Братство Астарты

Глава 24

Огромный шатер для торжественных церемоний был забит народом. По обе стороны пока еще пустующего трона стояли дети нынешней и предыдущей супруги императора. Как и в жизни, трон разделял два непримиримых лагеря. Справа возвышался старший сын и наследник деспот Василий, длинный, нескладный блондин со злыми голубыми глазами. По традиции наследник престола носил титул магистра эквитум, то есть командующего тяжелой панцирной конницы. Рядом с ним его родная сестра августа Зоя, и без того миниатюрная, казалась совсем ребенком, обряженным в тяжелое бархатное платье. Ее волосы, такие же светлые, как и у брата, убранные в жемчужную сетку, лишь добавляли кукольности ее образу. Они были детьми давно уже умершей Софии, прежней жены Константина II. Слева новую семью базилевса представлял цезарь Михаил, первенец царицы Феодоры. Две его сестры и младший брат остались вместе с матерью в Царском Городе — Феодора не выносила тягот путешествий.

На круглом столе в середине залы стоял искусно выполненный макет долины вместе с городом, рекой и осаждающей его армией. Толпа благоразумно расступилась, пропуская стратилата и его секретаря к столу. Иоанн, последовав недавнему совету своего нового командира, предпочел остаться в тени. Отсюда ему был хорошо виден Наврус, прохаживающийся вдоль стола, заложив руки за спину, и та нескрываемая ненависть во взгляде, которой его встретили императорские дети.

Неожиданно в шатре прогремело:

— Император!

Разговоры и перешептывания мгновенно стихли, наступила оглушающая тишина. Затем полог распахнулся и вошла охрана, занявшая места у входа и вокруг трона. Вслед за ними появился высокий крупный мужчина с жесткими цепкими глазами. Лицо Константина II несло уже нескрываемые следы старения и невоздержанности: одутловатое, с мешками под глазами и красным, несоразмерно большим носом с черными точками угрей. Базилевс, расположившись на троне, обвел всех присутствующих не сулящим им ничего хорошего взглядом. За троном тут же возник логофет двора Варсаний Сцинарион — Иоанн мог бы поклясться, что не видел, как тот вошел, хотя смотрел во все глаза.

Император остановил тяжелый взор на стратилате:

— Давай, Наврус, не томи. Поведай людям, как обстоят дела.

Фесалиец не стушевался и, развернув свиток, начал бойко тараторить:

— Два легиона имперской пехоты, четыре диких, двадцать тысяч вспомогательной конницы — все подтянулись и собраны в лагере. Больше пятидесяти тысяч человек, не считая всякий сброд, как то: слуги, погонщики, носильщики и прочие. Все хотят жрать, еды с каждым днем становиться все меньше и меньше, а доставка ее все труднее и труднее.

За подобный доклад даже первенец Василий получил бы такой разнос, что мало не покажется, но Наврусу базилевс прощал и не такое.

— Ну и что ты предлагаешь?

Выдержав испытующий взгляд императора, Наврус почесал голый подбородок.

— Штурм, и как можно быстрее, иначе армия нас сожрет.

— Наврус, ты бы сам поменьше жрал и свиту свою разогнал — глядишь, армии еще на месяц хватило бы. — Константин говорил жестко, но беззлобно, словно выговаривая ребенку.

Варсаний склонился к уху базилевса и что-то быстро прошептал. Император кивнул и поднял взгляд, а логофет выпрямившись бросил в зал:

— Остаются только семья, стратилат и командиры легионов. Остальные свободны.

Видя, что секретарь Навруса уходить не собирается, да и трибуны легатов остались на месте, Иоанн подумал, что тоже может поприсутствовать, даже не причисляя себя к семье.

Базилевс, повернувшись, чуть заметно кивнул Варсанию, разрешая говорить. Тот еще раз оглядел собравшихся и, убедившись, что посторонних не осталось, начал:

— Как сообщает разведка, город хорошо подготовился, и может просидеть в осаде до полугода, ни в чем не нуждаясь. Мы не можем себе позволить такого срока, тут я соглашусь со стратилатом. Штурм неизбежен, но… Тяжелые катапульты доставят и соберут недели через три, это значит, до штурма не меньше месяца. Сейчас я хочу выслушать вас, господа: есть ли у вас предложения, способные ускорить развитие ситуации? — Логофет вновь, уже вопросительно, обвел взглядом легатов. Видимо, никто из присутствующих не был готов к такому развитию событий, поскольку все опускали глаза, боясь посмотреть на Сцинариона.

— Ни у кого никаких идей? — еле слышно произнес император, и голос базилевса подействовал на окружающих, как шипение змеи на мышь. Все замерли, боясь пошевелиться и ожидая смертельного броска на малейший шорох.

— Есть одна мысль!

Слова стратилата были встречены вздохом облегчения. Буря миновала!

— Ну хоть кто-то не зря ест мой хлеб! — Константин удовлетворенно откинулся на спинку и расслабился. — Говори!

Наврус глубокомысленно поднял вверх указательный палец:

— Надо заставить их выйти из города. — Он замолчал, и его мясистые губы растянулись в загадочной улыбке.

Император не любил загадки, в его глазах мгновенно полыхнуло пламя бешенства:

— Если это все…

Змея снова угрожающе заиграла кольцами, и Фесалиец, наступив на горло собственной песне, сократил свою театральную паузу и, взмахнув рукой, продолжил:

— Штурм начнут четыре варварских легиона. Растянутся по максимуму, создавая видимость участия всей армии. Без поддержки варвары особого энтузиазма не выкажут — уверен, они не продержаться и часа, начнут отходить. Напротив ворот поставим две когорты гавелинов, они самые горластые. Пара человек крикнет: «Обходят, спасайся!» — и все побегут. Это я устрою. Видя бегущих гавелинов, и остальные перейдут на бег — на всякий случай. В городе, я знаю, остался отряд сардийской конницы, около пяти сотен, и что-то мне подсказывает, что эти ребята на стены не полезут. Они останутся в резерве, и с начала штурма будут томиться в седле. Представьте, какое искушение: противник бежит, вражеской конницы не видно — ну как тут не выйти и не покуражиться, не показать удаль молодецкую, порубить бегущих дикарей, а?

Рот Навруса растянулся в злой усмешке:

— Итак, ворота открываются, с грохотом падает подвесной мост, кавалерия начинает преследовать бегущих варваров. Тяжелая имперская пехота неспешно выходит из лагеря и строится, чтобы встретить атаку. Все внимание горожан приковано именно сюда: успеет ли конница нашинковать дикарей, прежде чем подойдет помощь? В этот момент, вот отсюда, — стратилат ткнул пальцем в макет, — на перехват сардов выходит тысяча катафрактов Василия. Как вам хорошо видно, вот эта горная гряда скроет их от горожан и позволит сосредоточиться на кратчайшей дистанции.

Фесалиец оторвался от макета и взглянул на наследника. Вид Василия, нервно кусающего нижнюю губу, вдохновил его на красочное описание:

— Наша тяжелая конница появляется неожиданно и имеет преимущество. Теперь паника уже охватывает осажденных: успеют ли сардийские всадники вернуться и не пора ли закрывать ворота? Наступает кульминационный момент, и тогда появляются те, ради кого все и затевалось!

Наврус замолчал, оглядывая собравшихся с довольной улыбкой, но насладиться моментом и потянуть паузу ему не позволил зловещий шепот:

— Наврус, может, отправить тебя в цирк? Там твои актерские ужимки найдут должное понимание.

Стратилат тут же склонился в низком поклоне императору:

— Готов служить своему базилевсу везде, куда бы он меня ни послал, но здесь, на поле боя, клянусь вам, мой император, от меня вам будет куда больше пользы.

Константин не включился в прения и лишь нахмурил брови. Фесалиец, уловив сигнал, не стал более гневить «богов» и перешел к делу:

— Сотня вендов отрывается от общей массы конницы и устремляется к воротам. Солнце светит горожанам в глаза, у вендов прекрасные лошади, и их всего лишь сотня — они должны успеть пронестись по мосту и ворваться в ворота. Как только они займут оборону в воротах, осажденные всеми силами попытаются их оттуда выбить, но у них не будет на это времени. Дикие легионы немедленно развернуться и вновь бросятся на штурм, но уже по-настоящему озлобленные. Сардийская конница будет раздавлена между тяжелой пехотой и катафрактами.

Наврус поклонился, как в театре:

— Все — город ваш, мой император!

Фесалиец замолчал, и на зал опустилась полная тишина, но теперь никто не прятал глаза. Наоборот, все взоры устремились на базилевса, ожидая его решения.

Император, дав себе паузу на обдумывание, произнес:

— Кто-нибудь хочет возразить или добавить?

Константин ни на кого не смотрел и не ждал ответа, прокручивая в голове все аспекты плана. Наконец он огласил вердикт:

— Хорошо! Сколько тебе надо времени на подготовку?

— Все готово, мой император. Дадим день легионам, только чтобы излишне не суетились, и послезавтра с рассветом можно начинать.

Наврус довольно сиял — все прошло как нельзя лучше. А Константин, внимательно посмотрев на стратилата, неожиданно поднялся и, не говоря ни слова, двинулся к выходу. Охрана, грохоча подкованными сандалиями, последовала за ним. Все присутствующие склонились в глубоком поклоне и провели в нем все время, пока полог шатра за ушедшим базилевсом не перестал качаться. Варсаний исчез так же незаметно, как и появился, стоило лишь императору покинуть зал, и поскольку никаких дальнейших указаний не последовало, то все неловко продолжали топтаться, не зная, что делать. Василий, решив немного развлечься, нагнулся к сестре, и прошептал ей на ухо так, чтобы его было слышно в ближайшем окружении:

— Как ты находишь план Навруса? По-моему, глупо и надумано, как обычно.

Зоя подняла на брата невинный взгляд:

— А что, был какой-то план? Я ничего слышала — лишь карканье павлина, распушившего хвост.

Вокруг все замерли, навострив уши. Фесалиец от бешенства сжал кулаки так, что побелели костяшки. Наследник, скривив рот в презрительной усмешке, процедил сквозь зубы:

— Павлин? Не пойму, где ты увидела павлина. По-моему, это был вульгарный петух с претензией на театральность.

Окружение Василия подобострастно захихикало, но большинство в зале шутку не оценило, зато Зоя, впившись взглядом в лицо Навруса, наслаждалась ненавистью, источаемой ее врагом. На ее хорошеньком кукольном лице замерла садистская гримаса, а слова наполнились ядом:

— Не тот ли это кастрированный старый петух, что подобрал и подкармливает из жалости наш отец?

Это было уже прямое оскорбление. Наврус обязан был ответить. Он понимал, что его специально втягивают в скандал, но ничего не мог поделать — ярость захлестнула его:

— Кому, как ни вам, Ваше Высочество, разбираться в петухах и павлинах, ведь у вас вся свита из них состоит.

В зале повисло напряжение тщательно сдерживаемого смеха. Золотую молодежь из гвардейской конницы в армии недолюбливали. Маленькое лицо Зои стало похоже на мордочку озлобленной собачонки, которая вот-вот оскалится и зарычит:

— Зависть — это плохо, Наврус. Не надо завидовать настоящим мужчинам, даже если ты сам жирный кастрированный уродец!

Принцесса никогда не отличалась деликатностью, но и Фесалиец тоже завелся:

— Бог всем нам чего-то не додал: кому красоты и здоровья, кому доброты, а кое-кому он явно поскупился на мозги.

Василий стоял весь бледный, стараясь подобрать хоть какие-то слова, а Зоя, чьи истерические припадки стали настоящим кошмаром для дворцовой челяди, смогла лишь прошипеть в ответ:

— Оскорбление высочеств и императорской гвардии при свидетелях! Думаю, такое, Наврус, тебе с рук не сойдет!

Легаты и секретари штабов, видя, что дело принимает скверный оборот, потянулись к выходу. «Попасть под горячую руку? Нет уж, благодарим покорно!» — говорили их затылки. Наврус почувствовал пустоту за спиной, да и под ногами тоже. Константин сам никогда не стеснялся в выражениях по отношению к своим отпрыскам, мог и ударить, если те попадались в моменты ярости, но ото всех других требовал жесточайшего исполнения этикета. Проявление неуважения к семье — в любой форме — могло стоить не только карьеры, но и жизни.

Помощь пришла с совершенно неожиданной стороны. Михаилу надоело быть сторонним наблюдателем, и он решил принять участие в забаве.

— Я не слышал никаких оскорблений. Напротив, мне кажется, именно ты, Зоя, ведешь себя как тупая злобная сука! — Стянув губы в хищной ухмылке, он просмаковал еще раз, медленно и со вкусом: — Как злобная сука!

Последние слова упали в толпу, как капля катализатора в раствор, мгновенно ускорив стремление почтенных командиров покинуть шатер. Никому не хотелось оказаться втянутым в битву титанов, поскольку ничего, кроме неприятностей, она не сулила.

— Что! — Зою сорвало окончательно, и голос превратился в настоящий вой: — Кого это ты, ублюдок цирковой шлюхи, назвал сукой!

Василий и его свита схватились за пояса, где обычно висело оружие, но на Михаила это не произвело никакого впечатления. Невысокий, на пол головы ниже Василия, он слыл первоклассным бойцом как на фехтовальной дорожке, так и в борцовском зале. Приятные черты лица Михаила испортила злая гримаса:

— Хочешь, чтобы я отлупил тебя и твоих павлинов, как в прошлый раз?

Неприятные воспоминания отразились в глазах Василия, его взгляд заметался, пересчитывая своих и чужих. Подсчеты явно оказались не в его пользу, и он поднял руку, успокаивая свой эскорт:

— Позже! Позже, друзья мои! — И добавил еле слышно, едва шевеля губами: — Придет время, и мы за все поквитаемся!

— Трус! — Зоя, оттолкнув брата выскочила вперед. Она еще не знала, что будет делать, но бешеная ярость, клокочущая внутри, требовала выхода. Выход нашелся в древней амфоре, стоящей на постаменте за троном. Ни на миг не усомнившись, хрупкая девушка метнула дорогущую керамику в голову ненавистного родича.

Несмотря на неожиданность, Михаил увернулся, и тысячелетний фарфор, врезавшись в шатровый столб, со звоном разлетелся на тысячи осколков. Грохот разбившейся амфоры и последовавшая за тем гробовая тишина вернули Зою в реальный мир. Она извиняюще взяла брата за руку и бросила Михаилу в лицо:

— Будь уверен, в следующий раз я не промахнусь!

Пытаясь скрыть растерянность, Михаил с ледяной улыбкой процитировал дворцового поэта:

— Глупец, кто рядом со змеей ведет себя беспечно!

В его памяти все еще стояли безумные, полные ненависти глаза Зои. Он смотрел на своего брата и сестру так, словно увидел их впервые. Внезапное откровение, словно ослепило его: господи, да они меня ненавидят! Будь у нее нож… Они донимали и били его в детстве, пока были сильнее, потом он научился давать сдачи, драки становились все жестче и жестче до того дня, пока он не победил. Тот день они трое запомнили навсегда: у него было расцарапано и залито кровью все лицо, у Василия сломан нос и два ребра, а у Зои рука висела, как плеть. Он и в будущем никогда не жалел в драке ни брата, ни сестру — но ненавидеть? Нет. Ненависти у него не было. Это же игра. Кто сильнее, кто быстрее. Ему хотелось закричать: «Очнитесь! Это же игра! Очнитесь, придурки!»

Внезапно под сводами шатра прозвучал властный бас логофета императорского двора:

— Великий базилевс приказывает своим детям, командующему армией и всем легатам немедленно оставить царский шатер и приступить к подготовке штурма. Штурм начнется завтра с восходом солнца.

Варсаний замолчал, и под его пристальным взором хрупкий мир царской семьи, только что грозивший расколоться, как лежащая на полу амфора, сжался, покачнулся, но в очередной раз устоял.