Братство Астарты

Глава 13

Когда караван цезаря добрался до выхода из долины, лагерь варваров уже жил полной жизнью. Горело несколько костров и тянуло приятным запахом жареного мяса. Стреноженные лошади, потряхивая гривами, щипали траву на пологом склоне, а их хозяева толпились вокруг костров, ожидая, когда же наконец можно будет приступить к еде. Ни шатров, ни палаток видно не было — венды всегда ночевали под открытым небом, предпочитая мобильность комфорту.

Лу́ка распорядился разбить лагерь напротив вендов, на другом берегу ручья. Услышав долгожданный приказ, все обрадованно засуетились: распрягали лошадей, привычно споро расставляли шатры и палатки.

Почувствовав себя лишним во всей этой деловой беготне, Иоанн решил спустились к ручью и умыться. Увидев фигуру юношу, направляющуюся в сторону варваров, Прокопий, недовольно ворча, последовал за ним.

Присев у самого берега, Иоанн зачерпнул воды и вылил себе на голову. Его мокрое улыбающееся лицо повернулось к советнику:

— Подумать только, Прокопий, мы могли бы умереть в такой прекрасный день. Ей богу, только после таких потрясений понимаешь, какое это счастье — просто жить! Вот так люди строят планы, чего-то боятся, стараются не рисковать, а погибают из-за нелепой случайности, которую даже представить себе не могли.

Нервный озноб все еще не отпустил Прокопия, и он был раздражителен и ворчлив.

— Если от глупой случайности зависит твоя жизнь, то это уже не случайность, а воля всевышних богов. Кстати, мальчишку этого, знаменосца, надо бы выпороть примерно, чтобы другим урок был.

Иоанн блаженно прищурился на заходящее солнце:

— Да, надо бы, но не будем! Сегодня хороший день — пусть все будут счастливы!

В лагере варваров поднялся какой-то шум, и цезарь повернул голову. На другом берегу ручья рыжий верзила тащил связанную пленницу, а остальные варвары сотрясались от хохота всякий раз, как кто-то из них отпускал в его сторону смачную шутку.

Не отрывая взгляда, цезарь следил, как варвар, привязав женщину к дереву, поднялся, посмотрел на нее, а затем вернулся и с явным удовольствием связал ей еще и ноги.

Иоанн перешагнул ручей и, подойдя, с интересом уставился на пленницу.

— Кто эта женщина?

Рыжий лишь недовольно буркнул:

— А кто спрашивает?

Вперед тут же вылетел насупившийся Прокопий:

— Аккуратнее, варвар! Ты разговариваешь с Иоанном, цезарем Северии.

— Во как! — искренне изумился верзила, не обращая никакого внимания на маленького патрикия и впиваясь в Иоанна восторженным взглядом: — Цезарь! Я говорю с самим цезарем, и где — аж за тыщу верст от Северии! Скажи кому — не поверят. Я ведь сам из Северии…

Иоанн попытался вернуть его к теме.

— Так кто эта женщина?

— Я, Ранди, цезарь! Ранди Дикий Кот. А это! — Он ткнул пальцем в пленницу. — Это не женщина, тут вы сильно заблуждаетесь. Это тварь, зверюга. Вы только взгляните на ее когти!

Ранди задрал свою рубаху.

— Во!

Все уставились на шрам, тянущийся через весь живот, набухший, с толстой коркой запекшейся крови.

— Ее работа! Вот вы скажите, человек такое может?

В разговор влез патрикий:

— Где же вы ее поймали?

Ранди наконец-то удостоил коротышку взглядом и, сделав внушительную паузу, принялся повторять явно уже неоднократно рассказанную историю:

— Мы отбили ее у сардов. Два десятка конвоя, но Лава… — Он довольно покачал головой. — Ох, он и хитрющий! Мы их так зажали… Они бились, как звери, до последнего. Представляете, сардийцы, а все полегли — никто деру не дал, даже не попытались. Все полегли, а у нас ни одного погибшего. Один раненый, да и то его эта тварь ножом пырнула.

Устав разбирать жуткий варварский акцент, Иоанн перебил венда:

— А что она сама-то говорит?

— Да ничего! Сама она ни слова не произнесла. Вот уже неделю как молчит, но двое пленных, пока еще живы были, называли ее ведьмой и кляли по-всякому, а еще слушок был, будто везли ее к самому Хозрою, царю Сардии. По доброй ли воле или нет — не успели ничего сказать, сильно изранены были, померли. Так вот, пока мы эту ведьму вязали, она успела одного нашего ножом пырнуть, а мне вот брюхо расцарапать. Тварь! Я ее за это слегка тюкнул башкой о камень, и с тех пор она в отключке, а надо мной вся сотня потешается. Так что вы близко-то не подходите — мало ли чего, вдруг очухается!

Ранди замолчал, посматривая на слушателей. Не найдя достойного, как ему показалась, внимания к своему рассказу, он развернулся и пошел к кострам, откуда доносились возбужденные голоса варваров.

Иоанн внимательно присмотрелся к связанной женщине.

— Ведьма! И не скажешь — не старая совсем, даже миловидная. Если подлечить и помыть, может, даже….

Не договорив, цезарь отскочил, как ужаленный. Ведьма внезапно подняла голову и вперилась в него желтыми глазами с кошачьими зрачками:

— Иоанн! Сын Димитрия Корвина. Потомок Корвина Жестокого, первого царя Туры.

Она говорила медленно, словно повторяла за кем-то малоразборчивый текст, но цезарю было не до этого — он был ошарашен. Потомок царя Корвина — да он сам о себе такого не знает!

— Откуда ты знаешь? Кто ты такая?

Он почти кричал ей в лицо, но ведьма не отвечала, и глаза ее вновь закрылись.

— Вы видели? Слышали?! — Иоанн судорожно схватил Прокопия за рукав, и тот успокаивающе сжал его руку.

— Не забивайте себе голову, мой господин. Подслушала наш разговор, сложила одно к другому и ловит вас на крючок. Она же ведьма, не забывайте.

Иоанн все же засомневался:

— А Корвин? Мы про Корвина не говорили, да и про отца тоже.

— Цезарь, не будьте ребенком. Посмотрите, она явно не простолюдинка, ее руки еще совсем недавно знали такой уход, — Прокопий с тоской посмотрел на свои ладони, — какого у меня давно уже не было. — Спохватившись, он тут же добавил: — Значит, образованная, знает историю Туры. Вот и ответ.

— Пожалуй, может быть… — Логические построения всегда успокаивали Иоанна, тем более ведьма вновь перестала подавать признаки жизни.

— Пойдемте отсюда, мой господин, вы слишком устали. На сегодня впечатлений уже достаточно.

Патрикий приобнял своего подопечного за плечи, разворачивая и направляя в сторону лагеря. Они успели сделать несколько шагов, когда их догнали слова ведьмы:

— Тебя ждет беда, Иоанн! Смертельная опасность!

Цезарь вздрогнул и застыл, на него опять накатил парализующий страх, а Прокопий аж зло сплюнул с досады:

— Вот ведь сука! Ну неймется же тебе!

Иоанн медленно повернулся на голос:

— Кто ты такая?

На него смотрели уже человеческие — с небольшими зеленными вкраплениями, но вполне человеческие — карие глаза.

— Я та, кто может тебя спасти!

Понимая, что эта женщина играет на его страхах, Иоанн все равно ничего не мог поделать с собой. Его голос дрогнул:

— Спасти от чего?

Глаза ведьмы контролировали каждое движение цезаря. Она подняла голову, отбросив назад колтун из спутанных волос и запекшейся крови.

— Сейчас не знаю, но узнаю, если буду рядом. Ты должен забрать меня!

— Теперь то вы поняли, мой господин, она манипулирует вами! — Прокопий всячески пытался привести в чувство своего воспитанника. — Хочет вырваться, вот и наводит морок! Увидела вас и поняла — вот он шанс. Но мы не так просты, тебе не удастся нас одурачить! — Погрозив ведьме, патрикий вновь повернулся к Иоанну: — Давайте, мой цезарь, вернемся в лагерь, и весь морок как рукой снимет.

Голос ведьмы вдруг взвился пророчеством:

— Бойся не крови своей, бойся глаз и ушей своих, Иоанн!

Прокопий громко затараторил прямо цезарю в ухо, стараясь заглушить гнетущий голос:

— Идемте, идемте! Надо только отойти от нее подальше, и все будет хорошо!

Вид Иоанна его тревожил и не напрасно: тот вдруг выпрямился, расправил плечи, словно скинул невидимый груз.

— О, нет! Только не это! — обессилено прошептал Прокопий. Он знал своего воспитанника: такой вид означал только одно — цезарь принял решение. Обычно мягкий и прислушивающийся к чужому мнению, в этом случае он становился упрямее любого осла. Тут могла помочь лишь его мать — только ей удавалось сломить это непробиваемое упрямство, но, к сожалению, ее тут не было.

Иоанн насупился, как капризный ребенок, приготовившийся отклонить любые, даже самые разумные доводы:

— Мы должны забрать эту женщину с собой.

Патрикий взвыл от отчаяния:

— Как? Как мы можем это сделать? Силой? Выкрасть? Да варвары порубят нас на гуляш, не успеем мы и начать!

Зато к цезарю вернулось его обычное хладнокровие и разумность:

— Купите ее!

Патрикий успел уже устыдиться своей эмоциональности.

— Купить? Это, наверное, возможно! — И тут же добавил с виноватым видом: — Простите меня, мой господин, я был недопустимо несдержан!

— Я прощаю вас, Прокопий Авл, за несдержанность, — тон Иоанна остался подчеркнуто сухим и официальным, — а теперь пойдемте и выкупим ее.

Патрикий схватился за сердце. Он был уже на грани нервного срыва.

— Сейчас я рискую разгневать вас еще больше, но ради вашей матери я обязан спросить. Что, скажите мне ради всех святых, мы будем с ней делать? Трибунал заберет ее, как только узнает, а он непременно узнает! Здесь полторы сотни свидетелей, и, может быть, уже сейчас кто-нибудь из них строчит донос. Нас затаскают по допросам, если не хуже.

— Патрикий Прокопий Авл, соберитесь, и давайте решать проблемы по мере их поступления. — Такой официальностью Иоанн пытался вернуть своего прежнего, деятельного и предприимчивого, наставника. — Сначала купим, а потом уж будем решать, как спрятать.

Махнув рукой, Прокопий окончательно сдался:

— Хорошо, хорошо! Раз уж вы решили влезть в это дерьмо, то я с вами, но ваша мать никогда мне этого не простит!

— Пойдемте, патрикий. Я уверен, мы все делаем правильно.

Уже на ходу, цезарь обернулся к советнику:

— И оставьте, пожалуйста, в покое мою мать!