Будни, праздники, радости

Тыквенное желе

— Как у вас дела? — спросила Дарина, входя на кухню. — Светлана, как ты себя вела?

Мордочка мелкой шолчицы и до этого была невеселой, а после вопроса матери стала совсем унылой.

— Она испортила праздник! — полотенце хлопнуло по столу. — Полюбуйся! Я сварила тыквенное желе, разлила по стаканам, оставила остывать, и ненадолго вышла из дома. А она высыпала в каждый стакан по жмене семечек, которые я положила на просушку! Когда я вернулась, желе уже остыло, чуть прихватилось от сквозняка и помутнело. Перецедить не получится. Греть, чтобы перецедить, бессмысленно, оно потом не застынет. И помутнеет еще сильнее. Готового тыквенного пюре у меня нет. А вечером надо нести стаканы к Дереву Урожая. И что? Идти с пустыми руками? Что скажут соседи?

— Светланочка, как тебе не стыдно! — проговорил Гвидон, вошедший вслед за Дариной. — Зачем ты испортила желе?

— Ой, не надо устраивать трагедию, — благодушно сказала Дарина. — Ну, насыпала. Семечки не червяки, ничего страшного.

— И, главное, тут же сбежала, перекинулась и теперь отмалчивается!

— Светлана, — нахмурился Гвидон. — Превратись и извинись перед бабушкой!

— Чего вы пристали к ребенку? Пусть ходит на лапах, — Дарина открыла холодильник, осмотрела содержимое, спросила. — А без тыквы что-нибудь есть? Тыкву не могу, меня от нее тошнит.

— Возьми маринованный кабачок с хлебом, — предложила мама. — Я бы пожарила тебе отбивную, но не могу — надо срочно готовить желе. Гвидон, мой руки и налей себе тарелку супа. Придется тебе есть за себя и за Дарину, суп тыквенный.

— Я съем, — заверил Гвидон. — Светланочка, надо извиниться перед бабушкой. Иди в свою комнату, превратись и оденься.

— Гвидон, почему ты сегодня такой нудный? — удивилась Дарина. — Не цепляйся по мелочам. Светлана, иди, побегай. Погода хорошая. Мама, пожарь отбивные.

— Я сейчас в подвал за тыквой пойду, мне не до отбивных!

— Не нужно все усложнять. Нормальное желе. Семечки красиво на дно опустились.

— Дарина, ты!..

Стук в дверь заставил маму осечься.

— Я на минутку, — сообщил из холла дядя Ромуальд. — Увидел, что Гвидон с Дарусенькой приехали, зашел поздороваться. О! Какое мутное желе! И странное. Зачем вы насыпали в него тыквенные семечки?

— Дядя Ромуальд, — Дарина села на табуретку, подперла подбородок ладонью. — Вы умеете хранить секреты?

— Конечно. А что случилось?

— Я сейчас расскажу. Прошу держать сведения в тайне, в крайнем случае, при острой необходимости, разгласить ограниченному кругу лиц. Мама, жарь отбивные, ты это уже слышала.

— Я весь внимание, — дядя Ромуальд занял свободную табуретку, впился в Дарину горящим взглядом.

— Мне позвонили из центра, — понижая голос, проговорила та. — В столице взяли крупную группу торговцев антиквариатом. Конфискованы и приобщены к делу невиданные доселе ценности — древние шакальи рукописи об изначальном смысле традиций Покрова и Ворот-в-Зиму. Вы же знаете, что мы празднуем Покров почти как лисы, без волчьего разжигания костров и хождения по углям. Мы терпеливо ждем, пока откроются Врата-в-Зиму и радуем взор Хлебодарной яркими блюдами из тыквы, символизирующими закатное солнце. Мама, почему только одна отбивная? Пожарь две, я голодная. Пусть лучше останется на потом.

— Я знаю, — кивнул Ромуальд. — Желе из тыквы — образ солнца, которое будет освещать наш путь сквозь Врата. Мы показываем его Дереву Урожая, а потом расставляем по подоконникам, чтобы порадовать взор Хлебодарной.

— Вы заметили, что в желе никак не обыгрывается понятие «Покров»?

— Никогда не задумывался.

— В этом-то и проблема, — вздохнула Дарина. — Мы выполняем ритуалы, тщательно следя за внешними признаками, не вникая в суть. Каждый раз возле Дерева Урожая все пристально рассматривают соседское желе, шепчутся, обнаруживая крупные пузырьки воздуха или помутнение. К счастью, коллеги, прочитавшие рукопись, объяснили мне, что это уловки Демона Снопа, радующегося тому, что мы незаметно увязаем в ереси. Первая Шакалица резала тыкву, вычищала из нее семечки, а из мякоти готовила пюре, которое потом использовала на суп, кашу и ритуальное желе, выставляемое на подоконник. В желе обязательно клалась щепоть семечек. Жидкость покрывала семечки, так же, как снег укутывает землю, таящую в недрах ростки следующего урожая. И мутнела, символизируя туман. Вот это и есть суть ритуала, воплощение Покрова. А все прочее — козни нечистой силы.

— Вероятно... — дядя Ромуальд нахмурился, потер лоб. — Вероятно, завет Первой Шакалицы трансформировался — мы часто добавляем в желе апельсиновый сок и заливаем тонко нарезанные цитрусовые ломтики.

— Но апельсины-то у нас не растут! — припечатала Дарина. — Если бы не доброта коллег, мы бы снова прошли Врата-в-Зиму в сопровождении фальшивых ценностей. Но на этот раз козни демона попраны. Я выслушала коллегу, позвонила маме, а она приготовила истинное желе. Мутное и с семечками. Теперь мое сердце спокойно. Хлебодарная не прогневается на общину.

— Я себе еще немножко супа налью? — спросил Гвидон, брякнувший ложкой по пустому дну тарелки. — Очень вкусный.

— Ешь, детка, ешь, сколько хочешь, — ободрила его мама Дарины, доставшая из сковороды шкворчащую отбивную. — Дарусенька, тебе квашеной капусты на гарнир положить?

— Да. И кабачок. И хлеба.

— Можно ли обменять пару стаканов желе с апельсинами на один стакан с истинными ценностями? — деловито спросил дядя Ромуальд. — Не хочется нести ересь к Дереву Урожая, а готовить еще порцию слишком поздно.

— Три к одному, — ответила Дарина. — А с чем делала желе тетя Виктория?

— С малиной.

— Тоже ересь, — твердо сказала Дарина. — Только более акклиматизированная. Малину тоже три к одному. Любой обмен три к одному. Но помните! Вы обещали никому ничего не рассказывать.

— Помню, — закивал дядя Ромуальд. — Буду хранить тайну. Может быть... может быть, намекну. Узкому кругу доверенных лиц. Исключительно в целях искоренения ереси.

Вечером маме Дарины пришлось включить еще один холодильник. Обменянное желе — с апельсиновыми дольками, малиной, курагой, белым виноградом, физалисом и вишней — занимало половину стола. Ни одного стакана мути с тыквенными семечками в доме не осталось.

— Я спросила ее: «Дарина, ну как же так?» Я сказала: «Мы учили тебя не врать. Ты выросла, служишь в правоохранительных органах... мне удивительно, как следователь по особо тяжким преступлениям может заморочить головы целой шакальей общине. Из-за какой-то отбивной!»

— А мне ни капли не удивительно, — ответил папа, проверивший кастрюлю с супом и обнаруживший, что там осталось полповарешки. — Куда больше потрясает тот факт, что Гвидон пытался приструнить Светлану.

— Как пытался, так и передумал, — отмахнулась мама. — Наелся супа, перекинулся и побежал с ней ловить мышей в поле. Даже к Дереву Урожая не пошел — заигрался. А Дарина...

— А Дарусенька сделала продуктовый запас, который они с Гвидоном увезут в Лисогорск, — усмехнулся папа. — В общем-то, всё объяснимо. Что только ни придумаешь, лишь бы не готовить. Готовить она не любит, а Светланочке и Гвидону нравится желе.

— Надо будет им на дорожку приготовить порцию ереси с ананасами.

— Лучше пожарь десяток отбивных. И свари курицу. Обойдутся без лишней ереси. А Дарусеньке надо хорошо кушать — кормить себя и еще не родившегося ребеночка.

...Туман Камулова Покрова укутывал общину. Волки в Логаче жгли костры из палой листвы, добавляя дыма, делающего покров еще гуще и укрывающего дома от нечистой силы. Шакалы, верившие Хлебодарной, продолжали освещать жилища, чтобы богиня не пронесла мимо свое благословение и увидела выставленное на подоконники тыквенное желе. Истинное. Мутное. С семечками. Обещающее пастве сытую и спокойную зиму и легкий проход сквозь Врата — без хождения по углям.