Глава 21

От души поблагодарив Томаса и Робби за помощь, мы с Литси пошли в гостиную и выпили по рюмочке бренди, чтобы отпраздновать победу, а потом позвонили Даниэль, сообщить, что мы не плаваем в лужах крови.

— Ну, слава богу! — сказала она. — А то я просто не соображала, что делаю!

— Полагаю, наши действия были абсолютно аморальными, — заметят Литси, когда я повесил трубку.

— А то как же! — спокойно согласился я. — Мы сделали именно то, что собирался сделать Нантерр: заставили подписать документ с помощью угроз.

— Видимо, мы присвоили себе право вершить правосудие...

— Не правосудие, а справедливость, — возразил я.

— Ах, да! — улыбнулся Литси. — Помнится, вы говорили, что это разные вещи...

— Он ушел свободным, безнаказанным и богатым, — сказал я. — Это, конечно, не совсем справедливо. Но он не смог погубить Ролана. И никогда не сможет. Так что сделка вышла довольно честная.

Вскоре Литси, зевая, отправился наверх, а я дождался Даниэль и вышел ей навстречу. Она с улыбкой прижалась ко мне.

— Я так и думала, что без меня ты не ляжешь, — сказала она.

— Впредь я постараюсь ложиться один как можно реже.

Мы тихо поднялись наверх, в «бамбуковую» комнату, и, памятуя о том, что за стенкой спит Беатрис, тихо легли в постель и тихо занялись любовью.

Утопая в наслаждении, я думал, что истинная страсть далеко не всегда бывает шумной и в шепоте тоже есть своя прелесть. Правда, мы не могли говорить все, что нам хотелось, но зато мы заново открывали друг друга молча, и страсть наша от этого лишь усиливалась.

Мы спали обнявшись, а глубокой ночью проснулись, снова ища удовлетворения.

— Люби меня еще сильнее! — шепнула она мне в ухо. — Я тебя всегда любил. — Но не так...

Потом мы снова уснули, утомленные. Даниэль поднялась, когда не было еще и семи, приняла душ, накинула вчерашнюю одежду и спустилась к себе, дабы соблюсти приличия. Она сказала, что тетя Касилия имеет право требовать от своей племянницы, чтобы та хотя бы сделала вид, что ночевала у себя.

— А что, она предпочла бы, чтобы это так и было?

— Да нет, по-моему, скорее напротив...

Мы с Литси уже пили кофе в комнате для завтраков, когда Даниэль появилась снова, одетая на этот раз в синее и зеленое. Она налила себе соку, положила кукурузных хлопьев, сделала мне пару тостов... Литси задумчиво созерцал нас обоих, и наконец до него дошло.

— Мои поздравления, — сухо сказал он мне.

— Свадьба все-таки будет иметь место, — хладнокровно сообщила Даниэль.

— Я так и понял, — сказал Литси.

Чуть позже мы с ним поднялись к Ролану де Бреску, чтобы вручить им с принцессой готовые контракты.

— Я был уверен, что Нантерр никогда не согласится распустить компанию, — проговорил Ролан. — Ведь без нее он не сможет делать оружие... Это так?

— Даже если и сможет, — сказал я, — это никак не будет связано с вашим именем.

Новое акционерное общество было названо «Гасконской компанией» в честь старинного названия французской провинции, где находилось Шато де Бреску. Ролан был и обрадован, и огорчен нашим выбором.

— Как вам удалось убедить его, Кит? — спросила принцесса, глядя на подпись Нантерра так, словно не верила своим глазам.

— Ну... У него были связаны руки...

Принцесса взглянула на меня.

— Пожалуй, лучше не спрашивать...

— Он остался цел и невредим.

— А полиция? — спросил Ролан.

— Полиция ни при чем. Нам пришлось пообещать не сдавать его в полицию за то, что он подпишет контракт.

— Сделка есть сделка, — кивнул Литси. — Пришлось его отпустить.

Принцесса и ее муж прекрасно понимали, что такое держать слово. Когда я вышел из комнаты Ролана, принцесса спустилась в гостиную вместе со мной.

Литси остался наверху.

— Не знаю, как вас и благодарить... Как мы можем отблагодарить вас?

— спросила она, разводя руками.

— Не беспокойтесь. Еще мы с Даниэль поженимся в июне.

— Я очень рада! сказала она, и видно было, что она действительно рада. Она крепко расцеловала меня в обе щеки. Я вспомнил, как мне иногда хотелось ее обнять. Возможно, в один прекрасный день я это и сделаю — но только не на ипподроме.

— Лошадей ваших очень жалко, — сказал я.

— Да... Когда будете в следующий раз говорить с Уайкемом, скажите ему, чтобы подыскивал замену. Нового Котопакси нам, конечно, уже не найти, но, быть может, на будущий год мы все же будем участвовать в Большом национальном... И не забывайте, на той неделе в Челтенхеме у нас будет еще Кинли.

— Триумфальная барьерная, — кивнул я. Позднее я отправился на скачки в Фолкстон на поезде, с легким сердцем, хотя и без Даниэль: ей надо было к зубному.

У меня было четыре заезда, из которых два я выиграл. Я ощущал себя здоровым, сильным, крепким, уверенным в себе и впервые за несколько недель ни о чем не тревожился. Ощущение было великолепное.

Банти Айрленд, корреспондент «Глашатая», писавший о скачках, передал мне большой конверт от лорда Вонли.

— Только что из компьютера! — сказал Банти. На ощупь конверт опять был очень тонким — видимо, материалов там было довольно мало, — но я поблагодарил Банти и взял, думая о том, что, слава богу, теперь мне все это уже не нужно. Так конверт и доехал со мной до Лондона нераспечатанным.

Ужин в тот вечер был почти праздничным, хотя Даниэль не было — она уехала на работу, снова на своем «форде».

— А я думала, вчера у нее был последний день, когда она работала в вечернюю смену, — простодушно заметила Беатрис.

— А у них снова поменялось расписание, — объяснил я.

— Ох, какая неразбериха!

Беатрис собиралась на следующий день вернуться в Палм-Бич. Она сказала, что ее милые собачки, должно быть, ужасно по ней соскучились. Видимо, принцесса сообщила ей, что дело Нантерра проиграно, и Беатрис утихомирилась как по волшебству.

Я даже успел привыкнуть к ней: к ее бледно-оранжевым волосам, круглым глазам, кольцам, больше напоминающим кастеты, и флоридской манере одеваться. Пожалуй, без этой старой перечницы жизнь станет куда скучнее. К тому же, когда она уедет, мне тоже придется убираться... Интересно, надолго ли здесь задержится Литси?

Ролан спустился к обеду и предложил выпить шампанского. Он приподнял свой бокал, приветствуя нас с Литси. Беатрис была несколько угрюма, но, когда Ролан сказал, что благодаря деньгам, вырученным за продажу акций, ему, возможно, удастся увеличить сумму, положенную на ее имя, расцвела, точно роза. «В общем-то, она этого не заслуживает, — подумал я. — Хотя, с другой стороны, без нее у нас, возможно, ничего бы и не вышло».

Ролан, принцесса и Беатрис ушли спать довольно рано. Мы с Литси остались в гостиной. Было уже поздно, когда я наконец вспомнил о конверте лорда Вонли, который, вернувшись в дом, положил на столик.

Литси равнодушно смотрел, как я распечатал конверт и достал оттуда содержимое: глянцевую черно-белую фотографию, такую же, как и в прошлый раз, и маленькую вырезку из газеты. И еще короткую записку: «К сожалению, больше ничего, имеющего отношение к Нантерру, у нас нет».

На фотографии был Нантерр в белом вечернем костюме, в компании точно так же одетых людей, на палубе яхты. Я передал фотографию Литси и прочел вырезку:

"Торговец оружием Ахмед Фуад отмечал свой пятидесятилетний юбилей на борту собственной яхты «Фелисия» в гавани Монте-Карло, в пятницу вечером.

На праздник съехались гости даже из таких отдаленных краев, как Калифорния, Перу и Дарвин в Австралии. Фуад не пожалел расходов. Он щедро угощал икрой, гусиной печенкой и прочими деликатесами своих великосветских друзей, имеющих отношение к трем хобби юбиляра: триктраку, ночным клубам и скачкам".

Литси вернул мне фотографию, и я передал ему вырезку.

— Вот чего хотел Нантерр, — сказал я. — Принимать гостей на собственной яхте в Средиземном море, в белом костюме, угощать всех изысканными яствами, наслаждаться лестью и подхалимством... Вот чего он хотел: стать мультимиллионером и обрести власть. Я перевернул фотографию и прочел сопровождающую информацию на полупрозрачной бумажке: список имен и дата.

— Странно... — недоумевающе заметил я.

— Что странно? — Эта тусовка происходила вечером в прошлую пятницу.

— Ну и что? Нантерр мог слетать туда на самолете, как и все прочие, а потом вернуться обратно.

— Ночью в пятницу был убит Коль.

Литси уставился на меня.

— Нантерр этого сделать не мог, — сказал я. — Он был в Монте-Карло.

— Но он же сам признался! Он хвастался этим Беатрис!

Я нахмурился.

— Хвастался, да.

— Наверно, он кого-то нанял... — предположил Литси.

Я покачал головой.

— Он все делал сам. Угрожал принцессе, преследовал Даниэль, устраивал ловушку для вас, подкладывал бомбу в мою машину. Видимо, не мог доверить это никому другому. Он разбирается в лошадях, он хотел видеть, как пристрелят его кобылу, он мог бы убить Коля — но Коля убил не он.

— Но ведь он признался в убийстве всех трех лошадей! — настаивал Литси.

— Да. Но предположим, что он вычитал об этом в газетах... узнал, что гибель их загадочна и неизвестно, кто их убил... Он хотел любым способом запугать Ролана и принцессу. Предположим, что он только сказал, что убил их, а на самом деле не убивал?

— Но тогда кто же мог это сделать? — недоумевающе спросил Литси. Кому еще надо убивать лучших лошадей принцессы, если не Нантерру?

Я медленно поднялся на ноги, чувствуя, что близок к обмороку.

— В чем дело? — с тревогой спросил Литси. — На вас лица нет!

— Он убил лошадь, на которой я мог бы выиграть Большой национальный, — с трудом выговорил я. Во рту у меня пересохло. — И лошадь, на которой я мог бы выиграть Золотой кубок...

— Кит...

— Есть только один человек, — продолжал я, — который настолько меня ненавидит, что способен пойти на такое. Который просто не мог вынести того, что я могу выиграть эти скачки... который отнял у меня призы, которые я ценю больше всего, потому что я лишил его собственного приза...

Я задыхался, у меня кружилась голова.

— Сядьте! — с тревогой сказал Литси.

— Кинли!

Я рванулся к телефону и набрал номер Уайкема.

— Я только лечь собрался! — пожаловался он.

— Вы отослали сторожей с собаками? — спросил я.

— Да, конечно. Ты ведь мне сам утром сказал, что они больше не понадобятся.

— Боюсь, я ошибся. Может, это и не так, но рисковать нельзя. Я приеду к вам — сегодня, сейчас, — и мы снова вызовем сторожей с собаками, больше, чем раньше, на завтра, и на все дни до скачек в Челтенхеме, а возможно, и потом.

— Не понимаю... — сказал Уайкем.

— Вы уже приняли снотворное?

— Нет еще.

— И не принимайте, пока я не приеду, ладно? А где сегодня стоит Кинли?

— В своем прежнем деннике, разумеется. Ты ведь сказал, что опасность миновала.

— Сейчас я приеду, и мы переведем его обратно в угловой.

— Кит, ты что? Только не посреди ночи!

— Вы хотите, чтобы он остался жив? — осведомился я, и это положило конец спорам.

Я повесил трубку. Литси медленно спросил:

— Вы имеете в виду Мейнарда Аллардека?

— Да. Недели две тому назад он узнал, что никогда не получит рыцарского титула, потому что я отправил фильм о нем в отдел государственных наград. А он об этом титуле с детства мечтал. Он еще ребенком сказал моему деду, что в один прекрасный день он станет лордом, и все Филдинги будут ему кланяться. Он разбирается в лошадях лучше Нантерра — он вырос в конюшнях своего отца и несколько лет работал у него помощником тренера. Он видел Каскада и Котопакси в Ньюбери, а они были приметные... А Коля он видел в Аскоте... Все сходится. — Я бросился к двери. — Утром позвоню!

— Я поеду с вами.

Я покачал головой.

— Это на всю ночь.

— Ничего-ничего, — сказал Литси. — Вы спасли честь моей семьи.

Должен же я хоть отчасти расплатиться с вами.

На самом деле я был благодарен Литси за то, что он составил мне компанию. Мы снова спустились к темным гаражам. Литси сказал, что, если стартер по-прежнему при мне, не помешает проверить на всякий случай. Но Нантерр со своими бомбами не вернулся, и «мерседес» послушно завелся с пятидесяти ярдов.

По дороге к Суссеку я позвонил Даниэль и сообщил, куда и почему мы уехали. Она без труда поверила всему, что я думал о Мейнарде Аллардеке, сказав, что в Аскоте и Сандауне он выглядел совершенно сумасшедшим, когда весь день пялился на меня исподлобья.

— Его просто корежило от ненависти, — сказала Даниэль. — Она буквально ощущалась на расстоянии, как ударная волна.

— К завтраку вернемся, — сказал я, улыбаясь. — Так что спи спокойно. — И услышали ее смех перед тем, как она повесила трубку.

По дороге я рассказал Литси про петарды, которыми отвлекли внимание сторожа с собакой в ночь смерти Коля.

— Помните, тогда, в переулке, когда Нантерр сказал, что не подкладывал мне никакой бомбы, я спросил, не петарда ли это. А он ничего не понял.

Тогда я об этом не задумался, но... Он, видимо, просто не знал, о чем идет речь. Он понятия не имел об этих петардах, потому что в газетах об этом не писали.

Литси кивнул в знак согласия и одобрения. А через некоторое время мы уже подъезжали к конюшням Уайкема.

— И что вы собираетесь тут делать? — спросил Литси. Я пожал плечами.

— Первым делом — обойти конюшни. — Я объяснил насчет множества маленьких двориков. — Охранять эти конюшни не так-то просто.

— Вы что, всерьез думаете, что Аллардек попытается убить еще кого-то из лошадей тети Касилии?

— Да. В первую очередь — Кинли. Он блестяще выступает в барьерных скачках. Я не уверен, что он попытается сделать это именно сегодня, а не завтра и не потом, но рисковать не хочу.

Я помолчал.

— И как я буду извиняться перед принцессой... как я смогу расплатиться с ней...

— Что вы имеете в виду?

— Каскад, Котопакси и Коль погибли из-за старой вражды между Филдингами и Аллардеками. Из-за меня.

— Она об этом даже и не подумает.

— Да, это верно. — Я свернул на дорожку, ведущую к конюшням. — Я не допущу, чтобы погиб Кинли!

Я оставил машину на стоянке, и мы вышли в полночную тишину, под чистое небо, усыпанное сверкающими звездами. Величие и глубина Вселенной! Какими мелкими по сравнению с ними кажутся потные усилия тварей земных!

Я глубоко вздохнул, любуясь величественным покоем... и услышал в тишине пистолетный выстрел. Спутать его с чем-то было невозможно. Господи!

Опоздали!!!

Я бросился бегом. Куда бежать, я знал. В самый дальний двор, ближайший к дому Уайкема. Я бежал, словно по пятам за мной гнались фурии. Сердце отчаянно колотилось, душу раздирали гнев, страх и угрызения совести.

Я мог бы ехать быстрее... Мог бы выехать раньше... Мог бы сразу распечатать конверт лорда Вонли... Кинли мертв, и это я его убил!

Я опрометью влетел во двор, но, как ни быстро я бежал, события на другом конце двора разворачивались еще быстрее.

Я увидел, как Уайкем, лежавший на дорожке, ведущей вдоль дверей денников, с трудом поднимается на ноги.

Два денника были открыты. Внутри было темно, денники освещались лишь тем светом, что горел во дворе. В одном из денников лежала на боку лошадь, и ноги ее еще дергались в предсмертных судорогах. Уайкем вошел во второй.

Когда я был еще в нескольких ярдах, я увидел, как Уайкем взял какой-то предмет, лежавший в деннике на кирпичном подоконнике. Я увидел, как он направился в глубь денника, бесшумно ступая по торфяной подстилке. Я бежал изо всех сил.

Я увидел в деннике другого человека, высокого. Он схватил лошадь за недоуздок.

Я увидел, как Уайкем приставил предмет, который он держал в руке, к голове другого человека. Я увидел вспышку, услышал страшный грохот...

Когда я наконец подбежал к двери, в деннике лежал на полу мертвый человек, живая лошадь встряхивала головой и испуганно храпела, воняло пороховой гарью, а Уайкем стоял и смотрел в землю, держа в руках необычный пистолет с широким дулом. Кинли был жив... но облегчения я не испытывал.

— Уайкем! — воскликнул я.

Он обернулся и посмотрел на меня мутными глазами.

— Он убивал моих лошадей, — сказал он.

— Да.

— Я убил его. Сказал, что убью... и убил.

Я посмотрел на мертвого человека. Прекрасный костюм, пошитые вручную ботинки... Он лежал щекой на земле, и на голове у него был вместо маски натянут капроновый чулок. За правым ухом в чулке была дыра. Во двор вбежал запыхавшийся Литси.

— Что случилось? — крикнул он. Я встал в дверях денника, чтобы он не видел того, что внутри.

— Литси, — сказал я, — идите и вызовите полицию. По тому телефону, что в машине. Нажмите "О" — это вызов оператора. Попросите соединить вас с полицией. Скажите, что здесь случайно убили человека.

— Человека! — воскликнул Литси. — Разве не лошадь?

— Лошадь тоже... но скажите, что убили человека.

— Да, — с несчастным видом сказал Литси. — Да, конечно...

Он пошел туда, откуда пришел, а я обернулся к Уайкему. Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами и начинал дрожать.

— Это вышло не случайно! — сказал он. Говорил он с гордостью и голову держал высоко. — Я его убил!

— Уайкем! — настойчиво сказал я. — Послушайте меня... Вы слушаете?

— Да.

— Где вы хотите провести свои последние годы: в тюрьме или здесь, на Холмах, со своими лошадьми? — Он молча смотрел на меня.

— Вы слушаете?

— Да.

— Будет следствие, — сказал я. — И это вышло случайно. Вы слушаете?

Он кивнул.

— Вы вышли во двор посмотреть, все ли в порядке, перед тем как лечь спать.

— Да.

— За последние десять дней у вас убили трех лошадей. Полиция так и не выяснила, кто это сделал. Вы знали, что сегодня вечером я должен приехать, чтобы помочь вам охранять конюшни, но, естественно, все равно беспокоились.

— Да.

— Вы вышли во двор, услышали выстрел и увидели, что кто-то убил одну из ваших лошадей.

— Так оно и было.

— Абсайль? — спросил я. Я изо всех сил надеялся, что он ответит «нет», но он сказал:

— Да.

Абсайль... с головокружительной скоростью взявший последние три препятствия в Сандауне, до самого финишного столба цеплявшийся за победу... Я продолжал:

— Вы бросились туда, чтобы попытаться помешать пришельцу причинить новый вред... вы попытались вырвать пистолет у него из рук...

— Да.

— Он был моложе, выше и сильнее вас. Он ударил вас пистолетом и сбил с ног. Вы были оглушены ударом и упали на дорожку.

— Откуда вы знаете? — изумленно спросил Уайкем.

— У вас на щеке следы от дула. И кровь идет. Не надо, не трогайте, — сказал я, когда он поднял руку, чтобы пощупать щеку. — Он сбил вас с ног и вошел во второй денник, чтобы убить еще одну лошадь.

— Да, чтобы убить Кинли.

— Слушайте. Пистолет был у него в руке.

Уайкем покачал головой, но промолчал. Я сказал:

— Этот человек хотел застрелить вашу лошадь. Вы схватились за пистолет, чтобы ему помешать. Вы пытались вырвать у него пистолет, а он вырывал его у вас. Он схватил его за дуло, но ваши руки по-прежнему лежали на рукояти, и во время борьбы, когда он рванул пистолет к себе, конец дула уперся ему в голову, а вы от рывка нечаянно нажали на курок.

Уайкем по-прежнему молча смотрел на меня.

— Вы не собирались убивать его — слышите, Уайкем? Вы просто хотели помешать ему убить лошадь.

— К-кит... — Он снова начал заикаться.

— Что вы скажете полиции?

— Я... я п-пытался п-помешать ему уб-бить... — Уайкем сглотнул. Он р-рванул п-пистолет... дуло п-прижалось к голове... п-пистолет ввыстрелил...

Он все еще держал пистолет за грубую деревянную рукоятку.

— Бросьте его на пол, — приказал я. Он послушался, и мы оба долго смотрели на него: тяжелое, уродливое, неуклюжее орудие убийства.

На подоконнике лежали несколько блестящих капсюлей с порохом. Складываешь пистолет пополам, вставляешь капсюль, нажимаешь курок — и порох взрывается и выталкивает ударник.

Литси вернулся, сказав, что полиция сейчас приедет, и включил свет в деннике, осветив все детали этой сцены.

Я наклонился и внимательно присмотрелся к голове Мейнарда. В том месте, куда вошел ударник, на чулке были следы масла. Я вспомнил, как Робин Кертис говорил, что болт был заново смазан перед тем, как убили Коля... Робин должен об этом помнить... Да, всех четырех лошадей убил именно Мейнард, в этом нет никаких сомнений.

— Вы знаете, кто это? — спросил я у Уайкема, выпрямившись.

Он подозревал, но не мог поверить.

— Аллардек? — неуверенно спросил он.

— Аллардек.

Уайкем наклонился, чтобы снять чулок-маску.

— Не надо! — резко сказал я. — Не трогайте. Пусть все видят, что он явился сюда, стараясь быть неузнанным... что он явился убивать лошадей.

Человек, вышедший на вечернюю прогулку, не станет натягивать на голову чулок и брать с собой пистолет.

— Он убил Кинли? — с беспокойством осведомился Литси.

— Нет. Кинли — вот он. Он убил Абсайля.

Литси был потрясен.

— Бедная тетя Касилия... А она так радовалась тому, как блестяще вы выиграли на Абсайле! Но зачем он его-то убил? Абсайль ведь не мог выиграть Большой национальный.

Он посмотрел на Мейнарда. Понял. Кивнул.

— Аллардек не мог допустить, чтобы вы были победителем где бы то ни было.

«Вражда окончена, — думал я. — Наконец-то окончена». Давняя одержимость умерла вместе с Мейнардом. Он был мертв еще до того, как упал на пол.

Так же, как Каскад и Котопакси, Абсайль и Коль... «Справедливый конец!» подумал я. Литси сказал, что обещал полицейским встретить их на стоянке, чтобы показать дорогу, и ушел.

Уайкем долго смотрел на Кинли. Конь уже успокоился и стоял смирно. На Мейнарда Уайкем смотрел куда меньше времени.

— Я рад, что убил его! — с вызовом сказал он.

— Да, я знаю.

— Смотри, выиграй Триумфальную барьерную!

Я подумал о том, как тренировал этого коня, как учил его брать препятствия на Холмах, под надзором Уайкема, как мы вместе пробуждали великолепный природный дар и наделяли его опытом...

— Я сделаю все, что смогу, — пообещал я.

Уайкем улыбнулся.

— Спасибо, Кит. Спасибо тебе за все.

Литси привел полицейских. Их было двое. Они держались очень официально, все время что-то записывали, говорили о том, что надо вызвать медицинскую экспертизу и фотографов... Они спросили Уайкема о том, что произошло.

— Я вышел... увидел чужого... он убил мою лошадь... — Голос у Уайкема дрожал. — Я с ним боролся... он сбил меня с ног... он хотел убить и эту лошадь тоже... Я встал...

Он сделал паузу.

— И что дальше, сэр? — спросил полисмен, довольно сочувственно.

Уайкем стоял на торфяной подстилке денника, рядом с трупом незваного гостя и его смертельным оружием, угрожающе поблескивающим в свете лампы.

Полицейские видели всего лишь худого старика с растрепанными седыми волосами, с темными старческими пятнами на морщинистом лбу, со следами запекшейся крови на щеке...

Они не видели титана, который продолжал жить внутри этого дряхлого тела. Не увидят его ни судмедэкспертиза, ни адвокаты, ни репортеры...

Уайкем посмотрел на Кинли — на свое будущее, на коня, который еще долго будет летать по Холмам с развевающимся хвостом, который будет брать препятствия, как бог, и достигнет вершин, достойных его высокого назначения... Уайкем посмотрел на полисменов.

— Это вышло случайно, — сказал он.

Загрузка...