Будни и праздники

Через реку © Перевод А. Полякова

Дорога уходила вниз, как в пропасть. На дне ущелья, где монотонно гудела река, ничего не было видно. Не различались даже макушки леса. По небу, цвета пороха, ползли тяжелые облака. Снизу они плохо просматривались — их вполне можно было принять за тени улетающих птиц — но скоро они совсем исчезли из виду.

— Шагай быстрее! — сказал акцизный стражник,[8] похлопывая в темноте по крупу лошади. — И смотри у меня, не вздумай бежать! Как уже давеча предупредил, буду стрелять!

— Куда тут бежать? — отозвался тихий, но неунывающий голос. — Темень — глаз выколи, ну ничегошеньки не видно!

— Тебе-то? Да у тебя глаза, как у кошки…

— Если бы не лошаденка, ты бы и шагу не сделал, — произнес нараспев тот же голос и тихо добавил: — Не понукай ее попусту, она свое дело знает.

— Эхма, ну и темнотища! — произнес басом полицейский. — Тоже мне нашел время контрабандой заниматься. |Так и хочется дать тебе в морду, чтобы у меня на душе полегчало.

— За чем же дело стало, ну, ударь! Только от этого не посветлеет. Все так же и останется.

— Слушай, — строго заговорил акцизный и натужил глаза, чтобы лучше различать щуплую фигурку крестьянина, — почему не сознаешься, где дробишь табак? Ясно, что не один действуешь, есть у тебя помощнички!

— Начальнику все выложу.

— Хм, перед ним, выходит, стелешься. А меня, значит, ни в грош не ставишь? Ну что ж, хорошо…

— А кто ты есть? Простой стражник, самый низший чин.

— Ах, вон как ты заговорил! Болтай, болтай, отягчай свое положение.

— Да ты никак сердишься? Я погорел, он меня сцапал, навлек беду на мою голову, а еще и сердится.

— А ты меня не замай!

— Был бы ты человеком, отпустил бы меня. Я не из тех, кто забывает добро.

— И зачем только вы сеете этот проклятый табак? — проговорил полицейский. — Из-за него и штрафы, и контрабанда. Из-за него же в селе друг на друга ножи точите. Сами доносы, анонимки стряпаете, а потом мы же еще и виноваты, что вас ловим.

Мужичонка ничего не ответил.

Ветер усиливался. Низко повисшие над дорогой ветки цеплялись за конфискованный товар, перекинутый через лошадь. Невзрачная фигурка крестьянина совсем растворилась в темноте. Полицейскому приходилось постоянно вслушиваться и вглядываться, чтобы уловить глухой звук его шагов и хоть как-то различать его силуэт.

— И на тебя получили анонимку, — сказал он. — Догадываешься, кто мог ее написать?

— Откуда мне знать? Может, корчмарь. У самого-то патент!

— Он тебя продал. Накось, получай! — злобно произнес стражник.

— О своей выгоде печется, — равнодушно отозвался селянин.

— А почему ты пытался от меня удрать? Да разве это конь! Поджал хвост, как паршивая овца. А он еще хотел пустить его вскачь! — распалялся полицейский.

— Да, конь подвел: завалился некстати, хилая скотинка, а то бы ты теперь искал ветра в поле!

— Как он тебе шею не сломал. Отчего ты его не прирезал?

— Пожалел, — пропищал крестьянин и закашлялся. — Собирался заколоть… Тогда что бы ты теперь с табаком делал?

— Дурак, надо было избавиться от него. Не пришлось бы мне сейчас из сил выбиваться. А на что ты теперь надеешься, — с чего такой веселый? Неужели и впрямь думаешь, что я тебя отпущу?

— Ни на что не надеюсь, — отвечал мужичок, пуще прежнего давясь от кашля. — Дал бы ты мне кисет — скрутить цигарку.

— Пошел, пошел! Когда вниз спустимся, — сказал стражник.

Дорога становилась все труднее. Два тюка с табаком то всплывали вместе с крупом лошади, то вновь проваливались в темень. Животное нещадно сопело, жалобно скрипели веревки, трещало вьючное седло.

Служака снова заговорил, опасаясь, как бы мужик незаметно не сбежал от него.

— Тебя, кажется, Иваном Ягодкой зовут, а? — раздался его бас.

— Он самый.

— Наслышан я, что ты царь среди контрабандистов.

— Слишком много чести, — отозвался из мрака мужичонка.

— Ягодка, значит?! Ну и фрукт ты, братец! Лесники тоже твои закадычные приятели, спят и видят, когда тебя схватят с поличным. Вот, поди, обрадуются-то!

Говорят, ты и кору с лип обдирал, и дрова в лесу воровал, и рыбу незаконно промышлял. Как ты живешь? Есть у тебя земля, какое-нибудь ремесло?

— Живу, как бог на душу положит. Захочется рыбки — ловлю, холодно на дворе — еду в лес за дровами. А лыко денег стоит, его охотно берут сапожники.

— На тебя акты уже составляли?

— Да вроде еще нет.

— Вижу я, что ты за птица. С тобой ухо надо держать востро. Если что, как уже предупреждал, — сразу стреляю…

— Обойдемся как-нибудь без этого, — отделался шуточкой Ягодка.

— Ну вот и добрались до реки.

Во мраке проблескивал бурный поток. Запахло папоротником и сыростью. Конь неслышно топтался по мокрой земле. В шуме воды задержанный будто растворился.

— Эй, где ты? — окликнул его полицейский.

— Не бойся, — послышался негромкий голос Ягодки. — Присел тут на камень малость передохнуть. Ну, доставай теперь кисет.

Акцизный молча протянул его мужику.

— Поднялась водица, смотри-ка! — промолвил он при этом и беспокойно огляделся.

— Да тут брод рядом. Неглубоко, но течение страшное, — спокойно сказал селянин.

В темноте раздались удары огнива. Было слышно, как Ягодка натужно потягивает самокрутку. Огонь разошелся, и по плотной бумаге побежало желтое пламечко, осветив лицо курильщика — сморщенное, остроносенькое, с густыми взъерошенными бровями и маленькими озорными глазками.

Он сидел на валуне и задумчиво попыхивал из цигарки. Конь, склонив голову к его плечу, отрешенно смотрел на воду.

— Ну, давай переправляться, — распорядился стражник и расправил свои широкие плечи.

— Тебе-то просто, — озабоченно вставил Ягодка. — А вот мне…

— А что такое?

— Простужусь! Онучи-то чуть живы. На-ка, посмотри!

— Это меня не интересует. Я должен тебя доставить куда следует, а там хоть умри.

— Не могу, не пойду в воду, — заартачился крестьянин.

— Гляди-ка на него! — воскликнул полицейский.

Ты что, надумал надо мной куражиться? А то я быстро свяжу тебя!

— Ну и вяжи.

— Ив реку брошу.

— Хочешь на здоровье моем отыграться, — плаксиво произнес мужичок.

— А ну, пошевеливайся! — прикрикнул на него акцизный. — Хватит, нацеремонился с тобой. Какими только тропами вел меня, дьявол! Видать, нарочно завлек в эту преисподнюю.

Ягодка молчал. Полицейский схватил его за плечи и приподнял с камня.

— Уж не утопить ли меня здесь задумал? — проревел он ему в лицо.

Крестьянин тяжело вздохнул и слезно вымолвил:

— Дай мне хотя бы твои сапоги!

— Да ты кто такой?! — взбесился полицейский. — Уж не генерал ли, а то, может, еще повыше?

— Тогда разреши взобраться на коня.

— На коня, говоришь?.. Хорошо, влезай. Только смотри, раздавлю как гниду, если почувствую что-нибудь неладное, — нехотя согласился акцизный.

Мужичок ступил на валун и уселся поверх тюков, тихо промолвив:

— Только бы он реки не испугался.

— Тогда провалишься прямехонько в тартарары вместе со своей дохлой клячей! — взорвался полицейский, схватил коня под уздцы и потащил его за собой.

Вода забулькала у него под ногами. Лошадь послушно пошлепала за ним.

— Здесь мелко, не пугайся, господин акцизный, — подбадривал сверху Ягодка. Его тихий голос звучал ликующе и насмешливо.

Полицейский сердито шагал по камням. Вода невольно приковывала к себе его взгляд. Он с трудом удерживал равновесие и беспрерывно чертыхался.

Они были уже на середине реки, когда лошадь неожиданно дернулась и отскочила в сторону. Что-то плеснуло в воде.

— Ты что делаешь?! — заорал полицейский.

— Коняга поскользнулась… на гладыш наступила, — спокойно, невозмутимо ответил Ягодка.

— Чтоб она тебе на башку наступила! — продолжал ругаться стражник.

Вскоре конь снова чего-то испугался, вскинул морду и обрызгал спину полицейского.

— Ну ты, дурень! Черт колченогий! — прикрикнул тот на него и еще сильнее потянул за собой.

Наконец они выбрались на другой берег. Высокие мрачные скалы нависли над дорогой.

— Переправились благополучно, господин стражник, — подал голос Ягодка.

— Слезай! — приказал тот.

— А зачем слезать? — хладнокровно возразил крестьянин. — Мне и здесь неплохо. Дело сделано — все шито — крыто, и концы в воду. Теперь отпусти-ка моего коня…

— Что сделано?! — взревел полицейский и уставился на лошадь. — А-ах, — простонал он, заметив, что тюки с табаком исчезли с седла.

И, широко размахнувшись в потемках, он изо всех сил ударил мужика. Но конь, испугавшись, отскочил назад. Акцизный запутался в перерезанных веревках и тяжело упал наземь. Прежде чем он сумел встать на ноги. Ягодка сграбастал повод и ускакал в темноту.

Полицейский вскочил, выхватил револьвер и выстрелил один раз, другой. Грохот заполнил горы и на какой-то миг заглушил рокот реки. Эхо подхватило его и вытолкнуло из ущелья.

Стражник сосредоточенно вслушивался. Там, прямо по дороге, где темными тучами нависали над речной долиной вершины гор, весело пофыркивала лошадка. А чуть погодя оттуда донесся голос Ягодки:

— Смотри, не заблудись, и-и-сь!

Акцизный громко обругал его, топнул с отчаяния своими сапожищами и поплелся, точно слепец, вслед за ним.