Глава 8

— Ну, вот ваши бумаги, Глеб Андреевич. — Юрист отдает мне проект соглашения о расторжении брачного договора.

Я убираю файл в папку. Довольный быстрым исходом дела, поднимаюсь с кресла и протягиваю руку на прощание.

— Спасибо, Лев Александрович, за оперативность и за понимание.

— Да всегда пожалуйста, Глеб Андреевич! Я тебя уже и так заждался, если честно, — улыбается юрист. — Год назад еще ждал, а ты только созрел. Или решил продолжить без этой бумаги? — кивает на папку с документами.

Я, секунду помолчав, все же решаюсь ответить. Лавров — это тот человек, которому можно доверить все и даже больше. Все наши сделки, юридическое сопровождение — все проходит через него. Поэтому этот брачный контракт, что мы заключили с Верой, был для него не тайной.

— Ты прав, Лев Александрович, я немного подвис в этом состоянии, но надо выбираться. Надеюсь, проблем не будет. Еще в ЗАГС нужно заехать, на развод бумажку написать.

— Насчет этого даже не заморачивайся, Глеб Андреевич. Если нужно, могу позвонить, сделают все в лучшем виде при условии, что у вас там не наплодились общие дети…

— Да нет, конечно, ты что такое говоришь?! — мысленно содрогнувшись, с улыбкой отмахиваюсь от мужчины.

— Ну, вот и отлично. Мнение супруги тебя, я так понимаю, не сильно волнует. В суд подать может? — вскидывает бровь Лев Александрович.

Судя по последним высказываниям Веры, я понимаю, что она может подать куда угодно, и просто так мне от нее отделаться не получится. Но вслух лишь уклончиво произношу:

— Я думаю, там будет все сложно.

— Значит, зря ты задерживался, Глеб Андреевич. Видать, девке-то понравилось за твоей благополучной спиной.

— Думаю, да.

— Я тебя понял, — кивает юрист, а сам, уже уткнувшись в записную книгу, начинает там что-то активно искать. — Но ты не расстраивайся. Свободу мы тебе вернем, да и капиталы твои не пострадают.

— Я в тебя верю, Лев Александрович!

Подхватываю папку, в которой, кроме соглашения о расторжении брака, у меня лежит в файле распечатанный результат ДНК и выхожу из кабинета Лаврова. Размашистым шагом направляюсь к выходу. Усаживаюсь в любимый внедорожник, выезжаю с парковки и, оказавшись на основном шоссе, мчусь в сторону Королева. Надеюсь, Вера отреагирует адекватно на наш развод.

Дорога кажется бесконечной. В разрешенных местах я еду на максимальной скорости, но из-за пробок время в пути увеличивается с возрастающей прогрессией.

В голове то и дело вплывает разговор с Надей. Она сильно обижена на меня, и вряд ли ее в этом можно винить. Да еще я с этим тестом ДНК — нахрен бы он мне сдался! — но… не могу перебороть себя. Внутри ерзает гребаный червь сомнения. Я должен сделать все, чтобы начать отношения с Надей с чистого листа и больше никогда не возвращаться к этому вопросу.

Смотрю на экран телефона, и неожиданно в пальцах начинает зудеть желание включить приложение домашнего видеонаблюдения. Мне до жути хочется глянуть, что там делает Надя. Стало ли ей интересно, как я живу, чем дышу? И если да… то девочка попала. Тогда она уже от меня не отвертится, а все ее «фи» будут лукавством.

Тянусь пальцем в экран, когда тот внезапно оживает: на экране появляется фотография Веры. Несколько секунд раздумья, и я принимаю вызов.

— Глеб! — слышу всхлип в трубке.

— Что случилось? — Чувствую, как в груди неприятно печет.

— Глеб, я в растерянности! Не знаю, что делать! Сонечка упала и разбила лоб. Сказали, нужно везти ее к врачу. Глеб! — причитает Вера, часто дыша в трубку.

«Твою … мать!» — раздраженно восклицаю про себя, разумом понимая, что просто так эта женщина меня точно не отпустит: привыкла к тому, что все проблемы решаются за нее. И в этом я виноват сам.

— Ты скорую вызвала? — сухо спрашиваю у нее.

— Да. Они сейчас приедут. Мы с Соней в детском саду. У нее все лицо в крови. Господи, Глеб, это так страшно! У меня все валится из рук! — визгливо произносит Вера.

— Я постараюсь успеть. Если скорая приедет раньше, наберешь. Я подъеду в больницу. — Отключаюсь прежде, чем получаю ответ.

Взглядом скольжу по папке на водительском сиденье. Видимо, сама судьба против того, чтобы Вера сегодня узнала неприятные для нее новости!

Как и думал, в детский сад я не успеваю: скорая забрала Соню раньше. Когда узнаю, в какую больницу ее увезли, направляюсь туда сразу же.

Спустя двадцать минут я уже сижу под дверьми хирургического кабинета, где находятся Вера с Соней.

Вот что я слышу у стойки администратора: малышка неудачно оступилась, ударилась об угол стола и рассекла лоб. Ничего криминального, но мамочка-паникерша, конечно же, из этого подняла переполох. М-да, это очень похоже на Веру, но она мать, ей виднее.

— А вот и дядя Глеб! — Выдергивает меня из размышлений голос Веры, и я резко поворачиваюсь к ней лицом.

Первое, что бросается в глаза — так это кусок лейкопластыря, прикрепленный на половину лба Сони, и ее заплаканные глазки.

— Иди ко мне, моя хорошая!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Девочка, поджав опухшие от слез губки, сперва смотрит на меня обиженно, но все-таки улыбается и тянет ко мне ручки. Я забираю ее у Веры; пока та о чем-то разговаривает с доктором, отхожу на несколько шагов от них.

— Больно тебе, моя хорошая?

Нежно провожу ладонью по мягким волосикам. Малышка обнимает меня за шею, прижимается щекой к щеке. Мычит в ответ. У меня сжимается сердце. Соня и до этого не особо разговорчивая была, сейчас же совсем отказывается хоть что-то говорить.

Медленно шагая по коридору, мы направляемся к выходу. Вера нас догоняет в тот момент, когда мы уже стоим возле лифта.

— Что сказал доктор? Сотрясение есть? — скупо интересуюсь у нее.

— Нет. Говорит, что нет. Но нужно будет следить за ее состоянием, — встревоженно отвечает «жена» в ответ. — Только вот не спросила, когда в садик снова ей можно будет идти?!

— Вер, ты серьезно?! — раздраженно спрашиваю я. — Какой, к черту, садик? Посиди неделю с ребёнком дома! В чем проблема? Или тебе няня нужна?

— Глеб. — Вера смотрит на меня, сузив глаза. — Ты же знаешь, что мне сложно весь день находиться дома. Я так не могу. Мне нужна помощь, — поджимает она губы, — я устаю. Домашняя обстановка мне в тягость. А сейчас еще и с приездом Нади, одни нервы. Теперь еще и Соня на мне повиснет. Я сойду дома с ума, — плаксиво жалуется Вера, чем вызывает во мне досаду.

— Значит, будет няня, — констатирую факт. — Но тащить Соню в детсад не смей, поняла?

Вера покорно опускает глаза и голову, опускает плечи, будто тем самым признает свою неправоту.

— Конечно, Глеб, если ты против, то Соня останется дома, — блеет она.

Злит меня. Бешусь внутри до скрежета в зубах; заорать на нее не позволяю себе лишь только по тому, что к моей щеке жмется ребенок.

Когда спускаемся к машине, пикаю сигналкой. Девушка тут же устремляется на переднее пассажирское сиденье, а я спокойно обхожу машину и, достав из багажника детское кресло, ставлю его на заднее сиденье. Боковым зрением, пока пристегиваю Сонечку, улавливаю движение рук Веры и шелестение бумаги…

Твою мать! Я же так заторопился, что совсем забыл про папку с документами.

Бросаю короткий взгляд на девушку, которая напряженно изучает текст; ее губы сжаты в тонкую линию, на виске бешено пульсирует, а пальцы сжимаются, сминая краешки бумаги. Злится.

Закончив возиться с Соней, я занимаю свое место. Пристегиваюсь. Завожу внедорожник.

— Это нечестно! — цедит сквозь зубы девушка, кидая на меня злой взгляд. — Развод?

Вера поднимает брачный контракт, расторгнутый в одностороннем порядке.

— Да, — сухо бросаю я и трогаюсь с места.

— Но разве так можно? В одностороннем порядке?

— В нашем случае, да. Уже давно пора было, — спокойно отвечаю ей.

— Я тебе не дам развод, Глеб! — визжит она.

— Не ори, Вер. Соню напугаешь, — холодно произношу я, сдерживая ярость.

— Плевать! Пусть привыкает! Ведь ты нас бросаешь! А вдруг мне следующий муж попадется такой же, как нам мать в свое время привела. Алкаш! Скандалов дома не избежать, — продолжает накручивать обороты девушка.

— Твою мать! Закрой свой рот! — В сердцах ударяю ладонью по спинке сиденья, на котором сидит Вера. — Не ори, когда я за рулем!

Она тут же тушуется: закрывает рот и, вжавшись в кресло, начинает лихорадочно перебирать бумаги. Перечитывать.

— Нет… нет… нет! — лихорадочно шепчет одними губами.

А потом вдруг замирает, и мне удается выхватить у нее папку, но в ее пальцах остается один документ, в который она сперва смотрит, не мигая, несколько секунд, а потом жестко сминает в пальцах и переводит на меня взгляд.

— Я тебе не дам развод. Костьми лягу, но развода ты не получишь, Глеб! — цедит она сквозь зубы. — И эта курва мелкая пожалеет о том, что позарилась на мое.

— Вер, прекрати гнать херню! — уже рычу, несмотря на Соню сзади. — От тебя тут, поверь, ничего не зависит. Развод я получу в любом случае, согласна ты или нет! А Надю попробуй только тронь. Даже в сторону не смей ее смотреть! Узнаю, что каким-то образом вредишь ей, будем разговаривать по-другому. Надеюсь, два раза повторять мне не придется.

Я смотрю только на дорогу, но чувствую, как Вера во мне прожигает дыру.

— И если ты переживаешь, что я тебе после развода перестану помогать, то можешь быть спокойна. Ты получишь ту сумму, которая была оговорена в договоре. И плюс пару лет уже от себя я буду помогать Соне и Николаю. Так что деньгами не обижу.

— А как же я, Глеб? Кто посмотрит на меня, разведенку с двумя прицепами?

Я не верил своим ушам! Как мать может своих детей прицепами назвать?!

— Вер, не усугубляй ситуацию. Это ни к чему, я все решил. И Надя здесь ни при чем. Просто, видимо, время подошло, — пробую объясниться я, надеясь, что девушка успокоится.

— Даже поверить не могу, что из-за нее бросаешь меня! — Вера продолжает сжимать в пальцах тест на отцовство. — И все из-за кого? Из-за ребенка, которого она скрывала от тебя? А если бы Надя не приехала? Ты думаешь, она просто так вернулась? Ей же там пинка под задницу дали! Вот она и вылетела оттуда, как пробка ненужная. А ты ее тут подобрать решил! Ты точно уверен, что этот тест не врет?

Вера, не мигая, смотрит на меня.

— Я сделаю вид, что не слышу тебя. Скину все на стресс. Но еще раз прошу по-хорошему — закрой рот. Не пугай своей истерикой Соню. Что ты творишь?

Нам остается ехать уже считанные минуты, и я сейчас боюсь только одного: оставлять Соню с Верой наедине. В груди разливается неподвластная мне тревога. Я не могу забрать малышку у этой ненормальной, но и оставлять в таком состоянии девочку с матерью опасаюсь.

Когда на горизонте маячит двор, я уже знаю, что буду делать.

— Глеб, я тебя прошу, подумай еще раз. Ты же можешь просто помогать Надьке. Зачем меня-то бросать из-за нее? — продолжает свои потуги Вера.

Я паркуюсь на свободное место и выбираюсь первый, предпочитая игнорировать эти выхлопы.

— Не хочешь слышать меня? — истерично верещит девушка с пассажирского сиденья. — Ну хорошо. Я тогда буду ждать тебя здесь! Пока ты не поговоришь со мной, я никуда не пойду.

Я отстегиваю Соню, беру ее на руки. Обхожу машину, открываю дверь со стороны Веры и спокойно говорю:

— Вылезай.

— Нет! — Она складывает руки на груди и зло смотрит на меня.

— Еще раз повторюсь, Вера. Вылезай! — уже рычу.

Сверлю девушку холодным, гневным взглядом. Наши взгляды скрещиваются, и воздух чуть ли не начинает искриться между нами. В нашей перепалке первой сдается Вера.

— Да пошел ты, Глеб! — фыркает она и, выскочив из машины, фурией бросается к подъезду первой.

Я, хлопнув дверью, иду за ней. Она входит подъезд и тут же скрывается внутри, даже не подождав нас. Успеваю поймать за ручку закрывающуюся дверь в последнюю секунду.

— Истеричка, — цежу про себя.

А девочка в моих руках в тот же миг прижимается ко мне всем тельцем, начинает всхлипывать.

— Не бойся, Сонь. Все будет хорошо. Я вас в обиду не дам, — обещаю ей.

Пока поднимаемся в лифте на этаж, я звоню Валентине Ивановне. Это няня, которая мне очень помогла на первых порах, когда я решился взять на себя обязательства за семью Веры. Мне Валентина Ивановна очень импонирует, но насколько она нравится мне, настолько же она не нравится Вере. Зато, вызывая ее, я уверен в том, что с детьми все будет нормально.

* * *

— Я вызвал Валентину Ивановну, — сообщаю Вере, когда оказываюсь на пороге квартиры. — Она согласилась помочь тебе с Соней. Сможешь без ограничений заниматься своими делами. Няня посидит с детьми.

— Как вызвал, так и отсылай. Мне она здесь не нужна.

— Это не обсуждается. Возьми Соню, мне нужно уже ехать, — говорю Вере, передавая ей девочку.

— Что, к своей шалашовке собрался? — капризно спрашивает девушка.

— Прекрати так выражаться в адрес своей сестры! — рявкаю на нее.

— Правда глаза колет? — тут же отражает она. — Но, знаешь, как бы ты не пожалел о своем выборе. Помни об этом.

— Ты мне угрожаешь? Серьезно? — хмыкаю, скрывая раздражение.

— Предупреждаю, Глеб. Предупреждаю. — Глаза Веры зло блестят.

— Не советую тебе идти против меня войной, — угрожающе рычу на нее. — Фиаско тебе обеспечено. Я не герой твоего романа, Вер. И иллюзии ты на мой счет зря строила. Я тебя предупреждал. Я думал, ты девочка умная, дальновидная, а ты?!

— А я обычная обиженная женщина, Глеб, — парирует она.

— Я не буду с тобой препираться. Но советую со мной вести дружеские отношения, иначе… Лишишься всего.

— Тебе пора, Глеб, — цедит Вера сквозь зубы. — И держи Надьку поближе к себе. А то мало ли…

Если бы не Соня у нее на руках, точно бы придушил.


Резко разворачиваюсь и выхожу.


Вот стерва! Угрожать задумала?! И, главное, знает, по чему бить — по самому незащищенному. Хорошо, что Надю забрал. В мою квартиру Вере доступа нет.

* * *

Негромкая музыка все равно давит на уши. Опрокидываю в себя порцию вискаря.

— Ну ты даешь, Глебас… — Дрозд тянет руки к бутылке. — Ты все же решился послать нахер старшую сестричку и подмять под себя-таки младшенькую?

Я, щуря глаза, поднимаю на Дрозда гневный взгляд. Ну, по крайней мере, мне он кажется именно таким.

— Ты выражения выбирай, Кир. Да и вообще, с чего ты так решил? — немного заплетающимся языком спрашиваю я.

— По-моему, выражение под стать ситуации, бро. — Тимоха ударяет меня в плечо кулаком, и я чуть пошатываюсь на стуле.

— А ты вообще помолчи, Тим, — цыкаю на него.

— А я-то что? Хочешь сказать, что еще никак не забыл ту хохму, что ли? — он удивленно выгибает бровь.

— Эта твоя, как ты выражаешься, «хохма» знаешь, к чему привела? — рычу на Тимоху и лезу в карман, достаю оттуда смятый Верой тест на отцовство и с силой вдавливаю его в грудь друга.

— Что это? — спрашивает друг.

Забирает комок бумаги, расправляет его и несколько секунд изучает. Потом поднимает на меня глаза:

— Да ну нахер?! — изумляется Тимоха. — Это правда?

— Дай гляну, чего там? — не выдерживает Дрозд и, нависая над столом, забирает у Тимохи тест.

— Это из-за тебя я не видел рождение дочери! — с досадой ударяю кулаком по столу. — Из-за тебя!

— Охренеть! — выдыхает Дрозд. — Глебас, да ты отец?! Я в шоке! То есть тебе одной мартышки мало показалось, но там хоть дети чужие, надоело — бросил. А эту-то малолетку нахера обрюхатил? Теперь что делать-то будешь? Как выкручиваться? Она же тебя по суду заставит отцовство признать, и алименты ты ей платить будешь! Ты прикинь, какой это гемор?! Ну ты и встрял, бро! Сочувствую, — сокрушено качает головой Кир.

— Ты это серьезно сейчас? — У меня из головы вмиг выветривается алкоголь.

— Ну да! А что ты так удивляешься? У Никитоса… там братана одного, шалашовка, с которой он ночь одну пошоркался, притащила ребенка ему через год. Говорит, твой. Что хочешь, то и делай. Ну, Никитос давай открещиваться, божиться, что первый раз ее видит, а знаешь, что по итогу вышло? — Кир драматично замолкает и смотрит на нас выжидающе.

— Мне лично безразлично, — отвечаю ему, прекрасно понимая, на что намек.

— Давай уже говори, чертов интриган, — одновременно со мной отвечает Тимоха.

— В суд подала на алименты. Никитос послать ее хотел, а хера там. Сделали тест, и он подтвердил, что ребенок его!

— И к чему ты это все ведешь, Кир? — наливаю в бокал еще порцию виски.

Я хочу напиться до отключки и забыться. Сегодня я имею на это полное право. Столько событий произошло за день, что я забит до отказа эмоциями, сжегшими мои внутренние ресурсы. И пацанов позвал, чтобы компанию мне составили и потом домой отвезли: не хотел болтаться в состоянии нестояния по дворам да по подъездам. А вместо этого Кир срет мне в мозг своими никчемными доводами.

— Да к тому, что эта прошаренная девка хочет попользоваться тобой, а ты, добрая душа, пойдешь ей на уступки. Как будто сестры ее мало оказалось. Сама еще решила присосаться, как паразит.

— Заткнись, Кир! — Не выдерживаю и вскакиваю из-за столика. — Не смей так говорить про мать моей дочери, понял?! Не позволю!

— У-у-у-у, бро. Да ты чего?! Никак проникся отцовской любовью? И все это за… — язвит в ответ Дрозд и, для пущей убедительности посмотрев на часы, заканчивает: — … за двадцать четыре часа? Или побольше.

— Ладно. — Выхватываю у него из пальцев смятый листок. — С меня хватит.

— Твою мать, — подрывается Тимоха. — Дрозд, достал! Ты чего неугомонный такой? Или завидуешь?

Кирилл, фыркнув, откидывается на спинку стула.

— Мне что, делать нечего?

— Вот тогда и заткнись! — кидается на него Тимоха. — Глеб, да хорош, ну что ты, этого придурка не знаешь? Он мертвого из могилы поднимет и выведет из себя. У него же талант.

— Ну и пусть катится к черту со своим талантом! — Чуть пошатываясь, размашистым шагом иду в сторону улицы. — Мне нужна компания, Тим. — Бью себя в грудь кулаком.

Мы молча стоим несколько минут. Друг затягивается сигаретой и произносит:

— Давай вернемся, Глеб? Кирюха уже по-любому пожалел о том, что сказал. Уверен в этом. Мы просто немного шокированы. Ты ж у нас самый младший, переживаем за тебя все, как за родного.

Тимохе удается меня убедить вернуться. Кир больше ничего не говорит. Он молча запивает стаканом вискаря мою новость, как горькую пилюлю.

Мы, правда, за вечер с ним пару раз еще цепляемся. Но после второй бутылки моя память, решительно попрощавшись с разумом, захлопывает дверь в голове, и с того момента я мало чего вообще могу вспомнить. Только отрывки. Только отдельные слова, и то, кем они были сказаны, не помню.

Так и заканчивается мой день в полном беспамятстве.

Загрузка...