Броня Презрения

I

ПВН было аббревиатурой, и это произошло в Подвале. В подразделении было двести сорок три скальпа, и основная часть из них была для части «Н» в названии. В первый день Крийд никого не знал, и стоял в одиночестве, руки в карманах. Это заслужило несколько разъяснительных слов от инструктора, Строевого Мастера Кекси.

— Ни один чертов Гвардеец, даже такой поносный скальп, как ты, не держит руки в карманах! — высказался Кекси. Кекси был два метра двадцать, и выглядел так, как будто был сплетен из вяленого мяса. Он медленно говорил, как будто у него было все время мира, чтобы браниться и испепелять взглядом, а слова вылетали из его сухого, безгубого рта, как трассеры: горячие, яркие и обжигающие. Если бы он заорал в ночи, вы бы увидели его слова, прошивающие темноту, как фосфорные капли.

У Строевого Мастера Кекси была палка. По причинам, которых никто в отряде не понимал, он называл ее «Сару». Это была толстая балка изогнутого твердого дерева, сорока сантиметров в длину, и напоминающая как офицерскую дубинку, так и ножку стула. Кекси любил подкреплять определенные слова и фразы вместе с Сару. На «поносный скальп», Кекси ударил Сару по левой руке Крийд, которая все еще была в кармане. Вспышка резкой боли пронзила костяшки кулака Крийд. На «как ты», Сару посетила правую руку Крийд.

Слова «держит руки» сопроводили Сару прямо между ног Крийд. Крийд упал на металлический настил, втягивая воздух.

— Встать, руки по швам. Больше никакая поза недопустима для Бога-Императора, меня, или Сару. Это ясно?

— Да, инструктор.

— Эх, — сказал Кекси, наклоняя голову. У него была привычка, как они поняли, подчеркивать свою речь особенным звуком. — Эх, называешь это четкой зарядкой?

— Эх, что за дерьмовая попытка! Это самое лучшее, что ты можешь предложить, эх?

— Эх, — сказал он, — я не верю, что Сару тебя слышит, да, скальп?

— Да, инструктор! — закричал Крийд. — Все ясно, инструктор!

— Встань, — фыркнул Кекси, и повернулся к остальным.

Некоторые из остальных были весьма развеселены. Прошло едва десять минут первого дня, а один из них уже растянулся на палубе с глазами, мокрыми от боли.

Они были уродливой толпой, большинство из них были остатками от различных полков. Крийд уже придумал имена трем или четырем самым запоминающимся. По крайней мере, прозвища. Здесь был Форбокс, который был высоким, крепко сложенным шутником из 33-го Колстекского. Он был в ПВН, и он гордо заявил им, когда они собрались, что он «дрянной во всем». Красотка была женщиной-танкистом из Хауберканцев. Она уже третий раз проходила ПВН, хотя это был ее первый раз со Строевым Мастером Кекси. — Я не люблю приказы, — единственное, что ответила она, когда Форбокс спросил ее, какая у нее причина находиться здесь.

В Красотке действительно что-то было. Темноволосая и смуглая, она казалась такой же опасной, как и незачехленный нож в ранце.

Глыба, как это часто бывает с прозвищами в Гвардии, принадлежало юнцу, который не заслужил этого.

Глыба был маленьким и тощим, худым, дальше некуда, еще одним Колстековцем, как и Форбокс. Крийд подразумевал, что кувалда иронии Имперской Гвардии ударила по Глыбе рукояткой. Хотя он был мелким, и выглядел затравленным, ему было тяжело сопереживать. У него был пронзительный хохот, и он использовал его, чтобы донести свое удовольствие от боли других. Глыба был послан в ПВН своим командующим офицером за — прикрепление штыка к реактивному гранатомету, хо-хо-хо.

По сложившемуся мнению Крийд, всего за десять минут, Жидкий был настоящей отравой в отряде. Жидкий напомнил Крийд Майора Роуна: высокий, смуглый, красивый и злобный. Он знал, что хорошо выглядит, даже в полинявшей одежде ПВН, и он награждал их всех пренебрежительным молчанием. Когда они впервые собрались, Форбокс спросил его «за что он здесь», а Жидкий просто закрыл глаза и отвернулся.

— Ооо, крутой парень, хо-хо-хо! — захихикал тогда Глыба, а Форбокс с несколькими другими громко засмеялись.

Жидкий повернулся, распрямил указательный палец левой руки, и вставил его в рот Глыбе под верхней губой, а потом согнул палец и поднял губу Глыбы к ноздрям. Глыба фыркнул от боли, но, как рыба на крючке, не мог освободиться.

— Я не «крутой парень», — сказал Жидкий. — Я не твой чертов друг. Если я нужен тебе, ты спрашиваешь Жидкого. А тебе я никогда не буду нужен.

С этими словами он отпустил губу Глыбы. С этого момента все относились с уважением к Жидкому.

— Танит занырнул! — сдавленно засмеялся Форбокс, когда Инструктор Кекси опрокинул Крийд на палубу. — Первый и единственный, говорят они. Первый и единственный, кто шлепнется!

— Танит плачет, — присоединился Глыба. — Гляди, гляди! Как маленькая девочка! Бу-ху! Хо-хо-хо!

— Вали домой к мамочке, маленький Танитец! — крикнул Форбокс.

— Она вытрет тебе слезки и снова сделает тебя красивым, — давилась от смеха Красотка. — Чмок! Чмок! — добавила она, изображая поцелуи. — Вот так лучше!

— Моя мать… — начал Крийд, вставая. — Моя мать выпустила бы ваши фесовы кишки…

— Ой, я так чертовски напуган! — заявил Глыба. — Так напуган, что обоссался, хо-хо-хо!

— Я знаю твою мамочку, — крикнул Форбокс. — Она слегка сопротивлялась, но с ней все было в порядке. Она все еще пишет мне. «Ох, Бокси, когда мы снова будем вместе? Я скучаю по твоему горячему--»

— Хватит! — вклинился Инструктор Кекси. — Заткнулись, поносы. Эх, я повидал подразделения в свое время, но вы просто срань. Собраться, построиться!

Шевелитесь, шевелитесь! Встань и в шеренгу, Крийд. В шеренгу. Это шеренга, дерьма кусок? Встать в нее! Шесть шеренг, сейчас же! Быстрее! — Кекси обходил шеренги, вертя Сару в своих мозолистых руках.

В отдающем эхом Подвале было холодно. Их дыхание оставляло пар в воздухе. Как и все промозглые места, Подвал был сырым и нетопленым. Его стены были покрыты пятнами ржавчины и гниющего металла, а воздух вонял застоявшейся мочой и растворителем, которые протекали через потолок.

— Ладно, леди и леди, — сказал Кекси. — Я полагаю, что это самое лучшее, что вы можете изобразить. Черт. Я видел новобранцев, которые составляют лучшие шеренги. Вы – дерьмо, слышите меня? Самые худшие из худших. Вы – ПВН, и моя цель сделать вашу жизнь невыносимой, что дано мне лично Богом-Императором Человечества. Эх, мне нужно сделать из вас настоящих чертовых Гвардейцев. Вы пришли ко мне, как поносы, а я верну вас назад, как настоящих солдат. Или… вы умрете.

Он сделал паузу и пробежался взглядом по их тихим шеренгам.

— Кто-нибудь хочет сказать что-нибудь смешное об этом? Ну же, давайте. Говорите открыто.

— Ну, вы можете попробовать, — предложила Красотка.

Сару ударила ее по горлу, а затем по задней части головы, когда она упала.

Красотка лежала на палубе, задыхаясь. Крийд сделал движение, чтобы помочь ей.

— Никому не двигаться, мать вашу. Никому! Пусть она впитает это. У кого-то еще есть, что сказать? Нет? Нет? — Кекси остановился и встал, глядя на них. — Добро пожаловать, сукины сыны и дочери, в подразделение ПВН. Давайте убедимся, что означают эти буквы. «П» – это… я жду?

— Переподготовка, инструктор, — пробормотали они.

Кекси ударил Сару по своей ладони. — Я не думаю, что Сару слышит вас…

— Переподготовка! — закричали они.

— А «В» – это…?

— Воспитание, инструктор!

— Отлично. Хорошо. А «Н»? Вы все знаете, что это значит?

— Наказание, инструктор!

Кекси кивнул. — Хорошо и хорошо. Эх. Давайте-ка я вас пересчитаю. Я полагаю, что большинство из вас, скальпы, здесь по причине «Н». Покажите руки.

Большинство из подразделения, включая Глыбу, Жидкого и Красотку, подняли руки.

Кекси снова кивнул. — А кто здесь из-за «П»?

Немногие, включая Форбокса.

Кекси провернул Сару в руках. — Представьте мое удивление, если кто-то из вас здесь из-за «В». Кто-нибудь? — Поднялись восемь рук. Крийд был одним из них.

— Дерьмо, — сказал Кекси. — Восемь? Ладно, восемь. Выйти вперед. — Крийд вышел вперед с остальными семью. Они выглядели, как мальчики, все они, с этими самыми длинными конечностями, округлыми плечами и духом взросления.

— Смотрите и учитесь, поносы, — сказал остальным Кекси. — Это восемь девственников. Девственные чертовы скальпы. Никогда не видели жара войны. Никогда не стреляли в ярости. Лучше вам делать чертовски лучше, чем они, или я лично приставлю болт-

пистолет к вашим вискам и буду улыбаться, когда спущу курок.

Кекси пристально посмотрел на восьмерку «В» кандидатов.

— Пятьдесят отжиманий, — сказал он. — Сейчас же.

После часа отжиманий, подразделение забиралось по канатам три часа, или около того, а затем делало круги по Подвалу с нагрузкой. К концу пятого часа они были вялыми и отупевшими от усталости.

— На канаты! — прокричал Кекси.

Форбокс, потный и раскрасневшийся, больше не мог подниматься по канатам к потолку Подвала.

— Если кто-то провалится, все подразделение начнет заново! — проинформировал их Кекси.

— Поплюй на ладони, — прошептал Крийд Форбоксу. — Поплюй на руки и у тебя будет лучший хват--

Форбокс сделал это, и начал подниматься.

— Кто тебя научил этому? — прохрипел он.

— Мой отец, — сказал Крийд, в нескольких метрах выше и закрепившись.

— Как его зовут?

— Какого именно? — спросил Крийд.

II

Лампы на потолке подвала начали отключаться, каждая угасала с громким рр-дзынь. Члены подразделения были рассеяны, как мертвые на поле боя, на матах, задыхаясь и постанывая. Их пропитанные потом одежды прилипли к телам. Они лежали на спинах, протягивая руки, как целители веры, подальше от любых контактов. Их ладони, покрытые большими волдырями, были слишком воспалены, чтобы отважится дотронуться до чего-либо.

— Прямо здесь, завтра, в шесть часов, — сказал им Строевой Мастер Кекси. — И ни минутой позже, или Сару захочет узнать почему. Собраться и отдать мне честь.

Инструктор по Строевой Подготовке Кекси стоял, шлепая Сару по правому бедру, пока подразделение ПВН медленно поднималось на ноги и вставало в шеренги.

— Шесть недель, — сказал Кекси. — Шесть недель прогулки по Дороге Славы до высадки на планету. Боже-Император, к тому времени мне нужно превратить некоторых из вас в боевых чертовых Гвардейцев. Сегодняшний день был позором. Завтра вы будете делать лучше. Свободны.

Кекси подошел к Крийд, когда подразделение разошлось.

— Прости за сильные удары, Крийд, — прошептал он. — Я не сообразил, что ты здесь на воспитании.

Крийд кивнул. — Все в порядке, инструктор. Вам не нужно было это знать.

— Нет, не нужно. Досада. Давай, убери чертовы маты.

Тканевые тренировочные маты были тяжелыми и двенадцати метров по краям. Скатать их и оттащить в ящики было бы огромным подвигом для любого, не говоря уже о человеке с жестокими волдырями на руках.

— Вы шутите? — сказал Крийд.

— Ты отказываешься выполнить приказ, скальп? — спросил Кекси.

— Нет, но...

Сару нанесла Крийд еще более продолжительный визит, ударяя в те места, где синяков не будет видно.

После того, как Кекси ушел, Крийд долго лежал на полу, переполненный болью, а затем поднялся и убрал маты. Это заняло много времени. Форбокс, Красотка и полдюжины других членов подразделения ПВН задержались у люка. Они все видели, что сделал инструктор. В конце концов, они подошли и помогли Крийд с матами.

— Я могу сделать это, — сказал Крийд.

— Инструктор серьезно тебя отделал, — сказал Форбокс. — Ты в порядке? — Озорство пропало с его лица. Он выглядел искренне обеспокоенным.

— Да. Слушай, я могу это сделать.

— Будет быстрее, если мы поможем, — сказал один из остальных, худой парень по имени Зидон.

— Кекси ублюдок, — сказала Красотка. — Думаю, что смогла бы его хорошо порезать.

— Ага, уверен, что так, — сказал Форбокс.

— У меня есть клинок, — резко бросила Красотка. — Насажу ублюдка, когда он снова пройдет мимо меня с этой палкой.

— Не смей, — сказал Крийд.

— Почему нет? — спросила Красотка. — Он это заслужил…

— Не будь дурой. Напасть на офицера? — сказал Крийд. — Тебя казнят. Несколько выстрелов промеж ушей.

— Это того стоит, — сказала Красотка, но она больше не звучала так уверенно.

— Инструктор делает свою работу, разве не понятно? — сказал Крийд. — Это – Имперская Гвардия. Сильные удары и строевая дисциплина. Это то, что поднимает нас до стандарта и держит нас там. Если ты ожидала чего-то другого, Трон знает, почему ты вообще записалась.

— Ты говоришь, как чертов комиссар, — сказал один из остальных.

Крийд улыбнулся. — Сегодня это у меня первый комплимент.

— Как тебя зовут? — спросил Форбокс.

— Крийд. (Criid)

— Что, как священное Имперское кредо (creed)?

— Нет. Двойное «i», а не двойное «е». Это Вергхастское имя.

— Я буду звать «Святой», — сказал Форбокс, дав прозвище проверенным временем Гвардейским способом отсутствия обсуждения. — Точно, «Святой». Отлично звучит.

— Тебе виднее, — сказал Крийд.

— Кто это? — внезапно сказала Красотка, указывая. На дальней стороне Подвала стояла фигура, в тени главного входного люка. Женщина, высокая и худая, в темной боевой форме и с нашивками сержанта.

— Фес, — пробормотал Крийд.

— Кто это? — спросила Красотка.

— Просто моя... — начал Крийд. — Мой надзирающий офицер, пришел за мной. До завтра, да?

— В то же время, с той же болью, Святой! — засмеялся Форбокс, когда Крийд поспешил прочь.

— Святой? — спросила женщина, когда Крийд присоединился к ней.

— Я получил прозвище.

— Это синяк? — спросила она, протянув руку, чтобы прикоснуться к лицу Крийд.

— Не надо! — зашипел Крийд, шлепком отбивая ее руку в сторону.

— Кто это сделал?

— Я упал. Во время упражнения.

— Ты хромаешь.

— Оставь это. Что ты здесь делаешь?

— Я пришла проведать тебя. Первый день и все такое.

— Лучше бы ты этого не делала. — Крийд прошел мимо нее и захромал по служебному проходу.

— Далин! — прорычала она.

Почти восемнадцати лет, высокий и сильный, Далин Крийд ничего не боялся во вселенной, кроме звука ее голоса. Он замер.

— Кто-то побил тебя? — спросила она.

— Инструктор расставил точки. Что в ПВН нет любимчиков.

— Ублюдок. Я должна убить его, — сказала Тона Крийд. — Хочешь, чтобы я убила его?

— Нет, — ответил он, — но если ты снова ко мне сюда придешь, ма, я хочу, чтобы ты пообещала убить меня.

III

Время приема пищи. Душные палубы заполнялись. Сальный дым и пар вырывались из столовых и катились под потолком над толпой. Решетки вентиляционных каналов были покрыты нитками затвердевшего жира. Здесь был запах вареной зелени, пюре из тыквы и масла. Звенели колокольчики. Различные торговцы выкрикивали свои меню плывущему мимо потоку.

За талон солдат мог съесть простые горячие пайки в столовых Муниторума, но обещание чего-то другого притягивало сотни из них на душные палубы в конце каждого дневного цикла. Это, и факт того, что здесь можно было достать выпивку, и другие удовольствия, если знаешь, кого спросить.

Душные палубы существовали из-за «следующих за силой». За каждым полком Гвардии следовала свита сопровождения: жены, дети, подружки, шлюхи, целители веры, проповедники, попрошайки, жестянщики, спекулянты, зубодеры, контрабандисты, писаки, ростовщики и целая масса темных душонок, которые жили, как паразиты, как блохи, на шее у военных.

Харку говорили, что некоторые полки увеличивались вдвое, если учитывать прихлебателей.

Душные палубы были теми местами, где они жили и ели, проводили сделки и торговали. Он однажды услышал, как младший комиссар предложил изгнать гражданских из флотилии. — Это бы уменьшило расходы Муниторума примерно на пятьдесят процентов, — с чувством заявил младший комиссар.

— Ага, — улыбнулся тогда Харк, — а на следующий день, каждый Гвардеец в квадранте дезертирует.

Пока они пробирались сквозь толпу в главном проходе, Виктор Харк с некоторым удовлетворением отметил, что его компаньон не выказывал ни признака озвучивания столь же наивных комментариев. Глаза Ладда были широко раскрыты, так как это был первый опыт Младшего Комиссара Нахума Ладда по нахождению в периферийных областях транспортника. Но он был сообразительным и наблюдательным, и Харк мог понять, почему его начальник устроил официальный перевод Ладда во вновь образованный Первый и Единственный.

Они пригнулись под висящими, качающимися засоленными водоплавающими, а затем отошли в сторону, чтобы избежать пар, вырывающийся со стойки с чанами для жарки. Энергичные голоса повышались, когда грязные руки протягивали деньги в обмен на жареное мясо на деревянных палочках и пакеты с приправленным пряностями фаршем, завернутым в капустные листы.

— Голоден? — спросил Харк.

— Я ел, сэр, — ответил Ладд, повышая голос над шумом.

— Пайки Муниторума? — удивился Харк.

— Я поел в начале смены. В конце концов, это высчитывается из нашего жалования.

— И что было ночью?

— Эм, что-то вроде соленой рыбы, и пудинг.

— Вкусно?

— Эм, рыба была пикантной, можно так сказать, — сказал Ладд.

Мимо них спешно прошел торговец с лопатой для хлеба на плече, уставленной дымящимися пирогами. Ладд повернулся и смотрел, как они проплывают мимо. Харк почти мог видеть, как молодой человек истекает слюной.

Виктор Харк был мощного телосложения с густыми темными волосами и чисто выбритым лицом. Его голова вырастала из толстой шеи, как кончик пули. У него была легкая, непринужденная манера поведения, которую Ладд находил тревожной, в особенности потому, что Ладд знал, что Харк мог быть диким и безжалостным сторонником дисциплины. В какой-то момент жизни – у Ладда никогда не хватало смелости спросить об этом – Харк потерял левую руку и получил аугметическую замену.

Сейчас Харк поднял эту аугметику и щелкнул пальцами. Щелчок механических пальцев прозвучал, как перезарядка болтера.

Торговец остановился.

— Сэр?

— Две штуки, — сказал Харк, показывая V настоящими пальцами.

— Сладкие или кислые, сэр? — спросил торговец, поворачивая свою деревянную лопату, чтобы предложить товар.

— Что это?

— Пряная дичь, или сахарный плойн, сэр.

— Ладд?

— Эм, плойн, сэр?

— Тогда, и то, и то, — сказал Харк, доставая монеты из кармана плаща.

Они взяли горячие пироги. Торговец дал им листы засаленной бумаги, чтобы завернуть их.

Они начали идти и есть. Ладд очевидно был голоден. Он так сильно наслаждался своим пирогом, что его глаза слезились.

— Спасибо, сэр, — сказал он.

Вытирая крошки со рта, Харк отмахнулся. — Кто мы сейчас, Ладд? — спросил он.

Ладду пришлось поспешно проглотить полный рот горячего, чтобы ответить. Он поморщился. — Я… эм, я не уверен, что понимаю, о чем вы, сэр.

— Итак, Нахум, кем мы были до того, как я купил пироги?

— Эм… двумя комиссарами, патрулирующими грязные палубы?

— Душные палубы, Ладд. Так гражданские называют их. Я знаю, что «нижние палубы» это официальное название, но ради Трона, это звучит, как начало шутки в казарме.

— Да, сэр.

— Ешь. — Харк еще раз откусил от своего пирога. Ему пришлось жевать и ждать, пока его рот не станет достаточно свободным, чтобы продолжить. — В любом случае, ты прав. Два комиссара, блуждающих по душным палубам. Ты – не плохой солдат, которому есть, что скрывать. Ты видишь таких, как мы, ты знаешь, что мы ищем. Но два комиссара, жующие пироги… и, между прочим, роняющие крошки и сок на форму…

— Ммм! Простите!

— Итак, о чем это говорит?

— Что мы здесь ради еды? И, поэтому… не при исполнении? — Харк наклонил голову. — В точку. Уловка, Нахум. Если не можешь спрятаться, прячься на видном месте.

Зазвучала музыка, дудочки. Харк, вздрогнув, огляделся. Труппа артистов проскакала мимо, играя на дудочках, виолах и барабанах. Пятеро акробатов кувыркались колесом по главному проходу. Жонглеры бегали по краям, хватая шляпы, фрукты и другие предметы, как ложки и полусъеденные шашлыки на шампурах, у ничего не подозревающих прохожих, и вертели их в воздухе раз или два до того, как вернуть их смеющимся, озадаченным владельцам. За труппой шел маленький ребенок, ее глаза были большими на лице, покрытом лаймово-зеленой камуфляжной-11 краской, и она собирала монеты в потрепанный Гвардейский шлем, который держала, как ведро, у подбородка.

Харк отвел Ладда в сторону, чтобы дать им пройти. Младшие адепты Экклезиархии, с испачканными чернилами пальцами, шли сквозь толпу, раздавая копии Лектицио Дивинитатус, все еще влажные от печатных машинок. Попрошайки и инвалиды предлагали изделия из огарков свечей и шарики для чистки ботинок. У соседней продуктовой лавки два Гвардейца, один Колстековец, другой крепкосложенный Хауберканец, спорили, кто следующий в очереди. Выглядело так, как будто сейчас начнется потасовка.

— Игнорируй, — сказал Харк Ладду. — Вмешаемся, и мы раскроем себя. Мы здесь по другому делу.

Ладд кивнул, жадно доедая остатки пирога. Он вытер рот рукавом.

Толпа вокруг них становилась плотнее. Ладд мог чуять спиртное. Костлявый проповедник, или полоумный или навеселе, залез на самодельную кафедру на тележке, и кричал любому, кому было дело, о «ликовании умирающей души».

Харк не слушал. Он все еще мог расслышать звуки дудочек, затихающие в толпе, пока труппа удалялась. Это ему кое о чем напомнило, в том плане, в каком сон из прошлой ночи иногда внезапно появляется и снова становится воспоминанием. Как и в таких снах, Харк не мог определить или восстановить воспоминание. Но в нем было зарыто чувство. Печаль. Сожаление.

— Сэр?

— Что?

— Сэр? — спросил Ладд.

Харк заморгал. Глупо быть таким растерянным. Этого просто нельзя допускать. Дорога Славы всегда была длинной прогулкой, и комиссар делал свою самую лучшую работу на ней. — Ладно, — сказал он, тихо и осторожно, — повтори, что сказал тебе твой источник?

— Место Павера, — ответил Ладд. — Там чаще всего видели Меррта. Мой источник говорит, что он спустил больше трех сотен.

— Интересно, почему он продолжает возвращаться, — сказал Харк.

— Действительно интересно, — сказал Ладд. — Я думаю, что есть что-то большее, чем деньги. — Харк кивнул. Он давно знал Рена Меррта, одного из изначальных Танитцев. Война была жестока с ним, и сыграла с ним злую шутку. Казалось, что фортуна продолжала отдыхать.

— Мы собираемся казнить его? — прямо спросил Ладд.

— Что? Нет! — сказал Харк. — Трон, нет! Ты считаешь, что я настолько бескомпромиссный, Ладд?

— Я не знаю вас, сэр, — сказал Ладд. — Я хотел понять ваши мысли. — Харк кивнул. — Тогда ладно. Хороший вопрос. Нет, я не пристрелю его. Пока он не даст мне весомую причину. Он один из нас, Ладд, и мы пришли спасти его до того, как он переступит черту. Ради блага Рядового Меррта и полка. Боевой дух и дисциплина танцуют хрупко сбалансированную польку, Ладд. Ты знаешь, что такое полька?

— Что-то вроде… леопарда?

— Нет. Это Место Павера?

— Да, сэр.

— Хорошо. Дай мне свою фуражку и плащ, — сказал Харк.

— Мою фуражку и плащ?

— Быстрее. Возьми это. — Харк протянул пачку грязных купюр. — Иди и посмотри. — Ладд отдал свою фуражку и плащ. Без них он выглядел похожим на молодого солдата в неопрятной одежде. Он взял пачку, положил ее в набедренный карман и направился к Месту Павера.

Место Павера любило думать о себе, как о чем-то вроде «самостоятельного заведения». По правде, оно им не было. Оно находилось в нескольких шагах от главного прохода палубы, темное, задымленное логово для азартных игр, между опор корпуса. Большая часть крыши была навесом из украденного брезента. Только за это можно было уже выдвинуть обвинения, подумал Ладд.

Играла музыка, громкий «пунд», раздававшийся из обветшалых вокс-рупоров, примотанных к тентованной крыше. Несколько легко одетых девушек скользили сквозь толпу, разнося подносы с выпивкой, двигая своими обнаженными бедрами в такт музыке. В их глазах не было радости, как и упругости в их походке. Павер платил им, чтобы они крутили своими телами под музыку, как часть работы.

Ладд вошел, подошел к самодельному бару и заказал амасек.

Бармен с сомнением смотрел на его несомненную молодость, пока Ладд не шлепнул купюрой по столу. Его выпивка была налита в маленький, грубообработанный грязный стакан.

Даже не осматриваясь, Ладд заметил Рядового Меррта у крайнего стола, за картами. Ошибки в том, что это он, не было. Пуля в рот на Монтаксе годы назад снесла ему челюсть, и теперь у него был грубый аугметический имплант. Когда-то Меррт был снайпером, одним из лучших у Танитцев, но травма поставила точку на его специализации. После лесов Монтакса, Меррт шесть раз пытался вернуться в состав снайперов. Каждый раз был неудачным.

Он хмурился, когда открывались карты, хотя он всегда выглядел хмурым. Вокруг стола с ним были еще четыре игрока: двое Колстековцев, Бинарец и, отметил Ладд, Белладонец. Потягивая свою выпивку, Ладд пытался вспомнить имя Белладонца. Маггс. Точно. Рядовой-Разведчик Маггс. Бонин высоко отзывался о нем. Какого феса он здесь делает?

Меррт казался рассеянным. Партия точно шла не в его пользу, но он все равно поднимал ставку.

Ладд осмотрелся. Там, в углу, был Павер, с четырьмя своими громилами.

«Пандер» Павер, худой и мерзкий, с густой, жесткой раздвоенной бородой и стеклянными глазами. Экс-Гвардеец. В «силе», экс-Гвардейцы были обычно самым худшим типом хищников. Павер и его лакеи наблюдали за Мерртом и мало говорили. Еще один проигрыш для игорного дома, еще один проигрыш, который Меррт не сможет покрыть, и они освежуют его.

Ладд залез в карман штанов и почувствовал удобную рукоятку своего автоматического пистолета. Все должно было обернуться неприятно. Более неприятно, чем сам Рен Меррт.

Он хотел быть к этому готовым.

Снаружи, Виктор Харк думал об еще одном пироге. Ладд не торопился. Крепкосложенный Хауберканец заслонил поле зрения.

— Ты Харк? — спросил солдат.

Харк сузил глаза. — Я думал, что ко мне нужно обращаться комиссар, рядовой, — сказал он.

— Да, да. Комиссар Харк, так?

— Чего тебе надо? — спросил Харк. — Я занят.

— У нас проблема, Комиссар Харк. Я думаю, что вы захотите ее разрешить, — сказал солдат, указывая Харку.

Харк вздохнул и последовал. Он держал плащ и фуражку Ладда подмышкой. — Какая проблема? — спросил он.

Рядовой Хауберканцев повел Харка вниз по нескольким решетчатым ступеням позади столовой. Внизу было темно и душно. Расплавленный жир стекал по стенам.

— Я сказал, какая проблема? — потребовал Харк.

Внезапно вокруг него появились пять Хауберканских солдат. У одного был нож.

— Ты тот ублюдок, который казнил Гадовина, — сказал один из них. — Ты заплатишь.

— Ох, тупицы, — сказал Харк.

Обстановка почти была готова взорваться. Прикончив выпивку, Ладд поспешно вышел в главный проход. Не было никаких признаков Харка.

— Сэр? — позвал он. Некоторые из проходящей толпы наградили его любопытными взглядами.

Ладд повернулся и сбежал вниз в место Павера. Там был маленький очаг яростной активности, которую все другие, даже девушки, старались игнорировать. Люди Павера тащили Меррта через заднюю дверь. Меррт сделал ставку, которую даже игорный дом отказался покрыть. Он кричал, но его крики, вырывавшиеся из этой отвратительной аугметической челюсти, казались комичными.

Что он говорил? «Сарат?» «Саббат?» Что-то.

Постоянные клиенты по соседству смеялись над ним. Всего лишь какой-то бедный старый покалеченный дурак, слишком много рискующий.

Одна из обслуживающих девушек, милашка с короткими черными волосами, настойчиво шла за Мерртом.

— Что вы собираетесь сделать? — кричала она. — Что вы собираетесь сделать?

— Свали и работай! — выплюнул один из громил, отшвырнув ее.

Меррт снова закричал, когда исчез в задней двери.

Ладд протолкался сквозь толпу. Он увидел других людей, которые были за столом вместе с Мерртом.

Они были на ногах. Вес Маггс, Белладонец, выглядел так, как будто сейчас пойдет за Мерртом. Когда он увидел Ладда, он замер и резко сел.

— Оставайся на месте! — крикнул ему Ладд, и побежал к задней двери.

Она все еще была приоткрыта, когда он подошел к ней. Он выглянул наружу. Позади было помещение, сырая глухая коробка, которая воняла мочой и гниющими овощами. Около дальней стены, громилы уже были заняты избиением Меррта до полусмерти. Ладд сделал глубокий вдох и вошел внутрь.

— Хватит! — крикнул он.

Громилы прекратили бить Меррта. С остекленевшим взглядом и полубессознательный, Танитец поник и медленно сполз по стене. Четыре куска мускулов повернулись, чтобы рассмотреть Ладда сузившимися глазами.

— Кем, черт возьми, ты себя считаешь? — спросил один из них.

Ладд понимал, что ждать ответа они не собираются.

IV

Первым прилетел нож, вспышка стали.

Было рано. Если Хауберканцы и пили вообще, то пили они немного. Они все еще были бдительными, быстрыми, уверенными. Так же было похоже, что они планировали эту засаду довольно долго, и поэтому они были напряжены, как пружины.

Первым прилетел нож, и Харк просто поймал его лезвие в свою аугметическую хватку. Он сдавил. Лезвие сломалось со звуком, похожим на приглушенный колокол.

— Ладно, это сломалось, — сказал Харк. Он отпустил фуражку и плащ Ладда и ударил владельца ножа по лицу своей настоящей рукой. Человек тяжело упал. Удар был удовлетворительно мощным, даже хотя это отозвалось болью в костяшках.

Опять. Опять это все. После Анкреон Секстуса Харк побывал в трех драках с Хауберканскими солдатами, которые все как один ненавидели его за то, что он казнил их некомпетентного командира, Гадовина.

Ладно, жесткий фес им.

Время ускорилось. Сейчас они были на времени боя, этой нереальной мере проходящих моментов, которые казались вечностью, пока оно длилось, но в реальности это было всего лишь несколько секунд. Время боя.

Время инстинкта. Один из остальных замахнулся на него. Харк ушел в сторону от преждевременного удара, и ударил своим аугметическим кулаком в грудь человека, ломая ребра. Дурак отшатнулся назад, задыхаясь и кашляя кровью. Оставшиеся были у него за спиной. Харк воспользовался локтями. Он услышал, как сломался нос, и почувствовал что-то мягкое. Он освободился.

Харк развернулся на ступнях ног, полы его кожаного плаща взлетели. Это было удивительно грациозное движение для кого-то такого плотного. Он осмотрел свою работу.

Один из Хауберканцев стоял на коленях, прижав руки к сломанному носу, из которого текла кровь. Другой лежал на спине, прижимая руки к горлу и задыхаясь. Харк выругался, ударил первого по голове и опрокинул на спину. Он посмотрел на второго, и решил, что с этим сделал достаточно.

Пятый Хауберканец был слева от него. Харк предположил, что человек сбежит, видя, как все его приятели полегли. Менталитет толпы работал именно так.

Но Харк понял, что этого не произойдет. Время боя все еще не перестало действовать, согласно его собственному необычному темпу. У пятого был цепной кулак. Без сомнения он стоил ему больших денег на черном рынке. Он купил его, чтобы разобраться с Харком, и он собирался воспользоваться им. Кулак начал рычать, когда устремился к лицу Харка.

Харк заблокировал удар аугметической рукой. Осколки стали и черного пластека полетели от импланта, когда жужжащее оружие отдернулось прочь.

Нож – это было одно, но не стоило шутить с цепным кулаком. Он не оставлял ни свободы действий, ни вторых шансов. В тот момент, когда появился цепной кулак, ситуация перестала быть досадной и стала серьезной. Первое время закрутилось быстрее.

Человек что-то говорил. Харк не дал ему начать или закончить. Он ударил человека ногой в пах, рукой в челюсть, затем схватил его за горло и ударил его затылком о грязную стену. Он крепко держал хватку, подкрепляя ее коленом и остальным весом. Аугметическая рука держала в стороне цепной кулак.

— Брось его, — приказал Харк.

— Гннк! — задыхался человек.

— И хорошо бы, чтобы прямо сейчас.

— Гнхх!

— Две или три секунды сделают разницу между штрафной службой и казнью. Сам себе вынеси приговор.

Человек стряхнул цепной кулак с руки. Он упал на пол, дважды подскочил, и замер, извиваясь, как насекомое и вгрызаясь в палубу.

— Значит штрафная служба, — сказал Харк. Он отступил назад и отпустил. Человек шагнул вперед, восстанавливая дыхание.

— Последний момент, — добавил Харк. Он ударил человека сбоку головы своей аугметикой.

Человек рухнул вдоль стены и упал на лицо. Его череп, возможно, был сломан. Милосердие, подумал Харк. Тридцать лет в штрафной колонии, возможно, пройдут намного легче, если ты идиот из-за повреждения мозга.

Время боя остановилось. Внезапно тяжело задышав, Харк сделал шаг назад и проверил себя.

Нет повреждений. Нет ран. Можно получить множество в нереальности времени боя и понять это только позднее. Он выучил это на Херодоре. Когда локсатль оторвал ему руку, он сначала даже не понял.

Он посмотрел на хрипящие, кашляющие тела вокруг него.

— Вы тупые ублюдки, — сказал он. Он залез в карман плаща и вытащил свой вокс.

— Харк управлению Комиссариата.

— Слушаем вас, комиссар.

— Подтвердите мое местоположение по сигналу вокса.

— Подтверждено, комиссар. Один восемь один ноль, нижние палубы.

— Спасибо. Отправьте команду обработки в это место. Пять, повторяю, пять Хауберканских солдат под арест. Нулевая терпимость. Я предъявлю обвинения позже.

— Команда обработки выдвинулась, комиссар. Вам нужна медицинская помощь?

— Да, для них.

— Так же отправлена. Вы останетесь на месте, сэр?

Выше, на уровне главного прохода, снова мимо проходила труппа. Харк услышал дудочки, и мелодия зазвучала у него в голове во второй раз. Как сон, когда –

— Сэр, вы останетесь на месте?

Харк встряхнулся. Он увидел плащ и фуражку на полу.

— Фес… Ладд…

— Сэр? — протрещал вокс.

— Нет, не останусь. Разберитесь с этим. — Он начал бежать, к лестнице, вверх по ней, через две ступеньки сразу. Он выбежал в оживленный проход, и стал пробиваться сквозь скачущую труппу. Дудочник прекратил играть.

— Эй! — пожаловался он.

— Не сейчас, — предупредил Харк.

Ладд вытащил свой автопистолет из кармана и навел его на громил.

— Не приближаться, — сказал он. Он удивился, что же с ними было не так. Он навел на них ствол, а они не попятились.

Внезапно пунд за спиной стал громче.

— У нас проблема? — спросил бархатистый голос.

Все еще смотря и целясь в громил, Ладд бросил взгляд в сторону и увидел Павера рядом с собой. Павер тихо стоял там, рядом с Ладдом, смотря на громил.

— Да, у нас проблема, — твердо сказал Ладд.

Павер кивнул. — Тебя я не знаю, — сказал он, все еще не смотря на Ладда. — Для меня ты новенький.

— Нахум Ладд, Комиссариат, — сказал Ладд.

— Ха, они все так говорят, так ведь? — тихо рассмеялся Павер. Громилы кивнули.

Ладд осторожно сделал пару шагов назад, пока не стал видеть Павера и громил. Павер медленно повернулся лицом к нему.

— Я – Младший Комиссар Нахум Ладд, — заявил Ладд.

— Младший комиссар? — Павер кивнул. — Это хорошо. Неплохо придумано. Хорошая деталь. Более достоверная. Младший комиссар. Вот совет. В следующий раз, когда будешь играть в эту игру, достань себе фуражку и плащ. Войди в роль.

— Я сейчас покажу свою инсигнию, — сказал Ладд, левой рукой нащупывая нагрудный карман. — Никому не делать ничего тупого.

Павер пожал плечами в стиле «не торопись». — Только один из нас делает это, — сказал он.

Ладд показал свое удостоверение.

— Ладно, — согласился Павер. — Ты комиссар. Мне не нужны проблемы. Я управляю приличным заведением и…

— Замолчите, — сказал Ладд. — Это место продолжает существовать благодаря терпимой позиции этого корабля и Комиссариата. По факту, это не «заведение». Это дыра в стене. Это притон. Кашлянете неправильно и мы выкинем вас с корабля. У вас нет прав, нет влияния, и никакой нафес власти. Так что хватит притворяться, что вы управляете самым лучшим салуном на Хан Нобилис. — Павер кивнул. — Я знаю свое место, Младший Комиссар Нахум Ладд. Я маленький человек, и я выживаю. Давай достигнем понимания. Какова природа твоей проблемы?

— Ваши люди были заняты убийством одного из моих солдат, — сказал Ладд.

— Этого страшного куска дерьма? — Павер пожал плечами. — Тебя волнует, что с ним произошло? Он нарушил правила дома. Он сделал слишком большую ставку. Моему кошельку больно, когда кто-то грубо с ним играет. Да, мои мальчики собирались убить его. Урок.

— Вы допустили это?

— Где смысл отрицать это?

— Вам это не сойдет с рук, — сказал Ладд.

Павер вытащил сигарету с лхо и поджег ее. Он выпустил дым. — Ты знаешь турбинные залы, Младший Комиссар Нахум Ладд?

— Рядом с реакторами? Да.

— Внизу печи. Большие и горячие. Плавят кожу и кости за секунду. Мы убиваем солдата или двух, которые оскорбляют мое заведение, и следов нет. Все превращается в пепел. Никаких неудобных вопросов. Никто не возвращается. Аккуратно. Я это делают, чтобы сохранять мир.

— Вы позволяете убийство?

Павер пожал плечами.

— Почему вы это говорите? Мне? Я мла… Я комиссар! Я целюсь в вас. Я…

Он замешкался. Громилы засмеялись. Павер улыбнулся.

— Вы целитесь в меня, так ведь? — спросил Ладд.

Ладд почувствовал холодный толчок дула пистолета в затылок. Павер пришел не один из своего логова. Еще один из его парней стоял позади Ладда, нацелив ствол в заднюю часть головы.

— Одно тело в печи? Два? Для меня никаких проблем. Я бизнесмен, Младший Комиссар Нахум Ладд. У меня есть дыра в стене, чтобы сбежать.

Павер зажал сигарету с лхо губами и вытащил пачку денег. — Если хочешь уйти, — сказал он, произнося слова с сигаретой во рту, — я в долгу не останусь. Сколько стоит твое молчание?

— Если я соглашусь на взятку, — сказал Ладд, — я все равно смогу донести на вас.

— Ах, — сказал Павер, прекращая отсчитывать наличку. — Ты увидел изъян в моих доводах. Ты слишком много знаешь.

Произошло что-то странное. Казалось, что время растянулось. Ладд вздрогнул, ожидая почувствовать горячую пулю, прожигающую себе путь сквозь его мозг сзади, а его палец начал сжимать спусковой крючок автопистолета. Прозвучал выстрел, и что-то горячее и влажное расплескалось по задней части головы и плечам Ладда.

Павер кричал. Громилы двигались. Ладд выстрелил, и положил первого из них пулей в грудь.

— Баланс сил восстановлен, — произнес голос. — Руки на головы, фесовы подтирки. — Виктор Харк вошел в поле зрения Ладда. Он целился из большого боевого автомата в Павера. Из дула вытекал дым.

— На колени! — прорычал Харк. Павер и его люди быстро подчинились. Человек, которого подстрелил Ладд, лежал на лице в блестящей крови.

— В порядке, Ладд? — спросил Харк.

Ладд кивнул. Он посмотрел назад. На полу лежало тело, с пистолетом в руке. Выстрел в голову снес большую часть черепа. Ладд осознал, что течет у него по спине.

— Комиссар Харк, — объявил Харк, по правилам. — Это конец. Не ждите пощады и смиритесь с жизнью в мучениях.

Павер начал причитать. Харк пнул его по ребрам.

Ладд прошел мимо съежившихся людей и подошел к Меррту. — Нам нужна медицинская помощь, — сказал он после быстрого осмотра. — Прямо сейчас.

Харк кивнул и достал вокс.

Место Павера закрылось навсегда примерно через пятнадцать минут. Это было не первое заведение на душных палубах, которое появилось и исчезло быстро, и будет не последним. Когда солдаты Комиссариата повели Павера и громил прочь в наручниках, девушки схватили свои вещи и испарились.

— Что с Мерртом? — спросил Ладд.

— Что с тобой? — ответил Харк. — Ты уверен, что в порядке?

— На мгновение было странно, — признался Ладд. — Я имею в виду, тогда. Спасибо, сэр. Я думал, что умер.

— Такое случается. Сейчас странно?

— Эм, ну… кажется все ускорилось и замедлилось, одновременно. — Харк кивнул. — Время боя, — сказал он, как будто это все объясняло.

V

Ларкин продолжал смотреть в снайперский прицел, водя его туда-сюда, пока прицельная сетка не сошлась на его цели.

Молодой человек. Мальчик, на самом деле. Сколько ему? Восемнадцать стандартных? Сама мысль заставила почувствовать Ларкина себя таким же старым и инертным, как умирающее солнце. Он не мог вспомнить себя в восемнадцать лет. Не хотел, на самом деле. Пытаться вспомнить свои восемнадцать лет сводилось к тому, чтобы вспомнить место и время, и это место было Танитом, и глухими лесами.

Ларкин не любил думать о Таните. После всех этих лет, это все еще было гнетущей и личной потерей.

Хотя, он вспомнил мальчика. Ребенку, должно быть, было около десяти, когда он появился у них. Это случилось после Улья Вервун, после той мучительной войны, когда ряды Первого и Единственного увеличились за счет вливания Вергхастцев. Всего лишь ребенок-беженец, с малолетней сестрой, еще две души, влачащиеся вместе с последователями за силой. Пара сирот, спасенные и защищенные материнской яростью обесцвеченной блондинки из улья со слишком большим количеством пирсинга и татуировок.

Девушку из улья звали Тона Крийд. Сейчас она была Сержантом Крийд, первым женщиной-офицером полка, другом и товарищем, ее послужной список был выдающимся, ее значимость была доказана десятки раз. Ларкин был обязан ей жизнью, и не раз, и возвращал долги, и не раз. Видя ее в тот первый раз, на погрузочных полях снаружи Улья Вервун, тощей, грязной, наполненной яростью и злобой, тащащей двух немытых детей в транспортник с собой, Ларкин никогда и не представил бы, что подружится с ней, или будет ей восхищаться.

Как изменились времена. Теперь он ей восхищался. За все то, что она сделала, и за все, чем она была, и за все те наступления, которые она провела против Архиврага Человечества. Но больше всего он восхищался ей за то, что она была матерью двух детей, которое были не ее. За то, что она вырастила их в этой убогой, с переездами с место на место, жизнью.

Она проделала хорошую работу. Мальчик был высоким, сильным, хорошо выглядящим. Как и его отец. У него была уверенность в себе, и ум, и легкие отношения с другими. И это не было всем, чем он был. Это был тем, что он показывал.

Ларкин посмотрел еще немного, как Далин Крийд приближается, через свой прицел, а затем опустил его и притворился, что чистит его. Он сидел снаружи главного входа в казарму, спиной к металлической стене цвета хаки. Предлогом было то, что чистое пространство зала давало ему шанс протестировать и откалибровать прицел.

Он вытащил кусок ткани и начал полировать линзу. Его лонг-лаз, разобранный, лежал на палубе рядом с ним в ранце.

Люди собирались и расходились в отдающем эхом зале. Далин подошел к нему.

— Наблюдаешь, Ларкс? — спросил он, останавливаясь у скрестившего ноги человека.

— Никогда не помешает, — ответил Ларкин.

Далин кивнул. Он сделал паузу. Он не ожидал многого, но думал, что что-то будет. Комментарий насчет его первого дня, возможно.

— Ты в порядке? — спросил Ларкин, поднимая взгляд.

— Да. Ага. Я в порядке. А ты?

— Золотой, как сам Трон, — сказал Ларкин, и вернулся к своей работе.

— Ладно. Хорошо. Тогда, увидимся, — сказал Далин.

Ларкин кивнул. Далин подождал секунду, а затем вошел в казарму.

Ларкин дотронулся до своей микро-бусины. — Он идет, — сказал он.

— Он идет, — сказал Варл. — Ты идешь?

Гол Колеа сидел на краешке своей кровати, переворачивая страницы воспитательного учебника духовной связи.

— Он не захочет, чтобы я был там, путающимся под ногами, — ответил Колеа.

— Нет, захочет, — сказал Варл, с согнутыми руками, отжимающимся от каркаса.

— Почему?

Варл пожал плечами. — Не знаю. Может потому, что ты его отец? Кончай притворяться, что читаешь и оторви задницу.

Колеа бросил сердитый взгляд. — Откуда ты знаешь, что я притворяюсь, что читаю?

Все еще с согнутыми руками, Варл очень медленно и очень осторожно поднял свое тело вверх, пока его голова почти не стала внизу. — Ты держишь эту книгу вверх ногами. — Колеа заморгал и уставился в учебник в руках.

— Нет. — Варл выпрямился. — Ага, но тебе надо проверить. Хватит увиливать и оторви задницу. — Колеа отшвырнул книгу в сторону и встал. — Ладно, — сказал он. — Но только потому, что ты использовал слово «увиливать», и теперь я боюсь оставаться наедине с тобой.

— Он идет, — сказал Домор.

— Уже? — спросил Каффран.

— Ларкс только что воксировал.

— Ты достал? — спросил Каффран. Он был занят тем, что сворачивал одеяло на кровати.

Глаза Шогги Домора добродушно заморгали бы, если бы они не были огромными аугметическими имплантами. Он залез в сумку и вытащил бутылку сакры. На бутылке, фляжке из-под воды, была рукописная надпись «Еще Разок Превосходный».

— Реальная штука, — сказал Домор, кидая ее Каффрану. Каффран поймал бутылку и улыбнулся над надписью.

— Не свежак и сожжет-нафиг-твой-желудок, прямо из дистиллятора Костина, — добавил Домор. — Реальная вещь. Спелая, Зрелая. Припрятанная.

— Припрятанная?

— В шкафчике Обела, для «будущих развлечений», но все равно вещь.

— Сколько стоила?

Домор покачал головой. — Когда я сказал Обелу, для чего это, он просто отдал. «Смочите лоб младенцу», сказал он.

— Он не младенец.

— Не, он нет.

— Он нет!

— Я знаю, что он нет.

— Просто, чтобы было ясно. Как я выгляжу?

Домор пожал плечами. — Как узкозадый фес? Ты что сделал, накрахмалил свою форму? — Каффран помедлил. — Да, — признался он.

Домор захихикал. — Тогда ты преуспел в том, чтобы выглядеть, как узкозадый фес.

— Спасибо. Это почему ты снова стал моим другом?

— Чистая фесова случайность, — улыбнулся Домор.

Голова высунулась из двери. Она была заскорузлой и неприятной, как выдвинувшаяся голова испуганной черепахи.

— Привет, отец, — сказал Домор.

— Он идет! — провозгласил Цвейл.

— Мы знаем, отец. Так же, как и знали, — ответил Каффран.

— Большой день, — добавил Цвейл. Он посмотрел на Каффрана и нахмурился. — Узкозадый фес. Ты что, так хотел выглядеть, сынок?

— Тихо, — сказал Каффран.

Казарменный Зал 22 был широким огороженным местом, отданным под расквартировку Танитского Первого и Единственного. На противоположной стороне зала Колстекский 15-ый располагался в сходных условиях. Немногим более четырех тысяч солдат, упакованные для длинного путешествия, для долгой прогулки по Дороге Славы.

Сами казармы представляли собой металлические коробки, высотой в пять этажей. У каждого солдата была собственная ячейка, как у животных на ферме. В каждой ячейке были койка и шкафчик, и большинство солдат улучшили личное пространство стратегически расположенными плащ-палатками и камуфляжными накидками.

Было жарко и шумно. Дым висел под потолком от сигарет с лхо и трубок. Химическая вонь доносилась от уборных в южном конце. Танитцы лежали повсюду, расслаблялись, опирались на перила на лестницах, играли в карты и регицид, грелись у огня на складных стульях. На открытом пространстве за пределами казармы, солдаты играли в громкую игру кикбол, раздетые до маек.

Танитцы, Вергхастцы, Белладонцы. Три расы, связанные вместе в одну боевую единицу.

Далин шел через лагерь. Он чувствовал смутное уныние. Никто не признал его, даже люди, с которыми он регулярно общался. Несколько «привет», несколько кивков. Никто не спросил, как прошел его день.

Хотя, это было нормально. Он не хотел суеты. Он очень долго был одним из них, но не одним из них. Сейчас, в конце концов, ему исполнилось восемнадцать, и он тренировался, чтобы получить свои нашивки. К этому он стремился всю свою жизнь. Что быть одним из них, равным, Имперским Гвардейцем.

Далин иногда размышлял, стремился ли бы он в Гвардию, если бы его жизнь пошла другим путем. Если бы война не уничтожила его родной улей, где он рос, он, возможно, стал бы шахтером, как его отец. Его настоящий отец. Но война выбрала его, и воины забрали его, и их профессия была всем, что сейчас взывало к нему. Быть Гвардейцем. Быть Призраком, что еще более важно. Одним из избранных Гаунта.

Сражаться и, если потребуется, умереть, во имя Бога-Императора Человечества.

Ему было больно. Чертовы Кекси и Сару. Ему было больно, и все, чего он хотел, так это свалиться на койку и уснуть, чтобы боль прошла.

Он прошел за угол пятого блока в примыкающее место, где солдаты дремали и играли. Он услышал странный звук, стаккато, как оружейный огонь.

Это были аплодисменты.

Женщины и мужчины, все до одного, Призраки стояли вокруг него, и дико аплодировали. Он остановился и заморгал.

— Далин Крийд! Далин Крийд! Первый день в «В»! Далин Крийд! — Далин снова заморгал и огляделся на улыбающиеся лица вокруг него. Они выглядели… гордыми. Соединенные с ним, как будто владели им, в самом лучшем смысле.

Мах Бонин стоял на возвышении, руководя приветствием. — Далин Крийд! Покажите ему наше одобрение! — кричал он.

— Это... — оскалился Далин. — Это...

— Это так, как Призраки приветствуют одного из своих, — сказал Домор, выходя вперед. — Далин, это редкий момент, так что извинишь нас, если мы используем его по максимуму.

Он потряс руку Далина.

— Твой отец здесь, — сказал он сквозь аплодисменты.

Далин огляделся и увидел Каффрана, улыбающегося ему.

— Оу, ты про Каффа, — сказал он.

— Все хорошо? — спросил Каффран, подходя.

Далин кивнул. — Ты что сделал со своей формой? — спросил он.

— Только ты не начинай. Слушай, я сделал кое-что. Я надеюсь, что тебе понравится. Я достал тебе место в казарме, вверх по лестнице, в двух ячейках от моей. Все условия.

— Я еще не в Гвардии, Кафф.

— Я знаю, но ты будешь.

Далин улыбнулся и пожал руку Каффрана.

Дреммон Каффран не был достаточно взрослым, чтобы быть биологическим отцом Далина, но, как супруг Тоны Крийд, он растил мальчика и его сестру, как своих собственных детей, насколько Гвардейская жизнь позволяла это. Затем начались осложнения.

— Я достал тебе это, — сказал Каффран, вытаскивая сакру. — Чтобы произнести тост за тебя.

— Спасибо.

Далин медленно повернулся, выражая признательность аплодисментам. Он видел всех: Обела, Бана Даура, Велна, Раффлана, Бростина, Лайсу, Каобера, Нэссу Бурах. Здесь был Ларкин. Ларкин подмигнул. Старый пес.

Вперед вышел Цвейл, держа псалтырь и бутыль со святой водой. — Небеса, Далин Крийд. Ты, внезапно, стал очень высоким, — воскликнул он. — Я думал, что смогу благословить тебя, но боюсь, что не достану! — Далин ухмыльнулся и склонил голову.

Толпа затихла, когда Цвейл сделал знак аквилы на лбу Далина. — Именем Бога-Императора, который наблюдает за всеми нами, и Святой, чье дело мы делаем, я благословляю твою душу против ужасов тьмы, — провозгласил Цвейл. Он побрызгал святой водой на плечи Далина.

— Император защищает, — закончил он. Грянули аплодисменты.

Тона Крийд появилась рядом с Каффраном. — Наслаждайся этим, — сказала она Далину. — Призраки не производят много шума обычно.

— Им вообще не нужно было беспокоиться, ма, — сказал Далин. Она улыбнулась, и кратко дотронулась пальцами до его щеки. По правде, когда Призраки так собирались, это было для того, чтобы сказать «прощай», а не «привет». Чтобы попрощаться с еще одним другом или товарищем, потерянным в мясорубке. А сейчас это было выражение приветствия, отдание чести живущему. На сердце у Крийд было тяжелее, чем предполагала ее улыбка.

Они приветствовали ее сына в ряды Имперской Гвардии, в ту жизнь, у которой был только один конец. Это все было так же, как и сказать «прощай», и она это знала. С этого момента, раньше или позже…

— Здесь есть кое-кто, кто хочет сказать несколько особенных слов, — сказал Варл, появляясь из толпы.

Варл поманил. В тени рядом со стеной Колеа напрягся и откашлялся.

Затем он отошел назад, когда высокая фигура быстро прошла мимо него.

Это был Гаунт.

VI

— Я бы не пропустил это, — сказал Ибрам Гаунт. Наступила тишина.

— Как ты? — спросил Гаунт.

— Хорошо, сэр. Хорошо, — ответил Далин. — Только начали.

— Ты будешь хорошим солдатом, — сказал Гаунт. — Это сакра, Каффран? — Каффран замер, полуспрятав бутылку. — Возможно, сэр.

Гаунт кивнул. — Ты в курсе, что здесь предписания насчет запрещенного алкоголя?

— Я слышал что-то об этом, сэр, — признался Каффран.

— Тогда нам лучше выпить его до того, как кто-то заметит, так ведь? — сказал Гаунт.

Каффран улыбнулся. — Да, сэр.

— Доставай стаканы, Кафф, — сказал Гаунт. — К слову, что за фес с твоей формой? Несчастный случай с крахмалом?

— Ну, можно и так сказать, — сказал Каффран.

Принесли рюмки. Бутылка опустела, когда заполнилось столько рюмок, на сколько хватило.

Гаунт поднял свою. — За Далина. Первого и следующего.

Они опрокинули. Далин почувствовал, как его тело наливается теплом.

— Мы идем по Дороге Славы, — сказал ему Гаунт, отдавая свою пустую рюмку Домору. — Знаешь, куда она ведет?

— Эм, к славе? — сказал Далин.

Гаунт кивнул. — У меня полная уверенность, что к тому времени ты станешь солдатом, Далин. Я покажу тебе славу, и буду гордиться тем, что ты стоишь рядом со мной.

Гаунт огляделся. — Я знаю, что меня здесь не ждали. Но мне нужно было прийти. Вот и все. Продолжайте.

Он ушел.

Солдаты окружили Далина, пожимая ему руку и взъерошивая ему волосы.

— Давай! — прошипел Варл.

— Не сейчас, — ответил Колеа. — Он счастлив. Я не хочу путаться под ногами...

— Гол...

Колеа повернулся и ушел.

— Очень умно, сэр, если позволите сказать, — сказал Белтайн, следуя за Гаунтом по казарме.

— Что именно, Бел?

— Разделить спиртное вот так.

Гаунт кивнул. — Далину нужна будет ясная голова утром. Что-то неправильно? — Белтайн улыбнулся и покачал головой. — Ничего такого прямо сейчас, сэр.

— Тогда свободен, Бел. Спасибо.

Гаунт дошел до медицинских палаток. Дорден, уважаемый старший медик, стоял в дверях главной операционной.

— Ты не выглядишь счастливым, — сказал Гаунт.

— Мы все еще не знаем, куда летим? — спросил Дорден. Гаунт покачал головой.

— Тогда пошли, взглянешь на это.

Дорден повел его в помещение для грузов, который был заставлен коробочками от Муниторума.

— Только что прибыли, — сказал он. — Приказ распространить их по полку, двойная доза.

Гаунт взял коробку и прочитал ярлык. — Противолихорадочное лекарство? — Дорден кивнул. — Что-то тебе напоминает?

— Я созову совещание, — сказал он.

VII

Серафина. Буквы были вырезаны на тяжелой железной конструкции вентиляционного канала, и еще раз рядом, и еще раз. Эзра ап Нихт пробежался пальцами по буквам. Серафина. Это было, понял он, название большого корабля, на котором они плыли. Он нес свое название повсюду на металлической конструкции, как будто в напоминание, что он настолько большой, что человек мог забыть, где он находился, и нуждался в напоминании.

Эзра бывал раньше на большом корабле, но не настолько большом, как этот. Он был настолько огромным, что был миром внутри мира. Гаунт сказал Эзре, что корабль был «перевозчиком», транспортным кораблем. Несколько дюжин полков перевозились в его внутренностях, больше людей, чем он когда-либо видел за всю свою жизнь до того, как покинул Антилл.

Не было никакого ощущения, что они движутся. Никакого парящего ощущения полета. Только глухая вибрация на палубе, гармоничный звук в тяжелом железе каналов, стен и обшивки.

Он снова прикоснулся к слову, двигаясь по буквам слева направо, как Гаунт учил его. Его губы задвигались.

— С… сера… сераф… фина...

Он услышал шум и остановился, резко отдернув руку. Он пытался овладеть чуждым языком, но это было тяжело, и ему не нравилось, когда люди видели, как тяжело это ему дается.

Он был Нихтгейнцем, Лунатиком, лучником Антилла. Людям не стоило видеть его слабости.

Уже было достаточно плохо, что они видели его без воуда.

По проходу приближался Ладд. С Ладдом все было нормально, потому что Гаунт доверял Ладду, и Ладд с Эзрой сражались вместе в лживом городе.

Нахум Ладд увидел, что Эзра Ночь ждет его, когда подошел. Личные покои Гаунта находились в конце Казарменного Зала 22, с доступом через узкий проход, окруженным системой каналов и труб. Эзра решил охранять этот узкий проход, как дух воина, охраняющий тайное ущелье в каком-нибудь древнем мифе. За месяцы после их первой встречи, Ладд начал расслабляться около возвышающегося партизана, хотя его первое впечатление, что Эзра собирается убить его особенно тихим и эффективным способом, никогда не покидало его. Когда он встретил его в первый раз, Эзра был зловещим гигантом с дредами и раскрашенной кожей. Гаунт отмыл его, немного уменьшив дикий облик. Воуд исчез, как и косматые грива и борода, и мозаика вокруг глаз, но Эзра, все же, выделялся. Ненормально высокий, тощий, он носил черную одежду Гвардии, тяжелые ботинки со шнурками и камуфляжный плащ. Его череп был побрит, и имел благородную форму. Его кожа была цвета серого оружейного металла. Его глаза были скрыты за старыми потрепанными солнечными очками, которые когда-то дал ему Варл.

Все об Эзре Нихте, на самом деле, было скрыто. Скрываться – именно это делали Нихтгейнцы. Они скрывались сами и скрывали свои мысли, свои эмоции, свои надежды и свои страхи. Ладд знал Эзру, но он совершенно не знал его. Он сомневался, что вообще кто-то знал. Даже Гаунт.

— Хистью, соуле Эзра, — сказал Ладд. С небольшим обучением от Гаунта, Ладд практиковался в Нихтгейнском языке, всего лишь несколько фраз. Ладду казалось нечестным, что только Гаунт может разговаривать с ним.

Эзра кивнул, слегка развеселенный. Акцент Ладда был ужасен. Гласные были слишком короткими. Ладд почти произнес хистьюх, слово, обозначающее отруби для свиньи, вместо хистью, приветствия.

— Хистью, соуле Ладд, — ответил Эзра.

Ладд ухмыльнулся. Это было почти приличным разговором по стандартам Эзры ап Нихта. Очень длинные гласные в акценте Эзры забавляли Ладда, в особенности то, как он произносил его имя, звучало как «Льюд» (Lewd – развратный).

— Мы собираемся на совещание, — сказал Ладд. — Этим путем пройдут еще люди. — И я бы предпочел, чтобы ты их не убивал, было невысказанным концом предложения.

Эзра считал себя собственностью Гаунта, и только по этой единственной причине следовал за полковником-комиссаром на всем пути от Антилла Гереона. Как Ладд понял, Эзра не расценивал себя в качестве раба.

Гаунт владел им, как кто-нибудь владеет хорошим мечом или отличной винтовкой. Как часть этих взаимоотношений, Эзра защищал Гаунта и его жилище с тем, что адъютант Гаунта Белтайн описал как «материнская ярость». Несколькими днями ранее, Белладонский сержант спешил по проходу, чтобы доставить Гаунту пакет с приказами, а Эзра накинулся на него из тени, предполагая в нем, возможно, убийцу. Потребовалось время до того, как Эзра достаточно убедился в невиновности человека, чтобы отпустить его горло, и гораздо дольше до того, как сержант стал нормально дышать.

Эзра снова кивнул. Он понял. Ладд предупреждал его, любезно, что идут другие, давая ему время исчезнуть. Он не любил компании.

У начала прохода послышались голоса. Ладд бросил взгляд назад. — Это остальные, — начал он, — так что мы…

Он снова повернулся. Эзра ап Нихт испарился, словно его тут никогда и не было.

Ладд вздохнул, покачал головой, и пошел дальше.

Шли остальные. Из тени труб, Лунатик наблюдал за ними, его рейн-боу был заряжен и нацелен. Первый – Майор Роун, идущий с Дорденом, старым хирургом. Эзра не знал Дордена хорошо, но он относился к нему с теплотой. Нихтгейнцы уважали старших их племени, и Эзра выказывал такое же почтение к старейшинам клана Призраков. Роун был другим. Из иномирцев, которые пришли в Антилл, Роун был одним из самых яростных воинов, и только за это он заслужил уважение Эзры. Гаунт тоже ценил Роуна, и это тоже многое значило.

Кроме того у Роуна было качество. Злоба. У народа Эзры было слово – срахке – которое они использовали для людей, таких как Роун. Буквально, оно означало остроту лезвия недавно заточенного кинжала.

Следующими прошли Майор Колеа и Майор Баскевиль, и Белтайн, адъютант. Они весело разговаривали. Колеа, Вергхастец, был большим человеком, физически впечатляющим, с духом надежности и решительности вокруг него, таким же сильным и тяжелым, как глыба оуслита. Но вес его личности смешивался с хорошим юмором. Баскевиль был Белладонцем, хорошо сложенным, компактным человеком, в котором, как и у Колеа, соединялись твердая надежность с живительной меткой доверия. Белтайн, Танитец, был маленьким и сияющим, и таким слабосложенным, что казалось, что солдатская служба совершенно для него не подходит.

Но Эзра видел, как Белтайн сражается, и видел, как он выжил в Антилле. Наряду с Гаунтом и Ладдом, Белтайн был одним из тех немногих Призраков, которых Эзра мог считать друзьями. Хотя, на языке Нихтгейна, слова для «друг» означали просто «кого-то, кого Я могу считать заслуживающим доверия партнером по охоте».

Белладон, Вергхаст, Танит… с этого момента вещи для Эзры становились сложными. Гаунт объяснял это много раз, но это все равно все еще казалось необычным. Сражающимся кланом был Танитский, Танитский Первый и Единственный. В какой-то момент их истории, после, как сказали Эзре, огромной битвы, Танитский согласился принять людей из другого клана в свои ряды. Это были Вергхастцы, и некоторыми из них были женщины. Два клана стали одним. Такое, по опыту Эзры, никогда не случалось среди племен Антилла. Пока болезни или голод не опустошали одно племя, и были нужны партнеры для размножения.

Затем наступил черед лживого города. Эзра был там и видел все, сопровождая Гаунта на войну. Во время экспедиции Гаунта на Гереон, его сражающийся клан был отдан другому лидеру, и был привязан к третьему клану, который назывался Белладонский. После возвращения Гаунта, и гибели в войне другого лидера, все три клана объединились под началом Гаунта и взяли название Танитский Первый и Единственный.

Это, насколько Гаунт и остальные, казалось, думали, было хорошо.

Эзра не был уверен. В Антилле, кланы редко успешно объединялись. Для начала, был запах. Ни один клан не пах одинаково. Как они могут объединиться, когда их тела дают такой различный запах?

С закрытыми глазами, Эзра легко мог их различить. Смола Танита, рудная пыль Вергхаста, твердая сталь Белладона. С открытыми глазами все становилось еще более очевидным. Танитцы были худыми и жесткими, с бледной кожей, с темными волосами. Вергхастцы были более мощными, плосколицыми и белокурыми. Белладонцы были между ними по строению, с темной кожей и более мягким голосом.

Эзра не понимал, как такое слияние сражающихся кланов может работать. Даже при том обстоятельстве, что они могли. В лживом городе, они сражались до победы вместе из-за чрезвычайных обстоятельств. Подлинная связь еще должна быть доказана, и это испытание произойдет, куда бы они ни отправились, куда бы огромный корабль не отвез их.

В мозгу Эзры еще более усложняло ситуацию то, что Гаунт не был Танитцем, Вергхастцем или Белладонцем.

Он был другим, с запахом хорошей, промасленной кожи. Так же другими были Ладд (пепел и кремень), и Харк (костная мука и химикаты). И, так же, старик Цвейл, хотя, как это понимал Эзра, клан держал Цвейла поблизости, чтобы их мог развлечь скачущий псих. Вожди Антилла часто оставляли дурачкам жизнь именно по этой причине. Названиями для них были жестир или фуле.

Гаунт, Ладд, Харк. Они были Танитцами, но не Танитцами. Это озадачивало. Сражающийся клан, уже перемешанный кровью и запахом, позволил вести себя людьми из кланов из других мест.

Эзра решил, что никогда этого не поймет, даже если доживет до сорока лет.

Колеа, Белтайн и Баскевиль прошли по проходу в жилище Гаунта. Через мгновение сам Гаунт прошел мимо, один, шагая целенаправленно.

Эзра опустил свой рейн-боу. Затем он быстро поднял его снова, когда последняя фигура прошла мимо.

Макколл. Начальник разведчиков. Начальник охотников. Танитец, настолько Танитец, что его Танитский запах был сильнее, чем у кого-либо, хотя Эзра сомневался, что кто-нибудь сможет выследить след человека.

Внезапно Макколл остановился, на полпути по проходу, повернулся и посмотрел прямо в тени, в то место, где скрывался Эзра. Он улыбнулся.

— Все в порядке, Эзра? — спросил он.

Эзра замер, затем кивнул.

— Хорошо, — оскалился Макколл. — Продолжай. — Он ушел в жилище командира.

Для таких людей, как Макколл, у Нихтгейнцев тоже было слово. Это было сидзе. Оно означало – призрак.

Комната была весьма маленькой, всего лишь стальной коробкой, со столом в центре. Белтайну пришлось, за несколько дней после погрузки на транспортник, выпросить, позаимствовать или украсть несколько стульев, чтобы превратить место в некоторое подобие комнаты для совещаний. Церковные скамьи с драной обивкой, несколько табуреток, пара кресел с высокой спинкой, оба из которых так свободно болтались на ножке, что трещали и раскачивались.

— Всем привет, — сказал Гаунт, снимая плащ. — Садитесь. — Офицеры полка стояли из вежливости. Теперь они заняли свои места.

Колеа с Роуном расположились на одной скамье, Дорден и Харк на другой. Баскевиль рванул на одно из трещащих кресел, а Макколл расположился на его близнеце. Белтайн уселся на табурет. Ладд занял угол комнаты и остался стоять.

Комната была темной, освещаемой только светом снаружи, пробивающимся сквозь дверь и высокими оконными прорезями.

Гаунт кивнул Ладду, и младший комиссар зажег потолочные лампы.

Подняв плащ за петлю на воротнике, Гаунт отряхнул его, пока нес к ряду крючков на стене.

— Давайте начнем с основного. Есть, о чем доложить?

— Люди хорошо расположились, сэр, — сказал Колеа. — Хорошая дисциплина.

— Гол прав, — сказал Баскевиль. — Никаких безрассудных поступков. Все гладко. — Он наклонился вперед, когда говорил, и его хилое кресло произвело скрежет дерева.

— Эли? — спросил через плечо Гаунт, вешая свой плащ.

Элим Роун был вторым офицером полка, главным человеком в Танитско-Вергхастско-Белладонской пирамиде командования, сформированной лично собой, Колеа и Баскевилем.

Он продолжил сидеть со сложенными руками, и пожал плечами. — У меня нет причин опровергать эти утверждения. Танитцы всегда отлично себя вели во время переездов. По моему опыту, Вергхастцы тоже. За Белладонцев говорить не могу.

Это был подкол. Гаунт резко обернулся.

— Эли...

Баскевиль фыркнул и откинулся назад. Еще один неприятный скрип раздался от его кресла. Он сказал, — Майор Роун и я достигаем понимания. Он провоцирует меня и моих людей, сэр, а я позволяю его насмешкам стекать с меня, как дождь. Приедем на место, и Белладонцы согласятся позволить Роуну натереть их медали. — Гаунт захихикал. — При условии, что он мило попросит? — осведомился он.

— Естественно, — сказал Баскевиль. Его кресло снова жалобно застонало.

— Кажется я вспоминаю, — сказал Гаунт, — что просил тебя усердно поработать, чтобы ввести Белладонцев в нашу компанию, Эли.

— Я усердно работаю, — сказал Роун. — Ты должен был видеть, когда я становлюсь ублюдком.

— Мы все видели это, — усмехнулся Макколл. Когда он двигался, по каким-то причинам его кресло, такое же хилое, как и у Баскевиля, не производило совершенно никаких звуков.

— Есть одна вещь, сэр... — начал Ладд.

— Не сейчас, — предупредил Харк.

Ладд замолчал и поджал губы.

— У меня есть время, — сказал Гаунт. — Давайте послушаем.

Ладд прочистил горло и сделал шаг вперед, вынимая лист бумаги из кармана.

— Был случай, недавно, сэр. На душных палубах… так они называются? — Он отдал бумагу Гаунту. Гаунт быстро прочитал.

— Меррт?

— Я разобрался с этим, — сказал Харк.

— Ты разобрался с этим?

— Да, Ибрам. Старая тема.

Гаунт кивнул. Он отдал бумагу назад Ладду. — Это досадно. Такой человек, как он. Есть причины?

Глаза Харка были прикрыты больше, чем обычно. — Он – сломанный человек. Как и был после Монтакса. Такие люди слетают с катушек.

— Ты поместил его под арест?

— Да, — сказал Харк. — На весь переезд. На все шесть недель. Я полагаю, это все еще шестинедельное путешествие?

— Насколько я знаю, — сказал Гаунт.

— Не хочу злорадствовать, — пробормотал Гол Колеа, — но просто очень хотя помочь Баскевилю… могу я просто сказать, ха-ха, это Танитец переступил черту?

— Можешь, — сказал Гаунт.

Баскевиль улыбнулся так широко, что его кресло крякнуло.

— Смешно, — сказал Роун. — Вы Вергхастцы такие же смешные, как Белладонцы, а они, позволь тебе сказать, смешные.

Колеа посмотрел на человека на скамье рядом с собой. — Ты меня убил, Эли. Ты и твой чувство юмора. Ты меня убил.

— Ой, темной ночью и при благоприятной возможности, — ответил Роун.

Прозвучал дружный смех. Улыбаясь, Гаунт залез в карман висящего плаща и вытащил коробочку с печатью Медицинского Департамента.

Он положил ее в центре стола, чтобы все могли ее видеть.

— Вот причина, по которой я созвал собрание.

Роун, Харк и Колеа наклонились вперед, чтобы осмотреть коробочку. Так же, как и Баскевиль, с протестующим визгом от его кресла. Макколл кивнул.

— Противолихорадочные? — просил он.

— Противолихорадочные, — ответил Гаунт. — Ингибиторы.

— Двойная доза, — сказал Дорден. — Это были мои инструкции. Двойные дозы для всех, с данного момента.

— Мы получаем уколы от лихорадки перед каждой высадкой на планету, — сказал Баскевиль, повернув голову к Гаунту с еще одним скрипом от кресла.

— Да, — согласился Гаунт.

— Но не двойную дозу, и не сразу, — сказал Дорден.

— Прямо как перед Гереоном, — сказал Макколл, наклоняясь вперед и взяв коробочку для осмотра. Его кресло не произвело ни единого звука.

— Гереон? — спросил Баскевиль. — В этом есть смысл?

— Это всплыло у тебя в голове? — спросил Роун.

— Да, в этом есть смысл, — сказал Гаунт. — Когда я повел команду на Гереон, это была всецело вражеская территория. Они нашпиговали нас хорошо, двойными дозами. Они понимали, что нам нужно выживать так долго, как только возможно, на мире, богатом заразой Хаоса. Теперь, представим, что обычный пехотинец получает укол в руку или зад каждые несколько недель во время транзита, и не спрашивает зачем. Я знаю лучше. Я спрашиваю.

— Думаешь? — начал Колеа.

— Всегда, — улыбнулся Гаунт. — Я думаю, что это означает, что нас переправляют для попытки освобождения. Нас собираются высадиться на удерживаемый Хаосом мир.

Высшее Командование все еще не подтвердило пункт назначения, но я верю, что начальство собирается бросить нас на трудную цель.

— Я думал, что политика такая, чтобы игнорировать миры, которые слишком тяжело отбить? — сказал Макколл.

— Полагаю, что политика изменилась, — сказал Гаунт. — Я думаю, что они хотят, чтобы мы отбили миры, которые не можем проигнорировать.

Макколл откинулся назад и выпустил долгий, печальный свист. Его кресло не произвело совершенно никакого звука.

— И что, на самом деле, это означает? — спросил Колеа.

— Это означает подготовку с двойными усилиями, — сказал Гаунт. — Это означает плотную тренировку, круглосуточно. Это означает, если мы сможем, подсказать другим полкам начать то же самое.

— Я могу это сделать, — сказал Харк. — Я знаю комиссаров у Колстековцев и Бинарцев. Мы сможем передать.

— Ты понимаешь значение слова «хитрый», Виктор? — спросил Гаунт.

— Это мое второе имя, — улыбнулся Харк. — Виктор чертов хитрый Харк.

— Держи это в голове, — ответил Гаунт. — Я не хочу, чтобы меня обвинили в разжигании паники. Есть кое-что еще.

Он посмотрел на своего адъютанта. — Бел? Согласно коррекции курса, сколько удерживаемых врагом миров в, примерно, шести неделях от Анкреон Секстуса в этом направлении.

— Два, сэр, — ответил Белтайн.

— Названия?

— Лодиус, сэр. И Гереон.

Гаунт посмотрел на старший офицерский состав. — Я очень хочу, джентльмены, чтобы мы возвратились на Гереон. Ради освобождения, о котором они никогда не думали, что мы можем принести.

— Гереон сопротивляется, — пробормотал Роун.

— Будем надеяться, — сказал Гаунт. — Ладно, на этом все. Идите и будьте готовы. Что-то еще?

— У меня вопрос, — сказал Баскевиль. — Когда я двигаюсь, мое кресло трещит, но когда Макколл делает это, звука нет. Что это за чертовщина?

— Тренировка разведчика, — тихо рассмеялся Макколл, поднимаясь и похлопывая Баскевиля по руке.

Собрание разошлось.

— Я слышал, что твой сын начал тренировки, — сказал Дорден Колеа.

— Что? Да, Да, начал.

— Это хорошо. Он хорошо справится, я думаю.

— Надеюсь, что так.

— Отец и сын снова в строю, — задумался Дорден. — Это великолепно. Как новое начало.

— Я не настолько его отец, док, — сказал Колеа. — Его кровный отец, да. Но есть Кафф. Можно сказать, два отца и один сын.

Дорден кивнул.

— Черт! — внезапно сказал Колеа. — Гак, это было грубо с моей стороны. Простите, док.

— За что? — спросил Дорден.

Когда-то в рядах Танитцев были отец и сын. Дорден и его сын Микал. Микал погиб во время обороны Улья Вервун.

— Я не подумал... — начал Колеа.

Дорден покачал головой. — Мой сын умер на Вергхасте. По стечению обстоятельств, тогда твой сын присоединился к нам. Теперь он учится быть Призраком. Сын потерянный и сын обретенный. Один отец лишен, один… прости, два отца горды. Я думаю, в этом есть какая-то завершенность, не так ли, Гол? Определенная симметрия?

— Надеюсь, что так, — сказал Колеа.

— Только одно, — добавил Дорден. — Гол, во имя Императора, присматривай за ним. — Старшие офицеры разошлись. Гаунт сел за стол на одно из ужасно трещащих кресел, просматривая бумаги. Белтайн принес ему чашку кофеина.

— Что-нибудь еще, сэр? — спросил Белтайн.

— Нет, это все, Бел. Спасибо.

Белтайн ушел. Гаунт просматривал бумаги.

— Герюн? — спросил голос.

Гаунт оторвался от своей работы. Эзра стоял в дверях.

— Этоо... — медленно произнес он, коверкая слова. — Этоо праавда, соуле?

— Что мы направляемся на Гереон? — ответил Гаунт. — Я не уверен, Нихт. Но я думаю так. Ты слушал? Конечно, слушал.

— Герюн, итте персист лонге, фоереффер, — сказал Эзра.

— Да, — сказал Гаунт. — В это я всегда верил.

VIII

Еще один дневной цикл, еще одна изнурительная работа, еще один шаг по Дороге Славы, еще одна муштра в ПВН. Восемь дней с начала ПВН, и что-то новое этим утром.

— Новое тело, — сказал инструктор Кекси. — Новое тело. И как тебя, страшный, зовут, не так как дерьмо-на-моем-ботинке?

— Меррт.

Кекси осмотрел вновь прибывшего с ног до головы и начал долгий и ритуальный процесс, опуская его перед подразделением. Ничто не было запрещено. Кекси потратил очень много времени, сравнивая лицо Меррта со множеством вещей, уборной ямой, кишками грокса, и тому подобное.

Далин пытался не смотреть или слушать. Он уставился на точку, далеко на противоположной стене Подвала, и ждал начала упражнений.

— Эй, Святой! Один из твоих, так ведь? — прошептал Форбокс.

— Что?

— Танитец?

— Ага.

— Он здесь за «Н»? — закинул удочку Форбокс. — Что он сделал?

— Я не в курсе.

— Я имею в виду, что он со своим лицом сделал?

— Ранение, — прошептал Далин. Он знал не много о Меррте. Меррт был одиночкой и особо не контактировал. Насколько Далин мог вспомнить, лицо Меррта всегда выглядело, как люк трюма.

— Кто-то тявкнул? — спросил Кекси, внезапно отворачиваясь от Меррта к остальному подразделению.

— Кто-то в строю тявкнул? — Он навел Сару на них и провел вдоль шеренги, как будто дубинка могла учуять преступление, как сторожевая собака.

— Какой-то поносный скальп разминает свои губы, эх? — поинтересовался Кекси. Умудренные трюками инструктора за последние восемь дней в ПВН, никто не ошибся, сказав «Нет, инструктор».

— Тогда, начнем, — провозгласил Кекси, поглаживая Сару так, как будто это предполагало, что дубинка разочарована, что не надавала затрещин. — Пять кругов, три раза! Шевелитесь! — Тремя днями позже Кекси собрал подразделение на стрелковой палубе, переделанном трюме в середине корабля. Это было очень большое место, и, по сравнению с ним, Подвал казался ящиком. Они вошли туда по решетчатым мосткам, когда предыдущая толпа повалила оттуда по нижним подходам: река бритых скальпов и смеха внизу. Офицеры в тире, в защитных плащах и с наушниками, раздали им винтовки, которые были промаркированы большими, белыми номерами.

Слева, аттестованный боевой отряд проводил учения по разминированию в стрелковой зоне, которое изображало улицы и здания при помощи грузовых ящиков и поддонов. Отряд поддерживал боевую готовность, обозначая, что тянущиеся дни долгого пути не сделали их вялыми и унылыми. ПВН мог слышать их разносящиеся туда-сюда крики, крики и ответы угол за углом, оружейные выстрелы.

Кекси кричал то и се. ПВН собралось рядом, пытаясь выглядеть полезными, проверяя свое оружие, пока офицеры вели их к стрельбищу в группах по сорок. У линии, в неряшливых укрытиях, сделанных их досок и брезента, каждому раздали по настоящей обойме, и они начали стрелять по бумажным целям в дальнем конце песочницы.

Воздух стал густым от выделений тепла и трещащих звуков множественных разрядов. Это был звук, как будто зажигался огонь, как будто сотни веток ломались одновременно, неровный, резкий треск, который прокатывался по линии стрелков туда-сюда.

Зазвучал звонок. Стрелки сдали свои обоймы и отступили, дав место следующей группе.

Так чередования шли всю смену.

Далин взял оружие, которое ему дали, с большим уважением. Он раньше стрелял много раз. Тебе не вырасти среди Призраков, чтобы не отличить один конец лазгана от другого. Но он в ПВН был не за наказание или переподготовку, и его не выбрасывали из рядов. Ему никогда официально не давали оружие.

Ему его выдали до полудня, и Далин был этому весьма рад. Это был старый, обшарпанный марк I, с шелушащейся и отслаивающейся краской, сломанным креплением для штыка, и складным прикладом, который принадлежал другому оружию в прошлой жизни. Офицеры держали склад такого оружия для тренировок: металлолом или останки с полей сражения, которые Муниторум посчитал непригодными для использования на службе.

Он подошел к линии, когда наступила его очередь, и вставил ячейку, которую ему выдал инструктор.

Лазган произвел звук, похожий на треск камыша, и резко дернулся влево. Он поправил. Ближайший офицер ходил вдоль ряда, выкрикивая каждому советы, но Далин не обратил на него внимания и прислушался к своему собственному внутреннему голосу. Каффран, учащий его стрелять, учащий его основам стрелковой подготовки в лагере на Айэкс Кардинале, или на Обсиде Херодора, или среди кивающих анемонов на Анкреон Секстусе.

Зазвучал звонок. Далин вынул ячейку, отдал ее офицеру и отошел к месту сбора. Позади него зазвучали новые выстрелы, похожие на тра-та-та-та барабанов полка.

— Любой, — кричал Кекси, быстро ходя сквозь отряд, — любой, кто наберет меньше тридцать, получит три дня упражнений в наказание.

Прозвучало несколько стонов.

— Кому-нибудь есть что сказать? Эх, отправьте мне это в письменной форме, через Сару. — Далин отошел в сторону. Сейчас у него было некоторое время между стрельбой, и он решил почистить свое оружие. Оно было покрыто грязью и старой смазкой, и от этого спусковой крючок туго нажимался. Он старался очистить его, чтобы ходило легко.

— Что ты делаешь, Святой? — спросил Глыба, с удивлением глядя на усилия Далина.

Глыба и Красотка, и несколько других, использовали передышку между стрельбой, чтобы усесться задницами на пол и разговаривать.

— Улучшаю свой счет, — ответил Далин.

— Когда получится, сделай мне одолжение, — сказала Красотка. — Выстрели Кекси в мозг.

— Зачем ждать? — спросил Глыба. — Почему не сделать это прямо сейчас?

— Потому что, — сказала Красотка, — мозг инструктора настолько чертовски мал, что нужно быть снайпером, чтобы попасть в него.

Далин отметил, что Меррт был в их группе. Меррт был единственным скальпом, кроме Далина, что обслуживал свое оружие. Старый солдат подстраивал мушку и прицел, поднимая оружие к плечу после каждой подстройки.

Он ни с кем не говорил, и никто не говорил с ним.

Далин вспомнил, теперь, когда подумал об этом, что когда-то Меррт был снайпером. Специалистом.

У него не должно возникнуть проблем с этим упражнением, подумал Далин.

В конце упражнений, Кекси вытащил их со стрельбища и выстраивал в проходе, пока выкрикивал счет с планшета, который дал ему один из офицеров. Все были напряжены перед тем, как услышать свое имя вместе с магической тридцаткой или выше. Тридцать было боевым стандартом, приемлемым средним уровнем, который должен был показать человек, если хотел быть в Гвардии, как и требования к весу, росту и зрению.

Или из-за отсутствия усилий, или из-за некомпетентности, пятнадцать членов ПВН набрали меньше, включая Глыбу. Даже он не смог выдавить «хо-хо-хо» на это.

Большинство из остальных показали счет между тридцатью и тридцатью пятью, а пять процентов выбили пятьдесят и выше. Меррт набрал сорок восемь. Когда Кекси зачитал это, казалось, что Меррт вздрогнул, и проскрежетал какое-то едкое слово.

Кекси уставился на Меррта, сузив глаза, задумавшись, было ли какое-то сочное нарушение, на которое можно наброситься.

— Ты говоришь, скальп?

— Нет, инструктор.

Кекси разглядывал его еще какое-то время, а затем вернулся к зачитыванию списка. Он дошел до Далина. Далин набрал шестьдесят шесть, на двенадцать очков больше, чем самый лучший из остальных. Прозвучало несколько ликований и свистов, когда Кекси зачитал счет, но они резко затихли. Кекси пошел к Далину – используя эту легкую походку, с плечами назад и перекатыванием бедер – и уставился ему в лицо.

— Еще ни одно тело не набирало такой счет.

Далин не знал, что сказать, так что он ничего не сказал и продолжил смотреть прямо перед собой.

— Я сказал, это хрень. Ты меня слышишь, понос? Что ты сделал? Подкупил офицера? Перевел пару цифр?

— Нет, инструктор.

— Нет?

— Нет, инструктор.

— Тогда как ты это объяснишь, эх?

Далин хотел сказать, что стрелял раньше, что у него есть опыт, но то же самое могли сказать и остальные из «П» и «Н» в подразделении. Он хотел сказать, что его хорошо учили, и что его учителя были самыми лучшими.

Он хотел сказать, что это, возможно, меньше связано с навыком меткой стрельбы и больше связано с простым обучением оружию, и что большинство из них смогли бы набрать больше пятидесяти, если бы, всего лишь, потратили время на проверку и настройку, и прислушались к своим винтовкам.

Но все, что он смог сказать, это — Удача, инструктор?

— Нет такой вещи, как удача, — сказал Кекси. — Позволь мне доказать это высказывание. — Кекси ударил Сару по коленям Далина, а затем обрушил тупой конец дубинки на поясницу Далина, когда тот согнулся. Оскалившись, Кекси замахнулся дубинкой по ребрам мальчика, получив в ответ несколько громких, глухих звуков от предплечья Далина, когда оно поднялось для защиты.

Кекси отступил назад, пнув в живот Далина левой ногой. Далин хрипел и извивался.

— Видите? — злорадствовал Кекси, громко и смеясь. — Он набрал наивысший счет, но он совершенно не выглядит чертовски удачливым, так ведь?

Никто не ответил.

— Так ведь?

Прозвучал приглушенный ответ. Раздраженный, Кекси снова посмотрел на Далина и снова пнул.

— Это не правильно.

Кекси замер и развернулся. Меррт, держа руки в бока, вышел из строя к инструктору.

— Ты что сказал?

— Это… гн… гн… не правильно, — повторил Меррт, его неуклюжая челюсть давала осечки пару раз между словами.

— Что? — в голосе Кекси был высокий, почти капризный тон неверия. Он вытянул шею вперед и приложил руку к уху. — Черт возьми, что?

— Ты слишком счастлив с этой палкой, — прямо сказал Меррт. — Ты раздаешь удары, когда кому-то нужно наказание, так это работает, но он этого не заслужил. Что за дурак наказывает кого-то за то, что тот гн… гн… делает правильно.

— Дурак, который отвечает за твою чертову жизнь, — заявил Кекси, и пошел к Меррту. Все остальные отпрянули назад. Они знали этот сумасшедший взгляд.

— Может быть, но я, тем не менее, говорю, что правильно, — сказал Меррт. Он раскинул руки, раскрыл ладони, и задрал голову, так что теперь смотрел на потолок. — Давай, ударь меня. Я говорил вне очереди, со мной нужно что-то сделать, но не с ним. — Кекси подошел вплотную и слегка опустил свою дубинку. Никто и никогда не привлекал внимание Сару. Это, так же, лишало всего удовольствия.

Кекси позволил ухмылке появиться на его лице, как медленный разрез ножом. Это собиралось стать интересным.

IX

Во время транзита казарменные часовни на палубах проводили свои религиозные службы согласно времени на корабле. Главное богослужение проводилось сразу после полуденного вахтенного звонка.

На корабле полуденное время было осью, вокруг которого крутилось все время. Приказом было, чтобы все часы были синхронизированы с вахтенным звонком.

«Служба после звонка» длилась, примерно, сорок минут. От Гвардейца ожидалось, что он будет присутствовать, по меньшей мере, на нем, если позволяли служебные обязанности. Призраки использовали Барабанную Часовню, неподалеку от кормовой части, в грузовом отсеке среднего размера, который был переоборудован и освящен. Место было холодным и скромным, грубо обшитым деревом и брезентом. Служение велось префектами и священниками Экклезиархии, которые пользовались дешевым ладаном, который пах затхлостью и пылью. Здесь не было пышности и регалий гражданской церемонии, не было богатства и пьянящего парфюма толпы улья. Тощие священники в обветшалых робах увещевали паству поддерживать честь и традиции Гвардии, славу Империума и дух Человека.

Харк слушал, не слыша ничего из того, что говорили. Со своего места в конце, он осматривал ряды коленопреклоненных фигур, отмечая лица. Не удивительно, что явка была постоянно низкой. Служение было скучным.

Прошлое Харк было привилегированным, и он помнил события в храме, в городах, где он вырос. Слава и роскошь: экклезиархи в пышных шелках, несомые к кафедре шагающими платформами на золотых ногах, хоры, возносящие гимны к высоким стропилам соборов, свет, льющийся белым сквозь колоссальные окна позади алтаря.

Он встретился с Ладдом снаружи, когда паства разошлась. У Ладда был блокнот.

— Много? — спросил Харк.

— В основном несколько тех же самых, — ответил Ладд. Он показал Харку блокнот, переворачивая страницы и указывая на несколько имен. — Постоянные отсутствующие.

Харк прочитал и кивнул. — Мы найдем главных неверующих днем, Ладд. Сделаем им строгий выговор.

Харк огляделся и осмотрел уменьшающуюся толпу. — Его здесь не было, так ведь?

— Нет, сэр.

— Пример для подражания. Напирает на нас, чтобы мы повысили посещаемость, а сам не является. Я не упустил его, так ведь?

Ладд покачал головой. — Уже третий день подряд. Если бы он… я имею в виду, если бы он был кем-то другим, напротив его имени уже была бы красная галочка.

— Думаю, я должен объяснить это ему, — сказал Харк. — Продолжай, Ладд. — Харк прошел по покрытому ржавчиной и залитому водой полукилометровому проходу, назад к полковой канцелярии, группе комнат и кают в середине корабля. Большинство сотрудников были официальными лицами от Муниторума, или офицерами из батальонов поддержки и командирами рот. Комиссариат тоже присутствовал.

В нескольких больших комнатах, расположившиеся за столами при тусклом свете комиссары и кадровые офицеры сдавали письменные экзамены по теории боя, тактике и дисциплине, или занимались симуляционными тестами вокруг столов со схемами.

Он увидел и узнал лица вокруг одного стола. Бан Даур, Колосим и Обел работали над тактической проблемой с тремя Колстекскими офицерами. Они все выпрямились, когда он подошел. Он бросил взгляд на светящуюся гололитическую проекцию, которая висела над консолью между ними.

— Штурм? — спросил он.

— Принципы и применение пограничного прикрытия, — ответил Даур.

— Средний уровень, урок три, — ехидно добавил Колосим.

Харк тихо рассмеялся и кивнул. Симуляция, которая им противостояла, была сложной и требовательной.

— Чувствительность ко времени?

— Реальное время, — ответил Даур.

— Тогда не хочу больше отвлекать вас. Вы видели полковника? — Даур проверил свой наручный хронометр. — Разве он не должен возвращаться со службы? — Харк покачал головой.

— Я видел его, примерно, час назад в 22, — сказал Обел. — Я не знаю, куда он шел, но меч был при нем.

— Спасибо, — сказал Харк. — Удачи с этим.

Харк нашел Гаунта десятью минутами позже в одной из индивидуальных тренировочных комнат. Гаунт подписался на доске снаружи комнаты, и добавил «НЕ БЕСПОКОИТЬ».

Харк все равно вошел внутрь. Сразу за дверью были стойки с тренировочным оружием и несколько манекенов. За ними, тихими и бездействующими, была тренировочная клетка.

Гаунт был в основной части комнаты, занятый поединком с четырьмя тренировочными дронами: многоногими машинами с массой оружейных конечностей. Они окружили его, атакуя. Гаунт был раздет по пояс, сильно потея, пригибаясь и крутясь, атакуя своим силовым мечом. Каждый четкий удар, который он делал, по чувствительным к давлению накладкам на животах и головах дронов, отключал их на десять секунд. После каждого обратного отсчета, они возвращались к жизни и возобновляли свои атаки.

Четыре дрона. Четыре в одно и то же время. Харку это казалось чрезмерным. Он всегда восторгался навыками работы с клинком Гаунта, и понимал, что требовалось очень много практики, чтобы поддерживать такой навык ближнего боя отточенным. Но четыре…

Он посмотрел еще. Он заметил отметину на спине Гаунта, внизу, слева от позвоночника. Татуировка, или…?

Харк с удивлением уставился. Отметина была кровью, кровь текла из глубокого пореза. Он осознал, на что смотрит.

У всех дронов были обнаженные клинки. Все вместе, четыре машины нападали на Гаунта шестнадцатью обоюдоострыми, полуметровыми клинками.

— Фес! — выдохнул Харк. — Отключить! Отключить!

Гремящие машины продолжали кружиться и нападать. Все, что Харку удалось сделать, так это отвлечь Гаунта, который на мгновение бросил взгляд в сторону, а затем был вынужден сделать безумный защитный шаг назад, чтобы избежать режущей руки-лезвия.

Харк рванул вперед. — Отключить! — приказал он. — Вокс-контроль: отключить! Отрезать! Отключить энергию! — Почувствовав его движение, ближайший дрон отстал от Гаунта и направился к нему, заскользив металлическими ногами с тренировочного мата на металлическую палубу. Его руки-лезвия вращались и резали воздух.

— Фес! — снова произнес Харк, быстро пятясь назад. — Да что это за фес? Отключить! — Гаунт выругался. Он выдохнул, когда резко пригнулся и повернул свое тело под пролетающими лезвиями одного из дронов. Затем он поднялся и отбил оружие другого в сторону своим мечом. Он яростно ударил ногой и заставил дрона, спотыкаясь, отступить.

Третий был рядом с ним. Гаунт развернулся и резанул под его защитой, проведя силовым мечом сквозь торс и голову во вспышке искр. Края рассеченного металла ярко светились, пока головная секция падала в сторону.

Гаунт перепрыгнул через безжизненную машину.

Четвертый дрон был прямо перед Харком. Харк вытащил плазменный пистолет из-под плаща и поднял его, чтобы выстрелить.

Но Гаунт добрался до выключателя на дальней стене комнаты и стукнул по нему. Три оставшихся дрона затихли, со стонущим звуком отключения энергии.

Харк опустил пистолет, поставил на предохранитель и убрал его. Он посмотрел через комнату на Гаунта. Полковник-комиссар тяжело дышал. Он выключил силовой меч, когда потянулся за полотенцем, чтобы вытереть лицо и грудь.

— Опасное оружие и отключенное голосовое управление? — спросил Харк.

— Я верю в упорные тренировки.

— У тренирующегося должен быть помощник и медик, если он планирует сделать тренировочных дронов способными к реальной травме. Существующий приказ…

— 57783-3. Я знаю о правиле.

— И наказание?

Гаунт бросил взгляд на Харка.

— Голосовое управление никогда не должно отключаться, — сказал Харк. — Ты мог погибнуть.

— В этом и был смысл.

— Какой у этой тренировки предполагался конец, Ибрам?

— Когда с меня было бы достаточно, я бы отбился и ударил по выключателю по стене. Ты опередил события, Виктор. Чего тебе надо?

— Мне надо, чтобы ты был жив и вел Призраков, когда мы прибудем в следующую зону, — ответил Харк.

— Я верю в упорные тренировки, — повторил Гаунт. — Я верю в то, что нужно испытывать себя.

— Как и я, — сказал Харк. — Я был на стрельбище, провел несколько спаррингов и тренировок. А то, что ты делаешь, равносильно помешательству.

Гаунт пожал плечами. Он отбросил влажное полотенце и потянулся к рубашке. — Тогда будем надеяться, что тебе никогда не придется сражаться со мной, Виктор, — сказал он с волчьим оскалом. — Что тебе, на самом деле, надо?

— Ты пропустил службу.

— Разве?

— Да. Это прискорбно, потому что мы стараемся подстегнуть симулянтов на посещение и, откровенно, ты не показываешь пример.

Гаунт вытащил хронометр из кармана брюк и посмотрел на него. Он был старым, потрепанным, ремешок давным-давно был заменен на плетеный браслет.

— Согласно этому, до полуденного звонка осталось семнадцать минут.

— Значит он отстает, — сказал Харк. — Примерно на сорок пять минут.

— Он хорошо показывал время на Гереоне.

— Сейчас он не совсем хорошо показывает время, Ибрам. Что? Ты улыбаешься.

Гаунт надевал хронометр на запястье. — Я заводил его каждый день с самой погрузки. Пятнадцать дней транзита, а я не синхронизировал его с полуденным звонком.

— Значит?

— Дневные настройки, Виктор.

Харк нахмурился. Стандартной практикой Гвардии было, во время долгих перелетов, настраивать длины дневного и ночного циклов на корабле, чтобы они совпадали с циклами на мире назначения, так чтобы за средние и долгие по времени перелеты солдаты могли привыкнуть к другому биологическому ритму. Это помогало с акклиматизацией. Изменения не происходили одним махом. Время сокращалось или добавлялось постепенно за несколько дней. Синхронизация на полдень держала всех в ногу.

— Значит, ты живешь по времени Анкреон Секстуса?

Гаунт кивнул. — А время на корабле установлено на дневной цикл, который, примерно, на час короче. — Он пошел туда, где висел его плащ на ограждении тренировочной клетки и вытащил из кармана планшет. — Я просмотрел справочник сектора, чтобы проверить, — сказал он, когда включил планшет и пролистывал данные, — но я был, в любом случае, совершенно уверен. Это было знакомо. — Он показал Харку экран. Плотно расположенные данные показывали графики приливов и сезонные таблицы восхода и заката, сгруппированные по географическим регионам, для нескольких миров в местной группе. Один был подсвечен.

— Гереон, — сказал Харк.

— Практически то подтверждение, которого мы хотели, — сказал Гаунт, выключая планшет и убирая его.

— Вот почему я отключил голосовое управление, Виктор. Мы возвращаемся, и я хотел напомнить себе, на что это было похоже.

X

Члены ПВН, которые провалили стрелковый этап, и сюда включили Далина и Меррта, нарезали круговые марши следующие три ночи.

Круговой марш включал в себя полное облачение, загруженные ранцы и тяжелый кусок бревна, имитирующий винтовку. Марш включал в себя обход корабля, из конца в конец и обратно, по наружным коридорам у корпуса корабля, двадцать раз. Кекси, который шел по маршруту, уверил ПВН, что это было эквивалентно пятидесяти километрам.

Кекси не совершил марш вместе с ними. Он прошел с ними маршрут, а затем пересек корабль по транзитным залам, пока они с трудом шли вокруг корабля, или пробирались по низким проходам над энжинариумом, и встретил их на обратном конце пути.

Был соблазн срезать углы маршрута, искушение, которое почти запланировал Глыба, но Кекси установил дюжину сервиторов на контрольных точках. Пропусти один из этих маркеров, не соизволь одному из них зарегистрировать твой жетон, когда ты проходишь мимо, и тебе придется провести кое-какое особенное время с Сару перед тем, как повторить марш.

Большая часть маршрута шла через мерзкие металлические проходы и длинные, неокрашенные, неотопленные туннели, где мало кто занимался делом. Они пробежали трусцой через ущелья позади тяжелых плит корпуса, позади клепаных щитов пыльной обшивки. Они бежали по открытым местам между покрытыми маслом полевыми генераторами, которые воняли озоном, и шлепали по покрытым ржавчиной отсекам, заполненным водой от конденсации. Они тяжело шли по пустым хранилищам, где грязные цепи свисали с потолка, невидимые в тенях. Они с трудом пробирались по вонючим камерам с земельным хозяйством и домашним скотом и сквозь жаркую духоту гидропоники.

Они начинали в весьма хорошем настроении, намереваясь проделать марш и позволить Кекси отсосать. Глыба даже пытался упросить остальных шагать в ногу, чтобы сохранить темп.

Еще до того, как они закончили даже первый круг, эти хорошие намерения исчезли. Задыхающиеся, с ногами в волдырях, с синяками на локтях и коленях от ударов по преграждающим переборкам, и, в довершении, удрученные осознанием того, что в точности из себя представляли двадцать кругов, это все растянуло их в длинную линию, с трудом пробирающуюся по маршруту, измотанными и доведенными до отчаяния.

Каждый раз, как он появлялся, ухмыляющийся, в какой-нибудь точке маршрута, Кекси подгонял их, и говорил каждому отставшему по очереди, насколько он бесполезен. Для марша он выучил несколько новых оскорблений, или же хранил некоторые особенно любимые для этого особенного случая.

Далин не обижался на него. Он вырос с пониманием, что это была основная нить несправедливости, пролегающая через солдатскую жизнь. Солдатская служба была о целом, о подразделении, и о том, как это подразделение функционировало с точки зрения дисциплины и согласованности. Как только человек привыкал к разочарованию, несмотря на то, был ли он прав или нет, он начинал работать с подразделением, и жизнь становилась легче.

Он, так же, понял важность примеров.

Кекси не избил Меррта после стрелковой тренировки. Даже его логика боевого пса осознала, что непродуктивно избивать человека, который просил об этом. Такой поступок, так же, мог принизить его в глазах отряда. Кекси решил остаться выше этого. Вероятно, он думал о самом себе, как о непостижимом.

Кекси определил Меррта на марш. Затем он сказал остальным, что десять кругов марша, которые они получили за то, что не набрали счет выше тридцати, теперь стали двадцатью кругами, спасибо тому, что он называл «губой» Меррта.

На третьем круге, Далин стал бежать в ногу с Мерртом. Это был первый раз, когда он вообще говорил с ним.

— Я хотел... — начал он.

— Забей, — ответил Меррт, даже не оглядываясь.

— Это было... — Далин замешкался. — Это было по-Призракски?

Это заставило Меррта бросить взгляд в сторону, его впалые глаза были яркими и любопытными над отвратительным лицевым протезом. — Гн… гн… по-Призракски?

— Я имею в виду, из-за того, что я в полку.

Меррт покачал головой. — Фес просто был неправ. Я бы высказался, не важно кто это был.

— Оу.

Они бежали дальше, через погрузочную шлюзовую камеру и наружу, по решетчатому полу складского отсека. Решетки звенели от их ног.

— Как ты попал в ПВН? — спросил Далин.

— Обычным способом.

— Ага, но как?

Меррт резко остановился и Далин остановился с ним. Тела цокали мимо них, тяжело продвигаясь вперед.

Меррт на секунду уставился на Далина, прямо в лицо. — Я тебя знаю? — спросил он.

— Я…

— Ты меня знаешь?

— Нет, но…

— Тогда буду благодарен, если ты оставишь свои фесовы вопросы при себе. Я гн… гн… не твой друг.

— Прости, — сказал Далин. Он чувствовал себя смущенным, а этот ответ сделал только хуже. Меррт отвернулся и начал снова бежать.

Внезапно он остановился и повернулся к Далину. — Если ты хочешь знать, — сказал он, — я высунул голову из гн… гн… укрытия во время битвы на Монтаксе.

— Нет, я имел в виду…

— Я понял, что ты имел в виду. Ответ все еще тот же. — Меррт снова отвернулся и начал бежать.

Через мгновение, Далин последовал за ним.

XI

На свободной палубе за жилыми ячейками собралась толпа, чтобы посмотреть, как команда Призраков пинает мяч с несколькими солдатами из казарм Колстековцев. Здесь было много добродушных криков и проклятий.

Колеа наблюдал за игрой с одной из возвышающихся площадок, облокотившись на поручни. С ним был Варл, курящий самокрутку. Время от времени, они обменивались философскими замечаниями о сравнительных навыках играющих, в особенности о нежелании Бростина передавать мяч кому-нибудь.

— Это похоже на то, как будто он инвалид.

— Больший, чем те, о которых мы знаем.

— Точно.

Внизу в толпе несколько Белладонцев начали выстукивать тра-та-та на чем-то вроде самодельных барабанов, чтобы подстегнуть Призраков. Это был быстрый ритм. Это звучало похоже на барабанный марш отряда, исполняющего казнь.

— Это место, куда мы направляемся... — начал Колеа.

— Никто точно не знает, куда мы направляемся, — ответил Колеа.

— Ага, но если так. На что оно похоже?

Варл был одним из отряда Гаунта, отправившегося на оккупированный мир, Гереон, почти три года назад. Тот факт, что все они вернулись назад живыми, было главным чудом. Обычно болтливый человек, Варл мало говорил об этом.

— Это плохое место, — сказал он своему другу. — Настолько плохое, насколько возможно. И я не могу представить, что оно стало лучше с тех пор, как я был там.

Колеа кивнул.

— Хотя, я буду рад вернуться назад, — признался Варл.

— Серьезно? Почему?

— Вен и Док Керт. Мы оставили их там. Их выбор. Мы все хотели вернуться за ними, если сможем.

— Ты думаешь, что они все еще живы?

Варл пожал плечами. — Док? Я не знаю. Но Вен… ты можешь представить что-нибудь в этой Вселенной, у чего есть яйца, чтобы убить Вена?

Колеа ухмыльнулся и покачал головой.

Варл стряхнул пепел со своей самокрутки с лхо и заткнул окурок за ухо. — Пойду, сделаю что-нибудь с этой игрой, — сказал он. — Может быть, пристрелю Бростина. — Колеа находился на площадке в одиночестве несколько минут, когда Тона Крийд подошла и встала рядом с ним. Он кивнул ей, но какое-то время ничего не говорил.

В конце концов, он сказал, — Как парень?

— Хорошо справляется, «особенно в отряде полукровок».

— Это хорошо.

— Он в более хорошей форме, чем я когда-либо его видела, — добавила Крийд, — хотя прямо сейчас его беспокоят ноги. Несколько последних недель, много круговых маршей.

— Нда?

— Наказание.

Колеа нахмурился. — Наказание за что?

— За то, что он слишком хорош. За то, что показывает это инструктору. Из него делают пример, и он проглатывает это.

— Может быть инструктора нужно... — начал Колеа.

Она покачала головой. — Нет, нет, Гол. Все нормально. Далин хочет этого. Он знает, как работает Гвардия, и он придерживается правил. Инструктор давит на него, потому что он никогда не видел такого образцового рекрута, и не может стряхнуть с себя ощущение, что это какой-то трюк. — Внизу раздались внезапные крики, и барабаны снова подняли темп.

— Ты сам можешь спросить его, как он, — сказала она.

— Я не собираюсь путаться под ногами.

— Ты его отец.

— Я его выживший биологический родитель, — ответил Колеа. — У него есть отец и мать.

— Ты его отец, — повторила Крийд. — Нет ничего хорошего в той жизни, которой мы живем, так что я не верю, что имеет значение, как ты, я и Кафф уживаемся вместе все это время. Далин был бы не против, если бы ты выказал интерес.

— Может быть.

— Я бы сказала, что ему бы понравилось, если бы выказал интерес. — Колеа поджал губы и задумался об этом. Он не смотрел на нее. Его глаза неподвижно смотрели на игру внизу.

— Сделай это, пока не слишком поздно, — предложила Крийд.

— Слишком поздно?

— Мы идем по Дороге Славы, — сказала она. — Раньше или позже, мы доберемся до ее конца, и ты знаешь, что ждет там. Оставишь это до конца, и может быть слишком поздно.

XII

Они было в Подвале, очищая снаряжение. У каждого из них было свое имущество, лежащее на подстилке. Кекси мог пройти мимо, случайно отправив пинком тарелку или кружку через помещение, если они не стояли по правилам. Иногда он поднимал посуду, подбрасывал ее слегка в воздух, когда выпрямлялся, и использовал Сару, как биту, чтобы отправить ее к потолку.

Далин мог видеть отдаленные фигуры нескольких товарищей в дальнем конце Подвала, подбирающих свои, запущенные в воздух, предметы.

Кекси подошел к Далину. Когда он подошел, Далин стоял по стойке смирно, с подстилкой у ног.

Найди здесь ошибку, желал он.

Он услышал ворчание Кекси – легкое разочарование от того, что он не нашел ничего, чтобы поднять.

— Собери это. Давай, — прошипел Кекси, двигаясь к следующему кандидату.

Это был конец пятой недели для подразделения ПВН. В конце дневного цикла, они сдадут потрепанное тренировочное снаряжение, с которым носились последние три недели, и получат служебные вещи. На следующий день они получат свое оружие. Затем, последние три дня плотной подготовки.

С каждым шагом становилось все труднее. К Кекси добавились офицеры Комиссариата, чтобы заточить разум вместе с телом. Было ощущение порядка, дисциплины. Никто больше не играл.

Просто осмотревшись, Далин мог видеть, как изменилась большая часть подразделения. Интенсивные тренировки сделали их всех худыми и крепкими, даже Форбокса. Залатанные одежды, которые они носили, свободно висели. На телах не было никаких признаков жира. Их руки и ноги были мозолистыми и сильными.

Их обритые черепа только начали покрываться волосами. Их мысли были напряжены, как проволока. Вне подразделения, они ходили приосанившись и с важным видом.

Всего лишь через четыре дня их отправят в родные полки для возвращения к служебным обязанностям или, как Далин, пройдут Основное Наставление и станут Гвардейцами.

Не каждый в ПВН мог пройти это. Статистически, говорил Кафф Далину, обоснованное количество людей из любого подразделения ПВН, снова проходило его. На Втором Фронте этот показатель был выше, где ненормально высокий процент качества солдат был ниже стандартов, к стыду Крестового Похода.

Некоторые фесы никогда не достигнут уровня. Это было правдой для этой толпы. Здесь были лентяи, которые не смогут соответствовать физическим оценкам, или идиоты, которые не могли следовать приказам, а, так же, здесь были личности, как Жидкий, которые не хотели больше, чем не могли. Жидкий был в достаточно хорошей форме, но его отношение было все еще отвратительным. Далин был вполне уверен, что Жидкий был одним из тридцати, или около того, кого завернут назад.

Раньше или позже, повторяющихся симулянтов всего лишь выпнут со службы, чего большинство из них желало, или казнит Комиссариат, чего большинство из них не хотело.

Далин подхватил свой ранец и понес его к группе, которая закончила собираться. В ней были Форбокс и Красотка, и Хамир, один из «В» кандидатов. Он с Далином особенно хорошо сошлись.

Хамир был высоким, с оливковой кожей, юнцом из Фортис Бинари. Он последовал за своим отцом и дядями с Бинари после основания и, как Далин, жил среди следующих за силой, пока не стал достаточно взрослым, чтобы получить аквилу. У Хамира были умные глаза и слегка ученые манеры, так что Форбокс дал ему прозвище «Школьник».

— Никакой Сару для тебя, Святой? — спросила Красотка.

— Он знает, когда его победили, — ответил Далин, смотря через зал на Кекси, который охаживал кандидата по лопаткам за неправильное связывание спального мешка.

— Почти там, — сказал Хамир.

— Что? — спросил Далин.

Хамир посмотрел вверх на лампы. — Мы почти там. Чувствуешь это?

— Где?

— В конце обучения. Начало Гвардейской жизни. Куда бы не направился этот транспортник. На твой выбор.

— Я собираюсь пропустить это, — уныло пробормотал Форбокс.

Далин, Хамир и Красотка уставились на него. Он засиял. — Это была шутка, — сказал он.

Когда подразделение собралось, а последние отставшие бежали на свои места, подгоняемые Сару, Далин высмотрел Меррта. Он не говорил с ним с той ночи на круговом марше, недели назад. Ни до, ни после. Меррт держался сам с собой.

Далин чувствовал ужасную жалость к Меррту, которую, он был уверен, старый человек не одобрил бы. Жалость шла от того факта, что основная масса ПВН была юнцами. Меррт был стариком среди них.

Казалось жестоким видеть его, вынужденного повторять безумные тренировки основ «В», как взрослого, вынужденного играть в детские игры. Он был выше этого, далеко за этим. Он повидал настоящую жизнь и почувствовал ее плеть. Он не нуждался в курсе повышения квалификации.

Далин не был уверен в том, что Меррту это было нужно. Меррт просто выполнил обязанности в ПВН и никогда не произнес слов недовольства. Он больше никогда не вставал перед Кекси. По мнению Форбокса, это было потому, что «со ртом, как такой», Меррт ненавидел говорить, но Далин верил, что это не из-за этого. После того дня на стрельбище, несмотря на то, что он побивал множество из них с тех пор, Кекси никогда не был уже столь мстительным и несправедливым.

— Все в порядке? — сказал Далин, вставая рядом с Мерртом.

Меррт обернулся, затем кивнул.

— Могу я задать вопрос? — сказал Далин.

Меррт пожал плечами.

— На стрельбище... — начал Далин.

— Мы об этом говорили, — быстро сказал Меррт.

— Нет, — ответил Далин. — Нет, не тогда. Я имею в виду, потом. На стрельбище, ты регулярно набираешь, шестьдесят, шестьдесят два?

— Ага.

— Ты никогда не кажешься довольным этим?

— Какой у тебя счет, сынок?

— Около семидесяти одного.

— Ты гн… гн… гн… доволен этим?

— Фес, да. Конечно.

Меррт вздохнул. — Знаешь, сколько я выбивал? В обычный день, я имею в виду?

— Нет?

— Девяносто семь, — сказал Меррт. — Девяносто семь, без проблем. Это было во мне. Лучший показатель был девяносто девять в трех случаях.

Последовательные, постоянные девяносто четыре вводили человека в снайперы. Далин знал, что специалисты, как Раесс, Бэнда и Нэсса Бурах, и даже сам Ларкс, были довольны неизменными девяносто пятью.

— Сейчас я наскребаю шестьдесят один. Ты думаешь, что я гн… гн… гн… доволен?

XIII

Тона проснулась с таким потрясением, что ее руки схватили ячеистую сетку стены ячейки и заставили ее греметь и трястись. Послышались приглушенные жалобы из ближайших ячеек.

Было темно, и здесь был тяжелый запах тел в ночном цикле. Кафф спал. Она вышла наружу. Казарменный зал был темным, горели только палубные лампы, но лампы на потолке прогревались. Приближался дневной цикл.

Она посмотрела на свои руки. Они были бледными в скудном голубом свете. Она не могла видеть, как они трясутся, но знала, что так и есть.

Она пошла по проходу к жилищу Гаунту и услышала звуки клинка, ударяющегося по другому клинку. Она вытащила боевой нож и осторожно пошла вперед.

Появился Эзра, магически, из теней, и покачал головой. Она убрала нож.

В конце прохода, на маленькой палубе перед входом в личные покои Гаунта, два человека бились на мечах при свете ламп.

Гаунт и Харк, оба в бриджах и майках, проводили дуэль. Фехтование было интенсивным, и, судя по поту на них, они занимались этим давно. Прислонившись к трубопроводу, сложив руки, Роун наблюдал за ними.

— Что это? — спросила Крийд.

Роун бросил на нее взгляд. — Просто спарринг. Они проводят его прямо перед началом дневного цикла уже недели.

— Зачем?

Роун пожал плечами. — Практика. Харк сказал что-то об улучшении своих навыков.

— Да?

— Ну, если бы я хотел убить его, я бы выбрал ствол, — ответил Роун. Тона смотрела на сражающихся.

Гаунт всегда отлично владел мечом, и она полагала, что за последние несколько лет не видела никого лучше. Но Харк, которого она всегда считала тяжелым и медленным, хорошо держался.

— Зачем ты здесь? — спросила она Роуна.

— Просто смотрю. Кто знает. Может один ошибется и другой убьет его.

— О ком из них ты говоришь? — спросила Тона.

Роун оскалился. — Без разницы.

Гаунт и Харк разошлись и отсалютовали друг другу.

— У нас зрители, — отметил Гаунт. Харк кивнул и сделал глоток из фляжки с ближайшего столика.

— Говорят, что вышел приказ на высадку, — сказал Роун. — Я просто пришел сказать тебе это. — Гаунт кивнул. — Тебе что-то нужно, Крийд?

— Личное дело, — сказала она.

— Дай мне минутку, — сказал Гаунт, убирая в ножны меч и наливая себе воды.

— Роун сказал мне, что вы хотите улучшить свои навыки владения мечом, — сказала Крийд Харку.

— Полковник-комиссар недавно мне очень хорошо напомнил о важности упорных тренировок, сержант, — сказал Харк. — Маленькое напоминание для самоуспокоения. Он был достаточно убедителен, чтобы предложить немного поучиться.

Она кивнула. Гаунт махнул ей рукой и она присоединилась к нему, пока Харк завязал разговор с Роуном.

— Что такое, Тона? — спросил Гаунт.

— Чувствую себя дурой, говоря это, но...

— Просто скажи.

— Мне снилось, что вы умерли.

— Я умер?

— Да.

— Ты уверена, что это был я?

Она замешкалась. — Думаю так. Во сне было так.

— Ты мне говоришь это из-за сна на Гереоне?

— Да, сэр. Там мне приснился Вайлдер, и это оказалось правдой. Я думаю, что это связано с Гереоном.

— Спасибо, Тона. Я понимаю, что трудно было признаться в такой странной вещи.

Хотя, вот что я скажу тебе… Гереон не убил меня в первый раз. Я не собираюсь давать ему второй шанс. — Она кивнула, изобразив фальшивую улыбку и поняла, что Гаунт смотрит мимо нее. Появился Белтайн.

— Бел?

— Только что выдали, сэр, — сказал Белтайн, отдавая честь и вручая конверт Гаунту. Гаунт разорвал его и вытащил листок.

— Этого мы ждали, — сказал он. — Мы прибываем через десять часов, и после этого корабль соединится с остальными в месте назначения. Всем отрядам боевая готовность и приготовиться рассредоточению.

— Я займусь этим, — сказал Роун.

— Я с тобой, — сказал Харк, последовав за ним.

— Это все? — спросила Крийд.

— Что?

— Вы смутились, когда читали приказы, сэр, — сказала она. — Там было что-то еще?

— Просто список подробностей о диспозиции, — сказал он. — Не о чем беспокоиться.

XIV

Мостик и уровни под ним были почти единственными местами на борту огромного корабля, где человек мог позволить себе посмотреть наружу. Большинство обитателей проводили долгие переезды на расположенных друг над другом глухих палубах, внутри бронированного корпуса, как семена в коробке, но палубы мостика были снабжены иллюминаторами и окнами.

После выхода из варпа, корабль постоянно замедлялся, а бронированные заслонки поднялись над иллюминаторами, как веки на глазах.

Странный, серебристый свет рвался внутрь из пустоты снаружи, свет, идущий вразрез с горячим свечением палубных ламп и приборов. Ожидая, с фуражкой под рукой, Гаунт подошел к ближайшему иллюминатору и уставился наружу.

Он всегда неправильно помнил абсолютную черноту космоса. Он думал о ней, как о солидном, богатом, материальном черном, и представлял это в своем воображении, а затем, когда он снова видел это, он всегда удивлялся. Чернота была черной, как ничто другое, не допускающая ни формы, ни изменений, но невозможной глубины. Свет звезд и других объектов, просто расположившихся на ней, был жестким и крошечным. Звездный свет изливался на фоне черного, как вода по стене.

Поблизости была звезда, конус серебряного света, яркая, как сигнальный огонь, даже сквозь иллюминатор, толщиной в метр, и Гаунт смог почувствовать слабый импульс, прошедший по палубе, когда корабль повернулся к ней. Это было место сбора. Они приближались к нему сквозь массу стоящих кораблей, все, как один, освещенных солнцем и отбрасывающих контуры на остальные, некоторые отбрасывали свет от двигательных систем, работающих на холостом ходу.

Множество похожих на соборы кораблей были огромными, огромными, как транспортник, на котором он находился, а некоторые еще более огромными: производственные корабли, корабли поддержки Муниторума, грузовые корабли. Огромные и древние крейсеры и фрегаты были обращены по направлению к солнцу, как укрепленные мечи. Местами транспортные корабли и танкеры двигались вместе в длинных стаях, как морские создания. Маленькие корабли – люггеры, шаттлы, катера, лихтеры и буксиры – порхали между и вокруг огромных кораблей, иногда яркими пятнами в солнечном свете, иногда мерцая выхлопами в укрытии огромных теней циклопических корпусов.

Гаунт начал считать корабли и потерял счет на семьдесят три. Солнечный свет и жесткие тени делали трудным различать формы. Однако, это была флот. Флот, собирающийся для вторжения в большом масштабе.

Гаунт задумался, какой из этих греющихся на солнце гигантов нес на себе Вон Войтца.

— Сэр?

Гаунт отвернулся от иллюминатора и обнаружил младшего палубного офицера, ожидающего его. Офицер, подчинённый корабельному Мастеру-Компаньону Вокса, вручил Гаунту лист с сообщением и учтиво ожидал, пока он его прочитает.

Гаунт скатал шарик из листа в руке.

— Будет ли ответ, сэр? — спросил офицер.

— Нет. Просто вновь отправьте мой первоначальный запрос.

— С уважением, сэр, его отклоняли уже три раза, — осторожно рискнул высказаться офицер.

Гаунт был весьма хорошо осведомлен о двух скатанных бумажках в кармане своего плаща. — Я знаю, но повторите его, пожалуйста.

Офицер замешкался. — Мастер-Компаньон ясно дал понять, что у него не будут все доступные частоты во время фазы маневров.

— Еще одна попытка, пожалуйста.

Гаунт ждал двадцать минут, пока человек не вернулся. За это время, с серией глубоких стуков и тяжелых вибраций, транспортник остановился у другого корабля, чей корпус почти закрывал иллюминаторы. Глухой шум двигателей и незакрепленных кабелей начал отдаваться эхом с нижних уровней, вместе со случайным отдаленным скрежетом сирен тревоги.

Младший офицер снова появился, торопясь по широкой железной лестнице, ведущей из центрального помещения вокса. Бормотание палубной команды, проводящей проверку после остановки, наполнило межуровневневое пространство. Офицер отдал документ Гаунту, но сочувственный взгляд на лице человека сказал Гаунту, чего ожидать.

— Очень хорошо, — вздохнул Гаунт, пробежавшись глазами по повторяющемуся сообщению: ПРИКАЗОМ ШТАБА ЛОРДА ГЕНЕРАЛА, ЗАПРОС ОТКЛОНЕН.

— Вас зовут Гаунт, сэр? — спросил человек.

— Да. А что?

— Для вас есть отдельное сообщение. — Офицер сверился с планшетом. — Группа в пути, чтобы встретиться с вами, и ожидает, что вы будете ждать их на кормовой палубе 7. — Это был первый раз, когда он увидел Комиссара-Генерала Балшин после кампании на Анкреон Секстусе.

Она мгновение постояла на поднятой рампе, пока не увидела его, а затем быстро поспешно пошла в его направлении. Два человека в темной униформе Комиссариата шли по бокам.

Палуба была холодной, и воняла выхлопными газами. Пар от пневматических зажимов висел, как туман, и изредка плыл от резких порывов из направленных вентиляционных каналов.

Гаунт склонил голову и сотворил знак аквилы на груди. — Леди комиссар-генерал.

— Гаунт, — ответила она с кратким кивком. Ее лицо было суровым и бледным, как белый мрамор, и на ее лице не проскользнуло никакого признака теплого отношения. Ее фиолетовый правый глаз, яркий и напоминающий бусинку, чрезвычайно сильно контрастировал с аугметикой, вживленной в левую глазницу.

— Я не ожидал, что мой протест навлечет персональный визит такой августейшей особы, как вы, — сказал Гаунт.

— Протест? — спросила она.

— Да, касательно привлечения резервов.

Балшин нахмурилась. — Я об этом ничего не знаю, Гаунт. Я здесь не из-за этого.

— Оу, — пробормотал Гаунт. Он подозревал что-то такое.

— Я здесь, чтобы проинструктировать вас, Гаунт, и снабдить особыми приказами. Цель армады...

— --Гереон.

Балшин позволила себе легкую, насмешливую улыбку. — Конечно. Вы должны были выяснить это.

— Комиссар-генерал, если даже я не был уверен в этом раньше, ваше прибытие стало бы именно тем подтверждением, которое мне было нужно. Без сомнения, у вас есть особые приказы для Призраков?

— Точно.

— Из-за их специализации, и из-за моего прежнего знания целевого мира?

— Бесценного прежнего знания, Гаунт.

— Вы льстите мне.

— И не собиралась, сэр, — сказала она. — Гаунт, вы однозначно выбраны, чтобы сослужить великую службу Богу-Императору.

— Да защитит Он всех нас, — пробормотал один из комиссаров рядом с ней. Гаунт бросил на него взгляд и узнал человека, эффективного, но скользкого лакея Балшин, Фарагута.

— В самом деле, защитит Он всех нас, — повторил Гаунт.

— И здесь есть шанс для этого, — сказала Балшин. — Шанс на быстрый успех. Я не позволю, чтобы эта возможность была упущена. Месяцы планирования, Гаунт. Думаю, настало время, чтобы ввести вас в курс дела. — Она обернулась к шлюзу. — Здесь есть где-нибудь тихое место, где мы можем обсудить это? — Гаунт кивнул. — Если вы соблаговолите пойти за мной.

Балшин повернулась назад и глянула через плечо. — Сюда! — прорычала она в сторону открытого люка транспорта.

Появилась фигура и пошла, чтобы присоединиться к ним сквозь истончающийся пар.

Это была Саббатина Кёрк.

XV

В полном боевом облачении, Призраки собрались в шеренги в блоке. Гаунт поправлял фуражку, пока шел к ним, чтобы проинспектировать, и слышал, как Роун с Харком выкрикивали команды дальним шеренгам подтянуться, но такие наставления были чисто косметическими. На фоне были вой лифтов, и приглушенные фанфары и бой барабанов из ближайших казарм Колстековцев.

Гаунт остановился перед шеренгами, Роун отдал ему честь, и он повернулся на пятках к солдатам. Он прочистил горло.

— Мы прошли дорогу, — объявил он, — теперь слава всего лишь в шаге. — Послышался одобрительный шепот. Некоторые из Призраков ударили по винтовкам.

Гаунт поднял руку для тишины. — Через два часа и пятьдесят минут мы погрузимся на десантные корабли для высадки. Высадка на планету будет продолжаться пять часов. Высадка будет в горячую зону. Ожидайте мощного сопротивления с самого момента высадки. Оставайтесь в своих ротах, чтобы получить приказы.

Он пробежался взглядом по шеренгам. Никто не шелохнулся.

— Целевой мир – Гереон, — выкрикнул он. — Я говорил вам, что однажды покажу вам его. Цель – торговый город Кантибл. Не буду говорить вам, чего я от вас ожидаю, потому что вы знаете, что я от вас ожидаю. — Он сделал паузу. — Солдаты Империума, — крикнул он, осознанно изменив фразу, которая когда-то начиналась, — Люди Танита..., вы хотите жить вечно? — Послышалось дружное ликование. Гаунт кивнул, и сотворил знак аквилы. — Император защищает! — крикнул он. — Разойтись!

Шеренги разбились на роты для получения приказов. Гаунт видел некоторых из командиров – Обела, Домора, Мерина, Варэйна, Даура и Колосима – собирающих свои отряды в группы и открывающих кейсы с картами.

К нему подошел Дорден, с медицинским снаряжением на себе.

— Доктор?

— Пожалуйста, ты бы не мог поговорить с ним? — сказал Дорден, делая жест в сторону Аятани Цвейла. Старый священник, в полном облачении, стоял на колене, чтобы завязать шнурки на паре больших по размеру – и, несомненно, одолженных – Гвардейских ботинок. Распятие с навершием в виде орла лежало на палубе справа от него, золотое кадило слева.

Гаунт кивнул. — Отец... — начал он.

— Засунь это себе в задницу, — сказал Цвейл.

— Простите меня?

Завязав шнурки, Цвейл поднялся на ноги, помогая своему тощему телу подняться рукояткой распятия.

Он тряхнул полы своей голубой робы, чтобы прикрыть заскорузлые колени и тощие голени.

— Твое предложение, Гаунт. Засунь его себе в задницу.

— Это очень по-церковному, отец. И все же, что это может быть за предложение?

— Конечно такое же, какое сделал Дорден. Что я должен благословить людей и сделать свою «свят свят» штуку, а затем пожелать всем удачи и остаться здесь.

— И вы не хотите делать этого?

Цвейл надулся и подергал свою длинную белую бороду. — Не хочу и не собираюсь. Дорден говорит, что я слишком старый. Говорит, что я «с медицинской точки зрения» слишком старый, как будто это совершенно другой вид слишком старого. Я в такой же форме, как Тембаронгский грокс! Я в такой же форме, как человек, вполовину моложе меня!

— Однако, — вклинился Дорден, — человеку, вполовину моложе вас нужно тоже надо будет готовить кашу.

— Заткнись, фесов костоправ, — ответил Цвейл, и топнул ногой. — Я иду с вами. Я иду с вами, чтобы помогать нуждам полка.

— Отец... — попытался вмешаться Гаунт.

— У меня есть ботинки, если это то, о чем ты беспокоишься, — сказал Цвейл, поднимая полы, чтобы доказать это.

— Я не об этом, — сказал Гаунт.

— Я иду с вами, — прошипел Цвейл, схватив Гаунта за рукава своими похожими на когти пальцами. — Это место, куда мы направляемся, это бедное место…оно было слишком долго нечестивым. Возможно, для него уже не будет искупления, но я должен попытаться. Я подумал, что ему нужен такой человек, как я, больше, чем такой солдат, как ты, Ибрам, но я согласен, что оружейный огонь тоже засчитается.

Гаунт мгновение смотрел на него. Затем он взглянул на Дордена. — Аятани Цвейл будет сопровождать нас.

Дорден пожал плечами и закатил глаза.

— Сэр?

Харк присоединился к ним. Крийд и Каффран были с ним. Их глаза были суровыми, в них читались душевные страдания. Гаунт глубоко вздохнул. Он боялся этого момента.

— Они могут с вами поговорить? — спросил Харк.

— Конечно. Идите, доктор. Вы тоже, отец.

Гаунт отвел Крийд и Каффрана в конец зоны сбора.

— Это правда? — спросила Крийд.

— Насчет включения резерва? — спросил Гаунт. — Да, боюсь, что это правда.

— Мы можем что-то сделать? — спросил Каффран.

Гаунт покачал головой. — Я лично пытался исправить это, но не встретил никакой поддержки.

— Это не правильно, — сказала Крийд. Гаунт никогда не видел ее такой хрупкой.

— Нет, не правильно, но ввод резерва – это стандартная военная практика. Это одна из обычных тактик Магистра Войны, когда требуются людские ресурсы, и Трон знает, что здесь они нужны. Тактический Департамент и Комиссариат одобрили. Я буду продолжать пытаться до самой высадки. Если потребуется, даже после нее. Но вам придется прямо сейчас принять то, что Гвардия – это огромный и измельчающий в пыль механизм, и он слепо прокатывается по личным запросам и протестам. Он любит целесообразность и эффект массы, и ненавидит исключения. О чем я говорю, так это то, что мы, может быть, не сможем повлиять на это решение.

— Это не правильно, — снова сказала Крийд.

— Он должен был стать Призраком, — сказал Каффран.

— Да, — сказал Гаунт. — Должен был.

XVI

Он чувствовал себя так, как будто Сару била его тупым концом где-то между головой и животом. Он онемел, почти оцепенел. Его глаза горели. Он огляделся и увидел такую же боль и удивление на лицах остальных.

Странно. Он весьма был уверен, что этот день будет самым лучшим днем в его жизни: прошедшим Основное Наставление, ставшим Гвардейцем, получившим свою личную винтовку у оружейника. Получившим свои солдатские нашивки, свою аквилу, свою одежду…

… ставшим Призраком.

Оружие в его руках чувствовалось, как мертвый груз. Никакого ощущения гордости не было от того, что он держал его.

— Что с нами будет дальше, Святой? — спросил Форбокс.

Жидкий и некоторые другие озвучили свое неверие. Кандидаты, как Далин, по-меньшей мере, ожидали, и желали, увидеть активные действия после ПВН. Жидкий и такие, как он, сделали все, чтобы избежать следующего цикла тренировок. Для них новости были сногсшибательными.

Мрачный комиссар среднего возраста, по имени Собайл, пришел к ним, чтобы поделиться новостями, прямо перед тем, как им вручили их снаряжение и оружие. Он стоял перед ними под лампами Подвала, и ему потребовалось полвека, чтобы донести сообщение.

— Настоящий приказ, отданный в сегодняшний день 777.М41, повелевает, чтобы пригодные солдаты направились на театр боевых действий, Высшее Командование распорядилось ввести в строй все резервные подразделения, включая штрафные, в следствие чего они будут собраны, им отдадут распоряжения, и они будут посланы на фронт. Никто, с данного момента, не состоит в резерве, будь то по причине наказания, переподготовки или воспитания, и все должны вернуться, или присоединиться, к другим тактическим отделениям. Исходя из настоящих целей, этому подразделению будет дано название Тактическое Подразделение 137, или ТП 137. Детали последуют. Храни вас Бог-Император. На этом все.

— Гол?

Гол Колеа не поднял взгляд.

— Гол? Оторви задницу, прозвенел звонок. — Варл шел по проходу между пустыми ячейками. Внизу, Призраки вытекали из казарменного зала, как вода, вытекающая из цистерны.

— Гол? Харк станцует на твоих костях, если ты не двинешься, — сказал Варл. Оба человека были нагружены разгрузками и боевым облачением, с ранцами за спиной, шлемы висели на поясах. У обоих в правых руках были винтовки.

— Я иду, — сказал Колеа. — Я собирался дать ему это. Я собирался дать ему это раньше, но сегодняшний день казался правильным днем.

Он посмотрел на Варла, и протянул левую руку. Танитская кокарда, умышленно покрытая сажей, лежала в его ладони.

— Идем, — сказал Варл.

Колеа кивнул. Он положил кокарду в нагрудный карман.

— Об этом Тона меня предупреждала, — сказал он. — Я слишком затянул.