Глава 17

— Да, — ответил я, облизывая пересохшие губы.

— А сколько?

Я судорожно вздохнул. Я не верил своим ушам. Сердце у меня отчаянно колотилось.

— Довольно много. Зависит от того, что именно вы можете мне рассказать. Послушайте, я хотел бы встретиться с вами лично...

— Ну, это я не знаю... — ворчливо сказал мой собеседник.

— Тогда я заплачу больше. Деньги я привезу с собой.

Сердце поуспокоилось, и руки перестали дрожать.

— Я не хочу нарываться на неприятности, — повторил он.

— Неприятностей не будет. Скажите, где вас можно найти, и я приеду.

— Как вас зовут? — осведомился он. Я чуть поколебался...

— Крисмас.

— Ну так вот, мистер Крисмас, я с вами меньше чем за сотню встречаться не стану!

Он был настроен одновременно воинственно, подозрительно и настороженно.

— Ладно, — медленно ответил я. — Я согласен.

— Деньги вперед, на бочку!

— Ладно, ладно.

— А если я вам расскажу то, что вам надо, то еще столько же!

— Хорошо. При условии, что вы расскажете мне правду.

— Угу... — кисло сказал он. — Ладно. Тогда, значит... Вы ведь в Лондоне, да? Номер-то лондонский...

— Да.

— Встретимся в Брэдбери, — сказал он. — Не на ипподроме, а в городе. Приезжайте в Брэдбери к двенадцати, я буду ждать вас в пабе... «Голова короля», на Хай-стриг, примерно посередине.

— Хорошо, я буду, — сказал я. — Как мне вас узнать?

Он долго размышлял, сопя в трубку.

— У меня будет «Спортивная жизнь» с вашим объявлением.

— Хорошо. А как... э-э... а как вас зовут? — спросил я.

— Джон Смит, — ответил он не раздумывая. — Ну что, мистер Крисмас, до встречи?

— До встречи, — сказал я.

Он повесил трубку. Я снова лег, скорее встревоженный, чем довольный.

Рыбка еще не попалась. Он приглядывается к наживке, но осторожничает. Я всей душой надеялся, что он действительно явится в назначенное время в назначенное место и что это действительно будет тот самый человек.

Выговор у него был провинциальный, самый обычный беркширский говорок, какой я каждый день слышал в Ламборне. Он казался не особенно умным и хитрым, а сумма, которую он потребовал, много говорила о его нуждах и доходах.

Крупное вознаграждение... Когда я не стал возражать против ста фунтов, он удвоил сумму. Но двести фунтов для него уже много.

Игрок: Литси говорил, что в руках у него была спортивная газета, каталог и бинокль. А теперь стало ясно, что играет он по маленькой, и сто фунтов для него — крупный выигрыш. Хорошо, что он не ставит по сотне! Тогда бы он запросил тысячу.

Я еще раз вздохнул с облегчением и попытался встать. На следующее утро после падения это всегда нелегкая задача. Вчерашние пузыри со льдом давно растаяли, но зато моя лодыжка, накануне вечером раздувшаяся чуть не вдвое, выглядела более-менее нормально. Я снял повязку, осмотрел чернеющий синяк и снова плотно замотал ногу. Ботинок налез. Это очень хорошо.

Я надел брюки, рубашку и свитер, спустился на лифте в цокольный этаж, достал из морозилки еще горсть ледяных кубиков, положил их в пакеты и затолкал в носок. Даусон вышел в халате посмотреть, что происходит, и только поднял брови, как и накануне, когда я выгреб все запасы льда, что были в доме.

— Я правильно сделал, что разбудил вас? — спросил он.

— Конечно.

— Он сказал, что звонит по объявлению, и очень спешил, потому что звонил из автомата.

— В самом деле?

Я опустил штанину, чувствуя, как холод пробирается сквозь повязку.

— Да, — сказал Даусон. — Я слышал характерные гудки. Послушайте, вы так не застудитесь?

— Пока еще ни разу не застужался.

Он с легким вздохом сказал, что завтрак будет подан через полчаса в столовую. Я поблагодарил его и отправился к Литси. Литси, сонно моргая, сообщил мне, что по воскресеньям он привык вставать не раньше десяти.

— Рыбка клюнула, — сказал я ему и рассказал о Джоне Смите.

— А вы уверены, что это не ловушка Нантерра? — спросил Литси, окончательно проснувшись. — Не забывайте, Нантерр тоже мог видеть это объявление. Возможно, это он вас ловит, а не вы его. Но вы, наверно, уже об этом подумали?

— Подумал. Но, по-моему, этот Джон Смит не врал. Если бы он хотел заманить меня в ловушку, он держался бы иначе, более уверенно.

Литси нахмурился.

— Я поеду с вами, — сказал он. Я покачал головой.

— Я бы не против, но у Робби сегодня выходной, поскольку все мы дома, и если мы оба уедем.

— Ладно, — сказал Литси. — Только не лезьте на галереи, ладно? Как ваша нога? Или об этом лучше не спрашивать?

— Уже лучше, — сказал я. — А насчет «не спрашивать» Даниэль преувеличивает.

— Не особенно. — Он провел рукой по волосам. — У вас денег хватит заплатить этому Джону Смиту?

— Да, у меня есть деньги дома. Я по дороге туда заеду. Вернусь где-нибудь после ленча.

— Если все пойдет нормально, — сухо заметил он. После особенно тщательного осмотра машины я поехал в Ламборн. Возможно, Джон Смит действительно заманивает меня в ловушку, хотя я этому не очень-то верил. Вряд ли Нантерру удалось найти актера, который сумел так удачно изобразить простоватого беркширца, а сам он вряд ли мог подделать голос. Единственное, чего я боялся, — это что Джон Смит на самом деле ничего не знает, а просто рассчитывает захапать награду. Он вполне может быть мелким мошенником, но никак не смертельной ловушкой.

В доме у меня было холодно и пусто. Я прочел все письма, накопившиеся с понедельника, забрал важные с собой, остальные запихнул в мусорную корзину вместе с несколькими непрочитанными газетами. Воскресные газеты я пролистал и нашел в колонках новостей и в спортивных разделах два-три сообщения об убийстве Коля. Во всех заметках упоминалось о Каскаде и Котопакси, но никто не задавался вопросом, зачем это было сделано, а что до того, кто их убил, это оставалось загадкой. Я ни разу не видел, чтобы Беатрис читала английские газеты, и надеялся, что она не заглянет в них и сегодня.

Я взял кое-что, что могло мне пригодиться: чистую одежду, деньги, стопку писчей бумаги, карманный диктофон, несколько чистых кассет и несколько фотографий, наугад выуженных из ящика.

Еще я положил в машину видеокамеру, которой в свое время снимал материалы для фильма о Мейнарде, несколько чистых видеокассет и запасные батарейки, но больше на всякий случай, чем с какой-то определенной целью. А еще я захватил с кухни купленное в Нью-Йорке приспособление, позволяющее заводить машину на расстоянии. Радиосигнал передается на приемник в машине, который включает зажигание и заводит стартер. Я люблю всякие мелкие приборчики, а этот весьма полезен в холодную погоду: он позволяет завести машину, находясь в доме, и не ждать в холодном салоне, пока мотор прогреется.

Я проверил автоответчик, разобрался с сообщениями, набил в носок свежих ледяных кубиков и наконец отправился в Брэдбери. Когда я приехал туда, в запасе у меня было еще десять минут.

«Голова короля» оказался квадратным кирпичным домиком, сравнительно новым и существующим исключительно ради пива. Не было в нем уюта старых пабов: шипящих на плите сковородок, дубовых балок, красных абажуров, оловянных кружек. Автостоянки при нем тоже не было. Вот в «Доспехах Брэдбери», расположенном напротив, через улицу, всего этого было в избытке.

Я оставил машину на улице и вошел сперва в паб. Мишень для дротиков, несколько скамеек, низкие столы, сизалевые циновки, унылая стойка со скудным ассортиментом. И никого.

Я ткнулся в бар. Там стояли супермодные стеклянные столики и сравнительно удобные деревянные кресла. Я сел в одно из них и стал ждать.

За стойкой появился бармен и спросил, что мне угодно. Я заказал полпинты слабого пива. Он налил, я заплатил.

На столик перед собой я положил большой коричневый конверт, в котором лорд Вонли принес мне фотографию Нантерра. Сейчас в конверте лежали также диктофон, еще четыре фотографии, две пачки денег в отдельных конвертиках и несколько листов бумаги. Все, что нужно для встречи с Джоном Смитом, было готово, но сам Джон Смит все не появлялся.

Время от времени в бар заходили местные жители, видимо, давно знакомые бармену, заказывали «как обычно» и усаживались за столики, косясь на чужака. Газет в руках ни у кого не было. Кроме того, я с удивлением отметил, что среди них не было ни одной женщины.

До меня доносился стук дротиков — в пабе играли. Я взял конверт и пошел туда.

В пабе было трое посетителей. Двое метали дротики, а третий сидел на краешке скамейки и поглядывал на часы.

На скамейке рядом с ним лежала вчерашняя «Спортивная жизнь», развернутая на напечатанном жирным шрифтом объявлении.

Я вздохнул с облегчением, подошел, сел на скамейку рядом с ним, так что газета осталась между нами, и спросил:

— Мистер Смит?

Он нервно дернулся, несмотря на то, что видел, как я подхожу и сажусь рядом.

Ему было под пятьдесят. Он носил светло-коричневую куртку на «молнии» и имел вид смирившегося со своей судьбой неудачника. Волосы, все еще черные, аккуратно зачесаны поверх лысины, кончик носа уныло отвисает книзу, словно за него когда-то потянули, да так и оставили.

— Меня зовут Крисмас, — сказал я. Он опасливо посмотрел на меня и нахмурился.

— Я вас где-то видел, а?

— Может быть, — ответил я. — Я вам привез деньги. Выпить хотите?

— Я сам возьму! — ответил он, поспешно встал, отошел к бару и оттуда принялся недоверчиво меня изучать. Я сунул руку в конверт, незаметно включил диктофон и достал один из конвертиков с деньгами, положив его на стол рядом со своим стаканом.

Наконец он вернулся с пинтой пива и жадно отпил сразу треть кружки.

— А чего вы хромаете? — спросил он, ставя кружку на стол.

— Ногу подвернул.

— Вы тот самый жокей! — сказал он. — Кит Филдинг.

Я почувствовал, как в нем вспыхнула тревога, и подвинул к нему конверт с деньгами — а то сбежит еще!

— Сотня вперед, — сказал я.

— Я не виноват! — агрессивно выпалил он, явно желая оправдаться.

— Я знаю. Возьмите деньги.

Он протянул узловатую руку, схватил свою добычу, пересчитал и сунул во внутренний карман.

— Расскажите мне, как это было, — попросил я. Однако он не был готов к этому. Его охватило беспокойство, и ему сперва надо было справиться с ним.

— Слушайте, не хочу я во все это ввязываться, — нервно сказал он.

— Я все никак не мог решиться... увидел в пятницу ваше объявление и... Но на самом-то деле мне ведь не следовало быть на скачках. Я вам-то сказал, что я там был, но я не хочу, чтобы это пошло дальше.

Я промычал что-то неопределенное.

— Но деньжонки-то ведь мне нужны, а кому они не нужны, верно? И я подумал, что ежели вы готовы за это заплатить две сотни, так я, пожалуй, расскажу...

— Остальное — здесь, — сказал я, указывая на коричневый конверт.

— Просто расскажите мне, как все было.

— Понимаете, я ведь должен был быть на работе. Я сделал вид, что заболел. Конечно, если шеф узнает, ничего мне не будет, разве что нагоняй устроит, но я не хочу, чтобы жена пронюхала, понимаете? Она-то думала, что я на работе. Домой я вернулся как обычно. Если она узнает, она ж меня со свету сживет. Она терпеть не может азартных игр, понимаете?

— А вам нравится играть по маленькой.

— А что такого? — воинственно осведомился он.

— Да нет, ничего.

— Жена не знает, что я тут, — сказал он. — Я ведь не здешний. Я ей сказал, что поеду в Брэдбери за запчастью для машины. У меня маслосборник забивается, фильтр новый нужен. Она не должна узнать, что я тут был, ясно?

Я вам сегодня утром из автомата звонил, когда с собакой вышел. Так что, сами понимаете, мне никак нельзя, чтобы это разошлось.

Я подумал о своем диктофончике. Я не испытывал ни малейших угрызений совести, но, если бы мистер Смит о нем догадался, я бы из него больше ни слова не вытянул. Впрочем, он явно был не из тех людей, которые способны заподозрить, что их записывают.

— Не волнуйтесь, мистер Смит, не разойдется, — утешил его я. Он снова вздрогнул.

— Слушайте, меня ведь на самом деле вовсе не Смитом зовут. Вы, наверно, и сами догадались, да? Просто, если вы не будете знать, мне так спокойней будет, понимаете?

— Понимаю, — сказал я.

Он выпил большую часть пива и вытер губы платком — белым с коричневыми полосками и клеточками по кайме. Люди, метавшие дротики, доиграли и вернулись в бар, оставив нас наедине в этой спартанской обстановке.

— Я посмотрел на лошадей в паддоке, — сказал он, — а потом пошел к букмекерам, а тут этот мужик подходит и предлагает мне пятерку за то, чтобы я передал кой-кому пару слов.

— Пятерку...

— Ага. Ну, понимаете, я сразу сказал: «Гоните десятку, и сочтемся».

— Он фыркнул. — Ему это, конечно, не понравилось. Посмотрел на меня этак нехорошо, но под конец раскошелился. Выдал десяточку. Это значило, что на эту скачку я буду ставить бесплатно, понимаете?

— Понимаю, — сказал я.

— Ну вот, он и говорит, что, мол, все, что от меня требуется, — это подойти к человеку, которого он укажет, и сказать, что Даниэль ждет его на галерее, чтобы полюбоваться пейзажем.

— Так и сказал?

— Он меня два раза повторить заставил. Потом дал две пятерки и показал высокого мужчину в темном пальто, очень порядочного на вид. А когда я обернулся, он уже исчез, этот мужик. Ну, он ведь мне заплатил за то, чтобы я передал, я и передал. Я ничего такого не подумал, понимаете? В смысле, все это выглядело совершенно безобидно. Я, конечно, знал, что галерея закрыта, но если он хочет туда подняться, так что ж такого, понимаете?

— Понимаю.

— Ну вот, я и передал, и тот порядочный на вид джентльмен меня поблагодарил, и я пошел к букмекерам и поставил две пятерки на Эпплджека.

«Как есть неудачник!» — подумал я. Эпплджек пришел вторым — я обошел его на Пинкай.

— Вы не пьете... — заметил он, жадно глядя на мой стакан, все еще нетронутый. От пива толстеют...

— Можете выпить, если хотите, — разрешил я. Он без лишних церемоний взял мой стакан и отпил.

— Слушайте... — сказал он, — вы мне сразу скажите, тот, которому я передал послание, это ведь и был тот самый... ну, который упал с галереи?

Глаза у него были озабоченные, буквально умоляющие, чтобы я ответил «нет».

— Боюсь, что да, — сказал я.

— Ну вот, так я и думал! Я и не видал, как он свалился, я был с другой стороны, у букмекеров, понимаете? А потом я услыхал, как люди говорят о куртках и обо всем прочем... Я и не знал, к чему они все это, а потом на следующий день в газетах напечатали... — Он покачал головой. — Но ведь я не мог никому ничего рассказать, потому что тогда пришлось бы признаться, что я был на скачках, понимаете?

— Да, это сложно, — согласился я.

— И потом, не виноват же я, что он свалился с галереи! — обиженно продолжал он. — И я подумал: ну что толку кому-то говорить про это послание? И держал язык за зубами. А может, эта самая Даниэль его и столкнула.

Может, это ее муж был, а ее любовник заставил меня послать его на балкон, чтобы она могла его столкнуть. Понимаете?

Я с трудом сдержал улыбку и снова сказал, что да, понимаю.

— Не хотел я связываться с полицией, понимаете? В смысле, он ведь не убился благодаря вам, так что все в порядке, верно?

— Верно, — сказал я. — И никто его не толкал. Он потерял равновесие на досках, которые оставили там строители. Он мне сам объяснил, как это вышло.

— А-а! — Мистер Смит-Инкогнито явно испытывал одновременно облегчение и разочарование по поводу того, что не оказался замешан в предполагаемую мелодраму. — Поня-атно.

— Но он хочет разузнать насчет послания, — продолжал я. — Ему хотелось бы знать, кто попросил вас ему это передать. Вот мы и решили поместить в газете объявление.

— А, так вы с ним знакомы? — растерянно спросил он.

— Тогда и познакомился, — ответил я.

— А-а! — Он кивнул.

— Не помните ли вы, как выглядел тот человек, что просил вас передать послание? — как можно небрежнее спросил я. Я изо всех сил старался дышать ровно, и тем не менее мистер Смит почуял, что вопрос очень важный, и многозначительно посмотрел на конверт, где должна была находиться вторая половина денег.

— Если сумеете его описать, — сказал я, — вторая сотня ваша.

— Это был не англичанин, — сказал мистер Смит, решившись. — Волевой такой, голос резкий, крупный нос...

— Вы его хорошо помните? — спросил я, внутренне расслабившись. Могли бы вы его узнать?

— Я о нем с четверга думаю, — просто ответил он. — Ручаюсь, что мог бы.

Я не спеша достал из конверта пять фотографий, все восемь на десять, черно-белые, глянцевые, на всех запечатлена церемония вручения призов после скачек. Правда, на четырех из пяти снимков жокеем-победителем был Филдинг, но на двух из них я стоял спиной к камере, так что опознание было настолько честным, насколько я мог устроить за такое короткое время.

— Посмотрите на эти фотографии, — попросил я, — и скажите, нет ли здесь этого человека?

Он достал очки и нацепил их на нос. В очках он по-прежнему выглядел довольно бестолковым, но уже не таким несчастным.

Он взял фотографии и проглядел их одну за другой. Фотографию с Нантерром я положил четвертой. Он взглянул на нее, как и на все прочие, потом посмотрел на пятую и положил их все на стол. Я надеялся, что он не заметит, сколь глубоко мое разочарование.

— Ну да, с расстановкой сказал он, — этот мужик тут есть.

Я смотрел на него, затаив дыхание, и ждал. Если он действительно узнает Нантерра, я для него все, что угодно, сделаю!

— Слушайте, — сказал он, словно сам напуганный своей дерзостью. Вы ведь действительно Кит Филдинг, да? У вас ведь деньжата-то водятся, а? И тот мужик, который с галереи свалился, тоже явно не бедный. Понимаете? Накиньте еще пятьдесят, и я вам его покажу.

Я перевел дух и постарался сделать вид, что платить мне неохота. Наконец сказал:

— Ну ладно, так и быть, накину.

Смит перебрал фотографии и безошибочно указал на Нантерра.

— Этот!

— Вы заработали эти деньги, — сказал я ему. И отдал второй конвертик. — Здесь сотня.

Я вытянул из кармана бумажник и отсчитал еще пятьдесят.

— Спасибо, — сказал я.

Он кивнул и пересчитал деньги так же тщательно, как в прошлый раз.

— Мистер Смит! — спросил я. — А не хотите ли заработать еще сотню?

Он уставился на меня сквозь очки, в целом — с надеждой.

— В смысле?

— Я напишу на листке бумаги одну фразу, а вы под ней подпишетесь.

Идет? Можете подписаться «Джон Смит», меня это устроит.

— А какую фразу? — Он снова насторожился.

— Я напишу, — сказал я, а вы сами смотрите, согласитесь ли вы под ней расписаться, или нет.

— За сотню?

— За сотню.

Я достал из конверта лист писчей бумаги, ручку и написал:

«На скачках в Брэдбери такого-то числа (я поставил дату) я передал одному человеку послание, в котором сообщалось, что Даниэль просит его подняться на галерею. Я опознал на фотографии человека, который попросил меня передать это послание».

Я передал бумагу мистеру Смиту. Он прочел. Он явно не знал, чем это может ему грозить, но, с другой стороны, сотня фунтов...

— Так и подписывать — «Джон Смит»?

— Да. С завитушкой, как обычно расписываетесь.

Я протянул ему ручку, и он, почти без колебаний, подписал.

— Замечательно! — сказал я, складывая бумагу и убирая ее в конверт вместе с фотографиями. Снова достал бумажник, отсчитал ему еще сто фунтов и отметил, как алчно он смотрит на те деньги, что там еще оставались. Я показал ему бумажник.

— Тут еще сто пятьдесят. Вместе с теми, что вы уже получили, это будет пятьсот.

Похоже, эта игра нравилась ему все больше и больше.

— А что вы хотите за это?

— Напишите мне, пожалуйста, свое настоящее имя и домашний адрес на отдельном листке бумаги, — любезно сказал я. — Это чтобы мне не пришлось провожать вас до самого дома.

Я достал из конверта чистый лист.

— Моя ручка все еще у вас. Напишите, будьте так добры!

Вид у него был такой, словно я огрел его по голове.

— Я... я на автобусе приехал, — слабо промямлил он.

— Мне не составит труда выследить автобус.

Ему явно стало нехорошо.

— Я не стану говорить вашей жене, что вы были на скачках, — пообещал я. — Но только в том случае, если вы напишете свое имя, чтобы мне не пришлось вас выслеживать.

— За полторы сотни? — переспросил он слабым голосом.

— Да.

И он крупными буквами написал: «А.В. ХОДЖС, ВИДДЕРЛАУН, РЯДОМ С БРЭДБЕРИ, КАРЛТОН-АВЕНЮ, 44»

— А что значит «А.В.»? — поинтересовался я.

— Арнольд Винсент, — честно ответил он.

— Ладно, — сказал я. — Вот остальные деньги. — Я отсчитал ему деньги. — Не вздумайте проиграть их все за раз!

Он удивился, потом стыдливо рассмеялся.

— Да ведь я не так часто могу себе позволить ездить на скачки, понимаете? Жена ведь знает, сколько я получаю.

— Ну, про эти деньги она ничего не знает! — весело ответил я. Спасибо вам большое, мистер Смит!

Загрузка...