Будет кровь

ИНТЕРЛЮДИЯ

Когда Рамон Рохо был в ярости, он не кричал, не потрясал кулаками, даже по его лицу было не понять, какая буря бушует в душе. И лишь самые близкие люди знали: если Рамон побледнел не с похмелья, то он готов убивать. Совершенно не важно кого и за что — он просто хочет проливать кровь.

— Как это случилось? — спросил он удивительно спокойным голосом.

Понять, к кому он сейчас обращается, было сложно. Приехавшие вместе с ним бойцы сейчас таскали тела, да и откуда бы им знать, если все ездили вместе с Рамоном на встречу со Строцци.

— Кто это сделал? — задал ещё один вопрос, на который не будет ответа, Рамон Рохо.

Он стоял посреди внутреннего двора усадьбы и смотрел на сложенных рядом бойцов, которых он оставил охранять её.

— Он не представился, — произнёс, наконец, единственный выживший бандит. — Хитрая бестия и ловкая, клянусь тебе, Рамон. Оглушил меня и вышвырнул за ворота.

— Но не убил, — прищурился Рамон Рохо. — Почему? Как ты думаешь, Маноло?

— Шум не хотел поднять, наверное.

По лицу бандита по имени Маноло градом стекали крупные капли пота. Он давно пожалел о том, что не унёс ноги, когда увидел, что случилось в усадьбе. Гнев Рамона падёт на голову бедняги Маноло, ведь тому каким-то чудом удалось выжить, когда остальные отправились на тот свет.

— Может, и так, — кивнул Рамон, — а может, ты сам открыл ему ворота, а, Маноло? Может, ты крыса?

— Да будь я крысой, остался бы тут, Рамон? — всплеснул руками Маноло.

— Может быть, ты очень глупая крыса, а, Маноло?

Рохо надо было сорвать на ком-нибудь свой гнев, и Маноло сейчас выглядел почти идеальной кандидатурой.

— Не будь кретином, Рамон, — подошёл к нему Эстебан, двоюродный брат, один из немногих в семье, кто мог так разговаривать с Рамоном, даже когда тот был в ярости. Особенно, когда тот был ярости, если быть честным, потому что только Эстебан, друг Рамона, с самого детства и только да ещё отец со старшим братом могли урезонить того, в каком бы состоянии он ни был. — Хочешь сорвать злость на этом червяке? Да на него пулю тратить — и то глупо.

Рамон обернулся к двоюродному брату — взгляд его мог сковать льдом даже пламенную преисподнюю, о которой любил вещать с амвона старый священник в церкви, куда водили их в детстве родители.

— И на ком мне срывать злость? Подскажешь, умный братец?

— Самым умным в семье был Мигель, — заметил Эстебан, как будто намеренно провоцируя Рамона, — и где он теперь? Время для слов прошло, Рамон, пришло время поквитаться со Строцци. Ты же слышал, что сказала мать? За всем этим стоят Строцци. Они пришли на встречу, притащили с собой того астрийского офицерика, а сами заслали стрелка к нам. Брат, женщина, — что дальше? Что ещё ты позволишь им, Рамон?

— А ты прав, брат, — положил ему руку на плечо Рохо, — прав, как всегда. Строцци еstar jodido, и пора их сунуть обратно в ту сonchuda, откуда они повылазили. Собирай людей, к полуночи мы должны быть в Отравиле.

— К полуночи? — удивился Эстебан. — Но солдаты же уедут из города позже.

— Не будь таким тупым cabron, — отвесил ему словесную оплеуху Рамон. — «Серебряный экспресс» останавливается в Отравиле в полночь, и как только он заберёт астрийского чинушу, солдатам не будет дела до того, что творится в городе. Они будут ждать своего поезда, и если никто к ним не полезет, они и пальцем не пошевелят.

Эстебан задумался на минуту над словами двоюродного брата — он опасался солдат, но понимал, что Рамон, скорее всего, прав. Астрийским солдатам нет никакого дела до разборок в Отравиле, а трогать их никто не станет — себе дороже.

— Строцци готовятся к драке, — продолжил Рамон, — собирают силы, и мы знаем, где они сидят. Мы покончим с этими pajeros одним ударом. Собирай людей, брат, — повторил Рамон, и добавил: — Берите всё оружие, все патроны и всю взрывчатку, что у нас есть. Эту ночь в Отравиле запомнят надолго!