Браслет

Хоть я и обещал деду не зевать, всё же замешкался на секунду-другую: очень уж страшным было зрелище. Этим воспользовалась какая-то вёрткая тварь, оказавшаяся вовсе не одной из тех полосатых лент, что мельтешили на небольшой высоте и о которых предупреждал дед. Наша гостья походила на засохший корешок молодого деревца, да и вынырнула она прямо из-под почвы, которая больше напоминала заплесневелые опилки, нежели землю в нашем понимании.

Она тут же переметнулась на нашу сторону и с аппетитом вцепилась в Настину ногу.

- Сезам! Закройся!!! - в ужасе выкрикнул я и кинулся на помощь девушке.

Но я не успел: меня попросту опередили. Из-под моего кресла метнулась коричневая тень и пострадавшую ногу облапили огромные уши Лори. Послышался громкий "чвак!" и непрошеной гостьи не стало. Спаситель с победным видом зыркнул на меня своими глазищами и вскарабкался на кресло. Потом лениво развалился на нём и со вздохом заявил:

- Земные сладости всё-таки лучше!

Ему никто не ответил. Настя с отрешённым видом сидела на краешке кресла и по её щекам текли слёзы. К моему удивлению это маленькое происшествие оставило её совершенно безучастной.

Что же до меня, то я, невзирая на мучительные приступы совести, напряжённо прислушивался к тому, что творилось внутри меня. И там было к чему прислушиваться! Тело моё наливалось энергией, как переспелый плод. Казалось, что я вот-вот лопну и из меня во все стороны брызнет лучистая энергия! Сердце стучало ровно и уверенно, мощными толчками сотрясая всё моё существо.

И радость. Вовсе неуместная сейчас радость распирала меня. Хотелось петь и смеяться, дурачиться и любить всех и вся! Нечто подобное я испытывал во время работы над картиной, когда меня посещало вдохновение. Однако тогда его хватало ненадолго, всего на несколько минут, после него оставался лишь след приятных воспоминаний. А сейчас я гудел, как перегруженный трансформатор, и чувствовал в себе небывалый прилив сил. Не только физических, что было неудивительно, памятуя о том, что мне понарассказывал дед, но и сил духовных. И присутствовало твёрдое убеждение, что хватит их очень и очень надолго.

Но стоило мне взглянуть на убитую горем Настю, как становилось ужасно стыдно. Мне бы сейчас посочувствовать, сказать что-нибудь ласковое, или, хотя бы, ободряющее, но в голову ничего такого не приходило: избыток энергии пьянил.

Однако я решил попытаться.

- Настя... - тихо позвал я, но она в ответ только дёрнула плечом: отвяжись, мол.

Ну и что прикажете делать?

Не так себе я всё представлял. Совсем не так.

Я растерянно посмотрел на безутешную девушку и опустился в кресло, едва не раздавив при этом расположившегося там Лори.

- Ну, знаешь ли! - завопил он. - Деда на тот свет спровадил, так теперь и до меня добираешься?!

Я и не предполагал, что он может так громко кричать.

- Извини, пожалуйста, - смутился я. - Я не хотел...

Настя подняла заплаканное лицо.

- Лори! Ну какой же ты... негодяй! - с чувством сказала она. - При чём здесь он? - Она вытерла слёзы и встала. - Или извинись, или...

- Или "что"? - с вызовом произнёс "негодяй".

- Или уходи отсюда! - Настя даже ногой притопнула.

- Подумаешь! - фыркнул тот, снова переходя на шелест. - Отблагодарила! - Он подбоченился и заковылял к своей двери.

- Вот... стручок! - Настя беспомощно глянула на меня. Глаза её были красными и припухшими от слёз.

- А ты с ним не очень-то церемонишься, - пробормотал я, чтобы хоть как-то завязать разговор и выйти из патовой ситуации.

Но она сразу пресекла мои потуги. Положив руку мне на грудь, она посмотрела мне в глаза и ласково прошептала:

- Ты это... не суетись. Я тебя ни в чём не виню... Это всё дед... Он хоть бы предупредил... А мне сейчас нужно время, чтобы прийти в себя... - Она всхлипнула. - Я дедушку очень люблю... любила... - поправилась она. - Мне надо побыть одной...

- Может... я... пойду тогда?.. - не нашёл я ничего лучшего предложить.

Отведя глаза в сторону, она медленно кивнула:

- Только ты не сердись...

Я пошёл в переднюю. Настя тенью последовала за мной. Когда я уже заканчивал процедуру облачения, из-за двери показались уши Лори:

- Мыслитель! - Их обладатель покрутил пальцем у виска. - Браслет на руке, а он собирается чесать пешком в этакую даль! - И он тут же исчез.

- А ведь и правда! - ахнула Настя. - Ты ведь отсюда можешь прямо домой... Ведь поздно уже...

Я браво усмехнулся:

- А что со мной теперь может случиться? - Я скосил глаза на браслет. - С такой-то защитой? Да и вообще, пройтись надо, развеяться. Голова - кругом идёт. Да и подумать есть над чем.

Настя подошла вплотную, положила обе руки мне на грудь и, не поднимая глаз, печально и тихо спросила:

- Завтра... придёшь?

У меня перехватило дыхание:

- А можно?

- Глупенький! - сквозь слёзы улыбнулась она. - Ты меня не так понял. Конечно же можно!

- Обязательно приду! - тряхнул я головой, моментально воспрянув духом. - А ты это... когда дома-то будешь?

Она пожала плечами:

- Весь день. Мне идти некуда...

Снизу раздался писк Лори:

- Эй, деятель! А игрушки свои забыл! - Он держал в лапе одну из подаренных Настей пластинок.

Я растерянно посмотрел сначала на него, потом Насте в глаза и спросил, испытывая неловкость:

- Может... завтра? А то... нести далеко... да и неудобно...

- Ну конечно! - Она будто даже обрадовалась, и в глазах её появилась лукавинка: - Будет лишний повод прийти...

Я удивлённо поднял брови:

- Да я в любом случае приду!

- Ну вот и ладненько, - она поправила на мне шарф. - Ступай...

Дверь за мной тихонько закрылась, и я спохватился только на лестнице:

- Спокойной ночи!

Я полагал, что приключения на сегодня закончились, но, оказалось, что это не совсем так. Судьба сыпала ими сегодня на мою голову, не переставая, будто испытывая меня на прочность. Наверное, прав был дед, тыча пальцем в карту: стеллиум работал в полную силу. Планиды сошлись над моей головой пучком.

Не успел я сделать и десяти шагов от подъезда Настиной пятиэтажки, как услышал хриплый прокуренный голос:

- Эй, мужик! А ну... п-стой!

От стены дома отделились три тени и в тусклом свете уличного фонаря сформировались в трёх "джентльменов" похабного вида. Они перегородили мне дорогу своими неуверенно стоящими на ногах телами.

Честно говоря, в другое время я бы струсил. Но только не сейчас. Мне стало даже любопытно, что из этого всего получится.

Дыхнув на меня перегаром, один из "джентльменов", качаясь, "вежливо" изрыгнул:

- А ну, дывай с... сиг... рету!

Я покачал головой:

- Не курю.

Это вызвало дикое ржание всего "джентльменского" собрания:

- А у тебя и не спр... ш-шивают, куришь или нет! Давай, г... хрю!

Мерзкая рожа приблизилась ко мне вплотную и он схватил меня за отворот куртки, стараясь за мой счёт удержать равновесие.

Я спокойно, всё так же держа руки в карманах, возразил:

- Я не могу дать то, чего у меня нет. Да и вредно оно, курить-то.

- Ах, какой мы раз... гых... ворчивый! - деланно восхитился "джентльмен". Он, наконец, нашёл повод почесать кулаки.

И тут произошла удивительная вещь. Он размахнулся, чтобы ударить меня в лицо, но удара не получилось. Между его кулаком и моим носом проскочила фиолетовая искра и здоровенный детина, превосходивший меня весом чуть ли не вдвое, отлетел на добрый десяток метров, причём, падая, он сильно ударился головой об асфальт, пару раз дёрнулся и затих.

Двум его шестёркам курить как-то сразу расхотелось. Они тупо посмотрели на неподвижно лежащего собутыльника, потом с уважением - на меня и спешно ретировались, забыв о своём предводителе.

Я счастливо улыбнулся, мысленно поблагодарил браслет за заботу и, шумно вдохнув чистый ночной воздух, пружинистой походкой зашагал домой.

Уснуть в эту ночь мне так и не удалось. Собственно, мне и не хотелось. То ли сказывалось возбуждение бурной ночи, богатой впечатлениями, то ли таково было действие браслета на мой организм (что вероятнее всего), но, и по дороге домой, и уже вернувшись к себе, я ощущал себя сильно сжатой пружиной. И, конечно же, мне не терпелось испытать машинку в действии. Рассказы и показы - это хорошо, но я чувствовал крайне жгучую необходимость всё проверить самому.

Сгорая от нетерпения, я почти бегом добрался до своей квартиры, трясущимися от возбуждения руками вставил ключ в замочную скважину и повернул его. "Логово" приняло меня в свои недра.

Сбросив, где попало, куртку и обувь, я с ходу плюхнулся в кресло и только теперь сообразил, что совершенно не имею понятия, куда я, собственно, собрался? И, вообще, что намерен делать?

А тут ещё "загребло" не вовремя: "верный мой брегет" напоминал, что пора бы и пополнить запасы так неразумно расходуемой на всякие треволнения энергии.

Честно говоря, я был удивлён: мне представлялось, что теперь-то уж я не должен испытывать недостатка в энергии. Скорее всего, сказывалась привычка гасить стрессовое состояние чем-нибудь вкусненьким.

Ну что ж, за едой и приведём свою основательно взъерошенную нервную систему в порядок, да и с программой на ближайшее будущее определимся.

Я прошёл на кухню и зажёг свет. Тараканы недовольно разбежались со стола, где в живописном беспорядке валялись остатки моей вечерней трапезы. Стало противно, и я сгрёб всё в мусорное ведро. Поставив чайник на плиту, тоскливо огляделся в поисках чистого бокала.

"Не мешало бы, конечно, и посуду помыть, - вздохнул я. - Хоть назло тараканам".

"Потом! Потом! - стучало в такт сердцу. - Перехвати чего-нибудь и - за дело!"

Я заглянул в холодильник. Оттуда на меня печально посмотрел одинокий заплесневелый сырок.

"М-да... Не густо..."

И тут меня осенило:

"Ну, какой же я идиот! Ведь я сейчас вполне могу позволить себе закатить королевскую пирушку! Светский, так сказать, ужин. Или завтрак?"

Будильник, натужно поскрипывавший на холодильнике, показывал два часа. Естественно, ночи. Самое время для грабителей.

"Чего телишься? - подтолкнул я себя. - Давай!" - И несмело позвал:

- Сезам...

Окно с засаленной занавеской обрамилось светящимся контуром.

- Ну-ка, Сезамчик, давай потихоньку вперёд... - При этом я нервно сглотнул.

Окно вместе с занавеской и ползающими по ней тараканами двинулось навстречу и, соприкоснувшись с плоскостью экрана, растаяло, растёкшись по ней чернильной темнотой ночи.

Это можно было сравнить с видом через лобовое стекло движущегося автомобиля, с той лишь разницей, что "стекло" это было побольше размером и "автомобиль" мой, не разбирая дороги, пёр через ночь, пронзая насквозь попадавшиеся навстречу дома и предоставляя моему взору подробности их внутреннего убранства.

Везде, естественно, уже спали. Только в одной квартире, больше походившей на мусорный контейнер, дым стоял коромыслом, и несколько пьяных мужиков и баб в грязном нижнем белье, а некоторые и вовсе без него, сосредоточенно резались в карты, сопровождая игру отборнейшим матом. Под столом валялось несколько пустых бутылок, а на столе сиротливо стояла одна, видимо, последняя, в обществе захватанных и давно немытых железных кружек.

Всё это промелькнуло, оставив только фотографический отпечаток того, что я успел разглядеть.

А браслет нёс меня дальше.

Чтобы прекратить не совсем приятное созерцание чужой частной жизни, я свернул на дорогу и понёсся над ней на высоте метр-полтора.

- Налево... - тихо направлял я движение. - Теперь направо...

Дорога была знакомой: я искал магазин.

- Вот он! Теперь давай прямо внутрь...

Браслет проехал сквозь витрину.

- Стоп! - Мы упёрлись в стеллажи с продуктами. - Сезам, откройся!

Я протянул руку и, не вставая с кресла, на котором сидел во время полёта через спящий город, взял с полки несколько целлофановых пакетов с конфетами, вафлями и пряниками.

В этот момент в углу под стеллажом что-то зашуршало. Я вздрогнул:

"Попался!"

Но это оказалась всего лишь крыса, испугавшаяся не меньше моего и улепётывавшая теперь во все лопатки прямо через зал. Не ожидала, видать, что здесь может объявиться кто-то среди ночи.

"Струсил, милок? - усмехнулся я над собой. - Воришка несчастный!"

Невдалеке находился прилавок со спиртными напитками. Бутылки стояли ровными рядами, гордые, исполненные собственной значимости. Я представил, как бы сейчас прыгала от радости та пьяная компания, которую я видел только что по дороге сюда, подбрось я им с десяток этих экземпляров: аист принёс...

"Щас! Только шнурки поглажу!"

Я спрыгнул в зал и подошёл к стеллажу с молочными продуктами. Взял пару пачек масла, сырков несколько штук и три банки сгущёнки. Больше в руках не уместилось.

"Всё. Хватит. Пока и впрямь не застукали".

Я забрался со всем награбленным добром обратно к себе на кухню и дал отбой браслету.

"Ну вот, - я торжественно отворил дверь холодильника и стал складывать туда продукты. Тот довольно заурчал, обрадовавшись, что теперь не вхолостую работать будет. - Можно и пир закатывать".

Как раз и чайник подоспел. Я чайку заварил и с удовольствием предался чревоугодию.

"А что? Неплохо! - блаженно щурясь, подумал я. - Чем тебе не волшебная палочка?"

Вскоре брюхо отказалось принимать что-либо. Отдуваясь, я прошёл в комнату и бухнулся в кресло.

"Ну-с, итак! С чего же мы начнём?"

Можно было и не спрашивать: пока я трапезничал, перед моим мысленным взором маячили звёздные дали.

- Сезам! - окликнул я своего коня и, когда светящийся прямоугольник послушно возник передо мной, скомандовал: - Давай-ка круто вверх!

Изображение на экране резко дёрнулось вниз, за долю секунды промелькнули тускло освещённые ночниками квартиры соседей сверху, а потом через мгновение стало темно: мы выскочили через крышу под открытое небо, затянутое осенними облаками. Но уже через две-три секунды мы их пронзили и моему восхищённому взору предстала панорама звёздного неба, приправленная надкушенным "пирогом" растущей Луны.

- Давай-ка, Сезамчик, туда! - ткнул я пальцем в неё. - Разглядим старушку поближе.

Звёздный рисунок сместился чуть левее и Луна, оказавшись теперь в середине экрана, стала быстро увеличиваться в размерах.

Полёт проходил абсолютно беззвучно. Ни тебе рёва двигателя, ни свиста ветра в ушах. Только потихоньку тикали часы на стене, да под окном на улице кошки выясняли отношения. Шёл третий час ночи.

Звёздное небо, с разбухающей, словно на дрожжах, Луной, приятно волновало душу. Сколько себя помню, всегда в душе жила мечта о полёте. Сколько раз я представлял его в своих безудержных фантазиях! И вот он - сладостный миг!

Мне в голову пришла небольшая идея.

- Сезамчик, друг мой, - я поймал себя на мысли, что разговариваю с браслетом, как с живым, - а нельзя ли создать круговой обзор? Очень уж оглядеться хочется...

Не успел я закрыть рот, как экран разъехался и в стороны, и вверх, и вниз. У меня замерло сердце: из всей обстановки комнаты осталось только кресло подо мною, да небольшой пятачок пола, где стояли ступни моих ног. Я судорожно вцепился в подлокотники. Впечатление было ошеломляющим: сразу у ног разверзалась бездна, усеянная мириадами далёких звёзд! Позади висела удаляющаяся Земля, разделённая терминалом на ярко-голубую и тёмно-синюю половины, справа слепило Солнце, очень яркое, даже можно сказать - злое - Солнце.

Я прикрыл глаза рукой и, щурясь, попросил:

- Сезамчик, а нельзя ли как-нибудь... э-э-э... приглушить свет родимой звезды? Глаза выедает.

Оказалось, что тоже можно. На том месте, где только что полыхал яростный диск Солнца, появилось тёмное пятно, точно закрывающее светило, из-за которого выглядывали факела солнечной короны.

- Вот и умница, - облегчённо вздохнул я. - А теперь - чуть быстрее, если можно... Ну-ну, не так быстро! - испуганно воскликнул я, увидев, как рванулась мне навстречу Луна. - Вот так...

Луна быстро приближалась. Уже вырисовывались знакомые по учебникам астрономии подробности рельефа: кратеры, цирки, по краям диска ощетинились пиками горные гряды. Да, портрет старушки вблизи говорил далеко не в пользу сложившегося представления о ней, как о романтическом символе волшебных ночей. Мёртвый окаменевший мир...

Когда до поверхности планеты осталось километров двадцать (всё это на глаз, конечно), я дал браслету команду на орбитальный облёт вокруг Луны. Оглядим, так сказать, с высоты птичьего полёта.

Исполинской дыней висевшая у меня над головой, Луна плавно съехала мне под ноги, и кресло моё, превращённое в летательный аппарат, понесло меня над диким ландшафтом древнего мира.

Скорость была очень большой, разглядеть удавалось немногое, только самые крупные детали рельефа, и я попросил:

- Сезамчик, помедленнее, пожалуйста... Ещё... Вот так... А теперь пониже... Ещё ниже... ещё... Достаточно!

Браслет повиновался идеально. Казалось, даже с явной охотой. Видимо, вслух можно было ничего и не говорить, только бровью, как говорится, повести. Но общение с ним доставляло мне удовольствие. Он отзывался на все команды, как хорошо выдрессированный и верный пёс.

Мы плавно скользили метрах в пятнадцати над поверхностью. Видимость была - изумительная! Настроение - ничем не хуже. Ощущение - сродни полёту во сне. С той лишь разницей, что сейчас я мог разглядеть любую мелочь, чуть ли не руками пощупать, что, как известно, во сне не всегда удаётся. Там тебя влечёт, тащит и ты не волен над событиями (за редким исключением). А здесь я мог даже остановиться, выйти на поверхность, камешки пособирать...

Мысль пришлась мне по вкусу. А почему бы и нет? Когда ещё я мог позволить себе подобную роскошь? Что-то не припоминаю. Помнится другое, как я ужасно завидовал американцам, когда они разгуливали по Луне. Завидовать-то я завидовал, но и в самых смелых своих фантазиях я даже и предположить не смел, что такая возможность может предоставиться мне самому. А теперь...

Ну что, попробуем?

И тут же стукнуло в темечко: балда! На Луне же нет атмосферы! И для того, чтобы выполнить свою прихоть, мне надо где-то раздобыть скафандр! У-у-у...

Я вспомнил громоздкие шкафоподобные скафандры наших, да и американских, космонавтов и мне сразу расхотелось гулять по Луне.

Я немного приуныл: оказывается, не так уж мы и сильны...

Но опять-таки, если к этой проблеме заехать с другой стороны? Дед чего-то, помнится, говорил о силовом поле, окружающем меня теперь? Поле есть, я убедился, имел такое удовольствие. А может ли это поле роль скафандра выполнять? Он чего-то там про атомную бомбу плёл? Мол, защита настолько капитальная, что и атомный взрыв выдержит. Ну а пузырь-то с воздухом разве не сумеет удержать?

М-да... Деда уже нет, а сам браслет разговаривать не умеет...

Не умеет? Ой ли? Как-то не верится, чтобы такая сложнейшая машина была безмолвной. Речь-то она понимает? Понимает! Ещё как понимает! Ну, значит, и на вопросы должна отвечать?

Должна-то должна, но всё это лишь мои домыслы, собственные умозаключения. Собаки вон тоже всё понимают, команды выполняют, а на вопросы-то не очень... В меру своих выразительных способностей.

А если попытаться? Смеяться-то он не будет? Этого уж он точно не умеет. Хотя, как знать...

А ну-ка, давай...

- Сезам, - волнуясь и чувствуя себя ужасно глупо, окликнул я его. - Как бы это мне у тебя узнать?.. Спросить...

Прямо перед моим носом вспыхнули ярко-красные буквы:

"Слушаю".

Я оторопел. Это было открытием. Дед ни словом не обмолвился, что браслет наделён даром речи. Ну и ну!

Кое-как справившись с волнением, я задал вопрос:

- Как насчёт того, чтобы мне прогуляться по Луне?

"Препятствий нет", - сменилась надпись.

- А скафандр? Ведь воздуха на Луне...

Мгновенно загорелась другая фраза:

"Силовое поле выполняет функции жизнеобеспечения в любых условиях".

- Во как? - обрадовался я подтверждению своих догадок. - Ну, тогда поехали!

Кресло моё спланировало вниз и застыло на каменистой поверхности буквально в нескольких метрах от дикого нагромождения скальных исполинов. Мои руки инстинктивно дёрнулись, чтобы защититься от удара, но я тут же посмеялся над собою:

"Что вы, батенька, это пока только изображение. Его ещё предстоит материализовать".

Но с этим я не спешил. Мне захотелось немного осмотреться, прежде, чем ступить на поверхность планеты, да дух перевести после головокружительных пируэтов моего "коня". Всё-таки, первый раз я за рулём такого транспортного средства. И, если учесть, что до этого я ничем, кроме велосипеда, не управлял, то с моей стороны это выглядело героизмом. Во всяком случае, в собственных глазах.

Огромнейшие каменные глыбы передо мной громоздились одна на другую, будто их, играючи, набросал здесь неведомый великан. В кубики играл. Некоторые из глыб так опасно нависали, что, казалось, вот-вот свалятся мне на голову. Но это "вот-вот" длилось, по-видимому, уже не один миллион лет.

По бокам и сзади моего "звездолёта", километрах в двух, а то и трёх, кольцом тянулась горная гряда. А скалы, что попирали небо передо мною, являлись центром лунного цирка, где я и совершил посадку.

Солнце, всё так же прикрытое заботливым Сезамом, низко висело над горизонтом, отбрасывая длинные чернильно-чёрные тени от неровностей рельефа.

Неуютно. Мрачно и мёртво. Скоро здесь наступит двухнедельная ночь. Дня через два. Земных дня, естественно.

Я перевёл взгляд на небо. Нежно-голубой шар Земли, освещённый с одного боку, висел почти в зените. Что ни говори, а ляпота неизреченная!

Ну так, товарищи-господа, пора и размяться! Я посмотрел на ноги и, усмехнувшись, пошевелил пальцами. Вот хохма-то! Ну скажите, кто ещё мог позволить себе прошвырнуться по Луне в комнатных тапочках?!

Это уже смахивало на какой-то фарс. От чувства вседозволенности и безнаказанности мне стало весело.

- Ну-ка, Сезам, откройся!

Я встал с кресла и осторожно сошёл с пятачка, на котором оно стояло. Ноги тут же по щиколотку увязли в слое пыли, равномерно покрывавшей лунную поверхность.

Шаг...

Другой...

Тело вдруг обрело необычайную лёгкость. Ну, это-то как раз не требует объяснений: сила притяжения на Луне в шесть раз меньше земной. Этому я обрадовался: легко подпрыгнул и плавно опустился вниз.

Классно!

Подпрыгнул ещё раз. И ещё. И с каждым разом всё смелее и выше. Даже через голову перекувыркнулся, пока медленно, как во сне, опускался вниз.

Презабавное ощущение, доложу я вам! Правда, подташнивает слегка, ну, да это ерунда - привыкнуть можно.

Я проскакал вперёд несколько метров, намереваясь осмотреть каменный завал кругом, и оглянулся. Кресло моё, сиротливо стоявшее посреди лунной пустыни, смотрелось, по крайней мере, смешно среди такого пейзажа. Но особенно нелепо смотрелись следы от моих тапочек в лунной пыли, медленно оседавшей после того, как я взбаламутил её. Их цепочка тянулась рваным пунктиром от кресла прямо к тому месту, где я стоял. Вот будет загадка для будущих исследователей! Кресло уйдёт вместе со мной, а следы-то останутся!

Собственно говоря, кресла здесь и нет. Оно на Земле. Это только мне его видно. Оттого я и почувствовал изменение силы тяжести лишь тогда, когда сошёл с "пятачка", на котором оно стоит. "Пятачок" этот - частица земной поверхности и там, на "пятачке", действует земное тяготение. А здесь, где я стою в своих лаптях, - царство Луны и тяготение соответственное.

М-да... Мозги - того: набекрень. Но - любопытно!

Я высмотрел над головой далеко выступающий каменный карниз, нависавший надо мною метрах в пяти, и озорная мысль сверкнула в голове:

"Допрыгну!"

Было высоковато, но, с силой оттолкнувшись, я неожиданно легко долетел до выступа и, ухватившись за него руками, подтянулся, но, опять-таки, не рассчитал силу притяжения старушки Луны. Руки, привыкшие к земному тяготению, бросили моё тело намного выше намеченного карниза, и мне спешно пришлось выбирать место, пригодное для посадки, пока я на него опускался. Разнокалиберное каменное крошево, в изобилии рассыпанное по поверхности крупных монолитов, на один из которых я совершил свою неуклюжую посадку, особо не позволяло разгуляться в моей совершенно не космической обуви. Тем более, что во время моего неожиданного кульбита, случившегося при попытке подтянуться руками и превратившегося в подъём с переворотом, с ноги слетел тапочек, и мне пришлось приложить немало сил и времени, чтобы отыскать его в этом диком лабиринте. Только благодаря своему не совсем обычному для данного пейзажа цвету, он нашёлся в одной из трещин, коих здесь имелось предостаточно.

Да, обувь, конечно, "я тебе дам!" Но не возвращаться же из-за этого?

Я снял их совсем, сунул в карман и запрыгал по камням, как горный козёл. Слава Богу, никто здесь меня увидеть не мог. Я был один на целой планете! И планета против меня, похоже, ничего не имела. Хотя - как сказать? Камни, по которым я скакал теперь в одних носках, за лунный день раскалились на солнышке и чувствительно припекали мне пятки. Приходилось всё время подпрыгивать, подолгу не задерживаясь ни на одном из них, что ещё больше придавало моему портрету сходства с козлом.

Так я допрыгал до самой вершины завала и остановился, слегка запыхавшись. Раскалённые камни вынудили-таки меня вновь обуться. Я швырнул злополучные тапки на поверхность скалы, подняв при этом облако пыли, и сунул туда ноги наощупь.

Итак, что же мы имеем?

А имеем мы очень неприглядную и мало интересную картину: нагромождения камней, острые пики гор, царапающие своими корявыми зубьями звёздную россыпь, бескрайнюю пыльную равнину, кое-где присыпанную горками "камешков", вроде той, на вершине которой я стоял. И над всем этим безрадостным пейзажем царило Солнце, совершенно не собиравшееся умерять свой яростный натиск до самой последней минуты, несмотря на то, что дело шло к ночи. Ведь только для меня оно было прикрыто предусмотрительным браслетом, отчего местность приобретала ещё более зловещий вид. Единственным радующим глаз цветовым пятном в этом мёртвом мире оставалась матушка-Земля. Её мягкий успокаивающий голубоватый свет приятно ласкал начинавшие уставать от дикого безобразия глаза.

Наверное, пора возвращаться. Если вдруг понадобится, можно будет занырнуть сюда в любую минуту. Хотя, не могу себе представить, какая-такая нужда может заставить меня сюда "занырнуть"? К моему великому разочарованию, "ловить" здесь особо и нечего.

Итак, тапки в руки и - вперёд! В смысле - вниз.

Естественно, вниз я допрыгал намного быстрее: какой-никакой, а опыт уже появился. Кресло терпеливо дожидалось меня посреди унылого пейзажа. Я с радостью и удовольствием плюхнулся в него со всего разбегу, отчего оно жалобно взвизгнуло, и уже хотел было дать отбой Сезаму, как вдруг ко мне пришла ещё одна идея: а не захватить ли с собою сувенирчик?

Я тут же, не мешкая, вскочил, доскакал по своим следам до россыпи камней и попытался отыскать среди них камешек поменьше и поинтереснее формой. Чтоб в карман поместился. Но это оказалось не так-то просто. Самые мелкие камни попадались величиною с арбуз. Ну, по крайней мере, с хорошую дыню. Я взял один из них и взвесил в руке. Здесь-то ладно, он весит всего-ничего, а на Земле?

Я размахнулся, и, что было дури, саданул им о скалу.

Ага, щас! Малая сила тяжести и тут показала свою оборотную сторону: камень-то, конечно, раскололся на несколько крупных и мелких частей, порода оказалась хрупкой, но сами-то части разлетелись Бог знает, куда! Поди, найди! Да плюс ещё меня самого шмотануло в противоположную сторону на несколько метров: весит-то он мало, тот "арбуз", но масса его от этого не меньше, чем на Земле. А что по энтому поводу говаривал дедушка Ньютон? Вот именно.

Короче, я махнул рукой: невелика потеря, если даже и без сувенира вернусь. В самом деле, не тащить же с собой такую махину? И чего потом с ним делать? Доказывать всем, что именно с Луны привёз? А чем он, простите, от земных камней отличается? Может, в составе его и есть различия с земными породами, но на глаз-то они неразличимы. Поваляется-поваляется, да и тихо на мусорку в один прекрасный день перекочует. Так что, не имеет смысла пупок надрывать.

Доскакав до своего "звездолёта", я с разбега упал в него и вскрикнул от неожиданности: что-то резко кольнуло меня ниже спины. Это было не больно, но, всё же, неприятно. Я встал и внимательно осмотрел место, где покоилась моя благословенная задница. Так и есть! На стыке между спинкой и сидением притаился один из осколков того самого камня, что я так неумно попытался расколоть. Ну вот и сувенирчик! Сам пришёл. Да и размерчик вполне приемлемый. Если корявые углы сточить, будет в аккурат с куриное яйцо. Насте подарю. Хотя, её вряд ли удивишь подобными штучками.

Ну да ладно, там видно будет.

Я положил камень в карман и вдруг решил повременить с возвращением. Ещё немного полетаю, посмотрю. Не может быть, чтобы Луна была так до обидного пуста и неинтересна!

- Сезамчик, ну-ка, закройся и давай потихоньку вверх.

Я поудобнее расположился в кресле и вновь услышал уютное тиканье настенных часов: я был дома, а Луна опять превратилась в изображение.

Лунный пейзаж быстро пошёл вниз.

- Высоко не надо... Вот так... Хватит!

Кресло зависло метрах в ста над поверхностью.

- А теперь - вперёд! Облетим Луну вокруг... Да не так быстро! - с досадой цыкнул я, увидев, как горные пики, маячившие на горизонте, с угрожающей скоростью рванулись мне навстречу. - Конь ты мой норовистый!

"Конь" послушно убавил прыти, и Луна стала плавно поворачиваться, подставляя свои бока для обозрения. Из-за горизонта выплывали всё новые подробности пейзажа, не отличаясь особым разнообразием, а лишь размерами и степенью дикости и заброшенности.

Не знаю, что я надеялся найти в этом забытом Богом мире? Наверное, меня вело праздное любопытство. И оно, это любопытство, имело определённую цель: взглянуть на обратную сторону Луны, которая всегда отвёрнута от любознательных взоров землян. Уж чего-чего я не наслушался и не начитался об этой самой загадочной обратной стороне! Даже вроде и сам там побывал. В полуобморочном состоянии. Вот как раз и случай представился всё увидеть и пощупать. На трезвую голову. В самый раз на контакт идти.

Солнце, навстречу которому летели мы с браслетом, постепенно поднималось всё выше, а Земля клонилась к горизонту. Это означало, что близится та черта, за которой начинается та самая, невидимая с Земли, сторона Луны. Ну-ну, поглядим!

И вот, когда Земля, наконец, ушла за горизонт, я внутренне приготовился увидеть что-то невероятное. Но - увы! - внизу всё так же медленно проплывал тот же израненный ландшафт, испещрённый кратерами и цирками разных размеров, от совсем маленьких, едва видимых со стометровой высоты, до совсем уж охальных, которых и глазом-то не охватить. Первая радость встречи с Луной испарилась и мне понемногу становилось скучно от унылого однообразия.

И вдруг в стороне от линии своего полёта краешком глаза я заметил какое-то движение. Я даже готов был поклясться, что увидел неяркую вспышку в центре одного из неприметных кратеров.

Уже интересно!

Моментально сделав разворот под прямым углом, я направил кресло прямо в то место, где была замечена аномалия. Кратер, выраставший на глазах, был совсем маленьким, но, как выяснилось немного погодя, с изюминкой.

В центре его высилась конструкция в виде арки, сложенной из каменных монолитов, родные братья которых во множестве валялись вокруг. Вокруг, но не в самом кратере. В самом кратере было чисто, будто веником выметено, я бы даже сказал - отполировано, разве что не до зеркального блеска. И только импровизированная арка - два монолита "на попа", один - лёжа на них, нарушала гладкое поле кратера.

Я подогнал кресло вплотную к арке и чуть с него не упал: под её сводом в метре над поверхностью висела... тарелка! Да-да, самая настоящая летающая тарелка!

Мама дорогая! Так вот что за песни пела мне моя интуиция, когда я неожиданно для себя отложил возвращение домой! Теперь вижу, что пела не зря.

Я поражённо застыл, наблюдая за деятельностью тарелки. Именно за деятельностью, потому что она не просто парила над поверхностью, а сосредоточенно трудилась. Поскольку иначе то, чем она занималась, я назвать не мог.

По её дисковидной поверхности через определённые промежутки времени с интервалом в пять-шесть секунд сверху донизу пробегала волна сиреневого свечения и, собравшись в сгусток величиной с футбольный мяч, этот светящийся шар отделялся от корпуса тарелки и плавно падал вниз прямиком в круглое отверстие, находившееся в отполированной поверхности кратера. Этакая космическая наседка, несущая фосфоресцирующие яйца.

- Интересно, чем это она занимается? - подумал я, как оказалось, вслух и тут же перед глазами, прямо на фоне "наседки", заалели буквы:

"Заполняет субстанциональный банк".

Браслет, видимо, посчитал, что моё любопытство удовлетворил. Но я лишь поморщился:

- А если попроще?

Буквы тут же перегруппировались:

"Заполняет банк душ".

- Душ?! - От удивления брови мои поползли кверху. Уж чего-чего, а такого словечка от машины я никак не ожидал. - Чьих душ?

"Жителей Земли", - был ответ.

Краткость, конечно, сестра таланта, но в данном случае меня охватило жгучее желание "расколоть" его на более подробные объяснения.

- Я что-то не понял, - приступил я к допросу, - что ещё за "жители Земли"?

"Закончившие данный этап материального воплощения".

- Это что же - души умерших?!

"Да", - вспыхнула надпись и погасла. Браслет опять решил, что познавательная лекция пришла к своему логическому завершению. Однако я так не считал. Меня "зацепило". Я ткнул пальцем в экран и требовательно спросил:

- А вообще, кто это?

"Представители планеты пять второго вихря одиннадцатого слоя пространства. На языке землян адекватного определения пока нет".

- Да Бог с ним, с определением! - поморщился я от маленького, но такого многозначительного словечка "пока". - Что они делают здесь? Поподробнее можно?

"Можно, - наконец-таки соблаговолил мой малоразговорчивый собеседник и выдал длиннющую надпись: - Представители планеты пять второго вихря одиннадцатого слоя пространства используют имеющееся на планете Земля наличие не закончивших эволюционное развитие субстанциональных монад для дальнейшей их корректировки и внедрения в новый цикл эволюции, выполняя этим санитарные функции в ноосфере планеты Земля".

Я усмехнулся:

- Ну ты и накрутил! Это какие же такие "не закончившие"?

"Представители планеты Земля, души которых поражены вирусом агрессии и, вследствие этого, не прошедшие полный цикл данного воплощения".

- Ага! - догадался я, обрадовавшись, что всё-таки не утонул в его наукообразных дебрях. - Выходит, что это души негодяев, по той или иной причине покончившие счёты с жизнью?

Браслет ответил не сразу. Переводил, наверное, на свой кошмарный язык моих "негодяев" и "счёты с жизнью". Потом высветил:

"Формулировка, в принципе, верна".

Я вздохнул:

- Бедный дед! Как он вообще ухитрялся понимать тебя с его древнеиудейским образованием?

На что браслет ответил:

"Вопрос неясен".

- Шутка! - улыбнулся я. - Считай, что вопроса не было. Зато есть другой: я так понял, что это, - я ткнул пальцем в "тарелку", - и есть отправка душ на переделку? В колонию строгого режима?

"Да", - ответил браслет, но опять-таки, после некоторой паузы. "Колонию" с "режимом" переваривал. Ничего, дружочек, привыкай, твой новый хозяин - любитель повыпендриваться образными сравнениями.

- Ну, допустим, что это мне понятно, - снова принялся пытать я своего всезнайку. - Но почему они так светятся, если это души мерзавцев и подлецов? Со стороны посмотришь - святоши, да и только!

"Светятся энергетические капсулы, в которые души заключены".

- Ах, вот оно что! - воскликнул я, довольный своей догадливостью. - Значит, это тара такая своеобразная, в которой их, этих уголовников, доставляют в места заключения? А Луна - то самое место, где занимаются их перевоспитанием?

"Нет, - ответил мой всезнайка. - Здесь находится накопитель и точка перехода. Корректировка происходит в одиннадцатом слое пространства на планете 2603".

- Ну ладно, - вздохнул я. - Это тоже более-менее понятно, если сильно не вдаваться в подробности. Но скажи ты мне, по каким критериям определяется, кто сволочь, а кто ангел небесный?

"Определяющим фактором является степень заражённости монады вирусом агрессии".

Я задумался. Чёрт побери, в этом ведь есть свой смысл! Если по-простому, то эти ребята занимаются очисткой Земли от скверны. А это тоже один из способов внедрения программы Христа. Только он, насколько мне помнится, призывал заблудшие души обретать Царство Небесное в себе самом и исключительно самостоятельно. Без таких вот "санитаров". "Возлюби ближнего!.." - призывал он. Но прошло уже две тысячи лет, а воз, как говорится, и ныне там. "Вирус агрессии" прочно обосновался на Земле.

А эти ребята ушами не хлопают: грузят себе... И безработица им не грозит: уж чего-чего, а результатов работы "вируса" на матушке Земле долго искать не требуется...

Пока я беседовал с браслетом, да предавался горестным размышлениям, "наседка" отложила последнее "яйцо", медленно выплыла из-под арки и, резко взмыв по касательной, исчезла среди звёзд. Полетела собирать "урожай". Я посмотрел ей вслед, потом перевёл взгляд под арку и никакого отверстия там не увидел. "Райком закрыт, все ушли на фронт", - невесело подумалось мне.

- И сколько же на Луне таких... э-э-э... накопителей?

"Точная информация отсутствует. Известное количество - двадцать три".

- Ишь ты! - удивился я. - Всё-таки есть вещи, которых и ты не знаешь?

Браслет, как мне показалось, растерянно моргнул предыдущей надписью и выдал короткое: "Да".

Свято место долго не пустовало. Не успели мы с браслетом переброситься последними словами, как под арку стремительно влетела новая "тарелка". Во всяком случае, мне так показалось, что новая. Может быть, и та же. Их разве различишь? Деятельность её ничем не отличалась от предыдущей. Да, Земля поставляла товар, не покладая рук.

Печально было на всё это смотреть. Обидно за человечество. Будто без таких вот нянек нам уже с самими собой и не справиться.

- Закройся, Сезам, - тихо сказал я и сразу же очутился дома, в уютной атмосфере своего "логова".

Шёл шестой час утра. Долго же я странствовал по иным мирам. Хотя, какие там "миры"? Побывал только за околицей Земли, а настроение уже ни к чёрту. Что же будет, если забреду куда подальше?

Нет, всё как будто бы правильно, лечить нас надо, бестолковых, но легче от этого соображения совсем не становится. "Тарелка", откладывающая "яйца", всё ещё стояла перед глазами немым укором нашей беспомощности.

Чтобы хоть как-то разогнать печаль, я решил использовать свой обычный в таких случаях "антистрессовый" приём: нацепил наушники и врубил "музон" пожёстче. Чётко слаженные гитарные риффы всегда оказывали на меня благотворное воздействие. Вот и сейчас Блэкморовские "ходы" восстановили поколебленное было душевное равновесие. И, конечно же, надо было это дело "закрепить" крепким чайком. Одно только предвкушение вызвало во мне радостное возбуждение. Не говоря уже о самом процессе. Да ещё под аккомпанемент "Хайвэйстар"! Кто, как и я без ума от детища Блэкмора, тот меня поймёт.

После выпитых двух бокалов мне значительно полегчало. Странное это было ощущение: ночь, считай, на исходе, а сна - ни в одном глазу!

Сказал бы - действие чая. Но в том-то весь и фокус, что обычно он помогал справиться со сном максимум часов до трёх-четырёх, потом глаза сами закрывались, хоть спички вставляй. А сейчас я был свеж и бодр, как огурчик и внутри ощущалась сильно сжатая пружина, готовая в любой момент распрямиться. Надо только было выбрать верное направление, куда направить её энергию.

Конечно же, это не чай. Всему виной вот этот ремешок на моём запястье. В который уж раз я его ласково погладил, испытывая к нему самые тёплые чувства.

Ну что ж, если энергия просится наружу, надо находить ей достойное применение.

С чего же мы начнём?

Прежде всего надо отблагодарить Игоря. Ведь именно он вытащил меня на дискотеку, и именно он явился если не причиной, то хорошим толчком к моему неожиданному и столь поразительному взлёту в заоблачные выси. Ведь с того момента, как ему удалось уговорить и, всё-таки, вытащить меня из дому, и началась цепь в высшей степени странных событий, непосредственным участником которых я стал этой ночью. Подумать только, ещё вчера вечером я не отличался от себе подобных ничем особенным, ну, может, рисовал получше, чем основная масса людей. И вот, за одну только ночь, в моей убогой жизни произошла такая разительная перемена! Впечатлений столько, что кажется, будто прошла, по крайней мере, целая неделя, наполненная невероятными приключениями.

Ну скажите, кто из вас за столь малый отрезок времени мог побывать и в Америке, и в открытом космосе, и на Луне, да ещё в сопровождении волшебника, в эту же ночь передавшего всю свою власть в ваши руки?

Такого в принципе быть не может, скажете вы.

Я бы тоже так сказал до вчерашнего вечера. Но, как видите, бывает. И этот невероятный, невозможный шанс из тысячи, да какой там "из тысячи"! - из шести миллиардов! - выпал именно мне.

По одному по этому я просто обязан хоть чем-то отблагодарить Игоря (пусть он даже ни о чём таком и не догадывается), этого неугомонного коротышку с орлиным носом, вечно занятого, пропахшего бензином и машинным маслом, вечно делающего деньги и никогда их не имеющего, потому как расползались они от него, как тараканы с обеденного стола при ярком свете. Не спорю, большая их часть у него уходила на главное увлечение в его жизни - машину. Это истинная правда. В его гараже, приобретённом всеми правдами и неправдами, всегда обитал очередной драндулет, купленный по дешёвке у какого-нибудь пройдохи. И, сколько я его помню, он всегда мечтал сделать из него "человека" и форсить перед многочисленными приятелями. Но постоянная нехватка денег, да вечные нелады с милицией, требовавшей неукоснительного соблюдения документального обоснования его автонедоразумения, вынуждали его продавать более-менее приведённую "в чувство" машину одному из своих жуликоватых знакомых, которые, естественно, старались объегорить его любыми судьбами. Сильно надувать его они не осмеливались, так как мастером он был отменным, что называется "золотые руки", и нуждались они в нём постоянно. А так, по мелочи, не гнушались, но обидно ему было не меньше, чем если бы обокрали по-крупному, что тоже бывало, и это вызывало в нём далеко не оригинальную и нередкую в его кругах реакцию - он уходил в продолжительные запои.

Была в его характере одна черта, которая постоянно выводила меня из себя: он любил учить жить. Особенно он склонен был на это дело во время душевных катаклизмов. Тогда он приходил ко мне, садился на кухне за стол, требовал себе "хотя бы чаю" (так как чего покрепче у меня ни в жисть не водилось и он это прекрасно знал) и, никогда не допивая его до конца, начинал жаловаться на жизнь. Он говорил и говорил, какие все вокруг сволочи, как ему надоела вся эта карусель с машинами и что он всё равно будет богатым.

Мне, естественно, ничего другого не оставалось, как сесть напротив, скроить понимающую и сочувствующую физиономию и тоже попивая чаёк, кивать и поддакивать в нужных местах.

Когда же поток жалоб истощался, он принимался препарировать мою личную жизнь. Мол, я не так живу, что в люди я никогда не выбьюсь, если буду таким вот вислоухим простаком, и всё такое прочее в одном ключе.

Таким я его не любил. Но что мне оставалось делать? Вытолкать взашей? Но друзья всегда были для меня делом святым и так поступить я, конечно же, не мог. А он бессовестно пользовался этим. Короче, засиживались мы до глубокой ночи, когда уже невооружённым глазом было видно, что сил у меня оставалось ровно столько, чтобы без посторонней помощи доползти до постели. Благо, я тогда уже куковал один, а то бы покойница мать, царство ей небесное, таких затяжных визитов не потерпела. Ещё когда она жива была, он раздражал её своей бесцеремонностью. Но тогда он хоть меньше пил. А сейчас дело обстояло так, что требовалось принимать срочные меры. Периоды запоев всё учащались, грозя перейти в беспробудное пьянство. Но, скажите, чем я мог помочь, будучи простым смертным? Кроме убеждения, ничем. Уж сколько было-перебывало разговоров на эту тему! А воз-то, как говорится... Результат, правда, был, но выражался всего лишь в ложном чувстве стыда, посещавшего его, когда я имел "удовольствие" лицезреть его в свинском состоянии. Тогда следовали заверения, что это в последний раз. И я попервой наивно верил. Каждый раз в качестве доказательства необходимости пьянки он приводил с его точки зрения "убедительный" довод, что если он не будет пить вместе с клиентом, то с ним никто и дела иметь не будет. Довод, конечно, сомнительный, но в том-то и штука, что он сам верил тому, что говорил.

И вот теперь, когда в моих руках такое мощное средство, я просто обязан переломить ситуацию к лучшему. Ведь по его понятиям выходит, что пьянка в конечном итоге - средство добывания денег (надо ж до такого додуматься!). Ну а если денег у него будет столько, что он в них больше нуждаться не будет? Изменит ли это что-нибудь? Причина-то устранится. Если я, конечно, не опоздал со своими благодеяниями и пьянка будет продолжаться ради самой пьянки. Не получится ли так, что я окажу ему медвежью услугу и жизнь его превратится в нескончаемый пир на дармовые деньги?

Всё возможно. Но попытаться надо. Если ничего путного из этого не выйдет, возьмём в оборот его Ольгу: дам денег, пусть лечит...

"Дам денег"! Звучит-то как! Аж внутри сладко замирает. Нет, не от предчувствия крупных сумм. Нет. От чувства собственного могущества. А деньги что? Всего лишь средство. Рычаг.

"Дам"-то "дам", но их надо ещё раздобыть.

Я посмотрел на часы. Так. Седьмой час доходит. В это время он, обычно, уже там. В гараже своём клепает очередного "динозавра". Пташка ранняя.

Ну-с, тогда за дело? Банк грабить.

- Сезам! - тихо позвал я.

Экран послушно вспыхнул передо мной, будто того и ждал всё это время.

- Вперёд!

На меня рванулась стена комнаты, мгновенно сменилась замелькавшей чехардой из квартир соседей и через секунду мы вырвались на улицу.

Крутой ты, однако, парень, Сезам! Никак не могу приноровиться к твоей прыти. Даже струхнул маленько, когда стена сорвалась на меня... Ну да ладно, чего уж там, дело понятное: идёт процесс адаптации, приглядки, притирки друг к другу. Я тебя вычурными словесами донимаю, ты меня - скоростями. Хотя, для тебя, наверное, это не скорости с твоими-то межзвёздными скачками. Ну, это мы ещё в своё время опробуем, а пока:

- Давай повыше! Ну-ну, не спеши! - ёкнуло моё сердце, когда земля ухнула вниз, вознося меня сразу на несколько километров ввысь. - Вот так... Хорошо... Идём на этой высоте...

Видимость была великолепной. Раннее утро. Вся земля ещё в дремотной дымке. Одному мне не спится, горемычному.

Местность быстро уходила за пределы экрана. Я чуть подкорректировал полёт, направив его навстречу восходящему солнцу. Оно стало слепить меня и я напомнил Сезаму о фильтре. Он живенько устроил затмение местного масштаба, лично для меня, поместив на место светила давешнее тёмное пятно.

- Теперь можно и побыстрее, - пожелал я, блаженно щурясь от удовольствия.

Земная поверхность резко дёрнулась навстречу и слилась в сплошную массу, будто невидимый великан с силой крутанул подо мною глобус Земли. Промелькнула обширная водная гладь и я не сразу сообразил, что это мы перемахнули через Каспий. Ого! Вот это скакун!

Я не зря направлял полёт подальше от нашего городка, собираясь выудить из казны крупненькую сумму. Из государственной казны. По моим рассуждениям это надо было сделать в точке Земли, наиболее удалённой от того места, где будут тратиться эти деньги. Чтобы у парня не было проблем с органами.

Поэтому я выбрал Дальний Восток. Дальше точки просто не было.

Скорость показалась мне маловатой и я ещё поддал газку. Солнце, медленно ползущее по небосводу, птицей взмыло к зениту и спряталось за верхним краем экрана.

- А ну, Сезамчик, - выкрикнул я в азарте, - дай-ка круговой обзор!

И вот я, как Баба-Яга на ступе, летел с умопомрачительной скоростью на своём кресле верхом над обширными просторами страны (тогда ещё Советским Союзом). Давно потеряв даже приблизительную ориентацию, поскольку скорость для такой высоты была слишком велика, я прозевал момент, когда кончилась суша и подо мной раскинулся океан.

- Стой-стой-стой! - закричал я, хотя в этом не было никакой необходимости - полёт проходил в абсолютной тишине.

Глобус подо мной мгновенно остановился.

Я висел над водной гладью. Далеко позади вилась полоса океанского побережья, за которой расстилалось такое же безбрежное, как и океан, море тайги.

Я развернулся лицом к берегу.

Ляпота!

В пределах прямой видимости не наблюдалось сколько-нибудь крупного населённого пункта. Чуть в стороне, по левую руку, извивалась среди тайги и впадала в океан какая-то большая река, берега которой были усыпаны мелкими поселениями. Карты под рукой не было, а сам я понятия не имел, в каком месте я вынырнул из пределов континента. Знал точно, что Дальний Восток, побережье Тихого океана, но где?

- Ну-ка, Сезамчик, - вертя головой, сказал я, - давай влево и вперёд. Поищем чего-нибудь южнее. Каких-либо знакомых очертаний. Только убавь ходу, пожалуйста! Во... Вот так!

Было всё равно очень низко и я, сколько ни силился, никак не мог сориентироваться. По географии, особенно физической, у меня в школе всегда была неизменная пятёрка, но одно дело - елозить пальцем по карте, где написаны все названия и ошибиться мог только ленивый или неграмотный, и совсем другое - иметь наглядным пособием самоё Землю. Требовалось видеть очертания материка.

- Сезам, поднимись, наверное, повыше, - наконец не выдержал я экзамена по географии. - И помедленнее! - поспешил я тут же добавить, памятуя о его крутом норове.

Земля стала плавно уходить вниз, раздвигая горизонт и существенно улучшая обзор.

Ну дык совсем другое дело! Теперь понял.

- Давай туда, - ткнул я пальцем в показавшийся на горизонте и едва различимый в туманной дымке крупный город, прилепившийся к изгибу берега океана. - Можно даже чуть быстрее... Да, вот так!

Город рос, как на дрожжах. Заложив крутой вираж, мы подлетали к нему со стороны океана. Выбрав наугад из прибрежных построек здание покрупнее, я направил полёт к нему, полагая, что именно там я найду подтверждение своим догадкам и увижу название города.

Я оказался прав: огромные буквы возвестили о том, что город этот носит гордое имя - Владивосток!

"Занесло ж меня, однако!" - восхищённо подумал я.

Действительно, за каких-то две-три минуты я очутился на другой стороне Земли! Привыкнуть к этому, наверное, невозможно. Спутник, и тот облетает Землю за час, а я: скок! - и на Луне! Скок! - дома! Опять скок! - и уже за тридевять земель! Мук-Скороход!

Я захлёбывался от восторга, а браслет нёс меня уже над городом. Здания мелькали внизу, сливаясь в однообразную серую массу.

"Нет, - подумал я. - Так не пойдёт: надо снижаться и искать. Внимательно и серьёзно".

- Давай-ка, дружок, пониже, - сказал я и тут же стал падать. Прекрасно сознавая, что сижу дома и всё это - лишь изображение, я инстинктивно вцепился в подлокотники кресла и со странной смесью страха и восхищения напряжённо смотрел, как быстро приближалась земля.

- Стоп!!! - выкрикнул я, когда до крыш многоэтажек осталось метров двадцать-двадцать пять. Я перевёл дух и уже спокойно указал на одну из широких асфальтированных улиц: - Вот сюда... Ниже... Ниже... - И, когда до поверхности дороги осталось метров пять, сказал: - А теперь - медленно вперёд!

Мы плыли над просторным городским проспектом. Жизнь кипела ключом. Машины, автобусы и прочая автоживность сновала подо мною в обоих направлениях. Людской муравейник облепил тротуары. Все спешили. День был на исходе - солнце клонилось к горизонту. Значит, люди расходились по домам. Самое то.

Я внимательно приглядывался к вывескам на фасадах представительных и солидных зданий и моё терпение вскоре было вознаграждено.

- Стоп! - обрадованно вскричал я, увидев здание с зарешёченными окнами. - Вот оно! - Надпись на вывеске не оставляла сомнений, что я у цели. Там золотым по красному значилось: "Государственный Банк СССР". И ещё что-то мелкими. Я и приглядываться не стал: - Вперёд!

Стена с вывеской придвинулась и мы бесшумно проникли внутрь здания.

- Тормози, - прошептал я, хотя необходимости в этом не было никакой: меня там ещё не было.

Кресло парило в метре над полом посреди большого зала, по всей длине которого тянулся ряд касс за стеклянными перегородками.

Ну и куда же теперь? Надо полагать, что деньги-то хранятся не здесь? А где?

Грабитель, твою дивизию! За всю свою сознательную и бестолковую ни в одном банке побывать не удосужился! А если б даже и побывал? Так бы мне сразу и показали, где деньги лежат. Экскурсию бы устроили, приговаривая: "Когда придёте нас грабить, пройдёте сюда и вот сюда. Мы вам всё упакуем и ленточкой завяжем. Вам какого цвета? Жёлтого или красного? Ах, зелёного?.".

Ладно, поехали, попробуем методом Тыка. Учёный был такой. В стародавние времена. Специалист по банкам.

Я направил кресло на ближайшую стену и стал медленно таранить одно помещение за другим.

Долго искать не пришлось. Вскоре я вплыл в комнату с бронированными дверями и угрюмыми на вид шкафами от пола до потолка.

Есть! Ну-ка, ну-ка, что у нас там лежит?

Медленно въехав в переднюю стену одного из сейфов (при этом, несмотря на все свои хитроумные приспособления, она легко растворилась), я замер: передо мной, сложенные аккуратными стопочками, на полках лежали, упакованные в бумагу бурого цвета, объёмистые пачки. Ничем, кроме денег, это быть не могло. Не туалетная же бумага, в конце концов!

- Сезам, откройся! - прошептал я едва слышно и, не вставая с кресла, трясущимися от волнения руками стал сваливать себе на колени одну пачку за другой. Бог его знает, что за суммы были в каждой из них, но я для верности насчитал десять штук. Разглядывать было некогда. Пачки падали у меня с коленей, я цыкал с досадой, поправлял их, они всё равно падали, и, наконец, посчитав, что для первого раза предостаточно, сиплым от волнения голосом я выкрикнул:

- Отбой, Сезам!

Изображение исчезло. Я опять очутился в тишине своей комнаты. Руки тряслись, в горле пересохло, сердце выпрыгивало из груди.

"Трусоват ты, однако, милостивый государь! - усмехнулся я, испытывая огромное облегчение. - В планах у нас ну всё так круто, а как до дела..."

Ну что ж, как бы там ни было, а будем считать, что ограбление состоялось. "Мне лично вот так каэтся".

Я встал с кресла, отчего пачки с глухим стуком попадали на пол, и одна из них разорвалась. Оттуда посыпались новенькие, только что напечатанные и ещё пахнущие краской, связки сотенных. Я испуганно присел и стал запихивать их обратно. Потом вдруг остановился.

"Не мандражь. Пойди водички попей, уйми дрожь в руках. Никто тебя не видит. Да и кому ты, на фиг, нужен?"

Последнее соображение изрядно охладило меня. Я махнул рукой на свои страхи и пошёл на кухню. С наслаждением припав к крану, я сделал несколько крупных глотков, потом набрал в чайник воды и поставил на плиту.

"Отпраздновать бы надо!" - отражение в треснутом зеркале над раковиной подмигнуло мне.

Я прошёл в комнату и присел над растерзанной упаковкой.

"Эт" сколько ж получается? - Взяв одну связку в руки, я стал прикидывать: - В одной связке, судя по ярлыку, десять тысяч. Сто сотенных бумажек".

К горлу подкатил комок: таких денег я в жизни в руках не держал! Примите во внимание, что тогда шёл 1979-й год, а по тем временам и сто рублей были - ого-го! - какими деньгами (для меня, естественно)! А тут десять тысяч в одной только вот этой перепоясанной полосатым ярлыком связочке! А сколько ж тогда в целой упаковке?!

Я посчитал. Оказалось, что только в одной разорванной пачке - миллион!!!

Мне стало не по себе. Вдруг припомнились наши с Игорем чисто умозрительные и довольно часто повторяющиеся разговоры о том, как бы каждый из нас поступил, доведись ему обзавестись миллионом. Разговоры были отвлечёнными, никакой реальной почвы под собою не имеющими. Они оставляли после себя только досаду на нескладное наше житьё-бытьё.

И вот он, миллион! Преспокойненько лежит у моих ног. И, к тому же, не один. Вон их сколько! Раз пачек десять и в каждой одинаковое количество денег, то и миллионов тоже десять?!

Я судорожно сглотнул и через силу улыбнулся: представил физиономию Игоря, когда я преподнесу ему на тарелочке с голубой каёмочкой чемоданчик с означенной суммой.

А, кстати, где он, мой "чемоданчик"-то?

Я прошёл в зал, где у меня была мастерская. Посреди захламленного помещения стоял мольберт с неоконченной картиной. Пахло красками, настраивая на рабочий лад.

Ну-ну, не до этого сейчас! Не до этого!

Поискав по всем закоулкам, я нашёл свой заляпанный красками дипломат далеко не в самом лучшем месте. Забытый и запылённый, он давно не вынимался оттуда. Пластмассовая ручка его давно сломалась и я заменил её на самодельную, что не раз вызывало насмешки окружающих. Ничего, в самый раз. Уж точно никто не заподозрит, что в нём находится.

Вытурив из дипломата членистоногих квартирантов, я вытер тряпкой пыль внутри и снаружи и стал аккуратно укладывать туда вожделенный миллион. Он охотно, надо сказать, там разместился, даже ещё и место осталось.

Покончив с этим, я взвесил чемодан в руке: а ничего! Выдержать вроде как должон. Ручка жалобно поскрипывала под непривычным грузом: она была явно противоположного мнения. Ну, извини! Других вариантов не имеется.

Однако, пора и в путь! Я оглядел разбросанные по комнате упаковки с миллионами: а это-то куда девать? Вот, блин, квартира: и миллион-то некуда затырить, а?

Взгляд мой остановился на диване, заменявшем мне кровать. Точно!

Подняв его сиденье, я побросал туда пачки с деньгами и, придавив задницей незатейливый тайник, удовлетворённо потёр друг об дружку ладони. Тэк-с! Новоявленный Остап Бендер начинает свою деятельность. Как это он там говаривал? "Заседание продолжается, господа присяжные заседатели!" Или не так? Не важно. У нас - начинается! Ага, вспомнил: "Лёд тронулся!" Вот как. Тронешься тут. От одних переживаний. Они хоть и приятные, но всё же...

Облачившись прилично случаю, я взял дипломат, приятно оттягивавший руку, закрыл квартиру и вышел на свет Божий. Чуть морозный воздух приятно холодил лицо.

На всякий случай надо бы сначала наведаться к Игорю домой: до соседнего подъезда - рукой подать.

Там его, конечно, не оказалось. Постояв в раздумье на крыльце подъезда, я решил идти пешком. Развеяться немного, а то скоро совсем ногами разучусь пользоваться. Да и солнышко светило вовсю - в дорогу звало. Оно здесь совсем не такое, как в космосе. Там едкое и злое, а здесь тёплое и ласковое. Да и идти-то всего-ничего: через железную дорогу и ещё метров двести - через поле.

По дороге мне никто из знакомых не повстречался. А незнакомым на меня было начхать. Люди ещё спросонья и заняты каждый своими проблемами. Спешили на работу.

На работу...

"Ё-моё! - хлопнул я себя по лбу. - А как же с работой-то?!"

Я остановился и потерянно посмотрел вслед мужику, вид которого мне напомнил, что и я сегодня должен идти в первую смену.

Вот это, господа-товарищи, и называется: инертность мышления. Я расхохотался. Громко и с удовольствием.

- Какая, к чертям, работа?! Какая смена?!

Мужик испуганно обернулся и прибавил шагу. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы представить, что он обо мне подумал.

О таких, как я, и говорят: законопослушный идиот. Тянет он всю свою безрадостную и серую жизнь лямку и не задумывается, хорошо это или плохо. Положено, и всё тут! А случись что-либо из ряда вон, так сразу - голову в песок. Лакейская твоя душонка, о какой работе теперь вообще может идти речь? В прежнем понимании, конечно. Твоя работа теперь - делать людей счастливыми! А не железки на заводе поганить. С этим и твои коллеги по прежней работе прекрасно справляются. Так что иди и назад не оглядывайся! Туда все пути отрезаны.

Справившись с минутным замешательством, я удовлетворённо хмыкнул и, продолжая потешаться над собой, бодро зашагал через железную дорогу прямиком к гаражам.

Игоря я застал в очень понуром состоянии. Видать, очередного клиента вчера "обрабатывал". А теперь, естественно, свет не мил - башка раскалывается. Но меня он встретил более-менее дружелюбно.

- Каким ветром? - Он опустился на полуразбитый ящик из-под бутылок и закурил.

- Проведать пришёл, - фыркнул я: в его мастерской остро пахло нитрокраской.

- Ну садись, - он подвинул мне такой же "стул". - В ногах правды нет.

Я осторожно присел и поставил у ног дипломат.

- Ну, рассказывай, - он пустил из носа струю дыма, - как докатился до жизни такой?

Я закашлялся и отмахнулся:

- Ну, навонял! Мало краской прёт, так ты ещё и с отравой этой! Может, на улицу выйдем? Там и побазарим.

- А чего? - удивился он. - Ворота открыты, свежий воздух поступает!

- Господи! Ты уж и понятие потерял с такой вот работой, что такое настоящий свежий воздух!

Я намеренно подводил разговор к интересующей меня теме.

- Хочешь сказать, твоя лучше? - осклабился он сквозь дымовую завесу. - Я зарабатываю, а ты-то что? Звал ведь я тебя? Звал! Был бы сейчас тоже с бабками. А у тебя один ответ на всё: "Не хочу!" - передразнил он пискляво, припоминая недавний наш "деловой" разговор.

- И много зарабатываешь? - ухмыльнулся я.

- А то нет? - Он вытащил из кармана кучу мятых червонцев. - Во! Видал? Вчера подсыпали. И эту вот колымагу, - пнул он ногой в колесо стоявшего рядом "Жигулёнка". - Авансец! - И хвастливо потряс деньгами у меня под носом: - Хошь отцеплю?

Мне стало смешно:

- Не надо.

- Во, видал? Опять: "Не надо!" - фыркнул он. - Гордые мы! Небось и на жратву-то даже не хватает? - Он ткнул носком туфля в мой дипломат и небрежно обронил: - Ты вон чемодан путёвый справить не в состоянии, а я - ты только послушай! - скоро тачку зацеплю!

- Нулёвую? - съязвил я, придержав рукой покачнувшийся дипломат.

- Дурной, чтоли? "Нулёвую"! Да ты знаешь, сколько бабок на ту нулёвую надо отцепить?.. Не-е-ет, - он мечтательно затянулся и положил ногу на ногу, при этом опять задел дипломат, теперь уже нечаянно. - Мы на старенькой. Зато отлаштую - бегать будет, как цыпочка!.. Да что ты всё за чемодан свой хватаешься?! - возмутился он, видя, что я опять придержал его рукой, чтобы в пыль не бухнулся. - Можно подумать, там миллион! - Он взял "чемодан" за жиденькую ручку и притулил к стене.

- А ты проверь! - хитро прищурился я.

Но он и ухом не повёл. Только подтащил к себе газовую горелку, приспособленную им для подогревания пищи, и спросил:

- Чапить бум?

Меня аж подбросило:

- Мать твою! А чайник-то!

- Чего "чайник"? - в недоумении уставился он.

- Да ё-моё! Чайник поставил дома на плиту и совсем забыл о нём! Я сейчас!

С этими словами я выбежал на улицу и припустил вдоль гаражей.

"Пожара мне сейчас только и не доставало!"

Пробежав метров пятьдесят, я остановился и хлопнул себя по лбу:

"Балда! Ноги бью! Браслет-то на кой?"

Оглядевшись, нет ли кого поблизости, я забежал за ближайший гараж и шепнул:

- Сезам, домой! Откройся!

Так и есть! Вонь на кухне стояла несусветная! Вода в чайнике давно выкипела и от стенок с треском отваливалась накипь.

"Вы, батенька, козёл! - "похвалил" я себя. - Чайник теперь - ни к чёрту! - И, отключив газ, опять выпрыгнул возле гаражей.

- В сортир, что ли, бегал? - Игорь показал свой нос из-под капота машины, когда я вновь нарисовался на пороге. - А говорил: "чайник"!

- Та! - отмахнулся я. - По дороге вспомнил, что газ отключил.

- Стареем, - он постучал для порядка, покряхтел, чего-то закручивая, и вылез на свет Божий. - Ну чё? - Он кивнул в сторону импровизированной плиты.

- Мог бы и не спрашивать, - пожал я плечами, усаживаясь поближе к стеллажу, заменявшему хозяину и обеденный стол, и верстак, и, частенько, постель.

Он приладил к горелке засиженный мухами и видавший виды чайник, похожий больше на банку из-под краски и опять "включил" свою "шарманку":

- Вовчик, тебе известно, почему у осла уши длинные?

- Можешь не продолжать, - отвернулся я, зная наперёд всё, что он мне скажет.

- Потому что его за уши в рай тянули, а он сопротивлялся, - продолжал он проталкивать свой любимый афоризм. - Так и ты, - он исподлобья сверлил меня взглядом, вытирая руки промасленной тряпкой. - Сколько зову к себе, - "нет" да "нет"! - Он в сердцах зашвырнул тряпку в угол гаража, где валялся разнообразный автохлам, и уселся напротив меня. - Ну скажи, как ты собираешься жить дальше?

- Картины продавать, - невозмутимо ответил я, смотря ему прямо в глаза.

- Да кому они, на фиг, сдались, те картины твои?! - взорвался он, ударив кулаком по верстаку, отчего у меня сразу возникли подозрения, что чаепитие у нас не состоится. Но "чайник" мужественно удержался на своём ненадёжном постаменте. - Эти бабы голые, да муть потусторонняя! Где ты дурака такого найдёшь, чтобы за это бабки платил?! Я тебя спрашиваю!

- Уже нашёл.

- Да чё ты лыбишься?! - Игоря выводило из себя, что мне даже и не обидно. - Ему, видите ли, весело! В карманах ветер гуляет, а он позволяет себе такую роскошь - дурака валять! - Тут, видимо, до него дошло, что я сказал, и он резко осадил коня: - Не понял. Кого нашёл?

- Мецената! - Я едва сдерживался, чтоб не расхохотаться над его потугами обратить меня в свою веру.

- Ну и, конечно, он тебе золотые горы обещает? - язвительно хмыкнул он.

- Он не обещает, - торжествовал я. - Он платит!

- На раз в кабак завернуть? - Похоже, он даже обиделся, уверенный, что я всё ещё Ваньку валяю.

- Чуть побольше. - С деланно равнодушным видом я поднял с полу дипломат и положил его перед ним на стеллаж. - Вот, смотри! - Я с трудом отомкнул защёлки и театральным жестом откинул крышку.

Реакция Игоря была своеобразной. Пока я возился с замками, он с откровенной насмешкой наблюдал за моими манипуляциями, но когда он узрел содержимое дипломата, выражение его лица стало медленно изменяться: ухмылка погасла, уступив место крайнему недоверию.

- Не понял... - Способность говорить он обрёл где-то через минуту. - Ты где это... взял?

- Картина! - мстительно подбоченился я.

Он осторожно взял одну пачку, другую, оттопырил большим пальцем и проверил внутреннее содержание. Всё было в порядке. Без подвоха.

- Ну и сколько же здесь?..

- Лимон! - небрежно махнул я.

Он заворожённо смотрел на чемодан и молчал. Потом достал сигарету, закурил и медленно проковылял на улицу.

- Ну и что ты собираешься с ними... делать? - наконец мрачно осведомился он, не оборачиваясь.

- Тебе отдам.

- Я серьёзно...

- А я и не шучу! - Я опять сел на ящик, рискуя поцарапать задницу. - Эти деньги я принёс тебе.

Он отбросил недокуренную сигарету и вплотную подошёл ко мне:

- Как прикажешь понимать?

Я выдержал его взгляд и ласково, как душевнобольного, спросил:

- Ты мечтал о миллионе?

- Ну, мало ли... Мечты!..

- То мечты, - я мелко мстил ему за былые насмешки. - А это - живые деньги! И принёс я их - тебе! Но - с одним условием!

- Ну?.. - Он всё ещё не верил ни одному моему слову.

- Не "ну", а раз и навсегда бросаешь пить и эти деньги пускаешь в дело.

Он тупо смотрел мне в глаза:

- Какое "дело"?

Я вдруг разозлился:

- Уж это тебе лучше знать! Своя голова за плечами!

Я видел, что в его душе шла отчаянная борьба. Глаза его постепенно увеличивались в размере, меланхолическая поволока уступала место необычайному возбуждению.

- Вовчик... Ты чё?.. Ты это... серьёзно?...

Меня прорвало:

- Да в конце-то концов! Я что, не по-русски разговариваю?!

- Ты не кричи... - растерянно попросил он. - Объясни толком...

- Чего тут объяснять? - кипятился я. - Тебе деньги нужны?

- Глупый вопрос...

- Ну и бери! Ведь я их тебе принёс, дурья твоя башка!.. Вот хохма! - хлопнул я себя по коленям. - Ну ладно, я понимаю, бывает трудно занять у человека деньги, но чтобы их трудно было дать!.. Первый раз вижу!

В его голосе появились плаксивые нотки:

- Вовчик... Ну ты сам посуди: ведь так это... не бывает!

- Чего "не бывает"? - опешил я.

- Ну, это... Чтоб не было, не было и вдруг - хлоп! - сразу миллион! Да ещё даром!

Я сразу остыл.

- С чего ты взял, что "даром"? Я у тебя покупаю!

- Чего покупаешь? - Он беспокойно оглянулся на задрипанный "Жигулёнок".

- Голову твою трезвую покупаю, вот что! Ты даже не обратил никакого внимания на моё условие!

- Ну почему? Обратил...

- Ты мне какую песню всё поёшь? Мол, не будешь пить с клиентом - не будет денег, якобы потому, что с тобой никто дела иметь не захочет. Твои слова?

- Н-ну..

- Что "ну"? Я этими деньгами ликвидирую причину пьянки! Понимаешь? При-чи-ну! Это тебе понятно? Или тебе данной суммы недостаточно?

- Да ну что ты?! С головой!

- Ну так вот бери и пользуйся! А то, - я улыбнулся, вспомнив анекдот с чемоданами, - будет, как в Одессе.

- Обидишься и уйдёшь?

- Вот-вот. И деньги заберу... Ну и бестолочь же ты! А ещё мне про осла втюхиваешь!

- Я не бестолочь, - рассудительно сказал он. - Я разумный. И знаю совершенно точно, что деньги не дарят. Их занимают. А потом их ещё отдавать надо! Да я с тобой за всю жизнь не рассчитаюсь!

- Ну тогда считай, что я их тебе занял сроком... ну, скажем, на тысячу лет. Успеешь?

- Трепло... - Он покрутил головой и вдруг опомнился: - Всё равно я не понял: ты-то как?

- Что "как"?

- Ну это... Ведь это - твой заработок. А ты его мне... гм!.. отдал.

- А у меня дома ещё один! - хохотнул я.

- Чего "ещё один"?

- Лимон!

Тут он взбеленился:

- Слушай! Может, хватит мне лапшу вешать?!

Я удивлённо показал на раскрытый дипломат:

- Это, по-твоему, лапша?

- Нет, - он закрыл дипломат и уважительно погладил его по крышке. - Это деньги. Но всё, что ты мне тут наплёл, - туфта! Темнишь! Ну где ты мог в наше время найти такого дурака, чтоб за какую-то картину отвалил такую деньгу? Два лимона! - потряс он кулаками. - Это ж тебе не девятнадцатый век, когда богатым бездельникам некуда было деньги девать, и они друг перед другом выпендривались, кто подороже загнёт за кусок тряпки, испачканный красками!

- А не помнишь историю с холстом, размалёванным обезьяной? - усмехнулся я, даже не обидевшись на столь "живописное" определение моих занятий. - Ведь её тоже продали за немалую сумму. И это - в наши дни.

- Так ведь то в Штатах! У нас такие номера не проходят! - Он помахал указательным пальцем у меня перед носом. - Да и что это за картина такая, скажи на милость? - подбоченился он в свою очередь.

- "Бабы голые, да всякая муть потусторонняя"! - мстительно передразнил я его. - Ты ведь её сам видел!

- Вот только на совесть мне давить не надо! - сказал он и, воровато оглянувшись на вход, тихо спросил: - Ты что, сберкассу грабанул?

Конечно, он спрашивал не серьёзно, но как это было недалеко от истины!

- Ага! - беззаботно кивнул я. - Ты ж меня знаешь!

- Да иди ты! - раздосадованно отмахнулся он и закурил.

Немного помолчав, он снял с горелки давно бесившийся чайник, разлил кипяток по кружкам и подсел ко мне:

- Ну, раз пошла такая пьянка, давай мы это дело обмоем. - В его глазах появилась озорная искорка, которой я давно у него не замечал. Мы чокнулись кружками, обжигая пальцы, и он продолжил мысль: - Раз нет ничего покрепче...

- Я те дам "покрепче"! - Мой кулак оказался у его носа: - Видел? Хоть раз увижу - денег тебе не видать, как своих ушей: конфискую!

- А я их спрячу! - хохотнул он.

- От меня не спрячешь: с-под земли достану!..

Так, балагуря ни о чём, мы просидели с ним ещё полчаса, в течение которых он не раз шёл на приступ, желая узнать, откуда, всё-таки, у меня такие деньги? Но я лишь отшучивался, выдвигая одно объяснение нелепее другого, которым он, естественно, не верил. В конце концов он пожаловался:

- Башка трещит. Ещё со вчерашнего. Пивка бы, а? Может, позволишь? В последний-то раз?

- Ты опять? - нахмурился. - Мы же договорились!

- Да ну чё? Это ж пиво!

- Да тебе, с твоими талантами, стоит только начать...

- Вовчик! Вовчик! - засуетился он, почуяв слабину. - Ей-богу, только бутылочку! Я мигом, а?

- Да чёрт с тобой! - махнул я обречённо. - Давай! И рыбы тогда захвати! - это я кричал уже в догонку: Игорь, сломя голову, летел по дорожке между гаражами.

Бывает, что и я сей напиток употребляю: приходится порой компанию поддерживать. Хотя бы бутылку возле рта подержишь, и то к тебе уже совсем другое отношение. А там, пьёшь ты из неё, или нет, уже мало кого волнует. Сказать по правде, часто это такая гадость, что кроме двух-трёх глотков я сделать не способен. Даже с тарашкой, к которой я питаю намного большее расположение.

И минуты не прошло, как мой "курьер" нарисовался на пороге, довольно кряхтя под тяжестью ящика с пивом и связки сушёной рыбы на шее.

Во мне поднялась буря протеста:

- Совесть твоя где?

- А чё? - выпучил он честные глаза. - Я ведь и тебе тоже...

- Знаешь... Мне что-то уже расхотелось.

- Ну хоть рыбки! - бухнул он ящиком по стеллажу.

- Нет! - Я решительно встал. - Мне сегодня ещё... Ну, в общем, в одно место ещё надо...

Тот сразу смекнул:

- Ого! Да у нас прогресс! Молоток! И кто же она?

Я огрызнулся:

- Будто и не знаешь! Твоими же молитвами!

- Да ну? Всё-таки подцепил? Поздравляю!

- Не цеплял я никого! Всё получилось само собой.

Мне вдруг стало ужасно противно.

- Расска-а-азывай! - протянул он, ехидно улыбаясь, и вылил в себя почти полбутылки. - В тихом омуте...

- Да иди ты! - Я взялся за ручку дипломата. - Выгружай! Мне чемодан нужен! - И я стал вытряхивать деньги прямо на захламленный верстак.

- Э! Э! - Он уронил недопитую бутылку и она звонко рассыпалась по цементному полу. - Это ж деньги!

- Вот я и говорю: выгружай да прячь! Да смотри, чтоб не спёрли!

- Вовчик! - Он кинулся в угол мастерской и достал оттуда целлофановый пакет. - Ты чё, обиделся? Ну извини, я не думал, что у тебя там всё так серьёзно...

- Ты в это дело не суйся, - сухо ответил я. - Короче, мы договорились: как только пьяную рожу усеку - деньги исчезают в ту же ночь!

- Вовчик! Обижаешь! Да чтобы я...

- Вот потому, что это именно ты, - перебил я его, - потому я и говорю. Как там? "Я когда пьяная, такая дурная!"

- Ладно тебе, - заискивающе пробормотал он, торопливо набивая пакет деньгами. - И так всё ясно...

- В общем, давай! - протянул я ему руку. - Пошёл я!

- "Ну ты, если чё, заходи!" - хмыкнул он, отвечая на рукопожатие.

- Будь спок, - заверил я. - Зайду. Как только, так сразу.

- Бог не фраер, он всё видит?

Полагая, что этому разговору конца-краю не будет, я просто отмахнулся и зашагал по галевой дорожке вдоль гаражей. Сзади послышался топот и сопение. Я обернулся. Игорь догонял меня. Он подбежал, схватил мою руку своими "крагами", как он сам их называл, и, заглядывая мне в глаза, забормотал:

- Вовчик... Ты это...

- Ну?

- Вовчик... Ну, ты сам понимаешь...

Простые человеческие слова у него никак не вытанцовывались.

- Не понимаю! - сурово сказал я, отводя глаза.

- Как бы это?.. Короче, спасибо тебе! - разродился он наконец.

Я сразу оттаял:

- Да ладно. Ты, главное, "ляпи!"

- Не сомневайся! Я, если чего сказал... - Он всё тряс и тряс мою руку, да ещё дышал мне в лицо сигаретным и пивным конгломератом. Меня едва не своротило. Но виду я не подал, только высвободил руку и сказал:

- Пора мне...

Я отвернулся и пошёл. Честно говоря, визит удовольствия мне не доставил. Было как-то неуютно и даже гадко на душе. Наверное, потому, что я был заранее уверен, что только скроюсь из виду, он сразу же побежит за бутылкой. И это его "спасибо" вдогонку было лишь минутным протрезвлением его пьяной совести.

В конце концов, я ему не нянька. Есть и более приятные заботы. Только надо "подлечиться", дабы поднять боевой дух на должную высоту.

Я зашёл за гаражи, позвал Сезама и нырнул домой. Поставив кассету с музыкой пожёстче, я полностью в ней растворился.

После сеанса рок-терапии я вновь ощутил себя цельной личностью, готовой к свершениям. Вроде как от грязи отмылся. "Да-с, Платон мне друг, как говорится, а своя рубашка всё равно в лес смотрит". Свой долг я отдал, а там... Я, конечно, проверю, как он там держит своё слово, но сейчас об этом думать не хотелось. Впереди меня ждало свидание с Настей. Сердце сладко заныло. Мысль о девушке приятно волновала душу.

Я поинтересовался временем: доходил десятый час. Вроде бы и не рано. Наверное, уже встала.

Меня так и подмывало подсмотреть, как она там, чем занимается? Но сил, всё-таки, хватило не опускаться так низко. В руках, батенька, надо себя держать. Она хоть и не увидит, но я же сам себя и выдам: она ведь мысли слышит!

Так-так, а почему это я их до сих пор не слышу?! Браслет со мной уж почитай половину суток, а свидетельств телепатических способностей я у себя что-то не отмечаю. И как это понимать? Интере-е-есно! Надо будет у Насти поинтересоваться. В самом деле, не наврал же дед?

Впрочем, а почему "у Насти"? Браслет и сам разговаривать умеет.

- Сезамчик! Отзовись!

Уже становилось если не привычным, то, во всяком случае, ожидаемым, как загорелся фосфоресцирующий прямоугольник и в его центре высветились красные буквы:

"Слушаю".

- Скажи-ка мне, дружочек, почему я не слышу чужих мыслей?

"Этого надо захотеть", - коротко ответил браслет.

Вот оно что! Напрячься надо. Прислушаться. А ведь и вправду, Настя мне тогда говорила, что эта способность включается усилием воли. Я тогда ещё с ней спорил по этому поводу.

- Спасибо, Сезамчик, я понял! - Экран послушно исчез.

Ну-ка, ну-ка, попробуем! Кого бы нам подслушать? Соседей, что ли, за стеной? Так их и без телепатии всегда прекрасно слышно в любое время дня и ночи: кто, сколько, и с кем. Только сейчас у них что-то подозрительно тихо. Наверное, все ушами к моей стенке прильнули. А может, их дома нет?

Я сосредоточился. И тут же в мою голову прямо-таки вломилась чужая мысль:

"Где же эта скотина околачивается? Сволочь! Пусть только заявится!"

Я вздрогнул и поспешил отстраниться. Мысль явно принадлежала не мне. Соседка ждала мужа домой.

Однако! И мы чего-то могём! Только всё время этим пользоваться, конечно, не стоит. Мысли большинства людей так же незатейливы, как и речь. Если хуже не сказать.

Так, ладно. С этим всё ясненько. В приливе чувств я опять погладил браслет: бесценное приобретеньице! С каждым днём всё больше убеждаюсь.

"С каждым днём"! И дня-то ещё не прошло!

Мысли мои вновь вернулись к Насте. Надо идти. Но... Но не с пустыми же руками? Хотя бы цветов...

"Хотя бы"! Видали такого? Поздняя осень на дворе, а ему цветы подавай!

Я самодовольно улыбнулся: для кого-то, может, и проблема, а для нас с браслетом - пара пустяков! Из-под земли достанем! Точнее - с другой стороны Земли. Где у нас сейчас лето? Правильно: Африка, Южная Америка, Австралия.

"Сударыня, - представилось мне на секунду, - как вы насчёт букета орхидей? Или роз?"

Мне непременно захотелось порадовать её именно таким способом.

- Сезам! - позвал я. - Попутешествуем?

"Приказывай!" - не замедлила появиться надпись.

Ну чем тебе не раб лампы?

- Давай-ка вверх! - сказал я, поудобнее устраиваясь в кресле.

Браслет рванул, что называется, с места в галоп! Через пару секунд мы были уже в космосе, а Земля стремительно удалялась.

- Ну-ну, разогнался, - осадил я его, - тебе только волю дай!

Пока я это говорил, родная планета уменьшилась ещё вдвое.

- Стоп! - Изображение замерло. - Лицом к Земле, пожалуйста!

Небосвод резко крутанулся и Земля оказалась в центре экрана. Я несколько ошарашено оглядел её: куда бы это мне податься?

Взгляд мой зацепился за Австралию. Почему бы и нет? Она как раз вся ярко освещена солнцем, там уже давно перевалило за полдень. Выберем город покрупнее и поюжнее. Ну вот, Сидней, к примеру. Розы там, надеюсь, тоже произрастают? Я как-то по телеку видел, мужик какой-то хвастался своим садом. Ну вот и наведаемся...

- Давай вон туда! - Я ткнул пальцем в южную часть материка, в самое его подреберье. - Вперёд!

Земля рванулась навстречу. Через пару секунд Австралия заполнила собою весь экран и мы стремительно падали на крупный город на берегу океана.

- Теперь помедленнее и на небольшой высоте... Да-да, вот так...

На высоте птичьего полёта мы пронеслись над городом. Я едва успел заметить зелёные окраины. Развернув "коня", который мчал меня уже над океаном, я направил полёт к подножию гор, заботливо ограждавших город от убийственного дыхания бескрайней пустыни, что раскинула свои владения почти на весь материк.

- Ниже... Ниже... Теперь вдоль улицы...

Мы летели на высоте нескольких метров над асфальтом шоссе, едва не задевая многочисленные средства передвижения. Вокруг было чистенько и опрятно. Свежая зелень приятно радовала глаз, выглядывая из-за разнообразного вида оград, окаймляющих аккуратно подстриженные газоны и палисадники. Всё, как в кино.

- Стоп! - Я узрел чью-то усадьбу, утопающую в цветах. - Давай-ка поближе. - И, когда зелень, пестрящая изумительной красоты розами, заполнила собою весь экран, сказал: - Вот здесь мы и поживимся. Погоди-ка, - я встал с кресла и сходил в другую комнату за ножницами. Изображение послушно ждало в том же положении.

- Ну-ка, Сезам, теперь откройся!

В лицо хлынул нежнейший аромат. Я привстал, протянул руки к цветам и стал аккуратно срезать одну розу за другой, бросая их на кресло позади себя. Некоторые скатывались с него и падали мне под ноги. Запах прямо-таки дурманил голову. Нарезав большой букет, я дал браслету отбой.

Экран погас. Охапка великолепнейших роз лежала у моих ног. Я поднял одну из них и вдохнул аромат. Он был настолько изыскан, что вызывал настолько неопределённые чувства, название которым я и затруднялся подобрать. Нечто среднее между восторгом и светлой печалью. Думаю, Настя останется довольной.

При мысли о ней снова заныло где-то там, под сердцем. Тёплая волна прихлынула к горлу и на секунду прервала дыхание.

Преодолевая неожиданное волнение, я прошёл на кухню. Чем бы связать и того... немного окультурить букет? В моей холостяцкой берлоге не нашлось ничего, достойного внимания и применения в качестве облагораживающего элемента. В своих блужданиях я вернулся в комнату и взгляд мой упал на кусок верёвки, которой была перевязана упаковка с деньгами.

"Пойдёт". - И я принялся "сочинять" букет.

Он получился огромным. Розы сливались в пурпурное дурманящее облако. Что интересно, шипов на них было очень мало, а какие и были, то выглядели не по-настоящему, как-то декоративно. Сколько я ни возился с цветами, укололся лишь раз, и то по глупости: понадеялся, что рука с успехом заменит ножницы.

"Ну так, - я критически осмотрел творение рук своих. - Вроде бы как и ничего".

Я осторожно положил букет на диван и подошёл к зеркалу.

Н-да... А этот "букет" описанию вообще не поддаётся. Как ни прикрывай жидким чубчиком сияющую лысину, так лысиной она и останется.

Я махнул рукой: какой есть, такой есть. Авось не выгонит.

Опять повернувшись к цветам, величественно раскинувшимся по дивану, я задумался: как же с этим идти по городу? Комплексы-то куда девать? Ясное дело: придётся прибегать к помощи браслета.

Я бережно взял букет наизготовку и старательно представил лестничную площадку перед Настиной квартирой.

- Сезамчик, помогай...

Умница браслет тотчас выдал изображение, что стояло перед моим мысленным взором. Точно - квартира номер шестьдесят шесть.

И тут меня неприятно поразило одно обстоятельство, которого я предусмотреть ну никак не мог: на лестничной площадке рядом с Настиной квартирой соседняя дверь была открыта и в её проёме стояли две кумушки, одна толще другой. О, чёрт! Придётся ждать.

Тема их разговора совершенно не доходила до моих затуманенных предвкушением встречи мозгов. Что-то там о солениях-варениях и ещё каких-то пустяках.

В раздражении я велел браслету выключить звук и стал дожидаться окончания "консилиума". В самом деле, не вламываться же к Насте, минуя входную дверь? Хоть я и с таким великолепным "пропуском", но Бог его знает, как она к этому отнесётся?

Я сидел перед экраном и изнывал от невозможности что-либо изменить. А толстозадые тётки никак не могли насытиться обществом друг друга. Я жёг их глазами, внушая необходимость скорейшего возвращения по своим квартирам. И вот, наконец, Бог услышал мои молитвы. Дверь захлопнулась, поглотив одну из толстух, а вторая, переваливаясь из стороны в сторону, словно утка, медленно стала спускаться этажом ниже.

Я включил звук и, как только гулко хлопнула дверь внизу, прошептал:

- Сезам, откройся!

И выпрыгнул на лестничную площадку. Кнопка звонка Настиной квартиры почему-то не работала и я тихо постучал. Послышались тихие шаги за дверью и знакомый голос, дрожью отозвавшийся у меня в коленках, спросил:

- Кто там?..

Чтобы не привлекать внимание не в меру любопытных соседей, я сосредоточился и ответил мысленно:

"Настенька, это я, Володя!"

Ну, насчёт соседей я, конечно, напрасно тешил себя надеждой. Тётка, что предыдущие пять минут, показавшиеся мне вечностью, вкупе со своей подругой донимала меня своим присутствием, неусыпно бдила на своём боевом посту. Не успела Настя открыть свою дверь, как она, не взирая на критическую массу своего тела, птичкой выпорхнула на площадку и, скорчив, как ей, видимо, показалось, приятную мину, жеманно прощебетала:

- Ах! Это не к нам?..

Ещё бы мне к вам не хватало!

Естественно, меня тут же сфотографировали, сделали обмеры и оценили стоимость мою и букета. Однако я и ухом не повёл.

Настя ахнула, открыв дверь.

- Можно? - с трудом выглянул я из-за букета.

Она только молча отступила в глубину прихожей. А я переступил через порог, захлопнул ногой дверь и протянул цветы Насте. Её лицо зарделось:

- Ка-ки-е ро-о-озы!..

Она бесстрашно прижала к себе букет, ничуть не страшась уколоться, и утопила в нём своё лицо, вдыхая аромат:

- А запах!..

Я указал на дверь позади себя и тоже шёпотом спросил:

- Это что за грымза?

Она подняла голову. Глаза её были прикрыты в блаженстве и она не сразу поняла, о чём идёт речь:

- Грымза?..

- Ну, там, - я ткнул через плечо большим пальцем. - Соседка.

- А... - Глаза её прояснились и в них отразилось чувство досады: - Это Ирина Николаевна. Штатный шпион.

- Я так и понял. Насилу дождался, когда они трепаться перестанут. Только я к дверям, а она опять нарисовалась.

- А чего же ты... - Она рассеянно кивнула на мою руку с браслетом. - Мог бы прямо сюда...

Я пожал плечами:

- Да неудобно как-то...

Она опустила лицо в цветы и тихо сказала:

- А я тебя ждала... - При этом она сильно покраснела, будто среди роз расцвела ещё одна. - Мне было так страшно одной...

Боже! До чего она была хороша!

Я совсем потерялся.

- Правда?.. - И душа моя затрепетала, словно телячий хвост.

Она вдруг засуетилась:

- Ой, чего же это мы? На пороге... Проходи!..

Я обрадовано стал стаскивать с себя куртку. Настя прошла вперёд и занялась цветами. Я чуть ли не на цыпочках вошёл в комнату, будто боясь кого-то потревожить. Всё было по-прежнему. Только на столе аккуратной стопочкой красовались мои пластинки, подаренные вчера Настей, а на одном из кресел лениво развалился Лори, совсем как домашний кот. Увидев меня, он скорчил недовольную рожицу.

- Привет, Лори! - помахал я ему как можно дружелюбнее.

- Сам "привет"!.. - огрызнулся он и, соскочив с кресла, скрылся за дверью соседней комнаты, не забыв прихватить по пути несколько конфет из вазы на столе.

- За что он меня так невзлюбил? - спросил я Настю, когда она появилась из кухни, бережно неся перед собой букет в красивой вазе.

- Кто?

- Лори.

- Ах, Лори... - улыбнулась она рассеянно, не сводя глаз с цветов. - Не обращай внимания. Ревнует, наверное...

- Ревнует? - поразился я.

- Ну да, а что тут странного? У нас никогда гостей не бывало, жили мы замкнуто. Я да дед. - По лицу её пробежала тень. - А ты здесь человек новый, и он это очень болезненно воспринимает. К тому же, - она повернулась ко мне и хитро прищурилась, - по его понятиям ты должен купить его расположение.

- Вот те раз! Это как же?

- Ну... Угостить чем-нибудь сладеньким. Хотя, по-моему, он и так уже сладкого переел.

Я рассмеялся:

- Путь к сердцу Лори лежит прямиком через его желудок!

- Ну да, ну да! - Она игриво покосилась на меня, склонив голову на плечо: - В этом вы с ним похожи. Ты ведь тоже сладкоежка. Я про тебя многое знаю! - Она шутливо погрозила мне пальчиком.

- Да-да, конечно...

Я отвёл глаза. Меня ужасно смущало соображение, что за мной давно и пристально наблюдали, а я, мало того, что не догадывался об этом, так ещё и вёл себя не лучшим образом. Особенно, когда обнаружил в своей квартире следы пребывания неизвестного благодетеля. Эти воспоминания не вызывали во мне ничего, кроме стыда и досады. Досады на самого себя. Ведь все мы наедине с собой ведём себя далеко не так, как на людях. Все мы - грешники. Хоть по мелочи, но у каждого есть что скрывать. То, что для посторонних глаз совсем не предназначено.

А Настя, будто и не замечая моего замешательства, продолжала давить на больную мозоль:

- Я знаю многие твои привычки. Только ты не думай, что я шпионила за тобой бессовестным образом, нет. Я очень любила смотреть, как ты часами работал над своей картиной. Её тема находила отклик и в моей душе. Правда-правда! - воскликнула она, расценив, вероятно, мой взгляд, как недоверчивый. - В моих словах ни капельки лести. Наши вкусы тут совершенно сходятся. Только вот... - Она смущённо потупилась. Ты по характеру - одиночка, я - тоже, вследствие чего познакомиться мы никак не могли. А первый шаг... Ну, ты же понимаешь... Его должен сделать всё-таки мужчина. А как бы ты его сделал, если я никогда не бывала на людях? Да и ты не баловал их своим присутствием. - Она пожала плечами. - Практически у нас не было шанса встретиться. Так могло тянуться до бесконечности, если бы однажды дед не застукал меня наблюдающей за твоей работой. Он захватил меня врасплох, я не успела вовремя отключить браслет.

- Ну и что же он сказал?

- Первым делом он поинтересовался датой твоего рождения. Я ему сказала. А через день - он тогда уже вовсю работал над гороскопами кандидатов в преемники - потребовал, понимаешь? - буквально потребовал, чтобы я привела тебя к нам. Серьёзный разговор, говорит, имеется.

Я было подумала что это шутка такая своеобразная. Дед ведь такой же нелюдимый, как и я - гостей у нас никогда не было. Но он был серьёзен, как никогда. Я совсем растерялась. Спрашиваю, ну как же, мол, я могу его, то есть, тебя привести, если ты обо мне - ни сном, ни духом? И тогда он решил сам, как он выразился, "напрячь ситуацию". Как раз тогда к тебе стали часто приходить Игорь со своей подругой, ты помнишь, да? - Я кивнул, - И ты, конечно, помнишь, что они тебе обо мне наговорили? - Я опять кивнул. - Мне было ужасно неловко, я пыталась возражать, но дед на меня только цыкнул: "Делай, что тебе говорят!" Ты же знаешь деда: если он чего надумал... Знать-то ты его, конечно, хорошо не знаешь, но мнение о нём, как о волевом человеке, ты не мог не составить... Ну, в общем... Мне об этом стыдно говорить, но он использовал меня, как приманку... - Она покраснела и потупилась.

- Погоди, - я осторожно взял её руку в свою. - Насколько я понял, Милка о тебе до этого вообще не знала?

- Ну да... Это всё "работа" деда.

- Так он что, ещё и гипнотизёр?

- Да ну, - улыбнулась она, откидывая со лба непослушную прядь. - Какой там гипнотизёр! Это всё браслет. Он из кого хочешь сделает полубога.

Её слова приятно пощекотали моё самолюбие: браслет был теперь частью меня, а, значит, они в полной мере относились и к моим теперешним возможностям.

"Петух ты гамбургский!" - усмехнулся я про себя, а вслух сказал:

- То-то я и смотрю, что кумушки-соседушки на лестничной площадке разбежались, как только я стал жечь их глазами...

Но она меня не слушала.

- Ты только не думай... - Она силилась что-то сказать, но у неё это никак не выходило. - Я на дискотеку пошла сама, как только увидела, что и ты согласился туда пойти...

Воцарилось неловкое молчание. Настя совсем стушевалась после признания, а я сидел болваном, и не находил нужных слов.

Нас выручил Лори. Сначала скрипнула его дверь, потом из-за неё высунулось одно его ухо, и, наконец, он вылез весь, прислонился спиной к дверному косяку, сложил лапки на груди и недовольно пропищал:

- Нет, вы на них только посмотрите! Разговоры они разговаривают! Завтрак на сегодня, как я понимаю, отменяется?

- Ой, и вправду! - встрепенулась Настя. - Что же это я? Садись к столу, а я сейчас. Ты, наверное, сегодня и не ел ещё?

- Да всё как-то недосуг...

- Я так и подумала! - улыбнулась она. - И вчера ушёл, не поевши... Ну, тут я сама виновата, - вздохнула она. - Ты, поди, и ночь не спал? - спросила она полуутвердительно.

- Да какое там! - рассмеялся я, припомнив свои ночные странствия. - Труба звала!

Настя понимающе повела бровью и, мельком взглянув на розы, выпорхнула на кухню.

"Ну, сейчас начнётся!" - подумал я, когда мы с Лори остались вдвоём. Но, неожиданно для меня, он лихо подмигнул и, вскарабкавшись на кресло, где только что сидела Настя, спросил:

- Полетал?

Я изумился:

- А ты почём знаешь?

Он развёл лапками:

- Написано!

- Где написано?

- Да на твоей физиономии!

Я провёл рукой по лицу:

- Да нет, вроде...

Но он иронии не оценил:

- Не придуривайся. Расскажи лучше, где был?

Я отмахнулся:

- Всему своё время.

- И банк, небось, грабанул? А? - Лори буквально давил на меня, вытаращив свои глазищи.

Я смешался:

- За кого ты меня принимаешь?!

- Так я тебе и поверил! - заявил он, взял со стола конфету и, запустив её в рот, сказал: - Такая возможность! Глупо не воспользоваться! Уж я бы ушами точно не хлопал! - Потешно было слышать такое от обладателя ушей, чуть ли не вдвое превосходивших по размеру его самого. - Прежде всего о себе надо думать! - назидательно произнёс он. - А всё, что там дед плёл про благотворительность, фигня это всё для недалёких идиотов!

- Вот как? Тогда я уже подумал.

- И в какой же форме? - с живостью подался он ко мне.

- Конфеты спёр из магазина и сам всё слопал! Тебе не оставил! - Мне так и хотелось щёлкнуть этого маленького хама по его любопытному носу, но я удержался, помня, что дед называл его Настиным любимчиком. Обидится ещё.

- А веник-то откуда? - Он и ухом не повёл, когда я ему отпел про конфеты. - Тоже, что ль, из магазина?

- А разве это преступление? - продолжал я неуклюже обороняться, с тоской посматривая на дверь кухни. Будто услышав мои призывы, Настя вошла в комнату, неся перед собой поднос, от которого исходил изумительный запах.

Лори моментально потерял ко мне интерес и пискнул:

- Мне первому!

Настя бережно поставила поднос перед нами и сказала:

- От скромности ты точно не умрёшь!

- От вежливости тоже, - добавил я, облегчённо вздохнув.

- Уже успели поцапаться? - удивилась она, разливая суп по тарелкам.

- Долго ли умеючи?.. - Лори зачарованно следил за её манипуляциями. Как только тарелка оказалась перед его носом, он выхватил из ложек ту, что побольше, и, громко чавкая и обжигаясь, стал жадно поедать её содержимое.

- Лори! - возмутилась Настя. - Ну сколько тебя учить?

- А что? - не отрываясь от своего занятия, спросил тот.

- Свинья ты, вот что! - не выдержала она. - Не чавкай!

Он скорчил обиженную мордочку и заявил:

- Я буду жаловаться!

- Кому?

Лори повёл глазами в мою сторону:

- А вот ему!

Мы с Настей изумлённо переглянулись и расхохотались.

- Вот штучка!

Поняв, что инцидент исчерпан, Лори, довольный своей выходкой, вновь вернулся к прерванному занятию. Правда, критика подействовала, и он занимался чревоугодием уже не столь "музыкально". Я, кстати, тоже недалеко ушёл от Лори в смысле оценки вкусовых качеств угощения. Блюдо оказалось настолько великолепным, что увлёкшись им, я не сразу заметил, что хозяйка сидит, подперев голову руками и, не отрываясь, смотрит на розы.

Я положил ложку на стол и ласково окликнул её:

- Настенька, что с тобой?

- Ты знаешь... - сказала она, томно прикрыв глаза. - Мне никто никогда не дарил цветов... Я и не думала, что это так приятно...

- А как же... - Я боялся нарушить очарование момента. - Ты сама?..

- Что?.. - Взгляд её прояснился.

- Ты это сама готовила? - тут же нашёлся я.

- А... Да. Может, тебе ещё?

- Не откажусь! - с готовностью отозвался я. - А ты почему не ешь? Такая вещь!

Видимо, похвала ей была приятна. Наливая мне вторую порцию, она лукаво заметила:

- Я же говорила, что вы с Лори - сладкоежки!

Лори возразил, вытирая лапой мордочку:

- А это и не сладкое! - Тут он "отмочил" очередную свою выходку: стал вытирать испачканные супом лапы о свои мохнатые уши!

Настя нахмурилась:

- Это что ещё такое?

Но тот только отмахнулся:

- У нас без церемоний! Да и вообще, - добавил он, тяжело сползая с кресла и направляясь в свою резиденцию, - уши надо периодически смазывать, чтоб хорошо слышали!

- А сказать-то что надо?

Лори всем телом повернулся к нам и, осеняя нас крестным знамением, назидательно прошелестел:

- Ешьте на здоровье, дети мои!

И мигом исчез за дверью.

Я прыснул в тарелку:

- Юмор у него, конечно, своеобразный!

Настя покачала головой:

- Нахал он своеобразный!

Из-за двери послышался шум: стрельба, крики, визг тормозов. Я насторожился:

- Телевизор?

- Видик, - поморщилась она, делая небрежный жест. - Любимая его форма времяпрепровождения. Безвылазно сидит и целыми днями крутит кассету за кассетой.

- Да ну? - поразился я. - У вас и видео есть? - Надо заметить, что в то время это было большой редкостью.

- Это не у меня. У Лори. Лично я к нему равнодушна. Я люблю книги читать, вязать, шить, готовить. А это, - она опять пренебрежительно кивнула на дверь, откуда раздавались истошные вопли, - зряшная потеря времени. Так ведь за уши не оттянешь!

Я улыбнулся, вспомнив слова Игоря об осле и рае.

- Поесть, однако, он не забывает!

- Уж чего-чего, а поесть-то он любит. Правда на сладкое больше налегает. Даже не знаю, вредит ли он этим себе? Животное ведь не наше, не земное, так и не разобрать. Но уверяет, что без конфет и, вообще, без сладостей жить не может.

- Животное? - удивился я. - А я так и понял, что это представитель цивилизации... этой, как её?.. Биэлы?

- Да какая там цивилизация! - Настя даже рассмеялась. - Это самая обычная зверушка из породы ленивцев. Там их - пруд пруди! Да, не спорю, они очень способные к обучению. Вот я с ним и занималась, пока он телевизор не увидел. Дальше его образование пошло своим путём. А уж когда дедуля ему в Японии видик достал, он перестал вообще что-нибудь умное воспринимать. Во, слышишь?

Из-за двери доносились ожесточённые крики вперемежку со звонкими ударами.

- Сплошной мордобой! - возмутилась она. - Смотрит одни боевики. И говорит при этом, что они ему кровь согревают. Лори! - не выдержала она. - Сделай потише!

Полуоткрытая дверь в соседнюю комнату попросту захлопнулась.

- А как же его рассказ об их цивилизации, идущей своей дорогой, не похожей на нашу? - спросил я.

- Ты больше его слушай! - улыбнулась Настя. - Он тебе ещё и не то наплетёт. Например, с точки зрения муравья, они тоже идут своей дорогой. Но ты же этого не скажешь?

- Вот оно что! - разочарованно протянул я. - А я-то уши развесил! - Я повертел ложку в руке и заметил с усмешкой: - Однако, надо отдать ему должное, - язык подвешен у него хорошо. Порой он меня в тупик ставит.

- Наглость, - молвила Настя, - ещё не свидетельство ума. Для этого надо и кое-что вот здесь иметь, - она легонько постучала ложкой себе по лбу. - А у него всего лишь хорошие лингвистические способности. Что-то вроде попугая, только организация мозга посложнее будет. Если допускать на их планете наличие цивилизации, то только в самом зачаточном состоянии. Предпосылки для этого имеются. Но для того, чтобы развивался разум, нужны трудности, борьба за существование. А у них там и врагов-то нет, кроме растений. Какое уж тут развитие? Так что всё, что он тебе тут понарассказывал, это смесь его снобизма и телевизионных фантазий. Сам создал теорию и носится с нею, как с писаной торбой. К тому же - смех, да и только! - готовится стать Мессией на своей планете. Ты при случае заведи с ним об этом разговор.

Занятый своими мыслями, её последнее замечание я пропустил мимо ушей. А зря. Мог бы избежать больших неприятностей.

- Так ты что же, хочешь сказать, что цивилизаций во Вселенной - раз, два и обчёлся?

- Вовсе нет! Космос сравнительно густо заселён. Я своими глазами видела многие миры. Дед показывал... - По её лицу вновь мелькнула как бы судорога. Но только на мгновение. - Да и на Луне работа вовсю идёт.

- Я видел.

- Ты уже и там побывал? - искренне удивилась она. - Расскажи мне, что ты там видел?

Я рассказал. И о тапочках, и о "наседках", несущих "яйца". И о том, что мне по этому поводу объяснил браслет.

- Кстати, - я вовсе не желал бередить её рану, но это вырвалось само собой: - Дед мне ничего не говорил о том, что браслет прекрасный собеседник. Это для меня явилось полной неожиданностью.

- Он просто не успел, - вздохнула Настя. - К тому же, всех его возможностей дед и сам, по-моему не знал. Это тебе самому ещё предстоит выяснять. Машина очень сложная. А в какой форме ты с ним общаешься?

- Ну как? Вопросы задаю...

- Это понятно. Как тебе он отвечает: голосом, телепатически, или как-то ещё?

Я объяснил.

- Наверное, это не всегда удобно, - задумчиво сказала Настя. - Ты можешь поменять ему программу.

- Как?

- Прикажи, чтобы он отвечал или чьим-либо голосом по твоему выбору, или вообще передавал информацию только телепатически. - Она стала собирать посуду на поднос. - Ты наелся?

- Хо! - довольно сказал я, откидываясь на спинку кресла. - Спрашиваешь! Готовишь ты божественно!

Она смутилась:

- Не суди по одному блюду. Чай-то будешь?

- А то как же? Без чаю и дела нет!

- Тогда я сейчас, - загадочно улыбнулась она и вышла на кухню, оставив меня одного.

Глаза мои обежали комнату и остановились на стопке пластинок, лежащей на соседнем столе, старшем брате того, что стоял передо мной. Я сладко потянулся, встал, подошёл к нему и бережно взял один конверт. На нём значилось: "Электрик Лайт Очестра. Оут Оф Зе Блю". Вещь! Какая же Настя умница!

Я оглянулся в поисках чего-нибудь похожего на проигрыватель, но не обнаружил ничего. Жаль!

Ну ничего, потерпим до дому.

- Желаешь послушать? - Настя появилась так неожиданно, что я даже вздрогнул. - Испугала? - улыбнулась она.

Я смутился:

- Ходишь, как кошка...

Она подошла к книжному шкафу и открыла одну из его створок:

- Прошу!

Я обомлел: в шкафу уютно расположилась целая аудио-система.

- "Акай", - прочитал я и удивлённо присвистнул.

- Ну давай, чего ты? - Настя открыла крышку проигрывателя и протянула руку за пластинкой.

Игла неспешно опустилась на диск, и комнату заполнили упругие ритмы давно не слышанной мелодии.

Кассета с записью этого альбома появилась у меня буквально сразу же по его выходу, но пробыла недолго: то ли кто-то из моих друзей-меломанов "позаимствовал", выражаясь мягко, то ли сам потерял, что для меня совершенно не свойственно. И вот - чистейшая запись, богатейшее звучание!

Вид у меня, наверное, был обалдевший. Настя смотрела на меня и улыбалась.

- Нравится? - перекрикивая музыку, спросила она.

В порыве чувств я подошёл к ней и обнял за талию. Она густо покраснела, но не сопротивлялась. Это придало мне смелости, я мягко притянул её к себе и наши губы сами нашли друг друга. Потом она легонько отстранилась, опустив глаза, но из объятий не вырывалась.

- Не надо... - услышал я сквозь грохот музыки. - Так сразу...

Я не нашёл, что ей ответить, и только счастливо смотрел на неё.

Первая вещь тем временем на пластинке закончилась и Настя всплеснула руками:

- Ой! А чайник-то! - И, мягко высвободившись, убежала на кухню.

Голова моя пошла кругом, ноги отказывались держать и я опустился на диван. По душе текла сладкая патока.

Настя долго не появлялась. Наконец, дверь распахнулась и она, раскрасневшаяся, вошла в комнату, неся перед собой поднос с бокалами, над которыми поднимался ароматный пар. Запах мгновенно распространился по комнате и приятно щекотал ноздри.

- И это ещё не всё! - лукаво играя глазами, шепнула она и опять выпорхнула из комнаты.

На этот раз на подносе оказался великолепный торт.

- Без меня?! - раздался возмущённый писк. Уши Лори мгновенно выросли над столом.

- А мы на тебя и не рассчитывали! - улыбнулась Настя, появляясь вновь.

Но тот нахально заявил:

- Ещё чего!

Настя стала резать торт на куски, смущённо поглядывая на меня. Я не мог отвести от неё глаза: до чего она была хороша! Румянец, выступивший на её щеках, придавал лицу неповторимую нежность, сравнимую разве что с теми розами, что теперь стояли на столе.

Я поймал её взгляд и мысленно проговорил:

"Настенька, я тебя люблю!"

Она вспыхнула и, быстро опустив глаза, ответила тем же манером:

"Я тоже..."

Руки её не слушались, она никак не могла справиться с тортом: он крошился, разваливался на куски, один из них даже свалился с подноса на стол.

Лори ужасно нервничал, наблюдая за её манипуляциями, и беспокойно ёрзал на кресле: делёжка-то затягивалась! Потом до него вдруг будто бы что-то дошло. Он внимательно оглядел нас подозрительным взглядом и всплеснул своими игрушечными лапками:

- Ну так и есть! - Он покачал ушастой головой и заявил: - Вас нельзя оставить одних ни на минуту!

Настя треснула его чайной ложкой по лбу:

- Не лезь не в своё дело!

- Ах, вот ты как?! - завопил тот и, схватив наугад первый попавшийся кусок торта, бросился бежать, нещадно соря им по полу. Возле своей двери он остановился и, с видом оскорблённого достоинства, процедил: - Я знал, что этим всё кончится!

И, высоко подняв голову, отчего уши закрыли всю его спину, медленно удалился, плотно прикрыв за собой дверь.

- Ах-ах-ах! Лори в печали! - съязвила Настя. - И ты ещё говоришь, что это не ревность?

- Вижу... - невпопад ответил я, смотря ей в глаза и зачарованно улыбаясь. В ту минуту мне не было абсолютно никакого дела до Лори.

Она погрозила пальчиком:

- Ты меня совсем съешь!

- Тебе не нравится? - очнулся я от наваждения.

- Ну почему?.. - Она опять спрятала глаза. - Нравится. Только...

- Что "только"? - Я взял её за руку, в которой она держала нож. Она слегка дрожала.

Воцарилась неловкая пауза.

- Только ты не даёшь мне довести торт до ума, вот что! - нашлась она наконец, мягко высвобождая руку. - Ты посмотри, что я наделала: всё рассыпалось!

- Ну так и что? - улыбнулся я и, опять поймав ускользавшую руку, приложился к ней губами.

Она вся затрепетала и оглянулась на комнату Лори:

- Не надо..

- Почему? - я продолжил "путешествие" вверх по руке.

- Ты... смущаешь меня... - Она вдруг положила нож и села в кресло, склонившись к коленям и уткнув лицо в ладони.

Я присел на подлокотник и, обняв её, попытался заглянуть в лицо:

- Что с тобой?

Она ничего не отвечала. Густые волосы её, раскинувшиеся по плечам и спине, приятно щекотали моё лицо. Я приблизил его к самому её уху и прошептал:

- Настенька, я тебя люблю...

Она подняла голову и приникла к моей груди:

- Боже! Как хорошо!.. Я не знаю, что со мной... Всё горит!.. Такого ещё не бывало!..

Она ещё крепче прижалась ко мне. Я повернул её лицо к себе и жадно впился в губы...

Чай, конечно, безнадёжно остыл. Пришлось ставить его на плиту заново. Настя сидела на диване, прикрывшись пледом и смотрела в одну точку, в полном оцепенении. На лице её застыло выражение блаженного покоя и она не сразу, и совсем невпопад, отвечала на мои вопросы.

- Настенька, - уже в третий раз позвал я её, стоя с чайником в руке посреди комнаты. Первые два раза я звал из кухни, но ответа так и не дождался. - Спички-то где?