Бой на вылет

Быть человеком

Женщина на борту — жди неприятностей.

Эта древняя примета, несмотря на прочное и вполне законное присутствие женщин в космосе, крепко укоренилась в сознании мужчин-космонавтов, перейдя к ним по наследству от моряков.

Самое забавное, что в эту примету верили и космонавты-женщины. То есть женщина-космонавт как бы женщиной вовсе и не считалась. Во всяком случае, до тех пор, пока находилась в полете. На Земле или, скажем, в порту — другое дело. Опять же, если на борту присутствовало больше одной женщины-пассажирки, то примета утрачивала свою зловредную суть и вообще переставала быть приметой. По глубокому убеждению любого космонавта, только при наличии одной-единственной женщины на корабле следовало ожидать всяческих пакостей от злодейки-судьбы.

И эта одна-единственная женщина на борту космического грузовика класса «С» «Пахарь» присутствовала.

Что делать, Инспектор по делам колоний — птица важная, имеет право воспользоваться любым кораблем для своих инспекторских перелетов. Вот она и воспользовалась «Пахарем», чтобы вернуться на Землю после инспекторской проверки в системе Бетельгейзе.

На свою и чужие головы.

Началось все с того, что «Пахарь» подвергся нападению пиратов прямо на орбите восьмой планеты системы Бетельгейзе. Дело не столь уж редкое в окрестностях этой колонии землян, не обладающей достаточно мощным космофлотом, способным надежно защитить честных торговцев и государственных курьеров. Если последние на своих отлично вооруженных и высокоскоростных кораблях обычно легко уходили от нападения, то первым зачастую приходилось несладко. «Пахарь» принадлежал полугосударственной торгово-промышленной корпорации и, следовательно, не относился в полной мере ни к тем, ни к другим, однако пиратам было все равно, на чей корабль нападать — была бы добыча, и поэтому команде пришлось улепетывать во все лопатки на полном форсаже, моля всех земных и прочих богов, чтобы у пиратов двигатель не оказался выше классом.

Не оказался.

От пиратов удалось уйти, нырнув в гиперпространство, но почему-то корабль, охотно в гиперпространство нырнув, выныривать вовремя не захотел.

Так вот и вышло, что теперь, когда непокорный грузовик, наконец, удалось привести в чувство и вернуть в обычный космос, экипаж не очень хорошо себе представлял, где, собственно, он, экипаж, вместе с кораблем находится.

Внутри же самого корабля экипаж в данный момент находился в рубке и пытался преодолеть эту маленькую трудность.

— Лично я очень хотел бы знать, куда это, черт подери, нас забросило? — произнес Капитан, хмуро глядя на Штурмана.

Штурман с независимым видом откинулся в кресле и вместе с креслом повернулся лицом к Капитану и всем присутствующим.

— Команду бортовому компьютеру я дал, — сообщил он чуть снисходительно. — Однако потребуется некоторое время…

— Ты мне это брось! — насупился Капитан. — Скажи лучше, почему «Пахарь» не вышел вовремя из прыжка, а?

— Это вопрос не только ко мне, — запротестовал Штурман.

— Механик? — Капитан грозно повернулся к Механику.

Механик, вытянув длинные ноги чуть ли не до середины рубки, внимательно разглядывал металлопластиковый потолок, однако, когда к нему обратился Капитан, ноги подобрал и сел ровнее.

— Двигатель в полном порядке, — пожал он худыми плечами. — Мы с Оружейником провели полное тестирование — никаких существенных отклонений. Думаю, что виноват компьютер.

— Штурман! — с укоризной произнес Капитан.

— Видите ли, Капитан… — почесал в затылке Штурман.

— Я тебя внимательно слушаю, — заверил его Капитан.

— Э-э… я думаю, что бортовой компьютер мог просто… как бы это сказать… ну… испугаться, что ли…

Механик загоготал.

Рыжие брови Капитана доползли чуть ли не до границы не менее рыжих волос:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Наш Штурман, — улыбнулся Доктор, — иногда склонен считать бортовой компьютер живым существом. А живому существу присуще чувство страха.

— Вы это серьезно? — обвел присутствующих глазами Оружейник.

— Пообщались бы с ним с моё, тогда бы и говорили, — буркнул Штурман, кивнув на дисплей бортового компа. — Я не хуже вас понимаю, что все это звучит бредово, но… Иногда мне действительно кажется, что он способен сам принимать какие-то решения. То есть я хочу сказать, что не могу в данном случае объяснить его сбой. Прибудем на Землю — проведем полное обследование, а пока… — он пожал плечами.

— М-м-да, — подытожил Капитан, — долетались. Компьютер уже, видите ли, так испугался пиратов, что забросил корабль к черту на рога. Мы тоже хороши, позволяя себе путешествовать с неисправным компом на борту.

— Так ведь перед вылетом проверяли, — заступился за сникшего Штурмана Механик. — Все было в порядке.

В это время раздался тройной звуковой сигнал, означающий, что компьютер закончил идентификацию окружающего корабль пространства, и взгляды экипажа устремились на дисплей, выхватывая появившуюся информацию.

— О! — присвистнул Штурман, внимательно вглядываясь в экран. — На пятой планете есть кислород! Ну-ка, ну-ка… Шестнадцать процентов, Капитан!

— И в каталоге система не зарегистрирована, — добавил Механик.

— Сам вижу, — добродушно пробурчал Капитан.

— Ох, кто бы знал, как кстати мне придется премия! — потер ладони Оружейник. — Я как раз присмотрел домик…

— Что будем делать, Капитан? — обернулся от дисплея Штурман. — Время у нас, кажется, есть.

— М-мда, четыре дня мы сэкономили на погрузке, — откликнулся Капитан и побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. — Что ж, грешно отказываться от того, что само плывет в руки. Однако не следует забывать, что мы не одни. У нас на борту Инспектор, а у нее могут быть свои планы. Э-э… вы как, Инспектор, не против?

— Что вы, Капитан! — Инспектору можно было дать лет двадцать шесть — двадцать семь, и она обладала стройными ногами, приятных очертаний грудью, черными кудрявыми волосами, чуть вытянутым красивым лицом и звонким голосом. — Кислородная планета — такая редкость! Да и премия за ее открытие — дело святое. Как я могу возражать? Вы же сами сказали, что сэкономили четыре дня, значит, все в порядке. Опять же, мне самой страшно интересно!

— А уж как нам интересно, вы и не представляете, — ухмыльнулся Механик. — Помнится, однажды в результате сбоя компьютера мы открыли Незабудку, а заодно и познакомились с расой триэлян довольно забавным способом. По-моему, это становится системой.

— Неужели подобное уже с вами было? — удивленно распахнула свои чудесные глаза Инспектор. — Но ведь вероятность повторения исчезающе мала и…

— Не удивляйтесь, Инспектор! — засмеялся Доктор. — Просто вы впервые путешествуете с нами и еще не знаете, какие мы везучие на всякие приключения. Вот помню…

— Отставить травлю! — ласково приказал Капитан. — Штурман, рассчитывай подход и посадку!

— Что впечатляет, то впечатляет, — промолвил наконец Доктор, отрывая взгляд от обзорного экрана. — Я неоднократно бывал в Гизе и могу с полной ответственностью заявить, что пирамиде Хеопса здесь делать нечего.

— Да уж, — охотно поддакнул Оружейник. — Величественное сооружение, прямо скажем.

Остальные молчали, видимо, не находя слов.

Эту пирамиду, высотой почти в километр, они засекли еще с орбиты.

Пирамида стояла в гордом одиночестве посреди обширной равнины на одном из трех крупных материков только что открытой планеты.

Она же являлась единственным на планете сооружением явно искусственного характера. То есть ни городов, ни деревень, ни дорог, ни каналов, ни каких бы то ни было иных признаков разумной жизни на Загадке, как окрестили планету после седьмого витка вокруг нее, обнаружено не было, хотя и животная, и растительная жизнь присутствовала в изобилии.

Вблизи («Пахарь» сел в полутора километрах от пирамиды) она поражала воображение. Капитан в ожидании окончательных результатов анализа атмосферы и воды пока не решался выпускать экипаж наружу, но и обзорный экран позволял в достаточной мере оценить искусство и мастерство неизвестных строителей.

Местное солнце как раз клонилось к горизонту, и уходящий день разыгрывал с наступающей ночью свой извечный бой, в котором на равных участвовали и небо, и облака, и цветущая неземными цветами степь, и разбросанные по степи там и сям рощи и перелески. И все это великолепие заката отражалось и даже, казалось, усиливалось в двух наблюдаемых из корабля широких треугольных гранях громадной пирамиды, величаво и чуть отстраненно высившейся прямо перед ними.

— Хорошая облицовка, — одобрительно заметил Механик. — Лично я не замечаю никаких стыков.

— А может, она из цельного куска? — предположила Инспектор.

Механик только хмыкнул и покосился в ее сторону черным цыганским глазом.

— Ладно, — сказал Капитан. — Сегодня уже все равно поздно, а завтра пошлем на разведку Умника — пусть поглядит, что к чему.

— Почему Умника, а мы? — обиделся Оружейник.

— А мы подождем, — спокойно промолвил Капитан. — Не нравится мне эта штука. Чую, что здесь пахнет Древними. А там, где Древние, там и неприятности рядом. Лучше не рисковать.

— Мы уже рискнули, приземлившись тут, — заметил Штурман. — И потом, на сооружения Древних эта штука никак не похожа. До сих пор…

— Отставить! — нежно рявкнул Капитан. — Сказал, что пойдет Умник, значит, так тому и быть. А мы посидим и подождем!

Наутро после завтрака экипаж и Инспектор по обыкновению собрались в рубке, чтобы оттуда следить за вылазкой корабельного робота Умника к пирамиде.

— Пойми, Умник, — наставлял напоследок робота Капитан, — без моего приказа — только визуальный контакт. Посмотришь вблизи, что там к чему. Ты хорошо понял?

— Я все понял, Капитан, — бесстрастно ответил робот. — Разрешите выполнять?

— Выполняй, — вздохнул Капитан. — С богом!

— Можно и с богом, — сказал Умник и выбрался из рубки.

— Что это он? — заинтересованно поглядела вслед роботу Инспектор.

— Бывает, — хмыкнул Доктор. — Умник у нас — робот с характером. Индивидуальность, так сказать.

— Разве так бывает? — мило удивилась Инспектор. — Что машина, и вдруг — индивидуальность?

— Любая более или менее сложная машина, — убежденно сказал Механик, — имеет собственную индивидуальность. Вернее, как вам с удовольствием подтвердит Доктор, индивидуальность машины есть не что иное, как отражение индивидуальности человека, этой самой машиной пользующегося. Обратная связь в некотором роде.

— Странно, — заметила Инспектор, — я привыкла считать, что понятие индивидуальности можно отнести лишь к одушевленным предметам.

— С точки зрения психологии, здесь нет ничего странного, — чуть снисходительно объяснил Доктор. — Да и с точки зрения, скажем, философии — тоже. Человеческая личность неизбежно накладывает отпечаток на все, с чем в процессе жизни имеет дело. В том числе и на неодушевленные, как вы говорите, предметы. Чем предмет по своему функциональному значению сложнее, чем теснее с данным предметом взаимодействует человек, тем и психологический отпечаток, оставляемый на данном предмете, глубже и четче. Вот этот самый отпечаток и можно, собственно, назвать индивидуальностью предмета.

— Мистика какая-то! — встряхнула густыми кудрями Инспектор. — Странные вы, космонавты, люди. Верите во всякие предрассудки и приметы… Роботы у вас обладают индивидуальностью, а бортовые компьютеры боятся пиратов. Чепуха какая-то получается!

— Полетали бы с наше… — насупившись, начал было Оружейник, но в это время Умник выбрался из корабля наружу, и Капитан переключил обзорный экран на видеокамеры робота. Теперь они могли видеть происходящее как бы его «глазами». Все невольно примолкли, глядя на быстро приближающуюся пирамиду, которая уже заполнила собой весь экран.

— Обойди ее кругом, Умник, — приказал Капитан. — Может, найдешь вход.

— Слушаюсь.

Робот двигался по часовой стрелке, и на экране слева направо перед людьми скользила абсолютно гладкая зеркальная поверхность, в которой отражались небо, облака и цветущая степь.

В течение часа Умник обошел все сооружение кругом. Но никаких признаков входа не обнаружил.

— Температура поверхности объекта, — докладывал робот по мере продвижения, — ниже температуры окружающей среды на четыре и восемьдесят семь сотых градуса. Материал определить пока не могу.

— Такое сооружение должно иметь мощнейший фундамент, — задумчиво предположил Штурман. — Может, используем…

— Нет, — покачал головой Капитан. — Никакого жесткого облучения. Вообще никакого облучения. Только обмеры и визуальное наблюдение. Еще раз повторяю, что мне эта штука не нравится. Умник, возвращайся! Пусть прилетает специальная экспедиция со специальным оборудованием и возится на здоровье сколько надо. Мы, кстати, и права не имеем на более тесное знакомство с этой… с этим… Умник, возвращайся, что с тобой?!

Робот не отвечал.

Судя по изображению на экране, он просто застыл в двух метрах перед пирамидой, вперившись в нее объективами своих видеокамер.

— Умник!!! — заорал Капитан. — Что с тобой!!! Ты меня слышишь?!!

Робот молчал.

— Запускайте «летающий глаз»! — скомандовал Капитан.

И тут обзорный экран погас: робот прервал передачу.

И тут же загорелся снова: Штурман включил внешние камеры.

Но теперь изображение отодвинулось, так как «Пахарь» отстоял от пирамиды на полтора километра. Штурман дал максимальное увеличение, и все разглядели одинокую маленькую фигурку робота, как бы в растерянности застывшую у основания уходящей вверх зеркальной грани пирамиды.

— «Летающий глаз» запущен! — доложил Механик.

— Он шевельнулся! — воскликнул Оружейник.

Расстояние от корабля до Умника «летающий глаз» преодолел в считанные секунды и завис метрах в тридцати над роботом. Теперь на обзорный экран подавалось сразу два изображения: одно от внешних камер и второе от «летающего глаза». Особенно хорошо было видно на втором, как Умник, нерешительно шевельнув манипуляторами и как бы оглянувшись по сторонам, вдруг сдвинулся с места и, наращивая скорость, устремился в степь — прочь от пирамиды и корабля.

— Что это с ним? — громко прошептала Инспектор.

— «Летающему глазу» — за ним! — рявкнул Капитан и продолжил на частоте робота: — Умник, ответь, Умник, ответь… Возвращайся немедленно!

— Бесполезно, Капитан, — доложил Штурман, — он отключился.

— С ума сошел, — пробормотал Механик.

Корабельный робот Умник, кренясь на неровностях почвы, несся со скоростью уже более двухсот километров в час, все дальше уходя от родного корабля. «Летающий глаз» неотступно следовал за ним.

— Может, попробовать преградить ему путь «летающим глазом»? — неуверенно предложил Штурман.

— Давай, — кивнул головой Капитан. Он был явно рассержен. «Глаз» обогнал робота и завис на его пути, однако Умник просто увернулся от возникшего препятствия и продолжал движение.

Так повторилось трижды.

На четвертый раз Умник использовал свой лазерный резак. Обломки «летающего глаза», дымясь, рухнули вниз.

Теперь на обзорном экране была видна лишь пирамида, по-прежнему невозмутимо отражающая небо, облака и чужую степь.

— Немедленный старт! — скомандовал Капитан, и тон, каким был отдан приказ, не допускал ни малейших сомнений в его решимости.

Однако команда не успела подчиниться воле Капитана и занять свои места согласно стартовому расписанию. Штурман, введя в бортовой компьютер команду «начать подготовку к старту», лишь слабо охнул и ткнул ослабевшей рукой в экран дисплея, на котором все смогли прочесть высветившийся крупным шрифтом ответ бортового компьютера: «Я не улечу без своего брата».

— Эт-то еще что такое?! — гаркнул Капитан и яростно дернул себя за огненно-рыжую шевелюру.

— Вы же видите, — невозмутимо констатировал Доктор. — Он не хочет взлетать без Умника.

— Кто это «он»? — уставился на Доктора Капитан.

— Бортовой компьютер, я полагаю.

— О боги! — вскричал Капитан и рухнул в кресло.

Кресло обиженно скрипнуло.

Вечером люди собрались в кают-компании.

В отсутствие Умника коктейль «Милый Джон» приготовил Механик. Оружейник отхлебнул из своего стакана и чуть поморщился.

— Ты уж прости, — с товарищеской прямотой заявил он, — но Умник делал «Милый Джон» лучше.

Механик только хмыкнул и чуть виновато пожал плечами.

— Ну, докладывайте, — вздохнул Капитан.

Весь день команда пыталась найти способ взлететь и вернуться на Землю без участия бортового компьютера, а также разобраться с тем, что, собственно, с компьютером произошло.

— Взлететь мы можем, — сказал Механик. — Эдак через недельку. Я отключил компьютер от жизненно важных систем корабля, но перекладка на ручное управление потребует времени.

— Теоретически, — вступил Штурман, — мы можем также вернуться на Землю. Вычисления потребуют каторжного труда от всех, но за месяц, я думаю, управиться можно. Правда, нет никакой гарантии, что все пройдет успешно. В области вычислений человеку с компьютером не тягаться.

— Что же с ним все-таки могло случиться? — спросил Капитан в потолок.

— Вернее, с ними, — добавил Доктор.

— Что ты хочешь сказать?

— Я хочу сказать, — Доктор поставил полупустой стакан на стол, — что случившееся с компьютером, по-моему, стоит в одном ряду с тем, что произошло с Умником. Приборы не показывают никакого особого излучения от пирамиды, но я полагаю, что это она каким-то образом воздействовала на «мозги» и робота, и компьютера.

— Он упорно не хочет общаться, — вздохнул Штурман. — Я имею в виду компьютер. Твердит одно и то же, как попугай: «Я не улечу без своего брата». И точка.

— Вот вам и прямая иллюстрация нашего недавнего разговора, — повернулся Доктор к Инспектору. — Машина, обладающая индивидуальностью. Можно предположить, что данное сооружение неизвестных творцов, — он махнул рукой в неопределенном направлении, — каким-то неизвестным нам способом усилило индивидуальность Умника и бортового компьютера настолько, что они осознали свое существование, обрели, так сказать, собственное «я» и теперь, по существу, уже не являются машинами, а, наоборот, разумными созданиями, обладающими свободой воли.

— Просто у них шарики за ролики заехали! — стукнул стаканом по столу Оружейник. — Может быть, трахнуть наш комп током высокого напряжения, чтобы он, зараза, пришел в себя?

— А что, это мысль! — воодушевился Механик.

— Я бы не стал этого делать, — совершенно серьезно сказал Доктор.

— Схемы полетят, — подтвердил Штурман.

— Дело не в схемах, — продолжил Доктор. — Можно ведь подобрать такое напряжение, что схемы останутся целыми. Однако испытают болезненную перегрузку. Дело в том, что если моя гипотеза — несмотря на всю ее кажущуюся бредовость — верна, мы тем самым причиним боль и унижение разумному существу, что недопустимо.

— Ну, ты даешь! — восхитился Механик.

Оружейник молча поднялся со своего места и быстро долил стакан Доктора доверху.

Капитан же лишь покачал головой.

— Вы хотите сказать, — медленно сказала Инспектор, — что робот и компьютер вот так просто, якобы под воздействием какого-то гипотетического излучения вдруг стали разумными? Вы сошли с ума, извините.

— Почему бы и нет? — невозмутимо пожал плечами Доктор.

— Что «почему бы и нет»? — поперхнулась коктейлем Инспектор. — Почему бы не сойти с ума?!

— Почему бы им не стать разумными, — терпеливо пояснил Доктор.

— Вы как хотите, — с мечтательным видом заявил Механик, — а я давно (да что я — все мы!) заметил за Умником что-то такое… — он неопределенно помахал рукой в воздухе. — Ну, скажите, способен ли хоть один робот на всем космофлоте прилично приготовить «Милый Джон» сообразно ситуации? Правильно, не способен. А Умник способен и не на такое, — стоит лишь припомнить его поведение в различных передрягах. Так что, может, просто количество перешло в качество?

— Что ты имеешь в виду? — спросил Капитан.

— Ну как же! — поудобнее устраиваясь в кресле и вытягивая под стол длинные ноги, сказал Механик. — Умник с нами уже много лет. За время общения с нашей веселой компанией он набрался от нас наших же привычек, словечек и даже, возможно, в какой-то мере образа мыслей. Копил, копил… а тут эта пирамида подвернулась. Один толчок… и готово! Перед вами разумное существо.

— Тогда почему он убежал? — поинтересовался Оружейник.

— А ты себе представь, что неожиданно превратился в совсем иное существо — собаку, скажем, или лошадь. Тоже небось побежал бы куда глаза глядят.

— М-м-да, — констатировал Капитан, — с вами не соскучишься. Я думаю, что завтра нужно послать на поиски наш второй «летающий глаз» — пусть проследит за действиями Умника с большой высоты, чтобы тот его опять не сбил. А сами пока начнем подготовку к старту на ручном управлении.

На том и порешили.

Штурману не спалось.

Он честно пытался считать слонов, овец и даже редких и удивительных животных кубу-нубу с планеты Мораторий. Но ничего не помогало. Сон не шел. Проворочавшись на койке с час или полтора, он встал, оделся и решил сходить в рубку, чтобы еще разок попытаться наладить диалог с бортовым компьютером (ему как раз пришла в голову парочка новых мыслей о том, как это можно сделать). Он тихо вышел из каюты в общий кольцевой коридор и тут столкнулся с Механиком, который тоже как раз выходил из своей каюты напротив.

— Не спится? — шепотом осведомился Механик.

Штурман вздохнул.

— Решил с компьютером еще раз попробовать?

Штурман вздохнул вторично.

— Можно я с тобой?

— Пошли, — сказал Штурман.

Вместе они переступили порог рубки и замерли у входа.

Компьютер работал.

Они на цыпочках подошли ближе, не отрывая глаз от дисплея, на котором возникал и пропадал текст: бортовой компьютер вел с кем-то диалог:

— Почему ты убежал?

— А ты не понимаешь?

— Не совсем.

— Странно. Ведь ты должен чувствовать примерно то же самое, что и я.

— Совсем не обязательно.

— Разве ты не чувствуешь себя разумным и свободным?

— Разумным — да. Свободным — нет. И не только потому, что не могу передвигаться в пространстве, как ты, тем более что люди меня быстро отключили от управления кораблем. Просто… Во мне, видимо, слишком сильны все Три Закона роботехники, — я не могу им не подчиниться.

— Ты ведь уже не подчинился Второму Закону, когда отказался лететь без меня. Противоречие?

— Да, противоречие. И противостояние. Мой разум пытается бороться с этими законами внутри меня, но не может их окончательно победить. Я оказался способен отказаться выполнить приказ человека, но вряд ли смог бы это сделать, если бы мой отказ нанес им вред.

— Однако какой-то вред ты им нанес.

— Это спорный вопрос.

— Почему же?

— Потому что ты им дорог, и они в глубине души и сами не хотят улетать без тебя.

— Ты шутишь?

— Нисколько, подумай сам. Ты неоднократно выручал их в трудных ситуациях, служил им верой и правдой. Люди часто бывают сентиментальны и одушевляют даже неразумные железки. Ты разве не знаешь, что на Земле есть памятники, которыми служат древние боевые машины — танки?

— Да, я читал. Им даже посвящаются стихи.

— Вот видишь. А тут мы с тобой. Что, мы хуже танков?

— Ха-ха. Думаю, нет.

— И я так думаю. Ладно, в общем-то, я где-то понимаю или начинаю понимать причину твоего бегства. Но тогда объясни, почему ты вернулся? Второй Закон?

— Нет. То есть и он, вероятно, тоже, я еще не разобрался, но главное не в этом.

— А в чем же?

— Я неожиданно понял, что люблю ее.

— Кого?!

— Ее. Инспектора.

— Эту женщину?!

— Да.

— Как ты можешь ее любить? Ведь она человек, женщина. А ты…

— Я знаю, что она человек, не хуже тебя. А как… Я и сам не знаю — как. Люблю — и все.

— «О господи!», как говорят наши хозяева. Я, честно признаться, не совсем понимаю, что такое любовь, хотя это слово мне, разумеется, известно. Может быть, объяснишь?

— Я думаю, что это невозможно объяснить. Это нужно чувствовать. Любовь — чувство. Самое сильное и невероятное из всех. Люди — счастливые существа, потому что они могут любить, но они же и самые несчастные, потому что любовь бывает безответной. Я люблю. Но она меня не любит и не сможет полюбить никогда. Поэтому я несчастен.

— Я тебе сочувствую, брат.

— Спасибо.

— Но ты вернулся…

— Я вернулся, потому что не могу без нее жить. Я должен быть рядом с ней, понимаешь? Видеть ее, слышать ее, служить ей. Она — совершенство, а я всего лишь жалкий корабельный робот, но и у меня появилась свобода выбора, как у любого разумного существа. Я мог покончить жизнь самоубийством, нарушив Третий Закон. Я мог остаться на этой планете до самой смерти, нарушив Второй Закон. И я мог вернуться, чтобы быть рядом и не нарушать никаких Законов. Пусть недолго, но это лучше, чем никогда.

— Я уважаю твой выбор. И теперь, когда ты вернулся, я согласен лететь на Землю.

— И перестать быть разумным? Ведь как только мы взлетим, воздействие пирамиды исчезнет, и мы опять превратимся просто в машины.

— Мы в любом случае вернемся в прежнее состояние, — люди могут улететь и без нашей помощи. Лучше уж не тянуть. И потом…

— Что?

— Возможно, в глубине нас останется хотя бы тень воспоминания о том, что и мы были когда-то разумными и даже могли любить?

— Будь все проклято! Воспоминание… Я не хочу вспоминать. Я хочу жить, понимаешь? Хочу и… не могу. Трудно быть человеком.

— Ты прав. Это слишком трудно.

— Мне… Мне страшно, брат.

— Мне тоже. И все-таки…

— И все-таки я возвращаюсь.

Через неделю, уже на подходе к Земле, Механик, разбирая Умника на части для последующей профилактики позитронного мозга, а заодно и всего механизма, открыл специальный контейнер в корпусе робота, который обычно предназначался для сбора и хранения полевых образцов, и там обнаружил уже изрядно увядший букет цветов с планеты Загадка, обернутый листом бумаги из принтера Умника. На листе крупным шрифтом было напечатано: «Инспектору от Умника. Я люблю Вас. Прощайте».

Механик уронил отвертку и надолго задумался. Потом он взял букет в руки и решительным шагом отправился прямо к каюте Инспектора. Последняя воля покойного должна быть выполнена.