Бритвина хоронили в четверг.
Весь «Глобус» собрался перед моргом пятнадцатой горбольницы: главбух Федор Степанович, девочки-менеджерши, неразлучная парочка дизайнеров Тряпкин и Трубкин, плюс пятеро охранников. Не было Дубова – тот обещал приехать прямо на кладбище. Сотрудники рекламного агентства сжимали в руках стылые гвоздички, мерзли на рассветном февральском ветру.
Отдельной группкой ютились родственники погибшего: статная женщина лет шестидесяти с исплаканным, полусумасшедшим лицом – похоже, мама Бритвина. Рядом с нею стояли две заплаканные женщины помоложе, да растерянный простоватый мужичок в кожаной кепочке. Еще две грустные пары в летах. Никого, кто выглядел бы постоянной бритвинской подругой, Женя высмотреть не сумела. Неужели у него и правда не было подружки?
И не видно никого, кто походил бы на бритвинскую дочку-наркоманку. Мелькнула мысль: «Может, ее и не существует вовсе? А история с дочкой – это бред? Адский бритвинский розыгрыш?»
Четыре похоронных автобуса ждали у морга. Шоферы сидели в кабинах. Чтоб согреться, гоняли двигатели на холостом ходу. В стороне стояла еще одна, посторонняя, ждущая своего покойника группа. Конвейер смерти в большом городе действовал, как и положено конвейеру: обезличенно и бесперебойно.
Женя украдкой оглядела охранников «Глобуса» – их призвали на похороны почти всех: чтобы сэкономить на похоронной команде. Дубов умел считать копейку. «Секьюрити» стояли бок о бок: статные, неповоротливые, непроницаемые… Женя только-только научилась их различать: вот Жора, Вася, Николай, Петр Петрович…
«Неужели кто-то из них убил Бритвина? – думала она. – И вот теперь как ни в чем не бывало явился на его похороны? Или… Или Диму зарезали другие? Еще более страшные люди?»
На минуту Женя ощутила холодок под ложечкой. Ей стало страшно. Она ввязалась в опасную игру. Смертельно опасную.
Вчера, в среду, она заехала в сберкассу на Ташкентской улице. Капитан Бобров сдержал слово. На ее имя кто-то открыл валютный счет. Женя предъявила паспорт, получила сберкнижку. В ней имелась единственная запись: «21 февраля 200… года, приход – 10.000 долларов». Ни копейки со счета она снимать не стала.
Сберкнижка явилась материальным свидетельством того, что она завербована. Что она – слуга двух господ. И ей было непонятно, как теперь выпутываться из этой истории. Раздор, хаос царили в душе.
Служительница морга вышла и позвала всех внутрь. Женя в церемониальный зал – прощаться с Бритвиным – не пошла. Мерзла одна на февральском рассветном ветру.
Довольно скоро пятеро охранников плюс лысый дизайнер (Тряпкин? Или Трубкин?) вынесли гроб. Второй дизайнер тащил крышку. Запихнули гроб внутрь автобуса.
Отпевания в церкви не предполагалось. Автобус следовал прямо на кладбище.
Женя прибыла на похороны на своей «Оке». Не хотела находиться в автобусе – в непосредственной близости от бритвинской смерти. Не желала присутствовать на поминках. А если отбиться от тризны будет невозможно – машина станет отмазкой, чтоб не пить.
Женя не любила алкоголь. Она не хотела никогда больше ни на минуту терять над собой контроль.
Той осенней ночи десятилетней давности хватило ей с лихвой.
Женя подошла к водителю катафалка – мужчине со смертельно-бледным, словно бы набальзамированным лицом. «На какое кладбище вы едете?» – спросила она его. «На Богородское», – отвечал шофер.
– А где это?
– А тебе зачем?
– Я поеду за вами следом, на машине.
– Ну и ехай.
– Вы тогда на желтый не проскакивайте, ладно?
Шофер окинул скептическим взглядом тонкую фигурку Жени и буркнул что-то нечленораздельное.
Сотрудники «Глобуса» и родственники Бритвина принялись грузиться в автобус.
Женя поспешила к своей «Оке».
Кладбище находилось в страшном отдалении от города. Женя порадовалась, что с утра залила в «Белку» полный бак. Они миновали ближние пригороды Москвы, проехали с десяток светофоров, а похоронный автобус все шелестел по Горьковскому шоссе. Водитель катафалка оказался асом. Он ловко маневрировал в потоке машин, а на свободных участках несся так, словно ему не терпелось избавиться от мертвого тела. Женя едва поспевала за автобусом.
Наконец свернули с шоссе направо, на второстепенную дорогу. За окном потянулись бесприютные, одинокие, голые рощи. Ни машин, ни домов, ни людей…
Кладбище выглядело пустынным – словно только начали застройку в спальном городском микрорайоне. Сколько хватало глаз, тянулось пустое заснеженное поле. Автобус остановился на одной из ближних аллей. Подле него затормозила Женя.
«Молодец, «Белочка», не подвела!..»
Гонка за катафалком помогла Жене отвлечься, рассеяться, держать себя в руках.
На околице кладбищенского пустыря все уже приготовили, чтобы навеки упокоить Диму: яма, куча бурой земли, козлы, чтобы поставить гроб…
Народ принялся нехотя вылезать из теплого автобуса на ветер, что дует на русских кладбищах особо люто.
В этот момент с главной аллеи по направлению к автобусу свернул черный «Лексус». Остановился подле катафалка и Жениной «Белки». Из «Лексуса» вылез Олег Петрович Дубов собственной персоной.
Охранники «Глобуса» вытащили из автобуса гроб, установили его на козлы. Могильщики целомудренно отошли. Старшой над гробовщиками, безошибочно определив в Дубове главного, буркнул ему: «Прощайтесь».
Родственники и коллеги кольцом окружили гроб. Женя издалека видела изжелта-бледное, бородатое, безжизненное лицо Бритвина в гробу. Мелкие снежинки, ложившиеся на его лоб, не таяли.
Первым слово взял Дубов.
– Господа, – тихо сказал он, – сегодня мы провожаем в последний путь нашего коллегу, нашего друга…
Женя старалась не слушать его, только смотрела, как крошечные снежинки падали на безупречный пробор Дубова, одетого в строго-черный костюм. Снежинки на его непокрытой голове походили на перхоть из рекламы.
Женю подташнивало. «Неужели, – думала она, – это он, Дубов, отдал приказ об убийстве Бритвина? А теперь вот – хладнокровно распинается над его могилой? Неужели такое возможно?»
Подобное лицемерие было поразительным для нее. Несмотря на все то, что с ней случилось в К., несмотря на то, что она уже давно жила в жестокой и циничной столице, Марченко до сих пор верила в людей и не могла привыкнуть к кривде и фальши…
Женя не слушала, как распинался Дубов («Тут что ни скажи, все будет фальшиво»). Смотрела на сослуживцев, на желтый нос Бритвина… Вдруг она увидела черную девичью фигурку, стремительно приближающуюся к ним со стороны главной кладбищенской аллеи: девушка с застывшим болезненным лицом, во всем черном, в больших черных ботинках, в натянутой на глаза черной шерстяной шапочке…
Она подошла к группке прощающихся и встала за спиной мамы Бритвина. Та оглянулась на нее, посторонилась, а потом – почти силой вытолкнула ее поближе к гробу.
«Наверное, это дочь Димы…» – решила Женя. Она украдкой осмотрела ее. Хотя девушке вряд ли могло быть больше восемнадцати, выглядела она старше Жени. Бледное изможденное лицо. Большие неподвижные глаза с расширенными зрачками. «Похоже, Дима в ту ночь не врал, – подумала Женя, ощущая одновременно и отвращение, и сочувствие. – Она и вправду наркоманка».
Олег Петрович Дубов заканчивал свою речь:
– …Пусть земля тебе будет пухом, дорогой наш товарищ! Спи спокойно, Дима, наш любимый, умный, талантливый и преданный сотрудник!
Женя еще раз поразилась циничности Дубова. Тот говорил с глубоким, искренним страданием (и с такой верой в свои слова!). Сотрудники «Глобуса» и родственники стояли вокруг гроба: несчастные и суровые. Мама Бритвина опустила голову и принялась беззвучно плакать.
На кладбище было тихо, словно на краю вселенной. Вдруг откуда-то издалека, из другой жизни, послышался бодрящий и убаюкивающий шум поезда.
Тут шаг вперед, к гробу, сделала дочь Бритвина. По ее решительному виду все поняли, что она хочет говорить. Родственники и сослуживцы замерли, и вокруг гроба стало (после прошедшего поезда) еще тише – хотя казалось, что тише некуда.
– Я хочу сказать… – сказала девушка безжизненным, механическим голосом. Споткнулась, сбилась, повторила: – Я хочу о нем сказать… – И опять тишина. Казалось, что ее переполняют чувства, и она мучительно пытается подобрать подходящие слова – но слова, как нарочно, все никак не отыскивались в ее бедной, измученной головушке. Она опять повторила:
– Я хочу сказать…
В неловком молчании прошла, наверное, целая минута. Все напряженно ждали, что же она наконец выговорит.
Девушка беззвучно шевелила губами. Казалось, чувства путались, распирали ее изнутри и лопались во рту бессильными мыльными пузырями… Наконец она высокомерно оглядела собравшихся и с вызовом выкрикнула:
– Я хотела сказать, что я… Ничего не хочу говорить!
Девушка отступила за спину матери Димы. Все почувствовали неловкость – хотя и без выходки бритвинской дочери чувствовали себя гаже некуда. Сотрудники «Глобуса» стали поглядывать на девочку. Одна из менеджеров украдкой покрутила у виска. Мама Бритвина заплакала еще пуще.
Женя, чувствуя, что она не может больше выдержать, что вот-вот разревется, быстро отошла подальше, за автобус, к своей машине: куда угодно, лишь бы не быть вместе с ними со всеми… Чтобы больше ничего не видеть.
Через полчаса все кончилось, и Женя ехала на своей «Оке» в сторону Москвы. Концентрация внимания, которого требовало вождение, помогла ей справиться с истерикой. К тому же в машине у нее на переднем сиденье помещался главбух Федор Степанович, а на заднем – Тряпкин с Трубкиным. Коленки одного из них упирались в спинку ее водительского кресла.
Среди коллег, да еще мужчин, реветь было неловко.
Оказалось, что им вчетвером по пути – в офис. Все прочие сотрудники «Глобуса» отправились, вместе с родственниками, домой к Бритвиным, на поминки.
Мама Димы очень просила пожаловать всех – Женя отговорилась срочной работой. Под тем же предлогом манкировали тризной дизайнеры и главбух.
Дубов укатил на своем «Лексусе» в неизвестном направлении.
Ехали в полном молчании. Даже вечно юродствующие Тряпкин и Трубкин не шутили, не каламбурили.
Добирались до «Глобуса» окраинами – сперва по Горьковскому шоссе, затем свернули направо на Кольцевую дорогу, потом доехали до Ленинградки… Машин было полно, временами начиналась поземка. «Ока» с трудом везла сразу четверых, она натужно ревела и тащилась в правых рядах в фарватерах самосвалов.
Во двор «Глобуса» они подрулили только около двух.
Зимний день, так и не занявшись, уже начинал клониться к закату.
Женя чувствовала себя смертельно уставшей – зато мысли о погибшем Бритвине отступили, съежились.
В агентстве было непривычно пусто. Здесь дежурила только ясноглазая Юлечка-рецепционистка да пара охранников: один в будке КПП, второй – внизу в здании.
Юля доложила четверым вновь прибывшим: «Дубов полчаса назад звонил – он в Белом доме, его сегодня целый день не будет… Беспокоили из медицинского центра, спрашивали, как обстоят дела с макетом… Директор «Пополамов» выражал свои соболезнования…»
Главбух немедленно скрылся в своем кабинетике.
Спустя пару минут вышел в общий зал. В одной руке нес плоскую фляжку дагестанского коньяка, в другой – походный набор из вставленных друг в друга алюминиевых стаканчиков.
– Давайте Димочку помянем.
– Нет, Федор Степанович, я за рулем, – запротестовала Женя.
– Когда ты еще за руль свой сядешь! Давайте, по граммулечке.
Федор Степанович расставил алюминиевые стаканчики по стойке «рецепшена», разлил всем пятерым: Жене, братьям-дизайнерам, Юлечке, себе.
– Охранников, может, позвать? – проявила инициативу Юля.
– А здесь кто остался?
– Один на воротах, на въезде. Второй – внизу.
– Ну, зови того, что внизу.
Явился охранник. Кажется, его звали Колей (похоже, Юлечка к нему была неравнодушна).
– Давайте за Диму, – провозгласил главбух. – Пусть земля ему будет пухом.
Выпили, не чокаясь. Женю коньяк ожег изнутри. Тут же ударил мягкой волной в голову.
– Хороший он был парень… – начал Федор Степанович. – Умный, добрый, честный…
– Да, – подхватила Юлечка, – простой такой, никогда не выставлялся…
«Зря я сюда приехала, – подумала Женя. – Все равно работы никакой не будет. Лучше б порулила домой, отсыпаться…»
Вслух вспоминать о Диме ей не хотелось. Коньяк размягчил сознание, и на языке вертелось: «А ведь это мы его погубили…»
Чтобы выветрить из головы околесицу, Женя решила спуститься вниз, на воздух. Постоять на ледяном февральском ветру, покурить. Она накинула дубленку, вышла.
Когда спустилась, увидела пустой гулкий холл. Пустой стол, за которым обычно сидел охранник.
Что-то заставило Женю подойти поближе.
Позади стола, на стене, за стеклянным щитом, висели на крючках ключи от помещений «Глобуса».
Два крючка пустовали: отсутствовали ключи от большой общей комнаты и от кабинета главбуха. На двух других гвоздиках – под номерами «один» и «три» – ключи висели. «Три» – от переговорной комнаты. Под номером «один» – ключ от дубовских апартаментов.
Женя оглянулась. В холле тихо. Никого.
Секунду она колебалась. Затем потянула на себя стеклянный щит. Он легко открылся.
Она сняла с гвоздика дубовский ключ. Быстро сунула его в карман накинутой на плечи дубленки. «Что я делаю!» – ужаснулась. Прикрыла стекло.
Маячил пустой гвоздик под номером «один». Ей показалось: он тут же бросится в глаза охраннику. Да любому, кто подойдет к его столу!..
Женя выдохнула. «Черт с ним, не буду рисковать!» Потянулась повесить ключ на место. Наверху вдруг раздался взрыв хохота. Женя вздрогнула, выронила ключ. На лбу выступила испарина. Она прислушалась.
Шагов сверху не слышно. И ни единого звука не доносится с улицы.
Женя подняла ключ от дубовского кабинета и снова сунула его в карман. «Это невозможно», – сказала она себе.
Оглянулась.
Взгляд упал на дверь туалета. Из замка торчал ключ. Точно такой же, как у Дубова, с пластиковой биркой. Женя сделала несколько шагов к туалетной двери.
Сверху опять донесся хохот. Она замерла.
«Поминки там у них или КВН!» – с досадой подумала Женя.
Подошла к двери REST ROOM[15]. Вытащила из скважины ключ.
Вернулась к столу охранника. Повесила туалетный ключ на гвоздик номер один – на тот, где висел ключ от дубовского кабинета.
Отошла. Взглянула. Со стороны подмена не бросалась в глаза.
«А если Дубов вдруг вернется?.. – мелькнула мысль. – Ну и что? Я-то тут при чем? Во всем будет виноват охранник: перепутал ключи…»
Женя вышла на крыльцо, на ледяной воздух. Торопливо закурила. Сигарета с непривычки – да еще после коньяку – добавила головокружения. «Что же я творю…» – пронеслась испуганная мысль.
Спустя пять минут Женя поднялась к своим. Работать сегодня, похоже, никто не собирался. Юлечка, Федор Степаныч, дизайнеры и охранник Коля вольготно расселись по креслам, съехались поближе к стойке «рецепшена», что обратилась стойкой бара.
Откуда-то появилась бутылка водки.
– …А она и говорит, – донесся до Жени голос Трубкина, – ладно, черт с тобой – давай. Только – медленно и печально.
И снова – раскат хохота.
«Что мы, русские, за народ… – с досадой подумала Женя. – Никто работать не хочет. Что сто рублей нам плати, что три тыщи баксов… По любому поводу – пьянка, анекдоты, болтовня…»
– Эй, Женька, – заорал другой дизайнер, Тряпкин, – ты на машине, сгоняй еще за водкой!
– И не подумаю, – отрезала Женя.
– Отстаньте от ребенка, – молвил главбух. – У нее «Оку» гаишники отберут.
– Ага, и унесут под мышкой, – подхватил длинноволосый дизайнер.
Снова хохот.
– Анекдот! – вскричал лысый дизайнер. – Слушайте! Итак, на Камском автозаводе решили сделать «Оку» согласно мировым стандартам: компьютер, АБС, электростеклоподъемники, центральный замок, климат-контроль… К сожалению, опытный образец машины погиб: во время краш-теста был разорван подушкой безопасности!
Снова хохот.
Женя вяло улыбнулась. Она знала этот анекдот.
– А что ты, Женечка, дубленочку свою не снимаешь? – ехидненько спросила Юля. – Холодно тебе с нами?
«Потому что у меня в кармане ключ от кабинета Дубова, дура!» – чуть не сказала вслух Женя.
Пьяный разгул в «Глобусе» оказался заразительным. Хотелось расслабиться и молоть чепуху.
В этот момент за стойкой зазвонил один телефон, затем сразу другой. Юлечка не дождалась ответа Жени, скорчила недовольную мину, бросилась к телефонам. Досадливо отвечала одному клиенту: «Нет… Не будет… Позвоните завтра…» Затем, сделав предостерегающий жест компании, чтоб помолчала, – взяла другую трубку – и тем же тоном (тоном человека, оторванного от важного дела) поговорила со вторым.
Женя очень аккуратно – не дай бог выпадет из кармана ключ! – сняла дубленку, повесила на вешалку в шкафу. Села на свое рабочее место, спиной к собравшимся, включила компьютер. Это было похоже на демонстрацию, но ей вдруг захотелось отгородиться от общего лихорадочного веселья, возникшего вместо поминок.
– Друзья! – провозгласил главбух, покосившись на Женю. – А не пойти ли нам в мой кабинет? У меня, между прочим, имеется еще бутылка джина…
– Отечественного, «Капитанского»? – скептически спросил Трубкин.
– Нет, самого что ни на есть импортного – «Бифитер».
– Ура.
– Идемте, Федор Степаныч!
– А кто же будет отвечать на телефоны? – грустно пролепетала Юлечка.
– Я отвечу, – оторвалась от компьютера Женя. – Иди.
– А мне, наверно, надо на пост… – неуверенно проговорил охранник.
Юлечка бросила на симпатичного охранника грустный взгляд, но не решилась его удерживать.
Мужчины и подавно не стали останавливать молодого конкурента. Охранник встал во весь свой могучий рост и обиженно потопал вниз, на пост.
«Сейчас заметит пропажу…» – обмерла Женя.
Компания забрала недопитую водку, алюминиевые стопочки и скрылась в кабинете главбуха.
Женя осталась в огромной комнате совсем одна, среди пустых столов и невключенных компьютеров…
Когда сердце успокоилось и к Жене вернулась способность трезво мыслить, она подумала: «Надо сгонять, быстро сделать в металлоремонте дубликат. Затем повесить оригинал на место… А уже потом… Когда-нибудь…»
Однако теперь, когда все сотрудники скрылись в кабинете у Федора Степановича, мысли ее приняли иной оборот.
Из кабинета главбуха раздавались громкие голоса. Временами смех. Кто-то, кажется, лез под юбку Юлечке – потому что она временами вскрикивала: «Перестаньте!.. Перестаньте, разве я не вам говорю!..»
А дверь дубовского кабинета была совсем рядом. Она притягивала Женю – словно обрыв, словно пропасть… Так и хотелось сделать шаг – и полететь в жуткую неизвестность.
«Раз уж ты действительно хочешь сделать это, – сказала она себе, – делай быстрее. В любой момент кто-то из них решит спуститься вниз, в туалет… Или вдруг вернется Дубов…»
При этой мысли она содрогнулась. К горлу подступила дурнота.
– Друзья, – донесся из бухгалтерского кабинета голос Федора Степановича. – Давайте все-таки не забывать повод, по которому мы здесь собрались… – Кажется, он взялся произносить очередной поминальный тост.
И тогда Женя вскочила, подошла к вешалке, вытащила из кармана дубленки ключ и решительно направилась к дубовскому кабинету. «Безумие! Что я собираюсь там искать!..» На секунду перед глазами возникло видение: мертвый Бритвин гробу, а на его лбу не тают снежинки…
Она вставила ключ в замочную скважину. Он вошел как по маслу.
Тихонько повернула. Замок щелкнул.
Женя толкнула дверь. Та растворилась – без скрипа, без шороха, совсем беззвучно. Женя вытащила ключ из замка. Тихонько прикрыла за собой дверь. Вставила ключ с внутренней стороны. Осторожно повернула его. Тихонько дернула за ручку. Заперто. Есть! Она внутри. Снаружи ничего не заметно.
Женя с порога осмотрелась. В кабинете Дубова было полутемно. Жалюзи опущены. За окном начинало смеркаться. Однако все предметы еще были хорошо различимы.
Модерновый черный стол. На нем аккуратно, стопочками, разложены бумаги. Черное кожаное кресло позади стола. Странно было видеть его пустым, без Дубова – словно кокон, откуда улетела бабочка. В углу – современный сейф. Вдоль стены – книжные полки. На них – множество книг, в основном по рекламе и «пиару», на русском, а еще больше – на английском.
«Успокойся, – сказала себе Женя. Она стояла на пороге, не двигаясь с места. Дыхание перехватывало, но голова была удивительно ясной. – Реши, во-первых: что ты хочешь найти? И, во-вторых: где это искать?»
В общей комнате затопали шаги. Женя обмерла. Потом за дверью раздался голос. Кажется, Трубкин:
– Женя! Жене-ечка-а! Где ты? Идем к нам!
Не дождавшись ответа, дизайнер ушел – похоже, вниз, в сторону туалета.
Сердце колотилось как бешеное. «Господи, – взмолилась Женя, – сделай так, чтобы они все были пьяные и ничего не заметили…»
Она все еще стояла на пороге кабинета. «Надо действовать, – подумала она. – И быстро. Как говорится: не уверен – не обгоняй, а обгоняешь – не тормози».
Стараясь ступать очень тихо, она подошла к дубовскому столу. Осторожно села в хозяйское кресло. «Как бы чего не перепутать…»
Шаги по коридору протопали назад. Приятный баритон напевал: «Ах, судьба воровская, нет покоя ни дня…»
«Только бы они, все вместе, не начали сейчас меня искать!»
Шаги затихли.
Женя осторожно, словно за неразряженную бомбу, взялась за одну из аккуратных бумажных стопочек на дубовском столе. В полумраке комнаты текст на бумагах был, однако, различим.
«Лишь бы ничего не перепутать…»
В одной из стопочек сверху лежал пресс-релиз о группе «Попаламы» – ею самой написанный. Документ был исчеркан почерком Дубова. Один абзац перечеркнут, рядом на полях размашистая надпись: «Чушь!»
Ниже лежала ее же концепция по рекламе медцентра.
Следующей бумагой оказалась концепция по промоушену строительной компании «Новая жизнь».
«Господи, да что же я здесь ищу! Подумаешь, секреты! Я сама все это и писала!»
Последней бумагой в стопке оказался план мероприятий по конкурсу молодежных рассказов. К разработке этой концепции Женя не имела отношения, поэтому перелистала ее. Текст объявлений о начале конкурса… Рекламные носители… График выхода… Объявления о шорт-листе… Носители… График… Презентация победителей… Ресторан ЦДЛ… Жюри…
На последней, третьей странице концепции в глаза Жене бросились слова: «По заказу «F. R.A.S.R.C – РАФССП».
«Что это за «F. R.A.S.R.C – РАФССП»? – мелькнуло у Жени. – Значит, этот самый РАФССП и платил за организацию конкурса? Интересно, это по его велению в конкурсе побеждали только «наркотические» рассказы? Или он давал деньги – что называется, от чистого сердца? А наркоманский бред – это уже инициатива Дубова с товарищами?»
За стенами кабинета, в общем зале, трелью разлился телефон. Один из тех, что помещался на «ресепшене». На который должна была отвечать Женя.
На лбу выступила испарина. «Сейчас они опять начнут меня искать».
Телефон звонил долго, очень долго – бесконечно.
Женя, стараясь оставаться спокойной, взяла вторую стопку дубовских бумаг. Здесь лежали в основном договора. Женя не много понимала в юрисдикции и в бухгалтерии, поэтому даже не силилась разобраться в документах. Быстро пролистала: один, второй, третий…
«Зачем же я сюда залезла? Все равно ничего не найду! И не пойму… А подставляюсь – со страшной силой…»
Вдруг в одном из договоров – самом нижнем – мелькнули знакомые, только что виденные буквы:
«F. R.A.S.R.C – РАФССП».
Печать. Подпись.
Женя задержалась, стала вчитываться в текст. В договоре отчего-то ничего не говорилось о компании «Глобус».
Договор был заключен между «благотворительным фондом «F. R.A.S.R.C – РАФССП» в лице генерального директора Кордина Йена и ООО «Панитрон» в лице генерального директора Костюкова Всеволода Виленовича».
Женя перелистала пару страниц, посмотрела на сумму. Однако! «Четыреста двадцать тысяч долларов США в рублях по курсу ММВБ на день платежа…»
Как бы все это запомнить… Она повторила в уме: четыреста двадцать тысяч долларов, F. R.A.S.R.C – РАФССП, Кордин Йен, «Панитрон», Костюков…
Глянула на часы: пятнадцать сорок семь. Она пробыла в кабинете Дубова всего шесть минут. А кажется: целую вечность.
За дверями, в общей комнате, опять зазвонил телефон. «Господи, только бы они меня не хватились…» Издалека, из комнаты главбуха, раздался очередной взрыв хохота.
Телефон опять звонил долго, очень долго, затем умолк.
«Бритвин, помнится, говорил о некой основной концепции агентства… Концепции, где эвфемизм «товар», заменял слово «наркотики»… Он видел этот документ случайно у Дубова на столе… Сейчас на столе его нет… Странно было бы иначе: такие бумаги – если они даже и есть – где попало не бросают… Может, поискать? Внутри? В ящиках? Вряд ли найду… Скорей всего, он заперт в сейф… Надо уходить…»
Однако кладоискательская, шпионская лихорадка уже овладела Женей. «Еще четыре минуты – и ухожу», – решила она.
Она потянула верхний ящик. Он был закрыт на ключ. Дернула второй. Тот, слегка скрипнув, выдвинулся.
Мимо запертой двери быстро простучали каблучки. «Юлечка… В туалет спешит… Ну не ищи ты меня, пожалуйста!..» Перестук каблуков затих на лестнице.
Женя глянула в ящик. Щегольские папочки. Открыла одну из них. Опять бумаги. «У меня нет времени их просматривать…»
Вытащила третий, последний ящик. Там валялось несколько начатых облаток из-под лекарств. Незнакомые названия.
«Значит, непробиваемый Дубов чем-то болен. Язва? Геморрой? Импотенция? Стенокардия?.. На фиг, на фиг… Мне это неинтересно… Сейчас не до того…»
Снова открыла второй ящик.
По коридору опять, в противоположном направлении, простучали каблучки. Остановились. У самой двери в кабинет Дубова. Веселый Юлькин голос: «Женька? Где ты? Ау!..»
Дернулась ручка в кабинет. Женя замерла. Смотрела как завороженная на рукоятку.
Она дернулась еще раз.
И еще.
Не получилось. Заперто.
Юлины каблучки процокали, удаляясь.
«Пора бежать!..»
Но вот он второй ящик, не закрыт… Непросмотренные папки манят к себе. «Убегу – жалеть буду».
Достала из ящика верхнюю папку. В комнате стремительно темнело. Подняла папку поближе к глазам – чтоб лучше видеть. Открыла.
Пролистала. Чьи-то рукописные расписки. Наткнулась на знакомую фамилию. «Мною, Песочиным Александром Аркадиевичем, получено 5 000 USD (пять тысяч ам. долларов) за рецензирование рукописей…» К черту!.. Это только налоговой полиции интересно…
Она дала себе еще две минуты, поклялась, что следующая папка будет последней. Достала. Распахнула. И сразу же – наткнулась на то, что искала.
Заголовок: «МЕМО».[16]
Подзаголовок: «PR – стратегия по продвижению товара».
Дальше, дальше!..
«Target.[17]
Основной целью является внедрение в массовое сознание российского общества мысли о том, что употребление товара не является актом противозаконным, предосудительным, осуждаемым. Напротив, мы должны сделать повсеместной и обыденной идею о том, что потребление товара есть действие прогрессивное, модное, способствующее умственному и социальному росту…»
Кажется, оно… Женя с маху пропустила первый параграф, взялась за второй:
«Target audience[18]. Целевой аудиторией является молодежь в возрасте от 15 до 30 лет… (На полях кто-то приписал от руки: «Даже от 12 лет!») Как правило, это дети обеспеченных родителей, либо те, кто сами хорошо зарабатывают. Эта молодежь регулярно пользуется компьютером и Интернетом, посещает клубы, находится в русле современной моды, а также музыкальных, игровых, кинематографических, литературных новинок. Как правило, сексуально раскрепощенные или активно интересующиеся вопросами секса…»
Женя перемахнула еще страницу. Пора было убегать. Как бы ее всерьез не стала разыскивать пирующая компания.
Она пролистала МЕМО до конца. Записка не была никем подписана.
Нигде название «товар» не расшифровывалось.
Оно могло относиться и к презервативам, и к компьютерной игре, и к пепси-коле.
Вернулась в записке к первым страницам.
Параграф третий. «Примерный план мероприятий.
3.1. Использование «эффекта выдающихся личностей». Как можно большее количество тех молодых людей, с которыми молодежная масса охотнее всего идентифицирует себя – музыканты, артисты, диджеи, ведущие молодежных программ на ТВ, журналисты, «культовые» писатели, – должны заявлять, в вербальной и печатной форме, о положительном эффекте, который сыграл товар в их жизни: о том, насколько поспособствовал он их успешному творчеству, приходу вдохновения, расширил их мировоззрение и кругозор. Кроме того, эти же люди должны создавать у целевой аудитории иллюзию того, сколь легко бывает при необходимости прекратить использование товара. Необходимо, чтобы они неоднократно делали заявления о том, что они «пробовали, но затем отказались»; что они «проводили с товаром эксперименты, порой удачные, порой нет» и т. п. Причем важно всякий раз подчеркивать, что употребление товара нисколько не помешало их жизни и творчеству, а, напротив, только стимулировало их, придало им новый импульс и необычные краски…»
Женя глянула на часы: 15.59.
Она отсутствует на рабочем месте почти двадцать минут. Пора удирать из дубовского кабинета.
Женя секунду поколебалась. Выдрать «Мемо» из папки? Спрятать, вынести? Но что это даст? Никаких доказательств в записке нет. Ни имен исполнителей, ни названий наркотиков, ни цифр…
Это просто бумажка… «Товар» да «товар»… Ни для кого этот листок не является доказательством. И ничего криминального в нем нет. А вот если она его возьмет – то крупно себя подставит. Самоубийственно подставит.
Женя решила не рисковать. Сунула папку обратно во второй ящик стола. Выровняла стопки с документами на столе.
Достала из кармана брюк носовой платочек. Протерла на всякий случай рукояти кресла. Затем – ручки выдвижных ящиков стола. Положила платок (приготовленный на случай слез для похорон) обратно в карман. Слезинки по Бритвину она не пролила, а платок вот пригодился…
Женя встала с кресла, тихонько подошла к двери.
Прислушалась. Откуда-то издалека, из кабинета главбуха, доносился приглушенный двумя дверями шум разгоряченных голосов.
Решительно повернула ключ. Выглянула из дубовского кабинета.
Никого.
Она быстро вышла. Захлопнула дверь за собой. (Вся она была напряжена настолько, что, казалось, вот-вот потеряет сознание.) Вставила с наружной стороны ключ в замочную скважину. (Это удалось только с третьей попытки, руки дрожали.)
Заперла наконец кабинет. Облегченно вздохнула. Быстро отошла от него.
В этот момент грянул один из аппаратов, стоявших за Юлиной конторкой. Женя вздрогнула. Телефон все звонил. Она подскочила к нему.
Сняла трубку.
– Юля?! – раздался строгий голос Дубова. – Почему в офисе никто не берет трубку?!
Голос босса слышался великолепно. Слишком хорошо. Казалось, Дубов находится совсем рядом и вот-вот грянет: «Марченко, что это вы делали в моем кабинете?!»
– Говорите! – строго произнес Дубов.
– Это Марченко, – пробормотала Женя. Во рту пересохло, язык плохо слушался.
– А где Юлия?
– Она отошла… На минуту… – принялась оправдываться Женя.
– Вот что, Марченко, вы контролируете, как у ваших дизайнеров идет работа над макетом для медцентра?
«Вы контролируете… У ваших дизайнеров…» Причем здесь она? Раньше Трубкин с Тряпкиным ей не подчинялись. Ее что, повысили?
– А я – должна? – глупо спросила Женя.
– Марченко, напомните этой парочке, что макет должен быть готов к понедельнику. Они на месте?
– Да-да, Олег Петрович. Они работают.
– Вы в этом уверены? – ядовито переспросил Хилый Босс.
– Конечно, – неуверенно промямлила Женя.
– Хорошо, – сказал Дубов. – Тогда передай им, что я посмотрю эскизы уже завтра.
Он отключился.
Женя положила телефонную трубку и только сейчас сообразила, что в левой руке судорожно сжимает ключ от дубовского кабинета. Быстро сунула его в карман брюк.
Из кабинета главбуха опять послышались разухабистые, подогретые спиртным, голоса.
Женя подошла к своему столу. Вырвала листок из бумажного блока. Быстро записала на нем, чтоб не забыть, те цифры, названия и имена, что она видела в дубовском кабинете:
– договор на 420.000 USD;
– F.R.A.S.R.C – РАФССП, Кордин Йен;
– «Панитрон», Костюков Вячеслав Владиленович…
Сложила бумажку, сунула в карман. Не много же она узнала в результате своей героической вылазки. Теперь надо еще вернуть ключ на место. И оправдаться перед сослуживцами-собутыльниками, где она была в течение последних двадцати минут.
Женя решительно двинулась к кабинету главбуха.
В кабинете Федора Степановича продолжался кутеж. На столе имелись почти выпитая бутылка водки, бутыль джина, тоник, коробка шоколадных конфет, банка красной икры.
Юлечка сидела на коленях у бритого дизайнера («Вовсе они, значит, не гомики»). Второй дизайнер со стаканом в руке что-то втолковывал Федору Степанычу. Тот сидел весь красный, с полуприкрытыми глазами, воротничок черной рубахи расстегнут, черный галстук съехал набок.
– О-о, Жека! – фамильярно закричал бритый дизайнер, когда Женя появилась в дверях.
Юлечка проворно соскочила с его колен и спросила:
– Где ты была? Я тебя искала!..
Игнорируя вопрос, Женя заявила:
– Звонил Дубов…
– О, господи!..
– … Я, Юлечка, тебя прикрыла. Сказала, что ты отошла на пару минут…
– Спасибо… – автоматически пролепетала Юля.
Женя тут же перевела разговор на Трубкина с Тряпкиным:
– Дубов интересовался, как у вас, господа дизайнеры, идет работа над макетом по медцентру. Я сказала боссу, что работа у вас – кипит.
– Пусть он засунет этот макет себе в жопу! – вскричал разогретый волосатый дизайнер.
– Этого я ему не говорила, – сухо отвечала Женя. – Хочешь, сам позвони ему и скажи. Но завтра он будет смотреть ваши эскизы.
– Давай, Жека, выпей с нами! – предложил бритый дизайнер.
– Я на машине, – напомнила Женя и прислушалась к себе: от испытанных в кабинете Дубова переживаний все внутри подрагивало. Нервы были словно обожженные. Спиртное бы сейчас не помешало.
Бритый дизайнер – Трубкин? – уже набухал в стопочку водки и протянул ей. Она взяла, строго произнесла: «За Диму Бритвина. Пусть ему земля будет пухом» – и выпила до дна.
Водка слегка притушила только что пережитый страх, растворила, казалось, часть выделившегося в кровь адреналина. Однако голова оставалась ясной – и главной мыслью было: «Мне еще надо вернуть ключ».
Трубкин вдруг дернул Женю за руку – и усадил, взамен Юли, к себе на колени. Она не стала сопротивляться. «Маленькая грязная сучка», – прошептал дизайнер ей в самое ухо. Жене хотелось залепить ему по морде, но она сдержалась. Не время устраивать разборки.
Юлечка растерянно и досадливо обернулась на них. «Она не ровно дышит к охраннику, – подумала Женя. – Это надо использовать».
Женя рывком поднялась с коленок дизайнера. Освободилась от его противных лап. Подошла к Юлечке. Приобняла. Шепнула: «Пойдем попудрим носики».
– Пойдем, – благодарно отозвалась Юля.
Они вышли из кабинета главбуха, пошли через огромную рабочую комнату вниз.
«Когда мы выйдем из туалета, я подведу Юлю к охраннику, – хладнокровно планировала Женя, – они поговорят… И я сделаю так, чтобы она увела его… Чтобы мы все вместе поднялись наверх, к главбуху… А потом, когда охранника уже не будет на месте, я улучу момент… Спущусь – и снова подменю ключи…»
…План ее блестяще удался.
Кажется, никто ничего в тот день не заметил.