— Дарья?
Блин, узнала! Дашка внутренне нос поморщила. Ну, это нормально. Одна баба другую бабу как семки прощелкает, на раз-два! Даже в совсем другом образе. Не в стильном пиджачке с узкими брючками, а в аляпистом платье а-ля «деревенский шик».
И причёска другая, и очков на Дарье нет, и боевой раскрас не прячет возраст.
Однако — поди ж ты.
— Добрый день, Снежана.
— Вы, ты собственно… как тут оказалась?
На «ты» дамы, естественно, в бытность знакомства не переходили, общались без фамильярностей, но там, в уютном кабинете психолога с минималистичным строгим дизайном это было уместно, а тут…
— Дашуня, кто там? — хриплый слабый голос Иванушки заставил обеих вздрогнуть и чуть сместиться с оси.
Они словно боксёры на ринге примеривались, как бы получше оглядеть соперника, чтобы потом побольнее ударить, покруче зацепить.
— Дашуня, значит, — прошипела Снежана, — шустрая ты, психологиня.
— Вы уже год в разводе, или больше? — не растерялась ведьма, вспоминая, что она ведьма.
— Какая разница? Этот развод — просто формальность. Мужику захотелось мнимой свободы, я ему её дала.
— Неужели? Это он от мнимой свободы так радостно по курортам с другими скачет?
— С тобой, что ли?
«Нет, со мной он лечится, после всяких» — хотела парировать Дарья, но вовремя себя тормознула.
— Ты чего припёрлась? Болеет он.
— Я чего припёрлась? Я вообще-то жена!
— Бывшая.
— Ах ты… Сучка крашеная!
Дарья хотела ответить всем известным выражением, что сучка она натуральная, это волосы крашенные, но решила, что это уже избито и банально.
— Он заразный. Хочешь, чтобы у тебя текло из всех щелей? Вперед! Только я дерьмо из-под тебя выносить не стану!
Дарья чуть вперед подалась, Снежана отступила было.
— Дерьмо? За-заразный? Что у него?
— Диарея. Понос, по-простому, вызванный жутким вирусом.
— А ты… ты почему не…
— Не, потому что у меня иммунитет. Но я, кстати, могу быть переносчиком заразы.
— Что?
На этот раз Снежана сама отпрянула назад, без предупреждения, и предусмотрительно закрыла нос и рот ладошкой.
— Да-аш? — вопросительный голос Ивана заставил обеих вздрогнуть.
— Курьер это, Ваня! — кивая в сторону комнаты, словно направляя туда звук ответила Дарья.
— Хорошо. Я там стейки заказал, так мяса хотелось.
Ох, Ваня, Ваня! И кто ж вас, царевичей, вечно за язык-то тянет!
Снежана прищурила глаз, хищно оглядывая Дарью и отнимая ладонь от лица.
— Вирус, значит? Диарея? Зараза. Заразная… А ну-ка, в сторону отошла, зараза заразная!
— И не подумаю! — ответила Дарья, занимая оборону. — Сказала — болеет. Тревожить его нельзя!
— А я потревожу! Я сейчас, мать твою, так потревожу! Ива-ан! — Дарья не успела закрыть знойной блондинке рот, та отпихнула её своими гигантскими силиконовыми мячиками и прошагала в комнату.
«Песец подкрался незаметно» — подумала ведьма, — «Ну, ничего, эту проблему мы тоже как-нибудь решим, где наша не пропадала!»
Снежана уже врывалась в комнату и Дашута последовала за ней.
— Ваня! Ванечка!
— Снеж… Снежана? Ты тут что делаешь? Не подходи! Я болею! — для пущей убедительности Царёв выставил вперёд обе руки, отступая, надеясь, что бывшая не преодолеет пресловутую социальную дистанцию. — Держись подальше!
— Слышала я, как ты болеешь! Стейки трескаешь, с этой!
— Я не трескаю! Я хотел. Мне нельзя, я знаю. И… что за эта?
— Эта мадам, которая мне дверь открыла. Сучка, которая нас с тобой развела!
— В смысле, сучка? Снежа, выбирай-ка выражения! Ты…
— Я? Это я должна выражения выбирать? Эта гадина тебе мозг промыла тогда. Я думала, она нам семью сохранит, а она тебе внушила, что развод неизбежен! Ты бы меня не бросил, если бы не она!
Дарья стояла в дверях, сложив руки на груди. Это был своеобразный час «икс». Иван должен узнать, что она на самом деле не ведьма, то есть не просто ведьма деревенская, которая курям даёт, да в баньке жарит. Она еще и известный в столице психолог, дипломированный, сертифицированный, на друзьях-товарищах проверенный.
— Ты о чём, Снежана? Что ты так орешь-то?
— Я о чём? Не о чём! А о ком!
Грудастая кикимора демонстративно указывала пальцем на Дашу. Та невозмутимо смотрела на своего горе-клиента.
— Она! Эта… Проходимка!
— Снеж, ты, по-моему, того, не в себе. Ты выпила что ли?
— Я выпила? Я? То есть ты считаешь нормальными приводить эту бабу сюда?
— Во-первых, она не баба. Во-вторых, это мой дом, и я привожу сюда кого захочу! Хоть ведьму, хоть Кощея Бессмертного, хоть чёрта лысого, поняла?
— Чёрта лысого, значит? Нормально! Ты не чёрта привёл, а чертовку. Дрянь, которая разрушила наш брак.
— Я вижу тут только одну дрянь, которая разрушила наш брак, Снежа! Ты тоже её видишь. В зеркале, каждый день! И знаешь, что, пошла ка ты вон отсюда! Пока я тебя не вынес!
— Я? Я вон? Значит эта психолог недоучка, которая бабу Ягу косплеит* тут остаётся, а я…
— А ты — вон отсюда! И больше не приходи! Или денег вообще больше никогда не увидишь, ясно?
— Ты… ты…
Снежана понимала даже своим небольшим количеством серого вещества, что Иван не в том состоянии, чтобы с ним ругаться и спорить. Он точно может её выставить и лишить содержания, которое, в общем-то, давать был не обязан. А Снежке хотелось в Эмираты, манил её Дубай и Абу-Даби, хотелось роскоши и блеска, да и нашла она себе уже мужичка, почти шейха, готового поездку оплатить и встретить её на курорте в лучшем виде. Но всё-таки надо было подстраховаться, и под это дело у бывшего ссудить тысяч пять долларов хотя бы. Не резон ругаться. Но поставить на место психологиню — дело чести!
— Я тебе добра желаю, Иван! Смотри, она тебя оплетёт, окрутит! Останешься ни с чем. Знаешь же сам этих психологов!
— Да что ты заладила, про психологов? Дарья не психолог! Она…
И тут Иван осекся. Замолчал.
Психолог.
Чёрт.
Он глянул на свою Дашеньку свежим взглядом и вдруг понял. Узнал. Вспомнил кабинет, затянутый изумрудной тканью, полумрак, мягкие светильники, не менее мягкие кресла. И женщину, с царственным видом восседавшую за столом.
Он тогда еще подумал, что она ведьма. Хоть и красивая, и стильная, но…
Такая «новая баба Яга». Элегантная, но способная убивать взглядом.
Значит, вот оно что?
Иван смотрел на Дарью. Дарья на Ивана.
Ну, и что ты будешь делать, Иванушка? Царевичем станешь, или останешься дурачком?
______________________________________________________________________________________
Косплеит — производная от слова «косплей» — это полное воссоздание образа героя, персонажа кино, книги, компьютерной игры и так далее.
_______________________________________________________________________________________
Приглашаю в мою очуменную новинку!
НАХАЛ. ЛЮБОВЬ НЕ ПРОДАЁТСЯ
Мне не нравится быть в этой толпе, некомфортно. Пытаюсь вырвать руку из руки подруги.
— Ты что?
— Хочу уйти.
— Да стой ты спокойно, интересно же, что будет?
Я пожимаю плечами. Мне — нет.
— Как вы знаете, — голос Нахала не очень громкий, но, когда он говорит, все затыкаются и слушают, — я теперь учусь здесь. Так же, как и вы, сдавал экзамены. Закрыл сессию, и очень хочется отметить это дело, и чтобы каждый из вас отметил со мной. Конечно, позвать всех в кабак не получится, но я знаю способ дать всем нам зажечь вместе. Готовы?
Толпа орет, а я ежусь — угораздило же! Вижу неподалеку своих однокурсниц, ту самую Карину, ее подружек, которые меня вечно пытаются зацепить. Они с восторгом пялятся на губернаторского отпрыска. Наши парни тоже тут. Народ еще подходит.
— Что ж, всем успеха! Да прольется на вас золотой дождь бабла!
Нахал говорит и поднимает руки, в которых стопки купюр. Он начинает разбрасывать их над толпой.
Деньги летят вниз. Тысячные, сотни, пятитысячные, пятисотрублевые. Бумажки разного достоинства падают сверху, и я вижу, как все вокруг начинают охоту за ними. Соня отпускает мою руку и прыгает, пытаясь поймать красненькую, ее толкает какой-то парень, в азарте она отпихивает его. Все кричат, ругаются, хохочут, кто-то, поймав деньги, издает победный клич.
А я в шоке.
Разве так можно? Что он творит? Он же сын губернатора! Он должен показывать пример! Представляю, какой будет кипиш в администрации, когда об этой выходке узнают.
Я стою как вкопанная, не реагируя на кружащиеся над головой денежные знаки, смотрю на Нахала и не сразу понимаю, что он тоже смотрит на меня.
— Эй ты, очкастая, тебе что, бабло не нужно? — кричит один из спутников Нахала.
Не отвечаю. Мне стыдно.
Деньги кидает он, а стыдно мне. И за него, за то, что он такой… Играет на низменных чувствах других. И за себя стыдно. За то, что оказалась тут, в этой толпе.
Нахал продолжает смотреть на меня, а я на него.
А вокруг эта вакханалия.
Какой позор.
Поворачиваюсь, чтобы уйти, но это непросто, деньги все еще летят сверху, кто-то бросается за ними, сбивая меня, я падаю, кто-то толкает меня ногами, сбивая очки, на которые тут же наступают. Чьи-то ноги рядом с моей головой, чувствую удар, туман перед глазами, проваливаюсь куда-то.
Всё, Любимова, это конец.