Борисоглебский, 6. Из лирического дневника 1914—1922

Первородство — на сиротство!

Не спокаюсь.

Велико твое дородство:

Отрекаюсь.

Тем как вдаль гляжу на ближних —

Отрекаюсь.

Тем как твой топчу булыжник —

Отрекаюсь.

Как в семнадцатом-то,

Праведница в белом,

Усмехаючись стояла

Под обстрелом.

Как в осьмнадцатом-то

— А? — следочком ржавым

Всё сынов своих искала

По заставам.

Вот за эту-то — штыками!

Не спокаюсь! —

За короткую за память —

Отрекаюсь.

Драгомилово, Рогожская,

Другие…

Широко ж твоя творилась

Литургия…

А рядочком-то

На площади на главной,

Рванью-клочьями

Утешенные, лавром…

Наметай, метель, опилки:

Снег свой чистый.

Поклонись, глава, могилкам

Бунтовщицким.

(Тоже праведники были, —

Не за гривну!)

Красной ране, бедной праведной

Их кривде…

Старопрежнее, на свалку!

Нынче, здравствуй!

И на кровушке на свежей —

Пляс да яства.

Вот за тех за всех за братьев

— Не спокаюсь! —

— Прости, Иверская Мати! —

Отрекаюсь.

Пуще чем женщина

В час свиданья!

Лавроиссеченный,

Красной рванью

Исполосованный

В кровь —

Снег.

Вот они, тесной стальной когортой,

К самой кремлевской стене приперты,

В ряд

Спят.

Лавр — вместо камня

И Кремль — оградой.

Крестного знамени

Вам не надо.

Как —

Чтить?

Не удостоились «Со святыми»,

Не упокоились со святыми.

Лавр.

Снег.

Как над Исусовым

Телом — стража.

Руки грызу себе, — ибо даже

Снег

Здесь

Гнев. — «Проходи! Над своими разве?!»

Первою в жизни преступной связью

Час

Бьет.

С башни — который? — стою, считаю.

Что ж это здесь за земля такая?

Шаг

Врос.

Не оторвусь! («Отрубите руки!»)

Пуще чем женщине

В час разлуки —

Час

Бьет.

Под чужеземным бунтарским лавром

Тайная страсть моя,

Гнев мой явный —

Спи,

Враг!

Братья! В последний час

Года — за русский

Край наш, живущий — в нас!

Ровно двенадцать раз —

Кружкой о кружку!

За почетную рвань,

За Тамань, за Кубань,

За наш Дон русский,

Старых вер Иордань…

Грянь,

Кружка о кружку!

Товарищи!

Жива еще

Мать — Страсть — Русь!

Товарищи!

Цела еще

В серд — цах Русь!

Братья! Взгляните в даль!

Дельвиг и Пушкин,

Дел и сердец хрусталь…

— Славно, как сталь об сталь —

Кружкой о кружку!

Братства славный обряд —

За наш братственный град

Прагу — до — хрусту

Грянь, богемская грань!

Грянь,

Кружка о кружку!

Товарищи!

Жива еще

Ступь — стать — сталь.

Товарищи!

Цела еще

В серд — цах — сталь.

Братья! Последний миг!

Уж на опушке

Леса — исчез старик..

Тесно — как клык об клык —

Кружкой о кружку!

Добровольная дань,

Здравствуй, добрая брань!

Еще жив — русский

Бог! Кто верует — встань!

Грянь,

Кружка о кружку!

Тот — вздохом взлелеянный,

Те — жестоки и смуглы.

Залетного лебедя

Не обижают орлы.

К орлам — не по записи:

Кто залетел — тот и брат!

Вольна наша трапеза,

Дик новогодний обряд.

Гуляй, пока хочется,

В гостях у орла!

Мы — вольные летчики,

Наш знак — два крыла!

Под гулкими сводами

Бои: взгляд о взгляд, сталь об сталь.

То ночь новогодняя

Бьет хрусталем о хрусталь.

Попарное звяканье

Судеб: взгляд о взгляд, грань о грань.

Очами невнятными

Один — в новогоднюю рань…

Не пей, коль не хочется!

Гуляй вдоль стола!

Мы — вольные летчики,

Наш знак — два крыла!

Соборной лавиною

На лбы — новогодний обвал.

Тоска лебединая,

В очах твоих

Дон ночевал.

Тоска лебединая,

Протяжная — к родине — цепь…

Мы знаем единую

Твою, — не донская ли степь?

Лети, куда хочется!

На то и стрела!

Мы — вольные летчики,

Наш век — два крыла!

Не ревновать и не клясть,

В грудь призывая — все стрелы!

Дружба! — Последняя страсть

Недосожженного тела.

В сердце, где белая даль,

Гладь — равноденствие — ближний,

Смертолюбивую сталь

Переворачивать трижды.

Знать: не бывать и не быть!

В зоркости самоуправной

Как черепицами крыть

Молниеокую правду.

Рук непреложную рознь

Блюсть, костенея от гнева.

— Дружба! — Последняя кознь

Недоказненного чрева.

Не похорошела за годы разлуки!

Не будешь сердиться на грубые руки,

Хватающиеся за хлеб и за соль?

— Товарищества трудовая мозоль!

О, не прихорашивается для встречи

Любовь. — Не прогневайся на просторечье

Речей, — не советовала б пренебречь:

То летописи огнестрельная речь.

Разочаровался? Скажи без боязни!

То — выкорчеванный от дружб и приязней

Дух. — В путаницу якорей и надежд

Прозрения непоправимая брешь!

И марш вперед уже,

Трубят в поход.

О как встает она,

О как встает…

Уронив лобяной облом

В руку, судорогой сведенную,

— Громче, громче! — Под плеск знамен

Не взойдет уже в залу тронную!

И марш вперед уже,

Трубят в поход.

О как встает она,

О как встает…

Не она ль это в зеркалах

Расписалась ударом сабельным?

В едком верезге хрусталя

Не ее ль это смех предсвадебный?

И марш вперед уже,

Трубят в поход.

О как встает она,

О как —

Не она ли из впалых щек

Продразнилась крутыми скулами?

Не она ли под локоток

— Третьим, третьим вчерась прикуривал?

И марш вперед уже,

Трубят в поход,

О как —

А — в просторах — Норд-Ост и шквал.

— Громче, громче промежду ребрами! —

Добровольчество! Кончен бал!

Послужила вам воля добрая!

И марш вперед уже,

Трубят —

Не чужая! Твоя! Моя!

Всех как есть обнесла за ужином!

— Долгой жизни, Любовь моя!

Изменяю для новой суженой…

И марш —

Верстами — врозь — разлетаются брови.

Две достоверности розной любови,

Черные возжи-мои-колеи —

Дальнодорожные брови твои!

Ветлами — вслед — подымаются руки.

Две достоверности верной разлуки,

Кровь без слезы прóлитая!

По ветру жизнь! — Брови твои!

Летописи лебединые стрелы,

Две достоверности белого дела,

Радугою — в Божьи бои

Вброшенные — брови твои!

Завораживающая! Крест

Накрест складывающая руки!

Разочарование! Не крест

Ты — а страсть, как смерть и как разлука.

Разгораживающий настой,

Сладость обморочного оплыва…

Что настаивающий нам твой

Хрип, обезголосевшая дива —

Жизнь! — Без голосу вступает в дом,

В полной памяти дает обеты,

В нежном голосе полумужском —

Безголосицы благая Лета…

Уж немногих я зову на ты,

Уж улыбки забываю важность…

— То вдоль всей голосовой версты

Разочарования протяжность.

Переселенцами —

В какой Нью-Йорк?

Вражду вселенскую

Взвалив на горб —

Ведь и медведи мы!

Ведь и татары мы!

Вшами изъедены

Идем — с пожарами!

Покамест — в долг еще!

А там, из тьмы —

Сонмы и полчища

Таких, как мы.

Полураскосая

Стальная щель.

Дикими космами

От плеч — метель.

— Во имя Господа!

Во имя Разума! —

Ведь и короста мы,

Ведь и проказа мы!

Волчьими искрами

Сквозь вьюжный мех —

Звезда российская:

Противу всех!

Отцеубийцами —

В какую дичь?

Не ошибиться бы,

Вселенский бич!

«Люд земледельческий,

Вставай с постелею!»

И вот с расстрельщиком

Бредет расстрелянный,

И дружной папертью,

— Рвань к голытьбе:

«Мир белоскатертный!

Ужо тебе!»

Сомкнутым строем —

Противу всех.

Дай же спокойно им

Спать во гробех.

Ненависть, — чти

Смертную блажь!

Ненависть, спи:

Рядышком ляжь!

В бранном их саване —

Сколько прорех!

Дай же им правыми

Быть во гробех.

Враг — пока здрав,

Прав — как упал.

Мертвым — устав

Червь да шакал.

Вместо глазниц —

Черные рвы.

Ненависть, ниц:

Сын — раз в крови!

Собственным телом

Отдал за всех…

Дай же им белыми

Быть во гробех.

Небо катило сугробы

Валом в полночную муть.

Как из единой утробы —

Небо — и глыбы — и грудь.

Над пустотой переулка,

По сталактитам пещер

Как раскатилося гулко

Вашего имени Эр!

Под занавескою сонной

Не истолкует Вам Брюс:

Женщины — две — и наклонный

Путь в сновиденную Русь.

Грому небесному тесно!

— Эр! — леопардова пасть.

(Женщины — две — и отвесный

Путь в сновиденную страсть…)

Эр! — необорная крепость!

Эр! — через чрево — вперед!

Эр! — в уплотненную слепость

Недр — осиянный пролет!

Так, между небом и нёбом,

— Радуйся же, маловер! —

По сновиденным сугробам

Вашего имени Эр.

А сугробы подаются,

Скоро расставаться.

Прощай, вьюг-твоих-приютство,

Воркотов приятство.

Веретен ворчливых царство,

Волков белых — рьянство.

Сугроб теремной, боярский,

Столбовой, дворянский,

Белокаменный, приютский

Для сестры, для братца…

А сугробы подаются,

Скоро расставаться.

Ах, в раззор, в раздор, в разводство

Широки — воротцы!

Прощай, снег, зимы сиротской

Даровая роскошь!

Прощай, след незнам, непытан,

Орлов белых свита,

Прощай, грех снежком покрытый,

По снегам размытый.

Горбуны-горбы-верблюдцы —

Прощай, домочадцы!

А сугробы подаются,

Скоро расставаться.

Голытьбе с любовью долг

День весенний, звонный.

Где метель: покров-наш-полог,

Голова приклонна!

Цельный день грызет, докучня,

Леденцовы зерна.

Дребезга, дрызга, разлучня,

Бойня, живодерня.

День — с ремень, ноченька куца:

Ни начать, ни взяться…

А сугробы подаются,

Скоро расставаться…

В две руки беру — за обе:

Ну — не оторвуся!

В две реки из ям-колдобин —

Дорогие бусы.

Расколдован, разморожен

Путь, ручьям запродан.

Друг! Ушли мои ворожбы

По крутым сугробам…

Не гляди, что слезы льются:

Вода — может статься!

Раз сугробы подаются —

Пора расставаться!

Без повороту и без возврату,

Часом и веком.

Это сестра провожает брата

В темную реку.

Без передыху и без пощады

… … … … … … … … … … … …

Это сестра оскользнулась взглядом

В братнюю руку.

«По Безымянной

В самую низь.

Плиты стеклянны:

Не оскользнись.

Синее зелье

Всвищет сквозь щели.

Над колыбелью —

Нищие пели:

Первый — о славе,

Средний — о здравье,

Третий — так с краю

оставил:

Жемчугом сыпать

Вслед — коли вскличут»…

Братняя притопь.

Сестрина причеть.