Бывший 2. Роди мне сына

Глава 12

— Куда ты меня тащишь? — впиваюсь пальцами в стальную руку, удерживающую мой локоть. — И что за цирк ты устроил? Не слишком ли у тебя много «твоих» женщин?..

За негодованием даже не сразу замечаю резкую боль в ноге.

— Пока не жаловался, — отвечает Макрис самодовольно.

— Немедленно отвяжись. Я поеду с ними.

Озираюсь на майора со стажеркой, которые, кажется, потеряли ко мне всяческий интерес. А ещё говорят, что полиция нас бережет. При свете дня похитили.

— Отпусти, — шиплю.

— Заткнись, — рявкает Адриан сквозь зубы.

— Ты можешь хотя бы помедленнее, — жалуюсь, ойкаю. — У меня нога повреждена.

Макрис резко останавливается. Осматривает мой шмыгающий нос, шею, и прогуливается взглядом по красному комбинезону до самых ступней.

— У тебя… что? — недоверчиво уставляется на светло-коричневые угги.

— Нога… Ушиб или растяжение. Не знаю.

— Я тебя сейчас придушу, — хрипит Адриан, подхватывая мою талию одной рукой.

Прикусываю язык.

О том, что в колею попали и в кювет угодили, помалкиваю, конечно. Я ведь не самоубийца, правда?..

Изо рта грека вылетает гневная тирада из греческих, наполовину смешанных с английскими, ругательств.

— Откуда ты узнал, что я здесь? — спрашиваю, когда он открывает для меня пассажирскую дверь и сгружает на сидение.

Вырвав свою руку, гордо усаживаюсь и исподтишка наблюдаю, как он огибает капот автомобиля.

— Откуда ты узнал? — повторяю свой вопрос, осматривая его внимательно.

Прищуриваюсь. Вздрагиваю.

Замечаю россыпь мелких, ещё не затянувшихся шрамов на лбу, лице и шее. Нервно сглатываю скопившуюся слюну во рту и отшатываюсь. В душе паршиво становится. В прошлый раз я встретилась с Адрианом в полумраке своей квартиры, поэтому не увидела настолько важных деталей.

Канаты в груди обрываются, снова тревога накрывает.

Он тоже пострадал… Моя глупость и его зацепила…

Моя чертова глупость всем навредила.

А наш ребенок мог остаться без родного отца. Я бы до конца жизни себя не простила.

Да и так не прощу.

— Как я здесь оказался?.. Спустился, чтобы обсудить один вопрос, а мне сказали, что наша главная звезда-ведущая на каком-то выезде. Ты в своем уме? — озирается он вокруг. Один лес повсюду. — Куда ты поперлась в положении, Вера?

Меня же другое беспокоит.

— Главная ведущая? — округляю глаза. — Серьезно? Ты в своем уме вообще? Лишил меня эфиров и ещё издеваешься?

Адриан вынимает мобильный из кармана.

— Я… что? — на лбу образовывается глубокая складка.

— Ты приказал снять меня с эфира на неделю, — повторяю.

— И зачем мне это, по-твоему?

— Чтобы лишить меня работы, конечно же? — закатываю глаза. — Ты ещё спрашиваешь?

Салон автомобиля наполняется низким раскатистым смехом. Что и требовалось доказать. Смеётся надо мной.

— Ты много на себя берешь, Вера. Я в первую очередь бизнесмен и прекрасно вижу, насколько дорого продал беременность Анатолий. Сделал тебя амбассадором нескольких известных брендов. Признайся, ты ему из врачебного кабинета сразу позвонила? Или он с тобой туда ходил?..

Молча наблюдаю, как Адриан снимает пальто, аккуратно складывает его напополам и небрежным движением отправляет на заднее сиденье. При этом склоняется надо мной так, что его лицо буквально в десяти сантиметрах от моего.

— Я просто ответственная, — говорю дрожа.

— Замечу, что, только когда дело касается микрофона, — напоминает он.

Получив этот тычок в лоб, вздыхаю.

— Канал вкладывает деньги в моё продвижение, логично, что о таких важных изменениях в жизни я незамедлительно сообщаю.

— Как собственник бизнеса, не могу не восхититься, — грубовато отвечает Адриан. — Но предупреди своего непосредственного руководителя, чтобы не спешил заключать контракты на моего сына. Превращать его в обезьяну не позволю. Макрис не будет рекламировать подгузники. Запомни!..

Уставляюсь на него возмущенно.

Неужели он и вправду думал, что я способна на такое?..

— Я и не собиралась. И вообще, почему ты уверен, что будет именно мальчик? — взрываюсь.

— Хочешь… назови это интуицией.

Невозмутимо смотрит в окно. Такой уверенный в себе и сильный, что у меня голова кружится. Задерживаю взгляд на верхней пуговице белоснежной рубашки и отвисаю. Иронично закатываю глаза.

Он не меняется.

Всё такой же самовлюбленный грек! Считает, что вокруг его желаний даже яйцеклетки со сперматозоидами оплодотворяются. Просто, потому что Адриан Константинович так захотел!

— Ну слава богу, это всего лишь мужская интуиция, — взмываю руками и ослабляю замок от комбинезона на шее. — Я думала всё гораздо серьёзнее…

В машине натоплено так, что наконец-то оттаиваю.

Он скептически на меня посматривает.

— И вообще, как ты мог не знать, что меня выгнали со съемки? — вдруг вспоминаю.

Подозрительно на него смотрю. То, что мы уже десять минут общаемся без словесных ударов и взрывов считаю достижением. И низ живота наконец-то отпускает. Больше не ощущаю там тяжелый камень, только легкость.

Расслаблено вытягиваю ноги.

— Тебя выгнали со съёмки?..

— Да. Анатолий Аркадьевич сказал, что это твоё решение.

— Он так сказал? — Адриан злится.

Задумываюсь и потираю лоб.

— Нет, — произношу виновато. — Он что-то говорил про отдел маркетинга.

— Возможно. Я дал задание изучить рейтинги всех сотрудников, чтобы избавиться от тех, кто чувствует себя комфортно в роли балласта.

— Ясно, — удовлетворенно вздыхаю. — Значит, произошло недоразумение.

Телефон на панели звонит, поэтому я отворачиваюсь, успевая заметить женское имя на английском. За окном враз становится пасмурно…

— Да, — отвечает Адриан спокойно.

Мелодичный женский голос интересуется:

— Во сколько ты сегодня…

— После шести.

— Хорошо, поняла. Хлоя останется у Ставридисов. Тогда… может, заберешь Нику из детского сада?..

Прикрываю глаза, переживая очередную остановку сердца. Почему это так больно, а?..

— Заберу. Позвони воспитателю…

Убирает обратно мобильный.

Инстинктивно сложив руки на животе, опускаю голову. Поверить не могу. Это действительно его семья…

— Разве… разве ты когда-нибудь меня любил?.. — спрашиваю выразительно, находясь на грани отчаяния. — Так, как я тебя… Любил?..

Закусываю внутреннюю сторону щеки. Хочется рвать волосы на голове. Рвать. Клоками. Драть. Вспарывать кожу. Всё то угодно, чтобы трансформировать накатывающую боль.

Лишь бы не чувствовать этой зияющей дыры в душе.

— Ты бесчувственный, Адриан!

Мажу взглядом по большим рукам, плотно сжимающим руль.

Тишина в салоне автомобиля раздражает всё моё тело. До кончиков пальцев…

Ненавижу!

— Бесчувственный! — зачем-то повторяю и отворачиваюсь к окну.

Уже практически забываю суть своих претензий, когда раздаётся хриплый, тихий голос:

— А что чувствуешь ты, Вера… вспоминая Умарова?

Еле заметная судорога поражает ноги. Внутри холодеет…

Прикрыв ладонями губы, громко всхлипываю. До крика. Свет от встречных машин рассеивается из-за слёз. Слёз, которые я копила в себе долго, потому что до последнего запрещала себе думать про взрыв…

— Я думаю, что я очень плохая. Самая плохая, — признаюсь, запрокидывая голову к потолку.

Адриан молчит. Не успокаивает, но и не добивает, хотя мог бы.

Спустя несколько минут на мои колени опускается пачка с салфетками.

— Возьми. И хватит рыдать. Ничего уже не вернуть, Вера…

Вытягиваю одну.

— И больше никогда не задавай мне глупые вопросы, — продолжает он.

Мне вдруг до хрипоты хочется освободиться и высказаться. Я действительно постоянно думаю о том, что могу быть виновата в смерти другого человека. Моя душа каждый день словно зарастает диким, колючим плющом, до нутра, до сердцевины скоро будет совсем не добраться.

Адриан отворачивается к своему окну и откашливается.

— Я не делала ничего намеренно, Андрей, — шмыгаю носом и вытираю салфеткой сопли, больше похожие на воду. Тут же пугаюсь, потому что, скорее всего, заболела. — Ты можешь считать меня кем угодно, но я не желала никому смерти…

— Прекрати, — морщится он, заводя двигатель. — Не собираюсь это выслушивать. Я не священник и не отпускаю грехи.

Направляет автомобиль на дорогу.

Откидываюсь на подголовник и прикрываю глаза. Пытаюсь остановить поток слез, но это сделать просто невозможно.

К священнику с моей проблемой не пойдешь, а выговориться мне необходимо. Мы минимум на час только вдвоём. В закрытом пространстве его автомобиля.

И пусть этот мужчина внезапно стал чужим…

Пусть он меня обманывал…

Выслушать меня ему придётся…