Бойцовский клуб (Рассказы 2003-2007)

Обратная сторона войны

Все имена и ники — вымышленные. Любое сходство героев этого произведения или какой-то ситуации с реальностью считать случайностью. Хотя…

Попса… здесь ее называют ненастоящей музыкой. Лживой, наигранной… той, которую пишут только для того, чтобы заработать денег. Стоит зайти на форум и посмотреть топики, где отписываются те, кому нечем заняться в перерывах между боями. Настоящей музыкой здесь называют рок, немного реже — рэп, который читают парни, не интересующиеся тем, как бы срубить побольше денег.

Я не спорю с ними. Я тоже слушаю рок и не люблю попсу… но мне кажется, что причина этой нелюбви не в коммерческой стороне. Просто… попса, она всегда веселая, романтичная, даже немного слащавая. Музыка сытой, беспечной жизни. В ней всегда любовь, в ней всегда наивная сказка про тех, кому неведомо то, через что мы здесь проходим.

Когда каждый день видишь смерть, когда сам каждый день на волоске от нее… тогда не до любви, не до прелестей жизни… тогда просто хочется выжить. Те, кто сейчас со мной на этой войне, те поймут меня. А для тех, кто сейчас сытый, в чистой одежде, зажигает на вечеринке под попсу… я расскажу им, что такое война.

Я расскажу, почему здесь так не любят попсу, а в почете совсем другая музыка.

Музыка войны. Музыка правды.

ОБРАТНАЯ СТОРОНА ВОЙНЫ

Глава 1.

Сила привычки.

Магнитофон у нас старый, хрипов в нем больше, чем самой музыки, но на это никто не обращает внимания. Уже привыкли.

Здесь ко всему привыкают. К музыке с хрипами, к крикам и стонам, к грязи вперемешку с кровью, к смерти. Здесь очень быстро меняется мировоззрение — еще вчера он был благородным и честным, а сегодня уже забыл про эти понятия. Абстрагировался.

Толян пришел месяц назад вместе со своим братом, которого Владом звали… оба на гитарах играли — гитара-то у нас в части есть, только на ней никто играть не умел, так, бренчали, вид делали… А Толян и Влад хорошо играли. По очереди. Цоя, Бутусова, Шевчука… даже Кобейна исполняли по вечерам.

А несколько дней назад нарвался Влад на шакала-артефактника. Мы его когда нашли, даже не сразу догадались, что эта окровавленная мешанина из костей и мяса раньше была тем самым Владом, который в один из вечеров пообещал, что напишет песню про нашу часть. Только по сломанному мечу с гравировкой, да по кольцу догадались, которое с пальца снять невозможно было — кольцо это модифицированное ему когда-то Толян подарил, еще в мирной жизни.

Мы даже Толяну не говорили ничего — он по нашим лицам понял, когда мы в блиндаж вернулись. Витек, замкомвзвода нашего, не говоря ни слова, достал из заначки два пузыря, Толяну полный граненый стакан налил… и нам. Выпили мы молча, не чокаясь… и не стало больше с нами Толяна. Осталась только молчаливая тень его с пустым взглядом. Не протянет он долго. Еще день-два — и сорвет у него планку, а тогда он с одним своим топором наперевес кинется в кровавый на шакала какого-нибудь… и всё. Еще на один труп с переломанными костями станет больше.

А мы… мы привыкли к этому.

Макс… я помню, как полгода назад, когда он пришел к нам в часть, он чуть ли не каждый день попадал на хамелеонов — и кричал, возмущался, требовал правосудия… потом привык.

Через пару месяцев он покинул наш взвод и сейчас он один из самых известных шакалов Кэпитала. Влезает в бои даже против наших, ему плевать на тех, кого он убивает и калечит. Он привык к этому.

Мы тоже привыкли.

Правда войны.

Это только на мониторе всё выглядит красиво и уютно — сидя в удобном кресле, смотришь на жидкокристаллический монитор, лениво водишь мышкой по экрану, выбирая, куда ударить противника, общаешься с напарниками и врагами, отсылая друг другу смайлики улыбок… А здесь, внутри, здесь всё по-другому.

Здесь не до улыбок, здесь сил не хватает даже на проклятия и оскорбления — когда стоишь один на один с шакалом, когда счет идет на секунды, а наемника все нет и нет — тогда не думаешь о том, как бы повеселее подъебнуть противника, а думаешь, глядя на молот противника, о том, что если наемник не успеет, то эта тяжеленная дура размозжит тебе череп и мозги разлетятся во все стороны. И очень хреновое при этом ощущение… не тошноты, нет… просто все опускается до того места, которое писаки из газет заменяют на [ВЦ], и руки покрываются холодной испариной, а губы почему-то становятся сухими, словно в Санде в жаркий полдень.

Наемники чувствуют себя спокойно — им не за что волноваться. Впрочем, наемники — это отдельная тема. Я расскажу.

Глава 2.

История наемника.

Я до сих пор помню Жеку Кабана, молодого парнишку из Израиля, полноформатчика-наемника, всегда готового прийти на помощь и не заламывающего за свои услуги астрономические цены. Много моих друзей, да и я сам, до сих пор живы лишь благодаря ему. А он…

В тот день несколько наших сидели в замесе против шакала в полном обвесе. Четверо человек с одними мечами и топорами затянули бой на два с половиной часа — по странному стечению обстоятельств ни одного наемника найти не могли. Впрочем, теперь я понимаю, почему они в тот момент вдруг все «были заняты»… тогда это всем показалось всего лишь случайностью.

Шакал, как мне потом рассказали, наглый был. Чат не отключал, советовал всем помолиться перед смертью, обещал передать приветы родным и близким.

Глумился, сука.

Кабан прыгнул на последних минутах, когда у каждого из бойцов жизней оставалось всего на один удар. Только один бой закончил, даже восстановиться толком не успел — потому что времени в обрез было — и сразу к ним.

Прыгнул с четырьмя огненными эльками. Шакалу ловить нечего тут, исход боя вроде решен… только через двадцать минут в бой против Кабана вмешался дилер.

Здесь есть два вида дилеров. Одних чаще называют барыгами — мы покупаем у них траву и порошок, когда не видим других способов снять стрессы. Других так и называем — дилеры. Они — олигархи войны. Им плевать, кому и что продавать, их интересуют только деньги. Фактически они — вне закона. Точнее, над законом. Полные комплекты артов, всевозможные абилки и неограниченные возможности. Их не так много и между собой они соблюдают нейтралитет.

Кто ж знал, что шакал оказался другом одного из них. Поэтому и не рисковал никто из наемников лезть на защиту. Только вот Кабан рискнул.

Может, он знал и понадеялся на то, что дилер не станет вставать на защиту шакала… может, и не догадывался об этом. Мы никогда это уже не узнаем.

Доподлинно известно только то, что Жека дилеру в приват высказал всё, что о нем думает. И, видно, от чистого сердца сказал — молчанкой дело не закончилось.

Через полчаса после боя искалеченный Жека был заблокирован.

Новость о том, что заблокирован Кабан, облетела весь город. Друг и земляк Кабана, Мефасик, попытался было что-то сделать для разблокировки и ему ясно дали понять, что Кабан разблокирован не будет, а если кто-то рыпнется, кровавое получит не только смельчак, но и все, кто состоит в его клане. На этом все и закончилось.

Зачем это было нужно дилеру? Зачем он вмешивался в этот бой? Для того, чтобы лишний раз показать свое превосходство? Поддержать друга-шакала? Я не знаю.

Много позже ко мне пришел Мефасик. В умат пьяный, едва выговаривая слова, он отдал мне небольшой пакет, в котором лежали листы с текстом.

Последнее слово Кабана. Вся его жизнь, только с обратной стороны. Не с той, с которой привыкли ее видеть мы. Почитайте. Поймите.

Попробуйте понять.

Глава 2 (продолжение)

Исповедь наемника

Наёмники. Их ненавидят и презирают. Их ждут и умоляют. Их боятся и оскорбляют.

Не многие знают, что значит быть настоящим наёмником. Что значит убивать за деньги. Впрочем, боец, избравший путь наёмника, сначала должен убить не человека, он должен убить свою жалость, свои эмоции. А потом закопать свою совесть где-нибудь подальше от лагеря. И поглубже.

Ты точно можешь сказать, что ты настоящий наёмник, лишь когда ты научишься презирать чужие жизни и в первую очередь жизнь свою. Но свою жизнь ты должен презирать только за деньги.

Мне почти каждую ночь снится лицо той девушки. У неё были красивые карие глаза. Она умоляла меня спасти её. Но я знал, что у неё нет ни гроша за душой, у неё не было даже друзей в этом городе. Так она и умерла, с мольбой в глазах, под молотом шакала который смотрел на меня и ухмылялся. А я молча курил, я не был похож на человека. Скорее я был похож на тех огненных тварей, бездушных и бессловесных, которые стояли у меня за спиной. Позже я убивал много, безоружных, умирающих. Но мне никто из них не снился. Никогда.

Мне до сих пор снятся её карие глаза. Я уже привык к этому.

В наёмники идут все, кому не лень. Кто-то идёт за азартом, кто то за славой. Здесь у наёмников нет правил, нет единого кодекса чести. Каждый решает для себя всё сам. Каждый решает, сколько стоит его жизнь и в каком бою её стоит потерять.

Но всё равно каждый наёмник помнит свой первый заказ. Каждый помнит… и многие хотят забыть его.

Я стал наёмником сразу, когда достиг восьмого уровня. Весь седьмой я прошёл практически с одним мечом. Судьба благоволила мне, рожденому под огненным знаком. Это давало свои преимущества в нашей профессии. Наконец-то надев тяжелое вооружение, я встал на этот путь. Путь крови, путь за который платят, платят жизнями, а не только монетой

В ожидании своего первого заказа я тогда нервничал и курил одну за одной сигареты, народ кругом смеялся и разговаривал, кто-то пил, кто-то ухлёстывал за девушками. Я не слушал их. Я ждал крика помощи. Крика, который стал потом для меня моим вторым я. И я дождался.

Заказ был банальным. Кулонная заявка, в ней шакал. К тому времени, когда меня позвали, в команде моих нанимателей остался всего один живой. Он умер от удара шака через минуту, после того как я вступил в драку. Против меня оставался шакал и полумёртвый форматник. Шакала я убил без труда. Вот тогда то, глядя на мёртвого шакала, я и стушевался. Против меня оставался форматник и я должен был его убить. И я убил его, спустя девять минут борьбы. Борьбы со своим прошлым. Убил, даже не посмотрев ему в лицо. Также, как я не смотрел в лицо того, кто платил мне после боя.

Позже я убивал без разбора. Всех. Убивал за деньги. Самое интересное, что подавляющее большинство наёмников поступало также. Антишакалы, или те кто звали себя рыцарями правосудия. Они как и я убивали за деньги. Убивали всех кто оказывался против них.

Тогда, после своего первого заказа я нашёл своего командира взвода и, ни слова не говоря, повёл его в землянку. Он понял всё. Через несколько минут у нас на убогом столе, сколоченном из необструганных досок стояли несколько бутылок водки и хлеб. Наш взвод не был известным и богатым. Именно поэтому я и пошёл в наёмники. Нам нужны были деньги…

Пили молча. Очнулся я через трое суток. С моим форматным прошлым было покончено. Я стал другим человеком.

Впрочем, человеком ли…

Спустя несколько дней работы я уже понял на какие категории делятся наёмники в городе. Антишакалы — наёмники которые шли в бой только если там был один шакал. Хотя некоторые прикрывались этим лозунгом для того, чтобы утолить жажду убивать. Они даже форматников били с каким-то удовольствием. Таких было большинство. Считанные единицы после убийства шака, ставили ничью в бою. Другие же прикрываясь подобной борьбой с шакалами просто старались заработать себя имя. Они даже иногда лечили покалеченных в бою форматников. Иногда не брали денег за свои услуги. Такое случалось временами, когда кому-нибудь в очередной раз хотелось славы. Славу получали единицы. Я в нашем городе помню только одного такого наёмника. Гораздо больше их просто погибло или спилось.

Свободное время наёмника проходит в ожидании заказа. Точнее некоторые думают, что мы ожидаем этого заказа. На самом деле каждый раз выходя из боя, я старался забиться в угол и выкурить две-три самокрутки. Иногда это был не табак. Когда убиваешь без разбора, не стоит надеться на уважение и почёт. Вот почему я никогда не старался запомнить лица тех, кто платил мне. Я хотел, чтобы их лица не стояли передо мной. Чтобы они расплывались в дыму моих самокруток.

И они расплывались.

Чего боятся наёмники, спросите вы? … Как и все, мы боимся смерти. Было бы глупо утверждать, что тот кто назвал себя наёмником презирает смерть. Нет. Её нельзя презирать. Её надо научиться уважать и избегать. Я никогда не любил отказывать тем, кто звал меня. Но иногда мне было страшно. Точнее, мне было страшно каждый раз когда я шёл в бой. Но временами бывали случаи, что я просто ломил цену в надежде, что на меня столько не потратят.

Один раз потратили. Цену я тогда ломил не потому, что мне было страшно умереть. Нет. Тогда я заломил потому, что меня звали против другого наёмника. Точнее наёмницы.

Я искалечил её. Искалечил жестоко. Так, что даже потратил половину полученной суммы на лекаря для неё. Деньги она мне вернула.

Через десять минут, когда подробности боя стали известны, два человека из клана элитных наёмников плюнули мне вслед. Плевки я, естественно, проигнорировал. Я никогда не понимал тех, кто наёмничает не за деньги. Все наёмники-артефактники убивают лишь ради удовольствия. Прикрываясь профессией наёмника они в большинстве своём избегают быть обвинёнными в шакальстве. Но убивают профессионально. Такие, как я, убивают чтобы выжить. Чтобы ценой чужих жизней заработать на броню брату. Брат вырастет и станет убивать, так же как я. Порочный круг. Деньги правят миром. Но лучше убивать за деньги, чем просто так.

Таких, как я, были единицы в нашей профессии. Очень скоро я перестал делать различия между боями. Любой каприз за ваши деньги. Хотите чтобы я смял шака? Пожалуйста. Ах, нам надо убить ещё с десяток первичников? Не вопрос. Я и мои огненные твари убьём всех, кого сможем. Пока не убьют нас. Если смогут.

Я точно знаю, что каждый наёмник в душе презирает свою работу. Но никогда в этом не признается. А еще наёмники не любят принимать заказы на себе подобных. В большинстве своём наёмники заключали устные договорённости о ненападении.

Я не заключал. Я убивал всех. Я вполне мог стать изгоем среди наёмников города. Но вместо этого я получил уважение. Если вообще можно уважать человека, который убивает за деньги без разбора. Хотя ещё меньше я понимаю тех, кто уважает людей, убивающих ради удовольствия с улыбкой на лице. Бесплатно. Даже не за идею. За страх. А их уважают. Наверное я всё таки двинулся головой после всей этой крови и грязи. Наверное я не такой как все… хотя… есть люди которых боятся все наёмники без исключения.

Настоящие наёмники зарабатывают себе на хлеб, на водку, на оружие…

Эти же люди просто играют в плохих или хороших парней. От настроения.

Братва. Дамоклов меч над нашими головами. Эти люди тоже идут в бой за деньги. Их цена гораздо выше моей. Но их цена — это цена жизни того, против кого позовут кого-то из братвы. Деньги для них всего лишь дань традиции. Убивают они не ради них. Но получая деньги, они никогда не проигрывают.

Это их имидж — оставлять за собой горы трупов.

И никогда не проигрывать.

Я не помню, что это был за бой, когда против меня позвали его. Одного из братвы.

Когда я увидел его, я понял. Это моя смерть. Хотелось спросить у него, сколько же стоит моя жизнь. Но рот онемел. Мы стояли друг на против друга и смотрели как его клоны убивают моих зверей. Попутно гибли форматники. А я просто стоял и ждал. У меня не было шансов.

Братва не проигрывает.

Он заговорил первым, я до сих пор не могу вспомнить о чём мы говорили. Туман, всё плыло… я уже почти смирился с мыслью о том, что это мой последний бой, но разговор внезапно перешел в другое русло.

Бой закончился вничью. Мне ее подарили. Но понял я одно. Меня стали уважать. Уважать за то, что я убивал за деньги.

В тот день я понял, что я больше не человек. Я игровой автомат, который равнодушно выполнит действие за монету.

Спустя месяц я погубил и себя и весь свой клан, пойдя на дилеров. Сначала меня пытались перекупить. Я спокойно ответил что я наёмник, а не проститутка. Я не боялся смерти в тот момент. Точнее, боялся, но не бежал от неё.

Автомат исчерпал свой ресурс.

Но я не знал, что мой клан вырежут вслед за мной.

Цветов на могилу мне никто не принесет. В этом я уверен.

Наёмников любить не за что. Им надо просто платить.

Но один раз в жизни каждому наёмнику платят его же монетой. Последний раз.

Глава 3.

Дилер.

Не все дилеры такие, как тот, который влез против Кабана. Есть и те, которым просто плевать на бои. Подобно представителям канадских оптовых кампаний, они ходят по блиндажам и землянкам, предлагая свои услуги в покупке еврокредитов, артефактов и букетов незабудок… только отношение к ним не такое, как к «канадцам».

Нельзя с ними так, как с «канадцами».

Чревато.

Пару месяцев назад я сам едва не разделил участь Кабана. Чудом соскочив с боя против одного гребаного мудака, который переоделся за несколько секунд перед битвой, фуксом оставшись в живых и уйдя непокалеченным, пережив за бой чересчур много, чтобы продолжать дальше биться в этот день, с дрожащими руками я возвращался к себе, когда встретил Малика.

Малик — уникальный тип. Он почти не дерется, у него нет полноформата, однако несмотря на это, периодически он сообщает мне о том, что взят очередной ап. Я никогда не спрашивал его, где и как он прокачивается — такие вопросы здесь не задают — а он никогда об этом не рассказывал. Я про него практически ничего не знаю, и никто не знает ничего про Малика, однако он знает всё про всех. Он знает, когда начнется очередная атака шакалов, он знает всех купленых паладинов, знает, кем и за сколько они куплены, знает, когда в магазин будет очередной завоз, когда и у кого можно купить самую хорошую дурь по оптимальной цене. Но самое главное — он не разбрасывается информацией и не торгует ей — он просто выбирает, кому и когда следует узнать то-то и то-то, а потом сообщает это тому человеку.

Вообще-то, Малик мало с кем поддерживает дружеские отношения. Я — один из этих немногих счастливчиков.

Малик сидел на груде пустых ящиков возле ремонтной мастерской и хитро щурился.

— Как жизнь? — спросил он меня, когда я подошел достаточно близко, чтобы поздороваться.

Вместо ответа я сплюнул. Тягучей, вязкой слюной. Потом облизал губы и махнул рукой.

— Хамелеон? — участливо спросил Малик.

Он всё знал. Иногда у меня даже мелькала мысль, что это мульт Мусорщика или Верховного. Хрен его знает, откуда у него информация о том, что я только что стоял один на один против хамелеона… может, в завершенке глянул, может, кто-то сказал… я уже привык к этому и удивляться не стал.

— Ага. — я кивнул головой. — Повезло, что живой и целый остался.

— Мда… — Малик тоже кивнул. — Мне было бы чертовски жаль, если бы сегодня тебя не стало. Покурим?

Я достал пачку сигарет и протянул Малику. Малик покачал головой и вскочил с ящиков.

— Пошли. — кивнул он в сторону мастерской и достал две забитых папиросы.

Мы зашли в помещение и, не обращая внимания на нескольких типов, закурили.

Помню, вставило меня быстро — план был из Демонс-сити, там хорошую траву выращивают, но, думаю, дело было даже не в качестве анаши. Наверное, быстрый приход случился из-за того, что адреналин в крови после боя повышен был… я в физиологии плохо разбираюсь. Только половину скурил, а уже поплыло всё.

Я не наркоман. Во всяком случае, я так считаю. Здесь половина таких форматников, как я, либо траву курят, либо на иглу садятся. Потому что водка уже не помогает. Потому что когда по несколько раз в день прощаешься с жизнью, когда по несколько раз в день видишь перед глазами эту костлявую суку с заточенной на плюс десять косой… привыкаешь к этому, конечно, только после этого эмоций никаких нет, и к жизни можно вернуться только с помощью вот таких катализаторов.

Не все такие. Кто-то справляется сам. Я не могу. Наверное, я слаб. Поэтому я пошел в мастерскую вместе с Маликом.

Малика, видимо, тоже вставило — он с задумчивой улыбкой направился в комнату перезарядки.

А я остался.

Через несколько минут я услышал шум двигателя и музыку, играющую из, видимо, очень мощных, купленых за еврокредиты, колонок.

С вероятностью в девяносто процентов это дилер, мелькнула у меня мысль. Любят они врубить музыку на полную и помчаться с огромной скоростью по перегону, разделяющему города. Думаю, они тащатся с тех моментов, когда проносятся мимо плетущихся карет и видят унылые рожи пассажиров, у которых не хватает возможности приобрести подобное чудо техники, да еще и наворотить его под самое «нехочу». Что ж… богатство — не порок.

Я не ошибся.

Он зашел в мастерскую во всем своем великолепии — всё блестит, всё наманикюрено и набриолинено, типа да и всё такое… бля, охренеть, круть какая! Зашел и остановился у входа, глядя на меня, присевшего на корточки возле стенки и курящего папиросу, затем осматривая тех, кто был еще в помещении.

Я смотрел на его Панцирь Злости и Щит Пророчества, думая только об одном — сколько жизней можно было бы спасти, будь у меня такие шмотки.

Мечты… мечты…

Приторный запах анаши сразу же добрался до ноздрей дилера, который осмотрел весь холл ремонтной мастерской и притихших типов, а затем громко сказал, не глядя впрочем на меня:

— Ньюбы вообще оборзели… с анашой уже не в параше сидят, а в местах, где нормальные люди появляются.

Я спокойный. Я терпеливо сношу все наезды — на крайняк, обращаюсь к паладинам за молчанкой…

Но когда эта сытая рожа назвала меня ньюбом, я сдержаться не смог.

— Слышь! — окликнул я его, глядя на сверкающий Шлем Развития осоловелым взглядом.

Дилер свысока глянул на меня.

— Нагнись. — попросил я его. Громко попросил, чтобы остальные услышали. — Нагнись, я не слышу.

Когда до него дошло, что я имел ввиду, он побагровел. Потом обнажил меч. Меч Кромуса.

Не знаю, что бы было дальше, задержись Малик в комнате перезарядки на несколько секунд. Но он вышел вовремя. И успел остановить. Не дилера. Он остановил меня, решившего с обычным топором дать отпор этой машине для убийства.

Потом он говорил с дилером, потом со мной… конфликт был улажен в самом начале…

Но с тех пор я не люблю дилеров. Когда я вижу их значки, я вспоминаю Кабана, вспоминаю тех, кого он пытался спасти… вспоминаю ремонтную мастерскую.

Я пользуюсь их услугами, но в это время я стараюсь представить, что общаюсь не с человеком, а с банкоматом. Я не люблю тех, кто зарабатывает деньги на этой войне. На моей войне.

Глава 4.

Русский сын китайского народа.

Не все гибнут именно в боях. Большинство, но не все.

Как-то раз я общался с одним писакой и он попросил меня дать интервью. Не знаю, почему пал выбор именно на меня, я ничем не отличаюсь от тысяч форматников… может потому что читателям его газеты надоело читать истории про великих и могучих, может, потому что я напоил его чистым армейским спиртом, угостил демонской травой и его переть начало не по-детски… хрен его знает.

Суть в том, что я не смог ответить на первый же его вопрос.

— Боишься ли ты смерти? — спросил он.

Дурацкий вопрос. А кто ее не боится? Безбашенные психи-камикадзе, кидающиеся в первую попавшуюся заявку? Философы, которые любят поумничать о том, что смерть неизбежна и боятся ее не стоит?

Что они знают о смерти?

Что ВЫ знаете о смерти?

Я не смог ответить на этот вопрос. Потому что смерть — это такая штука, про которую нельзя сказать просто «боюсь-не боюсь».

Те, на кого прыгали кровавым полноформатники с намного выше уровнем, те поймут меня.

Те, у кого осталось не больше десятка НР, стоящие без всякой брони перед элементалью и не имеющие возможность сменить ее на более слабого противника, те поймут меня.

Те, кто не побоялся высказать в лицо элите БК всё то, что думают… они бы поняли меня. Если бы были живы.

Я не буду приводить примеры из личной жизни — их так много, что я, наверное, мог бы убить форум Кэпитала, рассказывая свой каждый подобный случай в отдельном топике.

Я расскажу вам про Хитачи. Про его жизнь, про его смерть…

Только не судите его. Не надо. Это может случиться с каждым из нас и кто знает, кто как поступит. Не дай, конечно, Бог.

На самом деле у него был другой ник. Сейчас уже и не вспомню, какой, кажется что-то вроде Кхи Тан Чи… не помню. Кто-то назвал его Хитачи и с тех пор он превратился из китайца в японца.

Интересным был тот факт, что он действительно жил в Китае. Малик говорил, что лично проверял это — у него был пекинский айпишник. Но он свободно разговаривал по-русски, про себя рассказывал, что он русский сын китайского народа. Классный был парень. Веселый, общительный… каждый день новый прикол, каждый день новый анекдот или оригинальный стёб. Безотказный — он помогал всем и вся в любой ситуации. И если даже не получалось помочь — что бывало крайне редко — он искренне расстраивался, словно проблема была не у того, кто к нему обратился, а у него самого.

У него была огромная куча друзей, инфа была забита списками виртуальных родственников, он жил и наслаждался жизнью даже в боях против шакалов, которые, впрочем, зачастую обходили его стороной. Не потому, что боялись. Хитачи был не из тех, кого можно или нужно боятся. Он был другим… Невозможно было представить себе, что по отношению к Хитачи можно будет сделать что-то плохое.

И все же сделали.

Его взломали.

И ладно бы взломали для того, чтобы слить шмотки. Шмотки — херня. Мы бы ему помогли. Скинулись бы мы все, все его друзья, по полтора-два кредита, и Хитачи снова был бы при параде. Сумма получилась бы внушительная.

Да только взломали его не для этого.

От его имени разослали всем знакомым ссылки… те, по которым не стоит ходить.

Затем взломщики назанимали денег у тех, кто был прописан у Хитачи в инфе, еще в паладинском банке, еще у каких-то артефактников, и все эти деньги слили на строительство портала, откуда деньги вернуть просто невозможно. Много денег. Действительно, много.

И преспокойно вышли.

Я не знал про взлом. И Витек не знал. Мы с ним, нашим замкомвзвода, сидели в блиндаже и пили водку. Вдвоем. Просто так, без повода. На войне для бухалова причин искать не нужно.

Хитачи зашел внутрь и, ни слова не говоря, сел на кровать и обхватил голову руками.

Витек поинтересовался, что случилось.

И Хитачи рассказал.

Все его друзья взломаны. Общая сумма долга превышает все мыслимые и немыслимые пределы. И, что больше всего добило, это статья какого-то мудака, которую опубликовали в какой-то центральной газете. Бредовая статья с бредовым названием «Один в поле воин», смысл которой сводился к тому, что Хитачи сам виноват и, вполне возможно, он сам это и организовал.

Мы попробовали успокоить его. Налили водки… но пить ее Хитачи не стал. Посидел немного молча и вышел из блиндажа. Я до сих пор виню себя за то, что не остановил его. Но я даже предположить не мог, что Хитачи пойдет на такое. Подумал, что он просто хочет побыть один. Я думал, что я его хорошо знаю.

Плохо я его знал.

Через полчаса в блиндаж ворвался крик, звучащий на улице.

Кричала Лёлька — Лёля, невеста Хитачи. Она нашла его. Хитачи висел в казарме, на крюке от люстры, а на груди его болталась табличка:

«ПСЖ. Без права разблокировки»

Я не знаю, правильно ли поступил Хитачи или нет, я не хочу это обсуждать. Достаточно было обсуждений на форуме, где прозвучало огромное количество голосов как в пользу Хитачи, так и против.

Но когда недавно паладины провели операцию, обезвредив один или два сайта-взломщика, и после этого нашлось несколько умников-анонимов, посчитавших, что паладины действовали неправомерно, я вспомнил Хитачи.

Я вспомнил его жизнь, его смерть и в тот момент я понял, что жизнь и смерть — не самое главное.

Я прочитал ту статью, где критиковали действия паладинов, затем аккуратно вырезал ее из газеты и пошел в самую маленькую комнату моего дома. Там, я перечитал ее еще раз, сидя со спущенными штанами и держа ее перед собой. Потом она оказалась позади меня.

Прах к праху, тлен к тлену… дерьмо к дерьму.

А ля гер ком а ля гер.

Боюсь ли я смерти? Нет, не боюсь. Всё когда-нибудь кончается — игра, война, жизнь… мой страх ничего не изменит. Так какой смысл бояться?

Боюсь ли я смерти? Да, боюсь. Я боюсь уйти слишком рано. Я боюсь уйти не так, как надо. А еще… а еще я просто не знаю, «как надо».

Поэтому я хочу жить.

Глава 5.

Человек, который торгует миром

Наше знакомство с Гариком состоялось в торговом. Мы с Меченым и Аликом зашли туда, чтобы прикупить немного барахла и наткнулись на незнакомого невысокого типа в униформе нашего взвода. Тот беглым взглядом осмотрел всех нас, приветственно махнул рукой и продолжил свое дело — кажется, тогда он продавал наборы колец.

— Ты кто такой? — удивленно спросил Меченый.

— Гарри. — ответил Гарик. — Можете называть меня Гариком, это будет нормально. Парни, мне сейчас некогда, послезавтра ровно в восемь напою всех пивом. А сейчас извините.

И он отвернулся от нас троих, стоящих в полной растерянности, ожидавших кучу смайликов и приветствий.

Так мы с ним и познакомились.

Гарик жил в каком-то сумасшедшем, совершенно невозможном для нас ритме. Он очень редко дрался, объясняя это тем, что у него не хватает на это времени. Зато когда он подавал заявку, в течении одной минуты его команда становилась укомплектованной. Все знали — если Гарик дерется и против него влезает шакал, с вероятностью в сто процентов в бой вмешается сильный наемник. Почему было так? Я объясню.

Гарик покупал и продавал всё. Он менял, давал в долг, сводил докторов и калек, искусственно повышал и понижал цены на нужные ему товары. У него в подчинении была целая армия агентов, которые выполняли все его указания и получали твердую зарплату.

Дав взятку двум журналистам из центральных газет, он опубликовал статью о том, что вывоз товаров из Изумрудного города запрещен и во время перевозки весь товар из Эмеральда будет изыматься, а в Кэпитале ожидается новое пополнение товаров в магазине. В течении часа, пока эта статья висела, он умудрился скупить у торговцев Эмеральда всё, что можно, по смешным ценам, вывез это в Кэпитал, дождался, когда дадут опровержение статье и с помощью своих агентов взвинтил цены на то, что привез. Трудно представить, сколько он на этом заработал, однако наша часть два дня не просыхала, обмывая удачное дельце Гарика.

Это он как-то раз спросил у продавца Меча Красоты, сколько тот хочет за это оружие. Узнав, что продавец хочет полторы сотни кредитов, Гарик предложил за меч не много, ни мало восемьсот. Гарик долго вел переговоры с ошалевшим продавцом и в конце концов отдал ему за меч рыцарские тапки и семьдесят пять кредитов. Таким образом, меч обошелся ему примерно в девяносто пять. Гарик лично от себя после сделки заплатил доктору еще десять кредитов за лечение средней травмы у бывшего владельца меча и тот еще долго потом рассказывал всем о неслыханной щедрости Гарика.

Гарик умел торговать и торговаться.

Я сам присутствовал при том, как Гарик в результате каких-то запутанных обменов, оплат и кредитов поменял свое кольцо Силы на кольцо Ужаса и еще получил расписку от артефактника в том, что тот бесплатно вмешается за Гарика в два любых поединка.

Однажды Гарик притащил в часть здоровенную сумку, в которой что-то бряцало, и попросил нас это «сховать на пару дней».

Любопытство было настолько сильным, что мы едва дождались, пока Гарик покинет часть, чтобы открыть сумку.

В ней, завернутые в промасленные тряпки, лежали несколько «калашниковых» и один «десерт игл».

Так мы узнали, что Гарик торгует не только в БК, но и в Контр-Страйке. Правда, мы до сих пор не знаем, как ему это удается — вполне возможно, он дал взятку какому-нибудь админу Контр-Страйка и тот прописал специально для Гарика в этой игре скрипт, позволяющий торговать.

Я не знаю, сколько всего у Гарика должников в БК, но мне доподлинно известно, что среди них есть несколько паладинов, есть главы кланов, есть артефактники и даже два дилера.

Не удивлюсь, если узнаю, что Гарику задолжал Верховный… вполне возможно, что и сам Мусорщик имел с ним какие-то дела и до конца не расчитался с ним. Во всяком случае, совсем недавно Малик сообщил мне, что скоро у нашего торговца в инфе появится значок о том, что он торговец высшего класса и ему в торговле разрешено проводить операции с любыми видами валют. Думаю, что такой вопрос вряд ли решал Верховный.

Глава 6.

Менты.

***

— Где мент должен носить нож? — спросил меня Вова Лысый.

Я не сразу понял вопроса и пожал плечами.

— В спине. — ответил Вова и заржал.

Я посмотрел на его довольную морду и мне стало противно. Еще несколько дней назад в Торговом Вову кинул какой-то молодой, но очень шустрый делец. Благодаря паладинам, к которым сразу же кинулся Лысый, деньги вернули. А сейчас Лысый, дождавшись окончания молчанки, которую получил за оскорбления какого-то типа, решил в приватной беседе со мной облить паладинов грязью. Он не знает, кто когда-то и я надевал на себя паладинскую броню.

Мудила. Кирпич про таких, как Лысый, говорит: он по всем признакам собака. По всем, кроме верности.

Менты, копы, легавые, палы, фараоны, ищейки, крестопузые…

В любом мире есть эти люди. В любом мире отношение к ним не однозначное.

Вообще-то они должны олицетворять порядок, закон и справедливость. Но в глазах большинства людей эти люди олицетворяют коррупцию, ложь, неправомерные действия, гордыню. Спроси мнение людей о них и девять из десяти ответят тебе, что палы ставят себя выше закона. Выше того закона, который они же и придумали. Но ты никогда не поймёшь, что такое быть ментом, пока не побудешь в его шкуре. Я побывал.

Жалею ли я, что был ментом? Нет. Не жалею. Наш мир надо видеть со всех сторон. Только тогда ты сможешь с уверенностью сказать, что ты знаешь этот мир. До этого ты слепой щенок, придумывающий себе образы и штампы.

Что самое интересное в профессии копа, спросите вы? Я отвечу. Отношение.

Отношение людей к тебе. Точнее то, как это отношение в мгновение ока меняется.

Ещё свосем недавно ты был «эй, чувак». А теперь ты власть. Власть, в которую никто не верит. Которую ругают и презирают. Но бояться. Бояться, все. Даже те, кто кричит, что это не так. Получив погоны и табельное, ты другой человек. И ты важно пишешь у себя в инфе «не отвечу на приветствия «эй, чувак» и «братуха».

Здесь все называют друг друга братьями и сёстрами. Для некоторых это действительно так. Для других это маска. В семье не без урода. Подковёрная борьба есть всегда в таких структурах. Глупо это отрицать. Но мы это отрицаем и будем всегда отрицать. Здесь полно отделов. Кто-то, как например ОРК, вкалывают как проклятые. А кто-то…

Я знал того, кто блокировал Кабана. Малик сказал мне, сколько еврокредитов заплатил ему дилер. Я здоровался с ним, жал его руку, смотрел в его честные открытые глаза и внутри меня всё переворачивалось от понимания того, что я ничего не смогу сделать. Я даже нахуй послать его не мог — потому что всё, что я знал, я знал со слов Малика. А Малик никогда не даст доказательства, если это не будет нужно ему лично. Малик дает только информацию и только тем, кому считает нужным.

К счастью, таких немного. Есть и другие — те, с которыми я делил последнюю краюху хлеба и выкуривал напополам последнюю сигарету. Те, которые по шестнадцать часов в сутки оставаются на ногах, которым наплевать на то, из какой части зарвавшийся кидала и сколько им предлагают за визу в Эмеральд. Те, для кого честь дороже кредитов и артефактов. Спасибо вам, парни и девчонки. Спасибо.

Я не хочу называть имена. К чему это? Вы сами всё увидите, если в какой-то момент решите принять участие в этой войне. Это только кажется, что подлость можно скрыть. Здесь всё, как на ладони.

Я помню когда меня отослали на стажировку в ОРК. Часто можно слышать вопли на форуме про то, как кому то долго не могут, поставить проверку. А вы знаете, как она осуществляется? Сомневаюсь. Я расскажу вкратце. Представьте себе кабинет в котором сидит три четыре человека и около ста дел на их столах. И ещё двести стоят в очереди на форуме. Эти люди в кабинете не знают, что такое бои. Они не знают что такое выпивка или косячок. Но, на мой взгляд, это самые самоотверженные люди в Ордене. Они делают работу. Иногда в результате этой работы гибнут люди. Гибнут по-настоящему. Знаете ли вы что значит отправить дело человека в расстрельный отдел? Что значит возможность ошибиться? Нет. Я тоже не знал. Раньше. И знаете, что самое интересное? Им не платят за эту работу. Ни гроша. Но они делают эту работу для других. А эти другие их ненавидят. История стара как мир. Как тысячи миров.

Я не буду рассказывать тебе о тех, кто подписывает расстрельные списки. О тех, кто эти расстрелы выполняет. Я расскажу о другом.

Отношение. Когда ты получаешь погоны, ты становишься другим. Что бы ты не сделал, ты всегда можешь быть обвинён. Ещё бы. Вчера тебя позвали на пьянку и ты решил расслабиться, а утром все будут тыкать в тебя и рассказывать, как представитель закона ужрался на вечеринке словно свинья. Зато в следующий раз, когда ты откажешь им, тебя обвинят в гордыне. Тебе плюнут в спину и заявят, что ещё никогда не видели такого высокомерного скота как ты. И фраза о том, что власть меняет человека, станет для тебя родной. Но не власть меняет человека. Человека меняет отношение других к этой власти. Тех, кто никогда не пытался понять, что это такое.

Паладинский произвол. Это станет твоим вторым именем. Но, зато когда к тебе будут уважительно обращаться, ты будешь знать, что процентов сорок — это подъёбка, а еще сорок — это попытка подлизаться. В обоих случаях тошнит.

Многие палы одевают броню. Нет, не паладинскую броню. Броню, которая защищает их душу и сердце. Только так можно выжить и не разувериться в себе. А у некоторых действительно срывает планку. В лучшем случае им срывают погоны. В худшем блочат. Хотя какой из этих случаев лучший, а какой худший — вопрос спорный.

Ну, про грязь, которую каждый раз выливают в свет на потеху зубоскалам очередные разжалованные, вы конечно знаете.

Теоретически каждый, кто носит погоны это потенциальный покойник, не смотря на то, что многие практически не участвуют в боях. Любая ошибка может стать последней. Здесь ведь тоже существует отдел внутренних расследований.

О них я вам не расскажу ничего, потому как к счастью я с ними не сталкивался. Пока не сталкивался. Но на первый взгляд это люди, которых можно охарактеризовать, как «Свой среди чужих. Чужой среди своих». Наверное, так.

Есть и другая сторона медали. Палы чем-то схожи с наёмниками. Они должны научиться убивать в себе жалость. Когда ты идёшь через город, к тебе постоянно тянут руки. Просят помочь. В большинстве случаев ты помочь не в силах. Это угнетает. Но люди этого не понимают. В результате каждого отказа в помощи в этом мире становится больше на одного человека, который ненавидит Орден.

Чем выше крест, тем больше ответственности. И меньше любви людей.

Но надо понять одну вещь. Людям в погонах не нужны ваши хвальбы. Им даже не нужно ваше уважение или ваш страх перед ними. Им просто нужно чтобы вы не мешали делать им свою работу. Настоящую работу. Работу, которую они делают ради вас.

Глава 7

Немного о богословии

Как-то раз во время застолья, совмещенного с обкуркой, один из многочисленных гостей нашего блиндажа, заскочивший на огонек, стал рассуждать на тему — модно ли сейчас верить в Бога. Мол, раньше было модно не верить, потом верить, а теперь вроде как снова атеизм в почете. Сначала я не поверил своим ушам, а потом, наведя справки, узнал, что этот парень флудер.

Знаете, чем отличаются флудеры от бойцов? Первые размышляют о смерти, а вторые общаются с ней на «ты». Первые с азартом ищут новые топики, чтобы пометить их записями типа «здесь был я», так сказать, пометить территорию а вторые заходят на форум в поисках докторов, чтобы вылечится от тяжелейших переломов, в поисках наемника,

Я не стал принимать участие в обсуждении, я взял гитару и, неуклюже перебирая струны, спел один куплет Егора Летова. Тот, который эпиграфом стоит к этому абзацу.

И флудер меня понял.

Нет, он не обиделся, да и никто не обиделся — не для того мы собираемся за столом, чтобы находить себе неприятелей или держать камень за пазухой. Просто он меня понял и больше к этой теме не возвращался.

Трудно верить в того, с кем никогда не виделся и не общался. Еще труднее верить, когда думаешь о том, что Бог должен сделать то-то и то-то, а он не делает. Особенно, когда это «то-то» тебе нужно. В такие моменты забываешь о том, что Бог никому и ничего не должен. Бывает, что хочется сорваться. Некоторые срываются. Тогда Бог напоминает о себе — незримо, руками паладинов.

Я знал тех, которые утверждали, что Бога уже давно нет, а мы в этом мире предоставлены сами себе. Знал тех, которые рассказывали про других Богов, про другие миры. Меня звали туда. Звали, не понимая, что не Боги и не миры для меня важнее всего. И даже не война. Друзья. Ради них я здесь и пока они тут, я никогда не стану дезертиром.

Я, честно говоря, и сам не знаю, верю ли я в Бога или нет. Но когда голый стоишь против одетого шакала, тогда уже не кажутся смешными действия ньюбов на центральной площади Демонс-Сити, тогда и сам зрительно представляешь памятник Богу, а губы шепчут что-то подобное молитве.

Наверное, это помогает, раз я до сих пор жив. А значит… а значит, я не атеист.

Глава 8.

Город Мечты.

Кровь, грязь, смерть. Вот реалии нашего мира. Но даже в этом мире есть место, где ты можешь отдохнуть от всего этого. Забыться.

Эмеральд Сити. Далёкий и загадочный город. В нём нет смертей. Почти нет.

Неважно, из какой ты части. В каком взводе ты служишь. Ты можешь увидеть этот город мечты. А можешь и не увидеть.

Погранцы. Люди в зелёной форме. Они решают здесь, увидишь ты свою мечту или нет. Им нет дела до того шакала ты или форматник. Наёмник или флудер. Мечта открыта для всех, кто не нарушал законов этого мира. Но, даже если ты хоть раз был в каталажке или на губе, они лишат тебя мечты. И бесполезно уговаривать и молить. Бесполезно прелагать взятку. Тебе откажут с холодным, равнодушным лицом. Тебя лишат мечты. И никто не знает, что значит для них, сделать это. Никто кроме них. Но они не расскажут.

Вроде менты, а вроде и нет. Они стерегут границу к раю. Или к аду …

Всё зависит от тебя. Самый загадочный отдел в Ордене. Они не подчиняются никому. Только Верховному и своей чести. Чести и совести.

В городе мечты нет смертей. Нет боёв. Этакая местная Паттайя, где раньше отдыхали американские морпехи. В этом городе тихо. И если это и рай, то те кто говорят, что в аду веселее лишний раз смогут убедиться в своей правоте. В городе практически нет людей. Бои не проводятся. Даже башню смерти здесь приспособили просто под тренажёрный зал, где можно с удовольствием провести время. На весь город, один, два погранца. Как правило, вечно молчаливых и недовольных. Потому как даже в этом раю им приходится убивать. Кровь и смерть с ними всегда. Рай. Убивают ради порядка. Смерть одного для спокойствия десятка других. И бесполезно им что-то доказывать. Они действуют как машины. Не раздумывая. Ходят слухи, что туда берут только бывших наёмников, которых достают прямиком из ада. Город теней и тишины. Тут всегда тихо. Только слышно иногда как весело стучит шарик по колесу рулетки, избавляя беспечных бойцов от ненужных им уже денег.

Здесь все знают друга друга в лицо. Здесь не боятся нарваться на кидалу или шакала. Не боятся получить нож в спину. Здесь опасаются лишь людей в зелёной форме. Потому как только эти люди могут отобрать у тебя этот покой. И отбирают.

Тихий спокойный город. Он молод. Но за свою недолгую жизнь он видел достаточно смертей. Здесь умирали кланы. Все это знают. Все это помнят. Тихий и спокойный город служит нам напоминанием.

И всё же здесь отдыхают. Отдыхают от той суровой правды. Здесь забывают на время про кровь. Забывают, что значит терять братьев. Суровая правда войны здесь кажется далёкой.

Но нельзя жить вечно в сказке. И люди уезжают обратно. Уезжают туда, где правят смерть и сила.

Многие не возвращаются …

Но они видели мечту. Люди в зелёной форме помнят всех. И ждут …

…В грязь втоптаны знамена, смятый шелк,

Фельдмаршальские жезлы и протезы.

Ах, славный полк!.. Да был ли славный полк,

В котором сплошь одни головорезы?

***

Армия жизни —

Солдаты дна

Помнят о том, что на Земле никогда

Не прекращалась война,

Война,

Война…

Это моя война. Моя и моих друзей — тех, кто прикрывает мне спину, кто готов заплатить за раненого друга последними кредитами, кто готов положить свою жизнь за то, чтобы осталась незапятнанной честь.

Я рассказал вам не всё. Невозможно рассказать про войну всё, что знаешь. Невозможно передать словами то, что переживаешь, участвуя в ней. Надо просто рискнуть когда-нибудь, взять в руки меч или топор и подать заявку. Не каждый это сможет.

Здесь у каждого свой взгляд на эту войну. У каждого свой путь. Здесь у каждого своя судьба и никто не знает, что ждет нас в конце. Неизвестность — страшная штука, наверное, даже пострашнее смерти и здесь многие ее боятся. Я — не исключение.

Смогу ли я перебороть страх перед неизвестностью? Наверное, смогу. Путь надо проходить до конца. А иначе…

А иначе не следовало вообще ступать на этот путь.

***

© 22.12.03 — 23:56 by Sanych74 & Рико