Алена
Я в такой дезориентации, что только через секунду понимаю: мама пришла вниз, видимо, чтобы попить воды. В голове тут же всплывает фраза Алекса про «провокационную позу». Он не растерялся, схватил кружку из раковины и потянулся к верхней полке шкафа.
— Ну вот, кружка на месте. Я пойду к себе, — произносит, делая вид, что просто помог мне с посудой.
— Стой, — мама грубо хватает его за запястье, не давая выйти.
— Мам, что ты выдумала? Дай Алексу пройти, — пытаюсь переключить ее внимание на себя.
Ее глаза сужаются до узких щелочек, и я чувствую, как от нее исходит ярость.
— Ты! — голос ее срывается, и я замечаю, как ее буквально трясет от гнева. — Неблагодарная!
— Мама, успокойся, — стараюсь говорить как можно спокойнее, хотя внутри все кипит.
— Успокоиться? — ее голос становится громче, почти истеричным. Она делает шаг вперед, сжимая кулаки. — Ты понимаешь, чем я ради тебя пожертвовала? Столько лет пахала, чтобы ты не знала ни нужды, ни бед, чтобы у тебя все было! — голос дрожит от сдерживаемых эмоций. — Я искала мужчину, который мог бы стать тебе отцом, который бы позаботился о нас, дал нам возможность жить нормально! И что я вижу в ответ?
Я замечаю, как ее глаза сверкают от злости, лицо напрягается.
— Единственное, чего я прошу — это нормальные семейные отношения! Семейные! Что здесь непонятного? Я что, по-китайски говорю? — она тяжело дышит, не сводя с меня взгляда.
У меня между бедер до сих пор пульсирует, сердце стучит в бешеном ритме. Все, чего я хочу, чтобы Алекс закончил то, что начал. Мне плевать сейчас на то, что хочет мама. Я, наверное, и правда неблагодарная, если меня беспокоит в данный момент только одно, что мне не дали кончить. Это ужасное ощущение, я вам скажу. Сердце долбит о ребра, разгоняя жар по всему телу. Соски трутся о футболку, вызывая дискомфорт. Смазка пропитала трусики и, возможно, штаны, неприятно холодя кожу. Низ живота тянет так, что я готова буквально выгнать маму, только чтобы прекратить это. Стою, переминаясь с ноги на ногу, инстинктивно сжимая бедра.
Я впервые в жизни выбираю себя и свои ощущения. Необычно, что сказать. И я злюсь, здорово злюсь, что она опять, в который раз уже, прерывает нас. Да сколько можно!
Мама продолжает кричать, но я не могу больше притворяться послушной и благодарной дочкой. Слишком долго я поступалась своим комфортом, своими желаниями ради нее. И вот оно — тот самый момент, когда я больше не могу так жить.
— Мам, хватит! — мой голос резко прерывает ее тираду, и на этот раз я не отступаю. — Я не собираюсь всю жизнь проживать по твоему сценарию! У меня есть свои желания, свои потребности! И я хочу выбирать, что делать и с кем.
Ее глаза расширяются от удивления, словно она не ожидала, что я когда-либо осмелюсь возразить. Этот момент для меня словно первый настоящий шаг вперед, шаг к тому, чтобы наконец-то высказать все, что накопилось за долгие годы.
— Да как ты смеешь! Не в состоянии держать свое либидо под замком, как какая-то… — ее рука уже заносится для удара, но Алекс мгновенно перехватывает ее запястье, твердо, но без агрессии.
— Вам стоит придержать коней, Вика, если вы не хотите наломать дров, — его голос резкий, давящий.
— Зарвавшийся мальчишка! Вы оба думаете, что тут самые умные? — ее голос дрожит от ярости.
— А ты думаешь, что можешь приказывать? — мои слова звучат как осколки стекла, и я уже не могу сдерживать эмоции. Я больше не собираюсь глотать обиды и молча следовать ее указаниям.
— Ах, вот как ты заговорила… — она внезапно понижает голос, и эта тихая угроза заставляет меня внутренне содрогнуться. Я чувствую, как Алекс мягко, но уверенно задвигает меня за себя, защищая, крепко сжимая мою руку.
— Мне уже не пять лет, чтобы ты могла ультимативно заявить что-то и думать, что я молча подчинюсь. Прекрати за меня решать! Услышь меня, пожалуйста! — мой голос срывается почти на крик. Я знаю, что она не слушает. Лицо уже все сказало — ей все равно.
— Зато мне тридцать восемь, и я лучше тебя знаю, как жить! — слова звучат как финальный удар. — Если не хотите по-хорошему, будет по-плохому. Алена, больше ты сюда не приезжаешь! Сиди в своем общежитии и готовься к спектаклю! Сереже я все объясню сама. — И, обращаясь к Алексу, она добавляет, — И не думай, что сможешь к ней приблизиться, пока меня нет рядом!
— Видеть тебя не могу! — выкрикиваю что есть мочи и выбегаю из кухни.
В мгновение ока взлетаю по ступенькам, заливаясь слезами. Влетаю в свою комнату и с такой силой хлопаю дверью, что она едва не срывается с петель. Падаю на кровать, словно вся энергия ушла с криком. Слезы катятся ручьем, затапливая все вокруг — в них смешаны боль, обида и чувство, что мир несправедлив.
Слышу легкий стук в дверь, почти неслышный. Я стараюсь его игнорировать, но он становится настойчивее. Поднимаюсь с кровати, сердце бешено стучит, а злость нарастает. Вскочив, я подхожу к двери, решительно готовая высказать все, что накопилось.