В шесть утра в Орегоне – во Франции день уже был в разгаре – Тим и Анна-Софи, проснувшись, сразу же включили телевизор. На экране замелькали застрявшие в снегу автомобили, полицейские в желтых куртках, снегоуборочные машины, люди, топочущие ногами от холода.
– Какая оперативность! Здесь любую новость все узнают сразу. А во Франции мы узнали бы о заносах, когда сами застряли бы в снегу, – сказала Анна-Софи. Тим не стал напоминать ей, что в Париже им не понадобилось бы покидать дом в метель.
В семь они спустились в холл выпить кофе. Пока Тим размышлял, стоит ли разбудить Крея, тот уже спустился вниз. Он был мрачен.
– Мистер Крей, я ваш давний поклонник, – заявил мистер Барратер, входя в холл с охапкой поленьев. Поскольку Крей зарегистрировался в отеле под фамилией Карсон, он ответил хозяину возмущенным взглядом.
– Если заносы на дорогах уже расчистили, мы с Анной-Софи могли бы съездить в антикварный магазин и попытаться выяснить, где сейчас дочь Кристал, – предложил Тим. Об этом они говорили вчера вечером.
Крей фыркнул.
– Мы ее не найдем. Всем уже известно, что полиция разыскивает мать Клары.
– Не могу дождаться, когда наконец попробую настоящий американский завтрак, – призналась Анна-Софи.
– Надеюсь, сегодня вы не планировали дальние поездки? – вмешалась миссис Барратер. – Дороги обледенели. Это наша особенность. – И словно в подтверждение ее слов свет погас, экран компьютера за стойкой потемнел, как и экран телевизора. – Где-то оборвался провод, – объяснила она. – Такое случается каждый год, но всякий раз застает нас врасплох.
К девяти посветлело, миссис Барратер приготовила изысканный английский завтрак – булочки, топленые сливки и настоящий орегонский джем («О-ла-ла!» – воскликнула Анна-Софи). Электричества по-прежнему не было. Миссис Барратер набрала номер электрической компании, но дозвониться не смогла.
– Хорошо еще, у нас есть телефон и газовая плита, – сказала она. – Подождем, когда кончится этот буран.
В отеле стало прохладно, а потом совсем холодно, и мистер Барратер снова вышел за дровами, чтобы затопить камины во всех комнатах.
– А не опасно ли находиться в буран в деревянном доме? – спросила Анна-Софи.
Зазвонил телефон. Из полиции сообщали, что заедут за Креем и Нолинджером, так как им самим никуда не добраться. А еще выяснилось, что в доме миссис Холли нашли не только оружие, но и двадцать унций взрывчатого вещества. К расследованию подключилось управление по алкоголю, табаку и огнестрельному оружию.
Хотя Анне-Софи объяснили, что до центра Лейк-Осуиго можно дойти пешком, выяснилось, что делать там нечего. Помимо заправочной станции, химчистки и пары закрытых магазинов, в центре не оказалось ни единого очага цивилизации, ни одного кафе. Анна-Софи еще никогда не видывала таких улиц, покрытых толстым слоем льда, сквозь толщу которого просматривались камушки и мусор, скованные холодом, подобно мамонтам в вечной мерзлоте. В Париже улицы всегда оставались теплыми, из метро поднимались потоки нагретого воздуха. Идти по обледенелым улицам было невозможно, колеса больших «эксплореров», «тахо» и «бронко» скользили по льду. Под тяжестью льда провода провисли, почти касаясь крыш и заборов, ломали ветки и кусты, тоже покрытые блестящей ледяной коркой. Ветви деревьев легли на крыши домов. Анна-Софи и Шедбурн скользили на каждом шагу. Чуть не упав, она схватилась за Шедбурна.
– О Господи, что за медвежий угол! – простонал он.
В своем тонком манто Анна-Софи выглядела хрупкой и замерзшей по сравнению с несколькими отважными американцами в пухлых дутых куртках, передвигающими ноги, пытающимися счистить лед с ветровых стекол машин, похлопывающими руками, чтобы согреться.
– Здесь не проехать ни на чем, кроме джипа, – сказал Шедбурн. – Может, поедем на машине?
– Ну конечно!
Они остановились у светофора. Мимо проехала полицейская машина и притормозила у их отеля в ожидании Тима и Крея. Над трубами домов, мимо которых они проходили, поднимался дым – некоторые из горожан уже затопили печки. Ни одной лампочки, ни единой неоновой вывески: электричество было отключено во всем городе. Анна-Софи застыла у витрины зоомагазина. Очевидно, сегодня его хозяин еще не кормил целый выводок щенят, которые умоляюще тыкались мордочками в стекло.
– А если в магазине нет отопления? – встревожилась Анна-Софи. – Что же нам делать?
– Похоже, это щенки лабрадора, – заметил Шедбурн.
Они свернули на главную улицу, где стоял супермаркет «Сейфуэй» – открытый, протопленный, но темный. Пробираясь между стеллажами, Анна-Софи изумлялась изобилию товаров, но впечатление подпортило заявление Шедбурна: «Все это не стоит даже пробовать». Втайне она считала, что англичане слишком привередливы в еде. В последнее время английские блюда стали пользоваться особым спросом: самые лучшие французские повара перебрались в Лондон. Поговорив о кухне, они купили все для сандвичей – местные хлебцы, нарезанный сыр в пакетиках и весьма аппетитный на вид паштет от солидного производителя с французским именем. Американцы жизнерадостно сообщали подробности о недавней буре: электричества нет нигде до самого Грешема, оборванные провода восстановят только через несколько дней, на шоссе столкнулось семь машин, спасатели объезжают округу в поисках больных и престарелых и перевозят их в теплые приюты. Четыре подростка погибли от переохлаждения в летнем доме на Маунт-Худ. Бедная Клара Холли, думала Анна-Софи, – наверное, она уже знает обо всем этом и изводится от беспокойства за мать. Сама же Анна-Софи тревожилась за щенков.
– Через пять дней я выхожу замуж! – несколько раз повторила она, не веря своим ушам.
В половине десятого Тим и Крей сели в полицейскую машину, колеса которой скользили по обледеневшей улице. Они заехали к некоторым горожанам, адреса которых узнали в антикварном магазине, домой к Сью-Энн, в летний дом у шоссе Бивертон, по пути в Маунт-Худ. Кристал и миссис Холли обнаружились по третьему адресу из списка. Уже к полудню, когда они остановились перекусить бургерами, стало темно, как ночью. В кромешной тьме машина подъехала к одноэтажному дому с верандой, стоящему в стороне от дороги. На веревке висели обледеневшие кухонные полотенца и передники. Тим заметил, что полицейские держат руки на кобурах. Поднявшись на крыльцо, они постучали в дверь.
– Полиция!
– Входите, – послышался ответ. Дверь открыла усталая женщина.
– Вы Кристал Уилсон? Синтия Холли здесь?
– Да, а в чем дело? Что-нибудь случилось?
– Мы разыскиваем ее. О ее исчезновении сообщили в полицию.
Кристал приоткрыла дверь пошире. Жилистая сорокалетняя женщина в джинсах и куртке.
– Конечно, она здесь. Где же еще ей быть?
В доме было холодно. Кристал провела вошедших в кухню. Газовая плита была включена, горелки прикрыты перевернутыми глиняными цветочными горшками. Возле плиты на стуле сидела худощавая женщина – вероятно, миссис Холли, – закутанная в одеяла. Рядом с ней, на другом стуле, устроилась девочка, подтянув колени к груди и неотрывно глядя на едва заметные волны тепла, распространяющиеся от горшков.
– Мы не совершили никакого преступления, просто приехали сюда. Мы не думали, что застрянем здесь из-за бури, – объяснила Кристал.
– Мы осмотрели дом миссис Холли, – сообщил старший из полицейских.
– Вот как?
– И обнаружили оружие.
На лице Кристал отразилось недоумение.
– Мы с Синтией Холли здесь ни при чем. Не спрашивайте меня, откуда в доме оружие. Нас просто выставили из дома. Заставили уехать. Пообещали, что вещей миссис Холли не тронут. Это все гуру Сью-Энн. – Последние слова она попыталась произнести язвительно, но в ее голосе послышался испуг.
– Миссис Холли, с вами все в порядке? – спросил полицейский.
Пожилая женщина смотрела на Сержа.
– Вы муж Клары, если не ошибаюсь? А где она сама? Что-нибудь случилось? – ворчливо принялась допытываться Синтия. Она выглядела не слишком опрятно.
– Да, я Серж Крей. С Кларой все в порядке, – заверил он тоном, почтительность и нежность которого удивили Тима.
– Я же говорила – надо позвонить им, – упрекнула миссис Холли Кристал.
– Ладно, – вмешался полицейский. – Здесь оставаться опасно, морозы продержатся еще несколько дней.
– Поверьте, мы будем только рады уехать отсюда, – заявила Кристал.
– Что за люди выставили вас из дома, миссис Холли? – спросил другой офицер.
– Не знаю. – Миссис Холли заплакала, и ее тихий плач вызвал раздраженную гримасу на лице Кристал.
– Видите ли, она принимает лекарства. Иногда от нее не добьешься ни слова, – объяснила Кристал.
– А что это за ребенок?
– Моя внучка Тамми, дочь Сью-Энн. Почему-то неделю назад те люди всполошились, тогда им и пришло в голову перевезти вещи к нам в дом, – продолжала Кристал. – Мы тут ни при чем. Они просто явились и заставили нас уехать. Они во всем ищут знаки свыше и предзнаменования, а я в этом не разбираюсь.
– Ладно, собирайте вещи, здесь вы не останетесь, – решительно сказал офицер.
– Вы только посмотрите на это кресло-качалку и старый радиоприемник! – обратился Крей к Тиму. – Я хотел бы сфотографировать эту плиту и барахло на веревке.
– Миссис Холли мы отвезем в больницу, – решил офицер и объяснил Крею, что дело не столько в ее болезни, сколько в том, что в больнице действует аварийная система отопления. Туда уже привезли нескольких стариков, Красный Крест обеспечил дополнительные койки.
Тем временем полиции предстояло конфисковать вещи, найденные в доме миссис Холли, а Крею – распорядиться привести дом в порядок к ее возвращению. Но Крей считал, что возвращаться домой его теще пока не следует, и решил поговорить об этом с женой, позвонив ей из отеля.
Кристал с девочкой засунули одежду в бумажные пакеты и направились к старой машине Кристал. Они двигались вяло, как во сне, – наверное, от холода.
– Куда же вы теперь? – спросил Тим, помогая Кристал отнести в машину коробку. В ней были керамические кружки и обувь.
– Наверное, к Сью-Энн, – отозвалась Кристал. От ее равнодушного тона и пренебрежения к его участию Тима передернуло. Видимо, Кристал не привыкла, чтобы о ней беспокоились.
Тим решил, что Кристал нуждается в средствах.
– У вас есть деньги? – У него самого долларов было в обрез, но он все-таки дал Кристал тридцать пять, сам не зная почему.
– С вами мы еще поговорим, Кристал, – предупредил офицер.
– Завтра же я пришлю сюда помощника, – сказал Крей офицеру, – чтобы сделать снимки для архива. Замечательная натура – этот двор и тряпье на веревке.
Шедбурн и Анна-Софи вернулись в отель, чтобы сделать сандвичи и перекусить. В комнатах стало еще холоднее. Мистер Барратер то и дело подкладывал дров в камины, но тепло быстро улетучивалось. Чтобы согреться, Анна-Софи долго стояла у камина, прижавшись к нему спиной. Так и не избавившись от озноба, она решила лечь в постель и почитать. Уже начинало темнеть.
– Пожалуй, надо лечь в постель, Лес, – сказала Анна-Софи, поглядывая на пухлого Шедбурна, излучающего тепло только что поглощенных калорий. Они сбросили обувь и улеглись на кровать Анны-Софи, предусмотрительно оставив дверь открытой, чтобы мистер Барратер мог подбрасывать топлива в камин, и укрылись двумя пуховыми одеялами, в том числе и с кровати Шедбурна. И поскольку было уже четыре часа дня, критический момент для сбитых биоритмов, оба крепко уснули.
Тим и Крей вернулись в отель к семи. Застав Анну-Софи и Шедбурна в одной кровати, Тим сначала возмутился, но тут же решил, что ради тепла можно пренебречь правилами приличия.
– О черт, я заснула! Теперь не буду спать всю ночь, – пожаловалась Анна-Софи.
– Господи, здесь холоднее, чем на улице, – поежился Тим.
– Может, поужинаем в постели? – предложил Шедбурн.
Серж дождался десяти вечера – во Франции было семь утра, позвонил Кларе и сообщил, что ее мать жива и здорова, хотя и находится в больнице. Клара слушала его, сидя в постели; слезы навернулись на ее глаза. Она вытерла лицо углом простыни. На этот раз она чудом избежала кары Господней – ее мать была жива.
– Но с Кристал надо что-то решать, – продолжал Серж. – Эта женщина не в своем уме.
Об оружии и взрывчатке он умолчал.
Анна-Софи, проснувшись в четыре часа утра, впала в отчаяние. Она очутилась на расстоянии шести тысяч миль от Франции, среди холода и мрака чужой страны. Она лежала, уставившись на освещенную луной стену, где висела вышитая крестиком салфетка с надписью: «Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда». Прямая противоположность наставлениям графини Рибемон из романа «Наперекор стихиям». Графиня говорила: «Каждому мужчине необходимо слышать, как восхищаются его гениталиями». Анна-Софи оказалась в мире, где все поставлено с ног на голову.
Спящий Тим казался ей преобразившимся в американского ковбоя. Из чемодана он извлек дутую куртку от Бина, в которой утратил весь европейский космополитизм. Он постоянно говорил по-английски, даже с ней, хотя раньше общался на этом языке только с Креями. Здесь же, в Америке, он употреблял такие выражения, как «о’кей» и даже «оки-доки». Черты его привлекательного лица словно подтаяли, утратили определенность, и он стал похож на мужчин с орегонских рекламных щитов – светловолосых, вкрадчиво улыбающихся, полных, с маленькими носами и крепкими подбородками.
Через несколько дней он станет ее мужем. Они поселятся в квартире на престижной улице, на втором этаже и будут жить, не имея постоянных доходов, но, к счастью, не в Орегоне.
И все-таки в Орегоне чудесно, только слишком уж холодно. Анна-Софи понимала, что ее выбило из колеи отсутствие электричества, ярость стихий, немыслимая в Париже, и ощущение, что она вдруг оказалась на краю света, затерялась во Вселенной. Она вновь принялась убеждать себя, что на самом деле Орегон очень живописен с его чудесными широкими улицами и удобными бензозаправками… Несомненно, летом здесь полным-полно площадок для гольфа, а это большой плюс, и еда недурна. Как же ей хотелось заснуть! Может быть, завтра лед растает и у нее появится шанс осмотреть местные достопримечательности и предметы антиквариата…
Тим же уверял себя, что в неблагоприятном впечатлении, произведенном на него Орегоном, повинен только дискомфорт. Он думал, что Орегон окажется более… экологически чистым. В отличие от грязных городских трущоб Мичигана пышущие здоровьем, веселые городишки Орегона пользовались репутацией мест, приближенных к природе, максимально удобных для жителей. Орегон считался краем индивидуализма и свободы. Но увы, это подразумевало неорганизованность и неудобство, безобразные торговые центры, бесконтрольно разрастающиеся пригороды, дешевые кафе, тенистые старые деревья между домами и буйство сорняков. Почему все эти люди не видят, во что превращается их город?
Восторженность Анны-Софи раздражала его. Что это – вежливость или простодушная искренность? Тиму хотелось встряхнуть ее и сказать: «Хватит, довольно! Будь откровенна со мной!»
– О, Тим, я видела Серкит-сити! – счастливо вздохнула Анна-Софи. – Это блаженство! О чем еще я могу мечтать? – И тут же рассмеялась, сообразив, как напыщенно это прозвучало.
Крей не хотел уезжать, не встретившись с прототипами героев своего будущего фильма, не разобравшись в том, что преувеличило его воображение, не уловив стиль их рассуждений и не убедившись, что они нормальные люди.
– Карикатура – враг мучительного, но необходимого реализма, в стиле которого я задумал снять этот фильм, – говорил он. Он хотел съездить к Сью-Энн – конечно, если Делия не перепутала ее адрес.
Сью-Энн жила в Уэстморленде, в длинном строении, представляющем собой полукруглый ряд маленьких коттеджей чуть в стороне от улицы. Наверное, когда-то здесь размещался мотель. У дверей коттеджей стояли автомобили и фургоны, несколько машин было припарковано на боковом дворе. Крей постучал в первую попавшуюся дверь и спросил про Сью-Энн. Полная, вполне нормальная с виду женщина сказала, что уже давно не видела ее, но высказала предположение, что, возможно, Сью-Энн гостит у своей матери.
– Да вы заходите, на улице холодно. Сейчас позвоню знакомым и попробую выяснить, где она. Может, опять попала в больницу.
Крей и его спутники прошли в дом. В гостиной на стульчиках сидело четверо детей.
– Это наша школа, – объяснила хозяйка. – Мы даем детям домашнее воспитание.
– Хорошо, очень хорошо, – отозвался Серж Крей, потирая ладони.
– Понимаете, на земле живет немало людей, личность которых сформирована с помощью чуждых, садистских методов воспитания. Эти существа ничем не напоминают нас, они словно принадлежат к совсем другому виду. К примеру, как жители Руанды, которые истребляют друг друга. Нет, мы сами учим и воспитываем своих детей, – деловито продолжала женщина. – Хотите кофе?
– Расскажите мне, как вы живете, – попросил ее Крей.