Бросая вызов

10

Лаура постаралась не давать волю эмоциям. Если взглянуть на ситуацию объективно, чем, собственно, она располагает? Предположениями. Теориями. Пьяными откровениями, возможно, приукрашенными, — и ни одним письменным доказательством.

А кроме того, несмотря на страсть к детективным расследованиям, нормальное течение жизни не изменилось. Ей нужно было обзвонить наемных служащих, ответить на письма, сделать информационную сводку. С превращением в федерального агента придется повременить.

Лаура принялась за работу. Без десяти четыре Фредди вышел из своего кабинета. Взглянув на него, она вдруг почувствовала комок в горле. Он, конечно, был пьян в стельку, но не исключено, что мог и помнить часть своих признаний. Трус или нет, но он был мошенником. И, оказавшись загнанным в угол, мог стать опасным.

Фредди остановился у ее стола.

— Вы не очень хорошо выглядите, — заботливо сказала Лаура. — Вы плохо себя чувствуете?

Он поморщился. Ей была знакома эта гримаса. Она означала, что у Фредди раскалывается голова.

— Я переутомился, — ответил он. — И что-то подхватил. Какой-нибудь вирус.

Если только похмелье мамонта можно отнести к разряду заразных болезней.

— Тогда почему бы вам не отправиться домой? Все бумаги подпишете завтра. Я оставлю их на вашем столе.

— Да, спасибо. И пожалуйста, отмени все мои встречи.

— Хорошо, — ответила Лаура, склоняясь к тому, что Фредди навряд ли помнил их разговор; уж слишком обыденно он себя вел.

— Что-нибудь еще?

— Когда будешь составлять информационный бюллетень, напиши что-нибудь хорошее о Джимми. Расскажи о моей надгробной речи.

Лаура кивнула и сделала себе пометку в блокноте. И представила Фредди за рулем его «мерседеса». Если он стукнет машину, да еще придавит пару пешеходов…

— Может, вам не следует садиться за руль? Я позвоню Мери-Бет и попрошу ее за вами заехать. Или вызвать такси?

Фредди замахал руками:

— Что ты! Все будет в норме.

Он пробормотал извинения и вышел нетвердой походкой, но двигаясь строго по прямой. Успокоившись, Лаура снова занялась делами.

Придя домой, она позвонила Алану и сообщила, что назначила пять осмотров квартир, первый — на семь тридцать. Алан появился в семь и устроил такую буйную возню с детьми, что Лаура растрогалась и решила угостить его остатками лазаньи[3]. Он тут же согласился, признавшись, что после завтрака у него не было во рту и маковой росинки. Нечего выпендриваться, заявила Лаура, ни одно дело не может быть настолько важным и неотложным, чтобы невозможно было выкроить пяти минут на ланч. Он улыбнулся на ее ворчание, восприняв это как скрытую заботливость жены.

Дочь Вики, Карен, пришла посидеть с детьми, и Лаура с Аланом отправились по первому адресу. К удивлению Лауры, он поинтересовался у нее, как прошел день, вместо того, чтобы сразу затараторить о своих делах. И слушал ее рассказ даже внимательно, хотя он состоял из невинной болтовни о письмах, которые она сочиняла для родственников Фредди. Потом он спросил о похоронах Холлистера, явно стараясь преодолевать свой эгоцентризм и заставить ее разговориться.

Тронутая его заинтересованностью, Лаура рассказала о своем интересе к смерти Холлистера, в красках описала сексуальные игрушки из квартиры на N-стрит и ее небольшое приключение с Майком Клементе и Казани. Она, правда, ни словом не упомянула о своем самостоятельном расследовании (в отличие от Вики и мамы, Алан мог об этом проболтаться), — но он, казалось, не заметил пропусков в ее рассказе. Зато заинтересовался личностью Майка Клементе, с которым был знаком по «Атлетическому Клубу».

Лаура не знала, удивляться ей или смеяться. Она, естественно, даже не упомянула о том, что Майк начал за ней ухаживать, и она сама почувствовала к нему интерес. Но Алан сразу почуял, что здесь таится для него угроза. Алан, который полгода назад глазом бы не моргнул, если бы она отдалась всем музыкантам городского симфонического оркестра, невзирая на их половую принадлежность, сейчас откровенно приревновал ее к другому мужчине.

Она заверила его, что Клементе — не ее тип, а потом сменила тему, сказав, что ищет новую работу. И объяснила, по какой причине Алан сказал, что она приняла своевременное решение и что она не должна, с ее-то умом и способностями, тратить время на Фредди Фелпса. Они осматривали к этому моменту последнюю квартиру. Лаура предложила продолжить отбор во вторник — квартиры, которые их устраивали, стоили очень дорого. Но Алан сказал, что будет занят. Он остановился на последнем варианте, договорившись о переезде 1 апреля, то есть в среду. Но это было все равно нереально, потому что нужно было еще купить и доставить мебель.

Квартира располагалась совсем неподалеку — это были апартаменты с двумя спальнями в новом жилом комплексе. Об этом свидетельствовала и высокая цена, но Алан успокоил Лауру, что справится. Обычно он не относился к деньгам столь пренебрежительно, но Лаура понимала, откуда ветер дует. Алан относился к квартире, как к временному пристанищу, и намеревался в скором времени переехать к ней.

Они зашли выпить кофе и направились домой. Когда Алан выключил двигатель, воцарились неловкое молчание. Оба замерли, не зная, как поступить. Наконец Алан открыл свою дверцу, но Лаура остановила его движением руки. Если он зайдет внутрь, то, возможно, захочет с ней переспать — или подумает, что обязан это сделать. А она этого не хотела.

— Можешь не провожать меня до дверей, — сказала Лаура.

— Я, вообще-то, хотел достать из багажника кейс. Я привез тебе копию своего рас писания на неделю, чтобы ты могла назначить встречу с адвокатом.

— О! — протянула Лаура, чувствуя себя идиоткой.

— Мне нужно еще заглянуть в офис, — он улыбнулся. — Ты, конечно, можешь сказать, что у меня мания величия, но накопилась работа, которую необходимо выполнить к завтрашнему утру.

Она улыбнулась в ответ:

— А если не выполнишь? Что произойдет?

— Наша цивилизация уничтожит мир. Я собирался доделать работу у Фила, но он ужасно много болтает о бейсболе и пьет слишком много дешевого вина.

Они обошли вокруг машины. Алан достал из багажника кейс и вручил ей листок со своим расписанием. Убирая его в сумочку, Лаура сказала:

— Что касается среды. Я знаю, что тебе неудобно оставлять детей на ночь у Фила, а ты, возможно, еще не переедешь на новое место. Почему бы тебе не свозить ребят куда-нибудь поужинать, а потом посидеть с ними дома?

Он захлопнул багажник.

— Хорошо. Я подъеду в шесть.

— Вот о чем я еще подумала… У моей мамы есть кое-какая мебель, которой она не пользуется. Может, она одолжит ее нам? Тебе На этом мы сможем сэкономить. Я спрошу ее, если хочешь.

— Спасибо. Учитывая ее сдержанное отношение ко мне, она, пожалуй, вызовет Рэбби, чтобы освятить оскверненную мной мебель, когда я ее верну. Как горшок, к которому прикасался язычник.

Лаура рассмеялась. Чувство юмора было одним из качеств, которое заставило ее когда-то влюбиться в него.

— Нет. После смерти отца она перестала быть слишком правоверной. Хотя сейчас она — церковный староста, помнишь?

— Но старые привычки дают о себе знать в дни смерти, рождения и возвращения блудных зятьев. — Он поцеловал ее в щеку. — Мне пора. Я расскажу своим ребятам, что ты ищешь работу. Если хочешь, можешь дать мне в среду свое «резюме».

Лаура пообещала так и сделать и пошла в дом. Она не ожидала возрождения между ними эмоционального единства и даже веселья. Ей вдруг захотелось, чтобы он остался. Но потом она вспомнила, как он вечерами излагал свои взгляды на жизнь, точно Моисей, только что получивший от Господа десять заповедей. И обрадовалась, что ему надо работать.

Было уже почти десять. Она пропустила начало «новостей», и включила телевизор в спальне. Пока шли финансовые новости, Лаура приготовилась ко сну. Потом ее внимание привлек анонс: «Король среди нападающих Ройал Пейн делает заявление о выплате денег судье Джеймсу Холлистеру. Шеф полиции Кевин Маккинери с комментариями по поводу новых сведений. Вы услышите об этом подробнее в десятичасовом выпуске».

Лаура приготовилась слушать. Два федеральных агента расспрашивали Пейна сегодня утром на предмет выплаты им убитому судье шестидесяти тысяч долларов. ФБР не хотело обнародовать эту информацию, но Пейн сделал это сам, вопреки желанию полиции. Сегодня же днем одна из сотрудниц ФБР была уволена за то, что разболтала своему дружку, телерепортеру, подробности расследования по делу Холлистера.

С первого взгляда было видно, что Маккинери не в восторге от всей этой шумихи. Камера запечатлела его в тот момент, когда он быстрым шагом направлялся к машине, на ходу бросив репортерам, что ему нечего добавить к прежним сообщениям полиции. Это соответствовало кадровой политике ФБР и подтверждало то, что уже сделало достоянием гласности заявление Пейна: что к моменту смерти Холлистера федералы имели на него компромат. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы сообразить, что они арестовали его счета, а на одном из них и оказалась вышеуказанная сумма. Очевидно, они вернули деньги Пейну.

Пейн сделал свое заявление сегодня, во время тренировки. Он опасался новых утечек информации и сказал репортерам, что готов сообщить все детали этого дела до того, как его обвинят в причастности к нелегальной деятельности судьи Холлистера. Они с судьей были просто друзья, выпускниками одной школы, оба начинали в школьной баскетбольной команде. Холлистер обратился к нему с просьбой о деньгах, и Пейн сразу же, еще в ноябре, выписал ему чек.

Судья никак не объяснил, зачем ему потребовалось шестьдесят кусков, сославшись только на личные обстоятельства. Да Пейн ни о чем и не спрашивал. В конце концов, Холлистер был федеральным судьей. Он пообещал вернуть долг через шесть месяцев, и Пейн поверил ему на слово.

Со всем этим делом было бы покончено уверял Пейн. Он никогда бы не стал требовать с семьи погибшего кругленькую сумму, о которых они могли даже не иметь представления. Но сейчас, когда ФБР выставило многие обстоятельства на всеобщее обозрение, было глупо не потребовать деньги назад.

Дело не только в желании вернуть себе долг. В правительственных кругах ходили слухи, что налагать арест, собственно, уже было не на что. Джеймс Холлистер, сколотивший миллионное состояние за годы практики, отправился на тот свет почти полным банкротом.

На следующий день Фредди появился в офисе свежий, как огурчик. Сначала Лаура удивилась, потом забеспокоилась. Было только девять тридцать. Не означало ли столь раннее прибытие на работу, что босс что-то вспомнил? Может, он специально пришел пораньше, чтобы поговорить с ней об этом?

Но он прошел мимо ее стола и закрылся в кабинете, погасив свет. Раз в несколько месяцев он на целый день собирал на совещание в одном из отелей всех своих агентов. Они обменивались информацией, делились друг с другом опытом. Но гвоздем программы всегда была речь Фредди за ланчем, в которой он вдохновлял сотрудников на великие подвиги. Эти речи он писал собственноручно, как и надгробное слово о судье. И подходил к этому делу крайне ответственно, так как обожал, когда им восхищались и смотрели в рот. Следующее совещание должно было состояться завтра, первого числа.

Лаура вздохнула с облегчением. Фредди настроился на продуктивную работу, вот и все. И вряд ли покажется на свет Божий раньше, чем через два часа.

Честно говоря, Лаура была бы счастлива распрощаться с этими стенами через пару дней, но пока ни в одном месте, куда она направила свои данные ее кандидатурой не заинтересовались. Вики тоже обещала ей помочь, но пока ни от нее, ни от Алана не было на этот счет никаких известий. Правда, прошло еще слишком мало времени, чтобы стоило беспокоиться. Еще пара недель, подумала Лаура, и можно будет вдаваться в панику.

Тем временем она закончила составление информационного бюллетеня, написала подбадривающее письмо Мариону Кирби и постаралась выполнить как можно больше обязанностей Фредди. Потом занялась поисками адвоката для себя и Алана, получила от коллег отличные рекомендации в адрес некой Таши Горович и назначила с ней встречу на четыре часа в понедельник. Переговорила с доктором Савлом Лефковичем, который пригласил ее на ланч. Они договорились встретиться завтра в полдень в «Файерхаузе» — классном ресторане в старом Сакраменто, историческом центре города.

— Это был настоящий кошмар, — рассказывала об этом свидании Лаура Вики в среду вечером. Они сидели у нее на кухне и пили кофе с кексом, в то время как Алан развлекал детей во дворе напротив. — Помнишь, как мама говорила, что для его возраста у него отличная шевелюра? Так вот Он напялил на себя совершенно невообразимый парик иссиня-черный и весь в кудряшках. Я клянусь тебе, Вики, на таком ковре-самолете можно долететь до Багдада. А помнишь, как она уверяла, что он «довольно высок»? Да он не дотягивал мне до плеча, несмотря на свои каблучищи. Человек, который…

— Каблучищи? — перебила ее Вики, расхохотавшись. — Откуда ты знаешь?

— Да он снял ботинки во время ланча. Они распространяли такой аромат, что я уронила салфетку и довольно откровенно заглянула под стол, когда наклонилась ее поднять. И смогла лицезреть его ноги во всей их освобожденной красоте. И ботинки на платформе высотой сантиметров десять. А знаешь, что меня особенно возбуждает? Когда брюки слишком коротки и в просвете между ними и носками можно увидеть тощие волосатые ноги. Он, кажется, сообразил, что я почувствовала запах. Напрямую он не извинился, но детально расписал, что у него больные ноги. Кажется, плоскостопие.

— Вероятно, это связано с производственной необходимостью целыми днями быть на ногах, заглядывая клиентам в рот, — сказала Вики. — Ну, а кроме того, что он коротышка в парике, у которого воняют ноги, что ты можешь о нем сказать? Как он тебе в целом?

— Черт знает что, а не мужик! Дуб дубом, а самомнение, как у Наполеона. Вики, он заказал мне салат, хотя я просила сэндвич с беконом. Не позволил мне выпить вина, а через тридцать секунд оно мне бы совсем не помешало. И он настоял на том, чтобы осмотреть мой рот.

— Не выдумывай, Лаура.

— Честное слово. Мы стояли в очереди оплатить стоянку. И он сказал, что я должна найти работу на таможне. А сам предложил мне провернуть махинацию.

— Не может быть, ты преувеличиваешь, — усомнилась Вики.

— Ну ладно, — согласилась Лаура. — Но только насчет махинации. И еще он сказал, что мне стыдно иметь такие желтые зубы, особенно учитывая то обстоятельство, что они у меня довольно ровные. — Лаура скорчила рожу. — Еще бы они не были ровными! У отца был бесплатный талон к стоматологу-ортопеду, и я всегда сидела в очереди до конца. Уж он со мной помучился! Занимался моими зубами лет шесть. В колледже я носила на зубах пластинку А ты знаешь, какое это неудобство?

— Могу представить, — ответила Вики, — но слава Богу, что теперь с зубами у тебя все в порядке.

— Я тоже так всегда думала… До сегодняшнего дня. Ты тоже считаешь, что они у меня желтые?

— Конечно, нет. Нечего и думать о том, чтобы они были белее. Это смотрелось бы неестественно.

Лаура взяла кусок кекса.

— Может, это было бы естественнее для Лос-Анджелеса. Или доктор Лефкович начисто лишен всякого вкуса. Ты бы видела его идиотский галстук с мрачными загогулинами.

— Вдруг он подбирал его специально к своему парику? — сказала Вики. — Ну, а что-нибудь хорошее ты о нем можешь сказать? Что он интересный собеседник или…

— Он, не закрывая рта, болтал о своих детях.

— Значит, он ими гордится. Это очень мило.

Вики решила над ней поиздеваться Лаура видела смешливые искорки в глазах подруги.

— Не гордится, а обременен. Он только и жаловался на них весь обед. Что они ленивые бестолковые оболтусы. Они никогда не выбьются в люди, и ему придется всю жизнь с ними нянькаться.

— Но что в нем увидела твоя мать?

— Может, ее покорило, что он был обрезан восьми дней от роду? — Лаура на минуту задумалась. — А может, деньги? Он обвешан золотыми цепочками, как торговец наркотиками. Наверное, он крадет золото, предназначенное для коронок, и делает из него украшения.

— Думаю, что дело не только в деньгах. Он хотя бы заплатил за ланч?

— Ага, и дал приличные чаевые. — Лаура помолчала. — И позаботился о том, чтобы я это заметила. «Здесь прекрасное обслуживание, и я намереваюсь слегка накинуть». И вытащил из кармана двадцатку наличными, хотя расплачивался по кредитке, и демонстративно швырнул ее на стол.

— Итак, он богат, — улыбнулась Вики. — Когда назначена следующая встреча?

— Никогда. Если мама от него в таком восторге, может забрать его себе. Но она этого не сделает. И завтра же откопает для меня нового жениха. Уже откопала. Он, правда, выглядит вполне нормальным, что очень сильно меня настораживает. Боюсь, что настанет день, когда он свихнется и зарубит свою мать и сестер топором. А все соседи изумятся: «Ну надо же! Такой милый человек. Такой вежливый и безобидный». Артур Олбрайт, ну просто свет в окошке, — и Лаура посвятила Вики не только в это дело, но и поделилась своими выводами о Боните и Фредди.

Вики осталась верна своей роли внимательного слушателя и надежного товарища. А в конце поинтересовалась, что Лаура собирается предпринять.

Лаура задумалась.

— Я много об этом думала. Возможно, это мой долг — обо всем рассказать. Но я боюсь. Стоит только раззвонить об этом по всему штату, как тут же превратишься в аутсайдера и потеряешь работу. Никто не будет мне доверять, а без этого не найти хорошего места. Я не могу себе этого позволить. У меня двое детей. Одно дело, если бы я считала Бониту и Фредди определенно виновными в убийстве. А я так не думаю.

— Простое мошенничество?

— Да. И то у меня нет доказательств. Все бумаги в идеальном порядке. Я подставлю себя ни за что ни про что.

— Если пойдешь в полицию.

— Да. Скорее всего, они решат, что я недовольна своим боссом и качу на него телегу. Но даже если мне поверят, то я им не доверяю. Я могу попросить их не допрашивать Бониту и Фредди, но откуда еще им получить информацию? А они пойдут на все, чтобы продвинуть расследование. Допустим, что они предъявляют Боните и Фредди обвинение в мошенничестве. Оба они не блещут умом, но сообразят, что навести на них могла только я. Кто еще знал о полисе? Один клерк в Огайо. Итак, Бонита в ужасе и готова растерзать меня на месте. А у нее есть приятели, которым лучше не попадаться на глаза. Даже вариант с анонимным письмом не пройдет, потому что его некому напечатать, кроме меня.

— Лаура, — сказала Вики. — Я понимаю, что тебе чертовски хочется отключиться от своих проблем и влезть в какую-нибудь авантюру. Тебе огромное удовольствие доставляет игра в детективы. Все это здорово И интересно даже мне. Но может быть, пора остановиться? Пока ты не вляпалась по уши?

Лауре тоже приходила в голову эта мысль. Но что-то внутри ее существа восставало против голоса благоразумия и заставляло ее продолжать в том же духе. Либо это ее призвание, либо она сумасшедшая.

— Возможно, ты и права, — сказала она вслух.