец должен был вернуться, чтобы забрать с собой демобилизованного сына.
Однако вмешался случай. И, как показало время, не только в планы семьи Штерн, но и во всю дальнейшую жизнь самого Антона.
Успев завоевать несколько наград в городских и республиканских юношеских чемпионатах, он, перспективный боксер, принял предложение одного ушлого типа поучаствовать в нелегальных боях без правил. Новичку везло, на него делали ставки, несколько боев Антон провел успешно, причем однажды даже вышел против бойца, чья весовая категория была выше, и хоть с трудом, потеряв зуб, однако же победил. А вскоре после того случая к нему во дворе подошел парень из дома напротив, азербайджанец Тофик Бачуев. Они вместе учились, правда, в параллельных классах. Его еще называли Тофик Бакинец, их семья открыла один из первых кооперативов – небольшой ресторанчик кавказской кухни.
– Такое дело, брат, – сказал он. – На меня наезжают какие-то шакалы. Я им деньги должен, занял для дела, не получилось. Прошу подождать – не хотят. Родителям нельзя сказать – я ведь их подвел, получается, понимаешь, да… К ментам тоже не пойдешь, я видел, как эти шакалы садились в машину с милицейскими номерами. Узнавал, слушай. Завтра стрелка… Может, поможешь?
– Чем, интересно?
– Ну как, ты – боец, воин, тебя в районе знают. Скажешь, что ручаешься за меня. Пускай подождут. А я через две недели правда отдам, уже решается вопрос, да.
О том, что можно влиться в бандитское движение и с его способностями быстро стать каким-то бригадиром, Антону намекали прямо – на нелегальном ринге крутились всякие типы. Но, помня, что нельзя подводить родителей, да и вообще не желая принимать участие в новой жизни страны, которую собрался покинуть, он всякий раз отказывался. Зная, из какой семьи происходит боксер, никто особо не настаивал. К такому решению, как и к Богу, все-таки нужно приходить самому – во всяком случае, что-то подобное Антону дали понять. Поэтому он отказал Тофику Бакинцу: извини, брат, не могу.
– Они сказали – сестру испортят, – глухо проговорил тогда Тофик.
Это решило дело. К Алине, которая была младше брата всего на год и расцвела не по годам, Антон дышал неровно. Девушка сама нет-нет да и заглядывалась на симпатичного парня, непьющего, некурящего, спортсмена, из очень приличной семьи. Теперь ей угрожала опасность, и Антон согласился пойти с Тофиком на встречу с вымогателями.
Их было трое. Старшего называли Греком, и позднее, когда родственники Бакинца каким-то образом узнали результаты вскрытия, стала понятна причина его неадекватного поведения: наркотики. Грек вообще не хотел ничего слушать, сдерживался с трудом, в конце концов стал оскорблять Тофика, сыпать угрозами в адрес его сестры, а затем вытащил пистолет и кинулся на должника. Если бы Антон не оценил Грека и не поверил, что он обязательно выполнит угрозу, а значит, девушка окажется в реальной опасности, он много раз подумал бы, прежде чем вступать в драку. Но в тот момент голос разума умолк, Антон кинулся наперерез, легко обезоружил Грека и принял боевую стойку. Тот рассвирепел еще больше, а его приятели, учуяв забаву, не остановили своего старшего, а наоборот, сделали что-то вроде импровизированного круга и принялись подначивать и подбадривать Грека. Тот скинул кожаную куртку, тоже принял стойку – оказалось, знал карате и умел двигаться не хуже Антона.
Все происходило за городом, на пустыре. На вопрос, откуда в земле оказался штырь, на который Грек упал виском, сбитый с ног крюком противника, так никто никогда и не ответил.
Смерть была мгновенной.
Через несколько дней Антон Штерн узнал две новости. Хорошая – милиция дело возбудила, но старается не особо. Если копнуть глубже, всплывут связи самих правоохранителей с Греком и группой, стоявшей за ним. К тому же со смертью Грека закроется сразу несколько уголовных дел, в которых он фигурировал. Так что выгоднее списать его смерть на несчастный случай. Да и тот факт, что он принимал наркотики, работал на пользу версии: одним уголовником и наркоманом меньше, у них всех судьба такая. Плохая новость – когда все уляжется, за Грека будут мстить.
Не Тофику Бакинцу – Антону Штерну, его убийце.
Оставаться не только в Одессе, но и в стране теперь становилось небезопасно. Конечно же, родителям Антон ничего не сказал. Кроме того, что вдруг обрел веру и не хочет служить в армии по религиозным убеждениям. Значит, эмигрировать может вся семья, воинская служба сына – не препятствие.
Поначалу официальные советские органы воспротивились такому положению вещей. Но Штерн-старший сработал на удивление лихо: подключились американские баптистские организации, начались разговоры о притеснении демократии и преследовании людей во время перестройки за их религиозные убеждения, и проще было быстро отпустить Штернов на все четыре стороны, чем оправдываться, почему этого делать нельзя. Машина завертелась, и уже летом 1990 года Антон вместе со всеми оказался в Берлине, оттуда почти сразу на самолете перелетел в США, и вскоре они поселились недалеко от Портсмута, штат Вирджиния.
Здесь Антон долго задерживаться не собирался. Ведь между смертью Грека и его эмиграцией случилось еще кое-что.
С ним встретился отец Тофика Бакинца, которого все звали дядя Арно. Он сказал, что уже все знает. Его сын, конечно, еще очень молодой и не очень ответственный парень. Пока все не уляжется окончательно, они отошлют Тофика из города. Но он, Антон, не просто победил в драке. Он вступился за семью Бакаева, за жизнь его сына и, что очень важно, честь его дочери. Он одним хорошим ударом решил многие проблемы не только семьи Бакаевых – этот шакал Грек доставлял неприятности другим уважаемым людям. Такое дело дорогого стоит.
Вот так Антон впервые получил деньги за убийство человека.
Перед самым отъездом он поменял рубли на валюту. С переездом в Америку у него оказались свои личные три тысячи долларов.
И останавливаться на достигнутом Антон не собирался.
Да, все шло хорошо…
Пока черт не дернул его, Хантера, взять заказ и прилететь в Москву, а оттуда – в Киев…
– Хижняк?
– Ну…
– Логинов!
Новый знакомый, встретивший Виктора в московском аэропорту Внуково, пожал ему руку коротко и крепко, так, словно стиснул и разжал кистевой эспандер. Некоторое время мужчины изучающе рассматривали друг друга, потом Логинов кивнул в сторону выхода из терминала:
– Пошли. Да, кстати, предлагаю сразу на «ты». Я – Николай.
– Ага, так лучше, – согласился Хижняк. – Посылать удобнее.
– В смысле? – Логинов остановился, повернувшись всем корпусом. – Что значит «посылать»?
– «Пошел ты, Коля» всегда проще, чем «идите вы», – без тени улыбки пояснил Хижняк.
– Эва! – крякнул Николай, явно не ожидая такого поворота. – Только познакомились – и ты уже посылаешь?
– Превентивно. Чтоб вы тут были готовы.
– Эва! – повторил Логинов. – Да, что-то такое про тебя этот ваш Неверов говорил.
– Ты его меньше слушай. Я еще хуже.
– Понятно. Считай, познакомились.
К машине они шли молча. Усевшись за руль, Логинов кивнул Хижняку на заднее сиденье.
– Там папочка. Подборка по Хантеру. Полистай, с собой брать нельзя.
– Мне дома кое-какой материальчик подсобрали.
– Ну, все равно полистай. Может, тебе не нашли чего. Типус интересный.
Пожав плечами, Виктор кинул назад рюкзак, заменивший ему в этой поездке дорожную сумку, уселся поудобнее, взял картонную папку. Распечатки были аккуратно скреплены степлером. Он пролистал страницы, выборочно пробежал глазами.
– Не хочу тебя обидеть, Коля, только вы зря старались.
– Николай, – сказал Логинов, заводя мотор.
– Чего?
– Я не Коля, ты не Витя. Николай. Или по фамилии.
– Даже так? А может, еще звание добавлять? У тебя какое, кстати? И вообще, чьих будешь, служивый? Федеральная СБ?
Логинов проигнорировал вопрос. Машина тронулась с места, и, только выехав на трассу, он заговорил:
– Тебе, Хижняк, много знать и не положено. Не моя прихоть, надо мной свое начальство. Ты здесь неофициально, я тобой занимаюсь тоже, считай, без специальной санкции. Вообще, о том, для чего ты сюда приехал, знает всего-то пять человек.
– Много, – ухмыльнулся Виктор.
– Кроме шуток – много, – согласился Логинов. – Только есть моменты, для согласования которых надо расширить круг посвященных. И учти, в случае чего тебя здесь никто прикрывать не станет.
– Не привыкать. – Хижняк снова полистал папку. – Ты мне скажи лучше, как вы сами подготовились отмазаться «в случае чего». Я так понял, территория и для вас закрыта.
– «Для нас» – это для кого?
– А вот на этот вопросик ты сам себе ответь, Коля. Я ж так и не услышал, где ты там служишь… и кому.
– Николай, – повторил Логинов.
– Вот зануда… Что, так принципиально?
– Понимай как хочешь. Но меня зовут не Коля, а именно Николай.
– Ладно, Коля-Николай, за дорогой следи.
Хижняк чувствовал, что после первых тридцати минут знакомства он уже не нравится этому Логинову. Не важно, где тот числится на службе: так или иначе этот Николай имеет отношение к системе, очень хорошо знакомой Виктору. Судя по последнему разговору с Неверовым, в ней мало что изменилось. И хотя система , в которую винтиком вверчен его новый знакомый, могла иметь и даже наверняка имеет нюансы, отличающие ее от той, к которой некогда имел отношение сам Хижняк, – другое государство все-таки! – в целом они очень похожи. Это значит, что, как только они приедут на какую-то базу , Логинов тут же доложит своему начальству о том, какой строптивый придурок прилетел из Киева решать их проблемы.
Подобный расклад Виктора устраивал: меньше всего ему хотелось сейчас понравиться москвичам – ведь в результате так проще работать. Никто никому не нравится, все хотят побыстрее избавиться друг от друга, значит, меньше слов – больше дела. Никакой лирики – одна конкретика.
Логинов молча крутил баранку, даже включил радио, словно отгораживаясь от Хижняка музыкой. Приемник был настроен на волну «Ностальгии», звучали старые песни. Виктор, чтобы не сидеть просто так и не глазеть по сторонам – подумаешь, Москва! – снова взял папку, начал листать, освежая в памяти уже полученную информацию. Здесь, как и в той подборке, которую вчера дал ему Неверов, подробностей и деталей было мало. Впрочем, Хижняка не интересовало полное жизнеописание Антона Хантера, во всяком случае – пока.
С него вполне достаточно информации о том, что через полтора года после того, как семья Антона, который тогда носил фамилию Штерн и до семнадцати лет был советским гражданином, эмигрировала в США по баптистской линии, парень окончательно решил жить отдельно. Уехав сначала из Портсмута, а потом из Вирджинии в соседний штат, Теннесси, Антон, или, как он себя называл, Тони, освоил работу косильщика лужаек и газонов, а заодно наладился выполнять другие работы в саду и даже по дому. Еще через семь месяцев он неожиданно женился на сорокадвухлетней Дафнии Хантер, вдове известного теннессийского адвоката Эйба Хантера. Овдовела дама неожиданно: муж погиб в автокатастрофе, отказали тормоза на скользкой после дождя дороге. Полицейское расследование довольно быстро обнаружило: катастрофу подстроили, тормоза машины кто-то намеренно испортил, а так как у шестидесятилетнего Хантера врагов хватало, круг подозреваемых получился немалым. Но полиция и здесь отличилась: незадолго до гибели Эйб Хантер добился судебного решения в пользу своего клиента, выиграл иск на крупную сумму, а ответчик делал все возможное, чтобы не платить. Нашлись свидетели, слышавшие угрозы с его стороны в адрес адвоката, его сын, тоже проходивший по делу, считался хорошим автомехаником, к тому же имел приводы за незаконное хранение наркотиков, алиби у подозреваемого не оказалось, при задержании пытался бежать.
Дело казалось ясным, и никто особо не осуждал вдову за слишком уж скорый союз с молодым парнем, работавшим в тот период у нее в саду. Мисс Хантер вообще считалась падкой на молодых симпатичных парней, и ей эту слабость прощали – семейный врач Хантеров, оправдывая Дафнию, открыл кое-кому под большим секретом врачебную тайну: старина Эйб, яростно выигрывая дела клиентов, так поистрепал нервную систему, что это вылилось в половое бессилие. Если жена младше мужа почти на двадцать лет и супруг ничего не может, – это вполне понятная причина, объясняющая поведение Дафнии.
Женившись, Тони сменил фамилию, став не просто Антоном Хантером, но и полноправным американским гражданином, – женитьба давала ему такое право. Ну а сама вдова унаследовала приличное состояние, ведь Эйб, хотя и не собирался умирать в ближайшее время, составил завещание заранее, как всякий уважающий себя юрист. И некоторое время все шло хорошо.
Хижняк не нашел упоминания о том, когда Антона Хантера впервые заподозрили в убийстве адвоката, чью фамилию он себе взял на законных основаниях. В материалах из папки об этом было сказано немного. Задержан по подозрению в убийстве. Выпущен под залог, внесенный негодующей супругой. Сбежал, подтвердив тем самым подозрения следствия. Дафния Хантер долго не могла поверить, что именно Антон подстроил катастрофу Эйбу, сделав ее вдовой. Хотя подтвердила не только их любовную связь при живом муже, но и то, что как-то обмолвилась: их с Эйбом уже давно ничего не связывает и она иногда даже мечтает о том, чтобы муж умер, освободив ее от себя. Таким образом, Антон лишь воплотил в жизнь мечту Дафнии. Плюс получил за это вознаграждение: гражданство, паспорт, новую фамилию, новую жизнь и, главное, доступ к банковскому счету. Который, разумеется, успел опустошить не полностью, однако существенно.
Последние пятнадцать лет Антон Хантер находился в розыске, причем семь из них – в международном, и не поймали его только потому, что он умел и любил прятаться. Читая написанный сухим казенным языком далеко не полный послужной список человека, которого ему предстояло в скором времени ловить, Хижняк отметил: эпизодов, похожих на случай с адвокатом из Теннесси и его вдовой, там больше не встречалось. Получив новую фамилию, стартовый капитал и заодно испробовав себя в новом деле, Антон Хантер уже не брался за бытовые убийства, когда кто-то из супругов или родственников хочет задешево избавиться от кого-то другого, либо опостылевшего, либо мешающего получить наследство. Он не для того в свое время занимался спортом, пробовал себя в боях без правил и осваивал разные виды огнестрельного и холодного оружия. Кстати, впервые после истории с адвокатом Хантер появился в поле зрения полиции только через три года, и есть сведения: в тот период он промышлял наемным боевиком в наркокартелях, где закалял свой боевой дух. Первым его громким делом стало заказное убийство одного из боссов , к которому Антон знал подходы.
Дальнейшая информация совсем утомила своим однообразием. Закрыв папку и теперь уже не собираясь к ней возвращаться, Хижняк посмотрел на не менее скучный вид из окна машины – ряд автомобилей, медленно и обреченно движущийся в пробке.
– Он должен здесь с кем-то контачить.
– Эва! – протянул Логинов. – И как же мы сами до этого не додули?
– С Хантером, как я понял, заказчики связываются по сложной схеме, которую он сам всякий раз меняет. – Виктор сделал вид, что не обратил внимания на иронию. – Потому его и не поймали до сих пор. Чего же проще: выйти на киллера через подставное лицо, сделать заказ и ждать, когда придет.
– Ну, раз ты уже завелся… Если совсем коротко, то по одной из версий Хантер появился в Москве, чтобы выполнить два разных заказа, которые надыбал для него один человек. В оперативных разработках он проходит как Посредник. Сначала Хантер убирает Раевского, и тут все понятно. Потом едет к вам в Киев, где достает Каштанова, и это уже другая тема совсем. Однако след один, и шанс вычислить Хантера есть только в том случае, если удастся нащупать Посредника. Заказчик, считай, известен, но ведь сам знаешь: знать и доказать – суть разные вещи. Вот… – Автомобильный поток тронулся, Логинов двинулся вместе со всеми. – А потом ваши менты его прощелкали…
– Давай сразу договоримся, – перебил его Виктор. – У меня с нашими ментами и всеми остальными смежными органами свои счеты. И, соответственно, свое, можно сказать, эксклюзивное к ним отношение. Только это не значит, что я против справедливости.
– Яснее можешь выражаться?
– Запросто. Прощелкали Хантера ваши менты. Наши, как бы я к ним ни относился и какими бы козлами они по жизни ни были, взяли Хантера за жопу и доставили по первому требованию сюда, в Москву. А потом, когда ухари его у ваших из-под носа увели, как раз наши вычислили, кто эти ухари. Теперь вы знаете, где его искать. Только проблем у вас меньше не стало от этого. Разве нет?
– Давай договоримся, раз на то пошло, вот еще о чем, – сказал Логинов, немного помолчав, а потом выключив радио. – Я лично тебя, такого умного, сюда не звал. Кто и как договаривался, кто кому что должен, меня тоже не колышет. Твоя задача – не советы давать и не указывать мне тут, у кого где какие проблемы. Все просто: есть место, где, вероятнее всего, прячут особо опасного преступника. Для его розыска больше ничего предпринимать не нужно. Никаких посредников теперь вычислять не надо. Ты согласился вписаться в историю сам, добровольно. Нам, понимаешь ли, не сильно интересно привлекать посторонних, но ситуация такая, другой просто нет. Ты или сворачиваешься, и тогда уже решать проблему опять будем не мы с тобой, или делаешь то, на что согласился. Годится?
Хижняк ограничился тем, что молча пожал плечами и отвернулся к окну.
Грубо, но правда. В конце концов, именно подобные отношения его и устраивали. Ему действительно до лампочки, какие политесы мешают москвичам обойтись в этом простом, на первый взгляд, деле без посторонней помощи. Он должен обезвредить убийцу детей – так они с Мариной решили оправдать его согласие ненадолго вернуться к работе …
«Меня сегодня будут убивать», – мысленно сказал себе Антон Хантер, глядя утром в потолок своего бункера.
За то время, что он тут находился, его вывозили в город почти каждый день, чтобы он мог под тщательным контролем выполнять свою работу. И хотя те, кто держал его в заточении, по-прежнему делали все возможное, чтобы для пленника время остановилось, он уже научился не только определять, когда наступает утро или приходит вечер, но и более-менее точный час. Успевший с февраля изучить Москву хотя бы по картам, найденным в Интернете, Хантер, несмотря на то что всякий раз перед выходом ему сковывали руки и плотно завязывали глаза, догадался: прячут его не в самом городе, а где-то в Подмосковье.
Но на фоне окончательно прояснившейся ситуации с его освобождением, оказавшимся на самом деле похищением, все маленькие победы и определение времени и места значения не имели. Ведь человек, появившийся в бункере к вечеру первого дня его плена, не сказал Хантеру намного больше, чем он уже знал.
…Пленник как раз развлекал себя глуповатым боевиком о подвигах федералов на каком-то Грозовом перевале в Чечне, когда открылась дверь и вошел он: высокий, широкоплечий, похожий на супермена, нарисованного на мягкой обложке одной из принесенных книжек, только без оружия и камуфляжа. И взгляд не героический, а слишком уж обыденный. Сидеть в бункере было не на чем, разве что рядом с Антоном, на кровати, но посетитель остался стоять, а Хантер сделал над собой огромное усилие, чтобы не подняться при появлении человека, в котором угадывался главный , и только отложить чтиво, оставшись при этом в горизонтальном положении.
– Вы кто? – спросил он.
– Тебя не касается, Хантер. Я решаю, что с тобой делать, – это все, что тебе надо знать.
– Даже так?
– У меня мало времени. Вернее, для дела я готов тратить его столько, сколько нужно. А вот на то, чтобы наблюдать, как ты тут хорохоришься, мало, практически нет.
– И что это значит?
– Это значит, Хантер, что тебе сейчас лучше закрыть рот и слушать меня. Открывай его только тогда, когда я скажу, и только для того, чтобы задать умный вопрос. На глупые я постараюсь ответить сразу. Годится?
– Круто…
– С тобой по-другому, как я понял, просто нельзя. Ладно, начнем. – Высокий прошелся по маленькой комнатке. – В Киеве ты убил человека, который работал на нас. И тем самым помешал нашим планам, мы понесли убытки. Понимаю, – видя, что Хантер собирается что-то сказать, он жестом остановил его, – что тебя наняли и тебе все равно, в кого стрелять. Но если конкурентов нам вот так не достать, то тебя, исполнителя, заполучить удалось. Это чтоб ты оценил масштаб и прикинул, надо ли вообще рыпаться. – Он снова жестом велел Антону молчать. – Теперь так, Хантер, смотри, что получается. Закопать тебя в землю сейчас не имеет смысла вообще. Если наказать исполнителя, пусть даже такого классного, реванша не получится. Тебя нанял Илья Бурун… Ну что?
– Я его не знаю. Никакого Буруна я не…
– Вестимо, – легко согласился высокий. – Киллер в большинстве случаев не знает заказчика. С кем ты имел дело напрямую, кто тебя нашел, вернее, через кого тебя искали люди Буруна, я не знаю и знать не хочу. Меня… нас сегодня интересует сам Бурун. Раз он пошел на нас войной, нормальный и эффективный контрудар – убрать самого Буруна. Вообще. Списать. И ты это сделаешь.
Услышав эти слова, Антон Хантер сначала почувствовал огромное облегчение.
– Всего-то? Так мне один черт, кто за кого платит…
– Не спеши. Ты сделаешь работу бесплатно. Понял? Сначала, конечно, мы проведем вместе с тобой небольшую подготовочку, пускай понервничает. Но в итоге ты все равно спишешь Буруна. Бесплатно, напоминаю.
– Не пойдет. Я без денег не работаю.
– Пойдет, – уверенно произнес высокий. – Побежит даже. Или тебя самого спишут, уже сегодня.
– Кто тогда Буруна вашего исполнит?
– Найдутся люди. Рынок большой.
– Ну, так искали бы. Раз на мне свет клином не сходится…
– Не сходится, – опять согласился высокий. – Но мишень уровня Буруна стоит хороших денег. Если ты сделаешь это на наших условиях, мы как минимум сэкономим. К тому же у тебя репутация, ты сработаешь гарантированно, осечки не будет. Упрешься рогом – твое дело. Найдем тебе замену, заплатим. Только тебе от этого лучше не станет. – Он усмехнулся. – Тебя самого не станет. Вот тут я даю гарантию. И потом, тебе за Киев уже заплатили…
– Только аванс.
– Ишь ты какой… аванс… Знаю твой порядок цифр, за один аванс полгода можно жить, как принц Уэльский. Закончишь с Буруном, пойдешь на все четыре стороны, заодно и стребуешь остальное.
– С кого? – Теперь пришла очередь Хантера улыбаться. – Если я убью своего заказчика, он мне точно не заплатит.
– Ну, придумаешь что-нибудь. Ты мастер всякое такое придумывать, Хантер. Не прибедняйся, мы про тебя много чего успели узнать. Ага, еще одно, последнее: мы с тобой не в кино играем и не в школьном драмкружке пьесу про партизан на допросе.
– При чем тут…
– При том тут! В кино и в театре всегда дают время на размышление. Говорят, например: ты можешь подумать до утра, ну, что-то вроде этого. Так вот, у тебя, Хантер, – высокий нацелил на него указательный палец, унизанный платиновой печаткой, – времени думать нет. Ни до утра, ни до чего. Даже полчаса тебе не даю. Я выразился предельно коротко и ясно. Или ты соглашаешься – и мы начинаем действовать, или я выйду – и сюда придет мужик с пистолетом, а потом тебя закопают. Веришь мне?
– Верю. – Хантер говорил правду.
– Согласен?
– Согласен.
– Железно?
– Выбора нет.
– Вот тут – верно. Тогда отдыхай, завтра за тобой придут… …С тех пор прошла без малого неделя. Не вполне достаточно для подготовки к серьезному заказу. Но помогло то, что много информации, необходимой Хантеру, ему собирать не пришлось – ее предоставляли те, на кого Антон вынужден был работать, спасая свою жизнь: раньше с ним никогда ничего подобного не происходило.
И чем ближе был день, когда ему предстояло сделать выстрел, тем яснее становилось: его выведут на мишень, а потом уберут самого.
Там же, на месте.
Труп опознают. А так как скоро всплывет, что Хантер стрелял в своего заказчика, начнется жуткая путаница, разобраться в которой возможно только одним способом: прикрыть все дела, связанные с Хантером, и пристегнуть несколько из тех, к коим он не имеет отношения.
Подобное практикуют и в других странах. Только вот здесь, на территории бывшего СССР, куда он вернулся не столько соблазненный крупным гонораром, сколько из желания посмотреть, как тут и что, и еще не успел освоить территорию, такой способ раскрывать преступления и закрывать дела слишком уж популярен.
Однако Бог с ним. Пусть бы это осталось на совести тех, кто эти способы применяет. Он, Антон Хантер, вот так глупо умирать не хотел. Плевать, что его смерть кому-то послужит.
Не планировал он здесь умирать. Не собирался.
Раньше Виктор в Москве был только однажды.
Когда только сформировалось их спецподразделение и появились первые успехи, группу из Киева привозили сюда то ли в рамках обмена опытом, то ли для того, чтобы договориться о перспективах совместных действий. Сейчас он уже не мог точно вспомнить, для чего именно, ибо его, как и остальных ребят из группы, такие детали вообще мало волновали. Три дня стреляли, мерялись силами в рукопашной, а каждый вечер, независимо от того, кто как себя показал, молодые парни напивались до синевы – здоровье тогда еще позволяло. По вполне понятным причинам самостоятельно в город их не отпускали, и хлопцы квасили на какой-то тренировочной базе под Москвой, там же и колобродили.
Название места, недалеко от которого располагалась та база, всплыло в памяти, когда Логинов сказал, где предположительно может находиться Хантер, – подмосковное Одинцово.
– Почему ты так уверен? А вот если ошибка – и облажаемся, только зря пошумим? Я так понимаю, второго раза не будет.
– Верно понимаешь.
Конспиративная квартира, куда новый знакомый привез Хижняка, была на третьем этаже неприметной пятиэтажки в глубине одного из тихих двориков центра Москвы. Окна выходили на глухую кирпичную стену соседнего дома, в двухкомнатной квартире – спартанская обстановка. По дороге остановились, Логинов прихватил пиццу в каком-то кафе, два пакета кефира, и этим их обед ограничился: холодильник оказался пустым, если не считать початой бутылки «Русского стандарта». Но есть обоим не очень хотелось. Логинов, правда, достал водку, вопросительно взглянул на Виктора, тот покачал головой, и Николай, не особо настаивая, вернул бутылку в холодильник. А потом выложил на стол ноутбук, вставил флешку.
Сначала показал Хижняку, как выглядят вероятные противники. Руководитель службы безопасности банка «РосКредит» Иван Сапунов походил на супермена с книжных обложек. Виктор брался за книгу от случая к случаю и не мог точно назвать хотя бы пять своих любимых. Зато Марина читала много, и как раз такие издания, недорогие, в мягких обложках, частенько ее развлекали – под настроение. Как правило, она покупала без разбору сразу по нескольку штук, когда впадала в хандру, и придуманные приключения заметно поднимали ей настроение. Зато Юрий Одиноков, по кличке Юра Кол, от природы получил настолько невыразительную внешность, что с равным успехом мог сойти и за мента, и за бандита, и за жэковского сантехника, который умеренно выпивает, за что его ценят на работе и уважают в семье. Илья Бурун, вероятный заказчик Хантера, заинтересовал Виктора меньше. А когда Логинов запустил в режиме слайд-шоу фотографии сотрудников Сапунова и руководителей «РосКредита», Хижняк зевнул и потянулся за очередным куском пиццы.
Все поняв, Логинов перешел к месту предстоящей операции. Тогда-то всплыло Одинцово.
– Так, объясняй давай. – Виктор постучал пальцем по монитору. – Домик солидный, кстати. Настоящая крепость.
– Вот тебе первый аргумент.
– Не знаю, как у вас, в Подмосковье, а у нас под Киевом таких крепостей… И что, в каждой бандюки окопались? Я не против, иллюзий не строю. Только все равно не факт.
– Хорошо, начнем заново. – Логинов глотнул кефира. – Наркота, которую продвигали на рынок, конкурируя с Буруном, идет откуда-то из Подмосковья. Эксперты сделали однозначный вывод: синтезируют кустари, но в хороших условиях. Судя по цене, это прямые поставки, то есть от производителя. Вывод какой?
– Лаборатория где-то в Подмосковье, – признал очевидное Виктор.
– С этим производителем был связан Каштанов, застреленный в Киеве. А перехватили его, повторяю, люди, на которых он работал и от имени которых вел дела. Следы привели в «РосКредит». Значит, что?
– Те, кто стоит за банком, имеют к этому бизнесу отношение, – послушно, словно школьник на уроке, ответил Хижняк.
– Ну а теперь ты сам на свой изначальный вопрос и ответишь. Наркота идет из Подмосковья. Банк, а вернее, те, кто за ним стоит, к этому причастны. Домик в Одинцово, который ты назвал крепостью, числится на балансе недвижимости банка «РосКредит». Так что, умник?
Но Виктор пока не спешил сдаваться.
– Пока логика есть. Только вот что мне скажи: зачем Юре Колу везти Хантера, убийцу, которого ищут на нескольких континентах, туда, где можно легко подставиться? Ведь в случае чего банку и всем, кто рядом, – кирдык…
– Ну да, – согласился Логинов. – Если не брать во внимание, что именно сюда, – теперь его палец постучал по монитору, – никто без особого разрешения не сунется! В том-то весь фокус, Хижняк, я тебе с утра еще толкую: вот этот домик в тупике улицы Сосновой, на окраине города Одинцово, недалеко от Минского шоссе, – самое безопасное место не только в Подмосковье, но и, считай, в городе-герое Москве! И даже если там, – он ткнул пальцем в потолок, – найдутся грамотные люди, которые обоснуют, почему милицию или вообще ФСБ надо пустить туда с обыском, хозяева одинцовского домика на улице Сосновой получат такую фору, что успеют там все прибрать. А потом организуют кирдык тому, кто посмел наехать! Ну вот скажи, разве при таком раскладе можно предположить, что и лаборатория, где химики-недоучки производят наркоту, и международный киллер Антон Хантер находятся в другом месте?
Хижняк хмыкнул.
– Не знаю… У них что, недвижимости больше нет? Если там такие неприкасаемые господа, любая их территория автоматически получает такой же статус…
– А зачем усложнять? Слушай, мне с утра показалось, что ты как-то попроще будешь. Ладно, такой вариант. – Логинов откинулся на спинку стула. – Смотри: если мы тут ошиблись, что-то недоучли и Антона Хантера в Одинцово нет, говорим тебе спасибо и сдаемся. Можешь ехать домой, дальше сами начнем копать. Идет?
– Годится, – согласился Виктор, хотя теперь ему самому не очень хотелось возвращаться вот так, ни с чем, к своему гаражу с дырявой кровлей. – Только я ведь, Николай, правда попроще. Ты мне говорил, что Хантера не только в том здании срисовали, где погибли дети, но и рядышком, еще раньше. Так?
– А что? Другие камеры наблюдения потом проверили, оказалось, что Хантер действительно накануне светился возле центра. Там рядом один из офисов Буруна… Понятно, что примеривался, присматривался, как в таких случаях и водится…
– Ты, Логинов, вот о чем сейчас подумай. И начальству своему, кто оно там у тебя, не знаю, доведи: для чего Сапунову велели перехватить у ментов Хантера? Не надо долго думать, я тебе сам отвечу: судя по тому, что уже наворочено, его теперь используют против Сапунова. И что, так вот планомерно будут подкидывать адские машинки или кого-то отстреливать из его окружения? Давай допустим, что Хантера выведут на самого Сапунова. Логично?
– Логично. И что…
– То! Раз его до сих пор не достали, то вот-вот достанут! Надо только обложить Буруна, дать возможность взять Хантера на стволе, а исполнит он Буруна, не исполнит – тут уже не важно, риск определенный потерять жертву всегда есть. И главное – не надо при этом лезть ни в какое Одинцово! Получается, я вам и не нужен совсем, посторонний мужик, привеченный со стороны нелегально!
Довольный собой, Виктор откусил большой кусок пиццы, с победным видом принялся жевать. Логинов задумчиво посмотрел на него, потом – на фото дома в Одинцово.
– Позвонить надо, – проговорил он наконец.
– Валяй, звони, – кивнул Хижняк.
Выйдя, Логинов плотно закрыл за собой дверь, а Виктор, не зная, чем себя занять, попробовал подключиться к Интернету. Поняв тщетность своих попыток, он устроился возле окна. Но смотреть оттуда было не на что, разве что попытаться сосчитать кирпичики на стене дома напротив, если в этом есть смысл, конечно…
Дверь за спиной открылась.
– Все.
– Что – все? – Виктор повернулся, и выражение лица Логинова ему не понравилось.
– Бурун убит. Застрелен сорок минут назад. От бабы выходил, они точно его пропасли… – И, помолчав, добавил: – Эв-ва!
«Досиделись», – подумал Хижняк.
Нет никакого плана «Б» теперь, да и план «А» сильно под вопросом.
Взглянул на часы: начало третьего, это если по киевскому времени, московское идет на час впереди…
Без четверти шесть, когда Москву окончательно поглотил сырой вечер последнего дня марта, Виктор Хижняк вошел в вестибюль центрального офиса банка «РосКредит». Это было новенькое трехэтажное здание неподалеку от шоссе Энтузиастов, еще один этаж которого, минус первый, занимали технические службы, хранилище и паркинг. Схему ему показали, хотя для того, чтобы воплотить свой не самый хитроумный, но простой и подходящий для данной ситуации план, он в ней не нуждался.
Как только Хижняк, гладко выбритый, в джинсах, кроссовках, свитере с воротником под горло и застегнутой на все пуговицы серой замшевой куртке, переступил порог и сделал два шага вперед, не вынимая при этом рук из карманов, тревожно и громко зазвенело на весь зал.
Посетителей в это время осталось немного, но все они дружно повернулись на звук. Виктор замер, ожидая, пока с двух сторон к нему кинутся охранники: сработал металлодетектор, вмонтированный во входную дверь и превращающий ее в подобие рамки, сквозь которую проходят во время посадки пассажиры в аэропортах. Причем детектор срабатывал здесь только при наличии у вошедшего более крупных предметов-раздражителей, чем ключи или мобильный телефон. Эти и другие вполне безопасные для банка вещи есть у каждого клиента. А вот если вошедший имел при себе что-то покрупнее, то в этом случае прибор подавал сигнал – эксклюзивная разработка.
– Руки из карманов! – гаркнул один из охранников, судя по всему, старший смены. – Медленно!
Хижняк, покосившись на пистолет в его руке и определив, что это боевой, – остальные вооружены травматиками, во всяком случае, те, чье оружие он успел зафиксировать, – подчинился. Неспешно, как и требовалось, вытащил руки из карманов, выставил их перед собой ладонями вперед, выкрикнул, обращаясь к старшему:
– Сапунов! Мне нужен Сапунов!
– На пол! Мордой вниз! – Старший, казалось, не реагировал на его слова.
Согнув ноги в коленях, Виктор лег на живот, уткнулся лицом в пол, выложенный мраморной плиткой и, опережая новый приказ, положил руки на затылок. Сверху их тут же придавила чья-то тяжелая туфля с рифленой подошвой, быстрые ловкие руки обыскали его, сразу же нащупали то, на что сработал сигнал. Резко перевернув его на спину, охранник рванул куртку за верхний край, разводя полы и выдирая пуговицы, задрал свитер, прикрывающий пистолет, торчащий за поясом.
Кто-то вскрикнул – не поймешь, испуг или восторг от того, как охрана лихо, в считаные секунды обезвредила вооруженного типа, явно бандита, грабителя, явившегося, известное дело, под конец рабочего дня…
– Мне нужен Сапунов! – повторил Виктор, словно мантру.
Старший охраны не успел ничего ответить – в наушнике затрещало, послышался раздраженный голос шефа:
– Что там у тебя еще, Усиков?
Раздражение Сапунова было понятно и объяснимо: час назад неожиданно вырубился свет, причем не только в здании, но и во всем квартале. С учетом того, что нервы начальника службы безопасности сегодня и так на пределе, проблема, возникновение и решение которой от него никак не зависело, буквально взбесила. И только благодаря тому, что соответствующим службам удалось решить ее минут за десять и свет снова появился, никто из подчиненных не попался взвинченному шефу под горячую руку. А тут еще детектор сработал…
Обернувшись на замерших посетителей, старший охраны Усиков громко сказал:
– Все в порядке, господа! Ситуация под контролем! Продолжайте заниматься своими делами! – И уже потом, зная, что Сапунов его услышал, обратился к нему: – Неизвестный. Ствол при нем. Вас требует.
– На кой?
– Не говорит. Спросить?
– Не в зале же, бляха… Давай сюда!
Получив соответствующую команду, двое охранников подхватили Хижняка под руки, поставили на ноги и поволокли куда-то вглубь зала. Двигались они быстро, Виктор едва успевал перебирать ногами, чтобы его совсем уж не тащили по полу. По левую сторону от кассы открылась ниша, в ней – лифт, Хижняка втолкнули в кабину, и вскоре все оказались на третьем этаже, прямо перед дверью, ведущей в кабинет Сапунова.
Его хозяин практически не отличался от того мужчины суперменского вида, которого Виктор несколько часов назад разглядывал на фото. Начальник службы безопасности был уже в пальто, видимо, собирался уходить, и Хижняк заодно похвалил себя за то, что настоял на спешке – ведь имелся реальный шанс разминуться с ним и корректировать план по ходу. Пронзив неожиданного пленника взглядом, не предвещающим ничего хорошего, Сапунов взял у старшего охраны конфискованный ТТ, выщелкнул из рукоятки обойму, убедился, что полная, подкинул на ладони, сунул себе в карман пальто, пистолет снял с предохранителя, навел на Виктора. Но спустил курок, переместив дуло чуть выше. Сухой щелчок – патрона в патроннике не было.
– Ты кто? – спросил Сапунов. – Меня откуда знаешь?
– В Интернете посмотрел…
– Слушай, козел, не выделывайся. Без тебя сегодня хлопот навалом. Чего рожи корчишь?
Лицо Хижняка и впрямь в это время исказила гримаса.
– Не рожи… Пузо болит, с обеда еще… Пирожок, по ходу, схавал или шаурму. Мало ли, что там…
– Какую шаурму! – Сапунову надоело сдерживаться, его внутренняя пружина за целый день уже устала находиться в сжатом состоянии. – Я из тебя сейчас шаурму сделаю! Какого черта ты сюда приперся со стволом? Откуда знаешь меня? Кто послал? Ну!
– Скажи своим, пускай отпустят.
Сапунов подал знак.
Но вместо того чтобы разжать руки, охранники стиснули локти Виктора еще крепче, чуть заворачивая назад и вверх, а старший, сделав шаг в сторону и встав перед пленником, коротко замахнулся и двинул кулаком в живот, метя в солнечное сплетение. Хижняк ожидал чего-то подобного, но ударили слишком сильно, и у него на миг перехватило дыхание, потемнело в глазах. Он пришел в себя, уже сидя на полу. Правда, теперь его не держали.
– Мне повторить вопросы?
– Зачем…
– Верно, зачем? Слышал, отвечай…
– Зачем, говорю, в брюхо… Болит же… Сблюю, запачкаю…
– Ясно. – Сапунов посмотрел на часы, нахмурился. – Короче, мужики, берите этого с собой, везите сами знаете куда, ни в чем себе не отказывайте. Слышь, покойник, – теперь он обращался к Виктору, – а ведь хуже будет, если я позвоню и узнаю, как там у вас дела…
– Не надо, – прохрипел Хижняк.
– Чего не надо?
– Ничего не надо. Господин Сапунов, я сам пришел. Есть тема, надо обсудить. А вы – бодаться…
– Мне некогда. Или давай говори без дураков, или…
– Без «давай», господин Сапунов. – Голос Виктора окреп, дыхание пришло в норму. – Пусть опричники выйдут, тема только для нас двоих.
К раздражению прибавилась заинтересованность. Она уже была, когда Сапунову доложили, что человек с пистолетом вот так запросто вошел в банк, явно зная, что его сразу перехватят. Он соображал, к кому шел, и наверняка поступил именно так, чтобы привлечь внимание. Сапунов признался себе: незнакомцу это удалось.
– Хорошо обыскали? – спросил он у старшего.
– Больше ничего. Пустой. Вот еще. – Усиков протянул шефу изъятый у пленника мобильник.
– Ладно, уйдите. Дверь закройте, но будьте рядом.
– Обижаете, шеф…
– Одинцово пока набирайте мне.
Оставшись с Сапуновым наедине, Хижняк решил больше не тянуть – для него самого время было дорого.
– Посмотрите в мобилке. Папка «Фото», там интересные есть.
На его стороне – неожиданность, быстрота и натиск. Расчеты пока подтверждались: окончательно сбитый с толку и заинтригованный одновременно, Сапунов нашел в меню указанную папку, открыл.
Качество изображения на дисплее телефона оставляло желать лучшего, но свое руководство, верхушку банка «РосКредит», начальник службы безопасности узнал сразу. Снимков было четыре, его фото стояло последним. Вкупе с тем, что от Юры Кола до сих пор не поступало никаких известий, новое явление – так Сапунов обозначил для себя странного посетителя – только уводило его в какое-то другое, неясное пока направление и отвлекало от главного дела, которое по всем расчетам либо уже должно завершиться, либо завершалось в эти минуты.
Потому Кол-Одиноков и не отвечал.
– Что это значит? – Он сунул телефон в лицо Хижняку и теперь смотрел на него и с дисплея тоже. – За каким хреном…
– Господин Сапунов, у меня мало времени, – снова перебил его Виктор, сейчас держась настолько бесцеремонно, что даже отвел протянутую к нему руку. – У вас, кстати, еще меньше. У вас у всех. – Он кивнул в сторону телефона. – Меня подписали грохнуть вас. Исполнить, понимаете?
Такого поворота начальник службы безопасности точно не ожидал.
Любой ход – но только не такой.
– Тебя одного? На четверых? – Сапунов не нашелся больше, о чем спросить.
– А вот дальше, уважаемый, я буду говорить только за деньги.
– Так. – Сапунов снова посмотрел на свое фото в чужом мобильнике. – Почему я должен тебе верить?
– Вы правильно угадали – я не один. Нас несколько человек, у каждого – своя мишень, все должны действовать в одно и то же время. Ну, не секунда в секунду, это уже детский сад и понты. Но интервал между вами очень короткий. И главное – я должен убить не вас.
– Кто и когда?
– Я, кажется, ясно выразился, господин Сапунов: информация продается, причем дело надо быстро решать, мне же еще с деньгами надо на дно забуриться. Искать ведь начнут…
– Не боишься?
– Вас – нет.
– Зря. Есть масса способов. Сам все расскажешь, бесплатно. Сдохнешь калекой.
– Ага. Только на это время надо. Вы меня не знаете, может, у меня высокий болевой порог. Пускай я продержусь несколько часов, пускай потом все равно расколюсь. А у вас есть гарантия, что именно за эти несколько часов ничего с вашими боссами не случится? Или с вами, не дай Бог… Вы в каждом уверены, кто рядом?
Сапунов сунул мобильник в карман пальто. Кем бы ни оказался этот тип, рассудил он, логика в сказанном железная. Видно, все продумал и просчитал. Как ни противился Сапунов этой мысли, незнакомец навязывал свою игру – и у него получалось.
Ничего больше не говоря, он подошел к двери, толкнул ее. В проеме тут же появился исполнительный Усиков, и создалось впечатление, что подслушивал, не иначе.
– Одинцово?
– Молчат.
– Ладно, один черт туда ехать. – Качнув головой в сторону Виктора и не оборачиваясь при этом, сказал: – Этого ко мне в машину.
– Наручники?
– На фига? И без того сильно большая цаца. Больше оружия у него нет, а ты для страховки со мной поедешь.
– Остальные?
– Пускай тут будут. Все и так в Одинцово – в лавке, как в том анекдоте, остаться некому.
На «минус первый», подвальный этаж спустились гуськом.
Впереди – Сапунов, за ним – Хижняк, Усиков замыкал маленькое шествие, как заправский конвоир, не пряча оружия: здесь ведь была их территория. Уже подходя к «крузеру» шефа, он двинулся вперед, обежал машину и распахнул перед Сапуновым водительскую дверь. Здесь шеф службы безопасности, как и остальные владельцы транспорта, не трудился ставить машину на сигнализацию – это все равно что включать ее в собственном дворе, в личном гараже за высоким забором.
Усаживаясь, как велели, на заднее сиденье, Хижняк снова не сдержал болезненной гримасы и прижал руку к животу. Усиков буркнул что-то про смертную казнь за изгаженный салон, и Виктор ободряюще улыбнулся – дотянем. Когда «крузер» тронулся и выехал из гаража в московский вечер, вырулив на шоссе Энтузиастов, он закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья, еще пахнущую свежей кожей, – машину Сапунов поменял, по его сведениям, совсем недавно.
Ехать нужно было с юго-востока на запад, в сторону Одинцово, и «крузер» уверенно двинулся в объезд центральной части города. Московское время – 18 часов 30 минут, вечерний час пик уже вступил в свои права, и перед дорожными заторами равны все. Однако, двигаясь по часовой стрелке мимо центра, лавируя в сумерках по только, как показалось Виктору, ему одному знакомым улицам и проспектам, Сапунов потратил на то, чтобы выехать на Минское шоссе, уж точно не больше времени, чем если бы он стоял в пробках. А когда вышел на финишную прямую, прибавил скорость.
Все это время он молчал, лишь иногда пытался до кого-то дозвониться, но всякий раз безуспешно. Хижняк тоже помалкивал, а Усикова происходящее касалось ровно в той мере, в какой должен выполняться приказ шефа. Так они въехали в Подмосковье; через час с небольшим «крузер», не доезжая до черты Одинцово, свернул с широкой трассы, и вскоре свет фар уперся в мощные кованые ворота. За ними, над непомерно, как показалось Виктору, высоким бетонным забором, виднелась крыша двухэтажного особнячка.
Хижняк внутренне собрался, почувствовав при этом знакомый зуд во всем теле, – ощущения давно забытые и все-таки хорошо знакомые: Виктор всегда реагировал на скорое начало работы подобным образом.
А дальше ничего не произошло.
Тяжелые ворота не спешили открываться.
Сапунов раздраженно посигналил. Сначала – один резкий гудок, потом – сразу несколько подряд, наконец – «морзянка» футбольных фанатов: та-та-татата-тататата-тата. Результат нулевой: изнутри их словно не слышали.
– Что за в лоб твою мать… – пробормотал Сапунов.
Поняв фразу шефа как сигнал к неким действиям, Усиков, уже не обращая внимания на Хижняка, шустро выскочил наружу. Сначала громко постучал по воротам, потом переместился вправо, к высокой узкой калитке. Судя по всему, там была кнопка звонка – со своего места Виктор не видел, что делает Усиков, но догадался – жмет со всей дури. Когда и эти действия не принесли плодов, он повернулся к сидящему за рулем шефу, развел руками, потом порылся в кармане, выудил какой-то ключ, сунул в замочную скважину на калитке.
Отворил ее. Исчез внутри.
Меньше чем через пять минут створки ворот наконец разъехались. Сапунов въехал во двор, опустил стекло, и от внимания Хижняка не укрылось: лицо рысцой подбегающего к «крузеру» Усикова было растерянным.
– На охране никого нет. Я сам с пульта…
– Ну вот что за в лоб твою мать, – снова процедил Сапунов и оглянулся на пассажира: – Вылазь. Приехали.
Вместо того чтобы подчиниться, Виктор опять скривился, схватился за живот, согнулся пополам.
– И везет же сегодня на дебилов! – зычно прогремело над головой.
Рука Хижняка, согнувшегося в три погибели, между тем шарила под сиденьем.
Пистолет был там, где его прикрепили за то время, пока в офисе банка «РосКредит» выключился свет. А вместе с ним – и камеры наблюдения, так что десять минут охрана не могла видеть, что происходит, кроме всего прочего, на «минус первом» этаже.
…Это было самое бо́льшее, что удалось организовать с помощью Логинова.
Изначальный план Хижняка состоял в том, чтобы проникнуть на территорию нужного им особняка в Одинцово быстро и тихо. Штурмовать здание в одиночку теоретически можно, если только будет обеспечено прикрытие и в нужный момент подтянется кавалерия. Не на парашюте же его с вертолета сбрасывать, как воздушного десантника… Оказавшись внутри, Виктор уже мог справиться сам. По расчетам, дело придется иметь с охраной у входа, парочкой боевиков и, возможно, с самим Юрой Колом. Даже если допускалась погрешность, то не слишком большая: вероятно, еще один человек. Для Хижняка это по большому счету не имело особого значения – наоборот, если бы предстояло воевать в незнакомом двухэтажном доме против одного-двух, то задача усложнялась бы. А вот когда противников много, они мешают друг другу и действуют несогласованно, тут уж проверено на практике.
Логинов уточнил вводную: учитывая особенности операции, взять Хантера живым и вытащить его – желательно, но необязательно. Хотя обсуждалась и такая возможность: пленный киллер, не разобравшись в происходящем, вполне может принять того, кто пытается его освободить, за союзника. Остается только вооружить его и воевать уже в четыре руки. Однако, если ситуация станет совсем уж критической, вполне устроит и труп Хантера. Разумеется, его смерть должна подтверждаться – для Интерпола готовилась версия, согласно которой Хантера убили те, кто его перехватил и заставил работать на себя, а он пытался вырваться.
План приняли за неимением лучшего и с учетом того, что Бурун убит. Теперь дальнейшая судьба Антона Хантера была под большим вопросом, так как его, по всей вероятности, собирались убрать из Одинцово. Активизироваться надо было срочно, правда, без минимальной посторонней помощи Хижняк все равно не мог обойтись. По его расчетам, Сапунов обязательно возьмет неизвестного парня, принесшего в клюве такие серьезные новости, на их подмосковную базу – место спокойное, безопасное, там и поговорить можно. Нужно только организовать появление в подземном паркинге, у его машины, опытного спеца, который за десять минут, пока вырублен свет, успеет открыть «крузер», самоуверенно не поставленный на сигнализацию, и закрепить под задним сиденьем пистолет…
Сбросив предохранитель, Хижняк распрямился. Направил дуло в лицо Сапунову, сразу же прижав к голове.
В центр лба.
Он решил начать сейчас – охраны на месте не оказалось, и это давало пусть небольшую, но все же фору после первого выстрела. А на этом этапе совсем без пальбы обойтись не выйдет: Усиков, заметив опасность, тут же шагнул в сторону, одновременно хватаясь за оружие. Виктор решил показать наконец зубы, на мгновение повел стволом. Усиков еще маячил в проеме окошка, за опущенным вниз стеклом, когда палец Хижняка мягко нажал на спуск, пистолет плюнул огнем, грохот выстрела слился с криком боли. Убил, не убил – но попал, без сомнений.
Ствол тут же снова уперся в голову Сапунова, и жалеть его Виктор не собирался: короткий замах, удар, вскрик – дуло рассекло бровь, кровь потекла по лицу, заливая глаза. Вырубать не нужно, да и неудобно с такого положения, надо просто оглушить, выигрывая, таким образом, еще несколько секунд. Снова удар, на этот раз в височную область, а затем, не мешая Сапунову хвататься руками за ушибленные места, Хижняк толкнул заднюю дверь, выскочил из машины, распахнул дверь со стороны водителя, снова сунул ствол в салон, рванул свободной рукой Сапунова за ворот пальто.
– Из машины! Пошел из машины!
Они оказались примерно одного роста, к тому же шеф службы безопасности при всей своей картинной внешности был немного легче Хижняка. Споро обыскав и обезоружив Сапунова, разумно решившего не сопротивляться, Виктор взял его пистолет в левую руку, а стволом, сжимаемым в правой, подтолкнул в спину.
– Пошел! Скажешь своим сам знаешь что.
Усиков лежал не шевелясь, и все-таки Хижняк, проходя мимо, выбил ногой оружие из его вытянутой руки, вторым ударом зафутболил пистолет куда-то вглубь двора.
– Хантер где?
– Кто?
– Выключи дурня! Хантер где, я спросил!
Сапунов пока не спешил с ответом. Его на самом деле больше волновало, почему на выстрелы и крики до сих пор не появилась охрана. И вообще, почему бойцов нет на посту, почему не они открыли ворота, хотя в доме кто-то есть, ведь окна обоих этажей светились. Этот же самый вопрос занимал и Виктора – ему было бы спокойнее при виде противника.
Охранников они обнаружили, когда прошли через просторный коридор, мимо оборудованного там поста наблюдения, куда поступали изображения со всех видеокамер, установленных как в доме, так и за его пределами. Сейчас, как обратил внимание Хижняк, черно-белая картинка на мониторах замерла, оживил ее разве что их с Сапуновым проход мимо камеры по коридору. Конечно, имей Виктор возможность и желание пройти на пост, остановиться и всмотреться в изображение на других мониторах повнимательнее, он понял бы все чуть раньше. Хотя, как стало ясно в следующую минуту, время теперь уже не имело значения.
Один охранник лежал лицом вниз в самом центре холла на первом этаже. Головой в луже собственной крови.
Второго пуля догнала на ступеньках, ведущих на второй этаж.
Труп Юрия Одинокова по кличке Кол нашли в комнате на первом этаже; судя по кровавому следу, ведущему из холла, его волокли по полу, когда он был еще жив.
– Сколько народу должно быть тут? – спросил Хижняк.
– Двое, – глухо ответил Сапунов, не сводя глаз со своего мертвого заместителя.
– С Хантером вместе? – уточнил Виктор.
Собственные перспективы, просчитанные Антоном Хантером, не устраивали киллера.
Из личного опыта он знал – начинать борьбу и побеждать в ней удобнее всего на своем поле. А так как это убеждение разделяли очень многие, то вряд ли ему удастся выманить врага на свою территорию. Все осложнялось также тем, что у Антона вообще не было здесь своей территории. Значит, решил Хантер, эту территорию нужно создать.
Для начала он заявил, что подготовка убийства такого человека, как его заказчик, господин Бурун, предполагает особую тщательность. Для этого потребовал от Юры Кола, который после единственного разговора Антона с Иваном Сапуновым стал чем-то вроде координатора предстоящей операции и одновременно посредником, когда нужно было что-то сообщить шефу, составить максимально подробный, желательно по минутам, распорядок дня жертвы и график его перемещений по Москве. Оказалось, что выполнить просьбу нетрудно, Буруна конкуренты пасли уже давно и основательно, оставалось только суммировать добытую информацию.
Изучив полученный график, Хантер выбрал в нем интересующие пункты, и несколько следующих дней Юра Кол вместе с двумя громилами из охраны возил киллера к предполагаемым объектам. Осматриваясь на месте и прикидывая что-то, понятное только ему одному, Антон браковал возможные позиции одну за одной. Наконец, побывав в Сокольниках, где Бурун содержал любовницу, к которой наведывался, придерживаясь строгого правила планировать свою ежедневную жизнь, два раза в неделю, предпочитая обычно обеденное время, Хантер понял: здесь все и случится. Напротив дома Буруновой подруги стояла такая же многоэтажка. И нет лучшей позиции, чем выходящее на нужную сторону окно какой-либо из его квартир.
Спросив, возможно ли выяснить номера квартир, на окна которых он указал, и после официально, не вызвав особых подозрений, убрать из них жильцов днем на несколько часов, Антон получил утвердительный ответ. Его мало волновало, кого подключил для этого Юра Кол. Важен результат: уже назавтра, за день до того, как Бурун в очередной раз собрался к любовнице, жильцов из трех выбранных квартир удалили, а специалисты-техники, организованные тем же Колом, аккуратно, словно родными ключами, не повреждая замков, вскрыли двери.
Осматривая варианты и выбирая подходящую позицию, Хантер исходил из того, что Сокольники не самый бедный район, да и понравившийся ему дом выглядел достаточно буржуазно. В своих предположениях он не ошибся: уже во второй из выбранных квартир он увидел, что в комнате, окна которой выходят на интересующий его подъезд дома напротив, хозяин оборудовал кабинет. У окна стол, на нем – монитор компьютера и офисный набор – ручки, скрепки, сложенные в кучку листы бумаги. Его территория будет здесь, решил Антон и, внимательно осматривая позицию, старательно примериваясь, в какой-то момент неловко скинул все со стола на ковер. Согласившись с тем, что он – придурок и что в хате все должно остаться, как было, Хантер поспешно принялся исправлять свою оплошность. Один из бойцов по приказу Кола взялся ему помогать, при этом все раздраженно переругивались, распыляя внимание друг друга. Чего Антон и добивался: незаметно прихватил с пола и сунул в карман обычную дешевую шариковую ручку, из тех, исчезновение и появление которых в порядке вещей, а также большую металлическую скрепку и белый скотч.
Наведя порядок и удостоверившись, что на столе в хозяйском кабинете все так, как было, Хантер перед уходом попросился в туалет, заверив: там-то уж точно будет очень внимательным. Юра Кол предупредил: мол, побыстрее, и Антон действительно не задержался долго. Ровно настолько, чтобы разогнуть скрепку, вытащить и убрать в карман стержень из ручки, сунуть на его место скрепку, примотанную для фиксации края скотчем, а потом заполнить оставшееся пространство корпуса туалетной бумагой – ее он затолкал, помогая себе стержнем. У себя в бункере он не рискнул заниматься такой подготовкой: по-прежнему был уверен, что там тоже установлена камера.
То, что у него получилось, было не бог весть каким оружием.
Если, конечно, не знать, как и для чего его можно применить.
Охрана не обыскивала Хантера. Он, как считалось, под постоянным наблюдением, да и нет у него возможности вооружиться хотя бы столовым прибором. К тому же Антон обратил в свою пользу еще одно обстоятельство – увлек стражу самим процессом подготовки убийства Буруна, максимально наполняя его активными действиями. Наблюдая, как работает прославленный киллер, ни Юра Кол, ни тем более его команда совсем не задумывались над тем, что именно он делает. Таким образом, Антон Хантер сам выбрал место, где все должно произойти, сам осмотрелся и на полном основании считал эту территорию своей. Теперь оставалось заманить туда врагов и попытаться закончить игру, которую он сам им навязал.
Сегодня днем в 13.30 по московскому времени хозяев нужной квартиры снова удалили, задействовав, кажется, милицию. До приезда Буруна оставалось сорок минут, пробки можно было не учитывать, его офис находился всего в трех кварталах езды – Бурун специально все рассчитал, снимая провинциальной девчонке хату для периодических сексуальных утех. Хантер не собирался ждать, пока тот сделает все дела с подружкой и вый дет обратно. Он предложил валить сразу, чтобы закончить с этим поскорее. Юра Кол, как и его руководство, не особо возражали – стрелять-то Антону.
В квартиру вместе с ним поднялся один из стражей. Одиноков со вторым громилой остался внизу, в машине, и Хантер понял – соблюдают приличия до последнего, успокаивают, усыпляют бдительность. Если бы поднялись все, тогда Антон мог бы занервничать, что-то заподозрить, сломать планы… Нет, пускай лучше закончит работу, а уж потом покончат и с ним. Они ведь обязательно поднимутся – мусор убирать.
Пройдя в нужную комнату, Хантер под присмотром своего соглядатая собрал из деталей, которые тот ему передал, оружие – совсем немножко переделанную и модернизированную до более компактного варианта СВД снайперскую винтовку Драгунова. К ней прилагался магазин с одним патроном: и без слов было понятно, что, если первый выстрел Антона окажется прицельным, второй, вероятнее всего, он сделает уже в свою охрану. Двойная страховка и своих жизней, и всего дела, – ведь имея лишь один патрон и обещание, что после убийства Буруна он получает свободу, Хантер будет стараться на совесть, и все обойдется единственным выстрелом.
Ладно.
Убрав с подоконника горшки с кактусами, чуть отодвинув хозяйский рабочий стол, Антон приоткрыл окно, впуская в квартиру мартовский воздух. Выбрал позицию, поискал и нашел в перекрестье прицела дверь подъезда, которую вскоре должен открыть Бурун. А после, положив винтовку на стол, сообщил охраннику: «Мне в туалет надо. Время еще есть». Тот что-то проворчал, покосился на винтовку и не нашел причины, чтобы возразить. В самом деле, какой получится выстрел, если стрелок не оправился…
Запершись в уборной, Хантер достал из кармана свое маленькое секретное оружие. И стал ждать, когда охранник, озаботившись тем, что его подопечный задерживается, откроет дверь.
Как и рассчитывал, стража хватило на пять минут.
Он дернул дверь на себя, рассчитывая увидеть Хантера на унитазе. Но Антон оказался прямо там, за дверью, вплотную. Вырос перед охранником, словно из-под земли. Тот не успел опомниться – взмах руки, что-то острое секануло по глазам, раз, потом сразу же – снова, крест-накрест. Взвыв от резкой боли, охранник схватился руками за раненое лицо, и тогда Хантер ударил его голову о колено, сильно, не щадя, вбивая переносицу врага в основание черепа. Следующий удар был решающим – тренированная кисть раздробила шейный позвонок.
Вооружившись снабженным глушителем пистолетом первого из поверженных врагов, Хантер вернулся на позицию. Ему нужно, чтобы те, кто остался внизу, поднялись сюда и попали в ловушку. Это случится, как только грянет выстрел. Антону самому хотелось зачистить Буруна – после того, что уже случилось, он тоже может захотеть избавиться от им же нанятого киллера и решить тем самим свои проблемы: лучше пусть того, кто застрелил Каштанова в Киеве, найдут мертвым и успокоятся.
Время тянулось медленно.
Хантеру уже начинало казаться, что Бурун именно сегодня изменит свой график, решив не ехать к любовнице, и тогда ему самому придется менять планы, чего он очень не любил, когда речь шла о том, что предстояло сделать. Наконец к подъезду соседнего дома подкатила знакомая машина, из нее вышел Бурун, даже не удосужившись прикрыть себя телохранителями, и Антон, действуя спокойно и хладнокровно, навел на него прицел.
Выстрел.
Убедившись, что не промахнулся, Хантер быстро переместился из комнаты в прихожую. И тут не ошибся: не прошло и минуты, как дверь уже открывали снаружи. Видимо, кто-то один поднялся лифтом на нужный этаж, а другой, убедившись, что все кончено, подал сигнал. Антону очень хотелось, чтобы следующим оказался Юра Кол, но это был второй боец, уже с пистолетом наготове. Дав ему закрыть за собой дверь и обернуться, Хантер дважды нажал на спуск. Два хлопка: одна пуля – в груди противника, другая – в голове.
Очень скоро милиция получит то, что нужно: квартиру, из окна которой стреляли, орудие убийства, с которого Хантер предварительно стер свои отпечатки, два трупа, у каждого найдут по отмычке. Главное – желание разобраться во всем, а размотать такой клубок ох как захочется…
Задержавшись еще, чтобы сначала выстрелить из пистолета второго охранника в тело первого, а потом, также не оставляя отпечатков, вложить оружие в руку владельца, Хантер выскочил из квартиры и бегом спустился вниз. Одиноков поджидал в машине, как раз пытаясь куда-то дозвониться. Обойдя автомобиль с тыла, Хантер открыл заднюю дверь, мигом проскользнул в салон, наставил ствол на застигнутого врасплох Кола.
– За руль! – скомандовал Антон. – Назад едем.
– Не понял… Постой…
– Вперед, я сказал!
Еще не совсем представляя себе, что произошло, Одиноков тем не менее осознал главное: Хантер, еще совсем недавно покорный, теперь вооружен и очень опасен.
Потому, решив, что не задавать вопросов – самое разумное в его положении, он подчинился: завел мотор и поехал назад, в Одинцово. При этом, как велел Хантер, отключив свой мобильник.
– Что тут было?
Не услышав ответа сразу, Хижняк бесцеремонно ткнул Сапунова дулом под ребра.
– Что тут за дела, я спрашиваю?
Сапунов повернулся к Виктору всем корпусом, и тот, пожалуй, впервые за свою слишком уж бурную жизнь, в которой даже однажды нашлось место и смерти, увидел, как выглядит растерянный взрослый мужчина с внешностью киношного супергероя и такой же наверняка бывалый.
– Ты вообще… кто? – выдавил он из себя встречный вопрос.
– Вообще, Иван, как там тебя по папе, пока я спрашиваю. И дальше буду. Антон Хантер был здесь?
– Не здесь… Там, внизу, комната специальная…
– Днем убили мужика по фамилии Бурун. Его работа?
Сапунов кивнул.
– Все нормально прошло?
– Он, – Сапунов показал на лежащего в полуметре от него мертвого Одинокова, – обязан был отзвонить. А потом, через час где-то, по новостям должно было пройти, в Интернете.
– Все?
– Все. Я по ментовской линии не пробивал пока. Ты в теме, наверное, не надо объяснять почему.
– Хантера отпускали или списывали?
– Должны были вчистую. Вот ему, – он снова кивнул в сторону Одинокова, – следовало все проконтролировать. С ним двое пошли…
– Здесь они есть?
– Нет. Давно б вышли… Или мы бы их тоже надыбали…
Почему-то Хижняку подумалось, что Сапунов совсем не опасен. Теперь, когда помещение, которое еще недавно казалось чуть ли не крепостью, устлано трупами его бойцов, ему просто нет смысла предпринимать что-то против Виктора. Демонстрируя миролюбивые настроения, Виктор опустил пистолет.
– Я так понимаю, находят труп известного душегуба – и дело автоматически закрывается?
– Да.
– Простенько, но работает. За четыре часа, до тех пор пока я к вам не пришел, совсем ничего не проклюнулось?
– На месте нашли труп и орудие убийства. Это все, что мне удалось услышать краем уха. Информация закрытая, а делать какие-то движения в том направлении я пока не хотел, знаешь ведь…
– Ага. Значит, услышал про все это, решил, что сработало, и успокоился чуток?
– По поводу Буруна – да. Мои молчали. Ты нарисовался в тот момент, когда я собирался что-нибудь выяснить. Как хоть тебя звать, от кого, обозначься уже, наверное…
– Перетопчешься. – Увидев, что Сапунов начинает обретать потерянную уверенность в себе, Хижняк снова наставил в его сторону ствол. – То есть решил сначала, когда все закипело только, интереса своего к этому делу не проявлять. Такая вот тактика, да?
– Допустим. – Незнакомый мужик прокачал его меньше чем за полчаса, и Сапунову это категорически не нравилось. – Тебя-то каким боком мои дела зацепили?
– Вот пускай тебе ответ приснится, – сказал Виктор. – А пока давай с тобой другой вариант рассмотрим: вся здешняя бойня – это Хантер. Согласен?
– Может быть. Только глупо.
– Что – глупо?
Задавая вопросы, Хижняк одновременно успел прикинуть, как все могло произойти и, судя по всему, происходило. Итак, Хантер каким-то образом уделал двоих бойцов, собиравшихся уработать его. Затем захватил Юру Кола и заставил его вернуться обратно в Одинцово – вот и ответ, как тут оказался его труп. Охранники при входе открыли дверь, увидев машину Одинокова. Дальше Хантер, скорее всего, спокойно прошел вместе с ним в дом. Охрана Антона знала и уж точно не была посвящена в планы начальства убрать его. Но если и знала что-то, вряд ли Хантер дал фору – стрелять начал сразу, из-за спины Одинокова, одного положил у порога, другого достал уже в холле. Следующая пуля – Юре Колу. Он к тому же наверняка знал, что в доме больше никого нет.
Ну, примерно так. Только вот зачем вся эта демонстрация? И вообще…
Он и сам понял, о какой именно глупости заговорил Сапунов.
– Почему вернулся? Зачем Хантер вернулся сюда, если мог запросто бежать еще раньше? Ты об этом?
– Об этом. Он рисковал, смысла нет.
– Выходит, мы с тобой про этот смысл не имеем понятия, – сказал Сапунов.
– Он за деньгами мог сюда приехать? Деньги-то ему нужны…
– Тут крупных сумм не держат. Банк же есть.
– Ага, целый коммерческий банк… Ладно, большая сумма – понятие растяжимое. Для кого-то сотня баксов – запредельные бабки. Небольшие суммы где ховаете?
Сапунов пожал плечами, хотя и признавал логику незнакомца.
– Хочешь – пошли, покажу.
Сейф находился в соседей комнате, похожей на кабинет.
– Что тут?
– Мой офис. – Сапунов слабо усмехнулся. – Еще один. Я даже не скажу, какой главнее.
– А я тебя не спрашиваю. Проверь, хотя сейф вроде бы целый.
Сейф и впрямь не повреждали, даже не пытались открыть. Заглянув внутрь, Сапунов сунул туда руку, и Хижняк предостерегающе шагнул вперед – мало ли, вдруг там смертельное оружие! – Но напрягся напрасно, еще и нарвался на сапуновский смешок: тот вынул большой прямоугольный конверт, не битком набитый, но достаточно пухлый.
– Все на базе.
– Тогда я совсем уже ни хрена не понимаю, – искренне произнес Виктор. Он понял, что пора закругляться, – в любом случае ему здесь теперь нечего ловить. – Значит, так, господин Сапунов. У тебя сейчас, как я думаю, без Антона Хантера проблем появилось выше крыши. Отсюда вопрос: наркоту неизвестные гении тут наловчились получать или как там правильно называется…
Такого перехода Сапунов не ожидал.
– Слушай, да кто тебя послал, в конце-то концов?
– А тебе не надоели вопросы без ответов? – парировал Хижняк. – Ладно, судя по реакции, я удачно зашел.
– В смысле – удачно?
– Не Хантера прикрою, так хоть вашу гребаную лавочку. Короче, так делаем: вот этот конверт с малым, как ты говоришь, количеством денег разрешаю взять себе в порядке компенсации. Положи его на стол, потом заберешь. Дальше. Бензин у вас в хозяйстве имеется?
Конвоируемый Хижняком шеф службы безопасности банка «РосКредит» Иван Сапунов, сорокатрехлетний мужчина, сначала прошествовал в гараж, где взял две пластиковые канистры, одну – полную, другую – ополовиненную, а затем, по-прежнему под дулом пистолета, старательно облил бензином пол и стены дома.
Он предупредил, что в подвале, в том крыле, где оборудована лаборатория, достаточно много горючих взрывоопасных веществ. «То, что надо», – оценил Виктор. Потом заставил Сапунова вспомнить и своей рукой написать номера мобильных телефонов всех убитых сотрудников, включая Юрия Одинокова, – ну не будет же он сейчас рыться в карманах мертвецов, это неприлично. Последним в списке был указан номер стационарного телефона – о нем Хижняк вспомнил в последний момент, когда случайно зацепился взглядом за трубку радиотелефона, валявшуюся рядом с креслом, неподалеку от трупа Юры Кола. Кто-то взял его и кинул на пол – или же не добросил до кресла.
Есть вероятность, что его брал в руки Антон Хантер, – чтобы позвонить, ведь для других целей стационарные телефоны, в отличие от мобильных, используют очень редко.
Наконец Хижняк велел Сапунову чиркнуть спичкой и своей рукой поджечь залитую бензином стену. Когда полыхнуло, оба вышли во двор и, не сговариваясь, двинулись к «крузеру». Перед этим шеф службы безопасности убедился, что Усиков дышит, у него только прострелено левое плечо, и Виктор, не дожидаясь особой просьбы, помог Сапунову погрузить раненого на заднее сиденье. Когда машина выехала за ворота, влажный подмосковный вечер озарился багрянцем.
После того как они вырулили на трассу, Хижняк, уже совсем не обращая внимания на занятого своими мыслями Сапунова, но все-таки не спеша убирать пистолет, свободной рукой достал выданный Логиновым телефон, выудил из памяти единственный вбитый туда номер, дождался ответа, сказал:
– Я возвращаюсь. Подбери меня. – Затем он повернулся к Сапунову: – Где тут у вас самый удобный ориентир? Мы, кажись, в сторону западной части едем…
…Еще через полтора часа Виктор сидел на знакомой конспиративной квартире, перед этим даже не попрощавшись с Сапуновым, которого, как он надеялся, больше никогда не увидит. Он пил чай и доказывал Логинову, что даже объявление о конце света не заставит его изложить обо всем, что произошло, письменно, да к тому же разборчиво. Как раз на очередном витке спора Николай получил по электронной почте номера телефонов, на которые звонили с мобильников убитых и стационарного аппарата в период с трех дня до шести вечера сегодня.
Хижняк еще не знал тогда, что побудило Хантера вернуться. Но, убедившись, что не деньги, рассудил: куда-то из Одинцово ему все-таки податься надо. Место должно быть надежным, как и человек, готовый его организовать. И еще этот человек должен иметь достаточно денег, чтобы получить возможность для маневра, – все-таки горячо, даже для такого аса, как Хантер. За этой мыслью пришла другая, о Посреднике – так его называют. Он, без сомнения, никак не связан с людьми Сапунова, зато каким-то боком имеет весьма условное отношение к застреленному сегодня Буруну – всего-то подтянул киллера, ничего личного. Это вполне может означать: тот, кого в оперативной разработке обозначили как Посредника, после сегодняшних событий ожидает звонка от Хантера.
Откуда киллер, непонятно для чего усложнивший себе жизнь возвращением в Одинцово, мог позвонить? Со своего телефона? Вряд ли – отобрали, тут к бабке не ходи. Воспользоваться трубкой, принадлежащей кому-то из мертвецов, а после стереть номер, заметая следы? Тоже вариант. Он только не учел, что кто-то додумается отследить звонки через операторов.
И тем более, вырвавшись из плена и кайфуя от мощной порции адреналина, Антон Хантер не принял во внимание, что стационарный телефон оставляет такой же след.
Именно звонок, сделанный с него на мобилку в 16.28, после определения владельца трубки вывел на Посредника.
Брали его уже без участия Хижняка, при работе с задержанным он тоже не присутствовал. Но москвичи управились на удивление споро, расколов его ближе к полуночи. Даже позаботились о том, чтобы само задержание прошло тихо, а информация о нем никуда не просочилась. И чтобы Виктор, с чьей помощью сообщник киллера был установлен, тоже узнал результат. Тот, кого Хижняк и дальше будет знать как Посредника, среди прочего признался: десять дней назад получил для Хантера сообщение. Он должен был передать его при личной встрече, а заодно и конверт, о содержимом которого понятия не имел. Подозревал только, что там фотография лежит. Как действовать дальше, тот наверняка знал.
Всего два слова: «Варшава. Мария».
И еще: от 17.00 до 18.00.
– Если хочешь, пусть это будет особой приметой нашего киллера.
– Вроде шрама на лице, шестого пальца или третьей ноздри?
– Типа того. – Неверов, уже привыкший к манере общения Хижняка, никак не отреагировал на это замечание. – Проще тебе так мыслить – пускай себе.
– Тогда почему я узнаю об этом только сейчас?
– Потому, Хижняк, что вчера эта информация была тебе не нужна. Да и теперь о манере господина Хантера возвращаться туда, где ему уже нечего делать, надо вспомнить только в свете последних событий.
– То есть?
Неверов вздохнул, покосился на стоявшего у окна Логинова, словно передавая ему пас, и тот коротко закончил мысль киевского коллеги:
– Хантер вернулся в Одинцово, чтобы разобраться со своими обидчиками до конца.
– Он обидчивый, наш Антоша. И злопамятный, – вставил Неверов.
– А то, – кивнул Логинов, – за ним такое водится. Проще говоря, если он решит, что кто-то ему в процессе выполнения очередной работенки как-то чем-то подгадил, – туши свет. Даже если человек или группа людей никак прямо к этому делу не причастны и обидели Хантера, можно сказать, чисто случайно, даже не зная, с кем имеют дело, – все равно нарвались. Хантер честолюбив и никому ничего не спускает, даже невольного косого взгляда.
– Вот как? Прецеденты были?
– Не сразу выявлялись. Понимаешь, дурацкая может быть ситуация. Допустим, Хантера подписали завалить, условно говоря, некоего стукача с длинным языком. Вот хоть Каштанова возьми, чтоб всем понятнее было. Он готовит, скажем, выстрел. Припарковал в процессе подготовки где-то машину. А так получилось, что двое гопников, не представляя, какие могут быть последствия, разбили стекло и сперли из салона магнитолу. Ну, или того хуже – угнали саму машину. Может такое случиться?
– Никто не застрахован, – согласился Виктор. – Даже ты.
– У меня, кстати, один раз тачку угнали! Вот так вот, на улице. Давно, правда. Вычислили жуликов быстро, как сам понимаешь… Ладно, не суть. Итак, Хантер сначала выполнит основную работу, а после не пожалеет времени и, кстати, личных средств, чтобы вычислить, кто совершил против него злодейство. Можешь не сомневаться, у него получается. Тоже талант своего рода. Ну а дальше все от меры содеянного зависит. Угонщиков своей машины он, скажем, не убьет, хотя покалечит обязательно. А тех, кто его задел посерьезнее, к примеру похитил, держал взаперти, хотел использовать бесплатно и попытался потом убить, сам видел, что ожидает.
– Да уж видел. – Хижняк ухмыльнулся. – Я подумал тут: а вот кабы Хантер таким макаром и вашу контору сделал?
– Почему только нашу?
– Обиделся, Коля? Ладно, наша тоже не застрахована. Вот что бы тогда делали, а, мужики?
– Похоже, ты рад за убийцу детей, Витя.
Неверову удалось найти нужные слова – Хижняк недобро зыркнул в его сторону, но от дальнейших комментариев воздержался. После короткой паузы Логинов продолжил:
– Тут, брат, обида сильнее и оскорбление посерьезнее. Только в подавляющем большинстве подобных случаев одно никак не связать с другим. – Он помолчал, старательно подбирая фразы, чтобы объяснение вышло четким, лаконичным и к этой теме ему больше не пришлось возвращаться, – имелись ведь и другие, более важные. – Погром в Одинцово и выстрел в Буруна, на первый взгляд, между собой никак не связаны. Как и другие аналогичные выходки Хантера. Конечно, нам самим многое неизвестно, полного досье на него Москва, как и Киев, пока не запрашивала, но вот мне кажется почему-то, что вчерашняя история – первый подобный случай в его практике. Мы знали все с самого начала и, соответственно, все связали напрямую. И тут важно другое: именно потому, что Хантер вернулся в Одинцово, чтобы наказать своих, гм, обидчиков, нам удалось, в конечном счете, проследить его московскую связь и дальнейший маршрут. Потому сегодня эта информация для тебя важна. И потому подтянулся твой старый знакомый.
…Максим Неверов прилетел в Москву утром, тем же рейсом, что сутки назад Виктор. От его неожиданного появления Хижняк ничего хорошего не ожидал, хотя, честно говоря, не представлял пока, что в этом плохого. Его самого оставили спать здесь же, на конспиративной квартире, причем Логинов запер дверь снаружи, отобрав – или, как он сам сказал, одолжив, – у Виктора мобильник.
Оружие Хижняк сдал еще раньше и как раз к этому отнесся спокойно. Так же, как и к своему несколько странному положению: то ли гость, то ли партнер, то ли пленник. Он даже поймал себя на мысли, что его положение где-то сродни статусу Хантера в Одинцово. Конечно, успокаивало то, что при желании он вполне был способен как взломать замок, так и выбраться на свободу через окно с минимальными для себя потерями. Не останавливало даже понимание того, что квартиру наверняка держат на техническом контроле, – Виктор всегда оставлял за собой фактор неожиданности. Вот только пока он не видел смысла в том, чтобы делать лишние телодвижения. Действия Логинова отнюдь не враждебны, он просто выполняет приказы и делает свою работу. Раз так, лучше просто поспать, чтобы завтра, как и было условлено, получить возможность уехать в Киев, вернуться к Марине. Заодно – к старому дому, дырявой крыше гаража и прочим хлопотам.
Однако утренний приход Неверова подсказал: раз этот человек появился в Москве так оперативно, значит, для него и службы, которую он представлял и которую Хижняк стабильно ненавидел, как и все прочие силовые структуры, ничего пока не закончилось.
Но разговор, которого он ожидал, начинать не спешили.
Сначала Хижняк выслушал емкий, хотя и длинный монолог Логинова, и в какой-то момент у него создалось впечатление, что московский чиновник жалуется своему киевскому коллеге на действия его нерадивого подопечного. Мол, все бы ничего, вот только курил, стервец, возле бочки с бензином, окурок не туда выкинул, результат – полгорода в руинах. Буквально: Виктор узнал, что от пожара, устроенного им вчера вечером в Одинцово, зазвенели, а то и повылетали стекла в очень многих московских кабинетах. Ведь первыми на месте оказались, как водится, пожарные, и сразу же стало известно, что горит дом на охраняемой территории. И здание, и территория – собственность банка «РосКредит», за которым стоят слишком влиятельные люди, чтобы чрезвычайное происшествие не сочли рядовым. Довольно скоро обнаружилось, что нижний этаж, вернее, если говорить проще, подвал особняка, служил для неких производственных целей и там находились некие быстровоспламеняющиеся вещества.
Предварительное заключение эксперты, срочно брошенные на это дело, дали к утру, и каким-то образом результаты быстро просочились пока что только в Интернет: в особняке, принадлежащем банку «РосКредит», синтезировали наркотики; там же найдены обгоревшие мужские трупы. Тела сотрудников службы безопасности банка, обнаруженные в квартире рядом с местом убийства Буруна, привели к однозначному выводу: стреляли оттуда, ведь орудие убийства лежало на полу у подоконника. Наконец, исчезновение начальника службы безопасности Ивана Сапунова, которому все убитые и сгоревшие подчинялись. Все эти факты, даже без дополнительных комментариев, подогревали интерес к делу и придавали ему характер сенсации.
Впрочем, в нынешней Москве и не такое случается, даже новости о терактах живут в информационном пространстве два, максимум три дня, а тут всего-то название известного банка всплывает в связи с заказным убийством и наркоторговлей. Однако ситуацию усугубили милицейские и думские связи руководства банка «РосКредит», когда сделали первую попытку замять дело или хотя бы вывести из-под удара банк, переводя все стрелки на сбежавшего Сапунова. Тем самым еще вчера неприкасаемые банкиры и их лоббисты среди силовиков и в правительстве подставились моментально. Слишком от многого пришлось защищаться.
Логинов объяснил, что, не будь пожара в Одинцово и не скройся Сапунов, от трупов на месте преступления вполне можно было отмазаться. Допустим, представить гибель рядовых сотрудников службы безопасности как попытку задержать киллера. Их бы еще и героями объявили… Ну а если бы Хижняку не пришло в голову поджечь подмосковный особняк, где он не нашел Хантера, о происходящем там вообще никто бы не узнал – тот же Сапунов постарался бы.
– Витя у нас такой парень, – вставил свой пятак Неверов в монолог Логинова.
– Предупреждать надо, – буркнул тот в ответ, но, судя по тону, беззлобно.
Ведь за руководством банка «РосКредит» числится еще много грешков, и теперь до всех наконец-то можно добраться, а значит, Хижняк, чем бы он ни руководствовался, в результате оказал российским силовикам и державным мужам серьезную услугу. Очень быстро уяснив, что, прикрывая банк «РосКредит», можно легко подставиться самому, вчерашние партнеры, лоббисты и союзники еще до обеда стали активно сливать банкиров. Тем самым давая повод начать образцово-показательную борьбу с коррупцией и организованной преступностью на одном конкретном примере. Для отмыва, конечно же, вот-вот должны были пойти в ход приличные деньги. Кто-то у кого-то окажется в неоплатном долгу, вплоть до самого верха, и, наконец, на гребне волны произойдет очередной негласный передел сфер влияния. Но эта часть истории Логинова уже не касалась…
– В общем, там другие люди работают, и они дело свое до конца доведут, – подытожил Николай. – Наша забота, как и раньше, – Антон Хантер. Которого по-прежнему надо поймать за хобот и реабилитироваться за все поражения.
– Кому надо? – уточнил Хижняк. – Мне, например, не надо. Мне лично ваши разборки по банану, Коля.
Он специально называл Логинова так, видя, что тем самым заводит москвича. Только, похоже, тот за прошедшие сутки уже попривык, потому лишь покосился на Виктора, но вопреки ожиданиям своего недовольства не выразил.
– Именно потому, Витя , ты нас очень устраиваешь. Тебе плевать на все наши политесы, ты вообще человек посторонний. И что бы ты ни наворотил, никто из нас не отвечает.
– Ты только про себя сейчас говоришь?
– Меня это тоже касается, – проговорил Неверов. – Мы уже успели обсудить кое-что с Николаем. Я здесь только как переговорщик.
– В смысле?
– В общем, так, Хижняк: московские коллеги считают, что свою лепту в охоту на Хантера здесь, в Москве, мы внесли. Помогли чем могли. Никто не виноват в том, что киллер сбежал, оставив после себя кучу трупов. К тому же теперь нет необходимости шифроваться, как это было вчера.
– То есть стороны, упустившие Хантера, претензий друг к другу не имеют?
– Так тоже можно сказать.
– И вы уже не спорите, кто больший лох?
– Совершенно верно.
– Ладушки. – Хижняк хлопнул ладонями по коленям и поднялся. – Раз я больше не нужен и ничьи задницы теперь не прикрываю, тогда поехал домой. Меня там любимая женщина заждалась. Знаете, одна в доме, рядом лес, в лесу дикие звери или другой какой бабай…
– Насколько я успел узнать твою Марину, она вполне способна за себя постоять. – Сейчас Неверов говорил совершенно серьезно, в голосе даже звякнуло что-то похожее на уважение.
– То есть меня не отпускают?
– Ты можешь уйти, когда захочешь, Хижняк, – снова подключился Логинов. – Мне не надо советоваться с Неверовым, чтобы понять: таких, как ты, нельзя заставить делать что-то, чего ты сам не захочешь. И кстати, коллега тут порассказал историй про то, что бывает, когда на тебя пытаются давить. Если тебе интересно мое мнение, Витя, я после вчерашнего готов согласиться: ты – крутой. Но я лично в крутых не верю. Не люблю ковбоев, коли совсем уж прямо говорить.
– Ковбои в Америке, – ухмыльнувшись, заметил Хижняк. – Причем до сих пор есть – коней пасут на ранчо. Или коров. Я с пастухами тоже не очень…
– Включать дурня для неглупого мужика – первый признак ковбоя, – парировал Логинов. – Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. И все мы тут понимаем, про что говорим, когда речь заходит о ковбоях или всяких там рейнджерах, солдатах удачи, чудо-богатырях, супергероях.
– Ну, прямо крик души. – Губы Виктора растянулись в искренней улыбке.
– А хоть бы и так! – Логинов все больше заводился. – С типами вроде тебя работать сложно, геморрой сплошной и головная боль, которую таблеткой не вылечишь. Даже водкой не запьешь. Потому у меня лично, повторяю, желания особого продолжать нет.
– Тогда для чего такая длинная прелюдия?
– Хантер ушел, – коротко ответил Логинов. – Его надо ловить. И ты вписался в историю сам, Неверов на тебя не давил. Просто дал расклад, и ты согласился. Можешь отчаливать в Киев, никто слова не скажет, честно. А можем продолжить разговор. Все равно поезд у тебя, – он посмотрел на часы, – еще не скоро.
– По Москве погуляю. – Виктор не сдвинулся с места. – На труп Ленина посмотрю, если получится. Всю жизнь мечтал.
– Эва! Трупов он не видал… Ну погуляй, посмотри.
Наступившая затем пауза была красноречивее любых слов.
Хижняк снова опустился на диван, щелкнул пальцами.
– Валяй.
Судя по тому, как Неверов переместился в угол и там устроился в кресле, стараясь теперь не привлекать к себе внимания, он уже знал, что собирался сейчас выложить Логинов, и таким образом продемонстрировал: мол, его дело маленькое. Логинов же заговорил, прохаживаясь по комнате, как университетский профессор перед студентами.
И перешел наконец к делу.
– Исходных данных мало. Антон Хантер должен ехать в Варшаву и встретиться там с женщиной, у которой редкое имя – Мария. Она будет ждать его где-то с пяти до шести вечера по местному времени. Учитывая специфику деятельности Хантера, можно предположить, что это как-то связано с очередным заказом. Вероятнее всего, у него были запасные документы, причем не одни. Проследить их, само собой, невозможно. Но допускается, что из России в Польшу ему логичнее и проще добираться, пользуясь либо российским, либо украинским, либо – это совсем слабая прикидка – белорусским паспортом. Хантер говорит по-русски без акцента, это его родной язык, и документ гражданина любой из этих стран – прикрытие лучшее, чем, допустим, паспорт гражданина США. Но, – Николай многозначительно поднял палец, – это не значит, что Хантер не сможет воспользоваться на территории Польши другим документом, не тем, по которому он пересек одну или две границы. Таким образом, единственный след – эта самая Мария.
– Женщина с редким именем, – напомнил Хижняк.
– С очень редким, – согласился Логинов. – Но есть одно обстоятельство, которое надо учитывать. Оно из той же категории, что и уже известная нам привычка киллера возвращаться туда, где его никто не ждет, и сводить только одному ему понятные счеты. Антон Хантер не поддерживает с женщинами никаких отношений, кроме сексуальных. Секс нужен в корыстных целях, если он – часть его очередного плана. Или же трах необходим просто так, для здоровья. Потому вряд ли Посредник дал ему в Варшаве, гм, сексуальный контакт.
– А место встречи с этой самой Машей? – снова вклинился Виктор.
– Правильно мыслишь. – Теперь Логинов щелкнул пальцами. – Время названо, имя названо, место – нет! Предполагается, что Хантер это место знает , ему надо только добраться до Варшавы и ждать там каждый день с 17.00 до 18.00, когда к нему подойдет Мария. Более того, учитывая осторожность и профессионализм Хантера, допускается, что эту самую Марию он тоже должен знать. Но ответ неправильный: Антон Хантер не имеет дела с женщинами, разве что только в кровати или где там еще можно это сделать. И если принять все это во внимание, то получается…
– Место! – Хижняк, уже охваченный азартом, не сдержался, осененный догадкой: – Мария – это не баба, а место встречи!
Неверов несколько раз хлопнул в ладоши.
– Молодец, оценка «пять», – кивнул Логинов. – Нарисовалось некое место, которое называется «Мария». До сих пор Антон Хантер в Варшаве, как и вообще в Польше, не бывал. Расширяет географию. Города не знает, потому указанное место встречи запутать его не должно. Это не район города, не место, не памятник, даже не кафе – нет такого города, где бы не нашлось парочки заведений с таким названием. Это место Хантер должен легко найти. Где незнакомцы не вызывают подозрений?
– Гостиница! – Виктор даже подался вперед, словно Хантер находился тут, протяни только руку.
Неверов из своего угла снова хлопнул в ладоши.
– Молоток! – Логинов опять кивнул, выставив при этом большой палец. – У нас есть контакты в Варшаве, ответ на запрос пришел утром. Оказывается, нет ничего проще: гостиница «Мария», недалеко от центра Варшавы, в уютном районе. Причем достаточно дорогая, чтобы там не шлялся кто попало. Итак, на выходе мы имеем вот такую информацию: каждый день в варшавской гостинице «Мария» с пяти до шести часов вечера Антона Хантера ждут. Есть холл, есть бар – вероятнее всего, встреча произойдет именно там.
– Возможно, из холла перейдут в бар, – вставил Хижняк.
– Или так, – согласился Логинов. – Когда Хантер там появится и под каким именем зарегистрируется – неизвестно. Он осторожен, потому слишком уж явно светить свой интерес к нему тоже неохота. Важный момент: это пока еще только наша операция. Не хочется подтягивать дружественную польскую сторону. Значит, если позволяют обстоятельства, действовать надо неофициально. Я сказал бы даже, нелегально. Есть возможность подтянуть нужных людей и рискнуть. В конце концов, захват киллера такого масштаба многого стоит и за это многое простят. Другое дело, что Антон Хантер крепче, чем мы думали. Вчерашняя бойня – тому подтверждение. Его не хочется упустить, но и человек, который его возьмет, должен ни в чем ему не уступать. Мне продолжать?
– Спасибо за доверие, Коля, – хмыкнул Хижняк.
– Ты зря скалишься, речь идет о доверии. Все официально.
– То есть я впрягаюсь в работу ваших долбаных спецслужб? – Виктор повернулся к Неверову. – Наши, Петрович, тоже долбаные, так что не обольщайся.
– Твое мнение известно, – отозвался Неверов. – По этому поводу давно никто не обольщается.
– Нет, тебя не берут на службу, – спокойно продолжал Логинов. – Но и таких непоняток, как здесь, в Москве, теперь не будет. Антон Хантер по-прежнему в розыске, по оперативной информации его нужно искать в Варшаве. Мы можем официально использовать любые источники и связи и не обязаны раскрывать их руководству, если это идет на пользу дела. Получается, что ты – наш источник. Или что-то вроде того. Знаешь, как в компьютерных играх, дополнительная сила. О том, что я тебя привлекаю, как и раньше, знает ограниченное число людей. Даже еще меньше.
– Как это?
– Мое начальство уже не при делах, – объяснил Неверов. – Ну, там и раньше не особо были в курсах, кого я подтянул. Знали только, что я занимаюсь этим вопросом. Теперь же официально я прилетел для того, чтобы тему с московскими коллегами закрыть и умыть руки – пускай сами дальше парятся.
– Ага. А неофициально снова явился меня убалтывать.
– Не ворчи, Хижняк, – отмахнулся Неверов. – Я тут вроде как гарантия того, что все будет нормально. Тебя везде станут прикрывать, обеспечат информацией, если надо – документами. Опять же, оперативные расходы, теперь это вполне легальная статья.
– И вот еще о чем подумай: ты же вчера Антона Хантера так и не поймал, – перехватил инициативу Логинов. – Действовал в менее благоприятных условиях, как я понимаю. Вот, пожалуйста, есть возможность реванша. Тебя наводят на цель, даже на курок нажимают. И тебе, Виктор, остается пролететь, как пуля, и поразить мишень. В смысле, по возможности взять Хантера живым. Но если не получится, плакать никто не станет. Все равно это подадут как результат операции российских спецслужб, тебя никто нигде не засветит – невыгодно.
– Ну да, буду для всех неизвестным героем, – хмыкнул Виктор. – И вообще, пуля, говоришь? Так пуля – дура, всем известно. Дурака из меня делать не надо…
Логинов вздохнул.
– Эва как… Ты не дурак пока, Витя. Ты осел. Повторяю еще раз, последний, для тугодумов: никого из тебя не делают. Если тебе так кажется, если есть хоть маленькое подозрение – вставай и уходи. Сами разберемся. Только когда там, дома, женщине своей любимой станешь рассказывать, как все бросил и отвалил, попробуй объяснить ей, а заодно и себе, причину.
«А он-то прав, этот москвич», – подумал Хижняк. Он знал это – как и то, что Максим Неверов тоже был прав, приехав к нему – вот кто б подумал! – всего несколько дней назад. Он мог найти кучу причин, чтобы отказаться помогать спецслужбам – своим, чужим, без разницы. Но у него не было ответа на вопрос, почему он хочет продолжить охоту за Антоном Хантером. Даже если бы тот не взорвал торговый центр и там не погибли бы дети, сейчас, когда после вчерашних событий адреналин продолжал бурлить в его крови, Виктор Хижняк уже не мог, да и не хотел останавливаться.