Утром подул резкий ветер, потеплело и вчерашний снег развезло. Илья трусцой поспешал к магазину — он проспал и теперь немного опаздывал, да ещё оделся наскоро кое-как, и ветер продувал до костей…
Алька стояла у входа: тоненькая, дрожащая, с покрасневшим носом. Руки она засунула глубоко в карманы пальтишка, воротник подняла, но все равно, видать, сильно промерзла.
— Привет! — ему захотелось обнять её, отогреть, заслонить от холодного ветра, но он только, смущаясь, спросил. — Что, замерзла?
— Не видишь, что ли? Я тебя тут жду уже десять минут, сейчас сдохну от холода!
— Извини… будильник не прозвенел, — почему-то соврал он, не желая признаться, что будильника попросту не услышал. — Стариков не видала?
— Нет. Я тут была ещё до открытия, не было их. Наверно сейчас подойдут… Пошли, что ли?
И они вошли. Илья рванулся вглубь магазина, где вчера глядел на него с высоты бронзовый ангел… ангела не было.
— Черт! Нич-чего не понимаю, — буркнул он, в растерянности оглядывая помещение.
— Чего такое-то? — Алька потихоньку выделывала чечетку, пытаясь согреться. — Что-то не так? А где твои старики?
— Сейчас!
Парень подошел к пожилому смуглому невысокому человеку, очень стильно одетому, выходящему из подсобного помещения — судя по всему, владельцу антикварного магазина.
— Простите, меня интересует бронзовый ангел… ну, подсвечник, бра, канделябр… не знаю, что!
— А, понимаю… — пожилой склонил набок голову, улыбнулся. — У вас хороший вкус, молодой человек! Но боюсь вас огорчить: купили его. Вчера. Прямо перед закрытием.
— Как купили, кто? — рявкнул Илья.
— Человек купил. Очень радовался. Еще накануне взять хотел, но не было нужной суммы — вещь, знаете, не дешевая…
— А пожилая пара: мужчина и женщина… такие — на других не похожие, они были сегодня здесь?
— А, вспоминаю, вы вчера с ними заходили… Помнится, они так любовались этой вещицей… я их понимаю! Сколько лет в этом деле, а такое чудо довелось впервые увидеть… Нет, сегодня их не было.
— Простите… так наверно не делается, но можно как-то связаться с тем, кто купил? Ну, есть у вас какие-то координаты его: телефон или адрес…
— Увы, молодой человек, даже если б и были, этой информацией я бы с вами не смог поделиться — коммерческая тайна…
— С-спасибо… — упавшим голосом проронил Илья и, понурясь, подошел к сгоравшей от нетерпения Але. — Пошли отсюда!
— Ничего не понимаю! Слушай, хватит мне голову морочить, может, ты все объяснишь?!
— Расскажу по дороге, пошли к старикам, похоже, они не пришли, потому что знают уже… Ох, и переживают, наверное!
И они помчались к Козихинскому, съежившись и втянув головы в плечи ветер бил прямо в лицо.
— Понимаешь, — орал Илья, кося глазом в сторону своей спутницы, — они знали Елену Сергеевну, представляешь?! Жену Булгакова, саму Маргариту! И вот она как-то звонит… тьфу-ты, ветер достал! Ну вот, звонит она и говорит Николай Валерьянычу: приезжайте, у меня для вас сюрприз! Ну, он едет… Она вместе с подругой своей, тоже старушкой, — Елена Сергеевна тогда уже старенькая была, это было где-то в конце шестидесятых… Ну вот, она открывает дверь, говорит: погодите, в комнату не входите… потом зовет. Ч-черт, ну и ветрило, просто рот затыкает!
— Слушай, давай где-нибудь спрячемся от ветра и ты все спокойно расскажешь, — ухватила его Аля за локоть. — Невозможно же так!
— Ага!
Илья резко свернул к первому же попавшемуся подъезду, они вошли внутрь и сели прямо на лестницу — на ступеньки. Он закурил и продолжил, уже спокойней, не задыхаясь. Аля глядела на него во все глаза.
— Он входит… а эти старушки держат этого ангела… ой, ты же его не видела — это нечто! Громадный, бронзовый, крылья раскинуты за спиной и руки — в обе стороны, а в руках — по здоровому канделябру на пять свечей. Он как бы летит, понимаешь… летит, и горит весь, и светит… в общем, балдежная вещь!
— Слушай, здорово!
— Да, и Елена Сергеевна говорит: вот, это я в комиссионном увидела и поняла — этот ангел, ваш, Коленька, он вам должен принадлежать! И вот, я его купила специально для вас, это мой вам подарок!
— Ой, Илюшка, ведь бывает такое, а! А он что?
— Ну что, обалдел, конечно, ангела подхватил — старушки его из последних сил уж держали, он же дико тяжелый… Ну вот, смутился ужасно, поблагодарил и потащил домой. А там сидит Анна Арнольдовна, видит эту штуковину, ахает, охает, в общем ужас как восхищается! А потом они стали думать, куда бы его повесить. Ну, он же сделан в виде люстры или настенного бра, светильника — что-то вроде того… Так и сяк пристраивают на стене никак не годится, здоровенный уж больно. Повесили над кроватью. И началось: она наутро кричит: ты, говорит, Коля, моей смерти хочешь! Дескать, специально повесил над головой, чтоб ангел рухнул и пришиб меня насмерть!
— Но он же не хотел! — возмутилась Аля.
— Естественно, не хотел. Но она так подумала. И они поссорились крупно, первый раз в жизни, представляешь! Этот ангел их чуть до развода не довел!
— И что потом было? — Алины глаза стали круглыми, как виноградины, зрачки расширились и потемнели.
— У них были друзья… ой, фамилию забыл. Известный писатель с женой, они оба теперь уже умерли… Ну вот, эти друзья только что получили квартиру, в которой ещё ничего не было, только стены и потолок: ни мебели, ничего, понимаешь? А Анна Арнольдовна Николай Валерьянычу и говорит: давай отдадим им этого ангела? Дарить дареное нельзя, неприлично, да ведь и подарок самой Елены Сергеевны — не кого-нибудь… А на время можно отдать, потом мы его как-нибудь заберем… Он согласился. И они позвали своих друзей, — а те только что поженились, и отдали им ангела.
— Я бы ни за что не отдала! — сверкая очами, гневно воскликнула Аля.
— Эй, молодежь! — дверь на площадке первого этажа отворилась, и на площадку высунулась лысая голова. — Давайте отсюда! Нечего тут обжиматься на лестнице — дети кругом… Живо, не то милицию вызову!
— Да вы что? — закипая, вскочил Илья, сжал кулаки…
— Пошли отсюда! — Алька потянула его за собой, а у выхода обернулась, присела и, приставив к ушам растопыренные ладошки, заорала: — Бе-е-е-е!
И снова уличный шум, снова холод и ветер, и снова Илья Але кричит в лицо:
— Эти друзья — молодожены-то — они из-за ангела чуть не развелись, поссорились насмерть! Утром к Николай Валерьянычу является молодая, вся от слез опухла и говорит: Борис, мол, — это мужа её так звали, во, вспомнил! Борис меня убить хочет, ангела этого повесил прямо над моей головой!
— С ума сойти! — зашипела Аля.
— Так и пошло… Молодожены кое-как помирились и отдали ангела своим приятелям. Там та же история: слезы, вопли и старая песня: подозревают свою половину в самых гнусных намерениях, мол, покушаются на их бесценную жизнь! И ангел стал переходить из рук в руки… И везде — одно: люди его жутко боялись, шарахались от него, уверенные, что он непременно должен свалиться им на голову!
— Неужели все так и было? Просто какая-то фантастическая история!
— Хм, а чего ты хотела? Булгаков…
— Но ведь это же не его ангел, это Елена Сергеевна купила! — Аля скакала возле Ильи, то обгоняя и забегая вперед, то обходя справа и слева…
— Погоди, погоди, мы пришли. Давай-ка, отдышись, а то старики испугаются, подумают, мы из дурдома сбежали!
Аля немного постояла возле подъезда, подставив ветру разгоряченное лицо, причесалась, кивнула Илье, и они поднялись на третий этаж.
Дверь открыл Николай Валерианович. С порога стал слышен резкий запах нашатыря и каких-то лекарств. Старик был бледен как мел, лицо его прорезали глубокие темные складки, под глазами набухли мешки — ребята впервые видели его таким…
— А-а-а, Илья, Алечка… Молодцы, что зашли.
— Николай Валерианович, — уже понимая, что случилось что-то совсем нехорошее, начал Илья. — Мы хотели в магазине с вами сегодня встретиться, но вы не пришли и мы…
— Неточке очень плохо, мальчик мой, поэтому нас и не было. Ночью скорую ей вызывал, хотели её в больницу, да она воспротивилась: нет, говорит, пусть будет, что будет, а на казенную койку — только мой труп!
— Ой… — растерялась Аля. — Может, вам нужно что: в магазин сбегать или в аптеку…
— Спасибо, деточка, все у нас есть. Только вот… — старик тяжело опустился на стул в прихожей. — Только ангела нет. Мы ведь к утру деньги хотели достать, чтоб его выкупить. Неточкины вещички несли… ночью… дельцу одному. Ограбили нас. Бесценные серьги её, колечко, шубку… все! — он уронил лицо на руки, плечи вздрагивали… — Что ж это я! — старик с усилием поднялся, расправил плечи. — Хорош хозяин, даже раздеться не предложил! Проходите, милые, чайку сейчас соорудим…
— Нет, спасибо! — Аля дернула Илью за рукав. — Анна Арнольдовне покой нужен… Мы попозже придем, когда ей станет легче.
— Мы позвоним, мы каждый день звонить будем… — Илья уже пятился к двери.
— Н-да… — вздохнул старик, провожая их, — негоже нам падать духом, на все воля Божья. Упустили мы ангела и поделом — нельзя было никому отдавать! Ведь Елена Сергеевна от всего сердца… а мы… Чудо дважды не повторяется. Все, выпита жизнь, прожита! А вы приходите, ребятки и все нам рассказывайте, как там, в театре… Ведь это он, Михаил Афанасьевич! «Мастера» ставить решились, вот он рукой-то и помахал — ангела показал… И… осторожнее будьте, слышите? Осторожнее ради Бога! — кричал им вдогонку старик, высунувшись из двери.
— Ну что, в студию? — мрачно спросил Илья.
— А куда ж еще? — буркнула Аля. — Сегодня Марк Николаевич придет. Ох, как жалко стариков! И неужели ничего нельзя сделать?
— Есть у меня мыслишка одна… — процедил сквозь зубы Илья.
— А какая? — встрепенулась Аля.
— Погоди, не гони волну, надо прокрутить её в голове как следует…
И больше они всю дорогу до студии не проронили ни слова.
В студии стоял дым коромыслом. Длинная голова Витьки по кличке Мирон как всегда торчала из будочки-кассы в фойе. Увидев Альку с Ильей, он сделал страшное лицо, закатил глаза и замахал руками в сторону зрительного зала. Оттуда выскочил Макс, проорал: «Ну ваще, хрен знает что!» — и гигантскими прыжками поскакал наверх, в репетиционный зал. Он чуть не сшиб тумбообразную короткостриженную девицу с сигареткой в зубах, которая не спеша, по-хозяйски спускалась с лестницы. Вид у неё был самый довольный, похоже, она осматривала помещение. Из двери в зрительный зал в фойе выпорхнули две девицы: одна — с какой-то папкой подмышкой, смеющаяся, кудрявая и тоже довольная и другая, которая что-то очень настойчиво возражала первой, то и дело негодующе встряхивая прямыми длинными волосами. Сверху скатился Пашка с микрофоном и длинным шнуром и доверительно просипел сдавленным шепотом: «Не нравится мне этот глист!»
Аля с Ильей непонимающе переглянулись и вошли в зал.
В центральном проходе у режиссерского столика стояли двое: Марк Николаевич и длинный худющий парень в потертых джинсах и свитере. Парень сгибался над Далецким знаком вопроса и что-то ему втолковывал, отмахивая рукой с сигаретой в сторону сцены. Тот слушал, кивал и мрачнел, следя краем глаза за суетливой толкотней в зале.
Пашка уже смонтировал микрофон, проверил звук и передал микрофон Далецкому. Тот жестом пригласил всех рассесться по местам, выдержал паузу, прокашлялся и начал.
— Хочу всех поздравить с началом репетиций над новым спектаклем по Михаилу Булгакову «Мастер и Маргарита» и представить автора инсценировки Антона Возницына, главного редактора молодежной редакции журнала «Я». У нас в студии теперь будут присутствовать на репетициях члены редколлегии молодежной редакции, прошу любить и жаловать!
Он снова выдержал паузу и, повернувшись ко второму ряду справа от прохода, где сидели оживленные и совершенно незнакомые студийцам личности, провозгласил…
— Ирина Грач, заместитель главного редактора! — кудрявая девица в штанах-галифе вскочила и обвела всех смеющимся взглядом.
— Андрей Васнецов, ответственный секретарь! — со своего места выкарабкался добродушный толстяк, кивнул и опять втиснулся в кресло.
— Ольга Чутко, Соня Стахова, Олеся Сомова, Анна Казанцева…
Кроме первых двоих, коими оказались негодующая с длинными волосами и толстуха с задатками сестры-хозяйки, поднялись две девицы: высокая блондинка с мягким лицом и тонкая, небольшая, очень серьезная…
— Та-а-ак, началось! — выдохнул Илья Але в ухо. — Эти члены тут все с ног на голову поставят…
Она вжалась в свой стул и впервые с тех пор, как переступила порог студии, почувствовала себя неуютно. В висках застучало: Аля отчего-то страшно разволновалась. До этой минуты она мыслила себя Маргаритой, дышала ролью, жила ей. Раз десять перечитала роман, всего Булгакова… Это её роль! Аля почему-то была уверена, что Маргариту отдадут именно ей, а иначе и быть не могло! И вдруг огнем полыхнула мысль: не видать ей роли, что-то пошло не так…
— Эти талантливые молодые критики прочтут вам курс, посвященный Булгакову. Инсценировка будет готова к первым числам апреля, а пока… ныряйте в Булгакова с головой, читайте о нем, впитывайте его, вживайтесь… Ну, в добрый час! А теперь я передаю микрофон Антону.
— Кх-кх… — Антон боднул головой, под острыми выпиравшими скулами выкатились желваки, он оглядел всех, прищурил глазки и растянул тонкие губы в хитрой улыбочке. — Я понимаю, мы сильно смахиваем на фашистов, напавших на мирное селение… Но, надеюсь, это первое впечатление скоро пройдет. Мы с вами единомышленники, вы — команда и мы — команда, нам с вами нечего делить, у нас разная территория: у вас — сцена, у нас — журнальные книжки. Но мы — одно поколение. Мы вместе можем рассказать о себе больше, точнее, чем те, кто нас не знает и не находит с нами общего языка… Да, мы старше. Но ненамного… — он опять прищурился, в глазах забегали смешливые огоньки. — Мы только что окончили институт, вы заканчиваете школу… эти пять-шесть лет, которые нас разделяют, ничто по сравнению с вечностью. А спектакль, который вы ставите, и к которому, я очень надеюсь, и мы будем иметь какое-то отношение, как раз об этом — о вечных ценностях: о любви, верности…
— О дьяволе… — в тон ему негромко хихикнула какая-то из его свиты, кажется, длинноволосая, но эти слова прозвучали вдруг неожиданно громко, отчетливо, потому что Антон на миг замолчал…
Всем стало не по себе. Во всем происходящем было что-то неестественное, надуманное, все это чувствовали, пытались как-то отвлечься, не замечать… и вдруг этот смешок как будто сдернул покрывало с голого кривляющегося урода, и теперь он кривлялся открыто во всей своей омерзительной наготе…
— Да, гм… — сглотнул Антон. — Я хотел бы вас познакомить ещё с одним человеком. Это актриса, Ольга Леонтьева, из студии «Группа людей». Актриса, между прочим, очень хорошая! Леля!
Из кулисы на сцену, постукивая тоненькими каблучками, вышла невысокая гибкая девушка, остановилась, резко нагнулась в поклоне, резко выпрямилась, тряхнула густыми рыжими волосами и они рассыпались по плечам. Эффектное появление, ничего не скажешь! Антон подал ей руку, она спустилась в зрительный зал, подошла к Далецкому и, потупилась, изображая смущение. Тот поцеловал её руку, взглянул в глаза… теперь она взгляда не отвела смотрела в упор, чуть откинув голову. Глаза у неё были удлиненные, чуть раскосые, зеленоватые с желтизной. Взгляд дерзкий, вызывающий… Марк Николаевич приобнял её за плечи, повернул лицом к замершим в зале студийцам…
— Вот наша Маргарита! — возвестил он, а она так и стояла, выпрямившись, откинув голову и с вызовом глядя в зал.
— Итак, начали! Надеюсь, будем работать дружно… — завершил режиссер свою речь, но эти слова прозвучали как-то не слишком уверенно. — Спасибо, все свободны. Завтра в три первая лекция. Вот, пожалуй, и все.
Он медленно повернулся и, не глядя ни на кого, вышел из зала.
Аля вскочила и, уже не борясь со слезами, выбежала на улицу.
Она летела к бульвару, почти ничего не видя от слез.
Прощай, Маргарита!