— Спокойной ночи, миледи. Желаю вам приятных снов, — сказала Марта.
Служанка напоила Карину теплым молоком с медом, уложила в постель и, задув свечи, вышла из спальни, плотно закрыв за собой дверь.
Карина лежала в темноте и не вспоминала ни о чудовищном коварстве лорда Ваймена, ни об ужасных событиях минувшего вечера.
Другие чувства и переживания захлестнули ее. Когда граф бережно нес ее на руках, поднимаясь по лестнице, Карина впервые ощутила себя в полной безопасности, когда же он коснулся губами ее губ — была просто счастлива.
Нежный и ласковый поцелуй наполнил ее ощущением свершившегося чуда. У Карины не оставалось больше никаких сомнений, что она любит графа, и прежнее притворство показалось ей нелепым и ненужным.
Только теперь она поняла, что влюбилась в графа в ту самую минуту, когда впервые увидела его.
Она уже любила его, когда, спрыгнув с дерева, предложила себя в жены; любила, когда он приехал в их дом и избавил ее от жестокого обращения отца; любила, когда ехала в Дроксфорд венчаться, не ведая, что ей уготовано судьбой…
Когда он пришел к ней в спальню в первую ночь и получил с ее стороны отпор, это означало одно — она боялась обнаружить свои чувства.
Карина понимала, дотронься он до нее, обожги жарким поцелуем — кинулась бы в объятия и с радостью отдалась ему.
Девушка прижала ладонь ко рту. Когда граф поцеловал ее — обожгло сердце и опалило губы. Поцелуй, как ураган, налетел, подхватил и бросил в бурное море страстного восторга и любовного трепета.
Лежа в темноте, она снова и снова вызывала в памяти ощущение счастья, какое возникает, когда вас целует тот, кого вы любите.
Безрассудная страсть сэра Гая и откровенное низменное желание лорда Ваймена заставляли ее страдать. Теперь же ее сердце готово было пылать факелом и молило о любовном пожаре.
— Я люблю его, я люблю его, — шептала она и металась по подушкам.
Пламя постепенно угасало. Карина с горечью подумала о том, что ей не суждено произнести эти слова вслух. Граф всего лишь утешал ее, точно испуганного ребенка.
Она вспомнила, как он выговаривал ей после злополучных скачек с маркизой Дауншир; каким ледяным тоном разговаривал, когда они возвращались из Виндзорского замка и она пыталась найти оправдание своей дружбе с сэром Гаем; как он не остался ужинать, бросив ее одну, предпочтя общество своей любовницы. Да и почему он должен любить ее? — думала Карина. — У него есть две любовницы. Обе — шикарные дамы. Неискушенная и неопытная, разве способна она возбудить в нем страсть? Нет конечно! Он избалован женским вниманием. И жена ему нужна как украшение дома. Должна во всем потакать и не перечить…
«Послушная и удобная» — эти его слова бились колоколом в ее возбужденном мозгу, пока вдруг явственно не ощутила свою печальную ненужность. Карина поняла, что должна немедленно уехать.
Она знала, что больше не сможет оставаться с ним под одной крышей, что любовь, день ото дня становясь сильнее, сокрушит ее, что рано или поздно ее чувства обнаружат себя и он, поняв это, в один прекрасный день удивленно вскинет брови и одарит ее презрительным взглядом.
Карина будто наяву увидела эту сцену. Он… полон негодования по поводу нарушения обоюдного договора. А любовь? О какой любви речь…
— Я должна уехать! Я должна уехать! — шептала она, и слезы ручьями текли по ее лицу.
Занималась заря. Рассвет вызолотил верхушки деревьев в Гайд-парке. Карина раздвинула шторы, подошла к секретеру, стоявшему около окна, и начала писать графу письмо.
Писала и рвала, и снова писала… Наконец ей удалось выразить в словах то, что хотелось. Она вернулась в постель и стала ждать, когда совсем рассветет и проснутся слуги.
В восемь Карина позвонила горничной.
— Вы так рано встали, миледи! Вы не заболели? — спросила Марта, входя в комнату.
— Нет, все в порядке, Марта. Я хорошо себя чувствую. У меня к тебе дело, и я хочу, чтобы об этой просьбе никто не узнал.
— Я все сделаю, миледи!
— Я не сомневаюсь, что могу на тебя положиться, Марта. Пожалуйста, сходи на Пикадилли в почтовую контору. Кажется, она называется «Белый медведь». Закажи для меня карету, запряженную в пару лошадей, на четверть двенадцатого.
— Почему вы не хотите поехать в своей карете, миледи? — спросила удивленно служанка.
— Я должна уехать из Лондона, — ответила Карина. — И хочу, чтобы никто не знал, куда я еду. Могу я быть уверена, что ты все сделаешь и не станешь рассказывать об этом слугам?
— Клянусь, все будет именно так, миледи!
— Тогда иди, Марта, закажи карету и возвращайся быстрее. Потом нужно будет упаковать несколько моих самых простых платьев. Нарядные мне не понадобятся.
— Да, миледи. Вы уверены, что хорошо себя чувствуете?
— Все хорошо, Марта.
— Сейчас велю горничной принести вашему сиятельству завтрак, а сама со всех ног — в «Белый медведь». Когда вы встанете, я уже вернусь обратно.
— Спасибо, Марта. — Карина откинулась на подушки и с тоской подумала о том, что ждет ее впереди.
Вошла горничная. Она принесла завтрак и газету «Таймс». Роберт сказал, что сообщение о скачках в Эскоте будет напечатано в сегодняшнем номере. Карина развернула газету.
Она пробежала глазами заголовки. Внимание ее привлекло сообщение: «Несчастный случай с лордом Сибли».
Сообщалось, что лорд Сибли ехал в легком двухколесном экипаже и столкнулся с каретой, в которой везли королевскую почту. Экипаж свалился с крутого берега, а почтовая карета упала на него сверху. Лорд Сибли умер, не приходя в сознание.
Карина медленно опустила газету на колени. Для нее это означало одно — леди Сибли свободна! Теперь она может соединить свою судьбу с человеком, которого любит и который любит ее. Леди Сибли, конечно, могла бы стать графиней Дроксфорд, если бы граф не был уже женат.
Чувствуя, что голова кружится и все плывет перед глазами, Карина с трудом поднялась с постели и опять подошла к секретеру.
Она распечатала письмо и приписала постскриптум.
— О мой дорогой, прощай! — прошептала она, поднеся вновь запечатанный конверт к губам.
Карина позвонила. На звонок пришла пожилая горничная, служившая в Дроксфорд-хаусе уже более четверти века.
— Полагаю, мистер Вейд у себя в кабинете, — сказала Карина. — Пусть пришлет с вами несколько сотен фунтов наличными. Требуется сегодня оплатить кое-какие счета.
— Хорошо, миледи.
Карина решила, что на первое время этих денег ей хватит. Граф открыл на ее имя счет в банке, положив на него деньги, выигранные на скачках в Эскоте. Карина подумала, что, как только прибудет на место, даст знать в банк и ей переведут столько, сколько потребуется.
Когда горничная принесла деньги, Карина положила их в ридикюль и стала ждать Марту. В пеньюаре, отороченном тончайшими кружевами, с копной золотистых волос, ниспадающих на плечи, она выглядела хрупкой и нежной. Глядя на очаровательную юную графиню, никому и в голову не могло прийти, что она на грани отчаяния.
«Лучше бы мне умереть, — думала Карина. — Я не перенесу этих страданий».
Граф погонял лошадей, направляясь в Эскот, и всю дорогу испытывал гнетущее чувство. Это было странное и вместе с тем неприятное чувство. Он стал вспоминать обо всем, что делал до того, как уехал из Дроксфорд-хауса.
Спал плохо. Как наяву видел испуганное лицо Карины, ее головку, доверчиво склоненную на его плечо. Вспоминал, как целовал ее. Он хотел утешить жену, но едва коснулся губами ее губ, понял, что на его поцелуй отвечает женщина, а не испуганное дитя. Он и не подозревал, что губы женщины могут быть такими мягкими, сладкими и беззащитными.
Граф старался не вспоминать о том, как хотелось ему крепко обнять Карину и прижать к своей груди. Он заставил себя не думать о ней. Вспомнил Фелицию Корвин.
Слова Карины о том, что и лорд Ваймен, и миссис Корвин повинны в событиях минувшего вечера, привели графа в такое негодование, что сначала он даже решил не назначать бывшей любовнице никакого содержания. Конечно, ее оскорбительные слова в адрес Карины были отчасти вызваны вином, выпитым за ужином. Женщины низкого происхождения под влиянием алкоголя, как правило, не контролируют свои поступки. Поскольку Фелиция клялась в любви — если ей верить, то при желании всегда можно было найти оправдание ее словам и поступкам.
Но он решил, что никогда не простит ее сговора с мерзавцем лордом Вайменом, обманом заманившим Карину в ловушку, откуда ей удалось выбраться только по чистой случайности.
После завтрака граф подписал чек на сумму в четверть меньше той, которую собирался передать миссис Корвин, и оставил его Роберту Вейду вместе с письмами, предназначенными для отправки. Граф оставил также записку, где просил секретаря дать объявления о продаже дома на Итон-сквере.
Рассчитавшись с любовницей, граф развернул газету и прочел сообщение о несчастном случае с лордом Сибли. Надо сказать, эта весть вызвала в нем иные, чем у Карины, чувства.
Сначала он почувствовал облегчение. Если леди Сибли будет в трауре по крайней мере весь следующий год, она не сможет подкарауливать его на балах и приемах, не сможет терзать его стенаниями по поводу того, что он охладел к ней. Графу осточертели и ее упреки, и их любовная связь.
На балу в Ричмонд-хаусе, уединившись в малой гостиной, они ссорились. Леди Сибли осыпала его упреками, а граф знал одно — он потерял к ней всякий интерес. Он решил прекратить наскучившую связь таким образом, чтобы самолюбие графини при этом не пострадало.
Раньше графу удавалось с блеском выходить из подобных положений. Дамы света, когда их оставлял любовник, как правило, предпочитали скрывать свои переживания. Любовная связь при обоюдном согласии с легкостью перерастала в дружеские отношения, и бывшие любовники очень часто становились просто добрыми друзьями.
Однако эти рассуждения ни в коей мере не касались леди Сибли. Впервые в ее тайной жизни любовник вызвал глубокие чувства. Она решила любой ценой не отпускать его от себя.
Но и граф был не тот человек, которого легко удержать против его воли. «Смерть мужа оказалась кстати, — подумал он. — Когда леди Сибли сможет возобновить светскую жизнь, она меня уже забудет».
Графа охватило пьянящее чувство свободы. Ему не нужно будет, затаив дыхание, пробираться в чужую спальню, оставлять посреди ночи теплую постель, быстро одеваться и, воровато озираясь, выскальзывать на холодную улицу.
Свободен! Мысли его опять вернулись к Карине. Когда нес ее в спальню, ему показалось, что она пахнет луговыми травами. Нежная и юная Карина… Вдруг он понял, что не давало ему покоя.
Перед отъездом в Эскот он подошел к спальне Карины и постучал. Марта выскользнула из комнаты в коридор и плотно закрыла за собой дверь.
— Ее сиятельство спит, милорд. Она не спала всю ночь. Лучше бы вы ее не беспокоили.
— Пожалуй, ты права, — ответил граф. — Когда она проснется, передай ей мои самые лучшие пожелания. Скажи, я надеюсь, что к вечеру она будет себя хорошо чувствовать и мы вместе поужинаем.
— Хорошо, милорд.
Граф отошел от двери. Навстречу попались два лакея, которые вышли, вероятно, из гардеробной Карины.
Тогда это не показалось ему странным, но сейчас он вспомнил, что лакеи несли сундук с покатой крышкой.
Зачем они несли сундук к черной лестнице? Что было в нем? Почему его достали с чердака? Карина ни словом не обмолвилась, что собирается куда-то ехать…
Он вспомнил и другую деталь. Когда Марта выходила из спальни, успел заметить, что в комнате светло. Если Карина спала, то почему шторы не задернуты?
«Что-то здесь не так». — Граф резко натянул поводья.
— Что-то случилось с упряжью, милорд? — спросил лакей.
— Нужно вернуться. Я кое-что забыл.
Фаэтон развернулся и поехал обратно. Они должны были вернуться в Дроксфорд-хаус к полудню. Граф решил, что найдет какой-нибудь предлог, чтобы объяснить свое возвращение с дороги, и обязательно зайдет к Карине. «Пропущу первый заезд, — подумал он, — но зато буду спокоен».
Граф стегнул лошадей. На Парк-лейн приехал без десяти двенадцать. Услышав, что подъехала карета, швейцар распахнул парадную дверь. Граф кинул поводья лакею и взбежал на крыльцо. В дверях его встретил Ньюмен.
— Где ее сиятельство? Она проснулась? Мне нужно ее видеть, — произнес граф как можно спокойнее.
На лице Ньюмена отразилось замешательство.
— Ее сиятельство уехала, милорд. Я думал, вы осведомлены о ее планах.
— О каких планах? — резко спросил граф. — И куда она уехала?
— Я не знаю, милорд. Ее сиятельство заказала почтовую карету. Она отбыла сразу же после вас.
— Почтовую карету?
— Ее сиятельство оставила для вас письмо. Я положил его на стол в библиотеке.
Поняв, что швейцар слышит их разговор, граф пошел в библиотеку. Ньюмен последовал за ним.
Когда дворецкий закрыл за собой дверь, граф сердито спросил:
— Какого дьявола вы позволили ее сиятельству ехать в почтовой карете? На конюшне не хватает лошадей?
— Я и сам был удивлен, милорд, — ответил Ньюмен. — Осмелюсь заметить, но через четверть часа после отъезда ее сиятельства сюда заезжал Гай Меррик.
— Сэр Гай?
— Да, милорд. Он спросил, знаю ли я, куда поехала ее сиятельство. — Увидев, что граф внимательно слушает, продолжил: — Подозреваю, милорд, что сер Гай подкупил кого-то из лакеев. Похоже, кто-то сообщил ему, что ее сиятельство уехала. Откуда ему еще было бы узнать об этом?
— Но он же не знает, куда она направилась, — заметил граф, как будто разговаривая сам с собой.
— Да, милорд. Сэр Гай спросил меня, известно ли мне, где была нанята карета. А Джеймс, не спросив у меня разрешения, сказал, что карету наняли в «Белом медведе». Я, милорд, строго отчитал его за это.
— В «Белом медведе»? — повторил граф, вскрывая письмо.
Ньюмен ушел. Граф долго смотрел на листок, словно не понимая, что там написано.
«Милорд!
После всех неприятностей, которые я доставила вашему сиятельству, думаю, будет лучше, если я уеду из Лондона и поселюсь в деревне. Там я буду в полной безопасности. Прошу вас не беспокоиться обо мне и не стараться найти меня. Как только соберусь с силами, надеюсь вернуться. Прошу вас простить меня за мой поступок.
С мольбой о прощении —
ваша послушная жена Карина.
P.S. Я только что прочитала в газете, что лорд Сибли умер. Думаю, что теперь вы сможете связать свою судьбу с женщиной, которую любите. Желаю вам счастья, милорд. Если я не вернусь через три месяца, объявите, что я умерла. Думаю, так будет лучше. Никто ничего не узнает. Я исчезну из вашей жизни».
Граф прочитал письмо один раз, потом другой, однако так и не смог ничего понять. Быстро вышел из библиотеки, взял у лакея шляпу и перчатки, ни слова не сказав Ньюмену, выбежал из дома и сел в фаэтон.
Он приехал в «Белый медведь» и спросил старшего конюха. Когда тот пришел, граф потребовал сообщить, куда направилась почтовая карета, в которой три четверти часа назад уехала графиня Дроксфорд.
— Странно! — воскликнул главный конюх. — Вы второй человек, милорд, который спрашивает меня об этом. Леди просила отвезти ее в местечко Северн.
Дав конюху полгинеи, граф помчался по Пикадилли с такой скоростью, что лакей с удивлением взглянул на него. Он помнил, как граф всегда говорил, что, если на дороге большое движение, нельзя гнать лошадей.
Выехав за город, граф погнал еще быстрее. Он понимал, что и Гай Меррик торопится на своих гнедых, и обогнать их можно только благодаря тому, что ему лучше известна дорога на деревушку Северн, поскольку та находилась неподалеку от Дроксфорда.
Граф правил превосходно. Казалось, он делал это без усилий. Лицо его не выдавало никаких чувств. Перед собой он видел только бледное, испуганное лицо с зелеными глазами, потемневшими от ужаса.
Через два часа граф подъезжал к Северну, но фаэтона сэра Гая по пути не встретил. Впереди показалась почтовая карета.
Он быстро развернул свой фаэтон и преградил карете дорогу. Та чуть было не врезалась в препятствие. Лошади остановились совсем рядом от фаэтона.
— Какого черта вы тут развлекаетесь? — рассердился кучер.
— Я хочу знать, куда вы отвезли леди, — ответил граф. — Я смог бы узнать это и без вашей помощи, но, если вы мне ответите, сбережете мне драгоценное время.
С этими словами он вытащил из кармана жилетки соверен. Кучер посмотрел на монету жадными глазами:
— Коттедж «Лаванда», сэр. Это в самом конце деревни, направо, а потом прямо. Он на самом краю леса.
Соверен перешел из рук в руки, и граф помчался дальше.
Теперь ему было ясно, что сэр Гай опередил его, а Карина приехала сюда на полчаса раньше их обоих.
Граф легко нашел коттедж и, подъехав, увидел у обочины фаэтон сэра Гая. Знаменитые гнедые тяжело поводили боками. Вероятно, он на несколько минут опередил графа. Самого сэра Гая не было — в фаэтоне сидел лакей.
Граф соскочил с коляски и поспешил к белой калитке. Открыв ее, прошел по дорожке, вдоль которой росли незабудки, и направился к двери маленького домика, крытого соломой.
Постучал. Дверь открыла старушка. Седые волосы стянуты на затылке в узел. Одета в опрятное платье серого цвета и белый передник. Настоящая няня, подумал граф, должно быть, воспитывала Карину.
— Я хотел бы поговорить с ее сиятельством, — тихо сказал он.
— Мисс Карина… Ее сиятельство ушла в лес. Сюда уже приезжал один джентльмен и спрашивал ее. — На морщинистом лице появилась тревога.
— Я граф Дроксфорд. Если ее сиятельство пошла прогуляться в лес, я ее найду.
— Ступайте по дорожке, что в глубине сада, милорд, — сказала няня. Граф уже повернулся к выходу, как она добавила: — Прошу вас, не будьте с ней слишком строги, милорд. Как только моя девочка приехала, я сразу поняла, что она несчастна. Ничего мне не сказала, но я жизнь прожила и все вижу.
— Обещаю вам не обижать ее.
Старая женщина вздохнула, а граф зашагал в сторону леса.
Он бесшумно шел по песчаной тропинке и смотрел по сторонам. Карины нигде не было. Тропинка, петляя, уводила его все дальше в лес. Наконец Дроксфорд услышал голоса и замедлил шаг. Впереди пробивался солнечный свет, и граф понял, что дошел до опушки леса. Внезапно прямо перед собой он увидел Карину. Рядом с ней стоял сэр Гай. Граф быстро спрятался за ствол огромной ели.
Карина в белом муслиновом платье сидела на поваленном дереве. Сэр Гай стоял к графу спиной и не мог его заметить.
Граф отчетливо слышал каждое слово, произнесенное Кариной и сэром Гаем. Золотистые волосы жены на фоне синего неба показались ему необычайно красивыми.
— Вы не можете ехать одна, — категоричным тоном сказал сэр Гай.
— Я поеду не одна, — возразила Карина. — Возьму с собой свою старенькую няню.
— Вы уверены, что ваши ирландские родственники, которых вы никогда не видели, примут вас?
— Если не примут, куплю маленький коттедж в тихом месте. Мы с няней будем экономно вести хозяйство, и нас не найдет там никто.
— Неужели вы думаете, что я позволю вам это сделать? Где ваш здравый смысл, Карина? Если вы хотите спрятаться, тогда я буду вместе с вами. Вам лучше уехать со мной. Мы можем отправиться куда угодно.
— Вы мне это уже предлагали.
— И вы мне отказали! Тогда я не возражал, ибо думал, что вы счастливы с Элтоном. Но сейчас, когда вы убежали от него, вы устранили последнюю преграду, стоявшую между нами с тех самых пор, когда вы заявили, что не любите меня, и предложили довольствоваться вашим хорошим ко мне отношением.
— Мои чувства к вам не изменились. Я уже говорила вам, Гай, я испытываю и всегда буду испытывать к вам чувство самой глубокой привязанности. Но я вас не люблю и жить с вами не буду.
— И вы полагаете, что я отпущу вас одну в сопровождении старой няни в Ирландию? Дорогая моя, проявите благоразумие! Неужели вы не понимаете, что ваша красота обращает на себя внимание? Вам постоянно будет грозить опасность. Вы не должны путешествовать в одиночестве.
— И тем не менее, я собираюсь это сделать, — твердо стояла на своем девушка.
— А я вам не позволю. Вы поедете со мной, Карина. Не хотите добровольно, могу связать вас. Доставлю на свою яхту у причала в Дувре. Переправимся через Ла-Манш. Когда доберемся до континента, обсудим наше будущее. Я люблю вас, я давно уже бросил к вашим ногам свое сердце. Клянусь, на этот раз я сделаю все, чтобы вы полюбили меня.
— Нет, Гай. Сожалею… что заставляю вас страдать. Но я не могу поехать с вами.
— Тогда я увезу вас, и кончено! — грубо сказал сэр Гай и, схватив Карину за руку, заставил ее встать и притянул к себе. От неожиданности девушка вскрикнула.
Граф вышел из своего укрытия.
— Пока ты не зашел слишком далеко, Гай, позволь напомнить тебе, что и у меня есть право голоса.
— Элтон! — воскликнул сэр Гай.
Карина ахнула и прижала руки к груди.
С минуту граф и сэр Гай молча взирали друг на друга. Они были похожи как родные братья. Но сейчас братья смотрели с ненавистью.
— Я довольно терпел, Гай, — сказал граф, и в голосе его послышалась угроза. — Мы будем драться. Я преподам тебе урок, который ты надолго запомнишь.
— И в качестве приза победителю достанется Карина? — насмешливо спросил сэр Гай. — Я правильно тебя понял?
— Ошибаешься. Карина моя. Она моя жена.
— Жена, до которой тебе нет никакого дела, — усмехнулся сэр Гай. — Жена, которая убегает от мужа, надеясь укрыться в Ирландии, чтобы только ты ее не нашел.
— Я не собираюсь с тобой обсуждать свои дела. Карина, отправляйтесь в коттедж и ждите меня там.
Граф снял шляпу и перчатки и, бросив их на поваленное дерево, принялся снимать пальто.
Карина наконец обрела дар речи. Она подошла к графу и взяла его за руку:
— Прошу вас… не делайте этого…
— Вы слышали, что я сказал, Карина, — резко ответил граф, не глядя на нее. — Идите в коттедж!
Карина еще крепче сжала его руку. Глаза ее потемнели от волнения.
— Я не хочу, чтобы он… причинил вам боль, — прошептала она.
Граф взглянул на нее:
— Со мной ничего не случится. Быстро в дом!
Поняв, что больше ей нечего сказать, девушка повернулась и побрела к коттеджу. На сэра Гая она даже не взглянула. Краем глаза заметила, как граф снял пальто, кинул на поваленное дерево и стал развязывать тугой узел галстука.
Медленно пройдя несколько метров, Карина припустила со всех ног.
Вбежав в дом, бросилась в объятия няни.
— О, няня, няня! — рыдала она. — Они искалечат друг друга. Что делать? Что делать?
— Успокойся, дорогая девочка, — ответила мудрая старая женщина. — Пойдем! Я принесу тебе молока.
Карина вошла в крошечную гостиную и, усевшись на жесткий диван, набитый конским волосом, закрыла лицо руками.
— Молись, дитя мое, чтобы лучший из них победил, — сказала няня и пошла на кухню.
— Лучший… — шепотом повторила Карина.
Она подумала, что любит графа, — наверное, он лучше всех, — и что в том, что происходит сейчас, виновата только сама.