Бывшие. Сводный грех (СИ)

2

Алекс

Охренеть!

Единственная мысль, которая пульсирует в моей голове, словно мощные барабанные удары, заставляя меня морщиться от боли: “Она! Это она!”.

В это сложно поверить. Передо мной стоит девчонка, которую я не мог выбросить из головы целых два года. Та самая, которая жестоко бросила меня посреди свидания, когда я осмелился ее поцеловать.

Никто раньше меня не бросал. Никто. Никогда. Это я выбирал, с кем встречаться, а кого слать лесом. У меня всегда было в избытке девушек, готовых в любой момент раздвинуть для меня свои очаровательные ножки. Но, если честно, я не часто пользовался такими предложениями. Хотелось стабильных отношений, верности, доверия на все сто. А вокруг меня вились в основном легкомысленные дамочки, от которых ничего серьезного не добьешься.

А потом появилась она. Алена Соловьева.

И я попал. Конкретно так попал.

Как назло, ни многомесячная осада, ни подкуп, ни шантаж, ничто не помогало покорить ее. Я испытывал все возможные и невозможные способы, но все было тщетно. Словно невидимая стена окружала ее сердце, не позволяя мне приблизиться. Я отчаялся, но не сдавался, ведь ее загадочная и холодная красота только подогревала мой интерес и упрямство. Каждая ее улыбка, каждый взгляд казались мне недосягаемым сокровищем, которое я просто обязан был завоевать.

Алена Соловьева была настоящей неприступной крепостью, Крак-де-Шевалье* в мире сердечных завоеваний. Я три месяца ухаживал за ней, с трудом добиваясь даже такой малости, как поцелуй в щеку.

К этому свиданию я готовился целую неделю, тщательно продумывал каждую деталь, каждую минуту нашей встречи. Но что-то пошло не так. После моего поцелуя она залепила мне пощечину и ушла. Просто ушла, ни сказав ни слова.

С тех пор мы больше не виделись. До сегодняшнего дня.

Я долго терялся в догадках, где и в чем успел накосячить, но так и не смог найти причину. Вся эта ситуация не давала мне покоя, я снова и снова прокручивал в голове тот день, пытаясь понять, что могло пойти не так. Может, что-то сказал не так или сделал что-то, что ей не понравилось? Или, может быть, это было что-то, о чем я даже не догадываюсь? Ответов не было, и это сводило меня с ума.

Все мои негативные эмоции хлынули в спорт и в музыку. Со злостью я успешно справлялся в зале, колошматил грушу как заведенный. С каждым ударом из меня выходили обида и разочарование. Каждая тренировка становилась для меня битвой, где я сражался не только с воображаемым противником, но и с собственными демонами.

В группе Soul of Panther я стучал на барабанах, отдавая им все, что у меня накопилось внутри. Звук барабанов, ритмы, которые я создавал, становились для меня способом выражения того, что я не мог высказать словами. Каждое выступление было для меня как сеанс психотерапии.

Я писал песни. Много песен. Каждая строчка была пропитана моими переживаниями, каждая мелодия отражала состояние моей души. Музыка стала моим убежищем, местом, где я мог быть самим собой, где мог выразить все, что меня терзало. Она помогала мне пережить тяжелые времена и найти новый смысл в жизни.

— Хватит витать в облаках, Саш! Хотя бы поздоровайся. Где твои манеры? — врывается в мои мысли недовольный голос отца.

— Пардоне муа, дамы. Бонсуар, — слегка киваю головой, доставая руки из карманов джинсов. — Комант але ву?**

Алена и ее мать в растерянности и явно не понимают, как реагировать на мой выпад. Французского они не знают. Я наслаждаюсь этой неловкостью, видя, как их лица застывают в замешательстве. Отец, напротив, смотрит на меня с явным раздражением.

— Саша, хватит ломать комедию, — от недовольства у отца еще сильнее прорезается межбровная складка, добавляя ему лет пять к возрасту. — Ты что-то хотел, или просто решил поиграть в языковые игры?

— Отец, я могу поговорить с тобой наедине? — стараюсь говорить спокойно, хотя внутри меня всё кипит. Чувствую, как внутри поднимается волна эмоций, готовая вот-вот вырваться наружу.

— Неужели это не может подождать? — его голос становится еще более раздраженным, и я замечаю, как он начинает нетерпеливо постукивать пальцами по столу.

— Нет, не может, — отвечаю, стараясь держать ровный тон. — Пожалуйста, пройдем в кабинет.

Отец вздыхает, его раздражение почти осязаемо, и, извинившись перед Аленой и ее матерью, кивает мне, направляясь к кабинету. Я иду за ним, чувствуя, как напряжение внутри меня нарастает с каждым шагом.

Мы заходим в кабинет. Отец сразу направляется к мини-бару и достает оттуда бутылку вискаря. Потом берет стакан и молча наливает в него янтарную жидкость. Делает небольшой глоток. Усмехаюсь. Мне, конечно же, не предлагает. Но я уже и не удивляюсь.

По его поведению ясно, что отец прекрасно понимает, о чем пойдет речь. И что разговор будет сложным.

— Почему, пап? — стараюсь, чтобы голос звучал ровно, но он срывается и хрипит. — Мама ведь… Только год прошел…

— Все не так просто, сын, — отец делает глоток виски, и я с удивлением замечаю, что его рука дрожит. — Я тебе не рассказывал, но когда твою маму после аварии доставили в больницу, я успел с ней поговорить.

— Что? — моментально прихожу в ярость. — И ты говоришь мне об этом только сейчас?!

— Успокойся, Саш, — тяжело вздыхает отец. — То, что успела сказать мне твоя мама, касается только нас двоих. Но сегодня я готов озвучить тебе ее последние слова.

* Крак-де-Шевалье — крепость госпитальеров, расположенная в Сирии к востоку от ливанского Триполи на вершине утёса высотой 650 метров, неподалеку от дороги, ведущей из Антиохии к Бейруту и Средиземному морю. Крак-де-Шевалье отражал множество нападений, ни разу не был взят силой. Однако в 1271 году, путем военных хитростей удалось захватить неприступное место.

** Пардоне муа, дамы. Бонсуар. Комант але ву?(фр.) — Извините меня, дамы. Добрый вечер. Как поживаете?