Брат Солнца

Глава 7

- Это все? – спросил Бусыгин Кашина.

Они пили чай у Бусыгина на веранде. Говорили об оружии и о случае с Глуховым и Кукановым. Зашел Костя удачно - попал к столу. А Нина мало кого в таком случае отпускала, не напоив чаем…

Кашин задумчиво отхлебнул из своей чашки и сказал:

- Вроде бы. Хотя нет! Глухов приехал.

- Который? Матвей?

- Ну да.

Теперь задумался Бусыгин. Сейчас события могут пойти одно за другим. Надо шевелиться. Теперь, наверное, все узнают… Но что делать!

- Ну что, Костя… Полетели уже! Сейчас все может завертеться – не остановишь. Алевтина уж, небось, мамочке позвонила, Глухов приехал…

- Алевтина – кто такая?

- Пока секрет. Ну, что сидишь? Заводи… - правда, заводи!

- Куда едем-то?

- Для начала в магазин, - и, увидев, что Кашин смотрит непонимающе, добавил, - в трешкинский. С Зинаидой Никалавной покалякать.

Магазин находился в бывшей трешкинской начальной школе. Когда-то ее «укрупнили», то есть ликвидировали и отправили детишек учиться в Луговое. Зато не надо было строить новый магазин. Зинаида Соловьева была второй на памяти Бусыгина продавщицей. Первая вот уже года три как жила в городе. Почему-то продавщицы здесь были как на подбор – что в Трешкино, что в Луговом, - дородные, ярко крашеные, упитанные, в пестрых кофточках и темных юбках. Кроме того, параллельно с работой в магазине все они умудрялись держать коров. Впрочем, Зинаида свою корову – последнюю в деревне – уже отправила под нож.

В магазине было темновато. Единственная лампочка, свисавшая с потолка на древней витой паре, горела над прилавком. Продавщица стояла на рабочем месте и, склонив голову, время от времени прокидывала костяшку на счетах и что-то записывала в тетрадке.

- Привет, Зин! – поздоровался Бусыгин.

- Здравствуй.

Он стал разглядывать магазинные полки, будто хочет что-то купить. Костька посмотрел на него и повернулся к хозяйственным товарам.

- Покупать будете чего? – спросила Зинаида.

- А как же, – ответил Бусыгин.

«Господи, чего же купить?» – думал он.

- Калымите, что ли, у нас? – продавщица на секунду оторвалась от записей и счетов и окинула их быстрым взглядом.

- Да нет, - сказал Анатолий Михайлович, - случайно заскочили. – А, вообще, надо поспрашивать, - что-то мы этим летом ваших трешкинских обижаем. Чего мы там делали-то, а, Кость?

- Дрова кололи.

- Ага, это на вашем конце.

- Видала-видала.

Зинаида уперлась глазами в тетрадку и задумалась. Они долго молчали, пока, наконец, Бусыгин не произнес:

- Отчет, что ли?

- Вроде того.

- Двойная бухгалтерия?

- Ага. Тройная.

Тут Кашин неожиданно для Бусыгина подошел к прилавку и спросил бельевых прищепок. Зинаида скрылась в подсобном помещении, потом вынесла ему две картонки, обжатые по кругу цветными пластмассовыми прищепками, рассчиталась и спросила:

- Что, нету таких в Луговом?

- Есть, - смутился Костька, - да все как-то руки купить не доходят.

- А мне растворяшек вот этих пару штук, хлеба половинку и пакет майонеза, - попытался прикрыть Костькино смущение Анатолий Михайлович.

- Два супа быстрого приготовления, - сказала Соловьева и щелкнула счетами, - пакет майонеза; хлеб.

Бусыгин протянул деньги.

- Слушайте-ка, шабашата, а вы ведь у этого, у депутата, бывает, вертитесь - чего он там? Живой?

- Живой.

- Не попали в него?

- Нет. А чего спрашиваешь?

- Да так… Интересно.

- Слушай-ка теперь ты, Никалавна, я тут с Нинкой Киселевой ехал, - так она говорит, вы с ней языками чесали, когда в него стреляли?

- Да ну! Где чесали! Она уж ушла, как выстрелили…

- А ты видала, что ль?

- Видала.

- И че там?

- В смысле?

- Ну, вон, Киселиха говорит – «стрелу огненную Господь послал через ангела своего».

Соловьева захихикала.

- Вот уж, правда, язык без костей… Совсем рехнулась старая…

- Ну, так что? Стрела огненная?

- Ну, вроде того…

- Да ты че?

- Сначала полыхнуло за Юрмой, потом гром был. А как гром – так, знаешь, - как иголкой в нашу сторону ткнуло.

- Иголкой?

- Ну, спицей, - если ее в печке раскалить. У меня вон внук проволочину через щелку в подтопок сунул, - так вот как раз вот так вот. Ну уж я ему всыпала! Что, говорю, избу спалить хочешь? Совсем башки нет!

- Ну так?

- Чиркнуло оттудова, – и, - тишина, было, а потом – этот – как заорет: «Б…! Убили!» Минут пять орал, наверно.

- Ну уж! Пять минут!

- Точно тебе говорю! Вот уж обо…ся, наверное!

- Уж наверняка…А в магазин к тебе никто чужой в тот день не заходил? Мы, правда, сами тут полдня были – никого ведь не видали…

- Никто… Слушай, ты как эти прям – из милиции…

- Да это я из любопытства… Получается ведь, свои кто-то пальнул…Слушай-ка, Зин, а че ты все на счетах, да на счетах? Какой век на дворе?

- Привыкла.

- Давай мы с Костькой тебе калькулятор купим?

- Есть он у меня… - достала она из-под прилавка калькулятор. – Чего уж там… Всю жизнь костяшками этими стучу. Я ведь раньше в лесхозе бухгалтером работала…

- Ну ты, Михалыч, болтать… - сказал Кашин, когда они спускались с крыльца магазина, - как баба…

- Похоже?

- Не… Как угодник бабий – это я сначала неправильно сказал.

- Так ведь с бабой – как баба, с мужиком – как мужик… Тут иначе нельзя… Слушай-ка, чего ты с прищепками этими влез? Я готовился-готовился… А ты – раз! У меня язык чуть узлом не завязался.

- Так это… Мать просила… А я все забываю… У нас деревянные, - сгнили уж половина…

- Ты это, Кость… Мы ведь не допрашивать ее пришли, а, на разведку, так сказать… Тут – шаг вправо, шаг влево - и привет, - замолчит человек… Да… Чуть не сбил ты меня…

- Знаешь что, я вообще по этим разговорам не ходок… - сказал Костька, когда они уже садились в машину.

- Ну, не обижайся…

- Да я не обижаюсь. Просто стою, все витрины у ней изглядел, руки болтаются – девать некуда, сказать, что ли, чего – думаю, или молчать надо – непонятно.

- Ну да, это только с виду просто… Но нормально получилось, - а знаешь почему?

- Почему?

- Потому что тебе действительно скрепки нужны были. А вот если бы ты это придумал, - спалились бы мы с тобой по полной…

- Ладно, говори, куда едем…

- К Глухову.

- К Матвею?

Бусыгин кивнул и бросил купленные в магазине продукты на заднее сиденье.

Тайга гостей никогда не облаивала. Она лежала в теньке у сарая-гаража и дремала. Когда у Глуховского дома притормозил Костькин жигуленок, собака только немного повела ухом. Когда Анатолий Михайлович скрипнул калиткой и вошел в огород, она открыла глаза, посмотрела на гостя, а потом глухо и коротко, в один слог, сообщила хозяину:

- Бау!

И Глухов, убиравший, - как и Бусыгин несколько дней назад, - лук с грядок, сразу понял, что пришел гость, причем относительно спокойный и безопасный.

Анатолий Михайлович подумал, что собака гавкнула на него, и стал уговаривать ее пойти и позвать хозяина, - а хозяин между тем уже обходил дом.

Глухов показался ему чрезвычайно правильным, последовательным человеком. Дом и участок у него были обихожены, все содержалось в порядке. Говорил он точно и коротко, быстро сообразил, что разговор будет не для чужих глаз и ушей, - и позвал в дом. Следуя за хозяином, Бусыгин размышлял о том, что охота, по крайней мере, в правильных своих формах, приучает к внутренней дисциплине и самоконтролю. Наверное, именно поэтому Матвей Васильевич выглядит таким собранным и ко всему готовым. «Он как будто ждет сигнала или даже приказа – откуда-то изнутри себя. Ждет, - а потом исполняет. И при этом он – настоящий человек, - не робот. Интересный тип». Он решил говорить с ним в открытую. Ведь сколько уже можно было шифроваться…

Они расположились в зале. В доме, как и на участке, все было на своем месте, как будто приставлено к какому-то делу. Занавеска – закрывает окно, половик собирает грязь, шкафчик хранит книги, - и так далее. А ведь он жил один! Тяжело, наверное, поддерживать такой порядок…

- Матвей Васильич… Дело такое. Пока вы ездили в Ухту, здесь стреляли в вашего соседа-депутата. Слыхали?

- Слыхал…

- Я, - сказал Бусыгин и тяжело вздохнул, - бывший следователь, работал раньше в городе. Меня просили здесь, на месте, помочь следствию. Вы не против поговорить вот так, - без документов, повесток и тому подобного?

Глухов пожал плечами.

- Почему не поговорить? Давай поговорим. Только меня-то здесь не было, - даже не знаю, чем я могу помочь.

- Ну… Мало ли что может выясниться. Давайте начнем потихоньку – а там будет видно.

- Ну, давай.

- От кого вы узнали, что в депутата стреляли?

- Сначала от Куканова.

- Когда?

- Да сразу, как приехал. Зашел его проведать.

- Вот так сразу – и проведать? Куканова?

- Ну да, а что? Новости узнать. Он ведь мой ближайший родственник тут в деревне, сестрин сын, племянник. Да и вообще – он крестник мой.

- Да, все правда… Вот только странно… Вы – такие разные люди…

- Разные? Почему?

- Вы такой хозяин… У вас все на своем месте, при деле… А Витька – врун, балабол, выпивоха.

- Так уж жизнь у него сложилась.

- Как так?

Глухов, и без того сосредоточенный, стал вдруг совсем серьезным.

- А вы что, подозреваете его в чем-то?

- Ну, как сказать… Не то чтобы уж совсем подозреваю, но многое непонятно. Дело-то ведь непростое, Матвей Васильич. Хорошо если в Брезгунова кто-нибудь по дурочке пальнул, - ну, хоть Куканыч. Тогда ждать больше нечего, второго выстрела не будет. А если действительно заказ, разборки какие-то? Поэтому чем больше ясности, тем лучше.

- Не мог он в депутата стрелять.

- Почему?

- Он вообще в человека никогда не выстрелит.

- А со зла? Или при самообороне?

- Никогда.

- Но ведь он охотник?

- Это другое. Пусть он расскажет, чего я тут буду распространяться…

- А есть чего рассказать?

Глухов кивнул.

- Хорошо. Тогда давайте про вас. Как у вас складываются отношения с вашим соседом?

- Никак.

- То есть?

- Никак – и есть никак. Живет и живет. Ну, поздороваемся когда через прогон. А иногда я им – «Здрасьте», - а они – молчат.

- Обидно?

- А что делать? Люди такие.

- А он ведь любитель из «Сайги» пострелять, на охоту съездить. – Неужели он к вам насчет охоты не обращался? У вас же есть чему поучиться?

- Да он на меня как с другой планеты смотрит. Он, наверное, и не знает, что я охотник. Да и вообще… Они же не охотиться ездят…

- А вы откуда знаете?

- Царя природы видно сразу, - холодно, с издевкой произнес Матвей Васильич. – Таких обычно приводят стволами в лося, он курок нажимает, - и все, - трофей. Откуда этот лось взялся, как на него вышли, что за жизнь у него - им дела нет. Мясо и мясо… А этим даже и этого не надо. Заезжают в верховья Юрмы в охотхозяйство, по бутылкам, по пенькам постреляют, - и – пьянка-гулянка. Ну, есть там пяток докопчивых… Так те для себя – сами ездят. А остальные – больше по шашлыкам специалисты.

- А вот такой вопрос… Земля ведь под его домом – вашего брата?

- Ну… По семейному сказать – да.

- Как это, по-семейному?

- Этот дом, - обвел глазами комнату Глухов, - еще мы с отцом строили, на месте старого. Он должен был мне достаться. А Лешке рядом землю взяли. Там раньше свалка была. Только не оформляли тогда толком. А теперь, чтоб продать, я ее на себя оформил. Деньги брату отправил.

- Не обидно, что она ушла?

- Обидно. Да что говорить… Я умру – нас тут вообще не останется… Ни одного Глухова…

- А Николай?

- А что Николай? Это другие люди. Они прихватистые, им барыш подавай, а не родину… Да он ведь теперь тоже – в Старом Селе живет, сюда не заглядывает, только лес наш переводит.

- Говорят, Матвей Васильич, случай у вас был в прошлом году на охоте?

- Случай? Случаев много разных было…

- Ну, весной… Куканов еще был, Валерка, электрик наш, Луговской.

- А что там было? Это в который раз?

- Да вроде стреляли по вам от Верхнего оврага?

- А… это. Это ерунда. Лодку обсыпало дробью пару раз. Это у нас бывает, - когда лопоухие всякие ружья пробуют или балуются. На старицах особенно. Палят по банкам каким-нибудь, не соображают, - а дробь воду перелетает и сыпет рядом.

- А кто стрелял – не знаете?

- А как узнаешь? По берегам – кусты – и с той стороны, и с другой. Ничего не видно. Ну, машина там была серебристая какая-то, тут таких нет. Я крикнул им пару раз, – они уехали.

- А карабин ваш можно посмотреть?

-Почему нельзя? – раз такое дело. – Можно.

Они спустились в подвал. Глухов раскидал доски, которые валялись перед сейфом, достал из кармана ключ и открыл.

- Вот, смотрите. Я его перед отъездом смазал лишний раз… Чехол вот…

Бусыгин заглянул в сейф.

- Ого! «Медведь»! Говорят, дорогая штука…

- Дорогая. Зато надежная. Решил побаловать себя на старости лет. Давно с ним хожу… Не лучший, в чем-то, вариант, кто хвалит, кто…

Анатолий Михайлович осматривал оружие и чехол и невольно поднял глаза на Глухова. Тот стоял, уперевшись рукой в стену и внимательно, будто с опаской, посматривал на него.

- Что, Матвей Васильевич, не любите, когда чужой в руки берет?

- Очень, – признался Глухов. - Оно – как собака, - только своих должно знать.

- Ну что же, спасибо Вам, что показали, рассказали…

- Да чего там… Нехорошо, когда в людей стреляют.

- Нехорошо, - согласился бывший следователь.

- Двустволку будете смотреть?

- Нет, двустволку не надо.

И они попрощались.

- Знаешь, что, Константин, - сказал Бусыгин, уже сидя в машине, - тут ведь что-то есть.

- Наверняка, - согласился тот.

- Наверняка? Почему, - думаешь?

- Оружие нарезное тут только у Глухова есть. Стреляли в него от Верхнего оврага, - а там – у этого, - тир. Допустим, он обиделся, - и решил отомстить.

- И ждал год с лишним?

- Ну… ему это… нужно было.

- Это? Что это?

- Ну, чтоб на него не подумали.

-Алиби?.. Да. То есть вроде как он уехал к брату, а сам не ездил? Ты про это?

Кашин кивнул.

- А в прошлом году он ездил?

Костька подумал, припомнил и сказал:

- Ездил.

- Вот. Почему тогда не стрелял? Почему такой охотник стрелял ночью, в грозу, у своего дома? Думаешь, он не понимает, что эта поездка к брату легко проверяется?

- Ну, может, не он, может, Куканов?

- Может. Но Куканов был пьяный с утра, потом еще наддал. Мы же с тобой сами видели.

- Что-то не пойму я, Михалыч, к чему ты клонишь?

- Да если б знать, Костя, к чему клонить, я бы склонил… Тут что-то есть, что-то было… Но не то… Не из-за «Медведя» своего он так на меня смотрел! Не из-за «медведя»…

- Как «так»?

- Да сразу и не объяснишь… Настороженно, что ли… Доски! Из-за досок, Костя! Он их почему-то не убрал! Кругом все ухожено-уложено, а тут – доски…

Кашин неодобрительно покосился на «Михалыча», но ничего не сказал. А тот, не обращая внимания на Костькино выражение лица, скомандовал в порыве внезапно нахлынувшего энтузиазма:

- Слушай, поедем-ка к старице.

Они заехали в прогон. По пути Бусыгин посмотрел на дачу Брезгуновых. Там, похоже, никого не было. У старицы он попросил Костьку остановиться на том самом месте, где они курили с Саней.

- Закурим?

- Давай.

Они вышли к обрыву и закурили. Дело медленно шло к вечеру. Солнце светило им в спины, все вокруг было видно как на ладони, - необычайно ясно, до последней жилки на листочке.

Долго молчали. Потом Бусыгин снова оживился и спросил:

- Стреляли от Верхнего оврага, говоришь?

- Брезгуновы? – Нет, в овраг.

- Да не Брезгуновы… А когда в Куканова, то есть в лодку попали…

- Да нет, сверху… Ну… Можно сказать и от оврага, наверно…

- Вот, – поднял палец «дядя Толя». – Вот! Это надо проверить.

Он затушил окурок, и вернулся на дорогу. Костька последовал, было, за ним и сел в машину, собираясь ехать к Верхнему оврагу. Но Бусыгин прошел дальше, зашел в прогон и стал переступать по полшага по дороге – вперед и назад, поглядывая то в Брезгуновский огород, то – наоборот – куда-то в несусветную даль.

- Мать честная! – вдруг остановился он. - Вот ведь! Мать честная!

Он подбежал к машине и сел в нее. Потом повернулся к Костьке и смотрел на него с минуту, не меньше, - по крайней мере, до тех пор, пока тот не сказал:

- Ты чего, Михалыч?

- Сейчас.

Он достал записную книжку и стал ее перечитывать. Кашин уже начал нервничать. Он не привык иметь дело с творческими озарениями. Ему хотелось, чтобы дядя Толя перестал разговаривать обрывками и намеками, и чтобы все снова стало просто и понятно. Ему сильно хотелось выругаться, но при «дяде Толе» у него это дело обычно как-то не шло, и поэтому он молчал.

Наконец Бусыгин поднял неожиданно посвежевшее лицо и сказал:

- Ну и дубина же я, а? Ну и дурак! А? – и засмеялся.

- Дядь Толь, ты хорош уже загадки загадывать!

- Да просто… Да ты не обижайся… Обо всем можно было и раньше догадаться…

- А ты что, типа, догадался?

- Кое о чем догадался.

Но Костька не верил.

- О чем?

- О том, как все было.

- Так уж все? – совсем уж недоверчиво спросил парень.

- Ну… Почти. Надо только определить конкретно, кто стрелял, а это уже дело техники.

- А! Так это ты и не знаешь еще ничего! – махнул он рукой.

- Спорить не буду, - сказал Бусыгин, - но знаю уже много. А теперь давай к Артему.

Кашин повернулся к баранке и повернул ключ в зажигании. Он не любил, когда треплются. А дядя Толя, - как ему показалось, трепался. Первый раз за их знакомство – трепался! Да еще и командовал! Если бы тогда – в универмаге – все было бы так же… Костька задумался… Ладно… Пусть уж все идет как идет… Потерпим. А там – поглядим…

Артем хандрил. Он лежал в зале на все той же родительской кровати и читал Лескова. Это его отвлекало и успокаивало. Ему казалось, что он попал в западню, из которой не выбраться. Он был один – и это было мучительно. Уехать было нельзя, - это было бы подозрительно. Артем просил родителей приехать, но те был заняты по работе. Он читал, пропуская иногда целые главы мимо сознания, думая обо всем, что произошло, утопая в каких-то неясных страхах и ожиданиях, а иногда, - наоборот, - растворяясь в тексте. Тогда становилось легко. Спокойно.

Но когда в дверь постучали, от спокойствия не осталось и следа. Вереницын отложил книгу и нетвердой походкой пошел к двери.

Он так и знал, - это опять был Бусыгин.

Они прошли на веранду и сели за стол.

- Извини, Артем, - начал Анатолий Михайлович, - зачастил я к тебе. Но так уж получается, - улыбнулся он, - что ты самый главный в этом деле человек.

- Я? – встрепенулся Артем. - Почему я? А, впрочем… вам виднее…

Бусыгин внимательно посмотрел на него. Этот упаднический тон в исполнении Артема был чем-то новым для него. Обычно тот говорил живо и все эмоции у него были на виду. Но, вообще-то, уныние - это тоже в чем-то эмоция…

- Да ладно, Артем, чего ты? Шучу… Так вот… раскрутили мы это дело с Константином… Многое теперь понятно, что и как. И кого теперь искать, - тоже понятно.

«Это не я!» – чуть не взвыл Артем, но сдержался.

- Вы меня что, подозреваете?

- Да ты что?! Да ни в коем случае! Мне просто проверить кое-что надо.

- Тогда что у меня тут можно проверить? Депутат-то вон где живет!

- А это уж следствию виднее. Да ты не волнуйся…

Артем все равно не верил, что подозревают не его. Ведь что получается, если взглянуть со стороны? Он – новый человек в деревне, приехал за сутки с небольшим до выстрела. Приперся на «место преступления» на следующий день! Зачем, зачем он туда пошел? Куканов прямо ткнул в него пальцем! Удивительно, что те следователи не потащили его сразу в какую-нибудь тюрьму…

- Проверяйте, - совсем кисло сказал он.

- Вот и лады! – продолжил Бусыгин, будто не замечая его настроения, - Помнишь, ты говорил, что к тебе в день приезда пришла баба Маша?

- Говорил.

- Я ваш разговор не очень подробно записал, - не мог бы ты его повторить?

- С бабой Машей?

- Ну да.

Артем непонимающе смотрел на Бусыгина.

- Что, баба Маша, что ли стреляла?

Бусыгин вздохнул и склонил голову.

- Слушай, Артем… Ты ведь любишь книжки читать?

- Люблю.

- Зощенко читал?

- Читал.

- Помнишь, там одна женщина-медработник говорит: «Мне больше нравится, когда больные к нам без сознания попадают?»

- Помню…

- Вот и не надо дурацких вопросов задавать! А то мне раньше часто хотелось, чтобы некоторые свидетели к нам тоже без сознания попадали…

Артем подумал и через силу улыбнулся.

- То есть не баба Маша стреляла?

- Нет. Ну так?

Артем заставил себя припомнить тот разговор, - что там было? – «дворец» Брезгунова, лесопилка, Глухов, который в родном доме не появляется, его сын, разруха в деревне, козье молоко…

- А! Забыл вам сказать! Про каких-то Снегиревых она еще говорила, вроде, хулиганят…

- Ну, вот видишь! Новые данные! Снегиревых, я, правда, знаю, - из винтовки там мало кто может выстрелить, если только дубиной кому по голове дадут… Да и дубина, для них, пожалуй – штука сложная. Дубину найти надо, обломать, - а это ведь тяжкий труд… Они вон прошлой осенью картошку копать не стали – до того было лень. Ты мне расскажи по пунктам еще раз то же самое, что и в прошлый раз рассказывал.

Артем покачал головой, вздохнул и «по пунктам» пересказал все, что только смог вспомнить.

- Ну, все, так сказать, соответствует, – подытожил Бусыгин, выслушав Вереницына.

- Что чему соответствует? – спросил Артем.

- Помнишь про пазлы? Так вот – твои пазлы подходят к картинке, которая тут нарисовалась у нас с Костькой. Теперь вот еще что. Расскажи, - прямо очень подробно расскажи, как ты возвращался вечером домой. Рассказывай прямо все, что видел.

Артем сосредоточился и начал рассказывать:

- Когда пошел дождь, очень сильно потемнело. Ветер рвал листву, налетал порывами. Вода сверху лилась – как будто то одну лейку опрокинут, то другую… Я шел по дороге, очень быстро, смотрел под ноги, думал про… Витал в облаках, в-общем.

- То есть совсем ничего не видел?

- Нет, ну, кое-что видел, - он подумал и сказал: - таз, например. А то бы я и забор-то свой не нашел.

Он посмотрел на Бусыгина. Было видно, что тот недоволен его рассказом. Анатолий Михайлович молчал, как бы ожидая от Артема какого-то откровения. Рука его время от времени тянулась к карману с сигаретами, но он вновь клал ее на стол и немного барабанил пальцами.

- Ладно, - сказал он, - фокус не удался. Что же ты, совсем по сторонам не смотрел?

- Совсем.

- Неправда это Артем. Ты видел еще кое-что.

- Ничего не помню.

- Хорошо. Принеси-ка свой рассказ про Деда Мороза…

- Про Деда Мороза?

- А что, еще какой-нибудь есть?

- Есть.

- Ну, покажешь на досуге. А пока давай про Деда Мороза.

Артем пожал плечами, Артем вышел. Бусыгин постучал еще немного пальцами по столу, обернулся и посмотрел в сторону Брезгуновской дачи. Отсюда была видна только ее крыша.

Получив через минуту в руки произведение Артемовского творчества, Анатолий Михайлович пролистнул первую страницу и вчитался в то, что было написано дальше. Потом выложил на стол записную книжку и спросил:

- Не возражаешь, я спишу пару фраз?

- Не возражаю.

Бывший следователь списал то, что хотел, в свою записную книжку, закрыл ее, и, убирая в карман, спросил:

- Чувствуешь, Артем – великую вещь ты написал?

- Почему великую?

- Ну как – еще не напечатали, а она уже на цитаты расходится.

- Да уж… - криво улыбнулся Артем, - второй раз за сегодняшний день, - посильнее, как говорится, «Фауста» Гете…

- Во-Во.

- Так что же там такого в рассказе?

- «Неясный свет».

- «Неясный свет»? – сказал Артем и задумался.

- Ну, понимаешь?

- Вроде бы да…

Он прокрутил в голове все свое возвращение домой в тот вечер, но… никакого «неясного света» он не помнил.

- Мда… - протянул Бусыгин, - странно устроен человек, правда, Артем? Не помнит, что видел, но пришел и все записал в своем рассказе. И в суд-то не вызовешь, и к делу не подошьешь…

- Я все-таки не совсем понимаю… А это важно?

- Про «неясный свет»? – Это такой маленький, но очень полезный пазлик. Вот, например, мне бы без этого пазла пришлось бы с бабой Машей разговаривать. А так – не надо. Все зыбко, конечно… Но вот завтра-послезавтра я съезжу кое-куда, - и никаких пазлов нам уже больше совсем не понадобится. А кто это там скребется у тебя?

- Где?

- Да не знаю, на крыльце вроде…

Бусыгин спрятал записную книжку и встал.

- Пойдем-ка, поглядим, - оно там еще и мычит, - кивнул он на дверь Артему, - может, опять корову кто в деревне завел?