- Что? - рассеянно подняла она глаза и томно улыбнулась. - Какие спички?..

- Ну, чай поставить, газ зажечь!

- Ах, это... - Она вяло махнула рукой. - На стене... Зажигалка...

Короче, пришлось всё делать самому. Пока я возился на кухне, осваивая местную географию, Настя пришла в себя и оделась.

- Мой хороший... - Она подошла сзади и, положив подбородок мне на плечо, обняла за талию. Голосок её был тих и ласков. - Ты чего это здесь делаешь?

- Да вот, - развёл я руками, - пытаюсь трапезу возобновить. Аппетит что-то разыгрался. - Я лукаво скосил на неё глаза. - Надо же и торт всё-таки попробовать, коли дело дошло до сладкого...

- Ах ты сладкоежка! - поняла она намёк и, щёлкнув меня легонько по носу, изящно выгнулась и подхватила поднос с чашками. - Пойдём!

Торт оказался, конечно, выше всяких похвал. Хоть форма его и пострадала, вкус от этого хуже не стал. Я мычал от удовольствия, нахваливая кулинарное искусство хозяйки, и вдруг остановился:

- Слушай! А как же Лори? Позвать бы надо. Обидится парень.

- Переживёт! - отмахнулась Настя. - Пусть этот "парень" знает своё место! Стручок!

- Да ладно тебе! - обнял я её за плечи. - Ты слишком серьёзно его воспринимаешь. Сама же говорила: "животное", "неразумное". На него и обижаться-то стыдно.

Она пожала плечами:

- Зови, мне-то что?

Я подошёл к двери и прислушался. Там было тихо.

- Лори! - Я тихонько постучал.

Отозвался он не сразу. Видать, характер выдерживал. Я уж было собирался разворачивать оглобли, когда дверь скрипнула и в приоткрытую щель просунулось вначале ухо, потом пол-головы.

- Лори слушает... - прошелестел он с независимым видом.

- Мужик, хватит дуться! - Я протянул ему руку. - Нам не имеет смысла ссориться: теперь ты всё равно от меня не избавишься. - Я мельком взглянул на Настю. Она сидела, будто ничего и не слышала, и всё то же выражение безмятежного счастья блуждало по её лицу. Она рассеянно отщипывала кусочки от торта и отправляла в рот. - Лори, ну же! Это судьба, пойми! И не стоит ей противиться!

Вторая половина "мужика" выдвинулась из-за дверного косяка и оба его глаза, в которых, как мне показалось, стояли слёзы, уставились на меня. Ни дать, ни взять - обиженный ребёнок!

- Судьба, говоришь? - мрачно осведомился он.

Я кивнул и нагнулся, чтобы его лапка достала мою.

- Ну что мне с вами делать? - Он со вздохом положил свою прохладную конечность на мою ладонь. - Ладно, уломали! - И тут же строго спросил: - Не всё слопали?

- Да ну, что ты! Вот он, считай, весь целый! - Я показал на торт.

Он вскочил на кресло и недоверчиво оглядел стол:

- Хм! Действительно, всё цело. А чем же вы тогда тут занимались?

Мы с Настей переглянулись и она сильно покраснела.

- Дык это... О тебе всё переживали! - выкрутился я, одновременно "мазанув" по его самолюбию. - Всё думали-горевали: как ты там, зря обидели...

- Во-во! - самодовольно подхватил тот, восприняв грубую лесть за чистую монету. От его печали не осталось и следа: он уже за обе щеки "наворачивал" угощение, запихивая его большими кусками. - Слышу умные речи!

Тут Настя, видя, что лакомство исчезает с катастрофической быстротой, не выдержала:

- Может, ты и о других подумаешь?

Лори даже поперхнулся:

- Это ещё о каких-таких "других"?

- А ты разве здесь один? Мы, вообще-то тоже не против будем, если ты и нам позволишь присоединиться.

Лори сыто икнул и отвалился на спинку кресла:

- Да ладно, чего уж там! Потребляйте! - И недобро зыркнул в мою сторону: - Конкуренты-нахлебники!

Настя возмутилась:

- Ну скажи, как можно с этаким нахалом спокойно разговаривать?

Лори пропустил её замечание мимо ушей, а я сказал:

- Клин клином вышибают. Если ребёнок испытывает недостаток в сладком, засыпь его конфетами и он сам на них вскорости смотреть не захочет.

- Это кто здесь "ребёнок"? - обиделся Лори. - Это я по-твоему, ребёнок? Да ты знаешь, сколько мне лет?

- Неужели тоже две тысячи? - съязвил я и тут же спохватился, покосившись на Настю: намёк на деда, да ещё в не слишком уважительной форме. Но та, возмущённая поведением "любимца", не обратила внимания на мои слова. Как, впрочем, и Лори.

- Только земных - два, - стал он загибать свои игрушечные пальчики. - Да наших одиннадцать. Итого - тринадцать! О!

- Чёртова дюжина! - усмехнулась Настя. - То-то я и смотрю: кого ты мне напоминаешь в последнее время? В тихом омуте...

- Вот видишь? Видишь? - вскинулся Лори, ища у меня поддержки. - Она опять на меня бочку катит! А ты говоришь: "Не дуйся"! Моё самолюбие такого обращения выдержать не в состоянии! А посему, сударыня, попрошу меня более не беспокоить!

Он тяжело сполз с кресла и, переваливаясь, поплелся к своей двери.

- Ишь ты! - усмехнулась Настя. - "Сударь"!

- Между прочим, - остановился Лори в дверях, - до его прихода сюда, - он показал пальцем на меня, - мы с тобой душа в душу жили. А теперь тебя будто подменили!

И он с чувством захлопнул дверь.

- Вот тут он прав: меня подменили. - Она хитро прищурилась, скосив на меня глаза. - У меня теперь есть ты... - Она подсела ко мне на диван и приникла к плечу. - Мне так хорошо...

Я обнял её свободной рукой, так как в другой держал чашку с чаем, и наши губы сами нашли друг друга...


*****


Утром меня разбудил возмущённый писк.

- Безобразие! - вопил Лори из-за двери, которую Настя, незаметно для меня, опять ухитрилась запереть на щеколду. - Вы на часы-то хоть смотрите?! Уже десять, а они всё дрыхнут! Вы жрать-то собираетесь?! Или решили с голоду помирать? Тогда при чём здесь я? У меня совсем другие планы!

Я осторожно высвободил руку, на которой сладко посапывала Настя, и подошёл к двери как был, в костюме Адама.

- Успокойся, дружище! - сказал я ему. - Сейчас что-нибудь придумаем!

- "Дружище"! - передразнил он недовольно, но уже тоном пониже. - Что-то не припоминаю, когда это ты мне другом стал? Открывай!!! - снова перешёл он на визг, да ещё и ногами в дверь стал колотить. - Иначе я за себя не отвечаю!

- Во разбуянился! - покачал я головой. - Припекло, видать!

Я прошёл на кухню, открыл холодильник и выгреб оттуда горсть каких-то леденцов. Подумав, добавил ещё с десяток. Не жалко. Теперь-то уж в любой момент можно многократно пополнить запасы.

- Угощайся, - сказал я "страдальцу", открыв дверь ровно настолько, чтобы мог пройти кулёк с конфетами. Но Лори это не устраивало, он непременно хотел знать, что же творится у нас в комнате? Но я мягко надавил на пипку его любопытного носа и сказал, закрывая дверь на запор:

- Потерпи чуток. Не время ещё.

Настя открыла глаза, сладко потянулась и послала мне воздушный поцелуй.

- Мой миленький!.. - Она обвила мою шею руками и приникла губами к уху: - Как мне спалось сегодня!.. - шепнула она. - Как никогда!..

- Слышала? - спросил я.

- Что именно? - промурлыкала она.

- Лори интересуется, чем мы тут занимаемся?

Она фыркнула и села, прислонившись спиной к ковру.

- Ему-то что за дело? - Глаза её нехорошо сузились.

- Проголодался, - ответил я, любуясь её прелестной грудью, обнажившейся от неловкого движения. Мои руки ещё помнили сладость прикосновений к нежному телу и снова потянулись повторить пройдённое.

- Ненасытный ты мой! - шутливо шлёпнула она по моей руке. - Не смущай! Дай мне одеться. Так смотришь...

- Как?

- Вот-вот проглотишь! Отвернись!

Но я и не подумал. Зрелище было настолько зачаровывающим, что отвести глаза просто сил не было.

- У, проказник! - озорно сверкнула она глазами и, отбросив одеяло, стала торопливо одеваться.

- Ну и чем же мы сегодня будем заниматься? - спросила она, покончив с туалетом. Простенькое платьице как-то особенно подчеркивало её природную красоту.

- Есть одна мысля, - сказал я. - Но вначале давай удовлетворим страждущего. Да и я не против чего-нибудь перехватить.

- Бу сделано! - взяла она под козырёк и, чмокнув меня в щеку, выпорхнула на кухню. - Выпусти пленника-то! - крикнула она уже оттуда.

Наскоро ликвидировав следы ночного приключения, я подошёл к двери Лори и нарочито громко щёлкнул задвижкой: мол, путь свободен. За дверью стояла мёртвая тишина. Но звать я его не стал: не было охоты опять вступать с ним в полемику по какому-либо пустячному поводу.

У меня внезапно возникло непреодолимое желание поближе познакомиться с содержимым книжного шкафа. А именно с той его частью, где стоял музыкальный комплекс.

Я осторожно отворил дверцы шкафа и глазам моим предстали совершенные формы импортной аппаратуры. Изучив надписи на лицевых панелях, я отыскал кнопку сети. Когда мой палец прикоснулся к ней, то колонки, упрятанные где-то по бокам шкафа, басовито гупнули.

Рядом с проигрывателем в ряд стояли пластинки. Ещё те, виниловые. Я наугад вытащил одну из них и прочитал: "П.И. Чайковский. Концерт для скрипки с оркестром". Название ничего мне не говорило. Само собой, я был в курсе, кто такой Чайковский, но никаких эмоций во мне это не возбуждало, кроме притянутого за уши со школьной скамьи дешёвого патриотизма. Я по собственному опыту знал, что музыку надо пропустить через себя, только тогда можно составить о ней определённое мнение - нравится или нет. А то, что там какой-то дядя сказал...

Ну что ж, займёмся музликбезом. Чай, оно не в первый раз - самого себя заставлять вникать.

Игла опустилась на пластинку и после некоторой паузы по комнате поплыли таинственные звуки оркестрового вступления. А когда зазвучала скрипка, у меня будто что-то защемило в груди. Я заинтересованно хмыкнул и сел в кресло.

Хитросплетения мелодии, которые вырисовывала безутешная скрипка, её замысловатые импровизации, ухитрявшиеся перебрать самые немыслимые варианты звучания простенькой на первый взгляд темы, неожиданно увлекли меня. Видимо, настрой был в тот момент соответственный, что так легко "пошла" у меня такая сложно построенная музыка. Тема расширялась, становилась глубже и как-будто ближе мне. Я с удивлением отметил, что она не вызывает в моей душе, "отравленной" жёсткими ритмами хард-рока, отторжения. Напротив, на ум пришли ассоциации с манерой игры дяди Блэкмора. Что-то глубоко родственное уловил я в желании выжать из темы все соки до последней капли, чтобы уж не оставалось ничего недоигранного, не преподнесённого слушателю с самых невероятных ракурсов.

Звук скрипки, её этакий интимный напор, если здесь применимо это неуклюжее слово, и отзывающийся на каждое её движение оркестр сплетали фантастический узор, который безо всякого усилия ложился в самую глубину моей души, чем вызывал там несказанное удовольствие и какой-то удивлённый переполох. Я не могу это объяснить, но наблюдал я за собой как будто со стороны и, сказать по правде, себя, любимого, не узнавал: музыка явно нравилась мне. Не то слово - я был от неё в восторженно-удивлённом оцепенении. Ведь до сих пор, заслышав звуки классической музыки, я поспешно переключал телевизор на другую программу, даже не давая себе труда вслушаться и попытаться понять и составить собственное мнение. И вдруг - такое мощное откровение!

У меня вдруг закралось подозрение: а не "работа" ли это браслета? Но я тут же отмёл его: ведь дед говорил, что браслет лечит тело, не затрагивая душу. Так что он тут ни при чём. Это уже я сам.

При этом соображении я даже грудь выпятил: и мы чегой-то могём! Растём, однако!

И тут же с досадой поморщился: мелко! Не о том думаешь!

Музыка звала к чему-то возвышенному, большому, хоть и не определённому. Но кто сказал, что музыку возможно описать словами? Я где-то слышал выражение, что это язык, с помощью которого Бог общается с человеком. Язык эмоций, перевода которому не требуется. И сейчас я оценил это в полной мере.

Окрылённый своим открытием, я не заметил, как в комнату тихо вошла Настя и присела на краешек дивана. Она, видимо, поняла, что творилось со мною и боялась спугнуть наваждение.

Сторона пластинки кончилась и я затуманенным взором оглянулся на неё:

- Ты знаешь... А у меня - событие...

- Знаю, - кивнула она и подсела ко мне на подлокотник. - Тебе понравилась эта музыка. - Она голосом выделила слово "эта".

- Как будто надлом какой произошёл в душе, - продолжал я задумчиво. - Будто корка какая-то треснула и туда хлынул поток чего-то большого, светлого... Нет, - встряхнул я головой, - не умею объяснить! Но чувствую сильно.

- Тут и объяснять нечего, - с улыбкой молвила Настя. - Я сама такая. И я за тебя очень рада. - Она наклонилась ко мне, намереваясь поцеловать, но тут за нашей спиной раздался знакомый шелест:

- Воркуют голубки! Музычку они слушают! А есть мы сегодня будем?

Настя сморщила свой хорошенький носик и сказала, не поворачивая к нему головы:

- Ты просто невыносим! - Она резко встала и пошла на кухню, бросив на ходу: - Обжора!

Лори на этот раз пропустил её слова мимо своих замечательных ушей. С кошачьей грацией он вспрыгнул на кресло и потянулся к столу в надежде чем-нибудь поживиться. Но ваза была пуста, а на столе лежали в живописном беспорядке мои пластинки.

- Духовная пища! - презрительно скривился он. - Ею сыт не будешь! - Он погладил свой живот и вздохнул: - Вы, друзья, меня сегодня просто разочаровали!

- Да ну? - Я с улыбкой наблюдал за его "страданиями". - И чем же?

- "Чем"-"чем"! Пренебрежительным отношением к режиму питания! - Он гневно сверкнул своими "фарами". - Это же уму непостижимо: на часах уже одиннадцать, а я и маковой росинки во рту не держал!

- Я ведь леденцов тебе давал.

- Сладости - вопрос особый! - поучительно просипел он. - Это и не еда вовсе, а топливо для моего мозга. Вот здесь, - он пальчиком постучал по своей ушастой голове, - зреют великие планы! И сладости помогают активизировать этот благородный процесс. А еда питает тело! Нет, - печально сложил он лапки на животе, - разладилась система. Дед такого безобразия не допускал.

- Кормил регулярно?

- Представь себе! - Иронии в моём голосе он не уловил. - И сам любил покушать и меня побаловать не забывал.

- Успокойся, - в комнату вошла Настя с тарелками на подносе. - Умереть мы тебе не дадим.

- Льщу себя надеждой, - ядовито осклабился он и с жадностью набросился на содержимое поставленной перед ним тарелки.

Мы с Настей переглянулись и я ей подмигнул.

- А что за планы такие зреют в твоей голове? - как бы между прочим, поинтересовался я.

- Не пришло ещё время объявлять о них! - важно пробулькал он, подняв указательный пальчик лапки, в которой он цепко держал кусок хлеба. - Всему свой черёд!

Выражение его мордочки при этом было до того потешным, что мы не выдержали и прыснули со смеху.

Он прервал трапезу, положил ложку и, приподнявшись над столом, опёрся о него лапками:

- Ах, так вы ещё и насмехаетесь?! Не верите, что Лори на что-либо способен?! Так знайте, что вы ещё станете свидетелями того, как просто Лори станет великим Лори! - Произнеся эту торжественную клятву, он внезапно потух, сел на место и вновь уткнулся в тарелку. - Ваше счастье, - пробулькал он оттуда, - что в этих планах вы оба играете не последнюю роль, а то бы я после этих ваших усмешечек в мой адрес больше с вами дела не имел.

- Куда б ты делся! - усмехнулась Настя. - Голод - не тётка! Боевиками сыт не будешь!

- А с едой как раз проблем и не будет, - как бы ни к кому и не обращаясь, медленно проговорил он, не забывая при этом размеренно работать ложкой. - Её мне будут приносить, смиренно потупив очи и преклонив колени!..

- Это становится просто интересным! - Я опять мельком взглянул на Настю. - Может, просветишь, великий Лори, не нас ли ты имеешь в виду?

- Э! - небрежно махнул он лапкой. - При чём здесь вы? - Он даже не замечал комизма ситуации. - У меня будут тысячи... нет! миллионы подданных! И все будут боготворить и беспрекословно подчиняться любой моей прихоти! - Его по-моему даже затрясло от предвкушения такой безграничной власти.

- Эк, размахался, бедолага! - осадила его изумленная Настя.

А я продолжал исподтишка "раскручивать" его:

- Это где ж ты наберёшь такую прорву фанатов?

Он вдруг как-то сник и огрызнулся:

- Места надо знать! И вообще, - он странно посмотрел мне в глаза, - у меня на тебя особый рассчёт. Так что давай не будем. - Он сполз с кресла и обернулся к Насте: - Спасибо за угощение! - И поковылял к себе.

- Батюшки! - всплеснула руками Настя. - Что я слышу? Ей-богу, я сейчас упаду!

- Что такое? - спросил я, тоже слегка обалдевший от заявлений лопоухого кандидата в мировые лидеры.

- Как "что такое"? Ведь от этого нахала слова доброго не услышишь, а тут: "Спасибо!"

- А вот и неправда! - возразил "нахал", обернувшись. - Раньше я культурным был.

- А теперь-то что стряслось?

- Но ведь и ты стала - не сахар!..

Сказав это, он повернулся и исчез за дверью. И тотчас же оттуда донеслись звуки стрельбы и завывания сирен.

- Видал? - хмыкнула Настя. - Ревнует!

- Да ладно, - вздохнул я. - Бог с ним. Это его проблемы. Давай-ка свои решать. Нам с тобою надо определиться.

Наверное, я произнёс это слишком мрачно, потому что Настя побледнела.

- Не пугайся, - я взял её руку в свою. - Это не так страшно, как ты думаешь... - Я помолчал пару секунд, собираясь с мыслями.

- Я... слушаю... - странным голосом произнесла она. Рука её как-то сразу напряглась.

- Настенька! - торжественно начал я. - Чтобы между нами не было недомолвок и недоговорённостей... - Я вдруг увидел, что глаза её округлились и заблестели. - Да что с тобой?! - притянул я её к себе. - Я ведь замуж тебе предлагаю!

- А... - выдохнула она и подняла на меня полные слёз глаза. - А я уж грешным делом...

- ...подумала, что взял своё и теперь ищу повод смыться? - продолжил я за неё и, увидев, что она, потупившись, едва заметно кивнула, покачал головой: - А ещё говорила, что хорошо меня знаешь!

- Ну я же не видела, как ты с женщинами... обходишься... - покраснела она, не найдя более точное определение. - После того...

- А тут и видеть нечего: ты у меня - первая. Могла бы и сама догадаться.

- Ну и как бы я догадалась? Ты ж сам видел... - Она покраснела ещё сильнее. - Я тоже... Ты у меня тоже... Ну ты понял! - рассердилась она.

- Но ты так и не ответила на вопрос, - напомнил я.

Она хитро прищурилась:

- Мог бы и сам догадаться!

- Значит, "да"?

Она привстала на цыпочки и приникла губами к моим. Потом на секунду оторвалась, чтобы прошептать:

- Неужели ты мог подумать, что я скажу "нет"?

И вновь оккупировала мой рот, не давая вымолвить мне ни слова.

- Да погоди ты! - со смехом увернулся я. - Давай это дело оформим документально.

Она слегка опешила:

- Что? Прямо сейчас?..

- А чего тянуть? Сегодня же и подадим заявление. - Я сильно прижал её к себе и прошептал в самое ухо: - Хочу, чтоб ты вся принадлежала только мне!

Она удивлённо отстранилась:

- Я и так вся твоя... - В глазах её стояли счастливые слёзы.


*****

Заглянув ко мне за паспортом, мы отправились в ЗАГС. Вся процедура заняла у нас где-то с полчаса. Нас поставили в известность, что бракосочетание состоится перед самым Новым годом.

- Итак, - подвёл я черту, - чем мы сегодня займёмся?

Она пожала плечами:

- Думай сам. Я - твой хвостик.

Я улыбнулся:

- Есть небольшой планчик-конспектик. Не знаю, как ты к нему отнесёшься.

- Ну-ну?

- Первую половину дня мы купаемся в море. - Глаза её удивлённо распахнулись, но, видимо, что-то сообразив, она только молча кивнула. - А потом, - продолжил я, - мы посвятим время основной нашей задаче, которую перед нами поставил дед, - благотворительности.

- И в какой же это форме?

- В какой форме, спрашиваешь? - Мы медленно шли по аллее парка. - А вот в какой. Стыдно быть счастливым и богатым, когда друзья твои продолжают влачить жалкое существование. Они ведь живут ничем не лучше, а то и хуже, чем жил я до встречи с тобой. До благословенной встречи с тобой! - подчеркнул я и чмокнул её в щёку.

- Мур-мур! - счастливо зажмурилась она.

- Так вот, киска моя, мы с тобою будем наносить визиты вежливости с определённой целью: поддержать их материальное положение.

- Ну-ну?

- Подарим каждому... ну, хотя бы по миллиону! - Я с интересом наблюдал за её реакцией, но она лишь деловито заметила:

- Но ведь их у тебя нет!

- А вот об этом я уже позаботился! - победно приосанился я.

- Ага! - произнесла она так, будто поймала меня с поличным. - Значит, вчера утром ты времени даром не терял?

- Ну дык!.. А что? - притух я. - Ты меня осуждаешь?

- Упаси Боже! Только один вопрос: где ты их взял?

- Во Владивостоке. В банке...

Она остановилась и легонько постучала кулачком по моей голове:

- Балда!

- Почему?

- Потому что ты своих друзей под монастырь подведёшь! У них из-за тебя будут крупные неприятности с властями.

- Это ещё почему? - спросил я чисто по инерции, хотя и так было ясно, что свалял дурака.

- Ну как ты не понимаешь? Ведь в банке всё на учёте! Небось, пачки новенькие, ещё и муха не сидела?

Я невесело кивнул.

- Вот видишь! Когда это было? Вчера утром? - Я опять молча кивнул. - Небось, уже хай подняли на весь Союз! А взял-то много?

- Десять...

- Да, немало... Будут искать. - Она озабоченно покрутила пуговицу на моей куртке. Потом решительно заявила: - Значит так! Деньги придётся вернуть!

- Как это? - растерялся я.

- Да-да, миленький, с государством в азартные игры играть опасно. Тебе-то теперь всё нипочём, а вот им, - она качнула головой в сторону, - друзьям твоим, ты доставишь массу хлопот свими "подарками".

- Так я прикинул, что вроде далеко отсюда...

- Нет-нет, миленький, это всё несерьёзно! У органов руки ого-го какие! Длинные! Никакое "далеко" не спасёт. Упекут, куда Макар телят не гонял!

- Ну а... как же тогда?

- Элементарно, Ватсон! - ободряюще улыбнулась она. - Деньги надо изымать у тех, кто им счёта не знает! У мафии!

- В Италии, что ли?

- Зачем нам Италия? У нашей мафии, у советской!

Я был поражён:

- Ты хочешь сказать, что и у нас?..

- Ты меня удивляешь! - воскликнула она. - Мафия - она же бессмертна и вездесуща! Это же не кто-то конкретный и материальный, кого можно убить, или посадить. Она сидит вот здесь и вот здесь, - она постучала по моей голове и груди. - Человек в основной своей массе - хищное и жадное животное. Не будем говорить об исключениях, вроде тебя, которые миллионы даром раздают... Только не обижайся! - предупредила она. - Ты - действительно, редкое исключение, даром раздающее не только миллионы, но и собственные, выстраданные многолетним трудом, работы, которые тоже, кстати, стоят немалые деньги!.. А система, она на том и строится: на алчности. За деньги можно купить всё и всех. В крайнем случае - запугать. Существовала система всегда, меняла только названия, и умрёт тоже - с последним человеком.

- А как же... светлое будущее? - вроде как и не к месту брякнул я.

- Извини, котик мой, но светлое будущее отменяется... Уже лет через пятнадцать нашу страну ждут тяжёлые времена. И позаботится о том всё та же мафия. Война, голод, безденежье - вот что за "светлое будущее" ожидает нас.

Я вытаращил глаза:

- А ты-то откуда знаешь?!

- Откуда знаю? - печально посмотрела она и указала на браслет: - Он тебе всё покажет...

Я стоял, как громом поражённый.

- Что с тобой? - тряхнула Настя меня за рукав. - Чего ты так разволновался? Ведь лично тебе это ничем не грозит!

- Ну а как же... как же все эти разговоры о коммунизме? - выдавил-таки я это корявое слово, которое хорошо смотрится на бумаге, а в обычном разговоре звучит довольно глупо.

- Сказки всё это, миленький, сказки! Задурили головы всем. И ты - не исключение. - Мы опять шли по аллее медленным шагом. - Ну ты сам логически рассуди, непредвзято, безо всяких там идеологических вывертов, можно ли перевоспитать хищника так, чтобы он перестал думать о собственной шкуре и стал радеть за счастье других? Да ни за что на свете! Как грёб под себя, так и будет грести до скончания веку, какие бы сказки ему не пели о любви к ближнему. Будет всячески прикидываться, подводить под свои мерзости идеологическую базу: надо, мол, Федя, время такое, лучшую жизнь строим! И выдумывать красивые сказки, чтоб выглядело всё, что он делает, убедительно. Нет, милый мой котик, люди в массе своей счастливо жить никогда не будут. Сейчас вон в очередях волнуются, что жить, видите ли, трудно стало, но они даже в дурном сне представить не могут, что здесь будет в конце века, буквально через каких-то пару десятков лет. И облегчить их страдания должен ты! - Она упёрлась мне в грудь указательным пальцем. - По мере сил и возможностей, разумеется. И только самым достойным. Помнишь, что тебе дед завещал? - Я задумчиво кивнул, смотря в землю перед собой. - Вот это и есть твоя основная задача: изымать деньги у преступников и распределять их среди людей высокого духа. А в какой форме - это уж тебе решать.

М-да... Известия, прямо скажу, не самые радужные. Я был до того огорошен, что и сказать-то ничего не мог. Всё моё существо противилось тому, что мне тут Настя понарассказывала. Я привык мыслить стандартно: впереди - только свет, только всё самое лучшее от года к году. Так нас учили. Но и не верить ей я тоже не имел оснований. Браслет был слишком сильным аргументом в пользу того, что всё это может оказаться правдой. И я поймал себя на мысли, что не тороплюсь узнать её, эту самую правду! Даже очень не тороплюсь.

- Война, говоришь, будет? - задумчиво растягивая слова, спросил я. - И кто же с кем?

- Все, кому не лень! - отрезала она и потянула меня за локоть. - Пойдём домой. Вижу, настроение я тебе испортила основательно. Извини, пожалуйста, не хотела, само вышло.

- Ну а насчёт денег-то - чего? - вдруг вспомнил я, увлекаемый Настей через дорогу. - Как поступим?

- Я знаю, что мы сделаем, - бойко стуча каблучками по асфальту, сказала она. - Только ты не брыкайся, а выслушай до конца, - она поплотнее запахнула куртку: было довольно прохладно. - Сейчас мы деньги твои положим на место, будто они никуда и не пропадали. Пусть они там гадают, как это могло получиться - им за это платят. - Она хитро улыбнулась, видимо, представив себе изумлённые лица следователей.

- Но...

- Никаких "но"! - решительно пресекла она мои колебания. - После этого мы заглянем в одно местечко, где денег - пруд пруди! Мы с дедом как-то их "расковыряли", но брать пока ничего не стали. Так что орёлики ещё пребывают в уверенности, что у них всё шито-крыто. - Она презрительно фыркнула.

- Но я хотел сказать, что одного миллиона уже нет... - потерянным голосом сознался я.

- Как "нет"? - остановилась она.

- Ну это... - смущённо сказал я, пряча глаза. - Я его Игорю подарил. Чтобы он открыл своё дело...

- Этому алкашу-то? - возмутилась Настя. - Да он его за неделю просадит - вот и все его "дела"! Если раньше не украдут, конечно.

- Ну уж... - вяло пытался я сопротивляться, однако чувствовал, что и тут она, скорее всего, права.

- Не будь наивным, котик мой! Ты ведь и сам прекрасно понимаешь, что только ты за порог - он в кабак побежал. Так, кажется, он величает ту забегаловку, что возле его гаража? И сейчас, небось, пьяный вдрызг валяется под каким-нибудь забором.

- Я, вообще-то, с него слово взял...

- Господи, кому ты поверил! Да он тебе что хочешь наобещает, когда такие деньги увидит!

Мы вошли в подъезд Настиной пятиэтажки.

- Чтоб ты не обижался, что я неуважительно отзываюсь о твоих друзьях, - продолжала она гнуть свою линию, - давай сейчас к нему заглянём. И ты сам во всём убедишься. Дай Бог, чтобы я была не права.

- Да ну... Не хочу я сейчас разговаривать с ним...

- Зачем разговаривать? Ты только изображение включишь. Он нас не увидит.

- Ну хорошо, - сдался я безо всякой охоты. - Только сначала давай кордон минуем.

- Какой ещё "кордон"?

- Ну эту... как её там?.. Шпиёнку штатную?

- Ах, ты вот о чём! Соседка! - догадалась Настя. - Да наплевать! Буду я отчитываться перед всеми! Тем более - мы уже законные жених и невеста! - Последние слова Настя произнесла нарочито громко. - Ну как, все слышали? - лукаво огляделась она. Но её старания были, видимо, напрасны: нас услышало только эхо в подъезде, гулко разнеся её слова по всем закоулкам.

Я улыбнулся и хотел её поцеловать, но зацепился ногой за ступеньку и мы чуть не упали. Рассмеявшись, мы весело ввалились домой. Соседке придётся выговор объявить с занесением: в ответственный момент она отсутствовала на боевом посту! Теперь весь день больной буду ходить.


*****

Настя оказалась права почти во всём. Я сам ожидал увидеть нечто подобное и возражал только для формы.

Когда на экране возникло изображение внутреннего "убранства" Игоревых апартаментов, нашу комнату заполонил гомон пьяной компании. Дым стоял коромыслом, на полу - батарея пустых бутылок, окурки, обрывки газет и пакетов, в которые, видимо, заворачивали закуску, и на пустых ящиках сидело и полулежало, а то и вовсе лежало, свернувшись калачиком в углу на автохламе, человек десять барыг, всех разом говорящих и смачно перемежавших свою речь отборным матом. Я не сразу заметил Игоря в толпе. Он сидел в самом углу на том месте, где мы с ним чаевали, рядом примостился какой-то мужик, старательно сохранявший вертикальное положение тела. Лицо Игоря было трудно узнать: всё в ссадинах и кровоподтёках, левый глаз украшал фиолетовый синяк. Он сидел мрачнее тучи и, размазывая сопли, жаловался соседу:

- Не, ты послушай, Толян! Сам же, сволочь, пил со мной на мои же деньги, мне же морду набил и меня же и грабанул!..

Больше ни сил, ни желания смотреть у меня не было. Противно.

- Убедился? - Настя подсела ко мне на краешек кресла и ласково потрепала по затылку. - Эх ты, благодетель! "Дело он своё откроет"! Как же! Разбежался! Ты предоставил ему великолепнейшую возможность стать на ноги, а он подавился твоей наживкой. Теперь иди, ищи эти деньги! И у меня такое предчувствие, что эта история ещё не закончена. Кто-нибудь попадётся с его деньгами и покажет на него. А он - на тебя.

- И что теперь? - мрачно поинтересовался я.

- Я уже говорила: положим деньги назад. А те, что Игорь профукал, займём у мафиози. Пусть номера будут не те, но наличность-то останется нетронутой. Как было десять лимонов, так десять и останутся. Им только и работы будет, чтобы выяснить, кто это над ними так "подшутил".

Я слегка воспрял духом:

- Ну, тогда поехали?

- Заводи! - в тон мне ответила Настя.

Я разбудил Сезама и спросил у неё:

- А куда?

- Давай поближе к Москве. Там есть одна хитрая дачка, неприметная такая. - Она в предвкушении даже ладони потёрла. - Бандиты там прочно окопались. Вот мы сейчас и лишим их, так сказать, материальной базы.

- А кто такие? - спросил я, направляя полёт на север.

- Понятия не имею, - пожала она плечами. - Фамилии у них я не спрашивала, но рожи точно любовь не источают. Вооружены до зубов, охрана - на каждом сантиметре. Видать, важная птичка обитает в этой клетке, если его такие мордовороты стерегут.

Земля стремительно неслась под нами.

- Немного повыше, - попросила Настя, - а то не разобрать, всё сливается в однообразную серую массу.

Я повиновался. Обзор стал значительно лучше. Земля кое-где белела пятнами раннего снега, проглядывавшего сквозь облачные завихрения циклона. Города выделялись на фоне снежного покрова тёмными полосами отнесённого ветром в сторону и выпавшего в осадок смога. Чем севернее мы продвигались, тем всё более поверхность земли затягивал облачный покров царствовавшего над Русской равниной исполинского циклона.

- Мы и Москвы-то не увидим среди облаков, - с беспокойством заметил я, поглядывая на своего поводыря.

Но Настя не разделяла моей тревоги. Видать, такие странствия ей были не в диковинку.

- Да вот же она, Москва-то! - указала она вперёд на пятно, выползавшее из-за горизонта и видневшееся в разрыве между космами облаков. - Вон, видишь тот отросток? Это один из пригородов. Давай туда!

Я направил полёт в указанное место и уже через несколько секунд мы неслись над оживлённой автострадой, с обоих сторон окружённой густым лесом.

- Сверни сюда, - указала Настя на одну из просёлочных дорог, ответвлявшихся от основной магистрали. - Теперь прямо... Да-да, вот сюда... Видишь тот особняк?

Домик, конечно, впечатлял, выделяясь среди остальных дачных построек. Не размерами, нет - качеством отделки и вычурным изяществом форм. Кряжистые дубы, среди которых прятался "домик", хоть и подрастеряли летнее убранство, но их величие от этого ничуть не пострадало. Их мощные ветви старательно закрывали крышу особняка от посторонних глаз. Летом им это удавалось, наверное, намного лучше, чем сейчас.

Охраны в доме было сверх меры. Мы проникли на чердак, а оттуда просочились на верхний этаж.

- Вот здесь, - ткнула Настя пальцем в неприметную дверь. Рядом с нею скучали два необъёмных бугая с автоматами, казавшихся в их руках игрушками. Больше никого поблизости мы не увидели. Почему-то именно этот участок дома охраняли только эти двое. Вероятно, особо доверенные лица. Хотя к их физиономиям это слово менее всего подходило. Настя была права: любовью они не дышали.

- Давай вперёд, - сразу перешла Настя на шёпот, будто головорезы могли и впрямь нас услышать. Я, кстати, был ничем не лучше, тоже ощущая напряжение.

Мы проникли сквозь дверь прямо над головами ни о чём не подозревающих охранников и сразу упёрлись в здоровенный сейф.

- Вскрывай! - одними губами сказала Настя.

Я совместил плоскость экрана с передней стеной сейфа и она растворилась в воздухе, предоставив нашему взору его внутренность, набитую безобразным количеством денег.

- А это что? - прошептал я, указывая на нижнюю часть сейфа, где примостились аккуратно сложенные коробочки разных размеров.

- Потом разберёмся, - ответила Настя. Забираем всё: второго раза не будет. Они сменят квартиру.

Дважды повторять мне не требовалось. Открыв проход, мы стали складывать содержимое сейфа себе под ноги. Я было думал, что управимся с этим быстро, но денег было очень много, а спешить было нельзя: охрана могла проявить интерес к возне внутри сейфа. На мышей её точно не спишут.

Наконец, последняя коробочка перекочевала на нашу сторону и я поспешил дать браслету отбой.

Мы облегчённо и шумно вздохнули.

- Славненько поработали! - прозвучал прямо над моим ухом ехидный голос Лори. Я вздрогнул. - Вижу деловой подход!

И когда только этот лопоухий проныра появился в комнате? Да ещё и расположился чуть ли не на загривке у меня!

- Ну так что же в этих коробочках-то? - протянул он лапу к одной из них. - Золото? Бриллианты?

Но тут же получил от Насти пачкой сотенных по лбу:

- Не встревай!

Мы сидели перед кучей денег, переводя дух. Что ни говори, а занятие опасное. Если не для меня, то для Насти - точно. Эти гориллы, не раздумывая, пустят оружие в ход при первом же подозрении. У меня запоздало поползли мурашки по спине при мысли, что могло бы случиться, не будь охрана настолько беспечной и уверенной в себе.

Настя, видимо, уловила мои мысли и предложила свой взгляд на события:

- Ты только представь, как они "обрадуются", когда обнаружат пропажу!

- Бедняги! - посочувствовал я страдальческим голосом.

- Нашёл кого жалеть! - Как видно, с юмором у Лори дела обстояли неважно. - Зато мы теперь - самые богатые!

- "Мы"? - переспросила Настя. - А ты-то здесь при чём?

- Как? - искренне удивился он. - А за работу мне ничего не причитается?

Мы переглянулись.

- За какую ещё "работу"?

- Неблагодарные! - возопил Лори, воздевая лапы к потолку. - Вы даже и внимания не обратили, как я изо всех сил хранил молчание! А ведь я мог бы...

- Ах ты!.. - Настя стащила с ноги тапочек и хотела запустить им в нахала, но того и след простыл. Только дверь хлопнула. - Шантажист! - крикнула она ему вслед. - Попадись ты мне! - Кровь бросилась ей в лицо.

- Тихо-тихо-тихо... - Я ласково погладил её по руке, державшей орудие возмездия, завладел им и, наклонившись, стал надевать ей его на ногу. Настя моя сразу же обмякла.

- Как интересно... - промурлыкала она тихонько, чуть-чуть вздрагивая от каждого прикосновения моих рук.

Покончив с этим увлекательным занятием, я выпрямился и, как ни в чём не бывало, спросил:

- На кой ты его держишь, если так ненавидишь?

Она похлопала ресницами, вникая в смысл сказанного, и махнула:

- Так это дед в нём души не чаял. А мне он как-то... Игрушка. Но с твоим появлением его будто черти стали жучить: обнаглел до неузнаваемости! - У неё опять стали гневно сходиться брови на переносице.

- Ну-ну, успокойся. - Я притянул её к себе. - Давай-ка лучше посмотрим, чего нам Бог послал?

Я открыл одну из коробок и Настя ахнула: на мягкой подушечке лежало изумительной работы бриллиантовое колье. Она бережно взяла его в руки и, подойдя к зеркалу, примерила.

- Ну и как? - повернулась она ко мне.

Я молча показал большой палец: отлично, мол. Сказать по правде, к побрякушкам подобного рода я равнодушен, воспринимая их чисто как эквивалент большой суммы, но тут я был вынужден признать, что "побрякушка" оказалась ей очень даже к лицу.

Меня вдруг осенило:

- А давай я твой портрет нарисую?

Она просияла:

- Прям вот с этим?

- Не только.

Я стал вскрывать другие коробки. Чего-чего там только не было! Прав был наш вислоухий квартирант: и золото, и бриллианты. Многим "игрушкам" я и названия-то не знал. Зато женское чутьё без колебаний подсказало Насте, что и куда надо нацепить. В её глазах появился какой-то загадочный блеск, значения которого я сразу не уразумел. Только потом, когда она, завершив свой импровизированный туалет, предстала передо мной во всём великолепии, ничуть не переступив ту грань, что зовётся чувством меры, я понял, что означало выражение её глаз: это было желание блистать! Желание, не чуждое, наверное, ни одной женщине. Она прохаживалась передо мной с важной миной на лице, позвякивая дорогими безделушками. Ну ни дать, ни взять - царица Савская!

- Не, - покачал я головой. - Это не моя Настя.

- Как это? - высокомерно подбоченилась она, приподняв одну бровь.

- Да у тебя даже выражение лица изменилось - стало надменным и холодным, - сказал я, отводя глаза, и нарочно повторил: - Не, не моя...

- Да ну тебя! - В голосе её появилась тревога и, быстро поскидав с себя все украшения, она присела у моих ног и заглянула в лицо: - А теперь твоя?

Передо мной опять была ласковая кошечка. Я улыбнулся и поцеловал её в полуоткрытые губы.

- Вот теперь тебя опять хочется любить.

- Ну так люби... - Глаза её повлажнели и томно прикрылись в ожидании ласки.

Я молча подхватил её на руки и понёс на диван...


*****

Чтобы хоть как-то привести свои растрёпанные чувства и мысли в некое подобие порядка, я поставил на плиту чайник и подошёл к проигрывателю.

- Послушаем чего-нибудь?

Настя молча кивнула, всё ещё лежа на постели в изящно-расслабленной позе. Меня она уже ничуть не стеснялась, предоставив ненасытным глазам моим лицезреть своё прекрасное тело, прикрыв лишь бёдра уголком пледа.

- А чего бы ты хотела?

В ответ она томно улыбнулась и слегка пошевелила пальцами рук: мол, сам думай, мне всё равно.

Я решил продолжить знакомство с классической музыкой. Да и настроение было соответственным: хотелось чего-то умиротворяющего. Я наугад вытащил пластинку и прочитал на конверте: "Римский-Корсаков. Шехерезада". Я улыбнулся: как нарочно! Рядом - Шехрезада, на пластинке - она же.

Музыка вновь увлекла меня, унося на своих накатывающихся волнах в туманную страну грёз. Я тихо подсел к Насте. Она закрыла глаза и молча предавалась двойному наслаждению. Было так тихо и покойно после пережитых страстей...

Очарование момента разрушил настойчиво зазвучавший из кухни свист чайника. К слову сказать, я о нём совсем позабыл.

Когда я вернулся с подносом, Настя, уже одетая, была на ногах и приводила себя перед зеркалом в порядок.

- Ну что, котик мой, - глянула она на меня из зеркала, - продолжим наше супер-ограбление?

Я пожал плечами: какой вопрос?

- Давай только "обмоем" энто дело, - сказал я, разливая заварку по бокалам. - Только вот... чем бы нам подсластить?

- Ах ты мой сладкоежка! - рассмеялась она и, чмокнув меня в щёку, направилась на кухню. - Сейчас найдём!

Но спустя некоторое время она вышла оттуда обескураженная:

- Лори слопал все припасы...

- Вот и я ничего не нашёл. Ладно, - сказал я и позвал Сезама. - Сейчас чего-нибудь придумаем.

На экране высветилась кухня моего логова. Я ступил через порог и достал из холодильника кулёк с конфетами, тот самый, что ночью спёр из магазина.

- Ишь, как удобно! - довольно сказал я, садясь за стол, когда экран едва слышно фукнул и исчез.

Настя, молча наблюдавшая за моими действиями, только улыбнулась: я начинал свыкаться с браслетом и входить во вкус.

Лори к чаепитию так и не появился, видимо, помня о Настиной угрозе. Из его берлоги приглушённо доносились звуки стрельбы, да смачные удары по чьим-то резиновым физиономиям, сопровождаемые воинственными выкриками и гнусавым голосом переводчика.

- Каратист! - усмехнулась Настя. - Усиленно готовится.

- К чему?

- К должности императора! - И, увидев, что я в ответ вылупил глаза, пояснила: - На престол готовится парень взойти. Ничуть не меньше. Лично я так поняла его россказни о своих, как он выражается, великих планах. Ты думаешь, зачем ему золото понадобилось?

- Зачем?

- Смущать своих подданных!

- Мне помнится, ты говорила, что на их планете нет цивилизации. А для того, чтобы кого-то смутить видом золота, надо для начала хотя бы объяснить, что оно - ценность. А если его гипотетические подданные не знают цену золоту, так откуда же возьмется уважение к нему, как к эквиваленту богатства?

- Долго ли умеючи?.. И вообще - ну его! У нас есть дела и поважнее. Али я не права? - с хитрой усмешкой подалась она вперёд.

- Значит, приступаем к выполнению моего плана?

- Это насчёт друзей-то?

- Да нет же! - улыбнулся я. - Друзья столько лет ждали и ещё денёк подождут. Я насчет того, чтоб на море махнуть.

- А что?.. - Она встала, выгнула спину и сладко потянулась. - Опосля трудов-то праведных... - И опять глаза сказали больше, чем язык. - Тогда я хоть купальник найду...

- А зачем? - Я скользнул по её фигурке и плотоядно облизнулся. - Устроим дикий пляж в укромном местечке. М? Только ты и я... И в целом свете - никого! Представляешь?

Она прищурилась и смущенно погрозила пальчиком:

- Неугомонный! И всё-то ему мало!

- Ты против? - с деланным изумлением отшатнулся я.

- Я? - скользнула она ко мне на колени и жарко дохнула в ухо: - А сам-то как думаешь?..


*****

Средиземное море встретило нас ласковой мягкой погодой. Было невыразимо приятно оказаться в лучах по-летнему яркого солнца после осенней мерзости наших широт. Тёплые волны призывно лизали наши ноги, унося песчинки и вновь бросая их пригоршнями.

Мы выбрали местечко как можно дальше от людских глаз. Это оказалось делом нелёгким, но мы его нашли, остановив свой выбор на африканском побережье в одном из диких закутков, куда, как нам показалось, обычных смертных занести никак не могло. Пустыня, раскинувшаяся на многие сотни километров позади нас, надёжно охраняла подступы к бухте, где мы бросили якорь. Местечко было окружено грядой серо-зелёных скал, поднимавшихся из воды на добрых полсотни метров. Идеальное убежище от мирских забот. Правда, оно, это убежище, не могло предоставить никаких средств к существованию, но, сами понимаете, нас это не смущало.

Лёгкий ветерок шевелил распущенные по спине волосы Насти. Закинув руки за голову, она стояла у кромки воды и наслаждалась безмятежным покоем, разлитым в природе. Тело её, будто выточенное из куска розового мрамора, не давало мне возможности отвести глаза. Я упивался дивным зрелищем: морской пейзаж заметно выигрывал присутствием на берегу обнажённой девушки.

- Боже, как здесь хорошо! - Настя плюхнулась в песок рядом со мной и положила голову мне на плечо, тихонько мурлыкая: - Я ещё никогда не была так счастлива!.. Никогда!.. Ты подарил мне столько... всего... Я за всю жизнь... ничего подобного...

Море мерно шумело, убаюкивая. Волны накатывались на песок и с шипением откатывались назад. Некоторым из них удавалось достичь наших ступней и тёплая вода приятно щекотала их.

- Между прочим, я на море никогда и не была вот так, по-настоящему, - Настя повернула лицо ко мне. - Сегодня - первый раз.

- Как же так? - удивился я. - Ведь у вас же был браслет!

- Ну и что? - Она набрала горсть песку и высыпала его мне на грудь. - У меня не было тебя. Не с дедом же?..

- А он говорил, что ты брала у него браслет. Иногда.

- Только для того, - она водила пальчиком по моей груди, рисуя узоры, - чтоб тебя повидать. - Она нежно тронула губами мою щёку. - Если ты думаешь, что я путешествовала по свету, то ты глубоко заблуждаешься. Во-первых, я ужасная трусиха. Я и из дому-то почти не выходила. А если и была где, так только по делу - деду помогала. - Она озорно блеснула глазами: - Грабежом занимались! Жить-то надо!

Я пропустил её оправдание мимо ушей и задумчиво покачал головой:

- Сдаётся мне, что дед не всё мне рассказал о возможностях браслета. Вот, к примеру, его способность отвечать на вопросы и вообще - выдавать информацию. Или вот о возможности психического внушения, которую приобретает обладатель браслета? Этого дед тоже не говорил.

- По-моему, он просто не успел, - повела плечом Настя. - Если честно, я до сих пор не могу понять, чем была вызвана спешка с его уходом? Как на пожар... Будто за ним кто гнался...

- Не хотел, чтобы мы были свидетелями агонии...

- Да кто его заставлял браслет снимать? Мы бы и так поладили, - она хитро взглянула мне в глаза. - Ведь правда же?

- Сама знаешь. - Моя рука самостоятельно производила тщательную инспекцию всех округлостей и покатостей её податливого тела. - Я был пленён тобою в первое же мгновение. Только осознал это чуть позже...

- Да, - вздохнула она, - остаётся только догадываться... ай!.. о всех его... возможностях... - Это "ай!" относилось к особо активной разведке моей руки. Глаза её затуманились и прикрылись отяжелевшими веками.

Меня вдруг осенило:

- Слушай! - Я даже привстал на локте, отчего её голова съехала на песок. - А почему бы нам не спросить об этом у него самого?

Настя посмотрела осоловевшими глазами и спросила:

- Кого?

- Да браслета же!

Она разочарованно вздохнула и сказала:

- Попробуй...

Я, конечно, понимал, чем было вызвано её равнодушие к интересующему меня вопросу, но поделать с собой я ничего не мог: уж очень захватила меня новая мысль. А наверстать упущенное мы ещё успеем с лихвой. Я ей об этом сказал, но, похоже, мои соображения на этот счёт её не совсем удовлетворили, но виду она не подала. Вот и умница!

Я поудобнее устроился на песке, Настя положила голову мне на колени и я начал:

- Сезам!

Перед нами в воздухе на фоне голубого неба появилась светящаяся рамка.

- Поговорить надо.

Появилась надпись:

"Слушаю".

Настя заинтересованно подобралась: похоже, что такое она видела впервые.

- Мне нужен полный перечень твоих возможностей. Это реально?

Буквы перегруппировались и сложились в короткое "Да".

- Ну, тогда приступай!

Экран мгновенно заполнился мелким шрифтом, сложившимся в список из двенадцати пунктов. Я стал читать вслух:

- "Первое: телепортация". - Я кивнул: - С этим мы уже знакомы. "Второе: абсолютная защита". В этом я тоже убедился. "Третье: биологическая консервация", - я хмыкнул: - звучит как-то не того... Но, в принципе, тоже знакомо. "Четвёртое: перенос во времени (визуальный)" Знаю, - кивнул я. - Дед говорил. А вот с пятым пунктом, - улыбнулся я, - мне пришлось познакомиться в первую очередь. - В списке под номером "пять" значилось: "телепатия". Настя с лукавой усмешкой потёрлась о моё колено, но ничего не сказала. А я продолжал читать: - "Шестое: гипноз". Надо полагать, это то самое, что свело нас вместе? - Настя согласно кивнула, а я в этот момент узрел пункт седьмой и не удержался, чтобы не воскликнуть: - Вот это да! Настенька, ты только посмотри, что здесь написано: "левитация"! - Я в приливе чувств крепко обнял её, едва не задушив. - Нет, ты представляешь?!

- А что здесь такого? - Она вовсе не разделяла моего восторга.

- Да ты хоть понимаешь, что это такое?! - Я поймал себя на том, что почти кричу.

Она поморщилась:

- Смутно...

- Это же способность летать без каких бы то ни было приспособлений! Вот что это такое! Как во сне: оттолкнулся и - полетел!

- Н-да? - неопределённо покосилась она, явно не разделяя моей радости. Скорее, даже наоборот.

- Вот сейчас мы это и проверим! - Я бережно снял Настину голову со своих коленей и обратился к браслету: - Сезамчик, миленький, а как это делается?

"Миленький" погасил список и высветил другую надпись:

"Надо только представить".

- Понял, - кивнул я и зажмурился, силясь вообразить себя поднимающимся в воздух.

И тут произошло то самое невероятное, много раз виденное мною во снах, вызывавших лишь тоскливую зависть наяву: я почувствовал, что земля уходит у меня из-под ног!

Я открыл глаза: действительно, местность плавно уходила вниз. Настя в прежней позе сидела на песке, чуть откинувшись назад и опёршись на руки, и напряжённо следила за мной.

Моё вознесение было настолько нереальным, что я вздрогнул, как это бывает во сне. Но не проснулся и не упал с кровати - подъём продолжался. Сердце сладко замирало.

Я поднялся уже метров на двадцать, когда снизу послышался жалобный голос Насти:

- Миленький, ну не надо!.. Страшно мне!..

"Ну и ладно, - удовлетворённо подумал я. - На первый раз достаточно".

Ноги мои мягко коснулись песка точно в том же месте, откуда начался взлёт. Настя вскочила и, как безумная, кинулась мне на шею, крепко сжав в объятиях.

- Я так испугалась!.. - дрожащим голосом пробормотала она чуть слышно.

- Глупенькая, что ж тут страшного? - Я гладил её по спине, всё ещё переживая сладостное ощущение от полёта. - Ведь это так здорово!

- Нет-нет-нет-нет! - трясла она головой, прижимаясь ко мне всем телом. - Не бросай меня здесь одну!

И тут мне захотелось поозорничать.

- Хорошо, - сказал я и, проведя руками вниз по её спине, подхватил под ягодицы. Она послушно обхватила меня ногами, истолковав мои намерения несколько своеобразно. Но у меня и мыслях не было ничего такого. Я подал команду браслету, и в таком интересном положении мы взмыли ввысь. Настя испуганно взвизгнула и, затаив дыхание, ещё крепче прижалась ко мне.

Горячий ветер засвистел у нас в ушах. Я направил полёт в сторону моря. Сначала мы летели на большой высоте, метрах в пятидесяти над водой. Потом повернули к берегу и понеслись над ней, распугивая чаек и едва не цепляя за гребешки волн. Ближе к побережью вновь набрали высоту, чтобы не разбиться о скалы, подковой огибающие облюбованное нами место.

И только тут я обратил внимание, что тело Насти бьёт крупная дрожь.

- Тебе холодно? - спросил я, сбавляя скорость.

- Н-нет.. - тряся головой, выдавила она из себя через силу. - Я б-боюсь!..

Я совсем остановился и мы неподвижно зависли на большой высоте над диким нагромождением прибрежных скал.

- Чего ты боишься? - Я ласково заглянул ей в глаза и поцеловал в крепко сжатые губы. Но ласка не подействовала. Тело её продолжало сотрясаться и глаза, неотрывно и напряжённо смотрящие прямо на меня, ничего, кроме страха не выражали.

- В-выс-соты б-боюсь!.. - страшным шёпотом выдохнула она.

Я понял, что сотворил очередную глупость. Мог бы для начала и поинтересоваться. Тупица!

Я стал медленно опускаться, крепко обнимая драгоценную ношу.

И вот наконец я почувствовал, что прочно стою на песке. Но Настя продолжала висеть на мне, крепко вцепившись руками и обхватив ногами.

- Настенька, - шепнул я ей на ухо, - всё, мы уже на земле!

Но она только дёрнула плечом, не собираясь отпускать меня из своих объятий. Требовался эмоциональный допинг положительного качества.

Сев с нею на песок, я стал покрывать её лицо поцелуями и ласкать руками её напрягшееся тело. Постепенно дрожь утихла, Настя моя оттаяла и, подставив мне полуоткрытые губы, всё так же молча легла на спину, увлекая меня за собою...


*****


- Ты, пожалуйста, так больше не шути, - серьёзно сказала Настя, сидя на песке и пытаясь привести причёску в порядок. - А то у меня от таких сюрпризов может сердце разорваться.

- Прости дурака, - погладил я её по спине. - От радости в зобу дыханье спёрло.

- Радость! - язвительно хмыкнула она.

- Сколько себя помню, - оправдывался я, - всегда мечтал о таком полёте. Я и во сне часто летаю. Да только вздрагиваю и просыпаюсь. Вздрагиваю, скорее всего не от страха, нет. А от переполняющей душу радости. Однако, просыпаюсь и охватывает жуткое разочарование. И вот теперь, когда вдруг выяснилось, что я в состоянии воплотить свою мечту наяву, я просто потерял голову. Тем более, - опять стал я оправдываться, - ты сама сказала, чтобы я тебя одну не оставлял...

- Ты меня неправильно понял. Кататься я вовсе не собиралась. Я высоты страх как боюсь!

- А как же полёт в Подмосковье? Да и сюда? Я что-то и тени страха не приметил.

- Ну так это ж совсем другое дело! - проговорила она уже совсем другим голосом, в котором была уверенность. - Там я точно знала, что никуда не лечу, а сижу дома. Это ж ведь как по телевизору. Да и привыкла я уж к таким-то путешествиям.

Я улыбнулся. Как же быстро человек ко всему привыкает! Даже к таким вот чудесам. Что уж там говорить о Насте, она давно живёт этим, но вот я и то уже сжился с ощущением своей полной защищённости и безнаказанности. А ведь я ещё и не все свои возможности знаю.

Кстати, о птичках!

- Слушай, мы ведь остановились только на седьмом пункте! Давай, всё-таки, глянем, что мы ещё в состоянии натворить?

Она поморщилась:

- Только на мне больше не экспериментируй...

- Ради Бога! Мне и одного раза хватило! - Я сел поближе и обнял её за плечи. - Вот так. Прижмись ко мне и ничего не бойся. Я с тобой.

Она глубоко вздохнула и повела бровями: мол, что с тебя брать?

Индульгенция была получена и я, радостно предвкушая новые чудеса, окликнул "раба лампы":

- Сезамчик! Перечень возможностей, пожалуйста!

Вспыхнул экран со знакомым списком из двенадцати строк.

- Ты с ним разговариваешь, как с равным. "Сезамчик"! - с изрядной долей ехидства передразнила Настя. - Дед с ним не церемонился, общался только приказным порядком.

- Вежливость - она никогда не мешает. Доброе слово и кошке приятно! - с улыбкой парировал я и обратился к списку: - Итак, номер семь - левитация!

- Это мы уже выяснили, - поёжилась Настя.

- Ну-ну! - Я слегка потрепал её по плечу. - Дыши ровнее. "Номер восемь, - прочитал я, - биоэнергетика. Это мне понятно.

- А мне - нет! - капризно заявила она.

Я пояснил:

- Лекарь я таперича. Лечить могу руками. И даже одним своим присутствием.

- М-м... Ну, положим, это я уже почувствовала, - со значением выгнула она одну бровь.

Я не стал уточнять, что имел в виду несколько иной аспект данного вопроса, а только чмокнул её в щёку и продолжил:

- "Номер девять - телекинез". Вот это да! - восхищённо воскликнул я, а Настя мгновенно насторожилась:

- Что это?

- Это, моя хорошая, способность энергией мысли перемещать предметы! Вот, смотри, - я указал на верхушку одной из скал. - Видишь тот камешек? Сейчас я попробую перенести его на другое место.

- Опять летать будешь? - нахмурилась Настя.

Я рассмеялся:

- Даже с места не сдвинусь! Смотри!

Обломок скалы, весом никак не меньше полутонны, примостившийся меж двух каменных исполинов, вдруг легко взмыл вверх и, стремительно пролетев высоко над нашими головами, с громким всплеском бултыхнулся в море метрах в пятидесяти от нас. Поднялась большая волна, докатилась до берега и окатила нас с головы до ног.

- Ой... - только и смог вымолвить я, виновато смотря, как Настя отжимает подсохшие было волосы. - Опять я...

Но она неожиданно расхохоталась:

- Я и так собиралась окунуться, а тут море само к нам прибежало! - Она закрутила волосы на затылке, загадочным образом закрепив их, и кивнула: - Не обращай внимания. Продолжай, экспериментатор ты мой!

Я горестно вздохнул. Правда, больше для виду, чем действительно сожалея о содеянном, и повернулся к экрану, терпеливо дожидавшемуся, пока нерасторопный хозяин вновь обратит на него свой заинтересованный взгляд. И он его обратил:

- Так. Идём дальше: "Номер десять - материализация ментальных конструкций".

- Галиматья какая-то, - пожала Настя плечами.

- Не скажи! - загадочно улыбнулся я. - Ой, не скажи! Я, кажется, догадываюсь... Сезам!

Список корова языком слизала, а на его месте теперь красовалось одно-единственное слово:

"Слушаю".

- Объясни значение пункта "десять". Только попроще.

Верный Сезам выдал текст следующего содержания:

"Воплощение в материальные формы объектов воображаемого мира".

- Так я и думал! - обрадованно повернулся я к Насте. - Щас изобразим!

Я закрыл глаза и довольно живо представил богато сервированный стол. Это было первое, что пришло в голову. Наверное, потому, что уже основательно гребло в желудке.

Настя сдавленно ойкнула и я открыл глаза.

Прямо перед нами стоял именно тот стол с разнообразной снедью, который я себе и представлял. В середине его на подносе красовался огромнейший, изнывающий от нестерпимого желания быть съеденным, торт, изукрашенный разноцветными вензелями из крема. Рядом приютились тарелочки с разнообразными салатами, икрами, тонко нарезанными колбасами и сырами самых разных сортов и видов. Среди них, млея от собственной переспелости, раскинул по подносу уже нарезанные дольки бессовестно аппетитный на вид полосатый арбуз. По другую сторону царственного торта, занимавшего главенствующее положение на столе, стояла вычурного вида ваза, доверху наполненная отборными апельсинами, один вид которых заставлял предполагать, что таких по размеру плодов и в природе-то не бывает. Короче, всего и не перечислить. Кажется, присутствовало даже и то, что я и не заказывал. Например, финики. Но это только кажется. Раз название мне было знакомо, значит браслет выудил у меня их вид из подсознания, так как плоды эти ассоциировались у меня с чем-то изысканным, когда я делал свой заказ.

- Откуда это? - Настя испуганно смотрела на мою довольную физиономию.

- Отсюда, - постучал я пальцем по лбу. - Те самые "ментальные конструкции".

Медленно ступая, будто подкрадываясь, она подошла к моему творению и недоверчиво ткнула пальчиком в арбузную мякоть. Сок ручейком полился на поднос.

- И что? Оно... съедобно? - недоверчиво спросила она.

- Ну... Вероятно... - Я был поражён не меньше её. Только не фактом появления на морском берегу невесть откуда взявшегося стола с царским угощением, а той лёгкостью, с которой проделал браслет сей фокус. Оставалось только проверить качество исполнения заказа, чем я немедля и занялся, хотя заранее и не сомневался в нём. Я смело взял ту дольку, которую только что испытывала на прочность Настя, и впился в неё зубами. - М-м! - протянул я, блаженно жмурясь от удовольствия. - Какая вещь! Попробуй! - Арбуз, действительно, оказался достойным самых высоких похвал.

Настя всё ещё не решалась.

- Это бред какой-то! - пробормотала она, наблюдая, как я расправлялся с арбузной долькой. - Скатерть-самобранка...

- На! - протянул я ей другую дольку, счастливо улыбаясь. - А то так и с голоду помрёшь!

Она осторожно откусила кусочек прямо из моих рук, и на лице её отразилось сначала удивление, а потом и откровенное удовольствие.

- А ничё! - сверкнула она глазами.

Арбуз мы живо уговорили. Он ведь сам того хотел.

Оглянувшись вокруг, Настя деловито осведомилась:

- Это всё хорошо. Стол есть. На столе - тоже есть. А вот сидеть-то на чём?

- Понял, - кивнул я, представил себе два таких же, как в её квартире, кресла и, когда они мгновенно материализовались рядом с нами, спросил: - Устроит?

- Ну и ну! - только и сказала она, осторожно опускаясь на краешек сиденья, словно боясь, что это мираж. Но кресло было осязаемым и упругим. - Это прямо как в сказке... - зачарованно прошептала она, глядя на меня сияющими глазами. - Я ничего подобного от деда не слыхала...

- Будем считать, что это наше маленькое открытие! - сказал я, довольно разваливаясь в кресле. - Но мне не верится, что он за две тысячи лет пользования этим прибором так и...

- Говорю же тебе! - перебила она меня. - При мне ничего такого не бывало! Уж чего-чего, а заготовками съестного мы с дедом частенько занимались, но всё это добывалось где угодно, но только не отсюда, - она постучала себе по лбу. - Честно говорю, я сильно удивлена...

Трапеза наша затянулась. Голода мы уже не чувствовали и только пробовали всего понемножку.

- Знать не будем, отчего и помрём! - смеялась Настя.

Наконец, мы осоловели от еды. Желудки пищи больше не принимали.

- Всё, Сезам, отбой! - сказал я, лениво поведя рукой и откидываясь на спинку кресла.

И тут же мы оба шлёпнулись на песок. Стол с яствами исчез, однако с ним вместе и оба кресла испарились! Отбой, значит всему отбой!

- Опять не подумал... - озадаченно почесал я в затылке.

Мы посмотрели друг на друга и расхохотались.

- Ещё, как видишь, не волшебник, - пожал я плечами. - Только учусь...

Настя поднялась и, явно искушая меня, сладко потянулась. Потом, озорно кося глазом через плечо, сказала:

- Так, товарищ "ещё не волшебник", пошли, искупнёмся ещё разок и будем поворачивать до дому. Вон уж и солнышко баюшки собирается.

- Баба Яга против! - заявил я, поднимаясь и подходя к ней сзади. - Нас там никто не ждёт. - Обхватив её за талию, я крепко прижал её тело к своему и, жарко дыша на ухо, тихо спросил: - Зачем нам домой-то? М-м?

Она потёрлась носом о мою щёку и сказала:

- Дело в том, что солнышко сядет и будет холодно. А на нас, - она поддела меня своей соблазнительной попкой, исподтишка наблюдая, какой это произведёт эффект, - а на нас - хоть бы ниточка...

Жаркая волна захлестнула меня и, уже в полузабытьи разгорающейся страсти, я прошептал:

- Будет холодно - чего-нибудь придумаем...


*****


Море приятно охладило наши разгорячённые тела. Наигравшись вволю, мы вылезли из воды и буквально попадали в песок. Блаженство растекалось по всему телу. Было очень тихо. Едва слышимый плеск волн только подчёркивал тишину. Слабый ветерок, дувший весь день со стороны моря, утих совсем. Солнце утонуло в море и темнота как-то незаметно подкралась к нам со всех сторон.

- Звери здесь не водятся? - боязливо поёжилась Настя, с опаской вглядываясь в темноту.

- Понятия не имею, - отозвался я как можно беззаботнее и добавил: - "Нам ли растекаться слёзной лужей?"

- А мне всё-таки страшно... - Она подползла поближе и прижалась ко мне. - Хоть бы луна выглянула...

- Всё в наших силах! - загадочно улыбнулся я в темноту.

- Что "всё"? - удивилась Настя. - Уж не хочешь ли ты сказать, что раньше времени луну из-за горизонта вытащишь?

- Ну уж, скажешь тоже! Вот, смотри! - Я протянул руку в темноту.

Браслет, как всегда, оказался на высоте, в точности исполнив мой заказ. На сей раз перед своим мысленным взором я вызвал виденный мною однажды в каком-то фильме-сказке восточный шатёр, подсвеченный изнутри светом факелов. И перед нами мгновенно возникла абсолютная копия моей мысленной картинки. Даже левая часть полога была чуть приподнята, как бы приглашая внутрь.

Настя охнула.

- Как тебе гнёздышко? - не без гордости спросил я. - Заглянуть не желаешь?

- Желаю... - пролепетала Настя, смотря на творение моей мысли широко раскрытыми глазами. Она медленно поднялась, подошла к шатру и приподняла полог, прикрывавший вход. - Вот это да!.. - только и смогла вымолвить она.

Я тоже с любопытством заглянул через её плечо.

Внутреннее убранство шатра превосходило все мыслимые ожидания. Пол и задняя стена, возле которой стояла низкая тахта, покрытая звериными шкурами неизвестного мне происхождения, были задрапированы коврами великолепной работы с ворсом никак не меньше десяти сантиметров толщиной. Посередине помещения стоял красиво инкрустированный столик с резными ножками, уставленный, надо полагать, восточными сладостями. Халва, казенаки, щербет и что-то ещё, названия чему я, к своему удивлению, не знал, теснились вокруг сосуда, формой своей больше напоминавшего женскую фигуру. Сбоку притулился поднос с виноградом, ягоды которого чуть не лопались от спелости. Одна кисть свесилась с подноса вниз и была настолько велика, что едва не доставала до полу.

- Ну, чего ж ты? - подтолкнул я легонько обомлевшую Настю.

- Да это... Неудобно как-то... - смутилась она. - Ноги...

- Что "ноги"?

- Песок на ногах...

В ответ я только расхохотался.

Она мельком покосилась на меня и осторожно ступила на ковёр. Обойдя столик со сладостями, она присела на краешек тахты и, проведя ладонью по шкуре, устилавшей её, сказала:

- Как в сказке...

- И ты в ней - Шахразада! - Я подошёл к столику, вытянул за хвостик одну из кистей винограда и протянул Насте: - Угощайся, восточная красавица!

Она отщипнула одну ягодку, озираясь вокруг.

- А это зачем? - Она указала в угол возле тахты. Там стоял отделанный золотом с изумрудными каменьями... кальян!

Я рассмеялся:

- Это уже издержки производства! Сезам! - щёлкнул я пальцами, как заправский волшебник. - Убери!

"Издержка" растаяла без следа.

Настя посмотрела на меня с неподдельным восхищением:

- Быстро же ты освоился!

- Ну а то! - Снова щелчок - и с потолка к ногам девушки посыпались великолепные розы самых нежных оттенков с каплями росы на лепестках. - Это тебе!

Настя испуганно посмотрела наверх, резво поджав ноги.

- Вовка! - нервно взвизгнула она. - Хватит чудить! Остановись, в конце концов!

Я удивлённо спросил:

- Тебе опять страшно?

- Нет, - покачала она головой. - Не страшно. Только прошу тебя: хватит на сегодня чудес. Я устала. И физически и морально. День был такой... насыщенный...

- Так цветы убрать?

- Нет-нет! - торопливо возразила она и стала их собирать. - Спасибо тебе. Только вот... - Она огляделась: - Куда бы их?..

- Сейчас изобразим! - с готовностью предложил я и замялся, вспомнив её просьбу: - Можно?

- Ладно, - согласилась она. - Но пусть это будет последнее колдовство на сегодня.

На том месте, где до этого стоял кальян, возникла низкая амфора с изысканным орнаментом. По верхней кромке горловины вились золотые змейки, хвосты которых превращались в ручки экзотического сосуда.

- Фантазёр! - хмыкнула Настя, чуть ли не силой втискивая в амфору получившийся обширный букет. Несколько роз упали на ковёр: места не хватило. Я было хотел увеличить горло сосуда, но тут же спохватился: чудеса на сегодня под запретом.

Она устало повалилась на тахту и блаженно вытянулась.

- А можно я немножко того?.. Глаза слипаются...

Я наклонился, чмокнул её в щёку и укрыл одной из шкур, оказавшейся на удивление мягкой и приятной на ощупь. Фирма веников не вяжет!

- Иди ко мне... - произнесла она в полудрёме и тут же сон сморил её.

Мне, однако, не спалось. Воображение моё было возбуждено до крайности теми фантастическими возможностями, которые открывались передо мной после того, как браслет сообщил мне, на что он, а, значит, и я способны.

Тем более, что остались непрочитанными и неопробованными ещё два пункта из того списочка. Какой там сон!

Я тихо, чтобы не потревожить сон своей ненаглядной, позвал:

- Сезам!

Предосторожности были излишними: Настя спала, как убитая. Похоже, что к этому приложил руку я сам: я поймал себя на мысли, что именно хотел, чтобы Настя пока поспала как можно крепче и не мешала мне экспериментировать. Ну а браслет понял меня с полуслова. Вернее - с полу-мысли. Так как осознанной мысли не прозвучало. Предвосхитил моё желание. Надо принять к сведению. А то и до беды недалеко: пожелаешь так кому-нибудь шутя...

Список уже ждал меня. Опять-таки пожелания я не высказывал, а только собирался это сделать. Ну-ну. "Раб лампы".

Я пробежался глазами по строчкам и нашёл пункт одиннадцатый:

"Многократное тиражирование материальных объектов".

Я задумался. Это что же выходит? Имея какой-либо предмет, я могу его размножить в неограниченных количествах?

Список исчез, на его месте высветилось только одно слово: "Да" и перечень возможностей появился вновь. Услужлив до невозможности! Ну-ну, пока мне это нравится. Пока. Но что-то жутковатое проглядывает в этом. Не могу пока определить, что. Это на уровне интуиции. Но - проглядывает.

Итак, с этим всё ясно и, в принципе, особого восторга испытывать вроде бы и не от чего. Просто более расширенный вариант десятого пункта. Просто, да не просто. Что-то в этом есть. В глубине мозга зрела какая-то идея, но ухватить её за хвост никак не удавалось. Ничего, подождём, пока созреет, отрастит хвост, тогда и поймаем. А пока - едем дальше, к пункту двенадцатому.

"Переход в иные измерения".

Вот так. Ни больше, ни меньше. Земные физики с пеной у рта доказывают невозможность существования параллельных пространств, а тут - пжалста! Занимайте места, товарищи пассажиры! Кому на какую программу?

М-да... Машинка - "я тебе дам"! И ведь точно знаю, что не треплется, что она действительно это может! Но экспериментировать в одиночку почему-то не хотелось. Если честно, то я, с моим научно-фантастическим, если так можно выразиться, образованием, имел смутное представление, что такое вообще, эти самые параллельные пространства. Поэтому счёл за благо пока не совать свой нос, куда не следует. Информации на сегодня и так предостаточно. Переварить бы и эту.

Я прилёг рядом с Настей. Физической усталости я не чувствовал. Тело всё так же было напружинено, как и в первый момент, когда браслет впервые оказался на моей руке. Но было другое. Я затруднился бы дать ему определение. Переполненность впечатлениями - вот как, скорее всего, можно было бы это назвать. Утомился мозг. За прошедшие сутки столько всего было-перебывало, что ему требовался небольшой тайм-аут. И я не нашёл лучшего способа сделать это, как немного вздремнуть.

Мне вдруг пришло в голову, что наше одинокое жилище видно в темноте издалека. Правда, лишь со стороны моря, но и это тоже лишнее. Гостей нам не надо.

Я мысленно "дунул" на факел и ночь вошла к нам в шатёр. Я закрыл глаза и приказал себе: "Спать!"


*****


Проснулся я оттого, что кто-то отчаянно тормошил меня за плечо и причитал плачущим голосом:

- Проснись, ну проснись же, Вовочка, мне страшно!

Я не сразу сообразил, где я и что вообще происходит. Было темно, бушевал ветер и стены нашего непрочного жилища сотрясались под ужасающим напором осатаневших волн, из-за шума которых я плохо разбирал, что мне говорила Настя. Это она будила меня, в страхе прижимаясь ко мне. Оказывается, среди ночи разыгрался шторм и огромные волны, кидаясь на наш шатёр, грозили смыть его в море.

- Зажги свет, я боюсь! - подвывала Настя, удвоив усилия в попытках привести меня в чувство, почувствовав, что я проснулся.

Ещё плохо соображая, я стал шарить руками в темноте, натыкаясь на какие-то предметы.

- Чёрт, да где же спички? - пробормотал я.

Что-то с грохотом упало.

- Вовочка, да какие спички?! - вскричала Настя в истерике. - Ты же волшебник! Вспомни! Ну?

Боже! Какой дурак! Ну конечно! Конечно, я всё вспомнил! Это ж надо так расслабиться!

Яркая лампа вспыхнула под потолком. Свет ударил по глазам и я зажмурился. Настя с плачем кинулась мне на шею.

- Господи! Страшно-то как! Домой! Поехали домой! - причитала она как в бреду.

Удар страшной силы потряс наше утлое строение. Вода хлынула на нас, просочившись сквозь тряпичные стены. Просто удивительно, как они до сих пор сдерживали натиск стихии.

"Как"-"как"! Уж ясней некуда - "как"! Пора заканчивать затянувшийся уикэнд.

- Сезам! Надеюсь, ты понял, что от тебя требуется?

Сезам, конечно, умный мальчик. На экране нарисовалось изображение Настиной квартиры и мы поспешно впрыгнули туда, как только открылся проход.


*****

Солнце пялилось прямо в глаза. Оттого я и проснулся. Всё-таки приятно опять оказаться в знакомой уютной обстановке, а не на берегу взбесившегося моря, за несколько часов до этого такого ласкового и умиротворяющего. Да, к тому же, среди ночи.

Насти рядом не оказалось. Я прислушался. На кухне что-то шипело и оттуда доносился приятный запах жареного. Ага! Хозяюшка моя готовит завтрак. Приятная волна подкатила к самому сердцу и обволокла его.

Видимо, она каким-то образом уловила, что я очухался. Дверь распахнулась и сияющая Настя вошла с подносом в руках.

- Доброе утро, котик мой! - приветствовала она меня, как ни в чём ни бывало. - Кофе в постель!

На лице её не было и следа ночных страхов. Ну и слава Богу!

Коротенький цветастый халатик едва прикрывал её попку. Когда она нагнулась, чтобы поставить поднос на столик, стоявший возле дивана, халатик охотно открыл моим глазам аппетитные округлости. Я не удержался, чтобы не протянуть руку в указанном направлении. Настя лукаво покосилась на меня и вильнула бёдрами:

- Разбойник! - она легонько шлёпнула меня по руке и присела рядом на край дивана. - Кушать бум?

- Бум! - в тон ей ответил я, опять запуская руку под халатик.

- Миленький, ты меня не заводи... - В глазах её мелькнул сладострастный огонёк. - Я и так... Надо прежде заняться делом...

- Каким это делом? - спросил я, но руку не убрал.

- А ты уже и не помнишь? - Она взяла мою руку и приложила к своей щеке, лишив меня возможности продолжать "интересное" путешествие. - А как же деньги?

- Ах, да... - легкомысленно отозвался я. - А я как-то...

- Надо, Федя, надо! - стрельнула она глазами. - Там, наверное, уже с собаками рыщут.

- Пусть рыщут... - Другая рука полезла под халатик.

- Вот неугомонный! - подскочила Настя, погрозив пальчиком. - Вставай! Есть будем!

Я опустил ноги с дивана и наклонился над подносом:

- А чем это у нас так... м-м!.. вкусно пахнет?

Настя знала и эту мою слабость: на тарелке источала нежнейший аромат жареная картошка! К этому блюду я, прямо-таки, ужасно неравнодушен!

- Минуточку!..

Нащупав ногами тапочки, я кое-как втиснул себя в них и нетвёрдой походкой продефилировал в сторону ванной. Настя с улыбкой поглядывала мне вслед, колдуя над подносом.

Приведя себя кое-как в порядок, я заглянул на кухню, убедился, что чайник уже вот-вот поспеет и, удовлетворённый, вернулся в комнату.

- Ты бы оделся, - с улыбкой молвила Настя. - Неровён час - нахлебник заявится, начнёт задавать ехидные вопросы.

- Хай себе задаёт. - Я сладко, с хрустом потянулся и, не торопясь, стал облачаться. - Чай, не маленький. Соображать должон. А чего это его не слыхать? Напрокудил, что ли?

- Вот именно. Глянь-ка сюда. - Настя указала на угол возле кресла, где мы перед отбытием свалили в кучу деньги и драгоценности. Деньги были на месте, а вот коробочки с дорогостоящими безделушками исчезли.

Я удивился:

- Спёр?

- Больше некому, - пожала она плечами. - Воры к нам не заглядывали.

- А ему-то они на кой?

- Как "на кой"? Домой же собирается. При его-то амбициях, небось, найдёт применение.

- На ушах соплеменников развешивать? - усмехнулся я и махнул рукой: - Его проблемы. Только как он собирается туда попасть? Да ещё и с багажом?

- А помнишь, он как-то обмолвился, что рассчитывает на тебя? Имей в виду! - Настя явно ехидничала.

- А мы адреса не знаем.

- Не беспокойся - растолкует! - заверила она.

Сказать по-честному, эта тема вызывала у меня зевоту. Мне было абсолютно наплевать, что там затевает лопоухий "диктатор". Я и разговор-то поддерживал только затем, чтобы Настю не обидеть. Уж очень близко к сердцу воспринимала она всё, что касалось Лори.

- Ну, коли так, - постарался я мягко увести разговор в другое русло, - будем ждать развития событий.

Из кухни послышался протяжный свист.

- Вот и чайник закипел! - вспорхнула моя хозяюшка. - Признавайся - тебе чаю или, может, кофе?

Я подумал и глубокомысленно изрёк:

- Уговорила: давай кофе. Только позабористей.

Настя уступила настойчивым призывам, доносившимся из кухни, а я, возбуждённый ароматом, исходящим от тарелки, принялся за методичное уничтожение её содержимого.

Смешно сказать, но с моими теперешними возможностями я мог бы разговеться и чем-нибудь поэкзотичнее: ну там омарами в серной кислоте или, скажем, анчоусов с крабами на нафталине. Но я буквально пищал от жареной картошки! Одно мне было непонятно: почему вкус Настиной картошки так мало отличался от той, что готовила моя покойная матушка? Откуда Настя могла знать секрет именно её приготовления? Ведь, как известно, у каждой хозяйки свои рецепты и привычки даже в приготовлении такого несложного блюда. И, естественно, вкус у каждой из них получается свой, хоть немного, но отличаясь от других. А тут прямо-таки поразительное совпадение! Надо будет непременно поинтересоваться. Хотя, в принципе, и так ясно: чудеса - это по части браслета.

А пока, думал я, уплетая лакомое блюдо, давай всё-таки прикинем, что же в итоге мы имеем на день сегодняшний?

Ну, во-первых, и это, пожалуй, самое важное, за последние полтора суток исчезла проблема хлеба насущного. И, надо полагать, исчезла навсегда. Это греет душу. И вовсе не потому, что я мечтал стать богатым и, наконец, им стал. Нет, богатство само по себе не было самоцелью. Было лишь желание избавиться от досадной необходимости ежедневно обеспечивать себе сколько-нибудь сносное существование. И эта необходимость отбирала уйму полезного времени, которое можно было использовать на чисто творческую работу.

Второе. Срок жизни моей бренной оболочки неизмеримо увеличился (если повар нам не врёт). Увеличился до безобразных размеров. Пребывание в этом мире теперь не ограничивалось для меня пресловутым "состоянием здоровья", поскольку, как я понял из слов деда, да и самого браслета, забота о нём, о моём драгоценном, как таковая тоже отпадает, и количество прожитых лет зависит исключительно от моего "хочу" или "не хочу". Естественно, что сейчас я очень хочу. И как можно больше.

Третье. Мои возможности. Они возросли настолько, что я даже затрудняюсь определить их границы. Получалось так, что чего бы я ни захотел, мне всё под силу. То, что сей факт накладывает огромную ответственность, напоминать излишне. Это и козе понятно.

Пожалуй, единственным слабым местом в этом всемогуществе является невозможность стать умнее по мановению волшебной палочки. Мой интеллектуальный багаж остался без изменений. Опыт, правда, несколько обогатился, но всё это "богатство" пока можно определить одним только словом: "недоразумение". Разве что знакомство с Настей не подпадает под эту категорию. Но и к категории интеллектуальной это не отнесёшь. Это, скорее, можно определить, как эмоциональный опыт. Поскольку таковые отношения с прекрасной половиной человечества для меня вообще в новинку, сюрпризом оказалось то, что, как оказалось, здесь я тоже не промах. И даже очень. Правда, тут ещё надо посмотреть, чья это заслуга - моя или браслета. Но, чья бы она там ни была, Насте, по-моему, было совершенно без разницы. Она воспринимала нас, как одно целое, и это "целое", как я выяснил, было ей далеко не безразлично. И это тоже греет душу.

- О чём задумался, котик мой? - прервала мои размышления вошедшая Настя. В руках она держала поднос с ароматным кофе.

- О тебе! - не моргнув, ответил я. И ведь не соврал! Так оно и было.

- Приятно слышать! - просияла она.

Экзотический запах мгновенно распространился по комнате и взволновал обоняние. И оно, обоняние, настоятельно потребовало незамедлительно удовлетворить прихоть вкусовых рецепторов, чем мы с Настей и занялись.

- Да ты просто волшебница! - изумлённо промычал я, пригубив напиток. - Такого я ещё...

- Ну, кто у нас волшебник, это ещё надо посмотреть, - скромно улыбнулась Настя, - Но кофе, действительно, замечательный. - Она отпила маленький глоток и пояснила: - Бразильский.

Я продегустировал сразу несколько миниатюрных чашечек восхитительного напитка, сетуя на их малый объём, и с блаженным видом откинулся на спинку кресла:

- Ну-с, киска моя, какие будут указания?

Она ещё не окончила трапезу и лишь кивнула на кучу денег:

- Отсчитай лимон.

Легко сказать! Занятие это оказалось, мягко говоря, несколько утомительным. Да и сытое брюхо не располагало к умственной деятельности. Я долго пыхтел, сопел, но, в конце концов, дело было сделано: жалкая кучка, не сравнимая с материнской, выросла рядом с ней.

Настя за это время расправилась с остатками еды, убрала со стола и навела порядок в комнате, насмешливо поглядывая на мои страдания.

- Лимон готов! - отрапортовал я, отдуваясь, как паровоз.

- Вот и умница! - Настя на бегу чмокнула меня в лысину и, пролетая в сторону ванной, дала ЦУ:

- Теперь - к тебе домой, за остальными.

Я "набрал номер" своей "берлоги" и вздрогнул от неожиданности: ко мне кто-то отчаянно ломился. Дверь вздрагивала от беспорядочных и мощных ударов кулаков и, если не ошибаюсь, даже ног. И доносилось неразборчивое мычание.

- Кто бы это мог быть? - застыл я в нерешительности.

- Да сто процентов - Игорь, - выглянула Настя из ванной. - Пришёл ещё лимон клянчить.

- Щас!

Я попросил браслет показать мне лестничную площадку возле двери моей квартиры и с огорчением убедился, что Настя опять оказалась права: там стоял, если об этом так можно сказать, мой нетрезвый друг и, прислонившись к двери спиной, наносил по ней беспорядочные удары руками и ногами. Причём, делал это далеко не с одинаковой ловкостью, поминутно сползая то в одну, то в другую сторону. Он обречённо, видимо, истратив запас надежды застать меня дома, бубнил одно и то же:

- Вовчик... А, Вовчик... Ну открой... Я же знаю, что ты дома... Вовчик... Дело есть...

Я опять переместил изображение в свою комнату и, мягко впрыгнув туда, прикрыл дверь, ведущую в прихожую, чтобы незваный гость не усёк, что я действительно дома. Но я не учёл одного: дверь предательски заскрипела, чем вызвала прилив активности жаждущего общения моего пьяного друга.

"Открыть, что ли?" - растерянно посмотрел я на стоящую по ту сторону экрана Настю.

"Да ты что?! - так же мысленно ответила она мне, покрутив у виска. - Считай тогда - день потерян!"

"Перед соседями стыдно..". - виновато пожал я плечами, в нерешительности сидя на корточках перед раскрытым чревом дивана, заполненным пресловутыми упаковками.

"Ну так внуши ему нужное направление!" - присоветовала Настя

- А ведь и вправду! - разом воспрял я духом и, сосредоточившись, направил мысленный посыл Игорю, страдающему от жгучего желания лицезреть моё величество: - "ТЕБЕ СРОЧНО НАДО В ГАРАЖ!"

Ритм тут же несколько изменился, потом удары затихли совсем, послышалась какая-то возня. Видимо, Игорь принимал правильное положение тела, цепляясь за неровности стен и двери. Затем прозвучали нетвёрдые удаляющиеся шаги.

Мы переглянулись, я послал Насте воздушный поцелуй и с лёгкой душой принялся выгребать недра дивана. Перекидав содержимое на ту сторону экрана, я перебрался туда сам и, дав браслету отбой, самодовольно плюхнулся в кресло:

- И мы чегой-то могём!

- Могём, могём! - усмехнулась Настя и легонько ткнула меня кулаком в лоб. - Открывать он собрался! Вовка - добрая душа!

Дальнейшее было делом техники. Вызвав изображение пустующего чрева владивостокского сейфа, мы аккуратно сложили туда упаковки с деньгами и живенько удалились. Что интересно, пропажа, по всей видимости, ещё и не была обнаружена. Во всяком случае, так мне показалось.

Чтобы проверить своё предположение, я включил телевизор: приближался выпуск "Новостей". Но пока шёл мультик. Уж и не знаю, какая серия "Ну, погоди!". Волку, как всегда, доставалось от невероятно везучего Зайца.

Вот и "Новости" кончились. Всё было по-прежнему: страна строила, плавала, торговала, растила хлеб, хором обожала своего любимого и дорогого... Ничто не предвещало тех грозных событий, о которых поведала мне Настя.

- А что ты хотел услышать? - улыбнулась она. - Что ограбили владивостокский банк? Кто ж позволит говорить такое по нашему по советскому телевидению? Сейчас только семидесятые. Это где-то к концу восьмидесятых всем языки развяжут. А пока кругом один "одобрям". Да и как можно? Будоражить общественное мнение? Что вы-что вы! Нет, миленький мой, пока у нас тишь да гладь, да Божья благодать, которую потом недальновидно обзовут периодом застоя. Но это будет потом. А сейчас даже самые страшные катастрофы не подлежат огласке. Так удобнее править страной. И, наверное, в этом есть свой резон. Единственное чувство, которое сейчас должно волновать кровь у наших законопослушных граждан, - гордость за свою великую державу. Ну, и за "дорогого и обожаемого".

Честно говоря, все эти предстоящие потрясения мало заботили меня в тот момент. Я воспринимал их на уровне рядового обывателя. А, значит, как какие-то фантастические домыслы, которые вовсе и не обязательно должны стать реальностью.

Меня занимало другое. Внутри зрела какая-то мысль, но оформиться во что-либо конкретное она никак не желала. Увиденный мультик вновь возбудил утихшее было брожение где-то там, в подсознании. Но "родить" пока я ничего не мог. Чего-то не хватало, толчка какого-то.

- Ты где? Ау! - помахала у меня перед носом Настя. - Я тут, понимаешь, распинаюсь перед ним, а он летает где-то!

- Идею рожаю, - виновато улыбнулся я. - Да вот... пока безрезультатно.

- А о содержании можно поинтересоваться?

- Да, собственно, пока и говорить-то не о чем. Так, нечто бесформенное, связанное с возможностями браслета.

- А ты тужься посильнее, может, и родишь чего, - хихикнула она и тут же поменяла тему: - Кто-то вчера в гости собирался? Или мне послышалось?

- Ты это серьёзно? - обрадовался я. - А какой сегодня день недели?

Настя взглянула на календарь и пожала плечами:

- С утра был понедельник. А нам-то какая разница?

- Ну дык вычислить надо, в какую смену Санька работает. Нанесём визит ему первому. Надеюсь, ты не против?

- Второму, - уточнила она, многозначительно выгнув бровь. - Игорь своё уже получил. - Увидев, какую рожу я скорчил, смилостивилась: - Ладно-ладно, не против я. Только переоденусь. Не пойду же я в этом? - Она озорно посмотрела на меня и приподняла подол и без того мало чего прикрывавшего халатика. - Ну-ну-ну! - мигом одёрнула она его, увидев, как я плотоядно сглотнул. - Неугомонный! С этим мы всегда успеем. Давай-давай, считай! Не отвлекайся! - И она грациозно, явно провоцируя меня, крутанулась на пальчиках, шмыгнула за дверцу шифоньера и выглянула оттуда: - Ку-ку!

Я проводил её взглядом и тряхнул головой, сбрасывая наваждение. Потом стал припоминать, когда же это я в последний раз видел Саньку? Выходило, что сегодня он первый день работает в первую смену. Прямо как на заказ!

- Ну и как? - Настя предстала предо мною уже в новом одеянии. Простенькое платьице небесно-голубого цвета сидело на ней, как влитое, изящно очерчивая округлости тела.

Я залюбовался, не говоря ни слова.

- Ну и чего ты молчишь? - надула она губки, от этого ещё больше похорошев. - Как платье-то?

- Неужто, сама шила?

- А что? - вспыхнула она. - Совсем плохо?

Я встал, подошёл к ней и обнял за талию:

- Ты ж моё совершенство!

Она просияла:

- Правда хорошо?

Я притянул её к себе и поцеловал:

- Ну конечно!

Грациозно изогнувшись, она высвободилась:

- Помнёшь. Как я на люди-то покажусь? - Подошла к зеркалу, сделала два-три движения, поправляя прическу, и повернулась ко мне:

- Ну что? Идём?

- Летим!


*****

Городок наш не отличался совершенством рельефа, особенно в той его части, где проживал Санька со своим семейством. А потому мы, дабы лишний раз не месить грязь, решили с помощью браслета сократить большую часть пути.

Предварительно осмотревшись, нет ли кого любопытного поблизости, мы выпрыгнули на изъеденный временем тротуар метрах в пятидесяти от калитки Санькиного дома.

Конечно, "дом" - слишком громко сказано. Это был барак на четыре семьи, построенный ещё при царе Горохе. Удобства были на нуле, то есть вообще отсутствовали. Правда, в последние годы сюда подвели газ, так что измученные бытом жильцы и это считали верхом совершенства.

Познакомились мы с Санькой совсем недавно, года полтора назад. Свёл нас случай на заводе, где я работал до этих пор, и мы, разговорившись, почувствовали симпатию друг к другу буквально сразу же. Меломан покруче меня, он оказался на два года старше и его коллекция содержала намного больше перлов рок-музыки, нежели моя, что, собственно, и явилось причиной наших интенсивных контактов. Честно говоря, я преследовал корыстный интерес: перечень названий групп, имевшихся в его коллекции, возбудил во мне неуёмное желание непременно переписать себе всё это музыкальное богатство. Однако Санька поставил мне условие: "За всё надо платить", о чём, кстати, он до сих пор вспоминает со стыдом. "Бес попутал", - каждый раз оправдывается он, припоминая наше знакомство. Твёрдости его хватило всего на два захода, а потом он, разглядев меня получше, категорически воспротивился брать с меня деньги за записи. Тогда уже я сам, продолжая считать, что за работу (а пополнение коллекции - ой, какая работа: беготня, волнения, договорённости, неувязки, ожидание приобщения к чуду новых божественных откровений - а именно так я воспринимал каждую вновь приобретённую запись) всё-таки надо хоть чем-то платить, переменил тактику, дабы не чувствовать себя в долгу. В то время я занимался выжиганием по дереву. Делал свои вещи. Продумывал сюжеты, в основном мистического плана, разрабатывал их в рисунке, а потом выжигал. Санька, увидев однажды одну из моих работ, был, что называется, очарован, и я, воспользовавшись этим обстоятельством, предложил ему такой вариант: я сдаю ему все свои работы по мере их изготовления, а взамен беспрепятственно переписываю всю его фонотеку. Возражений с его стороны не поступило. На том и порешили. Правда, он был несколько шокирован столь царским, как он полагал, подарком, но отказаться силы в себе не нашёл.

Если быть до конца честным, я тут преследовал свои меркантильные интересы. Во-первых, реклама. Его дом всегда был полон друзей-меломанов, да и не только их. Может, кто и клюнет, думалось мне, и сделает мне заказ. А уж с ним-то я церемониться не стану: обдеру, как липку.

А во вторых, меня согревала и другая мысль. Работы мои, расползавшиеся до того момента, считай, за бесплатно по белу свету поодиночке, теперь обретали своего трепетного ценителя и мецената в одном лице. Попав к Саньке домой, любая из моих работ находила на его стенах своё последнее и почётное пристанище, и никакие посулы золотого тельца не могли изменить этого положения. По сути дела он мог бы, и я ему это сам неоднократно предлагал, продать их, хоть оптом, хоть поодиночке, но эта тема вызывала у него бурную неприязнь, что, откровенно говоря, льстило мне, как художнику.

Надежды на заказы, можно сказать, оправдались, и Санька лично приложил к этому немало стараний, но я сам не мог себя заставить брать за них деньги, автоматически считая человека, заинтересовавшегося моим творчеством, своим другом. Ну а кто с друзей берёт деньги за подарки?

Такая вот черта характера. Можно назвать просто глупостью, а можно сказать и по-другому. Это как посмотреть. Санька поначалу ругался со мной по этому поводу, потом махнул рукой. Но и клиенты тоже испарились. И с тех самых пор все мои работы прочно оседали у него дома. До лучших времён, считал я, серьёзно полагая, что они, эти самые времена, когда-нибудь настанут.

Но жизнь моя текла своим чередом, тихо, бедно и размеренно. И никаких таких катаклизмов (ну, если не считать несуразицы с летающей тарелкой) со мною не происходило вплоть до этой субботы. Случались странности и недоразумения, но, как теперь выяснилось, повинна была в этом Настя, таким вот своеобразным манером решившая облегчить мои бытовые проблемы. Как я теперь понимаю, это была прелюдия ко всему, что произошло далее.

Санькина супруга была на год старше его и отношение к нему можно было назвать скорее заботой о большом ребёнке, чем любовью к мужу. Это, конечно, моё собственное наблюдение, не претендующее быть истиной в последней инстанции. Она оказывала на него мягкое, но постоянное давление, ведя его своими нравоучениями по ухабам житейских передряг, чем вызывала в нём этакий молчаливый протест. Выражался он периодическими уходами в запой, чему с великим удовольствием и всегдашней готовностью способствовали многочисленные друзья, отнюдь не страдающие неприязнью к зелёному змию. И потому, когда на горизонте нарисовалась моя физиономия со своими музыкальными амбициями, супруга Саньки восприняла меня, мягко выражаясь, насторожённо, справедливо считая очередным приятелем с бутылём за пазухой. Иначе до сих пор и быть не могло: скажи мне, кто твой друг... Но, когда вместо стандартного вида посуды в их доме начали появляться мои, ещё пахнущие дымком, работы, она, тоже неравнодушная к миру прекрасного, в корне изменила своё ко мне отношение. Я стал желанным гостем в их семье, где кроме них самих и их девочки жила престарелая Санькина мать, бывшая учительница математики.

Нина (так звали жену Саньки) к его увлечению музыкой относилась снисходительно, руководствуясь принципом: "Чем бы дитя ни тешилось...". Сама, конечно, тоже кое-что воспринимала из того, что слушали мы с Санькой, но поверхностно, чисто из вежливости, когда нельзя вот так сразу встать и уйти, оставив нас с Санькой наедине со своими игрушками.

Вот в эту семью мы с Настей и направлялись по измазанному осенней грязью тротуару. Солнце светило нам в спину, вытягивая тени далеко вперёд. Последние уцелевшие листья тихо облетали с деревьев. Район, где со своим семейством обитал Санька, можно было бы с чистой совестью назвать захолустьем, если бы не здание трёхэтажной школы, возвышавшееся неподалёку. Когда мы открывали калитку во дворик перед дверью Санькиного жилища, до нашего слуха донёсся школьный звонок: то ли кончился, то ли начинался какой-то урок.

Я нажал на кнопку звонка, приютившуюся под импровизированным навесом из обрезанной пластмассовой бутылки. Ожидая, кто выйдет на зов, я заметил, что Настя волнуется. Мех на воротнике её шубки трепетал под порывистым дыханием. Я ободряюще улыбнулся.

За дверью послышались шаги и прозвучал вопрос:

- Кто там?

Не успел я назвать себя, как дверь открылась и послышался удивлённый возглас Санькиной жены:

- А-а! У нас гость! О! Гости! - ещё больше изумилась она, узрев мою спутницу. Она бегло окинула Настю взглядом и отступила в глубину коридора, приветливо улыбаясь: - Ну, проходите, проходите!

Я взял Настю под руку, а она тихо произнесла:

- Здрассьте... - Рука её дрожала. Я легонько сжал её, стараясь приободрить.

"Ну-ну, что это с тобой?"

"Не знаю, - так же мысленно ответила она мне. - Не по себе что-то..".

- Здра-авствуйте... - эхом откликнулась Нина, и я, даже не прилагая к этому никакого усилия, чётко расслышал:

"Ка-ка-я!.."

- Другов! - крикнула она, обернувшись назад. - У нас гости! - И жестом пригласила следовать за собой.

Мы прошли в коридор, являвшийся по совместительству ещё и кухней.

- Какие люди! - вырос на пороге двери, ведущей в комнату, сам Александр Петрович Другов собственной персоной. - Привет! Привет! - Он пожал мне руку и слегка наклонил голову, здороваясь с порозовевшей Настей: - Милости просим!

"Однако! - услышал я его мысль. - Лакомый кусочек! И когда же это мы успели?.."

Настя, конечно, это тоже услышала и совсем потерялась.

После утомительного процесса представления хлебосольные хозяева сняли с нас верхнюю одежду, услужливо подали нам тапочки и провели в комнату, где на диване расположились Санькина матушка со своей внучкой. Они смотрели телевизор.

- Здравствуйте, Валентина Николаевна! - поприветствовал я её и поинтересовался состоянием здоровья, одновременно с этим протягивая девочке только что сотворённую в кармане шоколадку из тех, что потчевала меня Настя.

- Ой, Володя, какое там здоровье! - с улыбкой отмахнулась старушка. - В мои-то годы!

- Ну пойдём, пойдём, - Саньке не терпелось поделиться со мной своими новинками и он первым прошёл в свою комнату, увлекая нас за собой. - Я тут тебе кое-что приготовил...

- Да погоди ты со своей музыкой! - одёрнула его жена, тоже проследовавшая за нами. - Дай людям с дороги прийти в себя!

И она повела ничего не значащий разговор о текущих делах повседневной жизни. Я охотно отвечал на вопросы, весело поглядывая на изнывающего от нетерпения Саньку, мысли которого так и бурлили возмущением под крышкой черепа: "Вот привязалась! Давай-давай, завязывай!" Но вслух он, конечно, ничего такого не говорил, степенно поддерживая великосветскую беседу и потихоньку разглядывая Настю.

Та поначалу только молча переводила взгляд с одной доски с выжиганием на другую, что висели по стенам, лишь изредка кивая головой в такт беседе.

- Это всё его работы, - кивнул Санька в мою сторону, когда заметил, что Настя без должного энтузиазма разглядывает одну из моих последних "картин". Я-то был в курсе, что она их видит не первый раз и потому в её глазах не наблюдалось восторга первого впечатления, но Саньку это покоробило.

"Не рубит, - довольно громко подумал он, чем привёл мою Настасью в ещё большее замешательство. Чтобы лишить его такой возможности, я протянул ему дипломат:

- Это тебе, - при этом я заметил испуганный взгляд Насти.

"Без предисловия?"

- Открывай-открывай! - подбодрил я замявшегося Саньку, а Насте протелеграфировал: "Всё нормально. Али мы не волшебники?"

Санька, нерешительно поглядывая на меня, открыл защёлки и поднял крышку дипломата. Глаза его широко раскрылись.

- О! Ты только посмотри! - обратился он к жене, равнодушно наблюдавшей за его манипуляциями.

Настя бросила на меня беспокойный взгляд. Ей не было видно из-за поднятой крышки дипломата его содержимого, но Санькина реакция оказалась совсем не похожей на ту, как если бы он увидел в чемодане кучу денег.

"Там пластинки, - пояснил я ей. - Те самые, что ты мне подарила. Только копии".

Она чуть качнула головой:

"А я уж, грешным делом..."

Наша безмолвная беседа не ускользнула от внимания Санькиной жены, но виду она, конечно, не подала. Лишь громко прозвучала её неприкрытая никакими фильтрами мысль:

"Ишь, как смотрит на него!..."

А вслух вяло поинтересовалась у очарованного супруга:

- Что там?

- Нет, ты глянь! - Санька бережно взял в руки несколько пластинок и стал вслух читать их названия, напомнив мне меня самого в не столь отдалённом прошлом. - Это же мечта! - Он восхищённо сверкнул на нас своими затуманенными от предвкушения глазами. - Я поставлю? Хоть по чуть-чуть?

- Они твои, - повёл я плечом. - Чего спрашиваешь?

- Как это "мои"? - улыбка на его лице чуть погасла и он беспокойно глянул на жену. Она тоже с интересом воззрилась на меня, ожидая объяснений. - Это сколько же?.. Да я с тобой вовек не расплачусь!

- Это подарок, - пояснил я, пряча улыбку. - На день варенья.

- Да ведь день рожденья-то у него после Нового года! - хмыкнула супруга, моментально приняв боевую стойку.

- Знаю, - невозмутимо ответил я. - Но это - чтоб плесенью не покрылись.

Санька не верил своим ушам:

- Так это что - моё?

- Твоё-твоё! - Мне доставляло удовольствие видеть, как на его лице попеременно появлялись и радость, и нерешительность, и что-то сродни вожделению.

Он поднял счастливые глаза на жену:

- Это же надо непременно обмыть! Ты сообрази-ка чего-нибудь на стол! - И вдруг спохватился: - А взял-то ты их где?

- Вот это как раз секрет, - ответил я, подмигнув ему незаметно от супруги, которая проявила к такому повороту в разговоре живейший интерес, поскольку знала, что одна такая пластинка на руках потянет на целую зарплату. - И, если можно, я его раскрывать пока не стану.

Он с деланным равнодушием пожал плечами:

- Как знаешь... - Потом взял из чемодана одну из пластинок и подошёл к проигрывателю. - Тьфу! - тут же сплюнул он с досадой. - Кина не будет! Совсем из башки вылетело на радостях: Юлька ж мне вчера иглу своротила!

И он в расстроенных чувствах плюхнулся обратно в кресло.

Я мельком взглянул на притихшую Настасью и подошёл к покалеченному аппарату.

- Можно?

- Да смотри... Толку-то? Покупать опять...

- А ты точно знаешь?

- Начисто сметена!

С унылой физиономией он стал собирать пластинки. Я открыл крышку проигрывателя и взглянул на иглу. Да, сомнений быть не могло. Вырвано с мясом. Я сосредоточился и провёл пальцем по тому месту, где красовался обломок иглодержателя.

- Ну-ка, глянь сюда! Ты что-то путаешь.

Санька нехотя посмотрел снизу вверх и подпрыгнул:

- Не понял!..

Само собой, на проигрывателе красовалась новенькая иголочка.

- Нинка! - закричал он ушедшей на кухню жене. - Иди сюда! - И подозрительно покосившись на меня, сказал вошедшей супруге: - Твоя работа?

- Чего ещё? - наклонилась она над проигрывателем и пожала плечами: - Ради бога! Со своими игрушками ты уж как-нибудь сам...

Санька перекрестье прицела навёл на меня:

- С собой принёс?

- А то! - хохотнул я. - Завсегда с собой таскаю. Мешками! - И переглянулся с Настей.

Но Санька уловил этот взгляд и подступился к ней:

- Скажите, это его работа?

Настя улыбнулась:

- Я в этом не разбираюсь. Может, и его. Он же у нас волшебник.

Но тот понял её слова по-своему.

- То, что он волшебник, - кивок на ближайшую из моих картин, - мне давно известно. Только сейчас не об этом речь.

- Гос-с-споди! Чего спьяну-то не привидится? - вздохнула Нина и опять ушла на кухню, бросив напоследок: - Чай вот-вот поспеет.

- С какого "пьяну"? - возмутился ей вслед Санька. - Уж неделю... Юлька! - позвал он дочку. - Ну-к, иди сюда!

- Да ладно тебе! - сдался я. - Она здесь ни при чём. Это я принёс.

Ну не стану же я ему прямо сейчас правду говорить!

- Вот то-то! - Он победно хмыкнул. - А то тут уже собак навешивать стали! - Он гневно сверкнул глазами в сторону кухни. - Ну ты даёшь! - Он повернулся ко мне. - В два счёта! А я вчера и так, и эдак - гиблое дело! И Юльке вон тоже досталось, - он потрепал по головке двухлетнюю дочь, явившуюся на зов. Мордашка её по уши была вымазана в шоколаде. - Ты хоть "спасибо" дяде сказала?

- Шкажала, - кивнула та кудряшками, продолжая уничтожать шоколадину. Размеры её были явно велики для малышки.

- Ну давай, - напомнил я ему, - поставь чего-нибудь.

- Ах, да! - встрепенулся он.

Комнату заполнили низкие звуки ударов сердца и откуда-то издалека, набирая силу, послышались крики, стрёкот какого-то летательного аппарата, топот ног, суета и вдруг всё оборвалось на самом высоком накале мелодичным аккордом. Началась вещь! Величавая и размеренная, доставлявшая нам обоим неизъяснимое наслаждение. Я не знал, какие чувства вызывала эта музыка у Насти, но неудовольствия на её лице я не замечал. Она молча перелистывала журналы, которые услужливо подсунул ей Санька, дабы гостья не скучала.

"А где же деньги? - вдруг услышал я её направленную чётко прозвучавшую в моей голове мысль. - Ведь они в дипломате лежали. Или я чего-то не понимаю?"

Я хитро покосился на неё и ответил в том же ключе:

"Не спеши. Всему своё время".

Однако дослушать музыку нам, конечно, не удалось. Спектакль продолжал развиваться по намеченному сценарию. Из кухни раздался истошный вопль Санькиной благоверной:

- Другов! Ну-ка, иди сюда! Скорее!

- Твою мать! - хлопнул тот себя по коленям. - Ну ни днём, ни ночью! Вы уж извините, - буркнул он нам, вставая с насиженного места, - я сейчас... Ну, чего тебе? - послышался приглушённый музыкой его недовольный голос.

- Другов! - Голос Нины дрожал от возмущения. - Это что такое?! Ты кого убил?!

Я подмигнул Насте и поднёс палец к губам.

"Твои чудеса?" - улыбнулась она одними глазами.

Я кивнул.

- Не понял! - раздался через мгновение растерянный Санькин голос.

- Вот и я что-то не поняла! - не сбавляла обороты его супруга. - Откуда ЭТО?!

- А я почём знаю?! - Голос Саньки приобрёл какие-то странные интонации - нечто среднее между рыданием и восторженным ржанием молодого рысака. - Это ты тут... на кухне...

Дверь в комнату, где мы сидели, тихонько притворили и голоса стали слышны намного тише. Разобрать, о чём препирались на кухне, уже было невозможно из-за музыки, а мысли подслушивать не хотелось. Если оно и получалось иногда, то происходило непроизвольно, а делать это намеренно не позволяли остатки совести. Мы просто сидели, хитро переглядывались, как заговорщики, и ждали развязки. И она не замедлила наступить.

В комнату ввалился взъерошенный Санька.

- Не желаете взглянуть? - голос его срывался от волнения. - Там ТАКОЕ!!!

- Какое? - притворился я.

- Идём-идём! - он вылетел из комнаты, жестом приглашая за собой.

Мы последовали за ним, где уже и без нас было тесно, и застали там немую сцену. Всё семейство, включая и Валентину Николаевну с Юлечкой, собралось возле кухонного стола, из недр которого был выдвинут ящик, где обычно хранились вилки и ложки, и оцепенело смотрело на его содержимое. Вилок с ложками там не наблюдалось, а весь ящик был доверху забит пачками денег. Теми самыми.

- Ну и что тут у вас? - Сама невинность, я заглянул Саньке через плечо.

Он только молча показал мне на ящик.

Я присвистнул и бодренько проговорил:

- Ну, теперь вам нечего жизни бояться!

Видимо, артист из меня оказался никудышний. Санька остро глянул мне в глаза, кашлянул и хитро прищурился:

- Позвонить не желаешь?

На нашем жаргоне это означало "сходить в туалет".

- В принципе, не против, - согласился я, прекрасно понимая, что вот теперь-то уж объяснений не избежать.

- Нинка, вы тут с Настей поколдуйте, а мы сейчас! - И, не обращая внимания на жаждущую покаяния супругу, он набросил куртку на плечи и вышел на улицу. Я последовал за ним, незаметно подмигнув оробевшей Насте.

Санька закурил, некоторое время сосредоточенно молчал, потом подступился:

- Володь, что за дела? Твоя работа?

- С чего ты взял?

- Да ладно! - мгновенно взвился он. - По глазам же вижу! Сначала воз пластинок офигительных, ну это ещё как-то объяснить можно, хоть и с трудом. Потом фокус с иглой, а теперь вот это! - Он повёл рукой с дрожавшей сигаретой в сторону входа. - Скажи, это как-то связано с твоей... девицей? Кстати, кто она? Где ты её подцепил?

- Это моя невеста.

- Невеста?! - У Саньки округлились глаза. - Ещё лучше... Ну извини, я, кажется, не то ляпнул...

- Да ладно...

- Но когда ты успел? Ещё неделю назад - ни сном, ни духом!

- Места надо знать! - хохотнул я.

- Ну даёшь! А кто она?

- Обыкновенная детдомовка.

- С миллионом в кармане? Это же уму не постижимо - такая куча!

- Тебе что, не нужны деньги?

- Да при чём тут "нужны", "не нужны"? Я не уверен, что они не исчезнут так же внезапно, как и появились!

- Не исчезнут.

Он хитро прищурился:

- Ну вот ты и попался! А то: "я не я, хата не моя"! Ведь невооружённым глазом видно, что без твоего участия тут дело не обошлось! Ну?

- Допустим.

- "Допустим"! - передразнил он. - Скромник! Деньги-то откуда? Да и вообще, не въезжаю, когда ты успел их туда утрамбовать? Ведь всё время на глазах у меня был!

- Сколько вопросов!.. На все надо отвечать?

- Да уж постарайся!

- Знаешь что, Санька, - я положил ему руку на плечо, - давай сделаем так: пока я ничего тебе рассказывать не буду - я для этого ещё не созрел. А прими это просто так, как должное.

- Хорошенькое дельце! - возмутился он. - А Нинке-то я что скажу?

- А ничего не говори. Прикинься шлангом. Всё само собой образуется.

- Да-да, как же! Ты Нинку не знаешь... - Он молча докурил сигарету, выбросил окурок и спросил:

- Ну а всё же, откуда такие бабки? Или я чего-то не догоняю?

- Считай, что я продал картину.

- Считай, что я тебе поверил, - с той же иронией ответил он мне. - Ну а при чём здесь я?

- Как "при чём"? Клиентов мне кто искал? Это и есть плата за посредничество.

- Ну ни фига - "плата"! А сколько ж тогда сама картина стоит?

- Несколько миллионов, - с улыбкой ответил я.

- Само собой! - поддакнул он издевательски. - Плюс вилла за бугром... Ладно, - махнул он рукой, - не хочешь, не говори. Ну а с деньгами-то что прикажешь делать?

- Тратить.

Он покрутил головой и распахнул дверь, пропуская меня:

- Это-то как раз и не проблема, вот только что я Нинке скажу?..

Загрузка...