Брак

Глава 26 «ВЫ СЛЫШАЛИ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С КЛАРОЙ?»

Проводив взглядом машину, увозящую Клару, Делия вернулась в дом. Она стояла посреди кухни, скорее озадаченная, чем встревоженная неожиданным поворотом событий, которых и следовало ожидать в этой странной, ненадежной стране, чьей жертвой оказалась и сама Делия. Клару Холли куда-то увезли французские полицейские. Очевидно, в этой стране не существует понятия о правах человека. Теперь Делия тревожилась не только за Габриеля, но и за Клару. Она была убеждена, что арест Клары имеет какое-то отношение к тому, что случилось с Габриелем, а может, и к ее счету за пребывание в отеле, к двум Фрэнкам, агентам ФБР, которых она не видела с тех пор, как они покинули отель. Как и в случае с Габриелем, Делия считала своим долгом помочь Кларе, и этот долг предписывал ей не паниковать, а оставаться спокойной и хладнокровной, чтобы дать исчерпывающие показания и тем самым спасти честных американцев, попавших в лапы французской полиции.

– Я все видела, – заверила она Крея. – С ней обошлись грубо.

– Постарайтесь хорошенько запомнить все, что вы видели, – попросил он.

Днем Крея, который все утро провисел на телефоне, навестил месье Бриак. Мэра сопровождал секретарь – молодой человек с блокнотом. Крей провел их в маленькую, заставленную книжными шкафами комнату. Здесь были и кожаные кресла, создавая подходящую обстановку для деловой беседы.

– Сожалею о том, что случилось с мадам Крей, – имел дерзость сказать мэр. Садиться в кресло он не стал.

– Лицемеры, – процедил Крей. – Что вам нужно?

– Положения закона действуют одинаково во всех случаях. Законы следует соблюдать, вот и все. Вы нарушили закон Вердейля, преградив охотникам доступ в ваши владения, а в ответ коммуна взяла на вооружение закон о памятниках старины. Какого бы мнения вы ни придерживались, закон един и для американцев, и для всех остальных.

– Вы хотите сказать, что этот закон имеет какое-то отношение к тому, что случилось с Кларой?

– Вот именно.

Мэр заверил Крея, что коммуна готова пересмотреть обвинения, выдвинутые против Клары, если Крей пересмотрит свое отношение к охоте. Яростный рев Крея разнесся по всему дому. Делия, находившаяся в кухне, посмотрела с тревогой на сеньору Альварес.

– Я не потерплю, чтобы в моих владениях охотились, месье! – кричал Крей. – Только трусам могло прийти в голову отыграться на женщине!

Смуглая женщина принесла скудный ужин – картофельное пюре с корнишонами, водянистое на вкус, несъедобное, с несколькими комками слизистого мяса. Ужинать Кларе пришлось в одиночестве, но позднее ее вывели в коридор, где прогуливались несколько женщин. Что это – привилегия или просто время прогулки? Все женщины были белыми, лицо каждой хранило печать пережитых невзгод. Аккуратные прически, мешковатые брюки или бесформенные платья. Незнакомки уставились на Клару, одна или две улыбнулись, и Клара улыбнулась в ответ, но не подошла к ним. Даже в тюрьме французы остаются французами, подумала она, – сдержанными и учтивыми. Эти женщины не были похожи на проституток или воровок; Клара не смогла определить, кто они такие.

– Ты американка, – улыбнувшись, заметила одна из женщин, подразумевая, что даже иностранцам не ускользнуть от бдительного взора могущественных стражей порядка.

По фильмам о тюрьмах у Клары создалось впечатление, что заключенные похваляются своими преступлениями, чтобы внушить робость людям, с которыми их свела судьба. В этих фильмах каждый мужчина старался выглядеть более суровым и беспощадным, чем его товарищи по несчастью. Но здесь все женщины были ни в чем не повинны, они громко жаловались друг другу. Измученная женщина средних лет подошла к Кларе и рассказывала ей свою историю, которой остальные, вероятно, уже пресытились, – о том, как грубо обошлись с ней в магазине, заметив, что она уходит, не заплатив за некоторые покупки. «Сущие пустяки, как я сказала им, мадам, вещички, необходимые каждой женщине».

– Кому пришло в голову принять меня за проститутку? – восклицала со смехом крашенная хной толстуха.

Клара не знала, как объяснить свое пребывание в тюрьме и при этом не проговориться, что она жила в великолепном замке – это не вызвало бы сочувствия.

– Меня обвиняют в краже старинных резных панелей, – сказала она. – Но я невиновна.

Ее преступление никого не заинтересовало, как и сама Клара. В половине девятого матронистая надзирательница отвела ее в камеру.

Ночью, лежа на койке и пытаясь хоть в чем-нибудь разобраться, Клара думала про Эдмона Дантеса и замок Иф, вспоминала «Узника Зенды», «Душу во льду», «Железную маску». Она гадала, что предпринимает Серж, чтобы вызволить ее отсюда, думала о месье де Персане, фантазируя, что он окажется юристом или влиятельным судьей и сумеет прийти к ней на помощь. На этих фантазиях она задержалась дольше всего. Действия Сержа она воспринимала как должное. Она даже не старалась припомнить, как вышло, что Серж записал дом на нее – по причинам, связанным с налогами. Если бы не это, сейчас в тюрьме сидел бы он. В конце концов ее мысли стали бессвязными, и она заснула, но всего на час или чуть больше, а потом проснулась и, оглядевшись, с ужасом вспомнила, что она в тюрьме.

Тим Нолинджер узнал об аресте Клары Холли от Эмса Эверетта, с которым разговорился в Американской библиотеке. Сегодня Тим не собирался к Креям – ему предстояла работа в городе, к тому же Анна-Софи заявила, что ей надоело всякий раз одалживать ему машину. Это ее машина, а он пользуется ею каждый день. Но она все-таки соглашалась. А Тим так и не мог понять, что на самом деле раздражает ее – может быть, то, что все свободное время он проводит у Креев, в Этан-ла-Рейне?

В числе прочих знакомых Серж позвонил и американскому послу Чарли Нолану. Вскоре слухи об аресте Клары распространились среди служащих посольства и остальных американцев. Дороти Штернгольц узнала обо всем от Эмса Эверетта и сразу позвонила своей подруге Вивиан Гиббс.

– Вы слышали о Кларе Холли?

– Нет, а что с ней?

– Ее арестовали! Якобы за ущерб, нанесенный национальному памятнику Франции. Видно, кто-то пытается таким образом добиться от них разрешения охотиться в окрестностях замка.

– А я и не знала, что они против охоты.

– Да еще как против! Боже мой, она в тюрьме!

Все сошлись во мнении, что предъявленные Кларе обвинения по меньшей мере нелепы. Американское сообщество сплотилось, члены политических клубов – «Парижские демократы» и «Республиканцы за рубежом» – объединились в праведном негодовании. Все знали, что замок буквально разваливался на глазах, что Серж Крей спас его, а Клара Холли потратила немало сил и времени, проявив недюжинный талант и вкус, чтобы привести в порядок сад. Креям досталась жалкая развалина, забытая министерством охраны памятников старины. На экстренных заседаниях клубов срочно создавались комитеты, призванные отстаивать права иностранцев, живущих во Франции.

Разумеется, далеко не все безоговорочно поддерживали Креев.

– Сказать по правде, я всегда считала, что они поступили слишком самонадеянно, даже не попытавшись связаться с представителями министерства, – призналась Дороти Штернгольц Эмсу.

– А я думал, что неразумно просто красить стены в белый цвет, – отозвался Эмс. – Для того периода такая отделка нетипична.

– Но ведь Клара убеждена, что она все знает и умеет…

Остальные американцы сразу сплотили ряды. Хотя Серж Крей был не из тех мужчин, которым можно приносить кастрюли с запеканками, Элен Кой, председатель клуба «Парижские демократы», и Мейди Бейли из «Юнион Интералли» позвонили на студию «Манди Бразерс» и попросили передать Сержу их сожаление по поводу случившегося. В особенности же всех интересовало и тревожило другое: если французы так возмутительно обошлись с Креями, что же будет дальше – ночные расстрелы без суда и следствия для каждого, кто осмелится вбить гвоздь в стену, на которую когда-то мочился Шатобриан?

Ярость Крея была достаточно сильна, чтобы вызвать землетрясение в Калифорнии, однако ее не хватило, чтобы ускорить французские судебные процедуры. Все соглашались, что он совершил ошибку, обратившись по рекомендации студии в калифорнийскую юридическую контору «Биггс, Ригби, Денби и Фокс» – хотя их филиал находился во Франции, она каждый день теряла драгоценные часы из-за разницы во времени. Только ценой героических усилий, начиная рабочий день в Лос-Анджелесе в восемь часов утра (адвокатам, согласившимся вставать в такую рань, платили сверхурочные), американские юристы выигрывали не более двух часов для связи с французским филиалом – при условии, что его сотрудники засиживались в конторе до семи вечера. Не способствовало делу и то, что в парижском филиале достопочтенной юридической фирмы давно укоренились французские порядки, презрение к спешке, почтение к истории и истинно французская убежденность в том, что всему свое время.