Большая Тюменская энциклопедия (О Тюмени и о ее тюменщиках)

Подземные тайны

Хрущев пляшет вприсядку, сверкая лысиной. Каганович злобно ухмыляется. Жданов тоже злобно ухмыляется. Молотов, Меркулов, Кобулов, Цанава тоже злобно ухмыляются. Берия ухмыляется самым злобным способом из всех. Гитлер тоже злобно ухмыляется, но еще и виновато.

— Эх, Адольфка, что ж ты учудил, мудила, двадцать второго июня одна тысяча девятьсот сорок первого года! — выговаривает ему Сталин, выколачивая трубку об его голову.

— Хуйню спорол-с, — злобно шипит А.Гитлер, сидя на цепи. Он, конечно, жив, будучи захвачен в плен, и, тайно, привезенный в Кремль, здесь живет, как пес бешеный, являя собой наглядное доказательство силы и мощи Несокрушимой и Легендарной. Оргия разврата имеет место, переходя в стадию ебли в сраку — все вышеперечисленные, несомненно, не просто негодяи и мерзавцы, а еще и пидарасня. (И еще — говноеды!) Начало суровой весны 1953 года стоит на дворе, пьянка происходит в честь завоевания Европы, назначенного на март 1953-го. Танковые армады ревут дизелями, готовые яростно броситься на беззащитные камни древних соборов. Уже даже железнодорожные билеты для будущего западноевропейского отделения МПС отпечатаны, Москва-Краснотибрск — 19 р. 20 коп (плацкарт), Москва — Сталинград-на-Сене — 19 руб. 65 коп (плацкарт), Москва — Темзосталинск — 26 руб. 40 копеек. Уже и этикетки для консервов отпечатаны «человечина тушеная, высший сорт», 1 руб. 30 коп. за банку, «филе младенца в собственном соку», 1 руб. 55 коп, и проч., чтобы не пропадать добру, которое будет нафаршировано из обитателей указанных Темзосталинсков посредством танковых пушек и клыков гулаговских овчарок, а также для окончательного решения трудностей в СССР с мясопродуктами. Осталось нажать на последнюю кнопку — непобедимая армада хлынет единой железной лавиной, и Зло навеки воцарится на нечастной Земле.

2. Но есть и подпольщики.

Союз ненавистный республик говняных,

Вот хуй там сплотила ебучая Русь!

Так сгинет же созданный волей гондонов

Ебаный позорный Советский Союз, -

поют в подполье бесстрашными голосами гимн отважные герои Сопротивления, подняв кулак над головой в знак непокорности.

Они не только поют: всюду и везде они наносят, как могут, удары по ненавистному режиму Абсолютного Зла, воцарившегося на более чем одной второй части суши: СССР + Восточная Европа + Китай + Индокитай + почти уже красная Индонезия, + пятые колонны компартий в Италии, Франции и прочей Европе, ждущие только сигнала из Кремля, чтобы ударить своей отчизне в ножом в спину.

Подпольщики, пускают поезда под откос, подсыпают толченое стекло в масло, неправильным лечением умерщвляют коммунистических начальников, под видом немых распространяют в вагонах поездов дальнего следования порнографические картинки, подрывая официальную мораль, записывают на рентгеновских пленках музыку в стиле «джаз», демонстрируя гражданам СССР преимущество западной культуры, организовывают опечатки в газетах, типа пропуска буквы л в слове Верховный Главнокомандующий — и так далее. Беспощадная тайная борьба кипит, не только не утихая, но все более нарастая по мере построения в СССР сатанинского социализма.

Тут подпольщики и получают сведения о новом дьявольском замысле проклятого усача, который описан выше. Выход один: немедленно указанного ликвидировать.

3. Это почти невозможно. Есть отважные герои — Маршал Жуков, например, или тот же Н.С. Хрущев, — которые готовы пожертвовать собой, чтобы пристрелить или взорвать бешеного пса — но ни пистолет, ни взрывчатку в Кремль не пронести; а к тому же проклятый злодей везде, всегда и пожизненно пребывает в бронированном герметическом скафандре, полностью изолированном от внешнего мира, на верхней передней части которого из папье-маше выклеено лицо, которое известно всему миру по миллионам фотографий.

Ночью?

Но кровать, на которой он спит, не содержится в одном помещении, а ездит под землей по железнодорожным рельсам туда и сюда (для чего, собственно, в Москве и построено метро, строительство которого не утихает ни на секунду), причем маршрут неизвестен никому, ибо задается специальной ЭВМ, снабженной генератором случайных чисел, и еще ездит множество других кроватей с двойниками, которые непрерывно переплетаются и тусуется, так что никак невозможно вычислить, где же и кто же из них подлинный Сталин. (Почему, кстати, кибернетика в СССР в те годы и строжайше запрещена: чтобы никто не мог построить еще одну вычислительную машину и все-таки разгадать подземные тайны маршрутов тел Сталина).

И, выходит, есть только один-единственный выход: смести все это с лица земли одним термоядерным ударом, вместе с, увы, городом Москвой, и всем, что в ней находится. Что и приходится осуществить, благо, Курчатов И., Королев С., Сахаров А., и прочие отцы советского ракетно-ядерного щита, конечно, будучи людьми культурными, не могут больше терпеть описанного злодейского беспредела. 5 марта 1953 года на месте, где стоял Кремль и шумел город Москва всплывает термоядерное облако.

4. Чтобы никто не догадался о происшедшем, Москвой называют маленький сибирский город на берегу реки Туры Тюмень, удостоенной этой чести за то, что именно здесь в 1941-44 годах хранилось чучело Ленина; силами миллионов заключенных ГУЛАГа, ударными темпами здесь строят Кремль, метро, ГУМ, ЦУМ, все прочие достопримечательности бывшей Москвы. Жителей бывшей Тюмени, нынешней Москвы, подвергают тотальной гипнообработке с целью убедить, что так всегда оно и было, и их город и есть Москва; в условиях сплошного контроля за информацией это не составляет никакого труда. Еще легче во всем этом убедить жителей остального СССР, которые режимный город Москву видели только на фотографиях в «Правде».

Поселение же, возникающее на месте бывшей Москвы, называют, наоборот, Тюменью.

И так с тех пор оно и есть — что и составляет величайшую тайну истории СССР.

Проверить это, между прочим, очень легко.

Нужно взять стихотворения авторов, описывающих Москву до уничтожения и переноса в Тюмень, и убедиться: климат описываемого в этих стихах города ничего не имеет общего с климата того города, который фигурирует под именем Москвы в наши дни.

Февраль! Набрать чернил и плакать!

Писать о феврале навзрыд,

Пока грохочущая слякоть

Весною черною горит, —

пишет, например, один из этих авторов по фамилии Пастернак в 1912 году. Или он же, в 1914:

Город, как болото, топок,

Струпья снега на счету,

И февраль горит, как хлопок,

Захлебнувшийся в спирту.

То есть, в подлинной Москве, нынешней Тюмени, февраль был весенним месяцем!

Чего в нынешней так называемой «Москве» отнюдь не наблюдается!

Так-то!

Будьте же бдительны, люди доброй воли!

***

Рассказ был придуман в конце 1980-х, да все мне было лень сесть его и записать. Вот, наконец, сделал это.

Конечно, все это сильно устарело: такое в Перестройку было актуально, в качестве пародии на тогдашнее антисталинское разоблачительство, и на тогдашний же бум разоблачения тайн истории: правда о сталинизме, царях, Распутине и истории вообще как таковой (Гумилев, Фоменко). Сейчас оно, конечно, уже — —

А с другой стороны — сейчас оно уже опять актуально!

Сейчас, когда Сталин уже опять «фигура сложная, неоднозначная», теперь опять актуально взять, да и прямо сказать так, как оно на самом деле есть: вот нашли неоднозначность! Да обыкновенный чикатило, карлик-людоед, только поудачливей чикатилы ростовского.

Так я полагаю сегодня, 5 августа 1999, в четверг, в 16.12.

Метрополитен московский, его подземные тайны

Когда совсем уж я от жизни одурею,

когда вконец меня измает белый свет,

в метра в таинственное я спускаюсь подземелье -

люминесцентный вечно здесь рассвет.

Змеятся гладкие здесь трубы переходов,

в пространства властно неизвестные влекут,

неумолимый, как державинские оды,

подземный сей сомнамбулический маршрут.

Повсюду месмеризм здесь густой,

повсюду сумрак серебристый разлит;

сплошной везде забвения застой;

позорные здесь бляди всюду лазят -

пленяться всячески собой они манят!

осень 1989 — Тюмень

II

Найдись человек, который в начале 1980-х с особой тщательностью и с большой высоты начни вглядываться в броуновскую толчею людей, происходящую под землей, он мог бы заметить также и одно как раз антиброуновское поведение одной из тамошних человекомолекул.

Она, одна из этих частиц едет, допустим, по оранжевой ветке на север, являясь пьяной.

Она сидит, частица мужского пола, на сиденье заднего вагона, отнюдь не читая модную тогда книгу «Альтист Данилов», а закрыв глаза и погрузившись во внутренний космос.

Доехав до Медведкова, конечной станции, эта частица поднимается.

Изо всех сил стараясь идти ровно, дабы не привлекать внимание милиции и граждан, она поднимается на поверхность в сторону кинотеатра, название которого не помню, обходит его, попадая на огромный пустырь на месте какой-то заброшенной неизвестное количество лет назад стройки. Строительный мусор, ржавые трубы, битый кирпич и все прочее, занесенное снегом. Тогда она идет вглубь пустыря, эта человекочастица, садится там на обломок трубы, вытаскивает из этого обломка находящуюся в нем початую бутылку водки, а также и имеющийся там же стакан. Налив в него на полтора пальца, она опрокидывает ледяную водку вовнутрь себя, после чего сидит и курит сигарету «Стюардесса». Потом она опять наливает, и опять опрокидывает, после чего встает и идет обратно к метро. И спускается в его жерло, и опять с закрытыми глазами сидит и мчится со страшным железным воем и грохотом в сторону центра, пока не доедет, например, до станции Свиблово. Где опять выходит на поверхность, и повторяет ту же процедуру, только теперь не на пустыре, а просто в жилом дворе, и водку он достает не из обломка трубы, а из некоей щели меж двух гаражей. И опять спускается в метро, и мчится снова, закрыв глаза, назад, в Медведково, чтобы опять повторить этот циклический процесс, становясь подобным некоему алкоголесодержащему маятнику. Вечером с трудом, но изо всех сил стараясь идти ровно, она идет домой, являясь очень пьяным, с тем, чтобы утром встать с очень тяжелого похмелья, и начать повторять все сначала, только теперь не на участке Медведково — Свиблово, а на участке, допустим, Свиблово — Щербаковская.

2. Раскрываю карты и объясняю, зачем он это делает. Все очень просто: он шпион. Он — американский шпион. Он — шпионит в пользу Соединенных Штатов Америки, он один из тех, кто заслан сюда разузнавать главные тайны СССР, и сообщать их ЦРУ для более полного осуществления тем плана Алена Даллеса. Его задание — выяснить точный профиль и рельеф Московского метрополитена: не условную, общеизвестную схему, а реальное расположение всех его линий во всех их трех измерениях. Для этого он и вынужден постоянно поддерживать себя в состоянии равномерного и довольно тяжелого опьянения: это можешь поверить читатель, сам, своим собственным вестибулярным аппаратом: попробуй, сидя и не читая, будучи пьян, проехать хоть, например, от Чеховской до Тимирязевской, и ты увидишь, как собственным своим организмом отлично станешь регистрировать все детали изгибов тоннеля — как он извивается вверх, и вниз, и позволяет себе то правый, то левый уклон — и так далее.

Это нелегко.

Нелегко каждый день напиваться в полный сракотан, тем более человеку американского образа мысли. Еще более нелегко каждое утро просыпаться в состоянии абсолютного бодуна. Тяжело каждый день с утра до ночи пребывать в подземном мраке среди безобразного лязга и грохота. Трудно пьяному в метро не попасть в руки коммунистических властителей: их полиция чрезвычайно, как известно, люто следит за тем, что считает нравственным обликом своих подданных, и выпивший человек в метро всегда находится лишь на волосок от страдалищ, именуемых «обезьянниками». Наконец, чрезвычайно трудно все эти извивы и изгибы удерживать в пьяной голове — а записывать, конечно, нельзя: коммунистические граждане бдительны, обязательно найдется такой, кто не пройдет мимо подозрительной личности, которая едет в метро и при этом что-то пишет, да еще и рисует какие-то кривые. Поэтому приходится каждый участок проезжать по многу раз, и опять, и снова — до полной его фиксации в пьяной памяти.

3. Особенно туго пришлось чувачине, когда наступила эпоха борьбы за трезвость: стоять в очередях у него нет времени (холодная война не ждет!), идти за водкой в «Березку» — грех смертный против конспирации, пить одеколон и стеклоочиститель, ему, как американскому гражданину, не по силам организма. Приходится ехать электричкой далеко за город, ходить там в резиновых сапогах по ночному лесу, жечь сигнальные костры, ориентируясь на которые сверхвысотные самолеты-невидимки типа «стелс» из страшной стратосферной высоты сбрасывают ему на парашютах контейнеры со «Стрелецкой горькой настойкой». Он, конечно, предпочел бы виски, «Абсолют» или хотя бы «Столичную», но только из американского супермаркета — нельзя: конспирация требует вести жизнь абсолютно точного местного.

4. И — составил он-таки эту подробную схему, нанеся тем самым окончательный и невосполнимый удар по обороноспособности СССР. Не очень, правда, ясно, какой, но видимо — чрезвычайно большой. А с чего бы еще Империя Зла, 70 лет дававшая копоти, вдруг в одномоментье стала на колени и согласилась отречься от всего плохого и смириться со всем хорошим?

Так вот: 17 ноября 1997.

Настольный теннис

Популярная спортивная игра. Один тюменский человек — обозначим его, конспирации ради (дальше станет понятно, почему) индексом Z, очень ее ненавидел. Его один настольный теннисист обидел. Мыслью, затмившей все прочие в его мозгу, становится одна, подобная тайному Солнцу: отмстить! Он устраивается на четыре работы сразу. Он до предела ограничивает себя в еде, куреве и культурных надобностях. Принадлежащую ему двухкомнатную квартиру на Тульской улице он сдает квартирантам, а сам переселяется в позорную конуру на дикой окраине под названием Бабарынка. Цель этих действий: накопить денег. Результат: он их накапливает. Последующее: он покупает теннисный стол, устанавливает его в подвале, который ему предоставляет для этих целей знакомый бизнесмен по фамилии Зуев. С утра и до следующего утра ежедневно, спя не более пяти часов в сутки, он тренируется. Постепенно он дотренировывается вот до чего: он достигает того, что с такой силой наносит удар, что шарик летит с такой скоростью, что плавится на лету вследствие трения об атмосферу!

Отразить такой удар, конечно, невозможно: шарик шлепается на стол целлулоидной лепешкой. Человек громит соперников на всех подряд турнирах со счетом 21: 0. Отмщение свершено. Гремят фанфары. Шампанское лежит вокруг сугробами.

2. Отмщение свершено по всем правилам: он не совок из коммуналки, который только и может — соседу под дверью нагадить и/или донос написать; отмщение свершено в манере самого Монте-Кристо: он ему, козлу, на его собственном поле отомстил!

Он стоит, едят в поезде, возвращаясь с очередного турнира.

Пустые поля, отмененные на зиму, лежат вокруг на десятки миллионов километров; Звезда Полей, почему-то желтая торчит одна высоко в черном небе. Он стоит, человек, плюет выбитое окно тамбура — ветер скорости возвращает ему его плевки. Стихотворение в такт колесному грохоту происходит в его голове:

Хуярит поезд, сука, так еби,

Хуярит поезд, аж гром гремит,

Да, плочены не зря за скорость башли:

Хуярит поезд, пиздячит блядь, ебашит!

Как древнеримского Цезаря, именно в момент самого из триумфов, его и поджидает удар в спину. Стоя в тамбуре, он прочитывает это в газете «Спорт-Экспресс»: он же есть пинг-понг на самом деле, этот настольный теннис! Это же китайская народная игра!

КПК не желает терпеть потери китайского лица. Она бросает бешеные суммы миллиардов юаней на химические исследования, она объявляет десять тысяч лет упорного труда и несчетное количество времени счастья; сорок миллионов химиков сидят в лагерях и бьются над проблемой свойств целлулоида; итог — весьма быстро они вырабатывают такую его разновидность, которая по всем параметрам точь-в-точь целлулоид, за исключением одного: в миллион раз большей жаропрочности.

Тугоплавкости?

А вот этого выражения как раз лучше избегать. Ибо могут найтись такие, которые решат, что оно — от словосочетания «тугие плавки».

Мол,

тугоплавкая тут входит она, —

а это есть совсем ненужное отвлечение в совсем не нужную сторону.

3. Другой бы отчаялся, опустил бы руки. Не таков указанный человек-фамилия его, кстати, Н. Все рухнуло? Он все начинает заново! Он тренируется еще пуще прежнего. Лицо его являет собой одну железную когорту. Он продолжает работать над силой удара. Он доводит его до того, что-ломает ударом стол к ядрене матери!

Вот они, знаменитые кадры кинохроники, снятые замедленной съемкой.

Поверхность стола.

Шарик, летящий со стороны соперника. Он ударяется о стол; он отскакивает от него; рука человека Н. с ракеткой в ней восходит стремительно, но при этом плавно, как точно полная луна.

Они соприкасаются, шарик с ракеткой: контакт! Есть контакт! Хоппа-на! Шарик отделяется от нее.

Он летит на сторону неприятеля. Он летит так, что кинокамера не в состоянии изображать его дискретным предметом: белая размытая полоса, подобно следу реактивного истребителя, вот что быстро растет из ракетки под углом примерно 30 градусов вниз. Сила удара такова, что, как показали последующие исследования, самое пространство-время в их континууме срывается с места и увлекается за шариком — собственно, турбулентный их, пространства-времени, вихрь и составляет эту белую полосу.

Трах! — это соприкосновения полосы с поверхностью стола.

Тратах! — это подламываются ножки стола, подобно ногам быка, пораженного шпагой матадора.

О-о-о — это выдох вскакивающих на ноги зрителей, не верящих глазам своим.

Крак! — это трескается посредине и разламывается надвое поверхность стола, разломленного вдоль, по осевой линии.

Ошеломленное лицо соперника.

Взлетающие в тишине обломки и щепки.

Железное лицо человека Н., выражающее отсутствие пощады.

Ибо это — еще цветочки!

Ибо — впереди еще ягодки!

4. Ягодки вспыхивают на следующий день: все газеты выходят с подробным описанием тренировочной техники Н.: кинограммы — схемы — графики — прочее.

Осуществляемое им он делает доступным любому.

Теннисные залы становятся похожим на скорее кузнечные цеха, такой в них грохот стоит от поминутно разбиваемых столов. Он отмщен, человек Н. Он более, чем отмщен! Настольного тенниса — более не существует! Никакой тайги не хватит все время заменять бесперерывно разбиваемые в щепки столы! Солнце Аустерлица пылает над его головой всею яростью своих протуберанцев.

Тут происходит то, что должно произойти. Теннис, во всех его разновидностях, как известно, игра не только китайцев. Выше бери! — это игра всемирных бюрократов. Итог: человека Z. в ту же ночь хватают, везут, судят, содят. Умышленная порча государственного имущества в особо крупных размерах, от семи до пятнадцати. Память о нем стирается изо всех файлов. Воды забвения смыкаются над головой его черные, как антарктические.

II

1. Тюрьма, он сидит в ней.

Одиночка, счет дней давно утерян, время является сумрачным киселем Одни воспоминания остаются в этом сумраке тем, что вспыхивает: вот он голым младенцем сидит в корытце, резиновый дедушка ленин зажат в бессмысленном кулачке. Вот он претерпевает нудную молодость бухгалтером в парадных белых в честь дня тезоименитства господина начальника личной канцелярии предоблисполкома нарукавниках. Вот он…

Ну, и так далее: все прочие воспоминания полны такой же безотрадности.

Тут дверь, скрежеща, распахивается.

На выход!

2. Его ведут коридорами.

Его приводят.

Есть такие авторы, которым лишь бы чего-нибудь закудрявить этакое.

Американец Рекс Стаут, например, ради пущей изгибистости, представил своего работника правоохранительных органов личностью нечеловеческой толщины, восседающей в на заказ сделанном кресле подобно какому-то киту, сему гигантскому морскому мегаслонусу аквусу; мы не пойдем по их пути; правда нам дороже: личность в кабинете, поджидающая Н. есть нормальная ментовская личность обычной ментовской внешности. — Ну, гражданин Н., говорит личность ему, — Не стану с вами юлить, подобно мыла куску на раскаленной сковородке, скажу прямо: в ЦК не дураки сидят. На Марс полетите!

3. Жизнь на Марсе, конечно, есть. Это следует не из каких-либо умозрительных соображений — это следует из картинок, переданных с поверхности его американской станцией «Викинг 1» в июле 1976-го, и перехваченных нашими системами перехвата.

Жизнь на Марсе не просто есть — жизнь там имеется вполне разумная и цивилизованная! Это следует из тех же картинок: на них такое изображено, что хоть волосы рви на голове.

Наконец, жизнь на Марсе не только есть, и не только цивилизованная — она, самое главное — еще и секретная: сообщение «Викинга», как выше сказано, перехвачено, идейно-геополитические противники ни о чем этом и понятие не имеют.

Вывод: немедленно нужно отправлять туда экспедицию! Пока идейные противники не спохватились и не — Вот, человеку Н. предлагается лететь в виде этой экспедиции.

4. Наука уже дозрела до доставки человека на Марс.

Но только в один конец — туда.

Увы, обратно наука пока еще нет.

Так вот, сообщает он ему: в один конец и полетите.

Задание: осмотреться — внедриться — укорениться — и проч.

Собирать и передавать информацию.

Сообщать тамошним убеждения, соответствующие нормам идейной убежденности.

И все прочее соответствующее.

Продукты, воду, кислород и так далее? Первоначальный запас возьмете с собой, далее будем еще подбрасывать автоматическими межпланетными станциями. А там, глядишь, прогресс науки, всевозможные достижения — глядишь, рассмотрим и вопрос о напарнике.

Почему Вы?

Ну, а почему нет?

Человек с железной волей… с большими достижениями… интеллектуал, опять же, а не просто громила…

Главное же — выбора у Вас нет: либо в тюрьме гнить всю оставшуюся жизнь — ибо, сами понимаете… либо… все ж таки воля!

Подумав несколько долей секунды, человек Н. соглашается: выбора у него действительно нет.

III

1. Начинаются тренировки. Его всячески обучают. Каратэ. Диверсионная подготовка. Аутотреннинг. История КПСС и научный коммунизм. Языки вплоть до нигерийского варианта английского — кто его знает, что там может на Марсе пригодиться! Экзамены в пустыне Кызылкумы и еще одни экзамены на полуострове Таймыр. Лишь через полтора года его загружают, наконец, в ракету и выстреливают ей по Марсу. Пламя ревет в соплах. Ускорение дает копоти. «Курс — 40 градусов верхней тикали, 14 градусов горной изонтали! Полет проходит нормально!»- кричит в телефонную трубку наводчик, докладывая в Москву о ходе запуска — торжественность момента требует полных уставных наименований, а не жаргонно-бытовых обрубков-усечений «вертикаль», «горизонталь». И он летит.

Он летит год, два, три. Кабина космолета тесна как просто гроб. Он летит лежа на спине, не в состоянии даже повернуться на бок: нет места. Тем не менее, все-таки он прилетает.

2. Наконец, он прилетает, высаживается. Все как положено: красная пустыня, утыканная кактусами, тоска, глушь и дикость:

Один чувачина, бластер имея в руке,

Бластер имея в другой руке, и еще нож,

Вот что он говорил на трансгалактическом языке:

Он говорил: «Ох же еж ты пердеж охмуреж!», -

Что на стандартный земной коли-ежели переведешь,

Се означает

классическое начало классической, с детских лет всем как алфавит знакомой «Песни космопроходца» — эпической поэмы неизвестного космического скальда о суровых буднях покорителей галактик.

Увы, песнь и реальность есть две вещи, как известно, не обязательно совпадающие. Ничего всего этого нет.

Нет ни бластеров, ни силовых защитных полей, ни машинки на поясе, которая сама переводит с любого инопланетного языка. Есть одна грубая действительность данная в непосредственных ощущениях: неудобная и тяжелая рация за спиной — тяжелый же за спиной же рюкзак вещмешок — автомат калашникова через плечо — пистолет макарова за поясом. На голове каска. В таких условиях он приступает к странствиям.

Наконец, осуществив все положенные скитания и блуждания, он обнаруживает искомое. Дальнейшее — краткий пересказ его оттуда сообщений, сделанных при помощи шифра.

3. Он обнаруживает все, что и предсказывалось. Раннерабовладельческий строй. Полуголые жрицы, бьющиеся в конвульсиях под мерный гром барабанов. Золото, бриллианты, хрусталь, слоновая кость и прочая безумная роскошь. Гигантские сооружения решетчато-пирамидального и спирально-ленточного характера. Загадочные каналы. Таинственная сила телекинеза. Фобос и Деймос, вполне соответствующие смыслам своих имен. Согнутый кусок дерева, мгновенно убивающий на расстоянии. И так далее. населен Марс — Барсум, естественно, на местном языке — конечно, исключительно златокудрыми жаркозадыми амазонками. Рост их всех как на подбор один метр восемьдесят сантиметров. Красота их ослепляет глаз, впрочем, только и жаждущий сего ослепления. Глаза их сияют, как и одеяния. Речь их изыскана. Образ мысли их полон тайных знаний, жестокости и абсолютной безнравственности. И так далее. И тому подобное. И прочее, прочее, прочее.

4. Исторический очерк развития дел, приведший к указанному состоянию, примерно таков. Отнюдь не всегда было так, как это описано в предыдущем абзаце. еще совсем недавнее время назад не было ни городов, ни каналов, ни сооружений и ничего прочего.

Еще совсем крохотную единицу измерения времени до того, жители Марса были не более, чем чумазыми дикарями, без смысла и цели небольшими кучками кочевавшими по поверхности планеты. Шестиногие яковерблюды. Вонючие кибитки. Нестиранные лохмотья. Баранье сало и войлок. Нищета, уныние, убожество и сумерки, вот что имелось на Марсе в течение десятков сотен тысяч лет прежде без малейших изменений.

5. Причина диалектического скачка от кочевой дикости к оседлости, цивилизации, ремеслам, наукам, искусствам и всему прочему, описанному выше, как с удовлетворением обнаруживают ученые, отличнейше соответствует учению Маркса и Энгельса. Ибо дела там развивались так. В абзаце 3 сией главы утверждалось: обитатели Барсума исключительно пола Ж. Любой, обладающий разумом, получатель такого сообщения усомнится: ибо этого не может быть. И он прав. Личности пола М. наличествуют также, хотя в незначительном количестве. Кроме того, они очень особенные.

Во-первых, их мало. Примерно их один на 999, которые типа Ж. Во-вторых, они очень мелкие, глупые, маложизнеспособные и требующие постоянной охраны и заботы, как оранжерейные цветочки. Дело в том — и это в-третьих — что в определенном смысле они и в самом деле есть цветочки!

Дело вот в чем: в том месте, где туловище раздваивается.

Дело вот в чем: в этом самом месте у них не штырек, как у гомо сапиенс, у них, у гомо сапиенс марсианум, там — такой как бы бутон. Такая как бы семяпочка. Она там произрастает. Как во всякой семяпочке, в ней зреют потихоньку споры. Наконец, они созревают. После чего семяпочка вдруг в один момент хлоп — лопается.

Она лопается.

Созревшие семена мельчайшими пылинками разлетаются во все стороны. Они легки до чрезвычайности. Они висят в воздухе мельчайшей взвесью. Ветер их носит как хочет. Он их носит по всей планете. В разных ее местах они упадают на поверхность. Они вживляются в почву. Они всячески сосут из нее жизненные силы. Постепенно, постепенно дело складывается так, что на месте упавшей споры появляется побег; он растет; он произрастает и разрастается; еще какое-то — достаточно нескорое! — время спустя вот это уже целый кактус со множеством ответвлений от его основного ствола; такой вполне земного типа кактус, такой как бы канделяброобразный. И он себе растет какое-то время. А через еще какое-то время приходит его час, и он увядает, без смысла и цели. Но дело вот в чем: то, что находится на концах этих кактусоподобных, оно… даже не знаю как сказать… оно точь-в-точь является таким как… ну, как то, короче, что начинается на ту же самую букву, которая есть пятая в слове «пороховница».

Поэтому бывает и другой вариант. Бывает и так, что в своих диких блужданиях по планете на него наталкивается дикое племя диких барсумиток. Они тогда поступают так: они кричат «ого-го!»

Они бегут к нему, размахивая своими лохмотьями.

Они жадно всеми способами его канделяброподобиями пользуются в соответствии со своими марсианскими инстинктами и наклонностями. Девять месяцев спустя в племени появляется его новое поколение.

Следствия очевидны: нулевой прирост населения — раз. Пребывание его в полном гомеостатическом равновесии с окружающей средой — два. Полное отсутствие каких-либо социальных, имущественных, классовых, просто бытовых противоречий — три. Отсутствие причин и стимулов для развития, вот так — четыре. Итог всего: полное, абсолютное и неизменное состояние равномерной дикости и нищеты без какой-нибудь нужды и мысли что-либо в этом менять.

Пока вдруг в одной из голов не возникает идея: не давать спорам разлетаться по ветру — раз, и — не укочевывать отсюда, а остаться и подождать — два.

Возникает оседлость.

Возникает земледелие.

Возникает классовое расслоение: одни марсианки захватывают плантации кустов в свои руки, заставляя других гнуть на них от зари до зари спину за то только, чтобы хоть раз в марсианский месяц попользоваться кустиком похудосочнее.

Возникает неудовлетворенность бытием и своей ролью в нем; появляется стремление к лучшей жизни; борьба и единство противоположностей вскипает пеной как молоко на плите; начинаются войны из-за плантаций, появляются регулярные армии; появляются города, ремесла и так далее; возникает государство как машина классового господства; начинается, короче, та самая Культура, История и Цивилизация. Часть барсумиток при этом остается верной старой жизни, они прячутся в пустыне и совершают налеты на города, в ярости сжигая и уничтожая все на своем пути, которое является новомодными фокусами. Над плантациями тогда стоит густой дух жареной колбасы.

6. Таков краткий очерк истории марсианской цивилизации красоток, переданный человеком Н. при помощи радио.

Ну, а что было дальше, вы не хуже меня знаете: финансовый кризис, распад СССР, инфляция, сокращение бюджетных ассигнований, и прочее, и прочее, и прочее.

Наконец, костлявая рука кризиса добирается и до марсианского проекта: начальство приходит к выводу, что это баловство — выбрасывать кучи пачек долларов на поддержание связи с находящейся хрен знает где планетой. Так что, это все.

Более никаких достоверных сведений о деятельности личности Н. у автора не имеется, а гипотез я измышлять не намерен. И другим не советую:

Из пустого в порожнее, друг,

Переливать не берись.

Там такие имеются мастаки,

Там акулы такие матерейшие и волки,

Что, неумелый который к ним сунется вдруг-

ждет его, короче то же, что мелкого травоядного животного в очках, вздумавшего дружить с уркаганами в овечьих шкурах.

7. Впрочем, ладно. Оскоромлюсь-таки предположением: учитывая указанного Н. морально-волевые, интеллектуальные и прочие вышеописанные качества — наиболее вероятным представляется такой вариант дальнейшего развития событий, при которым он со временем становится на Марсе главным, а затем и вообще Императором.

осень, 1993