Буря (Дарц)

ГЛАВА VI ПОСЛЕДНИЕ РАНЫ

В молодости Али часто слышал от стариков, что чеченцы до войны с русскими были честными, набожными, милосердными, терпеливыми, жили в мире, согласии и единстве. Традиции и обычаи, о которых говорили старцы, в большинстве своем были уничтожены разрухой и жестокостью военного лихолетья, от сохранившихся же обычаев остались только жалкие тени.

Война - это жестокость. Война не рождает, а убивает. Война не строит, а разрушает. Не выращивает хлеб и скот, а уничтожает. Все, что создано мирными людьми с любовью, мудростью, терпением в поте лица на протяжении веков и тысячелетий, война безжалостно разрушает. Война оставляет за собой сирот, плачущих матерей, калек. Война приучает, подталкивает людей к злу, коварству, жестокости. Честный, добрый, милосердный человек, не обидевший до этого муху, приучается убивать себе подобных. Чтобы спасти свою жизнь, он вынужден стрелять во врага, идущего на него с оружием в руках. В первый раз очень трудно лишать человека жизни, но сердце человека, сделавшего это однажды, грубеет и ожесточается, привыкает к крови и насилию. Человек, до сих пор даже в мыслях не желавший чужого, приучается воровать и грабить, чтобы спасти от голодной смерти себя и свою семью. Иные, пользуясь народным горем, набивают мошну. Война во многих людях убивает все самое лучшее, человечное, доброе и взращивает на их месте бесчеловечную дикость. Сама же война превращается в ремесло, в смысл жизни иных людей. Они отвыкают от плуга, косы, других орудий мирной жизни. Они не хотят расставаться с оружием, именно оружием хотят добывать хлеб.

Во время войны и после нее все усилия администрации были направлены на то, чтобы разрушить единство чеченцев, уничтожить их обычаи и религиозность. И власти преуспели на этом поприще. Во многом с этой целью в Чечне расселили более ста тысяч русских. Чеченцы многое переняли у них. Но не полезное и благородное, а самые вредные, жестокие, подлые черты. Именно для такого влияния и привезли власти в эти края русских. Более того, во время войны и в последующие годы в Чечне осело много аварцев, осетин, грузин, черкесов, кабардинцев и так далее. Когда-то чистая кровь чеченцев перемешалась с их кровью, что неминуемо повлияло на нравы и обычаи.

Сегодняшний сход отчетливо показал, что чеченцы растеряли завещанные им отцами обычаи и традиции. Здесь обнажилась разобщенность людей. Взаимная нелюбовь, алчность, спесь, неуважение друг к другу. Али больше всего огорчило отсутствие у людей страха перед Аллахом, хотя они и совершали молитвы. Будь они по-настоящему богобоязненными, не стали бы воровать, присваивать чужое имущество, грабить и убивать. Их сердца были бы чисты от ненависти, зависти, гордыни, алчности. Они были бы терпеливыми, милосердными, отзывчивыми к чужому горю, между ними царило бы согласие.

В дни молодости Али на аульском сходе всегда соблюдали порядок и дисциплину. Каждый знал свое место. Без разрешения избранного главы аула никто не позволял себе высказываться. Каждого выступающего внимательно слушали, никогда не прерывали. А любое решение схода исполнялось неукоснительно.

На сегодняшнем же сходе всего этого не было. На старцев никто не обращал внимания, неясно было, кто руководит аулом, кто входит в совет старейшин. Никто не слушал выступающих, все кричали друг на друга. Единственный человек, который говорил мудрые, полезные слова, это тот, которого люди называли Овхадом. Все остальные только и делали, что сыпали взаимные угрозы и оскорбления.

Словом, за эти сорок лет жители Гати-юрта ничуть не изменились в лучшую сторону, наоборот, стали намного хуже. И в других аулах Чечни наверняка то же самое.

Время и власти безжалостно поработали над этим народом, отбирая у него все самые лучшие качества...

Только вечером увидел Али приютившего его горца. Еще с утра он ушел пасти овец (сегодня была его очередь) и вернулся только вечером. Узнав, что гость выгреб навоз из хлева, он набросился на жену.

- В чем же я виновата? - заплакала та. - Клянусь всеми святыми, я узнала об этом только в полдень. Я оттаскивала его, но он не послушался. Зная, что ты будешь винить меня, я сделала все, чтобы он не убирал этот навоз, будь он неладен.

Видя, что хозяина все больше разносит, Али поспешил успокоить его. Он сказал, что хозяйка ни в чем не виновата, что он заскучал от безделья и втайне от его жены решил немного поработать.

Али рассказал хозяину о том, что побывал на сходе, но об услышанном там не промолвил ни слова.

- Не нужно ходить туда, чтобы узнать, о чем будет говорить старшина, - махнул рукой тот. - Надо платить налоги и штрафы, иначе придут стражники и унесут все из аула. А налогов этих под разными названиями и не сосчитать. Споткнешься где-нибудь на дороге, тут же налагают штраф. Каждого приезжающего и проезжающего хакима надо кормить, обеспечить лошадьми и повозкой для передвижения. Мои волы почти всегда работают не на меня, а на эту власть. Корова моя сорвалась в пропасть в прошлом году, оставшийся от нее теленок отелится только в будущем году, а детям нужно молоко. На мне налог в пятьдесят рублей. Старшина и писарь с завидным постоянством посещают мой двор, требуя его погашения. Откуда я возьму такие деньги? Волов продавать нельзя, без них я как без рук. В прошлом году явился пристав со стражниками и в счет налога унес из дома медный кудал и старый ковер. У меня не осталось ничего, что можно было бы продать. Когда попытались унести старое отцовское оружие, я воспротивился. В отместку они списали только половину налога, вдобавок забрали пестрый войлочный ковер. Жена, подай-ка мне чеснок, миску и скалку.

Али почему-то чувствовал себя в этом доме уютно, как среди своих. Ему приятно было видеть яркие языки огня в очаге, слышать бульканье воды в чугунном котле. Хозяйка готовила галушки из кукурузной муки. Она соорудила из теста что-то вроде башни. Отламывая от него кусочки, придавливала их руками и откладывала в сторону. Трое младших детей возились у очага, пытаясь испечь на углях кусочки теста, выпрошенные у матери.

- Даже в самый урожайный год хлеба со своей земли нашей семье еле-еле хватает на зиму, - рассказывал хозяин, очищая чеснок. - Иные аульчане, чтобы прокормить зимой одну корову и пару волов, уходят к низовьям Терека. Несколько человек объединяются и арендуют пастбища, а иногда и пахотные земли. Кто-то обрабатывает чужую землю в счет оплаты частью будущего урожая. Нелегко в наше время покидать семью на несколько месяцев. Жизнь заставляет. Сейчас, говорят, и это запретил какой-то большой хаким из Владикавказа. Ты сам видишь, в каком положении эти дети. Всю зиму им приходится сидеть у очага - мне не во что их одеть и обуть. Еле сводишь концы с концами, а тут еще эти налоги. Да еще частенько поселяют в ауле солдат, их тоже приходится кормить аульчанам, которым и самим-то есть нечего. Ладно, жили бы себе тихо эти солдаты, кое-как прокормили бы. Но это же не люди. Грязные, невоспитанные. Свиньи, самые настоящие свиньи. В каждый двор определяют по два-три человека. Ходят, лазят везде, как у себя дома. Жрут все подряд, забирают любую понравившуюся вещь. Вдобавок, ты должен отдать в их распоряжение свою лошадь, волов, телегу. А твои дела подождут. После их ухода не услышишь в селе кудахтанья кур и петушиного кукареканья. Всю птицу съедают. Грязно ругаются. Хорошо еще, что женщины и дети не понимают их языка. Или терпи все это, как последний трус, или бейся с ними до смерти. Иногда приходит мысль взять оружие, подняться против этой власти, уйти к Зелимхану. Но приходится терпеть ради малых детей.

Али уже несколько раз за сегодняшний день слышал имя Зелимхана.

- Кто такой этот Зелимхан?

Хозяин удивленно посмотрел на гостя.

- Ты не слышал о Зелимхане из Харачоя?

Али растерялся. Если Зелимхан так знаменит, о нем не могли не слышать в Червленной. Такая неосведомленность могла выдать его.

- Слышать-то я о нем слышал, но в наших краях о нем ходят разные толки.

- Ты спрашиваешь, кто такой Зелимхан? Зелимхан абрек. С ним самые храбрые горцы - чеченцы и ингуши. Он поднялся против царской власти, он мстит ее жестоким, коварным хакимам, заботится о бедных и несчастных. Вот таков Зелимхан Харачойский!

Когда поели и сели отдохнуть, Али начал осторожно расспрашивать о своей семье.

- Сорок лет назад я жил в достатке. У меня были кузня, хорошая земля, две лошади, скот. В те времена я часто бывал в этом ауле, продавал кое-какие инструменты, чинил телеги, плуги. Примерно в этой части аула был у меня друг, у которого я всегда останавливался. По возвращению из Турции, где он провел год, его арестовали и сослали в Сибирь. В это же время разладились и мои дела. Чтобы прокормить семью, мне пришлось скитаться по Дону и Кубани. С тех пор мы с ним не виделись, не знаем ничего друг о друге.

Хозяин удивленно слушал гостя. Было видно, что он силится что-то вспомнить.

- Как звали твоего друга?

- Его имя...- уставился в потолок Али, будто копаясь в памяти. - Кажется, его звали Али. Помню, у него был старший брат. Его убили в Турции.

- Когда ты вчера назвал свое имя, я долго думал, пытаясь вспомнить, где я мог его слышать. Сейчас вспомнил. Когда-то в детстве я слышал от матери, что сюда приезжал кузнец по имени Андрий из Червленной. Она говорила, что этот казак много помогал им. Значит, это был ты.

Он внимательно посмотрел на Али, будто видя его в первый раз.

- Тогда, может, ты знаешь, что стало с моим другом Али?

- Он пропал без вести в Сибири, вот уже тридцать восемь лет от него нет никаких вестей.

- У него были жена и двое сыновей. Что сталось с ними?

- Кое-кто здравствует и поныне. Сердце Али радостно забилось.

- Где они? В этом ауле?

- Конечно. Я его младший сын, а... Хозяин заметил, как побелело лицо гостя.

- Что с тобой? - вскочил он. - Скорее, жена, неси воду.

- Не надо, - Али медленно отодвинул руку хозяина. - Это у меня с головой. Иногда схватывает, но быстро отпускает. Уже прошло. А ты рассказывай. Как тебя зовут?

- Усман.

- Да-да, их звали Умар и Усман. А Умар где? Лицо Усмана изменилось.

- Его нет.

На сердце Али появилась еще одна рана, но наученный жизнью терпению, он выдержал и это.

- Как это произошло?

- Он был с Алибеком-Хаджи. Воевал до последнего дня. Был тяжело ранен. После подавления восстания в ауле начались аресты. Он попытался бежать, чтобы не попасть в руки солдат. В стычке с ними Умар принял смерть.

На некоторое время оба замолчали.

- У Али были невестка - вдова брата и племянник. Что с ними?

- Невестка умерла пять лет назад. Племянник жив. Некоторое время назад он вместе с двумя аульчанами ушел на японскую войну.

Гость притих.

- Почему вы покинули место, где стоял отцовский дом?

- Это место было для нас несчастным. Дом, построенный там моим дедом, потом и отцовский дом сожгли русские. Ладно, тогда-то была война. Но и дом, который отец возвел второй раз, тоже сожгли. Люди советовали нам поменять место. Вот мы и покинули этот участок.

- Как звали вашу мать? - спросил Али.

- Айза.

- Она жива? Состарилась, наверное? Она живет не с тобой?

- Нет. Она замужем.

Этими словами Усман, словно кинжалом, проткнул сердце Али. Ему показалось, что последние несколько волосинок на его голове, до сих пор не поддававшиеся времени, в один миг поседели, спина еще больше сгорбилась. Много горя и лишений испытал он в своей жизни. Но прошел через все это достойно. Ни один человек в этом огромном мире не мог в чем-либо его упрекнуть. Теперь же, на краю могилы, он опозорен - его жена вышла замуж при живом муже. Его сердце, ни разу не дрогнувшее в самые тяжелые моменты, беспомощно сжалось от слов сына.

"Эх, Айза, Айза! Лучше б мне застать тебя мертвой. Или лучше бы мне умереть в далекой Сибири... Потерпи, Али, немного тебе осталось испытаний на этой земле", - сказал он самому себе.

Усман притих, наблюдая за замолчавшим гостем.

- Усман, может, мать стала тебе обузой? Почему она вышла замуж, имея взрослого сына, не зная, жив ее муж или нет?

- Мать никому не может стать обузой. Я и тогда любил ее, люблю и сейчас. Отца же моего она не забывает ни на одну минуту. Она с трудом растила меня и Умара. Потом погиб Умар, и я остался у нее один. После этого прошло десять лет. В нашем ауле жил хороший, добрый человек. Он был вдовцом. Так получилось, что люди засватали за него мою мать. Говорили, что это одобрял наш дед по матери. В эти дни мать ходила хмурая, беспомощная, с вечно заплаканными глазами. Однажды дед вызвал меня к себе. "Я знаю, тебе не понравятся мои слова, - сказал он, - неприлично говорить с сыном о замужестве матери. Но я должен сказать тебе это. Айзу сватают за нашего односельчанина Ахмада Акболатова. Я и Айза отвергли это предложение. Но люди привлекли к этому сватовству моего устаза. Шариат и чеченский адат разрешают женщине выходить замуж по истечении некоторого времени, если муж умер или пропал без вести. Здесь нет ничего зазорного. Твоя мать погубила всю свою молодость, поднимая тебя и брата. Умершие не возвращаются, а живым надо жить. Ты остался один, у тебя никого нет. Бывают братья и сестры, пусть и не по отцу. Я бы хотел, чтобы и у тебя были брат, сестра по матери. Айза даже и слышать не хочет ни о каком замужестве. Сегодня устаз пришлет ко мне человека просить моего согласия на этот брак. Я не могу отказать своему устазу, но и не хочу что-либо предпринимать без твоего согласия". Как ни тяжело мне было, но я не стал противиться деду.

- Она замужем за Ахмадом?

- Да.

Али задумался...

Ему вспомнился жаркий день последнего лета войны. Герзельская равнина, густо заросшая кустарниками с ядовитыми шипами. Неожиданное наступление на Кошкельды конных отрядов генерала Баклана. Двести чеченцев должны были задержать это войско, пока женщины и дети из близлежащих аулов не уйдут в другие аулы и пока основные чеченские силы не укрепятся на хребте за Герзелем и Кошкельдами. Среди этих двухсот был и Али. В полдень начали бить пушки, разрывы ядер срывали с корнями и высоко подкидывали кусты. Загорелись дома кошкельдинцев. Укрыв в чаще на высотке единственные две пушки так, чтобы их без труда можно было забрать при отступлении, и, привязав в необстреливаемом месте коней, чеченцы стали ждать атаки.

После двух часов беспрерывной канонады, стрельба поутихла. По перепаханному ядрами полю широкой линией пошла вперед пехота. Бой барабанов становился с каждой минутой все ближе и ближе. На ярком солнце блестели штыки на солдатских винтовках и золотые погоны на плечах офицеров. Когда враг подошел на достаточное расстояние, стали бить две чеченские пушки, набитые мелкими камешками вместо картечи. Первые ряды наступающих стали падать под меткими выстрелами чеченцев. Но атакующие упорно шли вперед, будто не замечая огня противника. Временами останавливаясь и производя дружный залп, они, словно муравьи, все лезли и лезли вперед. В маленьком чеченском отряде были уже убитые и раненые. Одни относили их за хребет, другие сдерживали врага. Наконец чеченцы пошли врукопашную. Выстрелы замолкли, заскрежетала сталь.

Молча падали убитые и раненые с обеих сторон. Но Али и его товарищи не отступали. Они не могли отступать, за их спинами были женщины и дети. Враг не должен был пройти, пока они не будут в безопасном месте. Али видел, как двое солдат подняли на штыки и отбросили в сторону аллеройского Вару; как мескетинский Эдал вспорол брюхо одному из этих солдат, другого свалил выстрелом в грудь и поднял Вару на коня. Потоки крови, стоны, дым, сверкающие кинжалы и штыки, ржание коней...

Солдаты потихоньку отступали. Но вдали из-за кустов показались идущие рысью всадники. Чеченцы отступили в овраг, прихватив свои пушки, и вскочили на коней. Их оставалось меньше ста человек, на одного из них приходилось больше десятка врагов. Но враг не должен был пройти еще в течение часа.

Теперь они сражались верхом на своих конях. Рядом с Али отчаянно бился Ахмад Акболатов. В каждой руке у него - по сабле. Он косит врагов слева и справа. Конь Али падает, нога его застревает под трупом четвероногого друга. Али пытается освободить ногу, и в это время пуля вонзается ему в плечо. Убрав за ремень еще дымящийся револьвер, рыжий всадник поднимает саблю. Али прощается с жизнью. Но в эту минуту голова рыжего слетает с плеч. "Спокойно, Али! Лезь на моего коня!" - кричит Ахмад. Али пытается вскочить на коня, но у него не хватает сил. Тогда Ахмад хватает его своими сильными руками, поднимает и укладывает перед собой поперек коня.

Что было дальше, Али так и не узнал. Когда он очнулся глубокой ночью, рядом с ним сидели Арзу, Маккал и Ахмад Акболатов с висящей на шее раненой рукой...

Али тяжело вздохнул и взглянул на Усмана. Он не мог узнать, о чем тот думал, что вспомнилось ему. Но сын тоже сидел, опустив голову на ладонь и с грустью на лице.

Ахмад Акболатов не был ни родственником Али, ни другом в полном смысле слова, только односельчанин. Но это был настоящий конах, надежный, верный товарищ в любом деле.

- Что за человек этот Ахмад? - спросил Али.

- Хороший человек. Ко мне относится как к сыну.

- А Айза довольна им и своим замужеством?

- Он и с матерью добр, и со всеми. Но моя мать глубоко несчастна. Каждый раз, приходя к нам, она уходит к месту, где мы жили раньше, садится на холмик, оставшийся от дома, и долго плачет. Она не может забыть моего отца. Но и с Ахмадом ладит. Говорят, когда-то в бою Ахмад спас от смерти моего отца. Я почитаю его и поэтому тоже.

"Эх, Айза, Айза! Как долго мы мечтали соединить свои судьбы, но каким же недолгим было наше счастье. И не потому мы расстались с тобой, что прошла наша любовь, наше влечение друг к другу... Что делать, такая уж у нас судьба", - думал Али.

Ему очень захотелось ее увидеть. Женщину, подарившую ему свою молодость, любовь, делившую с ним все трудности недолгой, но тяжелой совместной жизни. Но как же ее увидеть? К ним в дом никак не пойдешь, и сюда позвать нельзя. Но увидеть ее нужно, чего бы это ни стоило. Али казалось, что адская боль в его истерзанном сердце смягчится, как только он увидит Айзу, услышит ее голос. Ему казалось, что ровно половину этой боли, этой неимоверно тяжелой ноши она заберет себе.

- А далеко она живет?

- Нет. Между нами всего несколько дворов.

- Там у нее есть дети?

- Есть. Сын и дочь.

"Это хорошо. Значит, у моего сына есть брат. Но эти дети создают огромную пропасть между мной и Айзой".

- Она согласилась бы прийти сюда?

- Почему нет?

- Я много раз ел пищу, приготовленную ее руками, много раз останавливался в ее доме. Может быть, она и узнала бы меня. Скажи ей, что казак из Червленной по имени Андрий хочет ее увидеть.

- Конечно, - хозяин повернулся к жене. - Сходи к матери и пригласи ее к нам. Скажи, что ее хочет видеть казак по имени Андрий из Червленной.

Хозяйка торопливо вышла. Усман стал рассказывать о тяжелой жизни горцев. Али молча слушал его, но не слышал ни одного слова. Он смотрел на дверь, с трудом сдерживая бешеное биение сердца.

Али смотрел на дверь и внимательно прислушивался, не раздастся ли во дворе топот ног. Ему казалось, что он слышит веселый голос Айзы, ее жизнерадостный смех. С каждым мгновением усиливалось биение сердца. Слова Усмана с трудом доходили до его сознания. Али пришлось сделать над собой усилие, чтобы заставить себя слушать хозяина.

- Тяжела наша жизнь, Андрий. Земли мало. А в ней все наше богатство. У чеченцев были плодородные земли у Терека и Сунжи. Но их отобрал царь и подарил вашим казакам. Десятки тысяч чеченцев переселились оттуда в горы. Это еще более усугубило ситуацию. С тех пор мы и ютимся в этой тесноте.

- Ты не во всем прав, Усман, - прервал его Али. - Да, на ваши земли поселили казаков. Но они получают ее ценой собственной крови. Царь дает им земли, но они за это должны воевать за него. Да и не у всех казаков есть земли. Более половины из них не имеют ни земли, ни скота. У генералов, офицеров и богачей же сотни тысяч десятин земли. Неимущие казаки батрачат на них. А отобранную у вас землю подарили не только казакам. Ее подарили и представителям вашего народа, помогавшим русским завоевать этот край.

- Может быть и так. Мой клочок земли уместится под шапкой, а все угодья нашего аула в руках десятка человек.

- Как они достались им?

- Купили на деньги, заработанные предательством, рабским угодничеством, разбоем и грабежом народа. У кого купили? У вдов, оставшихся с малолетними детьми после гибели мужей на войне. У обессилевших женщин, не имевших возможности обрабатывать ее, которым нужно было спасать детей от голодной смерти. Купили за пуд зерна, а то и меньше. Или захватывали их обманом и угрозами. А иные земли, как ты сказал, подарила власть.

Али много повидал несправедливости и коварства и в Турции, и в России. Но он не мог допустить мысли, что такое возможно среди его народа, на протяжении веков восхищавшего всех своей культурой, честностью, добротой. Ему вспомнились слова Петро: "Чеченцы, до появления русских, жившие без князей и богачей, не знали, что такое несправедливость, предательство, жестокость. Теперь же узнаете их и вы. И вы разделитесь на две части: на богатых и бедных. Первые будут эксплуатировать, держать в рабстве вторых. Богатых меньше, но на их стороне царь, государство, религия, армия. При возвращении на родину ты все это увидишь своими глазами". Тогда, два месяца назад, он не поверил словам Петро. Оказывается, его молодой друг знал, о чем говорил.

- Кто же эти враги Божьи?

- О чем ты говоришь, Андрий? - засмеялся Усман. - Какие враги Божьи? Они не считают, что делают что-то противное Богу. Они мнят себя Его лучшими друзьями. Панта-хаджи, Хюси-мулла, Абди, Сайд, Инарла, Чонака... У нас много таких, чей голод не утолил бы весь этот огромный мир!

"И ислам, и христианство проповедуют, что Бог создал людей свободными и равноправными, они одинаково могут пользоваться дарами природы. Природа, земля общие, никто, говорит Бог, не имеет на нее прав больше, чем другие. Никто не может присваивать их себе. Он говорит, что дал всем одинаковые права и свободу, требует соблюдения справедливости между людьми. Сильные не должны притеснять слабых и беззащитных. Иначе Он строго спросит с них и жестоко накажет за ослушание. Но наши муллы и попы отошли от слова Божьего, они сделали религию орудием порабощения и угнетения бедных. Они провозгласили власть царя и богачей божественной, их самих - избранниками Божьими. Призывают народы безропотно повиноваться им, обещая взамен загробный рай. Сами же стремятся устроить себе рай в этой жизни, не очень заботясь о жизни загробной", - рассказывал Петро. Выступление Хюси-муллы на сегодняшнем сходе подтверждало его слова.

Али услышал топот ног и женские голоса во дворе. Он ожидал, что в двери войдет его молодая Айза, такая же, как тридцать восемь лет назад. Но вошла совершенно другая женщина - сгорбившаяся старуха с посохом в руке...

Прислонив посох у двери, она поздоровалась с гостем и села на мягкое сиденье из овчины.

- Скажи ему, Усман, что я очень рада увидеть друга твоего отца, и что я благодарна ему за то, что он не забыл нас.

- Я никогда не забывал Али, вас, всю вашу семью. Я давно мечтал встретиться с вами. Но обстоятельства бывают сильнее нас. Все то время, что мы не виделись, я был далеко от этих мест. Годы и жизнь состарили нас. Встретившись в другом месте, мы и не узнали бы друг друга.

- Это правда, Андрий. Мы не виделись около сорока лет. Но я никогда не забывала, как ты помог мне и Али, когда мы приехали в Червленную, продать наш нехитрый товар. Казаки хотели побить нас, но заступился Корней. Ты отвел нас к себе на ночлег, подарил нам необходимые для нас товары. А наутро проводил нас домой. Я часто рассказывала об этом сыновьям... Усман тоже не забыл об этом...

Слезы, сочившиеся из глубоко впавших глаз Айзы, медленно стекались по глубоким бороздкам на щеках - печатям времени и тяжелой жизни.

Али молча смотрел на нее. Маленькие капли пота выступили у него на лбу. Он сорвал с головы ушанку и провел по лбу. "Что же мне делать? - спрашивал он себя. - Назваться? Или, раз уж они считают меня мертвым, уехать отсюда... в Грузию, к Николазу? Он же звал к себе. Если они поднялись на борьбу, стану в их ряды. Ничего, что стар, в чем-то я могу еще быть полезным. Кто знает, может, мои товарищи по каторге тоже приедут туда, когда освободятся..."

Когда Али снял шапку, чтобы вытереть пот, Айза вдруг осеклась, будто проглотила язык. Ее глаза широко раскрылись и уставились на Али. Она медленно поднялась, подошла к нему и мягко прикоснулась к длинному красному шраму на его лбу.

- Если я в своем уме, это шрам от раны, которую лечила я, - произнесла она шепотом. И тихо, так, чтобы слышал только Али, позвала, - Ала?

Айза схватила обеими руками его голову и прижала ее к своей груди:

- Ала-а! Кто же мог знать, что ты окажешься в живых?.. - Лучше бы ты явился сегодня на мои похороны, Ала-а...

Сын и сноха удивленно взирали на Айзу. Усман не понимал поведения матери. Почему она обнимает этого мюжги и называет его именем отца? Или старуха лишилась рассудка, увидев старого друга мужа?

Айза лишилась чувств и медленно осела. Подбежавший Усман взял ее на руки и перенес на кровать. Сноха обтерла лицо свекрови холодной водой и поднесла кружку к ее губам. Айза сделала пару глотков. Придя в чувство, она заплакала, раскачиваясь из стороны в сторону.

Из ее груди вырывались крики, переходившие в стоны. Наплакавшись, Айза утерла слезы. Усман не понимал поведения матери. Не проронивший ни одного слова, пока мать не успокоится, он присел перед ней и положил руки на ее колени.

- Что с тобой, нана? Почему ты обняла этого мюжги? Почему ты плачешь? У тебя что-то болит? - сыпал он вопросы.

- Умереть бы твоей матери, Усман! Это не мюжги, это твой отец! - с трудом произнесла она. - Шрам над его лбом... Я же так много рассказывала тебе о нем...

Усман только сейчас увидел этот шрам. Гость до сегодняшнего вечера ни разу не снимал глубоко надвинутую на лоб шапку в его присутствии. Усман медленно подошел к Али. Его губы и подбородок стали вздрагивать, словно в лихорадке.

- Отец? Отец! - закричал он и бросился в объятия Али. - Почему ты молчал? Отец...

На какое-то время установилось молчание. Все плакали. Усман плакал, уткнув лицо в колени отца. Айза лила обильные слезы, уставившись на пол и ухватив голову обеими руками. Сноха тихо рыдала, прижав уголок платка к подбородку. Проснувшиеся дети уставились непонимающими глазами на взрослых и испуганно молчали. Али плакал в душе. Но он тоже не в силах был сдерживать слезы, и они, стекая по его серой бороде, падали на голову сына.

Горькие мысли обуревали отца, мать и сына. Они понимали, что возвращение Али не принесло в их дом счастья. Невидимые нити, связывавшие их сердца, передавали друг другу горе, кипевшее в них. Слезы помогают отвести душу, но не уносят несчастья. Страдание Айзы было сильнее страданий мужа и сына. Но она успокоилась первой. Вытерев слезы подолом платья и глубоко вздохнув, она сказала:

- Усман, хватит проливать слезы. Узнав о приезде твоего отца, в этот дом придет много людей из Гати-Юрта и других аулов. В таком виде показывать его нельзя. Надо привести его в порядок: побрить голову, подстричь усы и бороду, искупать, сменить одежду. У тебя нет лишней одежды для него. Сходи в магазин Абди и принеси одежду и белье. Деньги я завтра отдам. А ты, Медана, затопи соседнюю комнату и разогрей воду. Я пришлю Дауда. Он приберет во дворе.

Сын и сноха вышли. Какое-то время Али и Айза сидели молча.

- Я с нетерпением ждал твоего появления, Айза. Думал, что увижу тебя молодой...

- Прежней твоей Айзы уже нет, Ала. Она умерла восемнадцать лет назад. Я долго тебя ждала. Дни и ночи напролет. Потом похоронила эту надежду. Три месяца назад вернулся Овхад Хортаев, который покинул эти края 27 лет назад, и которого все считали погибшим. В моем сердце проснулась искорка надежды на твое возвращение. Все эти три месяца я не могла уснуть по ночам, кусок не лез в горло. С одной стороны я очень хотела, чтобы ты оказался жив, вернулся в родной аул, к сыну. С другой же стороны... Молила Аллаха, чтобы Он подарил мне смерть до твоего возвращения... Но Господь не ответил на мои молитвы.

Айза снова заплакала.

- Почему ты плачешь, Айза?

- Я виновата перед тобой. Уже восемнадцать лет я живу с другим мужчиной...

- Я знаю.

- Я опозорила тебя... Ты волен убить меня...

- Ты ни в чем не виновата, Айза. Во всем виновата эта проклятая жизнь. Она нас разлучила. Разруха, беды и несчастия этого тяжелого времени заставили тебя выйти замуж. Ты чиста перед Всевышним и передо мной. Когда меня угнали в Сибирь, ты осталась одна с двумя малыми детьми. Без хлеба, коровы, козы или овцы. Некому было помочь тебе. Наша религия позволяла тебе выходить замуж уже через четыре-пять месяцев. Чтобы было кому заботиться о тебе и о сыновьях. А ты ждала меня двадцать лет. Своими силами, ценой неимоверного труда вырастила сыновей. Одного из них забрал к себе Аллах, второго ты женила, устроила. Я знаю, как и почему ты вышла замуж. На этом наш разговор об этом закончен. Я от чистого сердца прощаю тебя и молю об этом же Создателя. Ахмада я уважал всегда. Это мудрый, честный, мужественный человек. Попозже мы с ним сядем и, учитывая твое мнение тоже, решим этот вопрос. В согласии с религией и шариатом. Никого не убьем, никому не причиним вреда. А теперь возвращайся домой. И Ахмаду сообщи обо всем.

Айза ушла. Оставив старого и несчастного своего Ала наедине с тяжелыми думами...