1915

«Безумье — и благоразумье…»

Безумье — и благоразумье,

Позор — и честь,

Всё, что наводит на раздумье,

Всё слишком есть

Во мне, — все каторжные страсти

Свились в одну!

Так в волосах моих — все масти

Ведут войну.

Я знаю весь любовный шепот,

— Ах, наизусть! —

— Мой двадцатидвухлетний опыт —

Сплошная грусть.

Но облик мой — невинно-розов,

— Что ни скажи! —

Я виртуоз из виртуозов

В искусстве лжи.

В ней, запускаемой как мячик,

— Ловимый вновь! —

Моих прабабушек-полячек

Сказалась кровь.

Лгу оттого, что по кладбищам

Трава растет,

Лгу оттого, что по кладбищам

Метель метет…

От скрипки — от автомобиля —

Шелков — огня…

От пытки, что не все любили

Одну меня!

От боли, что не я — невеста

У жениха.

От жеста и стиха — для жеста

И для стиха.

От нежного боа на шее…

И как могу

Не лгать, — раз голос мой нежнее,

Когда я лгу…

3 января 1915

«Легкомыслие! — Милый грех…»

Легкомыслие! — Милый грех,

Милый спутник и враг мой милый!

Ты в глаза мои вбрызнул смех,

Ты мазурку мне вбрызнул в жилы!

Научил не хранить кольца, —

С кем бы жизнь меня ни венчала!

Начинать наугад с конца,

И кончать еще до начала.

Быть как стебель, и быть как сталь

В жизни, где мы так мало можем…

— Шоколадом лечить печаль,

И смеяться в лицо прохожим!

3 марта 1915

«Сини подмосковные холмы…»

Сини подмосковные холмы,

В воздухе чуть теплом — пыль и деготь.

Сплю весь день, весь день смеюсь, —

должно быть

Выздоравливаю от зимы.

Я иду домой возможно тише.

Ненаписанных стихов — не жаль!

Стук колес и жареный миндаль

Мне дороже всех четверостиший.

Голова до прелести пуста,

Оттого, что сердце — слишком полно!

Дни мои, как маленькие волны,

На которые гляжу с моста.

Чьи-то взгляды слишком уж нежны

В нежном воздухе, едва нагретом…

— Я уже заболеваю летом,

Еле выздоровев от зимы.

13 марта 1915

«Хочу у зеркала, где муть…»

Хочу у зеркала, где муть

И сон туманящий,

Я выпытать — куда Вам путь

И где — пристанище.

Я вижу: мачта корабля,

И Вы — на палубе…

Вы — в дыме поезда… Поля

В вечерней жалобе…

Вечерние поля в росе,

Над ними — вóроны…

— Благословляю Вас на все

Четыре стороны!

3 мая 1915

«Мне нравится, что Вы больны не мной»

Мне нравится, что Вы больны не мной,

Мне нравится, что я больна не Вами,

Что никогда тяжелый шар земной

Не уплывет под нашими ногами.

Мне нравится, что можно быть смешной —

Распущенной — и не играть словами,

И не краснеть удушливой волной,

Слегка соприкоснувшись рукавами.

Мне нравится еще, что Вы при мне

Спокойно обнимаете другую,

Не прочите мне в адовом огне

Гореть за то, что я не Вас целую.

Что имя нежное мое, мой нежный, не

Упоминаете ни днем ни ночью — всуе…

Что никогда в церковной тишине

Не пропоют над нами: аллилуйя!

Спасибо Вам и сердцем и рукой

За то, что Вы меня — не зная сами! —

Так любите: за мой ночной покой,

За редкость встреч закатными часами,

За наши не-гулянья под луной,

За солнце не у нас на головами,

За то, что Вы больны — увы! — не мной,

За то, что я больна — увы! — не Вами.

3 мая 1915

«Какой-нибудь предок мой был — скрипач…»

Какой-нибудь предок мой был — скрипач,

Наездник и вор при этом.

Не потому ли мой нрав бродяч

И волосы пахнут ветром!

Не он ли, смуглый, крадет с арбы

Рукой моей — абрикосы,

Виновник страстной моей судьбы,

Курчавый и горбоносый.

Дивясь на пахаря за сохой,

Вертел между губ — шиповник.

Плохой товарищ он был, — лихой

И ласковый был любовник!

Любитель трубки, луны и бус,

И всех молодых соседок…

Еще мне думается, что — трус

Был мой желтоглазый предок.

Что, душу черту продав за грош,

Он в полночь не шел кладбищем!

Еще мне думается, что нож

Носил он за голенищем.

Что не однажды из-за угла

Он прыгал — как кошка — гибкий…

И почему-то я поняла,

Что он — не играл на скрипке!

И было всё ему нипочем, —

Как снег прошлогодний — летом!

Таким мой предок был скрипачом.

Я стала — таким поэтом.

23 июня 1915

«С большою нежностью — потому…»

С большою нежностью — потому,

Что скоро уйду от всех —

Я все раздумываю, кому

Достанется волчий мех,

Кому — разнеживающий плед

И тонкая трость с борзой,

Кому — серебряный мой браслет,

Осыпанный бирюзой…

И всé — записки, и всé — цветы,

Которых хранить — невмочь…

Последняя рифма моя — и ты,

Последняя моя ночь!

22 сентября 1915

«Заповедей не блюла, не ходила к причастью…»

Заповедей не блюла, не ходила к причастью.

— Видно, пока надо мной не пропоют литию, —

Буду грешить — как грешу — как грешила:

со страстью!

Господом данными мне чувствами — всеми пятью!

Други! — Сообщники! — Вы, чьи наущения —

жгучи!

— Вы, сопреступники! — Вы, нежные учителя!

Юноши, девы, деревья, созвездия, тучи, —

Богу на Страшном суде вместе ответим, Земля!

26 сентября 1915

«В гибельном фолианте…»

В гибельном фолианте

Нету соблазна для

Женщины. — Ars Amandi[9]

Женщине — вся земля.

Сердце — любовных зелий

Зелье — вернее всех.

Женщина с колыбели

Чей-нибудь смертный грех.

Ах, далеко до неба!

Губы — близки во мгле…

— Бог, не суди! — Ты не был

Женщиной на земле!

29 сентября 1915

«Я знаю правду! Все прежние правды — прочь!..»

Я знаю правду! Все прежние правды — прочь!

Не надо людям с людьми на земле бороться.

Смотрите: вечер, смотрите: уж скоро ночь.

О чем — поэты, любовники, полководцы?

Уж ветер стелется, уже земля в росе,

Уж скоро звездная в небе застынет вьюга,

И под землею скоро уснем мы все,

Кто на земле не давали уснуть друг другу.

3 октября 1915

«Два солнца стынут — о Господи, пощади!..»

Два солнца стынут — о Господи, пощади! —

Одно — на небе, другое — в моей груди.

Как эти солнца — прощу ли себе сама? —

Как эти солнца сводили меня с ума!

И оба стынут — не больно от их лучей!

И то остынет первым, что горячей.

6 октября 1915

«Цыганская страсть разлуки!..»

Цыганская страсть разлуки!

Чуть встретишь — уж рвешься прочь!

Я лоб уронила в руки,

И думаю, глядя в ночь:

Никто, в наших письмах роясь,

Не понял до глубины,

Как мы вероломны, то есть —

Как сами себе верны.

Октябрь 1915

«Полнолунье и мех медвежий…»

Полнолунье и мех медвежий,

И бубенчиков легкий пляс…

Легкомысленнейший час! — Мне же

Глубочайший час.

Умудрил меня встречный ветер,

Снег умилостивил мне взгляд.

На пригорке монастырь светел

И от снега — свят.

Вы снежинки с груди собольей

Мне сцеловываете, друг.

Я на дерево гляжу — в поле,

И на лунный круг.

За широкой спиной ямщицкой

Две не встретите головы.

Начинает мне Господь — сниться,

Отоснились — Вы.

27 ноября 1915

«Лежат они, написанные наспех…»

Лежат они, написанные наспех,

Тяжелые от горечи и нет.

Между любовью и любовью распят

Мой миг, мой час, мой день, мой год, мой век.

И слышу я, что где-то в мире — грозы,

Что амазонок копья блещут вновь.

— А я пера не удержу! — Две розы

Сердечную мне высосали кровь.

Москва, 20 декабря 1915

«Даны мне были и голос любый…»

Даны мне были и голос любый,

И восхитительный выгиб лба.

Судьба меня целовала в губы,

Учила первенствовать Судьба.

Устам платила я щедрой данью,

Я розы сыпала на гроба…

Но на бегу меня тяжкой дланью

Схватила за волосы Судьба!

Петербург, 31 декабря 1915

Загрузка...